Текст книги "Некромагичка для мажора (СИ)"

Автор книги: Ирэн Даллас

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 42 страниц)

Глава 19. Гнев Лешей

1.

Это были не её чувства.

Это были не её мысли.

Но кто она? Или он?

Он – Эдгар Фламмель, престарелый беженец из Пруссии, открывший в Праге небольшой ломбард?

Она – Пешка Згросич, школьница, недавно поссорившаяся с подругой?

Они – Милослав и Дейдре Жацке, семейная пара, испытывающая серьёзные проблемы в браке?

Нет… она – точно женщина. Привычка думать о себе подобным образом явно об этом говорила. Откуда такая привычка могла бы возникнуть у мужчины? А у семейной пары? С каких вообще пор семейные пары имеют коллективное сознание?

Думать было сложно. Очень. В голову постоянно лезли мысли о пытках и смерти. Мучительные воспоминания. Сколько их было? Десятки? Сотни? Тысячи? Сломанные кости, отчаянное желание дышать, оголённая плоть, лишённая кожи, избиения и надругательства.

Страх. Боль. Гнев.

Сковронские!

2.

Огромная фигура крылатой девы раскинула руки в стороны, откинула голову назад и раскрыла рот. Она не шевелила своими неоновыми губами, из-за чего между визуальным представлением крика и его звучанием возникал крайне раздражающий диссонанс.

– СКОВРОНСКИЕ!!!

Оглушительный рёв великого множество голосов. Мужских. Женских. Детских. Человеческих и монструозных. Все они кричали одно единственное имя. В унисон. Идеальный в своей противоестественности хор.

По спине Дарка вновь пробежались мурашки. Он не мог сказать, что тому виной: общая жуть картины, дополняемой пониманием, что сознание Брони Глашек растворилось в агрессивном кислотном бульоне из сотен потерянных душ, или же потусторонний холод от близости коллективного призрака невероятной мощи.

Юный некромаг, имел сомнительное удовольствие наблюдать за ангелом мести из VIP-ложи, с мокрой крыши микроавтобуса, петлявшего по переулкам промзоны с целью вовремя успеть к тому моменту, как начнётся всё самое интересное. Понятное дело, что восседать в салоне авто было намного удобней, чем магией цепляться за совершенно не предназначенную для этого поверхность, однако же, право слово… какой дурак предпочтёт комфортную поездку возможности мгновенно вступить в бой на высоких скоростях, едва только транспорт окажется достаточно близко к точке начала операции!

– По крайней мере, она понимает, кто её враг! – весело выкрикнул Дарк.

Хотелось бы воспользоваться коммуникатором, да только из-за большой концентрации магии в воздухе, тот оказался абсолютно бесполезен. Вот и приходилось, как в дремучей древности, драть глотку, чтобы тебя услышал хоть кто-то из подчинённых.

А ведь последним было из-за чего нервничать: неоновая Симург уже несколько минут висела в воздухе недвижимо. У Дарка уже начали возникать сомнения в том, что это потустороннее чудовище примет хоть какое-то участие в грядущей стычке. В конце концов, бездействие столь внушительной силы в данной ситуации было бы много хуже, чем если бы монструозная дева начала бы бесноваться, не разбирая своих и чужих.

Отвратительно. Просто отвратительно. Каждая группа действовала сама по себе, не имея ни малейшей возможности связаться друг с другом и передать информацию по изменениям в обстановке. А ведь обстановочка-то была, мягко говоря, нестабильная.

Но ничего страшного. Ничего. Авто почти на месте. Уже совсем скоро некогда будет волноваться по всяким мелочам.

Скоро начнётся бой.

3.

Наконец, Она осознала, кем является. Кем всегда являлась.

Воплощение гнева. Бездушный комок ярости, столь великой, что смог вызвать уважение мстительных духов и подчинить их своей воле. Имя не важно. Оно просто конструкт, имеющий смысл лишь в человеческом социуме. Биография не имеет значения. Она представляет собой историю бессмысленной борьбы за право на существование.

Но. Давления. Общества. Больше. Нет.

Став частью коллективной личности, человеческая девушка перестала нуждаться в том, чтобы получать чьё-то одобрение, кроме своего собственного. Отныне слабая плоть не могла служить ограничением. Она более не имела значения. А, значит, не было никаких оснований бояться, что физическое тело будет уничтожено социумом, ополчившимся на изгоя, осмелившегося высказывать мнение, отличное от мнения окружающих.

Как не было оснований бояться тех одиноких свинцовых посланником смерти, что каким-то чудом умудрялись достичь той небольшой материальной частицы, лишь по инерции служившей Ей сердцем: к моменту столкновения с бронёй, пули уже теряли свой изначальный импульс и могли лишь слегка поцарапать крепкую защиту.

– Глупцы! – обвиняющим перстом указала Она туда, где за стеной дождя виднелись яркие и легкоразличимые магические контуры, поддерживающие жизнь в хрупких человеческих тушках. – Наш контур многослоен. Смерть тела ничего не решит и не изменит.

Почему “наш”?

Оговорка? Но оговорки не возникают сами по себе. Каждая из них плотно завязана на подсознание.

Это значит, что мысли всё ещё не Её собственные. Обрывки разума великого множества замученных людей боролись за место в Её голове. Потоки чувственного и рационального пересекались, переплетались и смешивались.

Боль. Гнев.

Откуда-то снизу ударил мощный луч энергии, впитавший в себя силу одной из несколько раз замученных насмерть душ. Этот удар, в отличие от пуль, слишком слабых и неточных, чтобы поразить далёкое бронированное сердце чудовища, оказался способен поколебать магический контур. Могучий, но не столь устойчивый, как могло показаться ранее.

И пришёл страх.

Откуда-то из глубин сознания. Но не страх новой боли. Не страх пыток. А страх потерять себя. Лишиться чувства целостности. Обезуметь.

Страх, порождённый отнюдь не атакой противника, той, что можно было бы посчитать успешной. Напротив. Этот удар сослужил добрую службу.

В тот момент, когда души мёртвых оказались озабочены восстановлением энергетической структуры, повинуясь отголоскам сохранившегося в части из них инстинкта самосохранения, девушка смогла на короткое время ощутить себя чуть более той, кем Она на самом деле является.

Или являлась прежде, чем Её суть оказалась опорочена касанием чужих душ и обрывков подсознания.

4.

Угрожающе выглядящая Симург оказалась не столь могущественной, как можно было подумать изначально. Всего один единственный залп заряженным прахом, и вот девичья фигура искажается и покрывается рябью. Совсем, как тот щит, взрыв которого разворотил вчера одну из забегаловок в Хотске.

Впрочем, бесполезным присутствие крылатой девицы в небесах назвать не получалось. Стоило Даркену лишь опустить взгляд с небес на землю, как он мог увидеть бегущих прочь ститовцев: пугающая потусторонняя сущность, хором в сотню голосов орущая имя их сюзерена, оказалась последней каплей в чаше терпения и без того деморализованной челяди.

Некромаг чувствовал себя довольно странно, взирая сверху вниз на поток бегущих вражеских сил. В буквальном смысле – поток. Они напоминали чёрную реку, в которой плавали шлемы и оружие, а плеск, казалось, раздавался не из-под ног, месящих воду в грязных лужах, а из-за ударов о препятствия этой густой, похожей на мазут, жижи.

Наступление просто нельзя было начинать, пока ему мешали отступавшие противники. Намного лучше и разумней просто переждать, пока они… закончатся. Ей-Семеро, сколько их тут? Силы Сковронского одних только дезертиров насчитывали больше, чем удалось собрать под своим командованием младшему из рода Маллоев.

Оттого и пришлось отказаться от изначального плана с расстрелом сдающихся. Стоит лишь раз грянуть выстрелу, и обезумевшая от страха вооружённая толпа просто сметёт жалкую горстку подчинённых Даркену силовиков.

– НЕТ!!! НЕ НАШ!!! МОЙ!!! – голос Симург сменился. Он всё ещё напоминал хор, однако, отныне, исключительно женский.

Против воли юный некромаг вновь поднял взгляд на то чудовище, что парило в небесах над Ковачем.

– Я!!! МОЁ!!! – огромное создание выставило перед собой руку, средний палец которой на секунду исказился, а затем принял новую форму: неестественно удлинённую, спиральную. Абсолютная имитация сложенного в щит боевого поводка “номера четыре”. – ЭТО МОЙ ГНЕВ!!! Я ТУТ РЕШАЮ, КОМУ ЖИТЬ, А КОМУ – УМЕРЕТЬ!!! Я – РЕШАЮ, КАК УМЕРЕТЬ!!! ИБО Я – ВОПЛОЩЕНИЕ ГНЕВА!!! Я – ЛЕШАЯ!!!

Разом три луча разбились об энергетическое завихрение щита, не причинив контуру никакого видимого вреда.

– Ай да Глашек! Ай да сукина дочь! – не удержался от смеха с ноткой облегчения Даркен. Он обернулся в сторону Вика, сидевшего характерной вороньей посадочкой на фонарном столбе метрах в пяти от своего босса. – Прими командование группой! Я пойду вперёд, узнаю, как дела у Ленивца!

Подчинённый едва успел молча кивнуть в ответ, как “номера один” уже и след простыл. Лишь тёмный силуэт легковесной тенью скакал по балкам и крышам над головами отступавших войск Сковронского.

5.

Лешая только-только замкнула магический контур в спиральный щит, как рассудок вновь начал погружаться в вязкую муть. Многочисленным призракам, составлявшим большую часть её сущности, больше не требовалось беспокоиться о сохранении собственной целостности, и они вновь принялись бороться за контроль над метафорическим телом.

Сознание плыло, словно бы уносимое прочь коварным крепким алкоголем. Требовались невообразимые усилия, чтобы поддерживать способность мыслить хоть сколько-нибудь связно.

Духам не нравилось промедление. Они жаждали атаковать. Здесь. Сейчас.

Их совместных усилий вполне хватило бы, чтобы сломить волю Лешей. Разум и так трещал по швам, даже в условиях, когда удавалось сбавить напор за счёт увещеваний и логических доводов.

Ведь в части призраков осталось какое-то подобие человечности. Им было, действительно, не всё равно, кому мстить. Они осознавали, что не могут отличить одного человека от другого. Все люди в глазах духов были лишь безликими яркими огоньками жизни, опознать каждого из которых было возможно лишь наблюдая за его поступками и эмоциями. И мёртвые признавали за Лешей несомненное лидерство в вопросе качественного и мучительного умерщвления врагов. Как минимум, потому что она была чуть ли не единственной, кто помнил, что в мире существую люди помимо тех, кто достоин мести.

Усопшие терпели, но терпение это стремительно подходило к концу. Они жаждали убийства и мучений. Жаждали воздания, пусть даже не обязательно справедливого. Однако духи не желали брать в расчёт тот факт, что они же этой мести и мешали, постоянно вмешиваясь в сознание той, кого сами избрали своим лидером.

Призракам было проще признать Лешую обманщицей и предательницей, чем принять справедливость требования сбавить напор и позволить ей расставить приоритеты борьбы внешней, не отвлекаясь на внутреннюю. Зачем проявлять терпение и тратить хоть немного времени на анализ возможных последствий своих поступков, если можно просто изменить систему моральных координат и уничтожить вообще всех?

Кто-то из мёртвых даже смог раздобыть из изорванной на части, изуродованной и бесполезной памяти Лешей коварный план, заключавшийся в том, чтобы загнать всех духов в семена ясеня. Привязать их к одному месту. Ограничить. Не позволить отомстить.

Сверкнула молния. Одновременно с яркой мыслью. Доводом. Что не может считаться предательством ограничение материального тела в возможности передвигаться. Ведь оно никак не помешает отомстить тем, кто истинно виновен в боли и страдании каждого из духов. Лишь защитит невиновных от ярости слепцов, более не способных отличить добро от зла.

И аргумент сработал. Аргумент в споре, в котором невозможен обман. В котором любая твоя мысль лежит в открытом доступе. А потому, абсолютно каждая мятежная душа знала и видела, что Лешая собиралась, не считаясь с мнением других, сковать силу коллективного призрака оковами древесной плоти.

И тем не менее, нашлись те личности, что были на её стороне. Что видели не злой умысел, а заботу. И их было много. Настолько много, что этого оказалось достаточно, чтобы ослабить напор потусторонней воли бесчисленного количества озлобленных мертвецов до той степени, чтобы рассудок одной единственной девицы сумел продержаться ещё некоторое время.

Время, которого Лешая потратит на своё последнее сознательное действие прежде, чем её разум окончательно сломается.

6.

Яркие вспышки выстрелов уподобились сверканию звёзд на ночном небосводе. Вот только сияли они не над головой а здесь, на земле. Практически под ногами. Да и небеса были темны отнюдь не потому, что так полагалось согласно расписанию смены времени суток: союз неправдоподобно тяжёлых туч и чрезмерно мощного ливня сократил зону видимости каждого до нескольких метров, из-за чего люди видели лишь невнятные тени и силуэты.

Однако стрелки не опасались задеть кого-то из своих. В конце концов, их противник лишь смутно напоминал человеческое существо.

И пусть пули были бесполезны против плоти противоестественных мясных големов, вояк из группы Гало это не смущало. Они и не ставили перед собой цели нанести противнику урон. Нет. Они хотели просто отвлечь врага в достаточной мере, чтобы прожорливый флегматичный некромаг, которому они подчинялись, имел возможность разбираться с каждым из уродцев по-отдельности.

Это было похоже на столкновение двух миров вблизи разлома реальности.

С одной стороны выступали Сковронские, которые в своих попытках сохранить остатки власти растеряли всё. Они лишились чести и достоинства. Они потеряли человеческое лицо. В скором времени у них не останется даже права на душу. Их собственные люди, узрев в небесах крылатую деву, в суеверном ужасе бросились бежать. И что же сделал их сюзерен? Отправил пресекать побег ту самую некромагичку, что так любила создавать из тел челяди мерзких чудовищ.

Разумеется, это решение лишь подстегнуло жаждущих спастись ститовцев к побегу. Они стали активней перебирать ногами, благодаря чему большая часть сумела избежать ужасной и, к сожалению, необратимой судьбы. Шансы же тех, кто был недостаточно проворен, резко увеличились, когда одна из стен предприятия рухнула, и безумная женщина оказалась связана боем с подоспевшими войсками Маллоя.

И сколь не было велико желание каждого из подчинённых Гало вогнать несколько пуль в тело вражеской некромагички, такой возможности они не имели. Противница держалась вне зоны видимости. В тенях. За спинами своих недобровольных солдат.

Её противники использовали совершенно иную тактику. Их лидер не прятался за своими подчинёнными, а сам выступал в качестве щита. Был живой стеной, стоявшей между челядью и противоестественной мерзостью, что жаждала их разорвать. Никаких приказов третьекурсник не отдавал: у него просто не было времени на то, чтобы хоть на секунду отвлечься от той битвы, в которой участвовал он сам. Разум молодого некромага находился в состоянии бесконечного расчёта магических формул и проработки тактики. Тяжеловесная туша Гало с невероятным изяществом скользила от противника к противнику, уходя из ожидаемой зоны атаки, маневрируя между големами таким образом, чтобы единовременно не находиться под ударом более чем одного противника.

Ни одного лишнего движения. Ленивец просто не мог себе этого позволить. Каждый удар – в цель. Вот магический кастет столкнулся с асфальтом, заставив тот изогнуться таким образом, что один из монстров оступился, и взмах его хлыста, в который обратились три переплетённых искалеченных руки, просвистел над головой третьекурсника. А вот выбитое колено обрушило огромную тушу на землю, делая его оружие доступным для атак Ллорко: рядом с этими тварями даже такой громила, как он, казался карликом.

Лишь в некоторых ситуациях, когда Гало удавалось остаться один на один с противником на достаточно долгий срок, хотя бы секунд на пять, молодой некромаг мог обрушить на мясного голема всю свою мощь и серией сокрушительных магических атак, сосредоточенных в правом кастете, превратить мерзкое чудовище в груду мясных ошмётков и осколков костей.

И Ллорко был бы рад продвинуться вперёд, но ему приходилось то и дело отступать, чтобы перехватить одного из тех монстров, что подобрались слишком близко к его подчинённым.

Эта битва выглядела, как нечто потенциально бесконечное за счёт идеальной сбалансированности сил обеих сторон конфликта. Но это было лишь иллюзий. Рано или поздно что-то поставило бы точку в противостоянии. Либо у создательницы големов закончился бы прах. Либо Гало допустил бы ошибку и пропустил удар, слишком критичный даже для такого мастера защиты, как он. Либо челядь осталась бы без боезапаса, позволяющего отвлекать огромных чудовищ, не давая им окружить самодовольного третьекурсника..

Однако же все эти равновероятные варианты развития событий перечеркнул Даркен Маллой приземлившись на голову мерзкой ведьме, точно ангел отмщения явившийся откуда-то с небес.

Противница допустила ту же ошибку, что в прошлом бою обернулась поражением “номера один”: не уследила за флангами и тылами. Именно поэтому она пропустила приближение молодого человека с отметиной N7 на шлеме и с огромным двуручным мечом в правой руке.

Дарк держал столь тяжёлое оружие легко, подобно пушинке. Ведь рукоятью этого туповатого дрына, состоящего из объединённых магическим контуром обломков металла и бетона, служила волшебная палочка, что значило лишь одно: вес клинка и его инерция существовали только в мире тех, кому придётся встречать удары клинка, но не в мире того, кто его создал.

Шлем некромагички, жалобно скрипнув, лопнул, как банка просроченных консервов, которую изо всех сил бросили о стену. Меч расколол защиту и отделил левое полушарие от правого, а затем двинулся ниже, под аккомпанемент шума дождя, треска бронепластин и высокотехнологичных защитных волокон, а также мерзкого тошнотворного хлюпанья. Постепенно клинок замедлял своё движение и полностью остановился в районе, где у нормальных людей должно находиться сердце.

Дарк, если честно, даже удивился, что не увидел, как из разрубленного тела противницы выползают пчёлы: он был уверен, что на месте мышцы, ответственной за перегонку крови по жилам, у этой мрази расположился улей, полный противных жужжащих насекомых.

Сверкнула молния и грянул гром. И вновь молодой человек смог увидеть поле боя достаточно ясно и чётко. Пусть даже всего на секунду, но этого хватало, чтобы понять, насколько, на самом деле, Гало нуждался в помощи. И пусть громила не смел показывать слабости, Даркену было очевидно – товарищ бился на пределе своих возможностей. Причём, явно не первую минуту.

“Номер один” поднял оружие и тут же обнаружил, что щербатое тяжёлое лезвие намертво застряло в теле противницы. Пришлось сделать несколько взмахов мечом, и даже шваркнуть им разок о стену, прежде чем удалось высвободить клинок из тисков мёртвой плоти.

– Уважаю экстрим! – хищно осклабился молодой человек, а затем перехватив волшебную палочку так, чтобы было удобней наносить низкие горизонтальные удары, рванул на помощь товарищу.

Подрубить ноги тварям! Даркен не знал способа более экономного и быстрого, чтобы обезвредить големов: вражеская курва озаботилась сделать своих созданий достаточно автономными, чтобы даже после своей смерти доставлять проблемы благородным рыцарям плюшевого енота.

7.

Огромный неоновый контур распался густыми снопами искр, летящих к земле словно огненный дождь фейерверка. Лешая больше не сияла в небесах: незримым снарядом она неслась навстречу противнику. Прямиком туда, откуда в последний раз в неё палили усиленными заклинаниями.

Лишь красивый росчерк из разбившихся о падающее с огромной скоростью тело капель позволял проследить траекторию движения девушки.

Секунда. Другая. Третья. Казалось, что Лешая пребывает в небытии между небесами и грешной земной твердью целую вечность. Время утратило своё былое значение. Более не существовало возможности выбора. Будущее было предопределено. Любые действия и бездействие отвечали на вопрос не “что”, а “когда”.

Столкновение с асфальтированным внутренним двором промзоны не являлось долгожданным. Оно означало лишь веху, определяющую переход мстительной злой сущности в новое состояние.

Однако то, что не являлось чем-то особенным для Лешей, смертные видели, как сокрушительный удар, не только оставивший в земле глубокую воронку, но и породивший взрывную волну из уплотнённого воздуха и тяжёлой водной взвеси, сбивающую с ног, подхватывающую и швыряющую в стены, бьющую позвоночником о металлические балки и трубы, рвущую одежду и ослабляющую ремни доспехов.

Лишь два некромага сумели выстоять перед волей живого воплощения стихии: те, что догадались вложить мощь высоконасыщенного праха в преображение асфальта и бетона в клинообразные щиты, в буквальные волнорезы, не столько принимающие на себя удар, сколько сглаживающие и перенаправляющие его в иное русло.

Но то, что в глазах смертных выглядело, как разрушительный взрыв, в эпицентре которого не способно выжить ничто живое, Лешую не просто не поцарапало: даже не замедлило. В один прыжок она покинула образовавшуюся в момент приземления воронку и тут же начала палить из двух пистолетов, безошибочно выцеливая завихрения жизненной силы, которые потенциальным жертвам не удавалось скрыть даже в условиях плохой видимости.

Девушку не волновали условности, вроде доспехов противника или ограниченности боезапаса. Тяжёлое охотничье оружие для стрельбы по низколетящим слонам усиливалось бесконечно избыточным магическим контуром, преобразующим невообразимую ярость в кинетическую энергию. И даже когда обоймы опустели, это и на секунду не остановило Лешую: она просто материализовывала патрон в патроннике непосредственно перед выстрелом. И не имело никакого значения, что созданный магией снаряд оказывался ущербен и даже капсюля, из которого можно было бы высечь искру, не имел: ему досталочно было лишь повеления воли хозяйки, чтобы устремиться по каналу ствола и далее, к цели.

Конечно же, живое воплощение гнева и злобы не думало дарить своим врагам смерть быструю и безболезненную. И даже если бы такая случилась по неосторожности, жертве не удалось бы сбежать в мир мёртвых от той, что умела запускать сердца погибших вновь. Тем не менее, Лешая ограничивала себя, не допуская беспорядочной стрельбы: стволы оружия послушно следовали не просто за завихрениями жизненной силы, а за теми, что неестественно изменялись, сигнализируя о подготовке заклинания, потенциально способного повредить пока ещё хрупкий сосуд, внутри которого уже зрели зёрна Иггдрасиля.

Там, в небесах, трясущейся рукой, преодолевая сопротивление части своего сознания, не желавшей ограничивать свою власть территорией Ковача, она смогла достать из подсумка семена, которым было предназначено стать в будущем древесной плотью. Сорвав с головы шлем неестественным движением – не снизу вверх, а вбок, раскалывая ненужную броню, более не защищающую, а лишь мешающую осуществить задуманное, – Лешая жадно проглотила зёрна. Ту их часть, что не просыпалась и не потерялась за серой пеленой дождя.

Мёртвые зёрна. Лишённые мельчайшей искры жизни.

Там, внутри, они слились воедино. В одно большое семечко. Оно двинулось по пищеводу вниз, а затем, напрямую, разрывая плоть, во чрево, где женщины и вынашивают детей. Это не было волей Лешей. Разумеется, она не желала внутренних кровотечения и боли, но смирилась с ними, отдаваясь желанию дать новую жизнь. И именно это желание направило семя туда, где жизни и положено зарождаться, невзирая на то, что жизнь эта будет отнюдь не человеческая, и даже не животная.

Девушка не просто чувствовала, она знала, что семя уже проросло. Оно заменило ей часть костей и мышц, слившись с ними и поглотив. Каждое новое движение всё меньше и меньше напоминало человеческое. И если левая рука, ограниченная доспехами, ещё как-то подражала жестикуляции существ, знакомых с концепцией суставов, то правая – извивалась подобно змее.

Процесс перехода из одного состояния в другое был мучителен. Лешей казалось, что нет у неё такой части человеческой плоти, что не испытывала бы страданий. Потусторонний холод, обычно спасительный, даже не думал касаться потревоженных нервов. Он находился рядом, сокрытый корой. Поддразнивал близостью, но не приходил на помощь.

Каждая кость в теле оказалась не просто сломана. Она крошилась. Какое-то подобие целостности сохранял лишь череп, но и тот трескался под напором извилистых и тонких веточек, тянущихся от ствола, только-только заменившего собой позвоночник. Некоторые из них уже давили на глазные яблоки, пронзили гайморовы пазухи и теперь выползали из ноздрей. Они заняли всё доступное пространство в дыхательном горле и в горле глотательном, и теперь прорастали изо рта, оттесняя вниз челюсть, уже никак не соединённую с головой, кроме растянутых кожи и мышц.

Лешая уже давно не могла дышать. Она задыхалась. Задыхалась ещё там, в небесах, и продолжала задыхаться здесь. Инстинктивная паника, естественный священный первобытный ужас соседствовали с трепетным восторгом и мрачным удовлетворением. Любая другая сущность на месте девушки уже давно бы умерла, однако для той, что стала сосудом для семени Иггдрасиля, такие мелочи, как нехватка кислорода или отсутствие сердцебиения не играли особой роли.

Просто боль. Просто страдания.

Просто ещё один повод для гнева.

8.

Тяжёлый щербатый клинок обрушился на хребет одного из уродливых големов, обрубая разом позвоночник и несколько гибких щупалец, что служили этому богомерзкому отродью многофункциональным оружием.

Даркен огляделся. Нет, работа была не окончена. Собранные из множества тел гомункулусы, даже будучи частично расчленёнными, всё ещё представляли опасность. По хорошему их следовало бы превратить в единую кровавую массу, но времени на это у “номера один” не было.

Симург в небесах погасла. Учитывая, что множество косвенных признаков указывало на тенденцию постепенного установления контроля над духами со стороны разума Глашек, стоило ожидать, что зануда вернулась к изначальному плану с проращиванием зёрен ясеня. Да и недавняя ударная волна намекала на место, избранное змеюкой для Иггдрасиля. Вот только, учитывая ситуацию, было бы глупо рассчитывать, что вражеские некромаги дадут дереву шанс развиться.

– Ленивец! – привлёк Даркен внимание подчинённого. – Я хочу, чтобы ты как можно быстрей закончил здесь и направился к клеткам с пленными. С верхотуры я видел, что автобусы, которые мы отправили с мертвецами, всё ещё светят фарами. У нас есть транспорт, куда можно погрузить извученных, больных и раненных!

– Есть “добить ублюдков и запихнуть терпил в автобусы”! – отозвался громила, не отвлекаясь, впрочем, от процесса вбивания очередного уродца в асфальт.

– И, самое главное! – Маллой-младший решительно повернулся в сторону товарища и многозначительно указал на него мечом. – Ты просто обязан как можно большему числу людей сказать “спасибо, что выбрали УСиМ, не забудьте поставить пять звёздочек в Necrohelper”. Не смей игнорировать данную задачу, это очень важно.

– Ты мог бы и сам это им сказать, – ухнул Гало, отбрасывая в сторону одну из туш, усечённых до состояния неровного мясного шара.

– Мог бы… – Дарк вгляделся в безликую серость, тщетно надеясь увидеть за пеленой дождя что-то из того, что происходило в месте предположительного приземления Глашек. – Но не буду, потому что я нужен в другом месте.

Небрежным взмахом руки “номер один” стряхнул с волшебной палочки каменный клинок и помчался по направлению к своей цели, мысленно благодаря Семерых за то, что именно в этот момент очередная молния высветила особенности ближайшей архитектуры.

На ходу молодой человек одной рукой переместил полупустую державу назад, на поясницу, а вместо неё взял новенькую, свежую, совершенно не тронутую за всё время сражения.

Один взмах палочкой, и вот земное притяжение заметно ослабло. Настолько, что силы мышц Даркена хватило для того, чтобы взлететь на добрых два метра и, оттолкнувшись от мокрой металлической трубы, запрыгнуть на крышу. Благо, обувь не скользила: насколько некромага игнорировала гравитация, настолько же баловало повышенным вниманием трение.

– И-ти-ти-ти!!! ЙИИИИ-и-ти-ти-ти!!!

Смех. Нездоровый. Неправильный. Чрезмерно высокий и визгливый. Очевидно – не человеческий.

У Дарка не было ни единой мысли о том, кто мог бы издавать подобные звуки. Он даже не думал начинать гадать: лишь ускорился до предела. Тяжёлое дыхание согревало воздух внутри шлема, а топот ног идеально совпадал с глухими, но крайне громкими ударами сердца.

Топ-Тук! Топ-Тук! Топ-Тук!

И вот, наконец, молодой человек осознал, что крыша уже закончилась, а источник мерзкого хихиканья находится где-то рядом. Резко затормозив, некромаг ткнул волшебную палочку в треснувшую стену одной из пристроек, готовясь запустить тяжёлый кусок бетона в то мерзкое чудище, что кто-то из подручных Сковронских решил натравить на молодой побег Иггдрасиля.

Оставалось только дождаться очередной вспышки молнии, чтобы сориентироваться в обстановке.

– Ийи-и-ти-ти-ти-ти! И-ти-ти! ЙИИИИИти-ти-ти-ти-ти!!!

Какой тошнотный смех. Высокий. Противный. Он не вызывал ничего, кроме гадливости и отторжения. Даркен был уверен, что он точно знает, куда надо запустить камень, чтобы попасть писклявой тварюге прямо в голову, но… некромаг не торопился.

Он не мог сформулировать причину своего промедления. Быть может, опасался, что голова у твари слишком защищена, и этот бросок лишь впустую раскроет позицию “номера один”? А, быть может, он подозревал, что чудовище не являлось по-настоящему опасным для маленького ясеня?

Однако, сверкнула молния… и Даркен осознал, что это высокое пронзительное хихиканье с визливыми нотками, является одной из наиболее прекрасных вещей, которые когда-либо мог услышать человек.

Потому что он принадлежал Иггдрасиль. Именно так. Не Иггдрасилю, а Иггдрасиль.

Мировое древо было женщиной. Или, точнее, девушкой? Девочкой?

Как можно охарактеризовать новорожденную, чьи формы уже столь женственны? По сути, это юное создание копировало Симург, недавно сиявшую в небесах, во всём, в чём это только возможно.

Крылья и волосы обратились ветвями, столь обильно поросшими листвой, что они стали неотличимы от оперения невиданной птицы и соблазнительной длинной, ниспадающей на груди, буйной густой гривы. Ствол же дерева был крайне гладок и изгибами своими повторял девичье тело. Красивое. Стройное. Как и в случае с нарисованной в небесах неоновой красавицей, нагота не выглядела пошлой.

Как же сильно влияет контекст: как только ты осознаёшь, что смех принадлежит не противоестественной некромагической твари, а чему-то, что, пусть криво и косо, но исправляет последствия чужих преступлений, ты меняешь и своё отношение к нему. И пусть сама Иггдрасиль не являлась существом, рождённым природой, помимо внешней красоты в ней имелась красота восстановления гармонии и, пусть частичного, но умиротворения духов.