Текст книги "Второстепенный: Плата (СИ)"

Автор книги: Ирина Нельсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)

Как Кориону пережить такой позор?!

Жертвой стали ни в чём не повинные зелья. Три пузырька разбились вдребезги, стеклянные осколки, сверкнув, осыпались на пол. Корион впечатал кулак в стену раз, другой… и остановился только тогда, когда начал оставлять на камнях кровавые отпечатки.

Рука дрожала, запястье ныло, костяшки превратились в кровавое нечто, но пальцы спокойно и послушно шевелились. Корион медленно вдохнул, выдохнул, вспомнил, что у них форс-мажор с эвакуацией больных, и пошёл лечиться. Потерять боеспособность из-за вспышки эмоций было бы апогеем его недальновидности. А Волхов… Что ж, очевидно, из мальчишки получится гениальный разведчик и диверсант. Актёрские способности в сочетании с тактическим гением – дьявольская смесь. Он даже умудрялся врать, ни словом не отступая от правды. Вылечить от этой безумной тяги к Кориону, граничащей с одержимостью – и будет вообще замечательно.

От этих мыслей Кориону даже полегчало. Немного, но достаточно для того, чтобы затолкать в глубину подсознания зудящее желание задушить паршивца. К эльтам он вышел почти спокойным.

В коридорах царила суета. Элиза позвала профессоров, и они вместе открывали законсервированную столетие назад основную часть крыла. Всюду сновали студенты и младшекурсники. Тряпки, подушки, матрасы и прочие важные принадлежности мелькали то тут, то там. По двору разносился усиленный статуями голос Мэдога, призывая келпи усилить наблюдение за границами, в том числе за естественными порталами. Корион посмотрел, как из озера в Фогруф бегут женщины с детьми, как големы впервые с истребления драконов выкатывают орудия на крепостные стены, и нахмурился.

Приказ усилить наблюдение и подобные меры означали одно – люди проникли в Сид Трёх Дубов через какой-то неучтённый портал. Да, подобный случай уже был. Вадим рассказывал, что Ким Стенли с помощью Змея прошла к японским кицуне через старый естественный разлом. Японцы никого не обнаружили и посчитали, что обычный для подобных разломов сбой пространства-поля-времени или перемолол вторженку, или выпустит её, возможно, лет через двести очередным перевёртышем. Но нападение на Сид Трёх Дубов показало, что как минимум один естественный портал люди как-то подчинили. Были ли подобные порталы в Фогруфе?

Корион окончательно переключился с Вадима Волхова и поспешил в факультетские башни. Детей нужно было увести из них и разместить там бойцов на случай атаки – очень уж удобной для снайперов была позиция: прекрасный обзор, отличные щиты…

Он не один подумал об этом. Профессор Романо и бабуля Хим как раз собирали детей в клуатре, когда Корион привёл подходящих бойцов.

– Профессор, – барды оживились, замахали руками. – Профессор, как хорошо, что вы целы!

– Привет, Корион! – рассеянно поздоровалась Романо. – Так, теперь надо обезопасить теплицы…

Корион затормозил, окинул их взглядом и кивнул эльтам. Те, поправив длани, исчезли внутри башен.

– Взаимно, дети. Все всё взяли? Бабуля Хим, отправляйтесь в центральную часть, к кухне…

Бабуля Хим цыкнула:

– Не учи учёную! О надёжных местах Фогруфа я знаю побольше всяких, – и махнула рукой детям. – Все за мной!

– Но теплицы… – залепетала Романо и получило ложкой по лбу. – Ай!

– Сначала дети – потом теплицы! – грозно сообщила бабуля и бодро поковыляла в глубину замка, увлекая за собой учеников. – А ты пока с Оуэном и его командой ворота закрывай, – велела она Романо. – Алхимическое крыло в порядке?

Корион кивнул, и тут же над замком полетел тревожный клич горгулий, слившись со звуком выстрелов. На стене со стороны леса вспыхнул костер. Бахнул первый залп заклинаний с башен.

Значит, неучтенные порталы в рядом с Фогруфом все-таки были…

Горгульи быстро выяснили, сколько людей проникло в сид. Их оказалось немного – даже пять десятков не набралось. Когда над Фогруфом поднялся щит, а в ответ в сторону выстрелов полетели заклинания, они рассредоточились и с разных сторон попытались пробраться к замку. Предупредительный залп их не остановил, наоборот – они метнулись навстречу, словно желая попасть под разряд. Эльты сразу же насторожились.

– У них странные костюмы, – передал один из снайперов с башни. – Блестящие, полностью закрытые, с масками, почти как у Безликих. На груди небольшой рюкзак, наверное, с патронами. Ружья.

Странные, полностью закрытые костюмы? Рюкзаки?

Корион похолодел. Если люди так уверенно лезли под заклятья, буквально желая умереть… Если румыны умерли стремительно… Вадим когда-то сказал, что на основе термоядерной реакции в его мире изобрели бомбы, стирающие с земли целые города. Кто сказал, что тот завод в Океании не выпустил такую бомбу? Ведь эльты с Владыкой не успели туда наведаться – Сопротивление напало первым.

Корион подскочил к ближайшей горгулье и заорал:

– Не стрелять! Алхимические щиты! Накройте их щитами! На них может быть ядерная бомба! Взорвется – и убьёт всё живое!

Где-то там, в Сиде Трёх Дубов, Златовлас и Альвах услышали его вопль – и его слова в мгновение ока обогнули весь земной шар. Эхо, отдавшееся по всему Ордену, на мгновение дезориентировало силой отдачи. Корион схватился за стену, цепляясь не столько за неё, сколько за само ощущение шероховатых камней под кончиками пальцев.

– Что такое? Почему так много?

Златовлас молча столкнул его к остальным, наделяя полной властью храна.

Кориона затопил взволнованный гул мыслей и чувств. Ему не удивились и не возмутились, а услышали и приняли к сведению. Разные языки, разные места, разные страны – одна проблема. Люди проникли не только в английские сиды. Они вошли почти во все важные точки. Под ударом оказалась Служба Контроля, школы, больницы и коллегии. Мгновенно исчез сид Караула – связь дрожала от эха той боли, которую вместе с сообщением успел передать погибший Безликий Судья, на мгновение раскрыв свою личность. Он погиб один, другие Безликие успели скрыться в Альварахе, спрятав вход. Людей было много, они держали в руках могущественное оружие и внезапность. Но на стороне эльтов было нечто гораздо большее.

Корион почувствовал, как Альвах обнимает Владыку, как горят магокристаллы в спиралях его телепата, как тонкий налёт личности смывается под натиском их дружной злости, как вскипает океан памяти, обнажая дно, как рядом встают такие же, как он, плечом к плечу, спина к спине, готовые бросить на защиту свои тела, несовершенные временные пристанища бессмертных душ.

Седьмой улыбнулся, и пять миллионов улыбнулись вместе с ним.

Сколько бы ни было людей – никакой земной стае не победить рой с неуязвимой маткой во главе.

*   *   *

Сначала был грохот и дрожь. Затем были боль в коленях и крепкий гранитный стол над головой. И только потом я окончательно проснулась.

– Землетрясение?

Несмотря на то, что брякнула я вопрос на русском, меня явно поняли – профессор артефакторики, который затащил меня под стол и имя которого я успела благополучно забыть, мазнул странным, чуточку стеклянным взглядом, молча мотнул головой и подхватил заклинанием падающие зеркала. К его спине грудью прижалась Элиза, на мгновение под кожей профессора разлился свет, и все рамы вновь крепко встали на места.

В одном из порталов отражался знакомый Сид Трех Дубов, точнее, то, что от него осталось – кусок коридора под щитом, обнимающие друг друга Альвах со Златовласом и сбившиеся в кучу эльты. Злат стоял прямо, вскинувшись навстречу бушующей стене огненного вихря, вытянув руку в интернациональном жесте «Стоп», Альвах устало оперся на него, почти повиснув на плечах. Эрида, Чембер и лорд Бэрбоу держали портал, и эльты быстрым ручейком шли сквозь него в Фогруф и исчезали в его коридорах. Огонь плавно поднимался куда-то вверх, всё за пределами щита превратилось в прах и пыль. Я видела, как дрожала шестипалая рука Владыки.

Он зашел в Фогруф последним, когда щит под натиском бури сжался до человеческого роста. Зеркало еще мгновение отражало эпицентр взрыва, а потом потемнело и треснуло.

Эльты не дали им упасть: подхватили, опустили на пол, прижались. Руки бесстыдно проникли под одежду, безошибочно найдя своё место. Изначальные вмиг оказались облеплены эльтами. Альвах и Златовлас выдохнули, немного расслабились. Дрожь, бьющая тела бессмертных, затихла. Почему-то во всей этой картине меня больше всего поразило то, как Златовлас поморщился, почувствовав текущую из носа золотистую струйку крови, и эльт за его спиной, не глядя, вытер её, охотно повернув руку так, чтобы Златовлас оценил ущерб. Так, словно рука принадлежала самому Златовласу.

Альвах неохотно пошевелился, разлепил веки – Чембер ему тут же помассировала виски вокруг спиралей венца – и уставился на меня. Зрачки синих глаз были горизонтально вытянутыми и овальными.

– Змей… – прошелестел голос профессора артефакторики.

– …он впустил людей в сиды… – продолжила Эрида, сосредоточенно поливая пулевую рану на ноге зельем.

– …найди его, останови… – сказал кто-то от дверей.

– …ты обещал нам жизнь… – наклонила голову набок Элиза.

– …что он оставит нас в покое… – просвистел сквозь выбитый зуб незнакомый эльт.

– ...или мы плевали на хозяев… – надменно вскинула голову Чембер.

– …здесь выживает сильнейший… – процедил лорд Бэрбоу.

– …мы удержались и уничтожили всех. Мы сильнее, – заключил Златовлас.

Прям как в Библии «Имя мне – легион». Жуть!

Альвах криво улыбнулся, всё глядя на меня потерявшими всякий намек на человечность глазами. На миг я увидела, как вокруг него вспыхнула синева резных крыльев.

– Так почему обязательно нужно что-то разрушить? – прохрипел Верховный. – Почему просто нельзя строить вместе? Ты же тоже… Ты почти как мы, хоть дитя богов. Ты же ведаешь правду и жизнь. Кому же знать, как не тебе? Столько лет я спрашиваю тебя одно и то же, а ты всё молчишь…

А тут вообще можно ответить, когда на тебя смотрит такая жуть?! У меня не только язык отнялся, даже сердце опять заныло.

– Я остановлю его, – пообещала я, на четвереньках выбравшись из-под стола. – Я уговорю Змея, честное слово.

И кинулась к дверям с твердым намерением дать Змею хорошего такого пинка. Допрыгался, любитель холодов и хаоса! Сейчас у инопланетян совсем резьбу сорвет – и у людей не то что развития, вообще ничего не станет!

Глава 16. Саженец

Я пробежала парочку этажей под канонаду взрывов, выстрелов и вспышек со стен и только потом, забившись в какую-то щель рядом с клуатром, сообразила, что понятия не имею, где Змей. После провальной попытки достать меня в Сиде Трёх Дубов на глаза он не показывался.

– Ай! Ай, ты где?

Клубы пыли и теней сгустились, и келпи присел передо мной на корточки.

– Здесь я, детка, только не лезь во двор! – сказал он и наклонил голову набок. В неверном свете волшебных фонарей и цветов его чёрные рожки маслянисто заблестели. – Ты чего, ревёшь, что ли?

Я шмыгнула носом, вытерла лицо рукавом и сообразила, что да, реву.

– Так… Нервное… Ты Змея не видел?

– Тут не видел, – признался Ай и озабоченно нахмурился, глянув поверх моей головы. – Детка, ты уж извини, но у моей родни проблемы, если ты не заметила…

– А я думала, ты за единоверцев, – не удержалась я от язвительного замечания.

Келпи набычился, засопел и стал очень похож на разозлённого бычка.

– Я старался не ради веры, – коротко бросил он. – Эльты не вправе диктовать нам правила жизни, а мы не обязаны под них прогибаться.

– Не вправе, да, – согласилась я. – Но на Земле таков порядок, что когда встречаются два народа, сильный и слабый, слабый либо нагоняет, либо погибает. Эльты тысячелетиями жили своими порядками, они не мешали людям до тех пор, пока те не начали разрушать общий дом. До восемнадцатого века люди жили по своему разумению. Им ничего не мешало. Но на что они потратили все эти тысячелетия? В том мире они до двадцать первого века так и не определились, чья вера истинна!

– Всё равно, – мотнул Ай рогами. – Мы все заслуживаем равноправия, а не такого… диктата!

Я рассмеялась. Что этот чудак знал о диктатуре?

–  Равноправия? Да, люди дали бы вам, рогатым, равноправия. Как неграм, например. Или индейцам. Ну, знаешь, тем самым, из Америки. Католики, кстати, ещё думали, люди ли они вообще… А как бы дал тут всем равноправия немецкий пейзажист Адольф Гитлер, если бы ногу ему не отрезало! – я хохотала всё звонче. Ох, не обжигались перевёртыши и люди, не обжигались!

За стеной снова что-то грохнуло. Замок ощутимо тряхнуло. На голову просыпалась пыль. Я глотнула её, поперхнулась и пришла в себя.

– Ладно, не до этого сейчас… Нужно всё это остановить, но в таком виде у меня ничего не выйдет, – я провела рукой по груди. – Мне нужен Змей. Предки, слышали? Мне нужно остановить эту войну! Люди нарываются на геноцид! Они не выстоят против эльтов!

В сердце воткнулась острая игла, провернулась, заставив согнуться. Перед глазами на миг повисла белёсая пелена. Я зажмурилась, задержала дыхание, а когда проморгалась, рядом с Аем стояли Кайракан, бабуля и Волх. Волх поигрывал мечом, Кайракан отстранённо любовался цветами.

– Змей не отдаст приказ, – сказала бабуля, неодобрительно поджав губы. – Сопротивление бросило в эту атаку всё, что было.

Игла в сердце провернулась сильнее, внутри что-то тревожно натянулось, не давая дышать. Я пила воздух мелкими частыми глотками, понимая, что это приступ, что надо бежать за зельями, но время струилось сквозь пальцы. Терять его последние песчинки было чревато бедой.

– Тогда ты, – выдавила я. – Ты останови их. Тебя они послушают.

Бабуля коротко покачала головой.

– Я не могу. Это испытание. Не я его придумала, не мне его проходить, не мне за него платить, не мне его останавливать.

– Но… – Кайракан по-птичьи наклонил голову набок, и острый клюв его вороньей маски нацелился мне в лоб, – я могу немного подсказать. Ты во всем этом играешь второстепенную роль, прямо повлиять на людей под силу только Змею. Но и он и не бог, и не творец, он часть первородного хаоса, что пронизывает всё сущее. Справиться с ним могут только боги, а боги сильны жертвами.

Боги сильны жертвами? Я перевела взгляд на бабулю. Она Великая Мать, Мать-Сыра-Земля. Она всех принимает, всем определяет судьбу. Кто-то считает, что это проявление великой любви, но нет. На самом деле у неё так много детей, что в какой-то момент ей стало безразлично. Эльты чтили её всё это время, приносили жертвы, сохраняли порядок, который она выстроила. Поэтому она позволила эльтам войти в сиды и приняла Златовласа как сына. Родные дети о ней так не заботились, как приемные. Пусть не любовь, но расчет. Она могла подсобить им, если бы захотела. Так почему не хотела? Родной ребенок всяко милей? Это ведь с её попустительства люди проникли в сиды.

А бабуля тем временем нахмурилась.

– Дорогой! Мы же договорились!

– Дорогая, а что не так? – иронично отозвался Кайракан. – Ребёнку не впервой, переживёт и вновь расцветёт, лишь взрослее станет. Не так ли ты говорила?

– Я приняла их желания и клятвы, дорогой, – в тон ему отозвалась бабуля. – Так или иначе, говорил мне чужак. Не вмешивайся в мои дела!

Кайракан полюбовался гневно пыхтящей бабулей и выдал:

– Я так люблю, когда ты злишься!

Бабуля фыркнула, откинула на спину тёмную косу и, немного успокоившись, повернулась ко мне.

– Скажу честно, меня печалит эта проблема с чужаками и твой круговорот, – вздохнула она, прислушиваясь к выстрелам. – Да и Яша всё жаждет расплаты за сожжённое древо…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– Бабуленька, милая, любимая, если дело в сожженной яблоне, то я всё сделаю, – взмолилась я. – Что хочешь сделаю, только пусть они живут!

Бабуля переглянулась с Кайраканом и строго уставилась на меня. Помолчала, чем чуть не довела меня до истерики.

– Так и быть, – промариновав хорошенько, ответила она. – Посади яблоню и считай, что в расчёте за всё. Я отменю наказание, будет тебе и полная власть, и своя изба. Вернёшься домой, станешь наравне с Владычицей чужаков встречать. Чужакам же больше никаких препятствий не будет. Смогут ужиться все вместе – пусть.

Сладко бабуля говорила и мягко стелила. Никакой неправды я не чувствовала, но… Что же она не договаривала?

– Наказание?

– Так ведь отчего, по-твоему, ты вновь и вновь сюда приходишь? – всплеснула руками бабуля. – Круговорот чужаков – твоих рук дело. Это на твоём коне Илмариона их через реку перевозит. Кто сад мой спалил и тем лишил людей моих плодов, без которых им не услышать правду о колдунах? Кто вместо того, чтобы познакомить их со смертью, из восемнадцати душ выстроил им место в нашей деревне? Тобой всё устроено, потому что ты первым круг опробовал! Так повелось – пока ты дома, тебе и полная власть, и своя изба, и место в саду. Сюда ты спускался изредка, когда на людей хотел посмотреть или семечко принести. А как ты всё спалил, когда Яша друидов против чужаков науськал, так я тебя и наказала – привязала твою душу к гребню и прокляла чужака. Очень уж удачно он всунулся. Что смотришь? Я тоже обиделась!

– А… – боль растеклась по всей левой руке, я откинулась на стену. – А как же… тот… другой мир?

Бабуля пожала плечами и тяжело вздохнула.

– Твоё желание увидеть, как было бы без эльтов. Вот я и отправила тебя к соседям. Думала, посмотришь, оценишь и одумаешься, но твои убеждения только стали крепче и злости прибавилось. Откуда что взялось? Ты же такой хороший ребёнок, мы так ладили…

– Это у меня переходный возраст. Первая любовь и кризис взросления. Меня следует понять и простить, – нервно хихикнула я.

– Посадишь яблоню – за всё рассчитаешься, – повторил Кайракан и подмигнул. – Будешь равен нам.

Это он типа так намекнул?

– А если нет? Если меня и так всё устраивает?

Бабуля поскучнела. Волх за их спинами перестал оглядываться, сделал мне большие глаза и замотал головой, отчего стал похож на волка, которому в ухо попала вода. Я поморщилась и закашлялась.

– Детка, не дури, – зашептал Ай на ухо.

– Воля твоя, – пожала плечами бабуля. – Только ты учти, что тогда Змей людям ещё больше подсобит. Чужаки больше не в безопасности в холмах, если их всех разом перебить, а потом, когда они заново родятся, разобщить… – она развела руками и мягко улыбнулась, словно извиняясь за слова. – Пора домой, ребёнок, хватит уже. Я соскучилась по тебе и детям.

Домой… Боль мешала думать.

– Мне не надо никакой божественной силы. И избы не надо, ничего не надо! Только… чтобы они жили… Все вместе жили...

– Тогда возвращайся. Ты же теперь осознаёшь, что чужак тебе не пара, – добавила бабуля. – Разница между вами слишком велика. Она изначально была слишком большой – где волшебник, а где жрец.

У меня перехватило дыхание. Бабуля была кругом права. Не пара мы с Корионом – и никогда парой не станем. Между нами была целая пропасть размером с Марианскую впадину.

– Я люблю его!

– Желаешь ему счастья? Оставь его. Забери гребень, развей проклятье, пусть живёт спокойно.

Я попыталась подняться и всхлипнула, когда попытка провалилась. Вокруг умирали и люди, и эльты, дрожала земля, где-то в сердце замка дети поддерживали каменные своды, не давая им рухнуть на головы, командовал Мэдог вместе со своим братом и на стенах стоял Корион вместе с остальными, пытаясь не допустить смертников к замку и закрыть в щиты самых опасных. Я не могла его отпустить. Он шел в связке со всем своим народом, и этот народ стоял на пороге новой войны с людьми. Какое тут спокойствие? Какое счастье? Почему, ну почему до предков никак не доходило?!

Или же… Или же наоборот, они понимали всё даже слишком хорошо? Я же сказала, что сделаю всё, что угодно. Вот мне и выставили условие.

– Я хочу остановить нападение! – упрямо сказала я. – А потом делайте со мной всё, что угодно!

Кайракан оглянулся на Волха.

– Я же сказала… – начала бабуля, но Волх выступил вперед, взмахнув рукой, чтобы она замолчала.

– Самостоятельно отойти от женской сути ты сможешь только через пять часов. Ты не можешь столько ждать, верно?

– Это же был риторический вопрос?!

Рядом с Волхом присел Овто. Перед глазами качнулся колокольчик, натянутый между рогами люлямы.

– Яблоня привязана к женской сути. Отдашь её – и обретешь могущество мужского обличья, – сказал содяце. – Сможешь вновь почуять дыхание жизни в земле и вмешаться. Но учти, отдашь ты её навсегда со всеми положенными женщине привилегиями.

Навсегда?! Я замерла. Значит, мне не стать женой Кориона. И рожать детей буду тоже не я. Значит, навсегда останусь в его глазах мальчишкой, учеником и младшим братом, не больше… Не хочу так. Не выдержу.

– Твой чужак решил оставить гребень себе, – как бы между прочим заметил Кайракан и уставился в темное небо. – Впрочем, у него еще есть время передумать. Пока он не определился, гребень тебя удержит здесь. А там, глядишь, кто-то сможет Яшку домой отправить и угомонить остальных…

Бабуля возмущенно пихнула его в бок, и он замолчал. Я закусила губу. Родня не торопила и терпеливо ждала ответа. А какой ответ можно было дать, когда рядом умирали, а я могла помочь?! И не просто могла – была обязана! Корион эльт, он без своего рода не выжил бы. А что до меня… Какая разница, кем мне быть, если бабуля намерена оставить меня в своём саду?

– Хорошо. Я согласна. Что надо делать?

Бабуля расплылась в довольной улыбке, Овто и Волх схватили меня за руки. Я не осторожно вздохнула. В сердце что-то туго натянулось – и с хрустом лопнуло. В жилы бросился жар. Во рту разлился кисло-сладкий вкус яблочного сока.

Я еще успела удивиться, откуда такой хруст, кашлянула – на землю плеснуло алым – и опустила глаза.

А из кожи у меня росли молодые зеленые листья. А сквозь мои ребра пробивались веточки. А на тех веточках ослепительной нежностью цвели яблочные цветы, усыпав всю грудь. В глубине, между цветами, веточками и листочками я видела бьющийся в ритме сердца корень – смесь кровавого мяса и белых нитей.

Голова разом опустела. Боги, осталась ли она у меня – голова?

Волх и Овто потянули меня к тропе, что вилась по огороду, к бабуле. Она, Кайракан и Зоя уже стояли посреди поля возле перегнившего пня, и под пнем уже была вырыта яма. Аккурат в половину моего роста.

Кайракан радостно потер руки и погладил черенок лопаты. Тетя Зоя поставила на пень третье ведро, пустое, в отличие от двух с колодезной водой. Бабуля распахнула мне навстречу белое полотнище, украшенное тонким ажурным кружевом. Овто и Волх помогли пройти последние шаги – колени не сгибались, деревенели, сквозь босые ноги в мягкую прохладную землю выстреливали тонкие корешки.

– Ножки вместе, ручки подними, – ласково сказала мне бабуля. – Чтобы крона красивая была и ствол ровный.

Не послушаться я не смогла бы при всем желании – Волх и Овто держали крепко. Кайракан воткнул лопату поглубже в землю, достал нож, подошел вплотную и медленно, осторожно, стараясь не задеть ценные ветви, разрезал меня от солнечного сплетения до самого лобка. Бабуля с горящими глазами запустила туда руки по самый локоть, во мне что-то с хлюпаньем разорвалось, и я запрокинула голову в утробном нечеловеческом крике. Боль, адская, горячая, смертельная боль!

– Ты сильно-то не дергайся, а то до самой зари провозимся, – бормотала бабуля. – Плачешь? Хорошо. Весна дождливая будет, теплая…

С каждым её движением внутри лопалось, хрустело и хлюпало, и каждый этот звук отдавался новой вспышкой. Сильнее, больнее, хотя куда еще больнее? Куда?!

Волх с Овто подхватили меня, не давая упасть, задрали мне руки, больно дернули за косу, чтобы голова держалась ровно. Сквозь марево боли и слез я видела, как на лицо бабули брызгала моя кровь, и она в угаре азарта слизывала её с губ. Её лицо разглаживалось, молодело, из темной косы исчезали серебряные нити седины. Передо мной стояла полнотелая женщина в самом расцвете женской зрелости, а не почтенная добрая бабушка.

– Сколько любви, сколько женской силы, – то ли напевала, то ли шептала она, – сколько ярости и жажды крови! Много скоплено, много перемешано с мужским, как надо замешано, чудный плод! Ты молодец! Всё до донышка вычерпаем, посадим, вырастим. Плачь, плачь, моё возлюбленное дитя, мой первый жрец, моя жертва… Я выращу из твоих слез и крови цветы. Что ты хочешь на этот раз? Розы? Фиалки? Маки? Или может быть, хочешь дерево? Сосну, например?

В памяти мелькнули черные глаза, насмешливо изогнутые губы, гордый разворот плеч и сладость горячего вина со специями…

– Ви-виногр-кха!-град…

– Хорошо, пусть будет виноград, – проворковала бабуля.

Её пальцы нашли сердце, любовно собрали все корешки и безжалостно сжали, несмотря на испуганное трепыхание.

– Волх, Овто, держите крону! – скомандовала бабуля.

Одно плавное движение – и из меня вместе с костями вытащили цветущий яблочный саженец. Мелкие косточки полностью одеревенели, покрылись листьями и цветами. Из позвоночника сложился крепкий тонкий ствол. А корень – моё сердце – бился в руках богини, истекая кровью и соком. Капли падали на землю и распускались цветами.

– Прелесть, какая прелесть! – ахнула Зоя, радостно всплеснув руками.

Бьющийся корень саженца аккуратно выправили, уложили в яму, присыпали сверху землей и любовно полили колодезной водой. И только потом, убедившись, что яблоня чувствует себя хорошо, предки склонились над тем, что от меня осталось. Овто подмигнул, вороватым движением вытащил обломки старой люлямы, той самой, которой тянул нас со Златом из колодца, и украдкой, чтобы остальные не заметили, вложил мне их внутрь, стянув края раны.

– Ненадолго заменит кости, – пояснил он еле слышно. – То, что отдано, к тебе не вернется, а природа не терпит пустоты.

– Пчел сюда! – скомандовала бабуля. – Пусть растащат, утопят в нектаре, сделают воск и мед, а затем вскормят водами Безымянки и принесут ко мне. Я замешу тесто и выпеку тебя заново, – она любовно погладила меня. – Будешь красивым, сильным. Приготовить тебя по новому рецепту или же выбрать что-нибудь старое? Как тебе облик Думузи? Адона? Или же опять хочешь стать златокудрым русом?

Воды, глубокие темные воды бурлили в её глазах, затмевали собой всё. Они любили, призывали к покорности, призывали поддаться боли и подступающему забвению. Но другие глаза, черные, всё равно были мне дороже.

– Я хочу остановить нападение, – кое-как выговорили мои непослушные губы. – А потом – что угодно...

– Ах, точно! – бабуля хлопнула себя по лбу и звонко рассмеялась. – Прости, запамятовала. А силы-то у тебя остались?

Сил не было, и она это знала. Ни сил, ни любви, ни жизни, ни тем более обещанного могущества мужского обличья – ничего во мне не было. Лишь огонь – солнечный ослепительный жар, чистый, горячий, вольный как согревать, так и убивать.

Волх взмахнул руками, и небо заполонило жужжание пчелиного роя, всколыхнув темный глубокий ужас. Пчелы налетели на мой страх, облепили, схватили тонкими лапками, залезли в нос и рот, поделившись медовой сладостью, чиркнули жалами, примериваясь... И вдруг шепнули:

– Не бойся. Твой дед передал нам обещание. Тебя не ужалит ни одно жало.

– Отнесите меня вниз… К моему чужаку…

– Тебе нужны крылья. Мы не унесем. Мы не знаем дороги.

Крылья… Крылья… У меня были крылья, здесь, совсем рядом!

Кайракан услышал мой хрип и наклонился, заслонив широкими плечами. Рассеянное гладкое лицо улыбалось, в раскосых глазах мелькали бури и молнии. Он дохнул на меня грозовой свежестью, засунул руку за пазуху и, уронив пару вороньих перьев, вытащил на свет немного помятую и взъерошенную птичку, в которой я узнала чечевицу из малинника. Та моргнула, посмотрела глазами-бусинами, скользнула в грудь на место сердца, и Кайракан прикрыл её краями раны, кое-как скрепив их крючками из птичьих когтей.

Птица толкнулась внутри, забилась – и по жилам вновь потекла кровь. Но это было ненадолго. Птичьи когти не держали рану, всё внутри было хлипким, израненным, нужно было всё править и зашивать, да вот только Зоя поливала яблоню, а на бабулю и вовсе смотреть не хотелось.

– Времени у тебя мало, – сказал Кайракан напоследок и добавил со своей любимой блаженной улыбкой. – Но твой огонь всегда притянет к золотому оленю, помни это.

А затем меня оглушило звонкое конское ржание вперемешку с разбойничьим свистом, и через забор, лихо взмахнув всеми четырьмя вывороченными задом наперед копытами, перемахнул келпи во всем своем оборотническом великолепии:

– Я подмогну! Давай, детка, покажи класс джигитовки!

Он промчался по огороду, безжалостно истоптав цветы, наклонил голову, подставив под мои протянутые руки мокрую гриву с ракушками и водорослями, дернул шеей, помогая закинуть ногу на свой гладкий бок, и напоследок успел показать язык обомлевшей от такой наглости бабуле.

– Догнать! Закусать! – заорала она пчелам.

Но те за Аем так и не угнались.

И я открыл глаза.

*   *   *

Тысячелетия жизни в человеческих телах, изменчивость земной природы оказались бессильны перед миллиардами предшествующих лет. Стоило только Альваху надеть на голову венец телепата и обнять Владыку, как раскиданные по всему земному шару осколки мгновенно собрались в прежнюю мозаику. Индивидуальность, самосознание – всё это было обретено ради развития общего. Чувства и мысли бежали от одного разума к другому так, словно их передавали нейроны в мозге. Каждый из них был уникален и вместе с тем незаменим. Каждый обладал чем-то таким, чего не мог никто другой. Альвах и Златовлас оставались теми единственными, кто знали правильный рисунок мозаики и могли выстроить цепочку разумов так, чтобы не возникло конфликта. Наверное, поэтому эльты могли сколько угодно ссориться и убивать друг друга по самым разным причинам, но вот войны, масштабной, по-человечески кровожадной, между ними так и не случилось. И они выжили вопреки всему, пролетев миллиарды световых лет от гибнущей звезды к жёлтому карлику с единственной живой планетой, на которой…

Да, они послали разведывательный зонд за сбором образцов. Разведчики, учёные и исследователи – их группа готовила почву для созревшего этиоханмо Законодателя Илмарионы. Они все были неимоверно горды и счастливы – пусть этиоханмо нескольких из них, в том числе и Судьи, во время зачатия истощилось, зато они получали восемнадцать новых душ. Целых восемнадцать детей, а не пять или семь, как обычно!

Древо успешно проросло, прижилось в земной почве и в нужный час дало плоды. Альвах и Златовлас порхали вокруг него, ожидая, когда корень освободит Илмариону. Они переселились на планету и построили первые города… А затем один за другим перестали просыпаться. Это не была болезнь или яд – обычный, естественный сон по каким-то причинам перетекал в летаргию.

Они боролись до конца, но как бы ни были крепки их тела, а сон всё же был необходим. Поэтому, когда один из последних уцелевших разбил летуна о скалы, за ним никто не пришёл. Он уже почти рехнулся от одиночества, пустоты и холода, но за несколько дней до точки невозврата в пещере раздались шаги и тёплые руки живого существа вынесли его на солнце.