Текст книги "Любовь от кутюр"

Автор книги: Ирина Масарновская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц)

Все молча смотрели на него.

– Ни от кого ни одного заказа! Только от друзей! – чуть слышно, горестно вздохнув, произнес он.

– Ну откуда деньги у моих коллег, например? – несмело заметила Рита. – Вот если бы здесь был кто-либо из отдела рекламы нашего телевидения или из музыкальной редакции, где делают клипы за доллары, тогда да, тогда можно было бы всю твою коллекцию, мой дорогой, купить! – расстроенно заявила она.

– Ничего, ребята, не унывайте! Я поговорю со своим спонсором Арменом. Думаю, он, посмотрев работы Вадика, захочет ему помочь, – как-то загадочно оглядев притихшую аудиторию, произнесла Орлова.

– Ну что ж, поживем – увидим! – Георгий Валентинович вышел на середину комнаты. – Я считаю, что сегодня у нас у всех знаменательный день: мы стали свидетелями рождения нового имени в мире моды. Салон «Вади» очень скоро станет популярен так же, как и дома мод Зайцева и Юдашкина. Я это предрекаю! – и Громадский, три раза хлопнув в ладоши, громко произнес: – Праздник продолжается! Всем шампанского!

И в ту же минуту три официанта вкатили сервировочные столики, уставленные всевозможными ресторанными явствами.

Георгий Валентинович весело подмигнул слегка опешившему Ефремову и, высоко подняв над головой бокал, весело прокричал:

– Гулять так гулять! Слава «Вади»! – и, быстро осушив бокал, по-купечески швырнул его на пол.

Звон разбитого стекла веселой музыкой несся из открытых окон «люкса»…

На следующий день резкий телефонный звонок рано утром разбудил Георгия Валентиновича. Едва соображая, Громадский схватил трубку.

Захлебываясь от счастья, Рита кричала по ту сторону мембраны:

– Проснитесь же, сони! Скорей включайте телевизор!

В утренней программе фоторепортаж с нашей выставки! Вы послушайте, что говорят и как!

Георгий Валентинович бросился к телевизору, нажал на кнопку «Останкино» и, как был, в одних трусах, побежал в соседнюю комнату будить Вадика. Полусонные, они уставились на экран. Едва услышав свою фамилию, Вадик сразу очнулся и весь превратился в слух. Фоторепортер выгодно снял все модели Ефремова, а бойкий женский голос за кадром со знанием дела убеждал зрителей, что они очень много потеряли, не побывав на показе коллекций осенней одежды «Вади».

– При всей несхожести этих моделей их выделяет из всего виденного ранее на московских подиумах безупречное ощущение стиля, – говорил анонимный репортер. – Разные по фактуре и конструкции, слегка эпатажные, игривые, раскованные, чувственные, агрессивные и сдержанные, модели Ефремова несут на себе отпечаток личности создателя. В них нет и намека на вторичность…

– Вот ты и проснулся знаменитым, – изрек Громадский. – Интересно, кто же это так постарался, что успел к утренней программе не только отпечатать снимки с нашей выставки, но даже сделать к ним очень профессиональный комментарий?

– Георгий Валентинович, несколько дней назад ко мне забегала Ритина приятельница Таня Орлова! – вдруг воскликнул Ефремов.

Громадский вопросительно посмотрел на него.

– Ну и что из этого следует? – недоуменно спросил он Вадика.

– А следует то, что Татьяна, вроде шутя, взяла у меня интервью, сказав, что оно нужно ей как эскиз к портрету великого русского кутюрье, – так она выразилась, – о котором в будущем собирается написать книгу…

– Погоди, не тараторь, – Громадский незло перебил Вадика. – Слушай, о чем сейчас говорит ведущая телепередачи.

«Мы благодарны молодой журналистке Татьяне Орловой, так оперативно и, главное, достаточно умело сделавшей вместе с фотохудожником Евгением Ермишевым этот репортаж о Вадиме Ефремове – новом имени в русской моде, – диктор очаровательно улыбнулась и пригласила малышей посмотреть мультик.

– Ай да Татьяна! Ай да молодец! – Громадский широким шагом мерил свою захламленную всяческим реквизитом комнату, то и дело спотыкаясь о коробки, светильники, чемоданы. – И как же это я вчера Женьку Ермишева просмотрел? – от удивления он остановился перед Вадиком, сидящим в накинутом на голые плечи халате.

Высокий, достаточно стройный, с сильным торсом, Георгий Валентинович был красив той мужской красотой, которая часто проявляется к сорока годам.

Вадик измерил его с головы до ног оценивающим взглядом и произнес, отводя взгляд в сторону:

– Дядя! А вы тоже могли бы стать хорошей фотомоделью. Правда, трусы олимпийские тогда нужно было бы заменить на что-то новенькое, ну, например, от фирмы «Адидас».

– Бесстыжий! – Громадский схватил валявшуюся у изголовья тахты большую банную простыню и, завернувшись в нее, направился в сторону ванной.

– Почему же я бесстыжий, если профессионально оценил ваши внешние данные? – вслед ему спокойно проговорил Алин.

Опять зазвонил телефон. На сей раз звонила сама Орлова.

– Вадюша? Ты, конечно, смотрел? – с чувством собственного достоинства спросила Татьяна и, слегка понизив голос, произнесла: – Мой Армен тут для твоего будущего салона кое-что оставил. Так что жду в гости, можешь с Риткой, в пятницу к 18 часам. Адрес мой записан у тебя в журнале заказов, – Орлова положила трубку.

Ефремов еще несколько минут обалдело смотрел на внезапно замолкнувший аппарат, а потом начал лихорадочно вертеть телефонный диск, набирая номер квартиры Зуевых.

Рита ответила сразу, будто дежурный диспетчер:

– Слушаю вас!

– Ритуля, умоляю тебя, объясни мне, что для меня мог оставить этот Татьянин Армен? Она зовет нас с тобой к себе в гости в пятницу, но ведь я же завтра еду на неделю к Григонюсу в Вильнюс. Он пригласил меня на презентацию своего салона мод. У меня уже билет в кармане, – капризным голосом говорил Ефремов.

– Вадик, насколько я могу судить об этом деле, Армен, наверное, сегодня увидел Татьянин репортаж и понял, что в тебя можно вкладывать средства, – немного подумав, пояснила Рита. – Армен сам никому из ее знакомых почему-то не показывается, все дела решает через Таньку.

– Он кто, этот Армен? Ее любовник, что ли? – переспросил Ефремов.

– Фу, как грубо! – фыркнула Рита. – Любовник, если по-советски, это так примитивно и пошло.

– Смотря какой любовник. Если он босс…

Рита прервала Вадика на полуслове:

– Армен может и босс, но для Орловой он спонсор!

– Ах, да, я и забыл, что так теперь вы зовете всякого, кому дарите любовь за большие деньги и тряпки! – разозлился Ефремов.

– Успокойся, не злорадствуй. Армен действительно любит Таню. Сам видел, есть за что: красавица обалденная, умница! – восхищенно проговорила Рита.

– Ну, допустим, не красивей тебя! – вставил Вадик.

– Не льсти, пожалуйста, – Рита немного помолчала. – Так вот, думаю, что Армен готов сделать соответствующие инвестиции.

– Да, нахваталась ты новых словечек у себя на телевидении, – не удержался от комментария Ефремов.

Рита пропустила эту его реплику мимо ушей.

– Конечно, идти к Орловой нужно, обязательно. Но если ты не можешь в пятницу, не говори ей об этом. Я схожу одна, выясню по возможности у нее про все, что касается твоего дела, а потом тебе доложу. Согласен?

– Ну конечно, Ритуля, родная! – обрадовался Вадик. – Ты мой секретарь, полпред, друг сердечный.

– И любовница, – слегка дрогнувшим голосом сказала Рита.

– Зачем же так! – почти на шепот перешел Ефремов, словно его мог кто-то услышать в этой пустой комнате. – Ты – моя единственная любовь! И если мои дела сдвинутся с мертвой точки, то к показу моей весенней коллекции, уверен, ты уже будешь подписывать пригласительные билеты как супруга Ефремова.

– Ладушка! Родной! Я так счастлива! Прости меня за резкость! Я все для тебя сделаю и даже больше, – весело защебетала в трубку Рита, а на лице Вадика разлилась блаженная улыбка. Он от удовольствия зажмурил глаза, прилег на тахту Громадского, прижался ухом к телефонной трубке и через несколько минут уже сладко спал, сморенный напряженным трудом последних дней и радостью ожидания дней новых…

С шестнадцати лет ее фигура бросалась в глаза мужчинам. Пышный бюст в сочетании с тонкой талией, длинными ногами и округлыми бедрами, да еще в придачу рыжие волосы и зеленые глаза делали Таню Орлову очень обольстительной. Особенно ей не давали проходу представители так называемого сильного пола с восточной окраской.

Приехав из провинциального Орла в столицу с надеждой поступить на журфак МГУ, Татьяна сразу стала объектом поклонения нескольких московских чиновников.

Ей откровенно было предложено переспать с одним из университетских комсомольских функционеров за право льготного поступления как дочери советского генерала, погибшего при исполнении интернационального долга.

Таня фыркнула, как дикая кобылица, и, послав очень грубо и далеко молодого нахала, блестяще сдала экзамены, о чем и телеграфировала матери в Орел.

Лидия Петровна Орлова тяжело перенесла гибель мужа, стала часто болеть. Но, когда Таня была уже в университете на третьем курсе, вдруг возникла эта поздняя любовь между ней и инженером Светловым. Таня узнала обо всем от своей орловской тетки. Она в резких тонах написала матери, что никогда не простит ей предательства памяти отца.

Через неделю соседка Лидии Петровны по площадке, захлебываясь в слезах, сообщила Танеиз Орла о смерти Лидии Петровны.

Таня поначалу бурно переживала кончину матери, корила себя за свое злое письмо к ней, но потом, поразмыслив, успокоилась.

Еще через год Татьяна «для пробы», как она сама говорила своей единственной близкой подруге Рите Зуевой, вышла замуж за старшекурсника, филолога, москвича Артема Голикова.

Прописавшись у свекрови, Татьяна полностью окунулась в жизнь московской богемы.

Эвелина Эдуардовна Голикова работала в издательстве «Искусство», поэтому лично знала всю «приличную Москву», как любила говорить она, затягиваясь дорогой сигаретой и попивая кофе из чашки севрского фарфора.

Артем Голиков, похожий на ежа, толстый веселый увалень, типичный московский мальчик-мажор, был начисто лишен чувства ответственности за свои слова и поступки. Он влюбился в Татьяну в одночасье, едва увидев ее в университетской библиотеке, куда он заглянул к очередной своей подружке Миле Куниной.

Орлова в то время как раз отдыхала от сердечных дел, и когда буквально на второй день их знакомства этот шикарный молодой человек предложил ей разделить с ним всю его дальнейшую жизнь и кров, Таня, не долго думая, согласилась.

Отец Голикова, крупный номенклатурный работник, служил в очень серьезном учреждении на Лубянке. За ним каждое утро приходила черная «волга», а в подъезде дома сидели попеременно за небольшим столиком у входа то молодой человек в штатском, то толстая тетка со злым бегающим взглядом, так что в квартиру Голиковых можно было попасть, только предъявив этим вахтерам удостоверение личности.

Татьяну приняли в доме Голиковых на равных, даже иногда хвастаясь невесткой – дочерью афганца-героя, советского генерала, оставившего к тому же ей неплохое наследство и кое-какие льготы.

Артем любил шумные компании, долгие вечеринки, незаметно переходившие из одних суток в другие. Он умел красиво и вкусно есть, шикарно одеваться и не жалел папиных денег на Татьяну.

– Ты должна иметь отличный «прикид»! – говорил иногда Артем, раскладывая вороха одежды перед смущавшейся в начале их семейной жизни Татьяной. – Это сегодня принесла для тебя лично Лизка Старыгина. Говорила, весь Лондон только такие шмотки и носит нынче.

Постепенно Татьяна освоилась с бытом семьи Голиковых. Теперь, когда Артем приволакивал ей очередную порцию тряпок, привезенных из-за бугра кем-то из его друзей, она рассматривала эти вещи снисходительно, оценивая и их, и себя с долей иронии. Она уже и так одевалась, как истинная столичная дама, знавшая толк в вещах и, главное, умевшая отделить истинную ценность от подделки.

Но по прошествии полугода после их богатой и громкой свадьбы Татьяна вдруг заметила, что Артем как-то охладел к ней, начал поздно возвращаться от друзей, перестал приглашать ее вместе с собой на бесконечные вечера, дни рождения и коктейли.

А однажды, вернувшись после двухдневного отсутствия в их квартиру, подаренную родителями, Артем, как был в плаще, плюхнулся на пуфик в прихожей и сказал, глядя на Татьяну осоловевшим взглядом:

– Слушай, старуха! Давай разбежимся, а? На время…

Татьяна, только что вышедшая из ванны, слушала его, прикрывая грудь воротником шелкового хитона. Она никогда не перебивала собеседника. Орлова умела слушать, и это ее качество всегда приносило ей только пользу.

– Тань, ну пойми меня, ведь ты не девочка. И сама обжигалась уже не однажды, – он, вдруг сообразив, что сказал пошлость, с опаской глянул на жену.

Она спокойно рассматривала его своими зелеными глазами, будто видела впервые. Ее длинные, еще влажные после душа волосы цвета старого золота крупными прядями рассыпались по точеным плечам, слегка прикрывая пышный бюст.

– А ты хороша! Чертовски хороша! – удовлетворенно хмыкнул Артем. – Найдешь себе еще кого-нибудь, если уже не нашла.

– Разрешаешь? – не то спросила, не то согласилась с ним жена.

– А что? Мне на жалко. Я ведь и сам не ангел, – он, слегка покачиваясь на нетвердых ногах, поднялся с пуфика и направился в кухню.

Татьяна, не проронив ни слова, последовала за ним.

Артем открыл дверцу холодильника, взял банку немецкого пива и, ловко сковырнув ногтем металлическую скобу, жадно припал к лившейся из банки холодной янтарной струе.

– Так мне что, готовиться к разводу и разделу имущества? – осторожно спросила Татьяна.

– Зачем? – испуганно произнес Артем, даже забыв опустить вниз руку с банкой, отчего пиво полилось ему за воротник плаща.

– Так ты же несколько минут назад предложил мне… – Таня не успела договорить фразу.

– Я сказал: давай разбежимся на время. Понятно?

Артем приблизился к ней, дыша в лицо перегаром.

Татьяна отшатнулась, слегка оттолкнув от себя мужа.

– А как к этому «разбежимся» отнесутся твои предки? Это во-первых! – она загнула палец на правой руке. – И, во-вторых, я бы не хотела опять возвращаться в общежитие или проситься на постой к Ритке Зуевой. У меня нет для этого никаких оснований. Ясно? – Татьяна внимательно посмотрела на Артема.

– Чудачка! – примирительно проворчал тот, пытаясь удобнее устроить свое массивное тело на изящном кухонном табурете. – Я не выселяю тебя, не требую развода и раздела барахла. Я, может быть, по-прежнему люблю тебя… Но если хочешь знать, то моя любовь, она особенная, скрытая от глаз людских, – Артем помолчал и стал потихоньку всхлипывать.

– Ну вот, началось. Пил бы поменьше, тогда бы и плакать не пришлось, – с этими словами Татьяна подошла к мужу и краем своего шелкового халата утерла ему, как маленькому, заплаканное лицо.

Артем взял обеими своими лапищами ее изящную узкую ладонь и стал покрывать мелкими поцелуями.

– Следующим твоим жестом будет приглашение в супружескую спальню? Так, что ли? – Татьяна с трудом высвободила свою руку и отошла к двери.

– Да нет, старушка. В том-то и дело, что я боюсь тебя в постели, – задумчиво произнес Артем.

– Вот те здрасьте! – удивленно воскликнула жена. – С каких это пор, интересно бы знать?

– Чуть ли не с первой нашей ночи, – почти неслышно проговорил Артем. – Я сразу понял, что я для тебя совсем не интересен, как мужчина, – он виновато посмотрел на жену.

– Если быть честными до конца, то ты прав! – с вызовом заявила Татьяна. – Я, безусловно, всегда притворяюсь, что мне с тобой хорошо в постели.

Артем вдруг моментально протрезвел.

– Так почему же ты за меня замуж пошла, если сразу поняла, что я не подхожу тебе как мужик? – почти прокричал он ей в лицо.

– Не кричи, пожалуйста. Сам заварил кашу, сам и расхлебывай! – Татьяна взяла спички, зажгла газ и поставила на плиту чайник. Потом она достала из кухонного буфета банку растворимого кофе, чашки и, поставив все на стол, сама присела у плиты, закурив сигарету.

Артем настороженно молчал, наблюдая за ее действиями.

– Ты думаешь, мне безразлично то, что ты мне говоришь сейчас, и то, что у нас было прежде? – Татьяна всыпала две чайные ложки кофе в чашку, плеснула кипятка и стала остервенело растирать гущу по дну чашки.

– Сахар не положила, пенки не будет, – подсказал Артем.

– Забыла, и все из-за тебя! – взвилась супруга. – Мне сегодня идти на зачет по английскому, а я уже две ночи не сплю, все тебя жду.

– На тебя посмотрев, можно подумать, что ты спишь по сорок часов в сутки, не менее, такой у тебя свежий вид, – спокойно возразил Артем.

– Спасибо за комплимент, – успокаиваясь, буркнула Татьяна. – Но ты меня все время сбиваешь с мысли…

– Главное, чтобы она была, – заметил Алин и, поднявшись с табурета, стал здесь же в кухне стягивать с себя плащ, приговаривая при этом: – Сидит, понимаешь, кофе по-польски себе готовит, а то, что муж уже два дня не кормленный – ей наплевать! Давай завтрак! – Артем хотел шутя шлепнуть ладонью по стеклу, но не рассчитал свою силу. От удара огромного кулака Артема чашка с кофе подпрыгнула и с грохотом рухнула. Осколки тончайшего фарфора и капли кофе разлетелись по всей кухне.

Татьяна застыла в немом испуге. Артем и сам не ожидал от себя ничего подобного. Он плюхнулся на табурет и громко расхохотался.

– Вот, уже и посуду делим, чашки бьем. А как дело и впрямь дойдет до развода, что бить будем? – говорил он сквозь смех.

– Я думаю, нам лучше начинать с трельяжа или телевизора, – в тон ему, переходя от испуга к веселью, сказала жена. – Больше звона будет!

Они отсмеялись и, сталкиваясь лбами в маленькой кухне, начали собирать осколки фарфора.

– Слушай, Артем, давай поговорим хоть раз серьезно, – предложила ему Татьяна, когда следы драмы были отправлены в мусоропровод, а на столе дымился аппетитный омлет и лежали свежие тосты.

– Давай! – Артем ел с большим аппетитом. Он совершенно протрезвел, умылся и опять вернулся в свое благодушное состояние. – Танюша! Жизнь слишком длинна для одного чувства! Теперь, когда мы до конца сознались друг другу, давай будем дружить, как пионеры, и хранить нашу семейную тайну от других, как краснодонцы.

– Артем, не кощунствуй! – оборвала его Татьяна.

– Я в смысле – никому-никому не скажем, что наши супружеские узы теперь только чистая формальность, а на самом деле я – свободный мотылек, а ты – бабочка, – и он чмокнул жену в распахнувшейся на груди ворот халата.

– Ничего себе, Мотылек Бегемотович, – смеясь, Таня растрепала волосы на голове мужа. – А куда или, вернее, к кому, если не секрет, ты собираешься уйти?

– Не секрет. Помнишь ту библиотекаршу Милу Кунину? Мы с тобой познакомились при ней…

– Это такая хорошенькая круглая брюнетка? – Татьяна удивленно подняла брови. – Но ведь она самая обыкновенная девушка, таких в Москве тысячи.

– Ну и слава богу! – воскликнул Артем. – И хорошо, что обыкновенная. У меня уже одна есть – из ряда вон, особенная – собственная супруга! – и он с гордостью посмотрел на Татьяну. – Зато Мила меня давно и бескорыстно любит и готова ждать, пока я не освобожусь от тебя.

– Так в чем же дело? – лицо Татьяны стало серьезным. – Хочешь развод? Пожалуйста!

Артем отрицательно покачал головой.

– А может ты задумал меня задушить, как Отелло Дездемону? Признайся, ну! – она подошла к Артему вплотную и обожгла его взглядом своих глаз, ставших сейчас темно-изумрудными.

– Видишь ли, дорогая! – Артем обнял жену за талию и легонько притянул к себе. Она не сопротивлялась. – Мне нет никакого резона ни душить, ни травить тебя, ни резать. Пока я официально женат, мои предки совершенно спокойны и их не волнует, живу ли я здесь, или же таскаюсь по друзьям и подружкам. Это не их трудности. Как говорит моя мама, жена воспитывает мужа таким, какого она достойна.

– Значит, я воспитывала бабника и гулену? – улыбнулась Таня.

– Это просто замечательно, у меня необыкновенная жена! – опять захохотал Артем. – Говорит о муже, что он бабник, а сама при этом не орет, не дерется, а улыбается.

– А ты помнишь легенду о Тамерлане и обложенном им непомерной данью городе? – тихо спросила Татьяна.

– Неужто и ты смеешься только потому, что тебе нечего больше терять? – серьезно спросил Артем.

– Похоже, ты прав. Я теперь, после нашего объяснения с тобой, чувствую себя, как говорится, «голым человеком на голой земле», – она тяжко вздохнула. – Я действительно не люблю тебя, я просто благодарна тебе за все хорошее, что было и, возможно, еще будет между нами. Я сирота и физически, и духовно: ни родных, ни мечтаний, ни идеалов, ни надежд – и она грустными, полными слез глазами посмотрела на мужа.

Артем наклонился и погладил ее по голове, как маленькую девочку, потом, слегка приподняв пальцем ее подбородок, произнес:

– Лети, птаха, ищи счастье! А если я понадоблюсь – только свистни!

Еще раз поцеловав жену, Артем взял плащ и вышел в коридор. Через минуту Таня услыхала, как остановился на их этаже лифт, а потом пошел вниз. Все в доме затихло…

С этого дня прошло уже почти два года. Первое время Татьяна ничего не говорила Рите Зуевой о своем договоре с Артемом. Но потом ее темперамент взял свое, и Рита, видя в своем доме подругу то с одним, то с другим поклонником, сама напрямую спросила Орлову, когда та пришла к Зуевым с очередным другом:

– Татьяна! А как Артем смотрит на твоих дружков? И почему ты перестала ходить с ним к нам?

– Артем на все смотрит положительно, то есть он положил себя на тело Милки Куниной…

– Ну зачем же ты так? Я ведь не знала, что ты мстишь Голикову за измену, – обиженно сказала Рита и отвернулась к окну.

Татьяна подошла к ней и обняла за плечи:

– Прости меня за грубость, Ритуша, но я мщу не Артему, я мщу себе.

– За что мстишь? – недоуменно переспросила Рита.

– За то, что хочу счастья и не могу его найти, – сказала Татьяна. – Ритуша! Давай не будем об этом. Для окружающих и для родных мы с Артемом по-прежнему муж и жена. А по существу – мы свободные птицы.

– Не волнуйся, я умею хранить тайны! За это и Вадик меня ценит, – почему-то зашептала Рита.

– Ефремов тебя на руках должен носить и пылинки сдувать, а он, видите ли, за умение хранить тайны ее ценит! – съязвила Орлова и вдруг предложила Рите: – Хочешь, я познакомлю тебя с одним «боссом», профессором-хирургом из Кремлевки? – и, не получив ответа, продолжила: – Учти, вдовец, есть квартира, дача, машина… Может, и женится, хотя сначала снимет пробу…

– Я, конечно, могла бы тебя выставить за это предложение, но учитывая, что ты это делаешь из-за дружеских чувств ко мне, я тебя прощаю, – сердито выговаривала Рита. – Но впредь – учти. Мне никого не нужно в жизни, кроме моего Вади! – и она обожгла Орлову своим лучистым взглядом.

Больше подобных разговоров подруги не заводили, но с тех пор у них повелось, что Татьяна раза два в месяц заглядывала к Зуевым на огонек. А потом девушки уходили в Ритину комнату, и там Орлова исповедовалась перед Ритой, а скорее перед самой собой, рассказывая обо всех своих похождениях без утайки. А рассказывать Татьяне было что…

Артем перебрался к Миле Куниной и навещал Татьяну довольно редко, только чтобы что-нибудь забрать из личных вещей, а заодно за чашкой кофе поболтать о житье-бытье.

И Таня очень быстро привыкла к тому, что она полновластная хозяйка уютной двухкомнатной квартиры и собственной жизни.

Старшие Голиковы особенно не докучали ей ни визитами, ни телефонными звонками. Иногда, договорившись предварительно, Таня с Артемом навешали стариков и засиживались допоздна за обильным ужином. Потом Артем подвозил Татьяну в их прежний дом, а сам уезжал к Миле в Медведково.

Как известно, «от сессии до сессии живут студенты весело». Татьяна не слишком загружала свой мозг чтением учебников. Она ходила на лекции нерегулярно, а дружба, основанная на натуральном обмене заморскими тряпками со старостой Олей Шамякиной помогала Орловой всегда в день проверки посещаемости студентов оказываться на месте.

Та же Шамякина, прознав, что муж Татьяны временно сменил место жительства, осторожно попросила однажды у Орловой разрешения прийти к ней в гости со своим другом. Таня, немного подумав, протянула Шамякиной ключи от квартиры. Ольга взяла их, бросив на Татьяну счастливый взгляд.

После этого случая Оля стала усиленно сватать Орлову. Она была коренной москвичкой, общительным человеком с огромным количеством друзей и знакомых.

Едва Татьяна успевала переступить порог собственной квартиры, как раздавался оглушительный телефонный звонок, и Ольга, задыхаясь от возбуждения, радостным голосом предлагала познакомить Татьяну с потенциальным женихом.

Иногда Таня сдавалась и соглашалась встретиться с очередным кавалером, но только где-нибудь за пределами квартиры: в кино, в кафе, в сквере – где угодно.

Обычно в женихи себя предлагали либо маменькины сынки с ранними залысинами и застарелыми гастритами, либо старые холостяки со вставными зубами, готовившие себе нянек или сиделок. Попадались иногда и чужие мужья, которых особенно устраивало наличие у Татьяны жилья.

Каждое очередное знакомство заканчивалось стандартно. Проводы из кафе, сквера, кино до Татьяниного дома, чаще на метро, чем на такси, просьба о чашечке чая и вороватая попытка ее раздеть через пять минут после того, как чай был выпит… Один иногородний приятель Шамякиной, приехавший в командировку в Москву из Донбасса и получивший пощечину от Орловой, когда полез к ней под юбку, объяснил ей:

– Чего руки распускаешь? Если ты такая правильная, сделай себе пластическую операцию, а то ведь внешность у тебя такая, что посмотришь – и сразу хочется!

Татьяна вытолкала его взашей и решила больше не поддаваться ни на какие Ольгины предложения.

Спустя неделю после визита командировочного Шамякина пригласила Татьяну к себе на вареники. Орлова поколебалась слегка, но потом согласилась.

Оля Шамякина и сама была похожа на вареник. Худые руки и ноги и очень мясистая часть от шеи до бедер как спереди, так и сзади. Зато головка ее вызывала симпатии и мужчин, и женщин.

С черными вьющимися кудряшками, с коротким носом, круглыми глазами и губами, похожими на букву «О», она казалась сверхпростодушной и кукольно-бесхитростной, хотя на самом деле была практична и трезва.

Муж Ольги, худенький юркий мужичок, работал сутками на «скорой», и Ольга как-то пожаловалась Татьяне, что ее Ванек устает на дежурстве и не тянет как мужик. Потому-то она и водила любовников, правда, не к себе в дом, а на квартиру к Орловой.

– Танюша! Ну не сопротивляйся! Эдик тебе должен понравиться! – говорила Ольга, когда подруги, сидя на кухне у Шамякиных, ели вареники с вишнями. – Если хочешь знать, я бы и сама не прочь с ним завести шашни, но в его вкусе такие женщины, как ты!

– То есть? – Татьяна вопросительно глянула на «сваху».

– Ты – яркая, очень соблазнительная и умная, – Ольга говорила, любуясь Татьяной.

– Спасибо, женщины редко говорят друг другу правду, – очень серьезно сказала Орлова и вдруг весело захохотала: – Оля! Ты, наверное, так всегда говоришь обо мне тем кавалерам, что хотят обязательно попить чайку у меня на Беговой? Да?

– Ладно тебе, как ни говорю, а все мимо, – незлобливо отмахнулась от нее Шамякина. – Но на это раз, думаю, тебе повезет, Эдик Мезин – парень что надо! – уверенно заявила Ольга.

– А что ему от меня надо? – поинтересовалась Татьяна.

– Хочешь, как на духу расскажу про него все, что знаю сама? – пропустив мимо ушей колкость, спросила Шамякина.

– Ну, валяй! – благосклонно согласилась Орлова.

– Мне нравится цинизм Мезина, – задумчиво проговорила Ольга. – Я знаю его с детства. Мы жили в одном дворе на Герцена. Он был немного старше меня и дружил с моим братом Женькой. Эдик закончил филфак МГУ, западное отделение. Владеет несколькими языками. Одарен, но очень ленив, – сообщая эти подробности, Ольга следила за реакцией Татьяны.

Та медленно водила чайной ложкой по скатерти, словно и не слушала подругу. Ольга обиженно замолчала.

– Так чем занимается сейчас этот одаренный циник? – Татьяна весело посмотрела на Шамякину. – Сколько у него покинутых жен и детей?

– Сейчас он одинок, – поспешно проговорила Ольга.

– Ну конечно, непризнанный талант, не понятый семьей гений, – иронизировала Татьяна.

– Конечно, Эдик – не святой. Сначала он бешено прорывался в Союз писателей, публиковал лакейские статьи о разных секретарях при литературе, воспевал их произведения, как Гомер подвиги Одиссея, а потом, прорвавшись, занялся общественной деятельностью, – сказала Ольга, гордая за знакомого.

– Знаем мы этих общественников, – вставила Татьяна. – Небось, доставал продукты для Дома литераторов ценой дефицитных билетов на Высоцкого.

– И вовсе нет! – насупилась Ольга. – Мезин руководит молодыми писателями.

– Ах, вон оно что! Значит, Мезин не хухры-мухры, а Руководитель! – Татьяна подняла вверх указательный палец. – Я не люблю, чтобы мной руководили, – грозно произнесла она, а потом улыбнулась мечтательно: – Я хочу, чтобы меня любили, и только тогда я позволю, чтобы по мне руками водили…

– Тань, я хочу, чтобы ты знала про Эдика все, – несмело вновь начала Ольга.

– Ну, что еще с ним приключилось? Он что – голубой? – испугалась вдруг Орлова.

– Бог с тобой! Он уже сменил трех жен! – замахала на нее руками Шамякина.

– Наркоман, что ли? – со страхом спросила Татьяна.

– Нет, но в молодости он пил по-черному, а сейчас завязал, – стараясь заверить себя и подругу, сказала Ольга.

– Ладно, знакомь меня со своим Хэмингуэем! – согласилась Татьяна…

Мезин сидел у Орловой в комнате, привалившись к спинке дивана и в упор рассматривал Татьяну.

Он был в кожаной куртке и клетчатой ковбойке. И хотя Эдик не отличался особой красотой, все же его долговязая фигура сохранила определенную привлекательность, как и лицо с большим красноватым носом и маленькими умными глазками усталого слона.

– Слушай, Рыжая, а почему бы нам не попробовать? – сказал он, дожевывая бутерброд с ветчиной. – А вдруг я тебе понравлюсь…

– А если нет? – Татьяна посмотрела ему прямо в глаза.

– Не попробуешь – не узнаешь, – протянул Эдик.

– Перетопчешься, все вы одинаковы, – усмехнулась Орлова.

– Не скажи! – запальчиво проговорил Мезин. – Я веселый в постели. Дурачусь до полной отключки…

Эдик действительно оказался веселым любовником, он обладал большими сексуальными возможностями не в пример Артему, Татьяниному супругу. При этом Мезин восхищался собой, постоянно отмечая вслух свою неукротимость.

В промежутках между занятиями любовью он успевал рассказывать анекдоты, курить, острить и с видом гурмана хвалить и Танины «жаркие достоинства».

Но Орлову от него быстро «укачало», и она стала допускать его к себе не чаще, чем раз в неделю.

Прошло три месяца. Постепенно они стали остывать друг к другу, хотя интимную связь пока не прерывали.

Эдик всегда приходил в дом со своими продуктами. Он сразу оккупировал кухню, выдворив Татьяну, жарил, парил, резал все сам. Потом вносил в комнату поднос с неожиданными закусками. Эдик называл из «наши междусобойчики».