Текст книги "На Краю (СИ)"

Автор книги: Ирина Ломакина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц)

Капитан Лидс покачал головой.

– Отпустили экипажи «Гордого» и «Утренней зари», – ответил он. – Они работали на «АйТи», подозреваю, что у них нашлись заступники. И тебя.

– А как же остальные? – я нахмурился, действительно удивленный. Коллеги внимательно смотрели на меня. Никто не произнес ни слова, всю инициативу отдали капитану Лидсу.

– Их должны отпустить, – я старался говорить спокойно. – Всех, кроме единственного виновника, который увез девушку и ее похитителя с планеты. Если такой, конечно, был. Возможно, мы просто чего-то не знаем.

– Сдается мне, ты что-то недоговариваешь, Леша, – неожиданно подал голос Аркаша Смолин. – «Должны отпустить!» Откуда такая уверенность? Может, мы и вправду чего-то не знаем, зато ты, похоже, знаешь больше, чем говоришь.

Тут он попал в точку: знал я намного больше, но болтать об этом не собирался. К тому же, я начал злиться на этих придурков, которые не поленились собраться здесь и обвинить меня в каком-то мифическом предательстве.

– Я знаю столько, сколько рассказал, – ровно сказал я. – Тех, кто ни в чем не виноват, отпустят. Речь идет о чем-то очень серьезном, разве вы не понимаете? – Я еще раз обвел глазами собравшихся, постарался каждому заглянуть в глаза. – Эти люди, которых ищут, очень нужны Союзу, вот их и ловят, не считаясь ни с чем. Поймают – и все успокоится.

Мне самому хотелось в это верить. Но поскольку поймать беглецов не должны ни при каких обстоятельствах, скорого спокойствия на Краю ждать не приходится.

Мне хотелось сказать этим людям, сидящим рядом: «Возвращайтесь на маршруты. Чем больше вы суетитесь, тем жестче станет действовать полиция. Не давайте ей повода, да и всё. Возмущаться в данном случае бесполезно, иначе они решат, что все мы действуем заодно». Но я догадывался, как они расценят мои слова. Их доверие я уже утратил, но пока меня не назвали вслух предателем, стукачом или трусом, нарываться не следовало. Пусть действуют, как хотят – возмущаются, протестуют…

Я мысленно пожал плечами и встал.

– Улетаешь? – спросил кто-то.

– Всего хорошего, – бросил я.

Я шел по территории космопорта, опустив голову, полностью погрузившись в свои мысли. Какой-то человек едва не сбил меня с ног, чертыхнулся и тут же воскликнул знакомым голосом Женьки Садовникова:

– Лешка! Ты!

В порыве чувств он обнял меня и прижал к груди. По контрасту с поведением коллег его приветливость была как нож в сердце.

– Я слышал, что тебя выпустили, – радостно заговорил он, изучая меня с головы до ног, словно проверял мою целостность. – Как жизнь?

– Ты что, на общее собрание опоздал?

– Какое собрание? – не понял Женька.

Я объяснил. Он захлопал глазами, потом махнул рукой:

– Не обращай внимания. Ребята всполошились, их можно понять. Дела и впрямь чуднЫе творятся, – он посерьезнел.

– Но ты-то не думаешь, что я половину экипажей в каких-то неведомых грехах обвинил? – вырвалось у меня.

– Я? Не верю, – спокойно ответил Женька. – Темнишь ты чего-то, это точно, но в полицию стучать – не твой стиль. Да и не знал ты ничего про их дела, верно?

Я кивнул.

– Чего темнишь, я вникать не хочу, – продолжал Женька. – А вот новостями поделюсь, они и к тебе отношение имеют, могу поспорить.

– Что за новости? – спросил я, отчего-то холодея.

– С Самсона. Там только что уничтожен полицейский союзный катер с крейсера.

– В смысле – уничтожен? – не понял я. – Кем?

– Нашими братьями-пилотами, экипажем «Звездной дороги». Знаешь их?

– Плохо, – я мотнул головой, чувствуя, как слабеют колени. Захотелось сесть прямо на землю. – Что там произошло?

– Я не знаю, и никто толком не знает, – ответил Женька. – Вроде бы к ним на борт пришел патруль, предъявил ордера на обыск и на арест, а они принялись отбиваться, а потом захватили катер и всех перестреляли.

– Впятером? – поразился я.

– Им помогли. Там было еще несколько кораблей, плюс местные. Понятия не имею, что пилоты им наплели, но ты же в курсе, как любят на Краю союзную полицию…

– Они сошли с ума? – шепотом спросил я. Мне показалось, что под моими ногами разверзлась бездна, в которую я провалюсь, стоит сделать лишь малюсенький шажок. Я невольно опустил глаза, но ничего не увидел, кроме гладкой серой поверхности летного поля.

– Может, это был тот самый корабль, который увез тех двоих? – как в тумане донесся до меня Женькин голос. – Леша, ты меня слышишь?

– Слышу, – прошептал я, пытаясь справиться с голосом. – Разве «Звездная дорога» была тогда на Красном Небе? И почему такая задержка? Вроде всех, кто там был, давно нашли и взяли.

– Они были на Красном Небе, – теперь шептал Женька. – Я слышал краем уха, и сам не поверил, но, выходит, правда. Вроде бы, там есть «левый» космодром…

– Контрабанда графитом? – озарило меня. – Космодром нашли не сразу, – я лихорадочно размышлял вслух, – а когда нашли, сообразили, что Бовва могли удрать и оттуда. Все там перетряхнули, выяснили названия кораблей…

– Чего ты бормочешь? – Женька тряхнул меня за плечо. – Что такое Бовва?

– Бовва – это та самая девушка, которую ищут. Анна Бовва, – пояснил я. – И второй тоже Бовва.

– Брат, что ли?

– Отец, – зачем-то ответил я, поймал Женькин удивленный взгляд и захлопнул рот.

Женька покачал головой.

– Во что ты вляпался, Леша? – тихо спросил он.

– Ни во что, – ответил я. – Вляпались те, кто сейчас на Самсоне. Представляешь, что с ними будет?

– Мне другое интересно: что будет со всеми нами, если этих – как ты их назвал? – в скором времени не поймают.

Я не нашелся, что ответить. Ясно одно: едва о случившемся узнают в Центре, можно ждать чего угодно. Уничтоженный полицейский катер Краю не простят – хотя бы потому, что ничего подобного раньше не случалось.

Я пристально посмотрел на Женьку, как никогда встревоженного, и сказал:

– Мой клиент только что расторг контракт. Я улетаю на Онтарио, буду искать заказчика и ждать новостей с Самсона. Попытайся найти меня там.

– Ну…ладно. Тогда я пошел. Расскажу остальным.

Мне очень хотелось сказать: «Не ходи». Я представлял, какую реакцию вызовет в баре этот рассказ. Закусив губу, я протянул Женьке руку для прощания.

– Будь осторожен, – неожиданно сказал он.

И я не выдержал.

– Успокой их, – сказал я, кивая в сторону забегаловки. – Тебе поверят. Скажи, что полицейские поймали контрабандистов, а те стали оказывать сопротивление. Тем более что это правда. Молчи про Красное Небо, а то…

– А то что?

– А то ребята решат, что полиция уж слишком зарвалась в своих поисках и всех пилотов записала в потенциальные сообщники похитителя.

– А это не так?

– Не знаю. Надеюсь, что нет, и дело просто в том, что им надо найти этих людей. Рано или поздно их схватят, и все закончится. Я не хочу, чтобы к тому моменту половина космофлота Края разыскивалась за вооруженное сопротивление полиции. Понимаешь?

Женька кивнул:

– Постараюсь.

Я понятия не имел, могу ли я положиться на него. Сейчас кстати был бы Марко, всегда ироничный и скептически настроенный. Он бы живо нашел, чем успокоить людей, сумел бы подобрать нужные слова. Но Марко рядом не было. Надеюсь, его не было и на Самсоне, подумал я.

Я вспомнил о пассажирах, надежно укрытых на «Птахе». Что будет с Краем Галактики, если их найдут, я представлял. А если не найдут? До чего способны дойти полицейские в своем рвении? Запретят грузовые перевозки? Начнут арестовывать всех подряд? И какова будет реакция здешних жителей, раз уж каким-то контрабандистам легко удалось стравить их с полицейскими? Я стиснул зубы. Судьба словно заставляла меня стать убийцей. Найденные где-нибудь на орбите холодные тела разом положат конец поискам, а значит, и беспорядкам на Краю. И не нужно будет опасаться межзвездной связи.

Вернувшись на корабль, я долго думал, стоит ли делиться новостями с пассажирами. С одной стороны, они должны быть в курсе дела. В связи со случившимся на Самсоне наше положение осложнялось. Следовало ждать внезапных облав, проверок документов, усиления бдительности. С другой стороны, пока они отрезаны от мира, на них легче воздействовать…

И все-таки я им рассказал. Не удержался и обрисовал все наши перспективы, присовокупив, что сами собой поиски, скорее всего, не утихнут, как я рассчитывал.

– Они будут искать, пока не найдут, – сказал я. – В их силах расчертить весь Край на квадраты и методично прочесывать, то есть обыскивать, арестовывать, допрашивать, ограничить передвижение…

– Что вы собираетесь делать? – прервал меня Бовва.

– Лететь на Онтарио и прятать вас там. В космосе сейчас гораздо опаснее. Они потеряли ваш след, а из-за этого… м-м-м…инцидента, скорее всего, будут искать вас на Самсоне. Вряд ли в ближайшее время дело дойдет до десанта на другие планеты. К тому же, им придется трижды подумать, прежде чем высаживать десант на Онтарио. Там население почти миллиард человек. Так что время еще есть.

– Вот как, – Бовва покусал губы. Я взглянул на «почти гения», виновницу всей этой заварушки. Она молчала, но смотрела на меня как-то странно.

– А как же ваш контракт? – спросил Филипп.

– У меня его больше нет.

– Мне жаль. – Было видно, что ему ничуть не жаль. – Ну что же, вам виднее, что делать дальше. Сколько лететь на Онтарио?

– Двое суток, – обронил я и ушел в рубку.

На этот раз Анна не стала ждать, когда я начну принимать стимуляторы. Она пришла на вторые сутки и принесла мне стаканчик с чаем. Несколько минут мы просидели в молчании. Потом она спросила:

– А какая, собственно, разница, один длинный прыжок или несколько коротких? Курс один и тот же, и все делает автоматика, разве нет?

– Да. А ты знаешь, что каждый выход из гиперпространства увеличивает риск сбоя системы? Мы ведь гиперпрыжками пользуемся, и половины их свойств не зная. Работает, и ладно. Тоже какой-то умелец однажды изобрел.

– И мир изменился… – тихо сказала Анна.

– Ну да… – я понял, куда она клонит, и засмеялся. – Не надо делать из меня противника прогресса. Видишь ли, гиперпрыжок сначала очень многих лишил власти. И понадобился почти век, чтобы появился Союз, да и то лишь потому, что Галактику можно было освоить исключительно сообща. С межзвездной связью все наоборот. Сначала она лишит очень многих людей свободы, к которой они привыкли, и только потом начнет приносить пользу.

– Значит, польза все-таки будет?

– А как же. Цивилизация придет на Край семимильными шагами. Здесь наконец-то наведут порядок. Но у порядка по сравнению с хаосом есть свои минусы. За него приходится очень дорого платить.

«Свободой», хотел добавить я, но удержался – получалось слишком пафосно.

– Я понимаю, – неожиданно кивнула Бовва. – Порядок – это ограничения. А вам противны любые ограничения, так?

– Не любые, – я нахмурился. – Но частенько грань бывает слишком тонка. Край Галактики нравится мне таким, какой он есть, – я вспомнил о последних событиях и добавил, не в силах скрыть горечь. – Точнее, каким был.

«А может, лучше дальняя связь, чем полиция на каждом шагу?» – внезапно закралась мне в голову мысль. Но я благоразумно оставил ее при себе. Если мои страхи насчет полицейских кордонов и прочих перегибов, допустимых в чрезвычайной ситуации, оправдаются, придется менять стратегию, а вариантов в запасе всего два: выдать пассажиров или убить их. Хорошенькая перспектива, которой уж точно не стоит заранее делиться с Бовва…

Разговор сам собой оборвался, и я отправился на свою раскладную кровать, оставив Анну в кресле второго пилота.

Мы сели на планету ночью. Несмотря на помощь Анны, я чувствовал себя ужасно. Следовало либо выпить чашки три крепчайшего кофе, либо лечь и спокойно поспать хотя бы несколько часов. Я рассудил, что спешить некуда, объявил тихий час и уснул, забыв запереть рубку. Расслабился за последние дни, поверил, что им некуда и незачем бежать. Но пассажиры как будто прочли мои недавние мысли.

Я проснулся и несколько секунд не мог понять, что разбудило меня. Звук? На «Птахе» царила мертвая тишина. Тишина! Я вскочил, понимая, что случилось непоправимое. В корабле не было никого, кроме меня, я ощущал это всей кожей, шестым чувством, отточенным за годы, проведенные в космосе. Я бросился в кают-компанию, потом в каюту, проверил даже гальюн. Никого.

Вернувшись в рубку, я включил обзорный экран. Было уже светло. Несколько мгновений я тупо наблюдал утреннюю космодромную суету за бортом. «Боже мой, зачем? – думал я. – А главное, как?» Они не могли опустить аппарель, я заблокировал ее. Разве что… Проклятие! Я обшарил карманы кителя, висящего на спинке кресла в рубке, и убедился, что ни оружия, ни универсального ключа там нет.

Куда они пойдут? В здание космопорта, конечно. По-другому с взлетного поля не выбраться. Там-то их и схватят. Я не говорил им, случая не было, но на Онтарио, в отличие от многих планет Края, на выходе стояли рамки, считывающие печати. Как только они пройдут рамку, информация о них попадет в базу. Люди несовершенны, охранники и таможенники могут не помнить все полицейские ориентировки. Но система не забывает ничего. Если в ней есть информация о розыске этих людей – тревогу поднимут моментально. Я-то собирался вывести их через служебный вход…

Я додумывал эту мысль, доставая экран, вызывая такси и пулей вылетая из «Птахи». Я не успею, думал я, запрыгивая в машину. Я не успею.

Но я успел – почти. Должно быть, они прошли все взлетное поле пешком и долго стояли в очереди к стойке паспортного контроля у выхода из космопорта. Сейчас их очередь почти подошла. На что они рассчитывали? Что рамки не считывают печати? Наделись, что информация сюда не добралась? Какая глупость! Они ведь знали, что Онтарио – один из крупнейших транспортных узлов Края. Тогда в чем дело? Жест отчаяния? Желание сдаться?

Недавно прибыл очередной пассажирский лайнер, в зале толпилось много народу. Я наступал на ноги, спотыкался о баулы и репетировал про себя нужные слова: «О, это вы, как я мог вас потерять, давайте отойдем…» Мне не хватило нескольких шагов. Филипп Бовва, подошедший почти вплотную к рамке, внезапно выхватил пистолет. Я с ужасом узнал собственное оружие. Дальше все происходило очень быстро. Люди шарахнулись от него, офицер у стойки паспортного контроля потянулся к кобуре, и Бовва выстрелил в него. Раздался громкоголосый визг, большинство людей повалилось на пол. Остальные полицейские за стойкой тут же залегли.

Я бросился вперед, уже ничего не понимая и не прикидывая. Все случилось одновременно. Выглянув из-за стойки, полицейский прицелился в Филиппа. Я прыгнул, пытаясь то ли сбить Бовва с ног, то ли прикрыть собой. Прыжка не получилось – Анна, которая, благоразумно упавшая вместе со всеми, подкатилась мне под ноги и повалила на пол. Офицер выстрелил, и Бовва упал, неловко взмахнув руками и выронив пистолет. Я видел, что он мертв, и все-таки порывался подползти, посмотреть, что можно сделать для него, а может, кто знает, подобрать «Кольт» и продолжить его войну. Я словно разум потерял.

Но Анна с неожиданной для девушки силой прижала меня к полу и прошептала сквозь зубы:

– Лежи, дурак, не шевелись. Всё. Всё уже кончилось.

Она была права – все было кончено. Я не справился. Не спрятал. Не уберег. И даже себя не сумел спасти.

Полицейские с оружием в руках вылезали из-за стойки и осторожно приближались, а я лежал лицом вниз на грязном полу и, кажется, плакал.

Часть 2.

1.

В камере полицейского участка при космопорте было полутемно и очень неуютно. Для такого важного преступника, как я, местная полиция постаралась выделить самые надежные «апартаменты». Мне снова повезло: в камере я был один. Должно быть, меня специально изолировали от всех, но мне эта паранойя была только на руку. Я не хотел никого видеть.

С Анной нас разлучили практически сразу же. Но пока мы лежали на полу, она торопливо шепнула мне на ухо:

– Запомни: мы присоединились к тебе на Океане и силой заставили вести корабль к Онтарио. Помнишь, ты говорил? Мы знали, что ты уже проверен.

– Как именно – силой? – уточнил я.

– Подстерегли возле корабля, втолкнули внутрь и отняли «Кольт» – быстро выдала Анна, будто давно продумала этот вариант.

– Но как вы туда попали? – успел спросить я.

– Ты не в курсе, а я найду, что ответить, – туманно пообещала Анна, и тут к нам подбежали полицейские. Она проходила в сводках как похищенная девушка, поэтому ее заботливо подняли с пола и куда-то повели в окружении охраны, а мне досталось несколько жестких пинков под ребра и тугие наручники. Никто и не собирался вникать, жертва я или сообщник. Как потом выяснилось, мой рывок к Бовве приняли за попытку схватить девушку.

Пока меня не увели, я несколько раз громко повторил, что я ни при чем, что преступники вырубили меня и сбежали с корабля, украв оружие и универсальный ключ. Я видел, как нас снимают на экраны из толпы, и хотел заручиться независимыми свидетельствами. Эти ролики через пять минут будут в сети, и уже никто не скажет, что я придумал эти показания в камере.

Но допрашивать меня не стали. Напрасно прождав несколько часов, я понял, что местные предпочли оставить выяснение всех обстоятельств союзной полиции. Всё, что мне оставалось, это лежать на нарах, глядя в потолок, и ждать прибытия крейсера.

Я покрутил в голове разные версии своего рассказа, и пришел к выводу, что идея Анны – самая разумная. Но мне все равно не верилось, что я выйду сухим из воды, ведь подтвердить мои показания с помощью «присяги» не получится, а на слово – ну кто мне поверит? Даже если Анна подтвердит. И кстати, она-то как собирается обмануть «присягу»? Неужели тоже… непереносимость? И вряд ли врожденная. Я усмехнулся, вспомнив улыбку с ямочками, светлую челку и ее манеру вгонять меня в краску неожиданными гримасами и подмигиваниями. Девчонка умела сбить с толку, но следователей союзной полиции подобными ужимками вряд ли смутишь.

За дверью послышался какой-то шум. Я сел. Прошло лишь несколько часов с нашего задержания (что-что, а время в замкнутом пространстве я всегда чувствовал хорошо), крейсер не мог прибыть сюда так быстро. Все-таки допрос? Или меня решили покормить?

Заскрежетал замок. В камеру шагнул полицейский и уставился на меня злыми, мутными глазами. Он был пьян. Видимо, парни поминали погибшего товарища, и в процессе захотели почесать кулаки об одного из виновников его гибели, раз уж второй ушел от наказания – умер. На лице вошедшего рядового боролись страх нарваться на выговор (большее ему вряд ли грозило) и желание выместить на ком-нибудь свою боль и гнев. Второе перевесило.

– На выход! – рявкнул он.

Я не двинулся с места, наоборот, вжался в стену и отрицательно качнул головой.

– Я сказал – на выход! – Парень схватил меня за плечо, но у нас была не такая уж большая разница в весе. Он понял, что не справится, и стал действовать по-другому: размахнулся для удара. Я метнулся в сторону и упал на нары, перекатился на живот, спрятал руки под себя. Рядовой выругался, сообразив, что один со мной не справится, и ненадолго отступил. Через минуту он вернулся с подмогой. В несколько рук меня стащили с нар, поставили на ноги и вытолкнули в коридор. Дверь в камеру захлопнулась.

Приемами рукопашного боя я владел плохо, но все же владел – чему только не научишься за десять лет на Краю Галактики. Впрочем, использовать их не было никакого смысла. Их трое, они вооружены, а бежать мне некуда. Сопротивляться означает лишь раззадорить и без того злых мужиков. Я это понимал, но смириться просто так не мог.

Я резко вывернулся из державших меня рук и метнулся назад, вглубь коридора, но не успел сделать и пары шагов. Меня ловко сбили с ног и навалились сверху, локти больно заломили за спину.

– Да что с вами?! – выкрикнул я. – Что я вам сделал?

– Он еще спрашивает! – выкрикнул кто-то из троих. – А Толика Никитина кто убил?

– Не я! Это был не я! – довольно трудно было возражать, уткнувшись лицом в пол, но я старался изо всех сил.

– Мы пробили по базе. «Кольт» зарегистрирован на тебя! – сообщил второй.

– И что? Стрелял-то не я.

– Но ты отдал ему оружие!

– Вовсе нет! Он сам его забрал.

– Рассказывай! – вступил первый полицейский, тот, что приходил ко мне в камеру.

– И расскажу. Но вы же не спрашиваете!

– А нам и не положено, – опять второй, видимо, самый умный. – Спрашивать тебя начальство будет. А мы просто объясним кое-что!

На шум пришел сержант – ребята явно развлекались с разрешения старшего смены.

– Ну, что вы там возитесь? Справиться не можете? – с издевкой поинтересовался он.

– Сопротивляется, гад! – третий из компании, видимо, самый недалекий (именно он обвинял меня в смерти Толика), засопел и попытался попасть мне ботинком по лицу. Я отвернул голову, и удар получился скользящим. – У-у, сука!

Второй охранник наступил мне коленом на спину и попытался зафиксировать руки, чтобы надеть браслеты. Я сопротивлялся, лихорадочно пытаясь придумать, чем бы их пронять. Ничего в голову не приходило. Сержант, с минуту полюбовавшись на эту картину, ушел.

Наконец им удалось сковать мне руки за спиной.

– Не туго? А ну пошел!

Меня поставили на ноги. Я стремительно бледнел, но пока держался. Даже попытался обмякнуть и снова сесть на пол.

– Вот сволочь! – искренне удивился первый. Он явно был главным заводилой. – А ну держите его!

Двое остальных подхватили меня под локти, и он сильно ударил меня кулаком в лицо. Увернуться не удалось. Меня швырнуло к стене, из носа хлынула кровь.

– Ну вы и козлы! – вырвалось у меня. – Герои, мать вашу! Против мужика с «Кольтом» за спину этого вашего Толика спрятались! Зато теперь смелые!

– Заткнись! – прошипел первый и опять замахнулся.

– Ну, правильно, давайте! – я слизнул кровь с верхней губы. – С безоружным и связанным воевать не страшно. Ваш Толик бы не одобрил, наверное, но его уже нет, так что вперед!

Судя по реакции, я нечаянно попал в десятку. Должно быть, погибший Толик слыл здесь идеалистом и моралистом, и уж точно не одобрял избиение связанных задержанных. Как раз такие обычно вызывают огонь на себя, чтобы прикрыть гражданских. Его наверняка не очень-то любили, но после смерти внезапно ощутили чувство вины, а пока пили за упокой, возвели его в ранг святого. И теперь очень ясно представили, как святой смотрит на них с укоризной и качает головой: «Ну что же вы, ребята, опять за свое?» Тот, что ударил меня, сплюнул на пол и, ругаясь сквозь зубы, пошел прочь.

– Эй, Семенов! – крикнули ему вслед. – Ты чего? Сам же хотел!

Но Семенов, не оглянувшись, скрылся за поворотом коридора, а его товарищи остались вдвоем.

– Ну что, в камеру его? – спросил третий. Свое мнение у него, по всем признакам, отсутствовало.

Я стоял, прислонившись к стене, и ждал их решения. Кровь из носа капала на воротник рубашки, скованные руки болели.

Второй полицейский чертыхнулся, освободил мне руки и втолкнул в камеру. Я сел на нары и вытер рукавом кровь с лица. Я чувствовал себя почти победителем.

После этого происшествия я так и не уснул. Лежал и думал о том, зачем Филипп Бовва сунулся туда, где их гарантированно засекли бы, и зачем он вообще взялся за оружие. Разумных объяснений мне в голову не приходило. Разве что одно: он догадывался, что его не пощадят, и предпочел закончить все таким образом. Но зачем было уходить с «Птахи»? Я не знал ответа.

2.

За мной пришли поздно ночью – для союзной полиции не существовало местного времени. Все повторилось, как в кошмаре: конвой, ярко освещенный космодром Онтарио, межпланетный катер, шлюз огромного крейсера, бесконечные коридоры, чиновник, удивленный отсутствием у меня печати, и одиночная камера. Я сел на койку и постарался подготовиться к любому исходу. Второй раз будет труднее. В конце концов, у них могут найтись и другие способы получить правдивые показания. Однако сидеть безвольной куклой, выкладывая все, казалось мне самым отвратительным, что может со мной случиться. Каким же наивным я был тогда!

Сидя в камере, я постарался расслабиться, насколько возможно. Скоро мне потребуется притворяться и лгать, а для этого следует стать спокойным и отрешенным. Не уверен, что у меня получилось, но на кресло-трансформер в кабинете следователя сел уже не наивный капитан, пытавшийся спрятать от Союза изобретателя межзвездной связи. Новый я помнил одно – нужно уцелеть и остаться свободным, поскольку это всё, что у меня останется в новом мире.

Я не удивился, увидев, что в кабинет входит мой старый знакомый капитан Косарев. Поймав его взгляд, острый, пронизывающий насквозь, я приложил все усилия, чтобы не спрятать глаз. Напротив, я привстал ему навстречу и сказал:

– Как хорошо, что это вы!

– Да? – Косарев даже шаг замедлил, так удивился. – Чего же тут хорошего?

– Ну, – Я сделал вид, что смутился. – Мы с вами уже встречались, и вы знаете, что я ни в чем не виноват!

– Вообще-то, я ничего не знаю. Нам ведь не удалось допросить вас под присягой.

– Но вы же обыскивали мой корабль и в курсе, что там никого не было. И на Антраците вы тоже никого не нашли, само собой. Потому что я туда никого не привозил.

– Корабль после дезинфекции? – Косарев улыбнулся. – Естественно, мы не нашли никаких следов.

– И правда, была же дезинфекция, – я изобразил, что только об этом вспомнил. – Но я и подумать не мог, что вам понадобится… Я пять месяцев не чистился.

– Да, – кивнул он. – Мы это проверили. Но, видите ли, капитан Артемьев, вроде складно все получается, но что-то не стыкуется. На Красном Небе вы с этими людьми разговариваете и расспрашиваете о них. На Антраците вы очень вовремя устраиваете дезинфекцию, потом оказывается, что вас нельзя допросить под «присягой»…

– Я не знал об этом! – Хоть тут можно не врать.

– Да, – Косарев помолчал. – Вы вели себя так, как будто не знали. И тогда я вам поверил, а теперь вот засомневался. Вы могли рискнуть и промолчать об этой вашей… особенности. Кстати, откуда она у вас?

– Понятия не имею. – И снова можно отвечать честно. – А разве она не врожденная? Вы сказали – нестандартная реакция, или как-то так. Редко, но бывает.

– Я о такой реакции раньше только слышал, – признался следователь. – Но после вашего случая я навел справки, и мне объяснили, что такой набор симптомов указывает… на определенные вмешательства в организм. Целенаправленные вмешательства, которые исключают возможность допроса под «присягой». Выходит, мы что-то не знаем о вас, капитан Артемьев.

– Вы можете проверить, что я именно тот, кем являюсь, – сказал я напряженным голосом. – И я не представляю, кто такое со мной проделал.

Мне оставалось лишь надеяться, что мой отец хорошо замел следы, и тайна моего рождения останется тайной. По документам я был воспитанником интерната с младенчества и до семнадцати лет, но по факту до самой смерти отца рос в семье, а потом попал в интернат, но и там меня навещала мама и забирала на выходные. Женой сенатора она не была, отец и здесь проявил свойственную ему осторожность. Сейчас, спустя семнадцать лет после его смерти, никакое расследование, даже самое тщательное, не выявит мою связь с сенатором. Мало ли однофамильцев.

– Я родился на Шторме в год мятежа и вырос в интернате, – повторил я привычно. – О биологических родителях я ничего не знаю. Может, сторонники независимости проводили тайные опыты? На детях.

– Не говорите глупостей, – оборвал меня Косарев. – Но мы проверим.

Судя по тону, следователь и сам понимал: ничего он не выяснит, спустя столько лет. Самое смешное, что мое предположение было недалеко от истины. Наверняка это дело рук отца, главного сторонника независимости Шторма. Я передернул плечами. Как это на него похоже – никому и слова не сказав, обеспечить родному сыну еще одну степень свободы.

– Вы интересный человек, – помолчав, продолжил Косарев. – У вас нет печати, но есть непереносимость «присяги». И вы почему-то оказались по уши замешаны в это дело. Куда не кинь – везде вы. Хорошо. Я вас слушаю. Как эти люди оказались на «Птахе», если вы не увозили их с Красного Неба и не прятали где-то на Антраците?

– Да где я мог их спрятать?!! – Изобразить, что у меня сдают нервы, было совсем не сложно. Я действительно держался из последних сил. Мне не нравились эти игры, я не умел их вести и не верил, что в силах выиграть. Но, как и в случае с пьяными полицейскими, я не хотел сдаваться сразу. – Там что, остались места, которые вы не проверили, пока держали меня взаперти?!

Косарев задумчиво пожевал губами.

– Вообще-то нет, – сказал он. – Я думал, мы проверили всё. Каждый дюйм под этим проклятым куполом. Заглянули буквально под каждую кровать в городке, в каждое помещение космодрома. Но кто знает… Вдруг вы сумели нас обмануть.

– Нет, – я покачал головой. – Я не брал их на Красном Небе и не привозил на Антрацит. Они сами нашли меня на Океане, подстерегли у аппарели. Я так понял, они как-то выяснили, что меня уже проверили. Я их узнал, но было поздно. Меня разоружили, наставили пистолет… Мне пришлось согласиться, – закончил я. – Они мне угрожали.

– Согласиться на что?

– Лететь на Онтарио. Я как раз потерял свой постоянный контракт, так что мне было без разницы, куда отправляться. – Это было легко проверить.

– А потом?

– Когда мы прилетели, они вели себя так, будто не собираются покидать корабль, но и мне запретили. Отняли «Кольт» и универсальный ключ.

– И что вы сделали?

– Ничего, – честно признался я. – Лег спать. С Океана дальний гиперпрыжок, я дежурил в рубке управления и очень устал. А когда я проснулся, их уже не было. Я не рассчитывал догнать их, но все равно побежал – сообщить…

– Врете, – сказал Косарев беззлобно. – Вы были счастливы, что они убрались. Почему вы не улетели с планеты тот час же?

– Смеетесь? У них остался мой пистолет и универсальный ключ от «Птахи». Ключ ладно, я мог заказать другой. Но я не хотел, чтобы они засветились где-то с «Кольтом», записанным на меня. Как бы я потом выглядел?

– Да, это аргумент, – согласился Косарев.

– Ну а дальше вы знаете. Видимо, они покинули корабль незадолго до моего пробуждения. Я вошел в терминал и увидел их в очереди. А там… Я не очень понял, что произошло. Я хотел по-тихому предупредить полицейских у рамки, но тут началась стрельба, и мы с девушкой упали. Она меня толкнула, – честно сообщил я.

– Вот как?

– Да.

– И это вас не удивило?

– Удивило. Но зачем она это сделала, спросите у нее.

– Спросим, – пообещал следователь и долго сверлил меня тяжелым взглядом. – Нам придется вас задержать, вы это понимаете? Если бы вы могли повторить то же самое под «присягой», всем было бы проще. А так… Мы будем проверять ваши показания. Это займет немало времени. Вы задержаны за соучастие в похищении Анны Бовва.

– Смешно, – сказал я горько. – А встречный иск я могу выдвинуть? Заявить о похищении меня?

– Пожалуйста, – кивнул Косарев. – Хотите написать заявление?