Текст книги "Искушение"

Автор книги: Ирина Лобановская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 13 страниц)

15

– Вы как детей учите, Екатерина Кирилловна? – насмешничал Добров. – К примеру, вы в курсе, почему у Грибоедова в пьесе дамы, встречая войско, «в воздух чепчики бросали»? Французская пословица, тогда все знали французский, в отличие от нас. А значит она – «пуститься во все тяжкие, забыть о любых приличиях». Звучит по-французски примерно так: «бросить чепец за мельницу». При виде военных и забывали. Как же, как же... А мы этого не понимаем.

– Чтобы хорошенько растолковать "Горе от ума" или "Евгения Онегина" нужно несколько месяцев, – заявила слегка смутившаяся Катя. – А где у меня эти часы в школьном расписании? Вот и скачем себе дальше... И вообще я считаю, что нельзя преподавать Пушкина, Лермонтова, Тургенева, Достоевского без знания Библии и основ Православия.

Максим Петрович прищурился.

– Ну да, ну да... Нелегкий вы себе предметик избрали. Как, например, объяснить детям мысль Николая Ростова, что можно украсть, зарезать и быть счастливым? Без отпадения от Православия автора – никак! И эту мысль всеми своими книгами опровергал Достоевский, доказывая, что убивать никого нельзя. Хотя сейчас вошло в привычку повторять, что любимым философом Гитлера стал Ницше – смотрите, к чему ведет ницшеанство! Но о том, что любимой книгой Геббельса, которую он воспринимал как руководство к действию, оказались "Бесы" Достоевского, все старательно умалчивают, либо начинают говорить, что тут Федор Михайлович ни при чем. Ницше – так виноват; а Достоевский – ни на грамм! Как же, как же... Умопомрачительная логика. Или к вопросу об авторской глухоте великого Пушкина. Между прочим, православного. И все-таки написавшего "чистейшей прелести чистейший образец". У него еще есть "друг прелестный". Вы ведь знаете, что означает слово "прелесть"?

Катя знала. Огромные шкафы директорского кабинета взирали на нее с безмолвным укором и недоумением. Наверное, много про нее слышали.

– Бесовщина... греховность... уход от Господа... – удовлетворенно протянул директор. – А мы детям это читаем и выдаем за эталон. Да поэт попросту облапошился, потерял чутье, чувство языка ему вдруг изменило! Лермонтов тоже в "Молитве" написал: "Есть сила благодатная в созвучье слов живых, и дышит непонятная, святая прелесть в них". Надо же: такое – и о молитве! Плюс сочетание "святая прелесть". И Михаил Юрьевич лажанулся, позорно обмишурился. Но зачем нам теперь врать, выдавая кощунственные ошибки за норму?

– Это не вранье, – сказала Катя. – Это наша безграмотность.

Добров весело кивнул.

– Ну да, ну да... А как вы вообще объясняете детям Толстого? Старые книги ахнут грязными ушами. Вот Наташа спрашивает мать, не стыдно ли выходить замуж за вдовца, а графиня отвечает: "Молись Богу". Вы почитайте книги Дунаева. "Православие и русская литература". У вас сразу появится другой взгляд на мир, глаза будут другие, новенькие такие глазки, видящие все вокруг иначе. Недаром Ленин почти ласково называл Толстого зеркалом русской революции. Вообще между этими двумя господами существует любопытная связь, сотканная из цепочки совпадений. В "Анне Карениной" прообраз революционных бесов, "новый человек", склонный к самоубийству интеллигент, находящий "якорь спасения" в революции, носит фамилию Лёвин. А Левин – один из первых псевдонимов Ленина. Слишком откровенный, указывающий на левитские корни, как и фамилия Карла Маркса – Леви. В ранней редакции романа Лёвин назван Николаем Лениным. Таков, как известно, второй псевдоним вождя мирового пролетариата. А знаете ли вы, что писал Чехов о Толстом? Цитирую по памяти: суждения Толстого в "Крейцеровой сонате" о сифилисе, воспитательных домах, об отвращении женщин к совокуплению не только спорны, но изобличают человека невежественного, не потрудившегося в продолжение своей долгой жизни прочесть две-три книжки, написанные специалистами. Зато Бунин мэтра жалел, писал, что все ругают Льва Николаевича и не понимают, что он просто очень несчастный человек. Лишенный способности верить.

– Эти детали не для школы, – пробурчала Катя. – Такое и не во всех вузах рассказывают. И правильно делают. Это ни к чему! И не стоит мешать воедино личность и творчество.

Максим Петрович усмехнулся.

– Как же, как же... Но без нюансов создается не представление о писателе, а некая схема. В хрестоматийном стихотворении Пушкин пишет про Керн: "Как мимолетное виденье, как гений чистой красоты". А в письмах он же строчит: "С помощью Божией я тут мадам Керн на днях выебал". Извините, Екатерина Кирилловна, уж так там написано... Один советский пушкинист когда-то попал из-за этого в смешное положение, не сумев разобрать общеизвестный глагол, показавшийся ему в данном контексте невероятным.

Катя молчала. Начитанный у нее директор, эрудированный...

– Или возьмем крепостника Гоголя и также владеющего крестьянами того же Александра Сергеевича. Как вы это растолкуете детям? Иван Панаев закладывал крепостных, чтобы съездить за границу, Иван Тургенев обещал подарить дочери Белинского деревню, где жили двести пятьдесят душ. Демократ наш, ненавистник крепостного права!

– И подарил?

Добров засмеялся.

– Не знаю, врать не буду. История в лице красавицы Авдотьи Панаевой об этом умалчивает. А картежник Некрасов, еще один наш знаменитый поэт-демократ? Многие считали его шулером. За что и бивали. Азартный и подозрительно удачливый игрок. Министр финансов Абаза и министр двора Адлерберг проиграли Некрасову более миллиона франков. Крупно не повезло поэту лишь однажды, когда он просадил за вечер почти девяносто тысяч рублей. А вообще проигрываться вчистую раньше считалось, как это ни парадоксально, хорошим тоном. Помните у Лермонтова "Тамбовскую казначейшу"? В ее основе – реальные факты и реальные лица: князь Александр Голицын в 1802 году взял да и проиграл свою молодую красавицу жену Марию Вяземскую графу Льву Разумовскому, одному из самых известных московских богачей. А сначала просадил ему же все свое состояние в двадцать четыре тысячи крепостных. Брак Разумовского с выигранной Вяземской оказался счастливым. Николай Пржевальский, знаменитый исследователь Средней Азии, часто выигрывал крупные суммы благодаря прекрасной памяти. Один из таких выигрышей помог ему организовать экспедицию в Сибирь. Достоевский отдал казино девять лет жизни. Писал Тургеневу и просил сто талеров, поскольку проиграл в Висбадене буквально все и задолжал в отеле. Знаменитый роман "Игрок" Достоевский написал на собственном опыте за шесть недель, чтобы отдать карточные долги. Александр Пушкин, снова и опять... В полицейском списке московских картежников за 1829 год числятся девяносто три игрока. Под номером тридцать шесть – "наше все" русской словесности. Играл он много и страстно, в основном проигрывая. Вяземский писал, что Пушкин всегда оставался ребенком и проигрывал даже тем, которых, кроме него, все обыгрывали. Вы смотрите на меня, как на циника? Ну да, ну да... Но ведь если разобраться, даже положительный дед Мазай – циник тот еще! Спас всех зайцев, отпустил их, причалив, с лодки в лес и сказал их вожаку:

Смотри, косой,

Теперь спасайся,

А чур зимой

Не попадайся!

Прицелюсь – бух!

И ляжешь... У-у-у-х!..

Катя вспомнила, как когда-то дала классу задание написать свой вариант концовки про деда Мазая. И два парня такое сочинили... Даже пришлось им выговорить за цинизм. Нет, у них дед Мазай из спасенных зайцев не готовил жаркое. Мальчишки просто вывернули все наоборот – зайцы спасли Мазая. Он, встречая раннюю весну, перепился и чуть не утонул, опрокинувшись в ледяную воду из лодки. А зайцы всей гурьбой его выловили, положили на остров, высушили, обогрели и похмелили, а потом сдали прямо в руки грозной жены.

Вообще эти Катины фантазийные темы... Среди нескольких обязательных письменных домашних работ по комедии Грибоедова "Горе от ума" Катя обычно предлагала девятым классам окончить пьесу за автора, написать ее пятый акт, придумать, что случилось с героями дальше. Ведь писатель заставляет нас расстаться с ними в тот момент, когда их будущее совершенно неясно – финал открыт. И рассказывала детям о "господах Молчалиных" Салтыкова-Щедрина, в свое время тоже дописавшего комедию за Грибоедова.

Ох, какой неудержимый вихрь фантазии обрушивался на Катю! Целый день после получения домашних работ она наслаждалась. Никакая даже самая любимая книга не могла заменить этих замечательных детских творений, рожденных воображением. Писали и в прозе, и в стихах, расписывая действие по явлениям, как в пьесе. Некоторые даже оформляли свои работы фломастерами.

Но недавно, читая очередные продолжения комедии, Катя ощутила вдруг тревогу, сначала безотчетную, неясную, а потом уже осознанную, настоящую. Что происходит? Почему дети в основном повторяют одни и те же мотивы, которые раньше были не столь очевидны?

Сегодняшние девятиклассники рассматривали как вполне нормальный исход событий не только гибель Чацкого на Сенатской площади. В основном они прогнозировали возможное пьянство как Скалозуба и Молчалина, так и самого главного героя. Софья, разлученная с Молчалиным, в их представлении может озлобиться, и, если ее выдадут насильно замуж за Скалозуба, в состоянии убить мужа, например, подсыпать ему в кофе яд.

Спивался у многих и Фамусов, у некоторых Софья сходила с ума и кончала свои дни в больнице для умалишенных. Молчалин скрывался с награбленным имуществом Фамусова и Софьи...

И в каждой работе – безусловная бесперспективность и бессмысленность бытия героев, мрачные повороты сюжетов, горькие судьбы... Но ведь скептицизм и пессимизм вовсе не обусловлены жизненным опытом подростков: слишком рано. Значит, это чужой опыт, опыт взрослых. И гибель героев – никак не расплата, не возмездие, не наказание по Достоевскому. Отнюдь. Это просто бессознательно предначертанный детской рукой путь каждого, путь их и наш, путь страны...

Да не может этого быть! Не верю! – хотелось Кате повторить любимую реплику Станиславского. Так не бывает! Юности свойственно надеяться на хорошее и ждать его, ей присущ оптимизм, граничащий порой даже с излишней самоуверенностью, тоже характерной для подростков.

Но почему тогда в сочинениях девятиклассников почти все герои спиваются, грабят, убивают? Почему никто не счастлив, не удачлив – только если сбежавший с фамусовскими драгоценностями Молчалин – никто даже просто не радостен? И откуда это несомненное желание убить героев, заставить их еще пострадать? Когда значительно легче бросить под паровоз героя, перефразировав известные строки Светлова "Я сам лучше брошусь под паровоз, чем брошу на рельсы героя", тогда возникают серьезные опасения по поводу психического здоровья нации, сумевшей так великолепно внушить подрастающему поколению определенные настроения и мысли.

Вокруг пьют? Конечно. Сходят с ума? Еще как! Грабят? Да подобными сообщениями буквально забита вся пресса. Убивают? Послушайте новости. А если еще сюда прибавить фильмы ужасов, кровавые боевики, многочисленные низкопробные детективы, которыми забиты книжные прилавки у входа на любую станцию метро, чего же можно хотеть, чего ждать от детей, неосознанно впитывающих на манер салфетки, все, что они ежедневно видят вокруг себя, все, о чем слышат?! Вот откуда и психушки, и яд в кофе, и драки между Софьей и Скалозубом...

Старая истина гласит: каждый народ заслуживает именно то правительство, которое имеет. А если народ заслуживает свое подрастающее поколение?! Катя испугалась своей мысли. И вспомнила Островского.

Его изучение со своими десятыми Катя начала с пьесы "Снегурочка". И дала небольшую контрольную из нескольких .вопросов, в числе которых был такой: "Кого из героев "Снегурочки" вы бы выбрали своими спутниками жизни?"

Ответа оказались удивительно однотипными и характерными. Честно говоря, хотелось совершенно другого. Большинство, перепутав смысл понятия "спутник жизни", мечтали иметь такого отца, как Мороз. Почему? Да потому, что это "крыша над головой", как писали дети, под которой никогда не пропадешь. Главное в жизни – опека и забота родительская.

Что же касалось непосредственных спутников жизни, то и здесь мнения не слишком разделились. Юноши не выбирали никого: ни Снегурочку, ни Купаву, ни Весну. Первая – "слишком сентиментальная, мечтательная и вообще к жизни не приспособленная, кому нужна такая жена?!" Вторая – бесхарактерная. "Любить, как собачка, каждая сумеет, и служить, как собачка, тоже, – писали дети. – а в ее верности не очень-то и чуждаются. Нуждаются в силе. Разве Купава похожа на сильную? Чуть что – слезы, истерика, любит – не любит, судебное .разбирательство у царя – такая подруга жизни тоже ни к чему". А Весна? Это уж совершенно неподходящая кандидатура – "ненормальная какая-то, если родной дочери дала возможность полюбить ценою жизни!"

Значит, со спутницами все ясно. Как же обстоит дело со спутниками? Тоже вполне четко и определенно. Лель веселый, ласковый, но предатель – кто его выберет? Мизгирь – тоже предатель, как он легко забыл Купаву и ушел к Снегурочке! Вообще лучше всего Mopoз и царь Берендей.

"Ничего, что они староваты, – писали девушки. – Глазное – богаты, особенно царь. И умудренные жизнью. Мизгирь опасен, еще проторгуется где-нибудь, деньги свои порастеряет, а уж старички ничего никогда не упустят. И жену обеспечат на долгие годы. Особенно молодую. Ведь не случайно же Мороз на Весне женился!"

Логично? Вполне. Интересно?

Катя дочитывала тетрадки без всякого удовольствия и любопытства. Ничего нового ей дети не поведали. Современные, прагматичные, тоже умудренные своим собственным опытом десятиклассники. Они выросли в другие времена, и смешно думать, что кто-нибудь из них действительно предпочтет мечтательницу и фантазерку реальной, земной и практичной женщине. И странно услышать, что кто-нибудь выберет иные, кроме материальных, ценности. Хотя на уроках они часто беседуют с Катей о ценностях духовных, ну и что? Вce слова, слова, слова...

Конечно, и гриновская Ассоль грезила о принце, и Золушка вышла замуж на принца, но ведь они никогда не произносили этого замечательного определения "богатый". Катины дети произносят. И пишут. И, что самое страшное, искренне верят в приоритет денежного мешка. Катины дети мечтают о богатых мужьях и практичных женах.

А разве они не правы? И почему они должны мыслить, как Екатерина Кирилловна? Конечно, не должны. Конечно, они будут жить по-своему, иначе, в соответствии с другими принципами, нормами жизни и морали. Но разве это нормы и принципы? Откуда они взялись? И чему она их научила, эта Катя? Не слишком сумела различать истину от фальши, драгоценность от блестящей мишуры. Правда, у нее был очень могучий и грозный противник: время.

Она в который раз перечитывала строки, написанные столь откровенно детской рукой: "Муж должен быть обязательно богатым. Это главное".

– Для чего ты пошла в школу? – спрашивала мама.

– А Пушкин-бретер? – не унимался неугомонный директор. – Да ему не погибнуть на дуэли просто было невозможно! У него этих поединков... Вы перечитайте Лотмана. А Дантес должен быть благодарен Пушкину, как и Мартынов Лермонтову. Если бы не поэты и не дуэли – кто бы вообще узнал о Дантесе и Мартынове? И потом, Екатерина Кирилловна... – хитро прищурился, хохотнул. – Александр Сергеевич Пушкин был человеком очень некультурным. Он не читал ни Тургенева, ни Толстого, ни Достоевского. А Блок? Например, поэма про тех двенадцать товарищей...

И идут без имени святого все двенадцать вдаль -

На все готовы, ничего не жаль.

Вы вдумайтесь – фраза-то страшная! Ведь в ней так ясно сказано: «На все готовы, ничего не жаль». То есть если надо – отца и мать в расход, все разгромим... Вы как это детям объясните? Литература – это не математика, где всегда есть свой ответ и свое решение. Иногда даже несколько решений. А ведь и Пушкин иной раз бывал модернистом. Например:

И вот уже трещат морозы

И серебрятся средь полей.

Читатель ждет уж рифмы "розы",

На, вот возьми ее скорей.

Вторые две строки – типичный пример модернистского жеста в литературе. Однажды великий поэт схватился за голову и сказал: «Боже мой! А ведь я уже перерифмовал все слова в русском языке, которые можно рифмовать! Что же теперь делать?!» После чего написал знаменитое: «Вновь я посетил...» – без рифм. Вхожу недавно в ваш обожаемый класс. Все сидят на своих местах, а из окна торчат чьи-то ноги. Окликаю: «Гулы-гулы!» – ноги все так же торчат. И так минут пять. Наконец я гавкнул. И ученичок втянулся в класс. Опомнился. Таишев ваш... Лежал на подоконнике, наслаждаясь теплом. Как же, как же... А во дворе работал компрессор. И впал парнишка под этот шум да еще мысли, солнышком согретые, в такое состояние, что не слышал ни звонка на урок, ни как я вошел, ни как его окликал... Потом просто устал лежать на окне и влез обратно.

Катя засмеялась.

– Ничего смешного! – отрезал директор. – А как вы считаете, что такое история? С Валентиной никогда такой вопрос не обсуждали? Я читал: это движение отпавшего от Бога человека – во всечеловеческом единстве – к новому соединению с Творцом. Сквозь сумятицу отступлений, бесконечных ошибок, грехопадений – в силу поврежденности натуры – и возрождений ради стремления к спасению. А историческая слава обычно достается совершенно незаслуженно.

Насчет грехопадений Максим Петрович был абсолютно прав. Но как сложно перемешивались в нем самые разные идеи и понятия... И где он был – настоящий?

16

– Вот угадай, что за предложение мне пришло? – спросила Валя. Она плохо уживалась с Добровым – а кто с ним уживался? – поэтому давно искала работу через интернет. – И они это шлют, зная о моем образовании, возрасте, опыте работы и так далее...

– Неужели зовут грузчиком в магазин? – засмеялась Катя.

– Нет, еще интереснее – фотомоделью! Возмутительно! – Валя швырнула на стол сумку. – Никаких запасов делать нельзя! Все портится даже в холодильнике. Продают всякую дрянь и нас ею кормят!

Катя рассеянно кивнула.

– Насчет запасов верно. Это уразумел даже Платоша. Купил себе цанговый китайский карандаш, о котором давно мечтал. Наконец нашел – карандаш почему-то оказался дефицитным. Поэтому сразу прикупил запас грифелей лет на десять. Год писал этим карандашом, а затем он сломался. Уже необратимо. И Платоша сидит, смотрит на ненужный запас грифелей, на эти выброшенные деньги, пусть небольшие... – Катя засмеялась.

– Ты слишком либеральна с детьми, слишком мягка, ты их распускаешь. Твердишь одно и то же: "Не ругайте человека, он живой!" Мертвых, что ли, надо ругать по твоей логике?

Валентина говорила, словно не слышала Кати. И действительно часто не слышала. Катя не могла понять, как ни пыталась, насколько плохо подруга улавливает чужую речь. Да и как тут поймешь? Как об этом спросишь?

Зачем рождаются на свет Божий всегда несчастные существа?.. Чтобы жить и мучиться, и мучить других, потому что жалость и невозможность помочь – а чем поможешь? – и чужая, давящая безысходность – это вечные наши страдания. В чем здесь промысел Божий? Разве можно его постичь...

– Зачем мне жить? – однажды спросила Валя.

И Катя не нашла ответа. К Православию Валентина относилась настороженно.

– Даже в слове "одна" и то два слога... – прошептала она.

Слишком широко раскрытые глаза Вали... чересчур... и голос, звенящий туго натянутым проводом под осенним ветром...

Говорят, что погасить страдание – значит погасить желание. Наверное, правильно, и все-таки... Как можно погасить Валино желание слышать? Как можно погасить желание семьи, детей, любви?.. Какой водой зальешь его, горячее и яростное? Живые воды святых родников здесь бессильны. Или нет?.. Только говорить с Валентиной об Иове Катя не могла. Не получалось – и все.

Преподобный Антоний Великий утверждал, что скорби смиряют человеческую гордыню и выбивают у человека опоры себялюбия и надменности. Много пострадавший перестает грешить. Скорбь переплавляет человеческое настроение из греховного, самозамкнутого, в святое и открытое Богу и возвращает всякого грешного блудного сына в Отчий Божий дом. И Майков писал, что чем глубже скорбь, тем ближе Бог.

Только всегда ли происходит такое? Для всех ли это возможно? Или люди сами виноваты в том, что у них так не получается? Просите и не получаете, потому что просите не на добро. Это святое Писание. Но как трудно постичь подобные истины... Легче вообще не постичь...

Катя всегда чувствовала себя неловко рядом с Валей. Кажется, виноватым себя ощущал и директор – в холодном здании новой гимназии Валя тоже сильно простудилась, лежала в больнице, и ее слух резко ухудшился. Добров стал даже как-то заискивать перед Валей, юлить... А Катя, стерва такая, ни разу не навестила Валю в больнице. И Вера тоже. Сначала они не знали, что подругу положили в клинику, звонили и не дозванивались – Валя часто плохо слышала звонок и обычно долго не брала трубку. А потом не успели – Валю уже выписали.

Как трудно все-таки, просто невозможно представить себе положение рядом живущего... Эту страну глухих... Говорят, чтобы осознать жизнь инвалида, нужно хотя бы день провести в инвалидном кресле. А Кате необходимо на день заткнуть себе уши.

Через несколько дней после предложения о фотомодели Валя позвонила Кате:

– Тут в газете такое жуткое объявление... У меня волосы дыбом встали. Просто не представляю, до какой безысходности и отчаяния мог дойти человек, чтобы решиться предлагать подобную услугу?!

Катя опять потерялась в догадках:

– Что же там такое напечатано? "Мужчина готов оказать половое милосердие одиноким женщинам в возрасте"?

– Да ты что! – возмутилась Валя. – Если б такое... это чепуха, и, скорее, смешно и противно... Тем более, что все развратились до предела. Здесь все гораздо страшнее: "Продам свою почку". Вот наша жизнь...

Катя молчала.

Вчера она совсем собралась умирать. Сил больше нет. Уже считала все свои ошибки своей жизни, но их оказалось куда больше, чем предполагалось. Катя устала, бросила считать и пошла варить овощной суп.

Она почему-то очень тяжко восприняла Верину борьбу за директорство с Добровым, хотя возненавидела его по-настоящему после одного случая.

Мальчишки курили за школой. Увидели директора, привычно позвавшего их: "Гулы-гулы!", стремнулись и дали деру. А Таишев пожалел бычок – деньги на сигареты приберегал от выделенных матерью на школьные обеды – и от большого ума сунул окурок в карман брюк, даже не потушив. В том же кармане у него лежала пластиковая расческа, которая горит, как коптилка.

Когда мальчишки вошли в школу, расческа разгоралась все стремительнее, прогорели брюки и на ногу потекла расплавленная пластиковая масса... Катя первая увидела белое лицо Акрама. "Скорая" доставила его в травмпункт с обугливанием тканей – ожог четвертой степени.

На следующий день надо было идти менять перевязку. Врач сказал ему:

– Приготовься, бинт сорву резко, за одну секунду. Будет больно, врать не стану. Но тянуть бинт медленно нельзя – это еще хуже.

Сорвал бинт в секунду, и все погасло. Болевой шок. Когда Акрам очнулся от запаха нашатырного спирта, врач рассказал, что вместе с бинтом из ноги выпал обугленный кусочек мяса. В ноге зияла в прямом смысле слова "ямка". Ее заливали концентрированным до черноты раствором марганцовки и снова перевязывали. Белое пятно так и осталось навсегда.

Это все передала Кате верная подружка Акрама одноклассница Танечка, всегда старавшаяся быть внимательной и аккуратной. Домашние задания выполнены, тетрадки чистенькие, учебники на столе... Катя удивлялась: правдива ли история с наркотиками? Добров стоял на своем, Ариадна Константиновна досадливо отмахивалась: и охота вам слушать директора?

При всей своей прилежности Таня настоящих способностей ни к одному предмету не проявляла и учиться после девятого класса не хотела. Мечтала стать парикмахером. Но не тут-то было... Танина мама придерживалась совершенно иного мнения и твердо рассчитывала на то, что дочка окончит одиннадцатилетку и поступит в институт. И институт уже выбрала в Питере, где у Таниной мамы нашлись знакомые, готовые помочь с поступлением.

Мягкая и податливая, девочка была не в силах сопротивляться материнскому желанию и пассивно подчинялась, хотя в ее глазах стыла серая тоска. Таня постоянно удивительно красиво и своеобразно причесывала на все лады подруг и рассказывала учителям, как ей хочется работать в парикмахерской.

– И что мать упорствует? – злилась Валя. – Девчонка ведь права: в школе ей дальше делать нечего. Дура дурой. Самая дорога в училище!

Но переубедить Танину маму оказалось невозможно. Она не желала понимать, что дочка будет страдать, занимаясь нелюбимым делом, что ей будет очень трудно учиться как в старших классах, так и в институте, если даже она туда поступит по маминой протекции.

Таня изредка подходила к Кате, стояла рядом, смотрела... Потом лепетала:

– Екатерина Кирилловна, Акрам хочет учиться в десятом классе... Он ведь должен там учиться, правда? Вы ему поможете?

Катя кивала, с ненавистью вспоминала о Доброве, стискивала губы...

Приятель Акрама Саша Степанов прекрасно играл в футбол, уже выступая за молодежную сборную России. Но мама не желала вырастить русского Пеле, она мечтала сделать из сына менеджера или экономиста. А потому забрала сына из сборной по футболу и категорически приказала учиться в десятом классе. Мальчик с трудом перебивался с двойки на тройку, а на переменах очень красиво бегал по коридору, играя воображаемым мячом. Все учителя любовались, даже Валя и Добров. Им было по-своему жалко мальчика, но убедить и эту маму тоже ни в чем не удавалось.

– Никакого футбола! – гневно отрезала она. – Только Финансовая академия! Или Плехановская!

– И все это лишь с благими намерениями! – сорвалась как-то Валя. – Идиоты-родители упускают из виду ответ на самый главный вопрос: чьи интересы они преследуют? Детей или свои собственные? Чьи здесь гордость и честолюбие? И чьи трагические ошибки, расплачиваться за которые потом будут всю жизнь их дети?

Конечно, думала Катя, опыт родителей несравним с опытом детей, кто спорит... Но здесь дело не в одном опыте. Нельзя забывать о детской интуиции, о природном ощущении своего жизненного пути, об осознании своего предназначения. И лучше, как ни парадоксально, если ребенок ошибется сам, чем пойдет по ложной дороге, навязанной ему родителями. И позже, бросит им в лицо выстраданное обвинение.

Пусть каждый должен прожить свою жизнь. Но нельзя подменять детскую – собственной...

– Вы слишком эмоциональны, Екатерина Кирилловна, – хмыкнул Добров. – Ну да, ну да... Наблюдал тут недели три назад... Пришла к вам чья-то мамашка... ревет-разливается, горе свое вам выплакивает. А вы ее обняли и тоже взялись рыдать с ней за компанию.

– Неэмоциональный словесник – нонсенс! – злобно отпарировала Катя.

– Как же, как же... – ухмыльнулся директор.

Эта история с плачущей мамой...

Знал бы Добров, сколько стоил Кате мальчишка Андрюшка, который из школы уже фактически ушел... Учиться он не желал, двойки по всем предметам... Добров и Валя – они почти всегда совпадали по степени жестокости – поставили вопрос об отчислении. Но ведь Департамент не позволит. Тогда на второй год. Катя попыталась выяснить у матери, чем увлекается Андрей. Оказалось, музыкой.

– С утра до ночи бренчит на гитаре! Ночью не расстается! – выплескивала свое несчастье мать. – Какие-то клубы у него там бардовские, музыканты по всей Москве... И он к ним шатается бесконечно, а учебу забросил, собирается петь... На Цое вообще помешался!

Катя задумалась. Дома она собрала все музыкальные кассеты и диски Платоши.

– Будешь преподавать музыку по совместительству? – насмешливо справился сын.

Катя серьезно кивнула. После уроков она позвала Андрея к себе в класс, который служил ей и кабинетом. Мальчик пришел хмурый.

– Давай позанимаемся дополнительно, – предложила Катя. – Глядишь, и двойку исправим...

Предварительно она попросила маму постараться уговорить Андрея прийти хотя бы раз. У нее собиралась группа для дополнительных занятий, и Добров ей оплачивал эти два часа в неделю, хотя приходили обычно всего человека три-четыре. Самые энтузиасты. Андрей согласился нехотя. Катя взяла для диктанта слова песни Цоя "Звезда по имени Солнце". Она вообще любила выбирать стихотворные тексты для дополнительных занятий. Андрей удивился.

– Песня... Вы что, музыку любите?

Катя кивнула.

– И Цоя тоже?

– Очень! – Катя не врала.

Андрей помолчал.

– Вот напишем диктант, я тебе что-то покажу, – пообещала Катя.

Диктант Андрея она проверяла последним. Другие ребятишки поразбежались. Дискеты и диски выстроились на полке возле стола.

– А что это у вас? – снова удивился Андрей. – Раньше вроде не было... -Подошел, посмотрел. – И рэп... и тяжелый рок... и битлы... Вы что, рэп знаете? И металл?

– Так вышло, – объяснила Катя. – У меня Гриша без конца что-то слушал... вечно в наушниках... Мне надоело, попросила дать послушать. Девочки взмолились: "Екатерина Кирилловна, не надо! Это такой ужас! Это "Ария"!" А я ведь даже не знаю, что это за зверь такой – "Ария"... Надо бы узнать.

– А вам зачем? – по-прежнему хмуро спросил Андрей, хотя глянул заинтересованно.

– Ну как, зачем? – Катя улыбнулась. – Есть такой порочный и распространенный вид рецензии на книгу: "Она ужасная, но я ее не читал". Так же точно и на музыку, на картину... Чтобы отрицать или принимать, надо сначала прочитать, услышать или увидеть. Как я могу отвергать рэп или рок, если никогда их не слышала?

– Да, верно... – протянул Андрей. – И что потом? Вы услышали... вам понравилось?

– Нет, – честно сказала Катя. – Очень давящий размах. Но есть вещи, которые мне нравятся. Барды, например. Вот, посмотри...

Они вместе стали разбирать Катины кассеты и диски.

На следующее занятие Андрей пришел сам, без напоминаний. И на следующее... А потом... потом к Кате приплелась обреванная мама Андрея...

– Он больше к вам не придет! – рыдала она. – Екатерина Кирилловна, Андрюша больше не придет!

Катя застыла.

– Почему? Что случилось?

Подумала: с мальчиком беда...

– Я сама, сама во всем виновата! – плакала мать. – Я все испортила! Я была так счастлива, что он стал к вам ходить, заниматься, уроки даже делал... Я так радовалась... И я ему сказала: "Вот, наконец, ты начал теперь учиться и бросишь свою дурацкую музыку!" А он закричал: "Что?! Музыку?! Да я лучше школу твою дурацкую брошу! На кой ляд она мне нужна?!" И уехал к приятелям. Он больше не придет, Екатерина Кирилловна... Я все испортила...

Катя молчала. Не ругайте человека, он живой...

Андрей действительно больше никогда не пришел. И забрал, к великой радости Доброва, документы из школы.