Текст книги "На Краю (СИ)"

Автор книги: Ирина Ломакина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц)

Я сел на диван и, уставившись в потолок, принялся еще раз повторять про себя свою легенду, сам стараясь поверить – все было именно так. Я продумывал каждую мелочь, и история выходила стройная и убедительная.

А потом раздался звук зуммера.

Я вздрогнул, но тут же взял себя в руки. Не спеша, как и подобает ничего не подозревающему человеку, я включил экран внешнего обзора. Они уже были здесь – пять или шесть полицейских в серой форме союзной полиции.

– Откройте, полиция!

Банально, но так положено, наверное. Я щелкнул тумблером, опуская аппарель, и потянулся за капитанским кителем.

Они не вошли, а ворвались на корабль, как будто всерьез ожидали найти здесь государственных преступников. В касках, брониках, с автоматами наперевес, полицейские рассыпались по маленькой «Птахе», как горох, в мгновение ока проверили трюмы, забитые ящиками с грузом, обшарили жилой отсек и приблизились к рубке. Я вышел в коридор и захлопнул дверь за своей спиной. До предъявления официальных обвинений я имел полное право не пускать никого в святая святых корабля. Будь я ни в чем не замешан, то вел бы себя именно так. Вот я и вел. Ну, пытался, во всяком случае, хотя колени у меня подгибались от ужаса.

– В чем дело? – спросил я.

– Капитан Алексей Артемьев? – спросил старший группы, приближаясь.

– Да.

– Лейтенант Колесников. Вы задержаны до выяснения всех обстоятельств.

– Каких обстоятельств?

– Соучастие в преступлении, предусмотренном статьей… – Он назвал номер, но я моментально его забыл.

– Похищение человека, – пояснил лейтенант почти сочувственно.

– Что? – Я распахнул рот, пытаясь осмыслить сказанное и как-то совместить его с отцом и дочерью Бовва. Не получилось.

– Вы задержаны до выяснения всех обстоятельств, – терпеливо повторил лейтенант Колесников. – И у нас есть ордер на обыск корабля. Пожалуйста, отдайте нам универсальный ключ и сдайте оружие.

Я пристально изучил лейтенанта с головы до ног, демонстративно поджал губы и полез во внутренний карман кителя за «Кольтом». Оружие выхватили из моих рук.

– Ключ.

Я протянул ему карточку, открывающую все отсеки «Птахи», включая двигательный. Я чувствовал себя так, как будто меня собираются насильно раздеть на глазах у толпы людей – вроде ничего страшного, да и жизни не угрожает, однако противно и неудобно. Лейтенант забрал карточку и сделал короткий жест. Двое рядовых выступили вперед, один ткнул меня автоматом в грудь:

– Лицом к стене. Руки на стену, ноги шире.

Меня обыскали, после чего сковали руки за спиной, нацепили дыхательную маску и вывели наружу. Вечерело. Сильный ветер гнал по взлетному полю какой-то мусор. Я оглянулся на «Птаху». Вдруг накатил ужас, что я никогда больше не увижу своего звездолета. Пришлось сжать зубы и отвернуться. Если верить старым фильмам, у капитанов звездных кораблей не бывает слез на глазах, разве что от ветра. Потом меня впихнули в полицейскую машину и захлопнули двери. Через несколько минут я покинул «Антрацит» в межпланетном катере. Крейсер болтался на орбите – корабли такого класса не были приспособлены к тому, чтобы садиться на планеты.

Внутри полицейского крейсера я был впервые. Ярко освещенные коридоры, казалось, уходили в бесконечность. Наш путь закончился в просторном кабинете. Меня освободили от наручников, и полицейский чиновник приложил мою ладонь к компьютерному идентификатору личности. Естественно, ничего не произошло.

– Черт возьми, и этот без печати! – в сердцах воскликнул чиновник.

Должно быть, ему очень не нравилось работать на Краю. Ну еще бы, никакого учета и контроля.

– Документы! – рявкнул он. Я безропотно полез в карман за пластиковой карточкой – удостоверением личности, всячески защищенным от подделок, и все же гораздо менее надежном, чем печать – личный код гражданина Союза. К сожалению, этим кодом можно было метить только младенцев до шести месяцев и с помощью очень сложной аппаратуры, так что на Краю печать не прижилась.

– Но ты же родился на Шторме! – сказал он, изучив документ. – Почему нет печати?

Я действительно родился на Шторме, в самом центре Галактики и Союза, – в год знаменитого мятежа. Мой отец играл немалую роль в тех давних событиях. Мятеж изменил жизни тысяч людей, а мне помог избежать пометки. Позже отец позаботился о том, чтобы из моих документов исчезли сведения о родителях. По всем электронным базам я стал сиротой, коих немало появилось за десять лет «независимости Шторма» (хотя, по сути, это была жизнь в кольце направленных на планету стволов, которые время от времени стреляли). Так я стал однофамильцем известного сенатора. Отец сделал все, чтобы его мрачная слава не довлела надо мной.

Примерно это я рассказал чиновнику: родителей не помню, рос в интернате, почему нет печати, не знаю, но я родился в год мятежа, так что логично предположить… Меня не дослушали. Чиновник провел пальцами по служебному экрану и махнул рукой – уведите.

В следующем кабинете меня ждал личный досмотр. Но что найдешь в карманах человека, взятого врасплох чуть ли не в постели? Все, что у меня было, забрали еще на корабле. Я прижал палец к экрану, подтверждая, что у меня изъяты личное оружие и универсальный ключ от звездолета.

Камера, куда меня привели, оказалась одиночной, и я испытал ни с чем не сравнимое облегчение от того, что мне не придется общаться с гипотетическими товарищами по несчастью. Видимо, размеры крейсера позволяли содержать всех заключенных раздельно. Камера была меньше моей каюты на «Птахе». Из мебели здесь была койка да удобства в маленьком закутке.

Я лег на кровать и попытался не думать о том, что будет на допросе. Но это оказалось не так-то просто. Внезапно я вспомнил все слухи и байки, которые ходили по Краю Галактики о том, какие методы применяются союзной полицией для того, чтобы разговорить преступников, и моя спина покрылась холодным потом. Почему я не вспомнил об этом, придумывая свой план?!! К чему были все эти бессмысленные шевеления, если я расскажу все, как есть, после одного единственного укола?!! Вот идиот, всерьез собирался поиграть в загадки с полицией Союза, этой совершенной машиной! А сам? Не сообразил. Не учел. Недооценил. Теперь не обижайся, когда все расскажешь на допросе, и жизнь свою закончишь на каторге или в союзной тюрьме. Сокамерники ногами забьют, не все время тебе сидеть в одиночке. Или прямо здесь загнешься. Хрен знает, что у них за методы.

Немалых сил мне стоило унять эту тихую, незаметную для посторонних глаз истерику. Как мог, я успокаивал себя. Совершенно не обязательно, что сразу начнутся уколы и прочие ужасов. В конце концов, они просто проверяют. Это их работа. Ну не будут же они, в самом деле, каждого подозреваемого с помощью химических препаратов допрашивать. Для такого допроса, скорее всего, нужны серьезные основания. Как минимум, обвинение по всей форме и в конкретных преступлениях.

Пока они всего лишь опрашивают всех, кто был на Красном Небе, сказал я себе. Успокойся. У тебя еще есть шанс ускользнуть, ты старался не зря. А вот когда преступников не найдут ни на одном из кораблей с Красного Неба, начнутся настоящие неприятности. Тогда дойдет дело и до психотропных препаратов, а то и до чего-нибудь более серьезного. Странно, что я не подумал об этом с самого начала. Наверное, боялся посмотреть немного дальше собственного носа и расстаться с детской иллюзией, что все поправимо.

Зато теперь до меня окончательно дошло: встреча с отцом и дочерью Бовва уже разрушила мою жизнь до основания. Мне в любом случае придется скрываться, и нужно молиться, чтобы сейчас меня отпустили, не стали задерживать до того момента, когда соберут показания со всех кораблей. Могут ли они арестовать меня так надолго? Я в этом сомневался. Семьдесят два часа до предъявления обвинения, потом обязаны отпустить, если обвинять не в чем. За семьдесят два часа свести воедино показания всех, кто был на Красном Небе, попросту невозможно. Человек изобрел гиперпривод, но так и не придумал способа межпланетной связи. Слишком велики были расстояния. Как сказал Бовва? Новости движутся со скоростью звездолета, а это очень медленно.

Что же, значит, задержать меня не смогут. Выпустят. Тогда-то я и сбегу, пообещал я себе. Если выберусь живым и целым с этого крейсера, брошу все к чертям. Наберу нужный номер на экране, и капитан Артемьев исчезнет. Край огромен. Можно найти себе новую работу и новых друзей где-нибудь в противоположном секторе Галактики. Зато с Бовва будет покончено. Пусть играют в свои игры без меня.

Надо было так и сделать, а не пытаться склеить то, что разбито вдребезги. Но, в конце концов, у меня было право на ошибку. За всю мою жизнь на Краю я не слышал ни о чем подобном. Была полиция – союзная или местная, были преступники – союзного или местного масштаба. Но никогда на их поимку не бросались такие силы, никогда ради двух человек не высаживались полицейские десанты и не арестовывались поголовно все, кто мог им как-то помочь. Я действовал вполне логично в рамках прежней, хорошо известной мне реальности. Жаль только, что новая реальность не желала вписываться в рамки логики и здравого смысла.

Я ввязался в историю, масштабов которой не представлял даже приблизительно. Кого похитили состоятельный господин Бовва и его странная дочурка? И чем это настолько угрожает Союзу? Гадать было бесполезно.

Но если я ошибаюсь и полиция применяет специальные методы допроса ко всем подряд, как болтают, ничего хорошего меня не ждет. Повезет отделаться рудниками, но это очень сомнительное везение. Не спрятал бы их – имел право рассчитывать на снисхождение, а так придется отвечать по полной программе.

Я попытался взглянуть на это философски. Хорошо, по крайней мере, что ни родителям, ни возлюбленной не придется обо мне плакать – таковые отсутствуют. Друзья не в счет, они переживут. А вот «Птаху» жалко. Наверняка ведь продадут, и полиция еще и наживется на моей кончине. Додумав до этого места, я начал нездорово хихикать, и пришлось вцепиться зубами в подушку, чтобы прекратить уже вполне настоящую, а вовсе не тихую истерику. Героя из меня явно не получалось. Уткнувшись лицом в подушку, я несколько минут боролся с неконтролируемым ужасом. А потом несколько часов лежал без движения, вздрагивая от каждого звука снаружи. Уснуть мне так и не удалось.

7.

Дверь открылась бесшумно. Я сел на нарах.

– На выход, – приказал охранник, доставая ленту наручников. Я безропотно позволил зафиксировать мне руки за спиной – попробовал бы сопротивляться! «Вперед», – раздалась негромкая, равнодушная команда.

Идти было недалеко. Уже через несколько поворотов конвойный скомандовал «Стоять». Открылась незаметная дверь в стене, и меня ввели в комнату для допросов. Так я для себя определил это место. Посреди комнаты стояло кресло с подлокотниками. Больше всего оно напомнило мне такие же кресла в медицинских кабинетах, и эта ассоциация меня не порадовала. У стены стоял стол, самый обычный, каких полно в любом учреждении. Конвойный усадил меня в кресло и вышел.

Потянулись томительные минуты. Тоже психологическое давление, отметил я про себя. Ничего, это я выдержу. Этого недостаточно, чтобы меня сломать.

Словно в ответ на мои мысли в дальнем углу комнаты открылась еще одна дверь. В комнату вошел мужчина в серой форме полиции Союза. Он не стал садиться за стол, а сразу подошел ко мне. Обошел вокруг, внимательно разглядывая меня, и остановился напротив.

– Капитан Александр Косарев, – сухо представился он.

– Капитан Алексей Артемьев, – ответил я в тон. В моем положении было глупо выпендриваться, но я не знал другого способа справиться со страхом.

Капитан Косарев усмехнулся.

– Я расследую похищение человека, – сообщил он мне. – Молодая девушка, Анна Бовва, была похищена с одной из планет Центра и до сих пор не найдена. Эта девушка… – он помялся, словно подбирая слова, – представляет большую ценность для Союза.

– А причем здесь я? – спросил я, очень надеясь, что мое удивление не заметно со стороны. Анна Бовва похищена? Да что вы говорите! Анна Бовва представляет ценность для Союза? Еще смешнее. Чем? Маникюром или глупой челкой?

– В последний раз девушку видели на Красном Небе. Ее сопровождал мужчина. Мы думаем, что именно он и есть похититель. Его имя Филипп Бовва. Вы ведь были недавно на Красном Небе?

– Да. И вспоминаю об этом с ужасом.

– Почему?

– Мне пришлось там задержаться почти на две недели. Отвратительное место.

– Согласен с вами. Это красное небо… – Капитан передернул плечами. – Так вот, Филипп и Анна Бовва улетели с Красного Неба несколько дней назад. Мы ищем их самих и корабль, на котором они улетели. Вы покинули планету примерно в то же время. И вы имеете право брать пассажиров.

Он сделал паузу и выжидающе посмотрел на меня.

– Да, – я не стал отрицать очевидное. – Но я ненавижу это делать.

– Почему?

– Вы видели «Птаху»? Впрочем, откуда? Это малотоннажный звездолет среднего класса, переоборудованный для перевозки исключительно грузов. Там тесно даже мне одному.

– Между прочим, вы обязаны летать с напарником.

– Да, – покорно согласился я. – У меня есть напарник, но он часто остается на планетах. Занимается делами, знаете ли. Коммерция.

Мой «напарник» существовал только на бумаге, без этого меня не выпустили бы в космос.

– Вас могут оштрафовать за нарушение правил полетов, – Косарев прищурился.

– Да, вы правы. – Я подумал, что очень дешево отделаюсь, если этим обойдется.

– Итак, вы их не брали и не видели?

– Почему? – Ну нет, так просто ты меня не поймаешь. – Я их видел. Мужчина и девушка, они искали корабль и обратились ко мне. Речь о них?

– Как они выглядели?

– Мужчина лет пятидесяти, с сединой и лишним весом, ростом чуть повыше меня. Девушка лет двадцати пяти, высокая, светло-русые волосы, зеленые глаза. – Про большую грудь я упоминать не стал. – Это все, что я запомнил.

– Да, это они. Что было дальше?

– Я им отказал.

– Почему?

– Я уже ответил: не люблю брать пассажиров. И к тому же, я понятия не имел, когда полечу. Груз задерживался. Мог прийти со дня на день, а мог еще на две недели застрять. Их это не устроило, и они ушли.

– Вы расспрашивали о них в порту, – сообщил Косарев. Он отошел к столу, взял экран и принялся что-то изучать. – Об этом упомянули бармен и диспетчер космопорта. У нас есть их показания. – Он обернулся ко мне. – Зачем?

– Просто так, – пробормотал я. – Из любопытства. Они сказали, что какой-то капитан должен был вернуться за ними на яхте, но обманул. Вот я и решил поспрашивать, правда ли это. Ну, оказалось, что вроде да, какая-то яхта их привезла и больше не возвращалась.

– Почему это вас так заинтересовало?

– Это необычно, понимаете? Такое редко случается на Краю, в смысле, обман пассажиров.

Косарев задумался, глядя куда-то сквозь меня. Мне пришло в голову, что он, должно быть, опытный следователь, раз ему поручили это дело. Но в таком случае он обязан разбираться в реалиях жизни Края, и если самое подозрительное, что у них на меня есть, это мое любопытство, мои объяснения должны звучать вполне правдоподобно. Звездолетчики всегда расспрашивают обо всем, что важно и неважно, а особенно о чем-то необычном, так что расспросы скорее говорят в мою пользу, чем наоборот. «Ну же, давай, сделай этот очевидный вывод и отпусти меня!» – мысленно умолял я, забыв о страхе.

Но я недооценил Союз. Они не собирались делать двойную работу, сначала опрашивая капитанов, а потом проверяя их показания. Зачем, если можно сразу выяснить все точно? На перелеты туда-сюда по Краю уходят немалые деньги.

Очнувшись от раздумий, следователь Косарев поднял голову и сказал:

– В связи с угрозой безопасности Союза полиция уже три дня действует в режиме чрезвычайного положения. Это значит, что я имею право допросить вас по спецформе. Вы возражаете?

– Н-нет. – А что еще я мог сказать?

– В таком случае подтвердите, что вам были озвучены ваши права, что вы подтверждаете свои предыдущие показания и согласны подтвердить их под «присягой».

Я вздрогнул. Про допросы «под присягой» я тоже слышал. Инъекция, но какая-то особенная. Вроде, полностью подавляет волю. Вот же влип.

Косарев подсунул мне экран, и я неловко приложил палец – наручники мешали. Он кивнул. Дверь открылась, и вошел человек в белом халате. Наверное, я изменился в лице, потому что Косарев сказал:

– Успокойтесь. Это не больно.

Спинка кресла опустилась. Меня уложили на спину и сняли с меня наручники, но тут же зафиксировали руки крепкими пластиковыми ремнями, встроенными в кресло. Я не понимал, зачем все это, если будет «не больно». Мне хотелось орать дурным голосом, отбиваться ногами и плевать в лицо человеку, который подходил ко мне, держа наготове шприц. Но вместо этого я сжал зубы и заставил себя не шевелиться.

Игла вошла в предплечье. Было действительно не больно.

А потом наступила темнота.

8.

Очнулся я на кровати в ярко освещенной комнате. Я был один. Рядом с кроватью громоздились какие-то медицинские приборы. Я попытался встать, но еле сумел приподнять голову. Мне стало страшно. Где я? И что вообще произошло?

Память возвращалась урывками. Я – Алексей Артемьев. Я задержан. За что? Мысли разбегались, ответ не спешил приходить. Ладно, попробуем иначе. Я что, совершил что-то противозаконное? Но почему я этого не помню? Я шевельнул рукой и охнул от боли. Вспышкой припомнилось кресло с опущенной спинкой и пластиковые ремни. Я с трудом поднял руку. Запястье охватывала прозрачная полоса биопластыря, под которой ясно проступали синяки. Со второй рукой дело обстояло точно так же. Что же со мной было? Похоже, я изо всех сил рвался из ремней, так что повредил запястья. Но почему? От боли? Меня что, пытали? Я не помнил.

Хорошо, попробуем еще раз. Я – капитан торгового звездолета «Птаха». Я вздрогнул – меня накрыла новая волна образов. Полиция, обыск, союзный крейсер. Но что они могли искать? Контрабанду? Не нашли и пытали? Что за чушь! Я стиснул зубы и начал сначала. Я – Алексей Артемьев, капитан «Птахи». Меня взяли на Антраците. Я привез туда груз. Груз… с Красного Неба! Бовва! Я резко сел на кровати, забыв о слабости и боли. Я все вспомнил. Как взял пассажиров. Как обнаружил, что за ними открыта охота. Как спрятал их. Вспомнил допрос и то, как я подписал согласие на применение «присяги». Дальше в памяти был провал.

Я осторожно ощупал себя. Ничего не болело, и нигде, кроме запястий, не наблюдалось повреждений. На пытки не похоже. Хотя кто знает, может, у них электрошок. Или прибор, воздействующий на болевые центры. Никаких следов такие штуки не оставляют. Но и память не отшибают, насколько я слышал. А вот от «присяги» можно и мать родную забыть, не то, что процесс допроса.

Ну и ладно, сказал я себе, и снова опустил голову на подушку. Это не так плохо. Хуже другое: я, несомненно, все рассказал. А значит, еще ничего не закончилось. Скоро за мной придут, потребуют вернуть беглецов и предъявят мне соучастие в похищении. После чего осудят и, наверное, казнят. А я даже не знаю, чем эта Анна Бовва с челкой и зелеными глазами так важна для Союза. И какого черта она ведет себя так, будто ее никто не похищал.

Почему-то сейчас я гораздо спокойнее воспринимал факт своего поражения и скорой расплаты за него, чем несколько дней назад. Я честно боролся до конца и мог бы выиграть, не окажись у противника в запасе пары-тройки лишних козырей. Был ли у меня шанс смягчить свою нынешнюю участь? Разумеется, да. Для этого мне нужно было всего лишь собственноручно скрутить преступников и доставить их в полицейский участок, как только я заподозрил, что их разыскивают. Тогда мне, может, и поверили бы, что мимо таможни на Антраците я провез их случайно.

Открылась дверь и вошла медсестра, а за ней – следователь Косарев. Я привстал, не желая встречать неприятности лежа. Но медсестра осторожно уложила меня обратно.

– Вам не стоит пока вставать, – мягко сказала она.

Следователь подошел поближе.

– Вынужден принести вам извинения.

Я изумленно заморгал.

– Вы ведь не знали, верно? – уточнил Косарев, пристально изучил мою удивленную физиономию и кивнул. – Не знали. Иначе предупредили бы нас. Вас никогда прежде не допрашивали под «присягой»?

– Как-то не доводилось, – медленно проговорил я, начиная что-то подозревать.

– Вам нельзя вводить этот препарат.

– В каком смысле – нельзя?

– Технически можно, но на вас он воздействует нетипично. Вместо глубокого гипнотического транса – судороги, удушье. Мы этого не ожидали, так что… В общем, у вас случилась остановка сердца.

Я молча смотрел на него. Для недавно умершего я чувствовал себя на удивление неплохо.

– Вам повезло, что вы остались живы, – заметил Косарев. – Но есть и плохая новость. Нам не удалось получить подтверждения вашим показаниям.

– И… что со мной будет?

Следователь помолчал.

– Ничего, – наконец признался он, и в его голосе явственно послышалась досада. – Нетипичная реакция на препарат – не преступление. Семьдесят два часа прошли, а предъявить вам нечего. Ваш звездолет чист, поиски на планете не дали результатов. Я вынужден вас отпустить. Вам положена компенсация за причинение вреда здоровью и лишение свободы на больший срок, чем положено по закону. Деньги будут переведены на ваш счет в течение тридцати дней. Однако будьте готовы к тому, что вас могут вызвать на повторный допрос по этому делу в случае выявления новых обстоятельств. Вам все ясно?

Я кивнул.

– Распишитесь, – он подставил мне экран. Я прислонил палец к нужной графе открытого документа. Косарев забрал экран и вышел, не попрощавшись.

– Отдыхайте, – сказала медсестра. – Мы проведем диагностику. Если все в порядке – вас отправят в Антрацит-сити уже сегодня.

Я вежливо улыбнулся. Осознать происшедшее до конца пока не получалось. Я понимал только, что меня отпускают. Но окончательно я в это поверил, лишь выйдя на поле космодрома. В руках у меня были «Кольт» и универсальный ключ. Я был свободен. Растеряно остановившись, я обвел глазами окружающий пейзаж. Вокруг высились громады кораблей, суетились люди, сновали машины. Жизнь, по всем признакам, продолжалась. Я поднял руку, подзывая такси, и через несколько минут был на «Птахе».

Здесь ничего не изменилось. Я заглянул в рубку, запустил проверку всех систем. Убедился, что груз на месте, а двигательный отсек опечатан, как ему и положено. Вернулся в кают-компанию и вытащил из бара бутылку коньяка. Посмотрел на нее, но пить не стал. Пьяный пилот на старте с Антрацита – не лучшая идея. Хотя нас проверяли не так придирчиво, как участников наземного дорожного движения, если я неаккуратно взлечу и задену какое-нибудь местное грузовое корыто, мусорный бак или один из спутников на орбите, за алкоголь в крови мне прилетит такой штраф, что и постоянный контракт от банкротства не спасет. Я вздохнул, убрал бутылку, ткнул пальцем в кнопку кофеварки и откинулся на спинку дивана, наслаждаясь спокойствием и надежностью родных стен.

Я просидел так довольно долго, не шевелясь и не думая ни о чем. Даже о кофе забыл. Но, должно быть, мне только казалось, что я не думаю. На самом же деле как раз в это время я и принимал решение, что делать дальше.

Похоже, я везунчик. Меня не смогут уличить в том, что я увез Бовва с Красного Неба. Однако это не значит, что их надо оставить на Антраците. Скорее уж наоборот. Мне нужно сделать именно то, что я и собирался: увезти их на планету, куда они могли попасть и без меня, и там оставить. Тогда у меня появится шанс забыть эту историю, как страшный сон. Но сначала мне хотелось кое-что выяснить. Любопытство, понимаете? Обычное любопытство пилота грузовика. Мы – те еще сплетники. Ведь информация летит по Галактике со скоростью звездолета…

Я вспомнил про кофе, вытащил стаканчик и выпил его залпом. После чего прошел в рубку и отправил в эфир код доступа к Братству Тени.

Ждать пришлось недолго. Буквально через несколько минут раздался характерный звук зуммера. Я опустил аппарель и отправился вниз, не забыв проверить пистолет во внутреннем кармане кителя.

По одному они входили в шлюз: впереди Слуга Тени, тот же, или похожий, мне они все казались на одно лицо, потом Филипп Бовва, за ним его дочь. Замыкал процессию второй представитель Братства.

– Жаль, что на «Птахе» нет большого круглого стола! – сообщил я вместо приветствия. – Мне кажется, нам пора устроить небольшой военный совет. Придется обойтись столом в кают-компании, маленьким и квадратным.

– Капитан, с вами все в порядке? – Бовва подошел ближе и пристально вгляделся мне в лицо.

– Нет, – отрезал я. – Поднимайтесь. И вы тоже.

Если честно, мне хотелось показать на Слугу Тени рукой с заряженным пистолетом, но в последний момент я сдержался. Что-то подсказывало, что ответная реакция мне не понравится.

– Я? – Он приподнял брови. – Зачем?

– Хочу кое-что прояснить.

– Это не в правилах Братства.

– Вы на моем корабле, и я вам приказываю: поднимайтесь!

Слуга Тени чуть улыбнулся. Я был уверен, что он развернется и покинет корабль, и я ничем не смогу ему помешать. Однако он неожиданно шагнул вперед и последовал за Боввой и девушкой. Второй Брат-в-Тени остался снаружи. Я поднял аппарель и почти бегом поднялся в кают-компанию.

Отец и дочь Бовва уже устроились на диване, причем девушка успела сделать себе кофе и аккуратно прихлебывала из стаканчика. Она по-прежнему делала вид, что все происходящее ее не касается, но теперь я знал, что это обман.

Слуге Тени я указал на кресло, но он вежливо покачал головой и остался стоять. Я выдвинул вертящийся стул из-под монитора и сел.

– Как вас зовут? – спросил я, обращаясь к Слуге Тени.

– У нас нет имен, – ответил он.

– Ладно, нет так нет, – я был на удивление покладист. – Тогда ответьте мне на один вопрос: это ваших рук дело?

– Что именно? – Он снова поднял брови.

– Вот это все: судороги, удушье? То, что я ничего не сказал под «присягой». Это вы сделали?

Бовва-старший подался вперед. Анна медленно поставила стаканчик кофе на столик и пристально посмотрела на меня. Ее взгляд не был сочувственным. Скорее – оценивающим. Она как будто увидела меня в новом свете.

– С чего вы взяли? – Слуга Тени и не думал терять самообладания. – Такое бывает. Индивидуальная непереносимость, – он слегка улыбнулся.

– Слишком красивое совпадение. Я в такие не верю. Если бы мне развязали язык, я рассказал бы и о том, куда дел пассажиров. Рассказал бы о вас. Непереносимость, говорите? – До меня вдруг дошло. – Врожденная или приобретенная?

Слуга Тени снова покачал головой, давая понять – ответа не будет. Чуть поклонившись, он повернулся к выходу.

– А если я сам, сознательно, захочу о вас рассказать? – крикнул я ему вслед. – Может, я решил их сдать? И вас заодно?

Слуга Тени обернулся.

– Вы этого не сделаете, – сказал он спокойно. – Возможность обращаться к нам за помощью – слишком большая ценность. Она дороже любых денег и привилегий. Ваш отец понимал это.

Я вздрогнул.

– Но вы не спасли его.

Мои слова прозвучали еле слышно.

– Он не позвал, – так же негромко ответил Брат-в-Тени. – Удачи, капитан.

И вышел. Я зашел в рубку и щелкнул тумблером, опуская аппарель. Убедился, что Слуга Тени покинул трюм, заблокировал вход и вернулся к Боввам.

– Вы, – сказал я и вытащил из кармана «Кольт».

– Что – мы? – господин Бовва никак не отреагировал на оружие.

– Вы расскажете мне все, – сказал я.

– А если нет? – Бовва поднял брови прямо как Слуга Тени несколько минут назад. Однако получалось у него почему-то не иронично, а издевательски.

– Если нет, я вас застрелю.

Я постарался сказать это как можно более обыденным тоном. Я не угрожал им. Просто не собирался больше быть пешкой. Я видел, какие силы брошены на поимку этих людей, а пока я ждал их возвращения из Братства Тени, до меня дошло еще кое-что: они не смогут скрываться вечно. Рано или поздно их поймают, и они расскажут обо мне. Сомнительно, что у них тоже обнаружится индивидуальная непереносимость «присяги». Во всяком случае, мне не стоит на это рассчитывать. Я ничего не знаю о Братстве Тени, не знаю, как они хранят свои тайны и хранят ли их вообще. Может статься, им и вовсе безразлично, кто, что и где о них рассказывает. Они-то остаются неуловимыми, в отличие от меня. И в отличие от Филиппа и Анна Бовва.

Подумать только, одна маленькая ошибка, миг на подлете к Антрациту, когда я согласился промолчать… Я бы отдал все на свете, чтобы вернуться в это мгновение и поступить иначе, но, увы, власти над временем не было ни у кого в Галактике, даже у Братства Тени. Я сделал то, что сделал, и теперь наши судьбы связаны накрепко: поймают их – поймают и меня. Вариантов избежать этого я видел всего три. Убить их (непросто, но возможно, если постараться). Собственноручно прятать всю жизнь (нереально). Или сдать полиции с условием полного прощения (осуществимо, хотя и противно). Но прежде чем выбрать тот или иной вариант, мне нужно выяснить, что происходит.

– Вы не станете стрелять, – покачал головой Бовва – Мы ваши пассажиры, и вы не…

– Я вам говорил, но вы пропустили мимо ушей. Наш контракт завершен. Вы в месте назначения. Я ничего вам не должен и могу вас убить, ничего не опасаясь. Я имею в виду, никакие вселенские силы меня не покарают. И никто не покарает, если я выброшу тела за борт в глубоком космосе. Никто не узнает, как вы умерли. Вас никогда не найдут.

– Успокойтесь, капитан, – неожиданно вмешалась Анна, резко вскидывая голову. Челка подпрыгнула на лбу, зеленые глаза недобро сверкнули. – Хватит фантазий, вы все равно на такое не способны. Надо сказать ему. – Это уже Филиппу, так же четко, без малейших сомнений и уверток.

– Сказать? – удивился Бовва. – Ты с ума сошла?

– Мы впутали его, – сухо ответила Анна. – Сознательно. Мы знали, чем это ему грозит.

– Ему же удалось оправдаться.

– Только временно. Поймают нас – поймают и его.

Я с удивлением воззрился на девушку, медленно прозревая. Что-что, а дурой она точно не была.

– Ему в любом случае конец, знает он или нет, – сказала Анна. – Ты же понимаешь. Ему никогда не поверят на слово, что мы ничего не сказали. А подтвердить это под «присягой» у него не выйдет.

Филипп Бовва молчал, сверля меня взглядом. Я отвечал тем же.

– Уберите оружие, – наконец сказал он устало. – Не будьте смешным.

Я так и продолжал держать в руке «Кольт».

– Хорошо, – я поставил пистолет на предохранитель и спрятал во внутренний карман кителя. – Я вас слушаю. Кто вы такие, почему скрываетесь и при чем тут девушка? Мне сказали на крейсере, что она похищена. Что-то не похоже.

– Это официальная версия, – ответил Бовва. – Надо же им как-то объяснять свои действия. Иначе получится, что они преследуют свободного гражданина Союза. А если гражданин похищен, они, конечно, обязаны его спасти, – он криво улыбнулся.