Текст книги "Любовь от кутюр"

Автор книги: Ирина Масарновская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 12 страниц)

– Сейчас, минуточку, – и постучал в дверь к Юлии. – Тебя к телефону.

– Спасибо, иду.

Неприятная дрожь пробежала по телу Юрия.

– Алло, слушаю.

– Юлия, доброе утро!

Она узнала голос Громадского, хотя никогда не говорила с ним по телефону.

– Простите, вы ошиблись… Вы не туда попали.

И она бросила трубку на рычаг. Но буквально через пару минут аппарат опять нервно затрещал. Юлия решила не подходить к телефону. Но звонок, казалось, становился с каждой минутой настойчивее.

– Да сними же ты, наконец, трубку! – заорал в ярости Юрий.

– Ты этого хочешь?

– Этого хочешь ты.

Слова мужа прямо-таки вырвали Юлию из кресла. Она схватила трубку дрожащей рукой и выкрикнула:

– Да!

– Не кипятитесь, девочка моя! – бархатный голос ворковал в трубке. – У меня к вам важное дело.

– Я вас очень прошу, – все дела, связанные со мной, решайте с Марианной Васильевной.

– Я хочу это решить с вами. Я предлагаю вам работу в престижном агентстве моды.

– Я не нуждаюсь в вашем предложении. Я люблю свою работу и не собираюсь ее менять. Все, будьте здоровы.

Юлия ожидала, что звонок повторится. Но нет…

– Что ему от тебя нужно? – спросил нервно Юрий жену, усаживаясь напротив за кухонным столом.

– А почему ты у него не спросил?

– Но ведь не меня приглашали.

– Если тебе это так важно, то… Он предлагает работу в престижном агентстве моды в Москве.

– И ты поверила его словам?

– Знаешь, – мягко ответила Юлия, – я уже никому не верю.

– Ты это зря.

– Почему?

– Марианна и Станислав нас никогда не предадут.

– Ты так уверен в этом, а я вот – нет. Прости… Я повторяю – никому не верю.

Юрию хотелось спросить: «А мне?», но он сдержался. Чувства к жене боролись в нем, как противоположные потоки ветра. Он хотел броситься на колени, просить у нее прощения. Однако гордыня не позволяла ему совершить такой поступок. Он злился на себя, но так и не посмел произнесли нужных слов. Вместо этого Юрий, не зная почему, принялся корить жену.

– Ты что! Думаешь, тебе всю жизнь будут все преподносить на блюдечке с голубой каемочкой?

– Что ты имеешь в виду?

– Ты прекрасно знаешь!

– Нет, я даже не догадываюсь. Скажи, что ты мне преподнес в этой жизни?

– Я? Да если бы не я, тебя не взяли бы…

Юлия стала нервно хохотать.

– Что ты говоришь? Я и не знала, что ты сыграл в моей судьбе главную роль. Скажите на милость! Вот это открытие!

– А кто же? Думаешь, твой Алик и этот старый еврей? Нет, милочка…

– Прошу не разговаривать со мной таким тоном. И не трогай моих знакомых. Они порядочные люди.

– Порядочность кончается там, где начинаются левые деньги. Это всем известно, только не тебе… Почему-то…

– А тебе – то откуда это известно? Ты, по-моему, от этого не страдаешь. Ни левых, ни правых… Свистит ветер в карманах. Сквознячок.

Юрий готов был наброситься на Юлию. Лицо его покрылось красными пятнами.

– Видел я, как твой Алик сшибал бабки в кабаке с подвыпивших клиентов.

– Он не работает в кабаке, он играет в оркестре.

– Нет, он периодически бывает на «пятачке» в гостинице, твой порядочный Алик…

– Во-первых, он не мой, во-вторых, он порядочный, воспитанный человек, а в-третьих…

Юлия вызывающе смотрела Юрию в глаза, покачивая ногой и размышляя – сказать, что в-третьих, или нет. Муж сам вынудил ее сделать это.

– Что в-третьих? – он вскочил со стула, оперся руками на стол и в упор смотрел на Юлию. – Ну, скажи, я жду… Что в-третьих?

– В-третьих, я теперь жалею, что не вышла замуж за Алика.

От этих слов у Юры нервно заходили желваки.

– Тебе не поздно это сделать. Я освобожу тебя очень скоро, обещаю.

– А я и так не считаю себя твоей рабыней.

– Но пока я твой муж… еще.

– Что такое твои «пока» или «еще»?

– Я тебя скоро освобожу.

Юрий произнес эти слова как-то тихо, чуть ли не с шипением. Хлопнув дверью в кухне, он вошел в комнату, оделся и вышел из дома, не сказав больше Юлии ни слова.

Странное дело! Какая-то безысходная тоска охватила Юлию. Отстояв на примерке у Марианны Васильевны, она возвратилась домой в оцепенении. Делать ничего не хотелось. Юлия чувствовала, что вот-вот расплачется. «Что ж так не везет? Не склеивается, не ладится».

Наскоро приготовив бутерброды, она заварила себе крепкий чай. Кофе пить не стала – решила отоспаться. Включила телевизор. Какая-то худая бесцветная певица кривлялась под рев гитар и шум оголтелой толпы. «Боже мой! Она ведь и слова плохо выговаривает. И это звезда?» Юлия задремала в кресле. Ее разбудил телефонный звонок.

– Алло, я вас слушаю, – сонным голосом ответила Юля.

– Ты не жди меня сегодня домой. Я не приду.

Это был Юрий.

– Я вообще-то уже и не жду.

Молчание.

– Алло, слышишь меня, Юрий?

– Да, я тебя очень хорошо слышу.

– Это все, что ты мне хотел сказать?

– Нет. Я хотел попросить прощения за все, что я сделал. Но другим быть не могу… Не получается. Понимаешь?

– А чего ж тут не понять? Ты где?

– Какая разница? Тебе ведь все равно.

– Не говори так, прошу тебя. Ты не должен так говорить!

Юлии хотелось крикнуть в трубку, что любит его. Но голос не слушался.

– Может и не должен. Ты прости меня. Ты уже свободна.

И прерывистые гудки… Прижав трубку к лицу, Юлия расплакалась, как ребенок. От безысходности она стала набирать домашний номер Марины Васильевны, но он все время был занят. «Куда идти, кому рассказать?» Она металась по квартире, как загнанный зверь. Стала искать в записной книжке телефон Геннадия. Там был только служебный. Тут же позвонила. Опять занято. «Господи, да что же это такое?»

И она, обессиленная, опустилась в кресло. Настенные часы пробили десять. Юлия опять пробивалась к Марианне Васильевне. «Занято… занято… занято…» – казалось, говорил ей телефонный гудок. Она медленно оторвала трубку от уха и опустила ее на рычаг. Вдруг междугородный звонок.

– Здравствуй, мой ангел! – басил голос в трубке.

– Что вам нужно? – она узнала голос Громадского.

– Просто захотелось услышать твой нежный голос.

– Я вас очень прошу, не звоните мне больше никогда. Вы слышите?

– Я прекрасно слышу. Что случилось? Чем ты так огорчена?

Юлии было противно, что этот малознакомый человек называет ее «ангелом» и на «ты». Уловив ее замешательство, Георгий стал рассыпаться в комплиментах и обещаниях.

– Не бросай трубку, я ведь все равно позвоню, не сегодня, так завтра. Я предлагаю тебе возможность нормально жить. Я дам тебе все, чего тебе не достает: работу, друзей, известность…

– Мне ничего от вас не нужно. Я ни в чем не нуждаюсь.

– Не надо, я же все чувствую. Я знаю…

– Да ничего вы не знаете. Мне очень плохо, у меня дурное предчувствие. Юрий…

– Ничего с твоим Юрием не случится, с такими не случается. Не трать зря нервишки.

– Нет, нет! Я не могу больше говорить. Оставьте меня в покое, прошу вас!

– Хорошо, на сегодня оставлю. Но я постараюсь тебя переубедить. Ты мне нужна. Ты мне очень нужна… Юлия…

– Вы…

Но в трубке послышались гудки. Юлию трясло, знобило. Слезы сами катились из глаз. «Надо взять себя в руки. Я сильная», – повторяла Юлия, вышагивая по квартире.

Сон ее в ту ночь был похож на кошмар. Юрий пришел и не позвонил больше.

Марианна Васильевна, увидев Юлию в примерочной, не на шутку испугалась.

– Что с тобой, девочка? Ты плакала? Тебе ПЛОХО?

– Да, Марианна Васильевна, мне очень плохо.

– Юлия, мужчины не стоят того, чтобы из-за них плакать по ночам. Он что, не пришел ДОМОЙ?

– Да.

– Ну и что? Тебе это впервой? Да брось ты, не переживай, никуда не денется. Давай работать, а потом пойдем пить кофе, ладно?

– Давайте.

Юлия немного пришла в себя, успокоилась. За работой забыла события вчерашнего вечера. Не то чтобы забыла, просто притупились ощущения. Они работали уже около часа, как вдруг в примерочную вошла секретарша директора и отозвала в сторону Марианну Васильевну.

– Юленька, посиди, подожди меня. Я на минуточку к директору.

Марианна Васильевна вошла в кабинет и, не поздоровавшись, сразу спросила:

– Что случилось?

Владимир Петрович снял очки и стал зачем-то перекладывать бумаги на столе.

– Владимир Петрович, что случилось?

Он смотрел мимо нее и молчал. Потом, вздохнув, вымолвил:

– Садитесь, здравствуйте, Марианна Васильевна.

– Ой, простите, разве я не поздоровалась?

– Неважно, что не поздоровались…

– Я слушаю вас.

– Марианна Васильевна! – он подыскивал слова затем закурил сигарету. – Марианна Васильевна…

– Да говорите же вы! Что случилось?

– Случилась трагедия, Марианна Васильевна.

– Не поняла. Я что-нибудь запорола?

– Нет, с вами все в порядке. Погиб Юрий…

– Как, что вы такое говорите? Как погиб?

– Да не стойте вы, пожалуйста, сядьте!

Она заметила, как у Владимира Петровича дрожат руки.

– Владимир Петрович, не может быть! Я не верю! Как же так, где? Кто это сказал?

– Я и сам бы хотел думать, что не может быть. Но его опознал в морге мой заместитель. При нем было служебное удостоверение… Юрий Леонидович Метлицкий. Так что ошибка исключается.

– Как он погиб? Вы знаете?

– Да, теперь уже знаю. Его нашли утром во внутреннем дворе гостиницы. Он выбросился из окна, с восьмого этажа.

– Что же теперь делать? Как быть?

– Да теперь уж никак не быть. Нужно сделать все необходимое для похорон. Только вот как сказать об этом Юлии? Собственно, поэтому я вас и вызвал.

– Да, конечно… Я попробую. Бедная девочка! Я попробую…

Марианна Васильевна вошла в примерочную. Метлицкая сидела на маленькой банкетке, осторожно и бережно придерживая подол платья.

– Работаем дальше, Марианна Васильевна?

– Нет, милая, не знаю… Скорее всего – нет, не работаем.

Из груди Марианны Васильевны вырвался тяжелый вздох.

– Что случилось? – спросила Юлия.

– Как тебе сказать, – то ли размышляя, то ли подыскивая слова, произнесла Смирнова.

– Мы что-то не так сделали? Скажите?

– Мы сделаем все так, как нужно. Я… Юлия… Юры больше нет…

Марианна Васильевна ожидала, что с ее девочкой, как она называла Юлию, случится истерика, будут вопли, крики, слезы. Но та посидела минуту, потом встала, сняла с себя незаконченное платье, повесила аккуратно на манекен, сняла с плечиков свою одежду… Все это Юлия проделала, не проронив ни слова. Потом дрожащими руками вскрыла пачку сигарет и тихо, еле слышным голосом обратилась к Марианне Васильевне:

– Давайте выйдем на лестницу… Я покурю.

– Да, да, конечно. Идем, моя хорошая.

Станислав Николаевич, Марианна Васильевна и Юлия вскоре приехали на квартиру Метлицких. Юлия предложила всем кофе, а Слава попросил рюмку «чего-нибудь».

– Вы же за рулем, Станислав Николаевич! – удивилась Юлия.

– Если не возражаешь, мы сегодня заночуем у тебя.

– Спасибо.

Выпили по чашке кофе, а Станислав опрокинул, не закусывая, рюмку «Юбилейного». Юлия молчала, только изредка односложно отвечала на вопросы Смирновых. Станислав был бледен, много курил. Кое-кто из друзей Юрия, видимо, услышав от знакомых страшную весть, названивал Метлицким. Юлия к телефону не подходила. Эту миссию взяла на себя Марианна Васильевна. Юлия сделала только два звонка – родителям и Тамаре. Бывшая жена Юрия долго молчала, а затем спросила:

– Могу ли я к тебе приехать?

– Да, конечно, я буду признательна… Тамара Владимировна.

И Юлия продиктовала ей адрес.

«Я хочу попросить у тебя прощения за все, что я сделал», – голос его, приглушенный и растерянный, звучал у нее в ушах. Как она не догадалась? Что же мучило его? За собой она вины не знала. Идиотский случай с Громадским? Да нет же, это ерунда. Мог бы отомстить ему. Промолчал… Предал… Не защитил…

Розовое солнце уже уходило за горизонт, окрасив всеми цветами радуги застывшие облака.

Юлия вышла на балкон и впервые испугалась высоты. Легкая дрожь в коленках заставила ее опуститься в кресло. Теплый вечерний ветерок развевал ее волосы, ласкал лицо и шею. Метлицкая бесцельно блуждала взглядом по окнам чужих квартир. Почти везде были открыты балконы, отовсюду звучала музыка. Вдруг из дома напротив на всю мощь загремел магнитофон:

 
Отслужи по мне, отслужи…
Я не тот, что умер вчера.
 

Станислав, ответив на очередной звонок, вышел к Юлии на балкон.

– Тебе дать, может быть, жакет?

– Нет, не нужно, Станислав Николаевич. Мне не холодно. Только внутри все как будто заледенело.

– Держись, Юля, держись. Ничего уж не поделаешь.

– Я постараюсь. Хотя мне очень страшно.

– Да, страшно и неприятно все это. Теперь, малыш, мне не с кем работать… А тебе…

– Не надо, не говорите об этом, прошу вас, – у Юлии задрожал голос.

 
…Тронный зал убрать прикажи,
Вспомни, что сирень он любил.
Отслужи мне, отслужи…
Я его вчера позабыл.
 

Юлии показалось, что песня крутится уже по второму разу. «Тронный зал убрать прикажи»… Слезы вдруг градом покатились из глаз Метлицкой.

– Станислав Николаевич, хороший вы мой! Как мне быть? Что делать? Почему я сижу? Надо же все приготовить…

– Не волнуйся, девочка, Владимир Петрович уже распорядился. Все делается. Ты только держись. Будь мужественной, Юлия.

– Да, да, конечно.

И, помолчав немного, она заговорила почти спокойно.

– Я виновата. Я должна была ему…

– Ничего ты не должна была. Я предчувствовал, что это плохо кончится, но не думал, что так быстро наступит развязка. Увы… Кажется, звонят в дверь.

– Пойдите, откройте.

Станислав Николаевич бросился открывать. Впустив Тамару, он позвал с балкона Юлию.

Опять сидели на кухне, варили кофе… Говорили ни о чем.

– Дожить бы до утра, – сквозь слезы сказала Метлицкая.

– Не волнуйся, мы будем вместе, – отозвалась Тамара.

Юлия с благодарностью посмотрела Тамаре в глаза, бросилась к ней, обняла ее за шею и расплакалась навзрыд.

К рассвету все задремали. Станислав мирно похрапывал в кресле, укрывшись собственным пиджаком. Юлия периодически проваливалась в сон, но уснуть ей мешали неотвязные мысли и храп Станислава. К тому же разыгралась жуткая головная боль. Она встала с дивана и решила принять таблетку. Сделав несколько шагов, она вернулась обратно, испугавшись скрипа паркетных половиц. От ее шагов вскочила Марианна Васильевна.

– Юленька, тебе чего надо было?

– Таблетку от головной боли.

– Я принесу, лежи. Только скажи, где взять.

– Аптечка за кухонной дверью. Там есть пенталгин.

Часы пробили шесть раз. «Боже мой, уже утро. Скоро родители приедут. Быстрее бы увидеть маму…» Головная боль с помощью пенталгина отступила, и Юлия ненадолго уснула.

В половине десятого появились родители. Отец молча подошел к дочери и по-мужски похлопал ее по плечу. Мать, скрестив на груди руки, смотрела на дочь красными, опухшими от слез и ночной бессонницы глазами.

Панихида состоялась в полдень, в холле Дома моделей, на первом этаже. Юлия сидела, взяв под руку мать, возле гроба и не поднимала ни на кого глаз. Директор сказал прочувственную речь, затем остались только очень близкие люди. Выносили цветы, венки, тихо играла траурная музыка…

«Надо как-то проститься. Боже, как встать?..»

Все поплыло перед глазами. Закружилась голова, сначала медленно, потом быстрее, быстрее…

Юлия открыла глаза и увидела перед собой человека в белом халате.

– Сейчас вам будет легче, – сказал приятный мужской голос. Глаза близко-близко…

Юлия хотела что-то ответить ему, ей даже показалось, что она произносила какие-то слова, но на самом деле только облизнула засохшие губы…

Потом все происходило, как в немом кино. Двигались в определенном порядке человеческие силуэты, кто-то отбежал в сторону, возвратился. В ушах звенело, ноги не слушались. Но она шла, потому что под обе руки ее сильно держали.

А вот и город… Дом моделей… «Куда это все идут? Неужели конец рабочего дня? Но почему-то все идут в здание, а не наоборот? И все какие-то строгие, молчаливые».

– Доченька, очнись! Давай помянем…

Противный вкус водки на мгновение привел Юлию в чувство.

– Я хочу домой, – произнесла она как будто самой себе.

Никто не отреагировал.

– Мамочка, я хочу домой… отведи меня.

– Погоди, милая, еще нельзя, – шепнула ей мать.

Юлия замолкла. Потом ей вложили рюмку в руку, опять противный вкус водки, затем еще раз…

Все ходят по квартире из угла в угол, говорят что-то, но она не слышит, а только видит, как шевелятся губы.

– Юленька, прими таблетку, доченька.

– Хорошо, мама.

«Что же я так громко разговариваю? Нехорошо… нельзя так».

Проснулась от того, что кто-то гладит по голове.

– Мамочка, ты?

– Да, голубушка, я!

– А какой сегодня день?

– Суббота, уже суббота.

– Хорошо, что суббота. Не нужно идти на работу. А времени уже много?

– Уже восемь утра.

– А где все?

– Кого ты имеешь в виду?

– Папа где? Смирновы… Тамара…

– Смирновы поехали домой переодеться. А Тамара с отцом на кухне.

– Пойдем к ним.

– Давай, пойдем. Ты не убивайся так, детка. Уже ничего не исправишь.

– Я понимаю… Но мне страшно… Как же так, как он мог?

– Всякое бывает… Царствие ему небесное!

День прошел спокойно, мирно. Знакомые заходили без предварительных звонков, не звонили даже в дверь. В комнате был накрыт стол, возле которого хлопотали Тамара и Юлина мама, но больше Тамара.

Назавтра в полдень уехали родители. Прощаясь, мама сказала Юлии:

– Ты шибко не горюй, доченька. Наверное так будет всем лучше.

И поцеловала дочку в висок.

К вечеру в доме остались только Тамара с Юлией. Завтра рабочий день. Марианна Васильевна попросила Юлию прийти хоть на пару часов.

– Выходи в люди, тебе легче будет.

– Хорошо, Марианна Васильевна.

– Тамара, а вы останетесь с Юлией? – спросила Смирнова перед уходом.

– Да, конечно, конечно, не волнуйтесь. Мы будем вдвоем.

– Ну, счастливо оставаться.

И в доме стало вдруг пусто и тихо. Две женщины сидели молча за столом, подперев подбородки руками. В разговоре не касались прожитой бесславно и трагически завершившейся жизни Юрия. Уснули под утро, поэтому Юлия с трудом оторвала голову от подушки.

– Я сделаю тебе хороший кофе, а ты прими прохладный душ. Юлия, жизнь продолжается…

Громадский в последнее время ужасно нервничал. Дело в том, что две недели назад со своим рекламным агентом он отправил в Германию издателю Вилли Шнитке превосходную фотографию Юлии в роскошном вечернем платье. Шнитке позвонил ему, рассыпался в комплиментах: «Гуте фрау, шёне фрау». Но… до сих пор никакого официального извещения. Георгию очень нужно было, чтобы его фото попало на страницы рекламных изданий Европы. Тогда «зеленый свет» для современного предпринимательства. Тогда Юлия у него в руках.

Он пришел на работу раньше обычного. «Черт их поймет, этих немцев, может, он мне звонит по утрам… А я, как младенец, нежусь в постели до восьми», – думал Громадский, просматривая на свет сделанные вчера негативы.

Георгий Громадский любил посещать всякого рода тусовки, как теперь принято говорить. Он обладал огромным количеством фото известных актеров, режиссеров, музыкантов, художников. Единственное, что его никак не привлекало, – это мир политики. То ли потому, что он в ней слабо разбирался, то ли потому, что на всяких политических мероприятиях бывают красивые женщины.

Да, красивая женщина – редкость. Хотя, если пройтись по Арбату в летний вечер… Но он предпочитал протискиваться на всякие презентации, выставки… Хотел завести знакомство с кем-то из телевизионщиков. Там ведь много всякого народу бывает, да и информация под рукой… Но это как-нибудь потом. Сейчас его мысли были только о Юлии и ее фото.

– Батюшки, что это случилось? Ты в такую рань на работе! – изумленно воскликнула Алина, увидев Громадского за столом.

– Доброе утро! Дела… Не мне тебе рассказывать. Да и жду – вдруг Шнитке позвонит. Меня интересует…

Алина открыла ящик полуовального стола и вместо ответа демонстративно положила перед Громадским прекрасно изданный журнал. На первой обложке красовалось его фото – Юлия в вечернем платье, босиком…

– Ты этого ждешь?

– Откуда это у тебя? – Георгий метнул сердитый взгляд в сторону Алины.

– Твой агент принес еще позавчера.

– Что же ты мне сразу не сказала?

– Во-первых, тебя в это время не было на месте. Во-вторых, он велел мне его спрятать, чтобы, не дай Бог, не потерялось. Ну, а потом два выходных дня, и я, честно говоря, забыла.

– Алина, больше так не делай, пожалуйста.

– Хорошо, не буду. Только в таком случае найми себе секретаря или лучше секретаршу. Так будет надежнее. А я человек занятой… Могу и забыть.

– Раньше я за тобой этого не замечал.

– Раньше и ты был другим, – не дала ему договорить Алина. – Кое-чего я за тобой тоже не замечала.

– Что ты имеешь в виду?

– Твое увлечение молодыми… В последнее время особенно.

– Допустим, ты не старуха еще. А если ты имеешь в виду Юлию, то что плохого в том, что я сделал фото красивой манекенщицы и напечатал его за рубежом? Гонорар ведь общий.

– Ладно. Извини, у меня срочные телефонные звонки. Кстати, ты был у юриста по поводу документации?

– Нет, сегодня иду, в одиннадцать, – сказал Георгий и по-мальчишески присвистнул, глядя на журнал.

Все складывается для Георгия как нельзя лучше. «Юлия теперь у меня в руках!» Он чуть было не произнес это вслух, но, спохватившись, стал напевать из репертуара Агутина: «Девочка, ты такая неприступная…»

Алина сверяла эскизы, образцы тканей и незаметно наблюдала за Георгием. Его жизнерадостное настроение действовало Алине на нервы.

– Послушай, Георгий! Мы взрослые люди, давай не будем играть в прятки. Юлия – это твой мужской интерес или?..

– Я ожидал, что ты меня спросишь об этом. Готов объясниться. Только выслушай меня спокойно, пожалуйста.

– Давай, валяй. Слушаю.

– То, что Шнитке поместил Юлию на первой обложке, дает уже немалый шанс на успех в европейском масштабе.

– Тебе как фотомастеру или ей как фотомодели?

– Это дает возможность нам, – Георгий подчеркнул слово «нам», – использовать Юлию как фотомодель, одевающуюся в Доме моды «Алина». Ты представляешь, что это может быть?

– Пойми, Георгий, попасть в Европу с показом коллекции моделей… По-моему, это мечта несбыточная. Даже если для этого использовать модели Вадика.

– Алина, у нас в Германии есть Шнитке. Пусть это будет очень маленькая коллекция, но у Шнитке – журнал. А журналы издаются для того, чтобы их покупали. Его журнал известный. Да что я тебе объясняю, как первокласснице? Ты понимаешь это не хуже меня.

– Ладно, Георгий, делай, как знаешь. Только не напорти в нашем общем деле.

Наконец Георгий получил долгожданную свободу действий. «А может, это оттого, что я стал безразличен Алине?» Эта мысль на несколько минут приостановила полет фантазии Громадского. У него даже неприятно засосало под ложечкой. «В конце концов, все в этой жизни приходит и уходит. Алина уйдет, придет Юлия. Что-то я слишком заостряю на этом внимание. Надо дело делать».

К десяти часам Алина ушла на встречу с подругой. Громадский как только она закрыла дверь, стал набирать домашний номер телефона Юлии. Ему ответили не сразу.

– Алло, слушаю вас!

– Доброе утро, Юлия! Вас беспокоит Москва… Георгий. Спешу обрадовать вас…

– Георгий, а как это случилось, что вы обращаетесь ко мне на «вы»?

– Ладно, Юль, просто есть приятное известие. У меня на столе журнал… И босая Юлия на обложке. Журнал из Германии…

– Георгий, простите, но мне не до этого.

– Что случилось, девочка? – Георгий почувствовал, что у Юлии дрожит голос. – Могу я чем-то помочь?

– Нет, уже нет…

– Юлия, говори, что произошло.

– Погиб Юрий. Понимаете, его уже нет.

– Послушай, Юлия, – Георгий растерялся от неожиданного сообщения. – Послушай, мы завтра утром будем с Алиной у тебя, обязательно. И не говори «нет».

– Мне все равно… понимаете… будете вы или нет.

– Юлия, не говори так. Ты нужна нам. У нас впереди большие дела. Повторяю, ты нам нужна. Завтра поговорим. До встречи. Мое искреннее сочувствие, солнышко…

– Ладно, до встречи, – тихо вымолвила Юлия.

В примерочной, во время подгонки платья Метлицкая сообщила Марианне Васильевне о приезде москвичей.

– Это хорошо, что они приедут! – обрадовалась Смирнова.

– Может быть, и хорошо… но не совсем, – как бы про себя, сказала Юлия.

– А почему ты так думаешь? – спросила, вкалывая очередную булавку в подол платья, Марианна Васильевна.

– Это долгий разговор… Хотя, если вкратце… Они едут, чтобы забрать меня на работу в Москву. К себе, понимаете?

– Да чего уж тут не понять! – спокойно произнесла Марианна Васильевна. – И что ты будешь делать?

– Я хотела посоветоваться с вами. Что мне делать? Как поступить?

– Поступай так, Юленька, как тебе нужно.

Юля удивленно посмотрела на мастерицу в зеркало.

– Да, да, как тебе нужно, – подтвердила Смирнова, увидев в зеркале вытянутое лицо Метлицкой. – Я ведь тебя очень хорошо понимаю, поверь мне. Видишь ли, я не смогу дать тебе столько, сколько Громадские. У них другие возможности, огромные связи с миром. Какой-то Ефремов, проживающий во Франции, поставляет им свои эскизы. У них Германия… Да что там говорить! Я могу сказать о себе, что мастер я приличный. Ко мне идут, меня знают, но мне уже поздно замахиваться на большее. Итальянцы когда-то были без ума от моих льняных трикотажных моделей. Не было такой газеты в Италии, которая не упомянула бы о нашем показе. Поступили предложения с итальянской стороны… Но наши руководители так и не отозвались на них. Не уколола?

– Нет, нет.

– Понимаешь, дорогая, художник не должен творить в замкнутом пространстве. Ему нужно признание, известность. А я… Уйду через пяток лет на пенсию, буду шить на своих любимых клиентов. Вот и все.

Юлия слушала Марианну Васильевну внимательно. Ей очень симпатична была эта общительная, талантливая, добрая женщина. Метлицкой хотелось сделать ей что-нибудь приятное.

– Марианна Васильевна, я вас очень люблю… Вы для меня, как мать… Я могу и не уезжать в Москву, если вы этого хотите.

– Нет, Юлия. Не смей даже думать об этом! Мне очень жаль с тобой расставаться, но именно потому, что я тебя люблю, ценю, – возражать не буду. Держать тебя здесь не имею права. Это было бы несправедливо…

– Я вам очень признательна, милая Марианнушка!

Юлия светилась от счастья.

– А вообще-то мы торопим события. Завтра, как приедут москвичи, мы вместе все выясним. Вдруг то, что они предложат, не подойдет нам? Тогда мы продолжаем наше сотрудничество. Но если быть честной до конца, мне хочется уехать из этого города. После смерти Юры я не хочу возвращаться в квартиру. Я не люблю свой дом…

Вечером этого же дня Юлия впервые за последние семь дней была дома одна. Ей хотелось, чтобы кто-то пришел, посидел, поговорил с ней. Одиночество она переносила мучительно. Но звонков, как назло, не было. Казалось, все сразу забыли о ней. Только в половине девятого затрещал телефон. Кто бы это мог быть?

– Алло, слушаю вас!

– Юль, добрый вечер!

Это был Геннадий, бармен из гостиницы. Она безошибочно узнала его голос.

– Слушаю тебя, Гена. Чем обязана?

– Не говори только «нет», а сначала выслушай меня.

– Говори, говори… Я выслушаю.

– Буквально через пять минут за тобой заедет мой друг Сашка. Приезжай ко мне, я хочу с тобой поговорить…

– О чем?

– Да так, ни о чем… О жизни… Мне кое-что известно.

– Откуда твой Сашка знает, где я живу?

– Он когда-то, совсем недавно, привозил домой Юрия.

Холодная волна прокатилась по телу Юлии. Но она решила не отказываться.

– Ладно, пусть подождет… Я не совсем готова. Хотя, если честно, мне не очень хочется выходить из дома, ты меня должен понять.

– Понимаю, но приезжай… Я тебя жду.

– А какая машина у твоего друга?

– Темно-синяя, красивая, номерной знак КС 1396.

– Хорошо, скоро буду.

Юлия еще при жизни Юры знала, что у Гены с мужем были какие-то общие дела. Но вот какие? Она сделала легкий макияж, одела закрытое, облегающее фигуру черное платье из тонкого трикотажа, расчесала волосы. Внимательно посмотрела на себя в зеркало. Темные круги красовались под глазами. Но тонировать лицо она не стала. Взяв в руки сумочку, выглянула с балкона вниз и увидела синюю машину.

Не успела она подойти к авто, как Саша, молодой, белокурый, с белозубой улыбкой человек, распахнул перед ней дверцу.

– Садитесь, Юлия. Здравствуйте, вы прекрасно выглядите.

– Вы всем это говорите, Саша? – она попробовала улыбнуться.

– Нет, только вам. Поехали!

Саша проводил Юлию в бар, где ее любезно встретил Геннадий и усадил за стойку у стенки.

– Садись, здесь тебе будет удобно.

– Спасибо, Гена. Давай, рассказывай!

– Ну, зачем ты так сразу? Выпьешь коктейль?

– Нет, только шампанского, если можно.

– Можно, можно.

Саша откупорил бутылку красного шампанского.

– Или любишь белое?

– Нет, я люблю больше красное.

– Значит, угадал. Хочешь со льдом?

Юлия потягивала шампанское через соломинку, курила длинную черную сигарету. Гена обслужил двух девушек, которые, получив свои порции коктейля, устроились за столиком в противоположном от Юлии углу. Гена налил себе коньяк в маленькую мензурку, которой отмерял порции для коктейлей. Поднес ее к Юлиному стакану и легонько чокнулся.

– Выпьем за тебя.

– Спасибо, Гена. Только давай без предисловий. Ты ведь не зря меня сюда позвал. Выкладывай, сколько тебе остался должен Юрий. Только учти, денег у меня сейчас нет.

Геннадий внимательно рассматривал красивое лицо Юлии, ее роскошные волосы, зеленые глаза, в которых явно была видна усталость от недавно перенесенных страданий.

– Я не имею права предъявлять тебе счет. Но я хочу, чтобы ты все знала.

– Я все знаю.

– Нет, ты почти ничего не знаешь. Можно сказать, ничего не знаешь… Совсем.

Юлия решила не перебивать Геннадия, выслушать его молча. Он продолжал, затянувшись сигаретой.

– Дело в том, что я знаю причину трагической гибели твоего мужа. В первом часу ночи ко мне сюда прибежала дежурная по восьмому этажу… Это ужасно. А было все так… Дней за пять до случившегося Юрий принес мне долг – тысячу баксов.

Юлия поперхнулась дымом, ее элегантные брови взметнулись вверх, да так и остались там, увеличив и без того огромные глаза.

– Да-да, не удивляйся. Может, тебе это и неприятно, но я буду говорить честно. Он вернул мне только часть долга. Осталось за ним полторы… У меня даже есть его расписка. Но ты не волнуйся, тебя это не касается. Я добрый малый. Я перенесу этот удар. Так вот о главном. Почему, ты думаешь, Юра все время торчал в гостинице?

Юлия пожала плечами.

– Не знаешь? А я знаю. Он входил в четверку сильнейших карточных игроков бывшего Союза. Эти четыре человека собирались периодически в одном из номеров нашего отеля и играли всю ночь. Я не картежник, поэтому их страсти не разделяю. Те трое имели людей, «крутых» людей, которые – ставили на них сумасшедшие деньги. У Юрия такого человека не было. Но ему часто везло. Он выигрывал крупные суммы. Он был азартный человек, хотя с виду не скажешь. Извини, обслужу…

И Геннадий отошел, чтобы принять заказ. Юлия же сидела неподвижно. Туман застилал ее глаза, слегка закружилась голова…

Вернул ее к действительности голос Геннадия:

– Так вот, в эту ночь Юрию везло. Он выиграл крупную сумму. Но по законам игры… она длится около пяти часов… в общем, он прибежал ко мне счастливый и сказал буквально следующее: «Ну, все, старик, я отыграл свои долги. Попробую выйти навсегда». И попросил коктейль. Я попробовал возразить, просил не пить спиртного. Но он не послушался. Залпом осушив вот такой стакан, он умчался на восьмой этаж. Я, закончив смену, собирался уходить домой. Туда я не мог подняться. Встречи этой четверки держатся в строгой тайне.