Текст книги "Второстепенный: Плата (СИ)"

Автор книги: Ирина Нельсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц)

– И вам тоже добрых снов. Надейтесь, – великодушно разрешила Валенсия и закрыла дверь.

Утром Корион обнаружил в доме только Вадима, с сонным видом моющего на кухне чашки из-под чая. Валенсия ушла, не попрощавшись.

*   *   *

Это оказалось невероятно сладко и невероятно сложно – встречаться с Корионом в своём натуральном виде. Мы с Аем выдумывали дикие комбинации, чтобы не вызвать вопроса “Почему брат и сестра никогда не появляются в комнате одновременно?” За четыре встречи я освоила навык практически мгновенного перевоплощения и переодевания, а Ай научился не только хлопать дверьми и топать, но даже говорить пару фраз моим голосом. Но так продолжаться до бесконечности не могло.

Корион с каждым днём становился всё настойчивее в желании оставить Валенсию под своей крышей. От применения приворотов и чар его останавливало только веское “нет” от истинного целителя, подкреплённое тяжёлым предупреждающим взглядом. А уговорить Вадима профессор пытался не единожды. Почему-то приворожить понравившуюся человеческую девушку за её спиной и без согласия он считал приемлемым, но вот получить согласие на это действие её эльтского родича, пусть и несовершеннолетнего, ему было принципиально. Родич категорически не согласился. Как ни странно, профессору этого оказалось достаточно, чтобы не пытаться. В этом была какая-то своя, извращённая честь.

Но Корион Хов не был бы Корионом Ховом, если бы не нашёл приемлемое решение. В чём-то банальное, в чём-то гениальное. Простое, как три копейки. Немножечко обидное. Но очень приятное.

Да. На четвёртой встрече профессор начал меня абсолютно не магически и бессовестно соблазнять с опытом столетнего и пылом тридцатилетнего мужчины. Убийственное сочетание.

Для начала он подчеркнул свой природный запах. Именно подчеркнул, а не облился духами! Причём сочетание трав и каких-то масел тестировал на Вадиме, логично предположив, что раз эльтёныш тащится от ароматов, то для его человеческой, менее чувствительной сестры нужно пахнуть чуточку сильнее. Зашло. При встрече я, как те девчонки из рекламы мужского дезодоранта, с трудом переборола желание уткнуться в меховой воротник его пальто. Он дал мне себя обнюхать, убедился, что всё отлично, и пошёл на приступ.

Когда я во время прогулки по городу задержала взгляд на витрине с булочками, он тут же завёл меня в кафе. В кафе он рассказывал о городе таким голосом, что заслушались все, кто там оказался. Что говорилось – я потом толком так и не вспомнила, но вот как – отозвалось в теле сладкими мурашками. Он бросал на меня такие взгляды, что коленки подкашивались. И даже понимание его действий ничуть не спасало. Когда мой взгляд сам собой начал сползать на его губы, он хищно улыбнулся и сделал контрольный выстрел: взял меня за руку.

Ну взял и взял, да? Меня многие мужчины брали за руку, и ничего. Ха! Они просто не умели этого делать. Они не знали, как выбрать момент, как мазнуть по ладони кончиками ногтей, как опустить свои пальцы на запястье и положить руку так, чтобы искры ощущений рассыпались по всему телу сладким томлением. Я понятия не имела, что у меня настолько чувствительная кожа!

Звякнул колокольчик. В лицо плеснул холодный воздух, немного придержав гормональную бурю.

– Кого я вижу! – проскрипела древняя, словно сама земля, старуха, встряхнула седыми остатками былой роскоши, скинув шапку, и поковыляла в нашу сторону. – А я уж думала, что внуки обознались. Какой эльт в нашем захолустье? А это Корион Хов всё-таки соизволил выйти в люди!

Она остановилась прямо перед нашим столиком. Складки и морщины на её лице собрались в улыбку. Мелькнули красивые керамические зубы. Мутные карие глаза устремили взор на профессора. И вообще бабуля повела себя так, словно меня здесь не было.

В чёрных глазах словно захлопнулись двери. Корион повернул голову странным, каким-то не вполне человеческим движением и неохотно кивнул – будто кукловод дёрнул за нитку. Моей руки он не выпустил.

– Здравствуй, Роза, – ровно сказал он и щелчком пальцев выдвинул из-за стола стул. – Время тебя не пощадило.

– Мог бы хоть для приличия сказать комплимент, хотя бы об улыбке, – Роза с облегчением устроилась на стуле, вытянула толстые ноги и небрежно кивнула на меня. – Решил скрасить вечерок?

Корион медленно поднял мою руку и поцеловал запястье, на мгновение опалив взглядом.

– Это Валенсия. Моя будущая жена. Валенсия, это Роза. Моя племянница.

Племянница?!

– Жена?! – Роза заморгала, посмотрела на меня внимательнее. – Она же человек. Решил начать семейную жизнь с пробника?

У меня возникло острое желание выдрать старухе остатки кос. В руку сам собой лёг столовый нож. Во рту разлился приятный яблочный вкус.

– А не заткнуться ли вам, миссис? – едва сдерживаясь от того, чтобы не вспороть дряхлое горло прямо здесь и сейчас, вкрадчиво спросила я.

– Придержи язык, Роза! – рявкнул Корион. – Куда только смотрит Ричард?!

Роза треснула по столу так, что ложки подпрыгнули. В мутных глазах показались слёзы.

– Опомнился! Брата вот уже три года как похоронили! – воскликнула она. – А он до последнего тебя ждал!

Новость о смерти племянника не произвела на Хова никакого впечатления.

– Что бы ты ни думала, Роза, лекарства от старости эльты не придумали. Вы и так теперь живете в три раза дольше, чем до Великого Паритета, – хладнокровно отрезал он. – Уходи. Ты мешаешь, – и развернулся ко мне.

– Я-то уйду, – зловеще протянула Роза. – Я-то уйду. И твоя невестушка тоже уйдёт. А ты останешься.

Я с размаху вонзила нож в стол, ровнёхонько между артритных пальцев. Старуха шарахнулась, чуть не упала и неловко забарахталась на стуле в попытке удержать равновесие.

– Говорите за себя, миссис, – радостной акулой улыбнулась я и облизнула сладкие губы. – А я обойдусь без советчиков.

– Чокнутая!

Наверное, так быстро Роза бегала только во времена своей молодости.

Корион потянулся и с едва заметным усилием выдернул нож, оценил глубину зазубрины, прежде чем её устранить, уважительно хмыкнул. Я сидела, смотрела на него и чувствовала, как медленно, вместе с яблочным привкусом, отступает волна гнева. В голове было пусто до звона. А Корион уже приступил к новому пирожному.

Нужно было срочно что-то сказать. Ступор после такой вспышки насторожил бы любого. Даже эльта.

– Вы не удивлены, – кое-как собравшись с мыслями, сказала я.

– Однажды ваш брат приставил мне осколок стекла к горлу, чтобы добиться своего. Так что я что-то такое подозревал и о вас, – спокойно ответил Хов. – Вам два кубика сахара или один?

Обожаю этого мужчину. Даже несмотря на то, что он расист.

– Два. У вас с родственниками… странные отношения, – заметила я осторожно.

Корион чуть поморщился и отложил ложечку, посмотрел на меня странно, словно бы прикидывая, как соврать получше.

– Вы удовлетворитесь фактом врождённой мизантропии, или же мне рассказать вам душераздирающую историю о своём трудном детстве, перед которой блекнет даже судьба Джеймса Берка?

Я понятия не имела, кто такой Джеймс Берк. Но если свести вместе всё, что удалось узнать о профессоре, то можно было сделать вывод, что это некий аналог Оливера Твиста.

– О, я верю, вы своей историей вышибли бы слёзы и из статуи, – хмыкнула я. – Но здесь нет Вадима, и мне никто не поможет снять лапшу с ушей. Это ему вы не соврёте, а мне – запросто. Я ведь человек, а вы людей не любите.

Корион вздохнул, устремил взгляд в окно и с усилием вытолкнул ответ:

– Ладно. Это в любом случае вас уже коснулось. В моих отношениях с человеческой роднёй замешана не только моя неприязнь к вашему народу. Когда я вышел из Альвараха, мы с Розой и Ричардом выглядели ровесниками, а сейчас… сами увидели. Люди… они мало того, что скоротечны, так ещё и завистливы. И не врите, что не думали об этом. Вадиму двадцать семь, вам тоже. Судя по всему, вы двойняшки. Но вы уже взрослая женщина, а Вадим станет взрослым только через двадцать лет. Конечно, он позаботится о вашем здоровье и внешности, но он не сможет продлить вам жизнь на эльтский срок. Он всегда будет моложе, сильнее, здоровее…

В памяти мелькнули седые, коротко стриженные волосы ещё, в общем-то, не старой женщины, безумный взгляд. «Они могут сколько угодно говорить красивые слова… Мы для них – бабочки-однодневки… Выкинет, выкинет, попомни моё слово! Вот родишь – и сразу выкинет, даже на дитя своё не посмотришь!» И в горле встал горький комок.

Я представляю ценность для Кориона только как сестра истинного целителя. Он меня в жёны-то зазывает только из уважения к эльту Вадиму. В моём женском теле нет ни грана тех возможностей, которые даны мужскому. Если я окончательно стану собой, у меня не будет удлинённой молодости и абсолютного здоровья, только то, что даст местная медицина. Вадим Волхов, эльт и целитель, исчезнет, а вместе с ним – и доброе отношение Кориона Хова. Приворот, ребёнок с нужными генами – и прощай, любовь!

– Тогда я не вижу смысла продолжать эти шутки, Корион, – вздохнула я. – Вы ведь на самом деле не видите меня своей женой. Будьте честны. Вы просто хотите от меня ребёнка-эльта. С кровью истинного целителя.

– Нет! Не только! Это не шутки, Валенсия, – Корион потянулся через стол, схватил меня за руки. В чёрных глазах вспыхнуло что-то древнее, жуткое, как у языческого идола. – Да, это звучит странно от такого мизантропа как я. Но вы забываете, что моя мать тоже была человеком. Как бы я ни относился к людям в целом, для меня всегда возможно исключение. А возраст… Мне почти сто пятьдесят, полжизни я уже прожил. Осталось как раз на вашу жизнь.

Как изящно и легко он округлил сто тридцать с хвостиком до ста пятидесяти!

Он поцеловал мои пальцы, мягко и неспешно, не отрывая жаждущего взгляда. И в его чёрных глазах кружилась бездна. Моё сердце, глупое сердце от этих речей и поцелуев забилось так радостно, что от волны тепла и желания повело голову. «Я согласна! На всё согласна! – завопила каждая клеточка. – Подари мне гребень, сделай своей!»

Стоп! Гребень! Он ведь о нём и словом ни обмолвился!

Я тряхнула головой.

– Вы думаете, я – та женщина, которую вы ищете?

Корион на мгновение замер, прикрыл глаза. Всего секунда, всего короткий миг, но я смотрела внимательно. Он заколебался. Он не думал. Он не хотел дарить гребень мне.

– Я не знаю, – последовал ответ после короткой паузы.

– А вы хотите, чтобы я была ею?

– Мне сказали, что я полюблю её. Полюблю человека. Для нас любовь начинается с притяжения к личности, к разуму, желания тела приходят потом, зачастую они и вовсе не имеют к любви никакого отношения, – признался Корион. – Но к вам я чувствую что-то иное, странную, неодолимую тягу сделать вас своей. Это не привычная мне любовь, но оно есть. Мне нужно понять, что это, перед тем, как подарить вам гребень.

Что ж, это было честно.

Побыстрее бы он разобрался в своих странных чувствах. Бесконечно изображать из себя брата и сестру я не смогу.

Глава 6. Проблемы медиума

На широком белом листе ватмана полукругом расположились буквы алфавита. Под ними в правом и левом углу чернели слова «да» и «нет». Закусив от усердия кончик языка, я аккуратно обвела чёрной тушью последнюю букву и нашла едва заметную точку от циркуля. Бумага с тихим вкусным звуком приняла в себя стержень со стрелкой. Я закрепила его с обратной стороны и легонько подула на стрелку. Та свободно закрутилась вдоль алфавитного циферблата.

– Как я могу быть уверен, что ответы действительно даёт дух, а не ваши игры с телекинезом или ветер? – недоверчиво глядя на импровизированную спиритическую доску, спросил профессор.

– Вы можете спросить то, что знаете только вы и вызываемый, сэр! – лучезарно улыбнулась я.

– Как я могу быть уверен, что это не догадка? – пробурчал профессор Хов и покрепче закрыл окна, чтобы к столу не просочилось ни единого дуновения ветра.

Эрида возложила руки на подлокотники кресла, отчего широкие резные рукава её плотного белого платья стали похожи на крылья, закинула ногу на ногу, дав на мгновение всем полюбоваться кружевом её чулок, закатила густо подведённые сурьмой глаза. Лорд Бэрбоу и лорд Эсквилл уставились на её стройные, обутые в высокие сапоги ножки. И если у дедушки вид был больше вожделеющим, то красавец Ирвин любовался подругой мечтательно и немного грустно, точно меланхоличный эстет – античной статуей.

– Корион, ты невыносим! Сам попросил, а теперь сам же и сомневаешься! – с придыханием воскликнула Эрида и метнула на меня взгляд.

Я сделала вид, что Вадим Волхов слепец и вообще асексуал. Корион тяжело вздохнул и опустил тяжёлые шторы. Наступивший полумрак разогнал лорд Эсквилл – он лёгкими щипками пальцев зажёг свечи на столе. Живые огоньки осветили гостиную, бросили неверные тени в углы и щели. Под вычурными подсвечниками жалкая самоделка на ватманском листе сразу стала выглядеть гораздо внушительнее.

Профессор её не слушал.

– Почему не пришла Валенсия? – спросил он, глядя на меня.

– Потому что, – буркнула я, не желая врать. – Сами догадайтесь. Так, рассаживаемся!

Эрида пересела из кресла на стул. Да, прямо по правую руку от меня. Лорд Бэрбоу подвинулся, пропустив Кориона к его месту. Стол был круглым, все уместились легко. Я подвинула спиритическую доску в центр, почти прямо под подсвечники, чтобы все видели стрелку, и положила перед собой фотографию непримечательного человека. Сегодня мы вызывали Уильяма Уоррена, одного из тех немногих главарей Сопротивления, кого удалось убить при последней облаве.

– И что теперь? – без интереса спросил Ирвин.

– Снимайте длани, – я протянула руки. – Нужно взять друг друга за руки. Так создастся ручей жизненной силы для духа, чтобы он двигал стрелку.

Эльты послушались. Из черноты соткался Ай. Непривычно сосредоточенный и серьёзный, он шагнул мне за спину и положил руки на плечи. У него сегодня была очень ответственная роль. Я глубоко вздохнула, вперилась взглядом в фото и сказала внушительным голосом:

– Дух Уильяма Уоррена, я вызываю тебя!

Хотя очень хотелось пропеть стандартное: «Пушкин, приди!» – и посмотреть на результат. Здешний Александр Сергеевич, наверное, очень рад, что настоящих друидов и волхвов к моменту его кончины уже не осталось. А он, кстати, здесь тоже погиб на дуэли с Дантесом, с той разницей, что пуля француза разнесла ему сердце.

– Дух Уильяма Уоррена, я вызываю тебя! Ты здесь?

Тишина. Примерно так же по-дурацки я чувствовала себя в последний раз на спиритическом сеансе в летнем лагере. Правда, тянуть на русском «Пушкин, приди!» было куда как проще.

– Дух Уильяма Уоррена, я вызываю тебя! Ты здесь? – сказала я в третий раз и для верности зажмурилась.

Эрида погладила меня пальцем по запястью, пустив мурашки.

– Мистер Волхов, вы уверены, что всё делаете правильно? – поинтересовался лорд Бэрбоу, когда тишина стала совсем давящей.

– Давай я за него отвечу, а? – зашептал Ай мне на ухо. – Они же всё равно не узнают.

– Тихо! Не мешайте! В последний раз я вызывал духа лет пятнадцать назад. Мне нужно настроиться, – шикнула я на особо разговорчивых. – Дух Уильяма Уоррена, я вызываю тебя! Ты здесь?

От усилия даже голова поплыла. Раздался тихий писк приборов из потерянной реальности. Ей-богу, такой зов уже притянул бы Пушкина даже оттуда! А Уоррен кочевряжился!

– Точно Уильяма Уоррена надо? – уточнил хриплый голос. – Не Пушкина?

– Да, мать вашу! Мне надо Уильяма Уоррена! – рявкнула я и осеклась, сообразив, что лорд Ирвин больше не сипит.

Осторожно приоткрыв глаза, обнаружила, что эльты как-то странно на меня смотрят, а над моей импровизированной доской, прямо над стрелкой, парит нечто неопределённое и полупрозрачное. Вызванный дух походил на клочок тумана, в котором кое-как угадывались черты лица, спокойные и безразличные. Мне, больше привыкшей к цветным и едва прозрачным родичам и Аю, такая картина показалась диковатой. Впрочем, чем дольше я на него смотрела, тем всё чётче становился дух: появились брови, очертания причёски…

– Мистер Волхов, вы что-то видите? – насторожённо спросил лорд Бэрбоу, и его голос донёсся до меня как из гулкого колодца – невнятным эхом.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– Уильям Уоррен, это ты? – уточнила я. На своё прижизненное изображение дух походил весьма отдаленно.

– Я-я… – голос, в отличие от вида, у Уоррена был весьма живым и чётким. – Даже с того света достали, гады!

– Привет, Уилли. Ответь на парочку вопросов и вали на все четыре стороны, – сказал Ай.

– Ник? Они что, и тебя припахали?! – возмутился Уоррен. – Какого чёрта ты с ними?

Сидящая рядом со мной Эрида повела плечами.

– Вам не кажется, что стало как-то прохладно?

Эти слова я разобрала ещё хуже, чем вопрос лорда Бэрбоу. Эхо усилилось, откуда-то взялся странный гул, тихо, словно бы с улицы донёсся знакомый писк аппаратов жизнеобеспечения. Из полумрака гостиной выступил Кайракан, подмигнул мне и, обернувшись вороном, клюнул крупную ягоду малины, что полезла из-под фортепьяно.

– Отвечай уже по-хорошему, а то мой хозяин и заставить может, – по-дружески посоветовал Ай. – Стрелочку видишь? Силы чуешь? Вот и крути её.

Из Уоррена вытянулось дымчатое щупальце и коснулось стрелки. Та бодро описала полукруг и остановилась на «Да».

Взгляды эльтов прикипели к ней. Раздались перешёптывания, совершенно неразборчивые в том эхе и гудении, что окружали меня. Я с трудом разлепила отчего-то непослушные губы.

– Тихо! Задавайте вопросы по одному.

– Как звали твою самую младшую дочь? – наконец спросил Хов.

– А не пошел бы ты на… – окрысился дух и потянулся к стрелке.

– Отвечай и не выпендривайся, придурок! – рявкнул Ай. – Хочешь на всю вечность застрять здесь?

Уоррен фыркнул. Стрелка закружилась вдоль букв, складываясь в имя «Тереза Шарлотта».

– Этого ни Волхов, ни Ай не знали. Она незаконнорождённая. Уоррен её от всех прятал, – заключил профессор с удовлетворением. – Отлично. Уоррен, ты знаешь, кто из эльтов работает на Сопротивление?

– На Сопротивление работает эльт? – искренне изумился Уоррен. – Серьёзно?

«Нет», – ответила стрелка.

– Он врёт? – с надеждой спросила Эрида у меня.

Я мотнула головой в отрицании и с трудом удержалась на стуле – так сильно меня повело. Тело как никогда ощущалось чужим и слушалось невероятно тяжело.

– Кто дал Сопротивлению секретную информацию о Циклогенераторе?

– Нет, Ник, ты видишь, а? Видишь? Они хотят, чтоб я всех сдал! Да я никогда не был стукачом! И не буду! – завопил Уоррен и заметался, пытаясь вырваться из круга. Ай, потеряв терпение, перегнулся через меня, схватил его за дымчатые патлы и стал немилосердно трясти.

В комнате поднялся холодный ветер. Стрелка на спиритической доске бешено закрутилась. Раздался негодующий стук: раз-другой-третий, затем фортепьяно издало невероятно жуткую какофонию звуков… Кажется, эльты спрашивали, что это значит, но у меня язык не поворачивался сказать, что это Ай возит Уоррена мордой об клавиши, а тот вопит какие-то сленговые маты.

– Ладно-ладно, я скажу, я всё скажу! – заверещал призрак, когда Ай распахнул клыкастую пасть и примерился откусить самый длинный дымчатый кусочек.

Стрелка закрутилась, посыпались имена, места, пароли и всё на свете. Корион схватился за карандаш, записывая информацию прямо на уголке ватмана. На несколько вопросов ответил сам Ай. В какой-то момент к допросу подключились остальные эльты и возликовали, выпытав из двух сопротивленцев очередное имя. Я следила за этим словно издалека. Две наложенные друг на друга реальности смазывались, слова сливались в неразборчивый шум, суть разговора ускользала, словно вода сквозь пальцы. А пальцы всё холодели и холодели…

Чёрные рожки Ая в копне спутанных медных волос вдруг оказались очень близко.

– Всё, закругляемся! Вали, Уилли, и больше не греши! – заглянув мне в глаза, скомандовал келпи и отпустил духа. – Детка, ты как? Детка-а...

Стол со свечами и эльтами уплыл куда-то вниз, мелькнул деревянный потолок. Ни рывка Эриды за руку, ни тепла ладоней лорда Ирвина на затылке я не почувствовала – просто поняла, что мне не дали грохнуться на пол и вовремя подхватили.

Сеанс сразу остановился. От окон раздалось шуршание металлических крючков, которыми удерживались шторы. В глаза ударил свет. Я хотела зажмуриться, но только вяло моргнула.

– Мистер Волхов! – лорд Ирвин щёлкнул пальцами перед моим лицом. – Вы слышите меня?

Хотела сказать, что слышу, но язык не послушался. Мышцы налились свинцовой тяжестью, внутри тела заворочались странные ощущения – словно сознание вдруг начало воспринимать работу каждого органа, сокращение каждой камеры сердца. Сердце билось непривычно тяжело, больно, в движении чудилось что-то лишнее, словно бы кроме привычных сосудов от него шло что-то ещё. «Дышать, нужно дышать!» – вспомнила я и вдруг поняла, что самое обычное рефлекторное движение рёбер – весьма нелёгкий процесс, который требовал предельной сосредоточенности.

– Магическое истощение?

– Очень похоже на то. Он весь ледяной.

Эльты действовали чётко, слаженно, без ненужной суеты и вопросов. Ирвин перенёс мою безвольную тушку на диван, Эрида помогла устроить её на коленях у Кориона, расстегнула ворот и ремень, придержала мои руки, которые упорно соскальзывали с широкой спины алхимика. Корион подхватил меня под плечи, выдохнул, и по жилам растёкся знакомый ласковый жар со свежими нотками ночи и пряных трав, расцветился перед глазами бордовым с золотистой искрой на вдохе. Голову снова повело – на этот раз от яркого сложного удовольствия.

Малина подёрнулась рябью. Далёкий писк аппаратов жизнеобеспечения вдруг стал чётче, приблизился, стал сложнее, добавились дополнительные нотки, и Ай всполошился:

– Кыш! Кыш отсюда!

– Ции-ции-ции!

Небольшая серая птичка запищала быстрее, громче, ловко увернулась от рук келпи и спряталась в кустах малины. Её свист отдалился, стал медленнее, превратился в знакомый звук. Боги, всё это время я слышала не кардиограф! Меня преследовала потусторонняя птица! Это был вовсе не дом!

Мир растворился бы в слезах, но тело плавилось от гуляющей в жилах магии, от мягких черных волос под щекой и осторожных объятий. Я была не одна.

– Вадим, тебе больно? – Эрида наклонилась над плечом Кориона, беспокойно всматриваясь в меня, смахнула с моих щёк влагу. – Потерпи ещё чуть-чуть, сейчас станет легче.

Я вздохнула – боль и странное ощущение рядом с сердцем затихли, дышать стало легче, ушла тяжесть.

– Нет, мне хорошо.

Я завозилась, покрепче обняла профессора и отвернулась от Эриды. В нос ткнулся изгиб белой шеи, соблазнительный настолько, что побороть искушение оказалось невозможно. Профессор едва заметно вздрогнул, когда ощутил мои губы на своей коже. Сердце замерло на секунду, а потом бешено заколотилось в испуге. В лицо плеснул жар, и вовсе не магический. Плечи непроизвольно закаменели. Боги, у меня совсем крыша потекла! Я же сейчас мальчишка! Я отвернулась от соблазнительной шеи, но юношеский организм уже отреагировал самым предательским образом.

– Оставьте нас, – упал голос профессора на мою голову.

И что-то такое было в этом тоне, что ни Эрида, ни лорд Бэрбоу, ни тем более Ирвин спорить не стали и просто молча подчинились, аккуратно прикрыв за собой дверь. Профессор вздохнул, убрал руки с моей спины. Наслаждение сразу же схлынуло, перестало туманить голову. Я медленно отстранилась, глядя куда угодно, но только не в чёрные глаза.

– Волхов, я понимаю, в данный момент вы не в себе, к тому же переживаете проблемы пубертата, но у вас для этого есть невеста, во-первых. Во-вторых, я почти женат на вашей сестре и потом вам будет очень неудобно перед ней. В-третьих, я не любитель юных мальчиков и мужчин в целом, – очень-очень спокойно сказал профессор. Примерно с таким же спокойствием он, наверное, в войну головы людям сворачивал.

Глупее ситуации не придумать. Провалиться бы мне в Аид на этом самом месте вот прямо сейчас!

– Простите, сэр. Я… Я всё понял. Этого больше не повторится, – пробормотала я, пытаясь встать.

Надо уйти, спрятаться подальше, забиться в какую-нибудь щель и тихо помереть там со стыда…

– Сидеть.

От строгого безапелляционного тона и без того трясущиеся коленки подломились. Я осела обратно на диван, только и успев что отодвинуться подальше. Профессор снова вздохнул, встал и заложил руки за спину, навис надо мной суровым ангелом возмездия. Под пронзительным взглядом голова сама собой склонилась к земле, и не было никаких сил её поднять.

Кажется, Валька, сейчас тебе всё-таки выскажут насчёт пестиков и тычинок...

*   *   *

Корион посмотрел на сжатые до белых костяшек пальцы, вцепившиеся в край зелёной футболки, на опущенную златокудрую голову, лихорадочные розовые пятна на побледневшей коже и придержал стандартные злые фразы. Мальчишка и без того сгорал со стыда, не в силах посмотреть в глаза. И этим кардинально отличался от всех тех подростков, которые обычно просили профессора помочь в освоении любовного искусства.

Звоночки со стороны мальчишки звенели уже не раз. Корион не был слеп, но до последнего полагал, что Волхов из-за своей психологической зрелости не пожелал вплетать подобный аспект жизни в их отношения и просто предпочёл подождать с выбором. Остановиться, например, на Эриде и разыграть красивую комбинацию с побегом и отказами, чтобы в эпатажной красотке проснулся хищник и бросился за ускользающей добычей. Таланта, наглости и мозгов Волхову на такую манипуляцию хватало. Но нет.

Дело было гораздо серьёзнее и сложнее. И обычная отповедь, отточенная годами повторений, здесь не помогла бы.

– Мистер Волхов… Вадим…

– Я знаю, что вы хотите мне сказать, – перебил его Вадим и, наконец, нашёл в себе силы взглянуть прямо. Зелёные глаза болезненно, лихорадочно блестели. – Это пройдёт. Это всё гормоны, бессмысленная химическая реакция. Однажды я переключусь на кого-то другого, встречу девушку, и тогда всё будет по-настоящему и как надо. А то, что сейчас – фигня. Надо просто это пережить. Я всё понимаю, сэр, правда. Я просто… не сдержался. Этого больше не повторится.

Красивые, правильные слова. Если бы мальчишка ещё сам верил в них, а не сидел, задыхаясь и едва сдерживая истерику, до смерти боясь, что его сейчас вышвырнут от греха подальше. Неужели Корион давал повод о себе так думать? С чего вообще вдруг такой страх? «Мы люди на треть, а он – наполовину», – напомнил себе алхимик.

Вадим побледнел ещё сильнее, накренился на левую сторону, мимолетно погладил грудь. Корион забеспокоился.

– Вадим, у тебя что-то с сердцем? Колет? Давит?

Вадим выпрямился и мотнул головой.

– Нет, ничего. Прошло уже. Вы… Вы простите меня?

Корион мученически возвёл взгляд к потолку и сел рядом. Вадим сразу забился в угол дивана, поджал ноги, обхватил коленки, уставился пристально – точь-в-точь насторожённый зверёк.

– Всеблагие силы, ребёнок, за что мне тебя прощать, если твой интерес был закономерен? В тебе кипит твоя природа, ты осознаёшь свои желания, а из близких мужчин оказался только я. Потом в Фогруфе обязательно найдётся кто-нибудь ещё, кто и тебе понравится и будет не против твоего интереса. Как только это случится, тяга ко мне станет гораздо терпимее. Да, я не смогу ответить тебе так, как ты этого хочешь. Но это не значит, что отныне я буду шарахаться от тебя в ужасе. Ты мне практически как младший родич, я не против построить с тобой братство. Напоминаю, наши семьи могут насчитывать десяток эльтов, и весь этот десяток может быть связан самыми разными отношениями.

Глаза у Вадима стали круглыми, рот приоткрылся. Хватка его рук ослабела, и коленки разъехались в стороны.

– А зачем тогда брак?!

– Главным образом для обозначения родных отца и матери ребёнка. Поверь, всем глубоко безразлично, что происходит за закрытыми дверями, если у бруидена есть глава, – сказал Корион и, подумав, добавил: – Я поговорю с Эридой насчет её перехода в Гвалчгвин. Всё-таки ты её жених, а она моя любовница... Правда, с магической совместимостью у нас с ней плохо. Рожать для меня детей придётся только Валенсии. Или наймём кого-нибудь, если она не сможет. Ты же проследишь, чтобы наследственность была хорошая?

Вадим и без того был ошарашен донельзя, а после последних слов он и вовсе вцепился в многочисленные фенечки на запястьях и впал в долгое молчание, больше напоминающее прострацию. Корион запоздало подумал, что Валенсия на такое не согласится. Да и самого Вадима, судя по реакции, предложение повергло в шок. Не стоило все-таки вываливать на носителя другой культуры всё сразу.

– Вадим? Ты успокоился? Мне можно продолжать слияние? – Корион аккуратно прикоснулся к его плечу, напомнив о себе. – Если станет совсем тяжело, можешь целовать мне шею.

Ещё тридцать секунд молчания. Вадим смотрел так, словно только что разглядел в Корионе эльта.

– Так вот ты какой, северный олень, – наконец глубокомысленно изрёк он. – Полигамия. Да… Об этом я как-то не подумал, – нахмурился и добавил после ещё одной, на этот раз маленькой, паузы: – Я даже не знаю, как реагировать. Мне очень хочется вас сглазить чем-нибудь или хотя бы треснуть. Но вроде как не за что. Эльтам ревность не известна?

– Я знаю, что это такое, – признался Корион, подтащив Вадима поближе, и положил ладони ему на лопатки. – Из человеческих книг. Друг к другу эльты не ревнуют. Мы же все когда-то были единым целым.

– А вот Валенсия очень даже ревнует, – сказал Вадим, ещё более смурной. – Я даже знаю, что она вам скажет: «Эрида будет для тела, Вадим для магии, а я для души?! Можете сколько угодно говорить, что вы эльты, но это типичная мужская позиция!»

– Но я ведь ни Эриду, ни тебя не ограничиваю. А Валенсия… Зачем ей знать такие детали?

Мальчишка за сестру обиделся.

– Нет, я вас сейчас всё-таки тресну, сэр.

Но вместо этого дотянулся до спины и положил голову на плечо с тяжёлым вздохом.

– А если я не хочу быть с Эридой? Если не хочу вас ни с кем делить? Даже с Валей? – глухо пробормотал он куда-то в подмышку. – И смотреть больше ни на кого не хочу?

Корион прикрыл глаза, отсекая всколыхнувшиеся эмоции. Дело оказалось ещё хуже, чем он думал.

– Вадим, людская кровь, конечно, наложила свой отпечаток, но и человечество не отличается лебединой верностью, – Корион осторожно прикоснулся к ауре мальчишки, и та приветливо распахнулась, потянулась навстречу солнечным океаном и щекотными искрами. – Все людские призывы к одной любви на всю жизнь есть не что иное, как результат венерических заболеваний. У приматов больше распространена последовательная моногамия.

Вадим пьяно захихикал, расслабился. Его руки потеплели.

– Это вы так цинично и завулир… завувалир… за-ву-а-ли-ро-ван-но, – по слогам выговорил он, – пытаетесь мне сказать, что всё пройдёт и я всё забуду?