Текст книги "Рандом (СИ)"
Автор книги: Ирина Булгакова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 16 страниц)
Глава 4. Сусанин
Сусанин
…А поутру они проснулись.
Не знаю, как кто, но я спал как убитый. Вполне возможно, впервые со дня начала мертвого сезона во мне оформилась и созрела какая-то полноценность. Будто до этой ночи я вел себя как человек, у которого оттяпали важную часть, а он продолжал жить, не подозревая о ее отсутствии.
Утром был свет, когда я открыл глаза. За окном падал снег и, клянусь, у меня первой возникла мысль о том, сколько же его нападало за ночь, и совсем не о том: а не проснулся ли я рядом с мертвецом. Потом я почувствовал дыхание Влады, ее руки-ноги, закинутые на меня. И все равно – ни хрена я не вспомнил о раненом, лежавшем от меня бесконечно далеко, через горы и долины Владкиного тела. Она сопела мне в ухо. Счастливая, блуждала в недостижимой для всех реальности. Она согласилась бы остаться там навсегда – точно знаю. А я? Согласился бы так лежать вечно, слушая музыку ее ничего-не подозревающего сопения?..
Придет же такая хрень в голову. Полежишь вот так пару ночей рядом с девчонкой и заразишься розовыми соплями.
Кир застонал. Тогда я вспомнил о нем. Осторожно сдвинул с себя конечности Влады и выкатился с кровати на пол.
– Макс, мне больно, – услышал я.
Кир выглядел бледным, изможденным. На лбу блестела испарина.
– Очень больно, – сказал он, облизнув потрескавшиеся губы. – Что-нибудь… можно сделать?
Я кивнул. Пошел в соседнюю комнату набираться опыта в медицинском справочнике. За моей спиной заворочалась Влада.
Если верить медицинским терминам, ближайший день покажет, выживет ли наш Кир. С градусником, бинтами, я не спеша применил к нему наспех полученные знания. Температура осталась высокой, но рана – на мой взгляд – затянулась неприятными на вид серо-багровыми пятнами. Я вколол ему все, что придумали вкалывать в подобных случаях умные люди, веками занимавшиеся врачеванием. Есть парень не стал, только выпил чаю, постанывая, бросая на нас с Владой – неприлично здоровых – полные страдальческой потусторонности взгляды.
– А вам не кажется, что мы похоронили не того… не ту, – чуть позже он высказал вслух мысль, продуманную мною.
– Как тебя угораздило? Чего ты вообще куда-то поперся? – сжимая в руке чашку с растворимым кофе, мягко наехала на раненного Влада.
– Просто вышел… прогуляться. Было красиво.
– Прогулялся? Не мог меня дождаться? Вместе бы…
– И что? – усмехнулся я. – Ты бы его защитила? Вместе бы. Да теперь вместо одного простреленного мы имели бы двух! В лучшем случае.
– А в худшем-то что? – насупилась Влада.
– Догадайся с двух раз! В худшем – медицинский справочник ни фига бы не помог. А у Колюни прибавилось бы. Хлопот.
– Что-то я не припомню случая, когда киллер охотился бы сразу на двоих, – буркнула Влада, но без готовности бросаться на амбразуру.
– Более того, – добавил я, – я не помню, чтобы он так нагло отстреливал кого-то посреди дня. Да… Лохонулись мы, ребята.
– Достал он меня. Все просто, – прошелестел Кир. – В тот раз я был… приманкой. Вот он и доказал. Что сильный. Что может.
– Ты помнишь, как все случилось? – спросила Влада, чтобы отвлечь парня от философии, слезами выступившей на его глазах.
– Шел себе, по Вознесенскому. К мосту. Никому не мешал. Все-все покрыто снегом. Пушистым. Красиво. Я не видел такого. Никогда.
– Не видел он, – не сдержалась Влада. – Насмотрелся?
– А что мне еще оставалось? Ты с утра… обложила всех. Алиска с Данькой уехали. Я был… одиноким.
– Хватит на него наседать, – вмешался я. – Мы все решили, что проблемы нет. Посчитали, что единственное, с чем предстоит бороться, это холод и зима.
– И одиночество, – упрямо вставил Кир.
– Господи, Кир, да нормально все! – сорвалась Влада. – Мы всегда с тобой вместе! Вчера у меня настроение было ни к черту. У тебя у самого, что, плохого настроения не бывает? Ты – тот еще зануда.
– Настроение у нее плохое, – не сдавался Кир. – Обложила всех, обозвала. Еще давай, все собачиться начнем. Как будто все у нас хорошо и только этого не хватало. Для полного счастья.
– Ладно, Кир, оставим эмоции, – отмахнулся я. – Вернемся к рассказу. Ну, вышел ты к мосту, и что? Заметил что-то странное?
– Например?
– Следы, – я пожал плечами, – звуки.
Кир отрицательно покачал головой.
– Нет. Все было… Тихое. И белое.
– Ты где стоял, когда раздался выстрел?
– Слева от моста, собрался переходить. Там дальше сугробы намело. Вернее, засыпало что-то. Думаю: не пройти. Еще подумал о тебе. Так хорошо, что снегоходы ты всем подготовил.
Кир побледнел – хотя куда уж было больше – схватился рукой за грудь.
– Ладно, – я решительно поднялся. – Вопросы потом. Тебе нужно поспать. Хочешь чего-нибудь? Бульона? Чаю? Есть? Пить?
Кир закрыл глаза.
– Больно опять, Макс, – пожаловался он. – В груди все горит.
– Ок. Сейчас вколю тебе еще обезболивающее.
Я пошел было к выходу и обернулся – черные волосы крылами обнимали тонкое белое лицо. Совсем мальчишка. Как бы вел себя я, будь мне сейчас четырнадцать? Мы, взрослые мужики, подставили пацана под пули киллера, рассчитывая с его помощью избавиться от проблемы навсегда. Но судьба распорядилась иначе. И имя той судьбе – Верка. Вредная баба запланировала убить двух зайцев: и удавочку затянуть на шее нашими руками и, подставив себя, заставить расслабиться. Хай нас всех киллер перестреляет потом, тепленьких. Ладно. Как говорится, и хераполис с ней… Эксперимент жаль. Не завершился. Еще спасибо следует сказать маньяку – дал нам хоть месяц вздохнуть свободно. Или… Специально ждал, пока Верка двинет кони. Ведь стоило ему объявиться раньше, гуляла бы Верка на свободе. Наверное. По крайней мере, я настоял бы на том, чтобы отпустить ее на поруки к Султану.
Или…
Или все хуже. Гораздо. Кто расследовал смерть Верки? Ну, повесилась больная тетка, и? Даже отдаленно напоминающая расследование мысль не созрела ни в одной из наших голов. А что если – такая версия имела право на существование – наш искомый снайпер с дальнего боя переместился, сука, на ближний. Устал ждать результата. Время ползет, а выживших еще… есть. И потом, кто их считал, этих кроликов на заклание, сидящих по своим норам, охраняющих жизни тех, кого к жизни вернуть не дано? Привязанных к определенному месту чувством – каким угодно. Хочешь долгом, хочешь любовью, хочешь благодарностью, хочешь привычкой. Сидит себе такой кролик, без права выйти на свободу. И держит его что-то посерьезней наручников. Ай да раздолье для заинтересованного маньяка. Приходи, работай. Бьюсь об заклад, мы многих не досчитаемся по весне. Если вообще будет, кого считать.
По большому счету следовало и вчера смотаться на Вознесенский, осмотреть место происшествия…
Ага. Тут же подсказал мне мой находчивый инстинкт: а получить пулю в лоб тоже входит в твои планы?
Все. Заткнулся. Мне нечего стало возразить. Я с трудом оценивал возможность возобновить охоту на киллера в зимний период. Вся эта игра в следопытов, выискивание следов… Кто кого и кому легче от того, что все засыпано снегом?
Я сидел в кресле у камина. И в моей руке уютно пригрел донышко бокал с виски. Черт. Даже не заметил, как до него добрался.
– Заснул, – тихо сказала Влада, закрывая за собой дверь, ведущую в спальню. И тут же добавила без всякого перехода. – Мне тоже.
Она сказала невпопад, но я понял ее с полуслова.
– Возьми в кладовке. Не такое холодное, – разрешил я.
И закрыл глаза. Когда я снова их открыл, Влада сидела в кресле напротив, наблюдая за тем, как оседает пена в стакане. В моей голове царило спокойствие. Я знал, что мне нужно проведать Дашку, что нужно спуститься и проверить работу генератора. Кроме того, меня отдаленно заботил вопрос о том, что мы все будем есть… Еще я знал кое-что, максимально приближенное к тому, что получится в конечном итоге: к вечеру я надерусь в зюзю и Владе придется пройти ускоренные курсы медсестер на тему как делать уколы раненым.
Я много чего знал. Но это знание песком просеялось сквозь мой мозг, оставив в дырках крупный самородок, на чьем золотом боку крупно отпечаталась проба «Безделье». С пояснением внизу, более мелкими буквами. «А ходи оно все конем».
– Может, не стоит? – ворчливо предложила Влада. Ее слова толкнули меня под руку и я плеснул в бокал двойную дозу виски. Будь я трезвее, непременно бы бросил красноречивый взгляд на ее пустой стакан с закопченными пеной боками, но… Меня, правда, поглотило полное и абсолютное безразличие, не отягощенное более ни чувством долга, ни любовью, ни жалостью.
– Ладно, – вздохнула моя визави. – Надирайся, раз так. Я съезжу к Алиске. Представляю, как они волнуются. Я ненадолго. – Она поднялась, пошла, задержалась на некоторое время в дверях, видимо, ожидая от меня решительного поступка.
Наверное. Даже скорее всего, мне следовало ее проводить. Однако бутылка виски, играя отраженными от камина огнями, подмигнула мне так искренне, так нежно, что…
– Вернусь через час. Засветло. Я только туда и обратно, – она говорила, оправдываясь, словно я выразил беспокойство. – Дверь в спальню я открыла. Услышишь, если он позовет?
Я кивнул. Опрокинул в рот содержимое бокала и уже не застал Владу в комнате.
Валил снег. Жалкий, в своей бессмысленной попытке скрыть от глаз гниющие останки, вычеркнуть из памяти прошлое. Обманчивый табула раса грозил обернуться по весне дерьмом, в котором всем нам следовало захлебнуться. На этом и строился расчет? Да хрен меня дери и в хвост и в гриву, если я не побрыкаюсь напоследок!..
И на этой радостной и боевой ноте мой запал угас, залитый сверху очередной порцией спиртного.
За окном, за окнами, мимо которых я проходил, все было такое: одинаковое. Белое, чистое. Я поднялся на второй этаж, вывалил свое тело в кресло у арочного окна и приготовился оглядывать город несколько свысока. Насколько возможно с седьмого этажа. Вместе со снегом на город падала тишина. И если для снега препятствием служила крыша, то для тишины преград не было – она проходила сквозь меня свободно, оставляя после себя алкогольное, выдержанное лет двадцать пять послевкусие. Я видел перед собой то снег, то дно бокала и будь я проклят, если в одно из мгновений не заметил, как остановилось время. Замер снег за окном, навеки впечатались в подоконник белые пятна света, целую вечность моя рука несла к губам живительную влагу, только лишь способную повернуть ключ и запустить шестеренки. У времени имелось столько минут и часов в запасе для того, чтобы привести приговор в исполнение, что все, что нам осталось это – размножаться. Хотя, вопрос так и остался открытым. И вертел я все на одном месте, если у меня имелось желание ответить на него в ближайшее время…
– Все квасишь? И не надоело?
Спросили у меня и я открыл глаза. И никого не увидел в сумерках. Голос слышался женский и я успокоился.
– Квашу, – ответил я темноте. – Есть предложение?
– Есть. Давай квасить вместе.
– Это дело. Наливай.
Спустя некоторое время забулькало. Послышался негромкий вздох и в углу зажегся ночник. Когда я проморгался, темнота определилась и вытолкнула на свет Владу.
– А может, ты и прав, Сусанин, – сказала она. – И жить легче со стаканом в руке. Мы остались живыми… Нет, правда-правда. Среди нас нет тех, кто бы смирился. Точно тебе говорю. Нет тех, кто хотя бы раз в день не задается вопросами зачем и почему. Даже баба Шура. Я тут заехала к ней… Ну, ты знаешь, за яйцами… Уже по привычке. А их нет. Куры зимой не несутся. Или почти что. И баба Шура вдруг мне и говорит… Я даже не знала, что в ней тоже живет философ. Она говорит: время сломалось. Шло себе прямо, а потом пошло вбок. Но не для всех, а только для тех, кто его считал. В минутах, часах. Звери разве считают секунды? Или деревья, природа? Они просто вертятся вокруг солнца. И им плевать, что где-то там тикает счетчик. И что?
Она сделал паузу, видимо, ожидая от меня ответа. Но я перестал следить за ходом ее мысли еще в самом начале. Молча я отсалютовал ей бокалом с обновленным содержимым и выпил, не дожидаясь приглашения.
– И вот теперь у всех перестали тикать счетчики. Кроме нас. Если бы я могла, я бы отдала все, чтобы присоединиться к ним. Остальным.
– Слушай, Лада, – нахмурился я. На сей раз речь была недолгой, я успел врубиться. – Перестань пороть чушь. Дали тебе второй шанс? Радуйся! И не ври мне, что предпочла бы лежать в могиле. Холодной, между прочим. И где единственными, кто согласился бы слушать твои бредни – были бы червяки.
– Не смешно, Макс, – она вздохнула, залпом осушила бокал пива. – Я все время думаю о том, что могла что-то сделать для того, чтобы все вернуть – и не сделала. Чего-то не услышала. Что-то не поняла. А в итоге – вот тут ты прав – всех нас ждет могила. Раньше или позже.
– Так было всегда, – я пожал плечами. – Или ты собиралась быть бессмертной? Маленькая девочка вдруг решила, что от нее что-то зависит! Охренеть, самомнение!
– У нас у всех должно быть такое самомнение! Потому что нас оставили в живых! Хотя бы исходя из этого!
– Вау-вау! Ты чего разошлась? Пиво кончилось? Так налей! – Я потянулся за бутылкой, стоящей у кресла, но эта тварь увернулась в сторону.
– Сиди уж, – проворчала Влада. – Я тебе налью.
Я не уследил за ее движениями, но полный бокал в руке обнаружил довольно быстро.
– Давай выпьем, – слова давались мне с трудом. – Просто выпьем. Хрен знает, за что теперь нужно пить… Ничего не осталось.
– За здоровье, Макс. Я уколы делать не умею, дала Киру две таблетки. Обезболивающее и снотворное. Он спит. Если тебя это, конечно, интересует.
– Ты права. Меня это не интересует. Абсолютно.
– И Алиска с Данькой волновались. Я вовремя приехала – Даниил успел уже прокатиться по центру, нас искал. Он приехал в одно время со мной.. Прикинь, Алиска купила… В смысле, привезла себе новую шубу. На мой взгляд уже вообще какую-то меховую плащ-палатку, в которой мы вчетвером сможем разместиться. И спать на снегу.
Я зевнул.
– Это тебе тоже не интересно?
Я отчаянно замотал головой.
– Знаешь, Сусанин, – она шмыгнула носом. – Ты мне поначалу очень нравился. Такой целеустремленный, энергичный.
Влада сделал паузу, дожидаясь от меня всякого рода уточнений.
Горел ночник. Бутылка виски нашлась в другом месте, не там, где я ее оставил. И уже не сопротивляясь, отдала мне последнее. Голос Влады, рассказывающей мне сказку о том, каким классным я был и каким… какой полной противоположностью стал, баюкал. Меня со страшной силой потянуло туда, где темно и тихо…
Наверное, я рубанулся. Потому что меня привел в чувство звук взволнованного голоса.
– Эй! Да Макс же, блин! Ты ничего не слышишь?
Я приготовился отрицательно качать головой и тут услышал. Совсем не тихий и явно настойчивый звук клаксона.
Глава 5. Not found
Not found
Глаз.
Карий и огромный. Он таращился в никуда, но почему-то находил только меня. Везде. Куда бы я ни отклонился, он глазел на меня. Мне стало жутко, пожалуй, именно от этого, а не от того, что в комнате лежали трупы. И воняли – это да. Я не сказал бы, что сильно, но однозначно неприятно. Хотя… Мне всегда казалось, что эта парочка протухла уже давно и задолго до смерти.
Свет в подсобке супермаркета горел, давая возможность разглядеть детали. А имелось ли у меня желание? Не знаю. Этот хренов глаз мешал мне сосредоточиться, он действовал мне на нервы до такой степени, что я присел на корточки у стены и только тогда он меня потерял. В комнате, заваленной мусором, вперемешку с полными бутылками, коробками и консервами, с трудом разместилась пара диванов. Теперь уже занятых трупами.
Чертов глаз достал меня и здесь. Конечно, самовнушение, но лично я не помню, чтобы кто-нибудь смотрел на меня с такой ненавистью. Хорошо, что в единичном числе – второй глаз заменяла черная дыра. Вот от нее я подлянки не ждал – дырка и дырка. Ни тебе осуждения, ни обиды. Наверное, весь негатив застыл кровавой кашей на стене. Давно. Может, пару-тройку дней назад, а может и раньше. Кому теперь есть дело до новых мертвецов? Некому суетиться, оцепляя место происшествия, некому опрашивать свидетелей. Некому фотографировать и документировать, некому вставлять в мертвые жопы термометры, чтобы определить время смерти.
Я усмехнулся. Дальше – больше. Меня проперло на смех. И чем больше я сдерживался, тем сильнее он пер из меня, разрывая мне легкие.
Всегда думал, что эти двое сдохнут от белой горячки, спьяну пристрелят друг друга и вся недолга. Но судьба распорядилась иначе. Борюсик полулежал на диване. И, несмотря на корку из мозгов, засохшую на стене, все никак не мог угомониться: его левый глаз продолжал искать виноватых. Среди яркого хлама из этикеток, наклеек, коробок, лицо Борюсика выделялось. И при жизни-то не отличающийся красотой, после смерти он стал уродлив. Серое лицо напоминало даже не маску какую-нибудь, а скорее черепок, сляпанный из кусков глины кое-как. Головастик, лежащий на диване ногами к двери, смотрелся лучше: его лицо отсутствовало. Ну, практически. Я, конечно, не профи, но по-моему, пуля угодила спящему парню в подбородок. И выстрел был сделан с положения сидя. Пораскинув мозгами, я пришел к выводу, что киллер сидел на моем месте. Пуля прошила подбородок, разворотила к …ням голову и вынесла все ненужное в угол, за диван. Наверное, голова парня лежала на подлокотнике, потому что киллеру еще нужно было ухитриться не попасть в толстый живот. Головастик умер первым. И спящим. Паузы между выстрелами были небольшими. Но имелись – пару секунд отпустили Борюсику на то, чтобы открыть глаз… глаза и увидеть убийцу. Тупое и злобное быдло, после смерти мужик стал самым умным. По крайней мере, часть его головы точно знала ответ на вопрос, которым мы занимались последнее время: глубина его мутного глаза хранила образ убийцы.
Я ржал и никак не мог остановиться. Стоило представить себе, что сраный глаз Борюсика знает больше чем мы все, вместе взятые, как я заводился снова. Внутри у меня все болело, по щекам текли слезы. Мне кажется, я не остановился бы, даже если бы мертвец поднял голову и спросил: «А хули ты тут...?».
Отсмеявшись, я поднялся и вышел из подсобки. Тот, кто до меня закрывал дверь, сделал всего два выстрела. Сколько я ни приглядывался, не заметил следов от пуль. Хладнокровный ублюдок, он возник в комнате и двумя выстрелами убил двух людей. Пусть не лучших представителей нового мира, но живых!
Я шел между стеллажей. Справа и слева от меня тянулись полки, забитые товаром – пакетами, банками-склянками, на хрен ненужные никому и давно ставшие достоянием плесени. Где-то впереди в окна с улицы вливался свет – тусклый и сумеречный, как все вокруг. И внутри меня тоже было сумеречно. По сути, меня здесь не было: я лежал в гостиной шикарной квартиры на Крестовском. С пробитой головой, в луже крови. Временами спотыкаясь о мое тело, ходила туда-сюда Машка-Надюха. Без допинга угасающая, но все равно пережившая меня.
Повернув за угол, я остолбенел. В сумраке прямо на меня плыло белое лицо. Без ручек, без ножек – скелетообразное, ослепительное, оно двигалось. Непостижимо очеловеченная тьма приближалась, ловя меня прицелом темных, ввалившихся глаз. Потрескавшаяся линия рта сломалась, выпуская наружу сдавленный шепот.
Лицо приближалось. Губы дрожали. Я не слышал ни звука, но я не сомневался, что это были за слова.
«Это я – твоя смерть. Ты же не думал, что сможешь уйти? Твое время пришло. Иди ко мне. Иди».
Сейчас. Вот сейчас из темноты высунутся две костистые руки, потянутся, доберутся до моего горла, вздернут вверх и все, что я услышу перед смертью – эту тишину. Сразу после моего последнего вздоха.
Не помню, чтобы я когда-нибудь переживал такой ужас. Мое сердце подскочило к горлу и застряло там. Не дыша, не помня себя от страха, я отпрянул назад, налетел спиной на полки. Сзади полетело, посыпалось, разбилось. Мокрый от пота, то и дело поскальзываясь на чем-то разлитом, я пятился. Сшибая все на своем пути, я задыхался, даже не подумав воспользоваться пистолетом, в кобуре на боку. Все, чего мне хотелось, это оказаться в другом месте, хоть в каморке, заваленной трупами!..
Я метался как придурок между полками, не в силах отвести взгляд от ослепительного пятна плывущего на меня лица, пока не разглядел светлый прямоугольник ниже.
Твою-то мать.
Бейджик.
«Два идиота умудрились сохранить жизнь шизику», – здравая мысль вернула меня к жизни.
– С-сука, – прошипел я, едва не грохнувшись на очередном шаге.
Женщина продолжала двигаться ко мне, беззвучно шлепая губами. Я остановил ее толчком в плечо.
– К-какого хрена они тебя оставили в живых? Трахали, наверное, по очереди, – заикаясь, сказал я. – Но ничего, тебе недолго осталось, Гюльчитай. Сдохли твои любовнички. Так что готовься к ним присоединиться. С-сучка.
Задрав нос, не дослушав, она прошла мимо меня и тут же была наказана. Поскользнувшись на чем-то разлитом, она брякнулась на пол. Юбчонка задралась, обнажив худые до безобразия ноги.
– Если они и поили тебя, – усмехнулся я, – то вряд ли кормили. Добряки.
Доходяга копошилась, силясь подняться. Ее руки-ноги разъезжались и она снова и снова падала лицом вниз. Что-то вроде жалости шевельнулось во мне. Я почти помог ей, почти вздернул за шкирку, поставив на ноги. Но воспоминание о пережитом страхе вернуло мне способность соображать. Напоследок я поддел ногой откатившуюся консервную банку, отправил ее в полет куда-то вглубь зала, развернулся пошел к выходу. Меня ждали дела поважнее помощи всяким больным сучкам.
Я несся по улицам на снегоходе, резким звуком практически насилуя покорный, давно сдавшийся город. Снег шел и шел. Я не сомневался, что при таком подходе, ему удастся засыпать улицы по самые крыши домов. Я прорывался через мосты, взрывал сугробы, маневрировал между снежными холмами. Я боялся. Мне чудилась летящая в голову пуля.
По пятам за мной клубилось снежное облако. В мозгу роились мысли. Вот так нас и отстреляют всех за зиму как крыс… Каких еще на хрен крыс? Они хоть кусаются, говорят, перед смертью! Как долбанных кроликов, сидящих по норам. В такую погоду поддерживать постоянную связь было проблематично. К тому же, мы расслабились – и на руку киллеру сыграла подставившаяся Верка. Так что я сильно сомневался, что по весне будет кому занять места на очередном собрании в хотеле.
В грядущем беспределе мне виделся один здравомыслящий чел, способный оценить обстановку. Когда трезвый, конечно.
Входная дверь оказалась запертой. На удивление. Кто-то проявлял большую осторожность, чем я. Наверное, с полчаса я дрочил клаксон, чем мне открыли.
– Чё надо? – Небритый и нетрезвый Сусанин возник в проеме.
– Леха, привет, – вежливо добавила притаившаяся за его плечом Влада.
«Всех баб охмурил, одной белобрысой ему мало», – подумал я, а вслух сказал:
– Разговор есть.
– Тогда заходи, – пожал плечами хозяин и посторонился.
А еще через полчаса я сидел в кресле у камина и охреневал, переваривая увиденное и услышанное.
– Все? Успокоился? Оратор, мля. – От веса Сусанина кресло протяжно заскулило. – Разорался он. Ты еще облаву устрой, умник. А то людей у нас до дури – Ты да я. Да Данька. Ну, еще вон Кира за шкирку вздернем – и то правда, чего он там разлегся?
– Слышь, Сусанин, – поморщился я.
– Я, в отличие от тебя, не только слышать, но и думать могу.
– Я предлагал сначала всех оповестить, а потом...
– Начало хорошее. Твои «потом» я услышал. Говно сплошное... Влада, ты в туалет? – Сусанин повернул голову. – Пива мне захвати. Ты, умник, пить будешь?
– Буду, – почему-то обиделся я.
– Тогда банок пять захвати. Чтоб два раза не ходить.
Не выразив ни звука неудовольствия, девушка с фиолетовыми волосами вышла из комнаты.
Горел камин и меня повело. Нервы, что ли, оттаяли? Смайлик бы сюда добавить, но хрен ли это смешно. Меня даже где-то порадовало, что кроме выстрела в окно, мне еще было о чем рассказать. А если б Борюсик с Головастиком не околели, то что? Вот пуля просвистела и ага? Кто поверит? Скажут, глюки. А так – труп есть труп. Я приехал на взводе, мне хотелось действовать. Конечно, признаю, предложения выдвигал так себе. Но уж лучше что-то, чем ничего! А то критиковать все мастера...
– И прошлая затея была говно, – бубнил Сусанин. – Охотнички они, блин. Я пошел у вас на поводу. Почему? Да потому что ты прав в одном! Надо было что-то делать! И на месте киллера я бы начал с детишек. Шляются по ночам, да еще на таком лобном месте. Три выстрела – три трупа. До сих пор не пойму, что ему помешало? Удобно.
– Да что ты думаешь, я дурак? Тоже не понимаю? Хрень сплошная была, а не охота! Х... ново ждать, когда тебе в любой момент может пуля прилететь. И Верка...
– Ну, Верка вообще отработала выше всяких похвал. Как умело подставился человечек, – Сусанин одобрительно покачал головой.
– Только не говори, – хмыкнул я, – что знал с самого начала.
– Не говорю, – Сусанин с треском открыл банку. – Странно было все, это да. Но я повелся. Чего скрывать?
– Вот, прожила бы подольше, так отпустили бы ее...
– И что? Думаешь, было б лучше? Больше чем уверен, что прогнила тетка насквозь. Думаю, еще хуже бы получилось. Так она одна ушла – и хрен с ней. А отпустили бы – получили бы сплошной аллах-акбар в придачу. Обвешалась бы гранатами, да на собрании половину с собой бы и забрала.
Я задумался. А что? Вполне так могло быть.
– Так что ты предлагаешь? – устало спросил я, приложившись в банке.
– У нас сейчас у всех одна задача. Выжить.
– Сидеть по норам?
– Именно. Шторки плотнее и по норам. До весны. Во всяком случае, не бегать по сугробам. Нашел мне облаву. Киллер при Верке тоже не высовывался. Видно, хотел, чтобы мы расслабились. А теперь на несколько дней взял на себя повышенные обязательства: четыре трупа. И это только те, о ком мы знаем. Ну, минус два. Борюсика с Головастиком – уж больно легкая добыча. Кира – как предыдущую наживку, чтобы впредь не повадно было. И тебя. Уж не знаю, чем ты киллеру не угодил.
– Не смешно.
– Так и мне. Пойми – у человека планов громадьё. Где кто обитает он знает. И не нужно сутками сидеть – приехал, пару часов поработал и нет тебя. А снег следы замел.
– Так. Погоди, Макс. Нужно же подъехать на чем-то? Не на лыжах же он?
– Почему нет? – Сусанин пожал плечами. – Я бы на его месте так и делал. Идет снег. А наши снегоходы издалека слышны. Чуть что – лыжи в сторону и шасть в любую подворотню. И все. И не было его никогда. А через десять минут и следов не останется. Ты же проезжал там, где, как ты думаешь, киллер сидел. Были следы?
– Так... Время ж прошло.
– Про то и разговор. Мысли есть? Кто бы это мог быть?
– Любой, – я усмехнулся.
– Та же фигня.
– Ну, вы парни сейчас договоритесь, – встряла в разговор Влада. – Кира-то можно исключить.
– Да ладно! – Сусанин приподнялся, глаза его заблестели. – А чего это первый раз киллер промахнулся? Что-то не было у нас раненых до...
– Макс, перестань! Ты еще на Алиску подумай.
– Точно! – вставил я. – Зачем человеку столько барахла? Отмазки одни. Ездит, типа, за шубами, а на самом деле…
– Блин. Началось. – Влада встала. – Кушать что-нибудь будем? Я макароны сварю. С тушенкой. Никто не возражает?
– О-па, – развел руками Сусанин. – А ты умеешь?..
Стемнело. За окнами мело. Домой я уже не собирался. Скажу по правде – я не хотел туда ехать вообще.
– Я переночую здесь где-нибудь, Макс? – неуверенно спросил я.
– Найдем, – ответил Сусанин и как-то странно на меня посмотрел. – Ниже этажом квартирка у меня. Гостевая. Будешь доволен.
От его гостеприимства мне стало еще хуже. Настолько, что я не захотел жить. Снова.
– В одном ты прав, – начал я, со злостью слушая, как дрогнул мой голос. Слава-те, на кухне Владка что-то бросила. Или уронила.
– Я прав во многом, не находишь? – Сусанин подался ко мне.
– В этом-то точно. Я согласен, что по весне мы не досчитаемся многих.
– Очень многих, Леха.
– Султан, конечно, с гаремом уцелеет.
– Думаешь? Я бы не стал так уверенно утверждать.
– Ну, знаешь! Что ж, он потерпит, чтобы у него баб отстреливали? Да и не выходит он практически никуда из своей цитадели.
– Во-первых, откуда ты знаешь? – прищурился Сусанин.
– Знаю я. Квасил с ним. Пару раз.
– Уже после смерти Верки?
– В общем… да. Его там можно только танками взять.
– Танками… А чего ты взял, что киллер не перейдет к более радикальным методам? Растяжечки там. Гранаты.
– Да ну!
– Ну да. Подумай. Вот надоест ему мелкой работой заниматься, и захочется одним махом. И самое главное, кто ж ему запретит?
Я подумал. Все козыри на стороне маньяка: снег, город, предлагающий любое жилье в качестве опорной точки. И что остается у нас? Пара битых шестерок.
– И что интересно, – ворчливо добавил Сусанин, – этих проблем бы не было, если бы изначально все пошло по моему плану. Коттеджный поселок в городе, под боком супермаркет в рабочем состоянии, ферма недалеко. Живность всякая…
– Ага. И мотались бы все по родственникам каждый день. Особенно сейчас. Зимой. Жен бы навещали, детей, внуков. Загнулось бы твое хозяйство. Если целыми днями народ шляется неизвестно где.
– Думаешь, я об этом не подумал? График бы составили…
– График. Раз в месяц на собрание всех не собрать, а он график…
– Ладно. Что теперь?
– По весне сговорчивей будут. Те, кто выживут.
– Вполне может быть и так. А пока предварительные итоги подведем. Завтра. Инфу до людей в любом случае донести надо… И хватит пить! – Сусанин встрепенулся, выхватил у меня не открытую банку с пивом. – Что за жизнь… Не побухаешь с вами толком. И бухла завались, и жрачки… А все времени свободного не хватает.
Мы не заметили, как в дверях возникла Влада.
– Я завтра с вами поеду, – заявила она.
– Это еще зачем? – нахмурился Сусанин.
– Новый год скоро! – с вызовом бросила она. – Праздник все-таки!
– Да ладно. У кого-то еще один праздник до Нового года. Днюха твоя. Отмечать будем?
– Нет. Я так решила. Какая разница? Будет мне шестнадцать… Двадцать пять… Кому теперь есть дело до всех этих лет. И сдохнем… И некому будет читать на могиле – она прожила целых пятьдесят лет. Или пятьдесят один. Не хочу ничего считать. Я решила просто крутиться вокруг солнца. До самой смерти. И все.
– А Новый год, значит, отмечать будем.
– Праздник!
– Так что тебе мешает отмечать праздник каждый месяц? Первое февраля, первое марта…
– Я подумаю над этим. А пока идите есть! Все на столе. Я даже сыром посыпала макарошки.
– Сыром? Тогда мы идем!
Я поднялся вместе с Максом и выпал из реальности. Меня словно обожгло: я не помню, когда меня в последний раз звали к столу. И еще. Я хочу, чтобы так было всегда. К черту оружие, шмотки, и коллекцию спортивных машин. Туда же шикарную квартиру с бассейном, да и весь город в придачу. Хочу. Просто. Чтобы меня кто-то звал к столу. Такую малость в обмен на…
