Текст книги "Стихотворения и поэмы"

Автор книги: Иосиф Уткин

 
Вся жизнь на маленьком возке!
Плетутся медленные дроги
По нескончаемой тоске
В закат уткнувшейся дороги.
 
 
Воловий стон и плач колес.
Но не могу людей обидеть:
Я не заметил горьких слез,
Мешающих дорогу видеть.
 
 
Нет, стиснув зубы, сжавши рот,
Назло и горю и обидам,
Они упрямо шли вперед
С таким невозмутимым видом,
 
 
Как будто, издали горя,
Еще невидимая многим,
Ждала их светлая заря,
А не закат в конце дороги.
 

1941

 
Так уж водится, наверно,
Я давно на том стою:
Тот, кто любит мать, наверно,
Любит родину свою!
 
 
И в народе неделимо
Счастье радости одной:
Счастье родины любимой,
Счастье матери родной.
 
 
И выходит, руку поднял
На твою родную мать,
Кто осмелился сегодня
Счастье родины ломать.
 
 
И с таких, как с гадов хищных.
Страшных в подлости своей,
Их поганой кровью взыщут
Миллионы сыновей!
 

1936,1941

 
Делили радости и беды,
Теперь опять делиться нам,
Опять нелегкий труд победы,
Как хлеб, мы делим пополам.
 
 
Опять в шинели и в кожанке,
Как в дни, когда мы брали власть,
На голос родины: «Гражданка!» —
Ты всей душой отозвалась.
 
 
Опять, знакомая до боли —
Товарищ, женщина и мать,
Ты, как на бой, выходишь в поле
Плоды бессмертья пожинать.
 
 
Спокоен взгляд, уверен голос,
И можно знать уже вперед,
Что ни один созревший колос
От наших дел не пропадет,
 
 
Что эти руки не устанут,
Как в поле рожь, косить врага,
Пока в родных полях не встанут
Победы тучные стога.
 

1941

 
…Не жаль ни друга, ни жены.
Мне жаль не самого героя.
 

Н. А. Некрасов

 
Когда я вижу, как убитый
Сосед мой падает в бою,
Я помню не его обиды,
Я помню про его семью.
 
 
Мне представляется невольно
Его обманчивый уют.
…Он мертв уже. Ему не больно,
А их еще… письмом убьют!
 

Июль-август 1942 Брянский фронт

 
Носы в лохмотья кутая,
Вы принялись скулить,
На зиму нашу лютую
Хотите всё свалить?
 
 
Напрасно! Мы не спутаем
С морозом пулемет.
Не холод вас, а лютая
Вас ненависть гнетет!
 
 
С того-то и нерадостный
У вас довольно вид,
Что страх сорокаградусный
Сердца вам леденит.
 
 
Вас не мороз преследует —
Чего хитрить-то там! —
За вами гибель следует
На лыжах по пятам.
 
 
И нет ни сил, ни золота
От этих непогод;
Теперь в России холодно
Вам будет круглый год!
 

1942

 
Удаляясь быстро-быстро,
Опускался поезд вниз;
Отставая, дым и искры
Вслед за поездом гнались.
 
 
Песня слышалась недолго.
И она в конце концов
За шлагбаумом умолкла
Вместе с гомоном бойцов…
 
 
Тихо стало на перроне,
Только слух и только взгляд:
Люди слова не проронят,
Только вдаль тепло глядят.
 
 
Так тепло глядят и строго
(С теплотой глядишь и ты).
Что бойцам на всю дорогу
Хватит этой теплоты.
 

1942

 
Я видел сам… Но нет, не верю,
Не верю собственным глазам,
Чтоб то, что я увидел сам,
Свершили люди, а не звери!
 
 
Не верю, нет! Но тише, тише…
Я видел сам… Я видел их —
Невинных, мертвых и нагих,
Штыками проткнутых детишек!
 
 
И, как слепой, руками шаря.
Не веря собственным глазам, —
Их матерей в костре пожара,
Товарищи, я видел сам!
 
 
Тяжелый сон? Ну нет, едва ли
Приснятся нам такие сны!
Пилотки сняв, потрясены,
Безмолвно мы вокруг стояли.
 
 
Стояли мы, застыв на месте…
И как взлетали к небесам
Слова о беспощадной мести,
Товарищи, я слышал сам!
 

1942

 
Если я не вернусь, дорогая,
Нежным письмам твоим не внемля,
Не подумай, что это – другая.
Это значит… сырая земля.
 
 
Это значит, дубы-нелюдимы
Надо мною грустят в тишине,
А такую разлуку с любимой
Ты простишь вместе с родиной мне.
 
 
Только вам я всем сердцем и внемлю,
Только вами и счастлив я был:
Лишь тебя и родимую землю
Я всем сердцем, ты знаешь, любил.
 
 
И доколе дубы-нелюдимы
Надо мной не склонятся, дремля,
Только ты мне и будешь любимой,
Только ты да родная земля!
 

1942

 
Над родиной грозные тучи,
В огне небосвод голубой.
Приказ командарма получен —
Сегодня, товарищи, в бой!
 
 
Оружие ваше проверьте.
Проверьте свинец и сердца:
Готовы ли биться до смерти
И руки и сердце бойца?..
 
 
Молчат патриоты сурово,
И только сердца не молчат:
«Готовы, готовы, готовы! —
Сердца патриотов стучат. —
 
 
Мы, честные русские люди,
Мы, храбрая русская рать,
Клянемся, что немец не будет
Родимую землю топтать!»
 
 
Сдвигаются брови с угрозой,
Сжимается в ярости рот,
И в бой за родные березы
Бросаются люди вперед!
 
 
Летят краснозвездные лавы
Рядами железных колонн,
Лишь стелется по ветру слава
Сияньем гвардейских знамен!
 

1942

 
Стою в смятеньи у порога
И не могу переступить.
Что мне сказать им… ради бога!
С чего начать… Как приступить?
Нелегкий труд и в самом деле
Сказать им: «Вы осиротели.
Что ваш любимый сын в бою
Погиб за родину свою.
И что, смертельно ранен,
Меня на поле брани,
Поднявшись из последних сил,
Родным он кланяться просил».
Как в дом войти с такою вестью?
Как бросить бомбу в мирный быт!
Как мне сказать им: «Он убит…»
О, если б можно было местью
Такое горе врачевать,
Тогда б я знал, с чего начать!
Я б им сказал: «Прекрасный, смелый,
Увитый славой, как плющом,
Ваш сын погиб за наше дело,
И нами трижды отомщен!»
 

1942

1. СОЛДАТСКАЯ

 
С песней, с дробью барабанною
Мы, друзья, в ряды построимся
И, ступив на поле бранное,
Славной смерти удостоимся.
 
 
Подвиг, мужественно пройденный,
Не забудется потомками.
Будет петь веками родина
Нашей славы песни громкие!
 
 
…Черный ворон в небе кружится,
Нам грозит зрачками тусклыми,
Но испытанное в мужестве
Не поддастся сердце русское.
 
 
Наши деды, наши прадеды
Не служили кривде слугами;
Мы земли не ищем краденой,
Чести ищем непоруганной!
 
 
Мы на ветер слов не тратили,
Мы клялись родным околицам.
Наши жены, наши матери
За победы наши молятся.
 
 
Слово храбрых – слово твердое.
И земли родной не выдадим;
Русских можно видеть мертвыми,
Но рабами их не видели!
 
 
С песней, с дробью барабанною
Мы, друзья, в ряды построимся
И, ступив на поле бранное,
Славной смерти удостоимся…
 

2. КАЗАЧЬЯ

 
Провожает сына мать
На чужбину воевать:
«В добрый час, счастливый путь…
Да, смотри, не позабудь:
На войне на старика
Не выхватывай клинка.
Нам со старым воевать —
Что чужое воровать».
 
 
Провожает сына мать
На чужбину воевать:
«В добрый час, счастливый путь…
Да еще не позабудь:
Баба встретится, сынок,
Не выхватывай клинок.
С глупой бабой воевать —
Что чужое воровать.
 
 
Но когда начнется бой
И схлестнется враг с тобой,
Мой наказ тебе таков:
За убитых стариков,
За поруганную честь
Рубани что силы есть.
С лютым зверем воевать —
Только славу добывать!»
 

1942

 
На фронт уезжает товарищ,
И друг провожает его.
А собственно, что тут такого?
По правде сказать… ничего.
 
 
Обычная сцена разлуки:
Улыбки и слезы родных.
Но кто, интересно, смеется,
А кто опечален из них?
 
 
Надолго родных покидая,
И слезы пролить – ничего.
Но весел, представьте, военный,
А грустен товарищ его…
 
 
О храбрые русские люди!
Пойдите, осильте вы их:
Они умирают с улыбкой,
Грустят, провожая других.
 

1942

 
Над свежей могилой героя
Клянутся сурово друзья,
И клятвы сильнее, чем эта,
Придумать, должно быть, нельзя.
 
 
Она языком автоматов
Вдоль пыльных шоссе говорит,
Она офицерскою хатой
В ночи партизанской горит!
 
 
Как чистое детское сердце,
Слова этой клятвы просты.
Но гнутся под тяжестью слова
И падают в бездну мосты.
 
 
И бурно над свежей могилой
В ответ прорастает трава,
Как знак, что становятся жизнью
Суровые клятвы слова.
 

1942

 
Тихий домик над рекою…
Кажется, подать рукою!
А пойти – так далеко,
А пройти – так нелегко,
Нелегко, товарищ.
 
 
Сад тенистый, нелюдимый…
Далеко ли до любимой!
А пойти – так далеко,
А обнять – так нелегко,
Нелегко, товарищ.
 
 
По-над Доном узкий лог;
В роще ароматной
Немец, сукин сын, залег!
Дай-ка автомат мне!
Я очищу узкий лог,
 
 
Чтобы каждый русский мог
К Волге или к Дону,
К милой или к дому —
З емно или водно —
Проходить свободно!
 

1942

 
Клянусь: назад ни шагу!
Скорей я мертвый сам
На эту землю лягу,
Чем эту землю сдам.
 
 
Клянусь, мы будем квиты
С врагом. Даю обет,
Что кровью будут смыты
Следы его побед!..
 
 
А если я нарушу
Ту клятву, что даю,
А если вдруг я струшу
Перед врагом в бою,
 
 
Суровой мерой мерьте
Позор моей вины:
Пусть покарает смертью
Меня закон войны!
 

1942

 
Чтоб честным людям не терзаться.
Чтоб небо стало голубей
Над родиной твоей, – мерзавца
Настигни и убей!
 
 
Старушка плачет на пороге,
Вернется ль сын любимый к ней.
Кто встал у сына на дороге?
Фашист. И ты его убей!
 
 
Вдова в ноч ибессонной тужит,
Ребенок на руках у ней.
Кто их лишил отца и мужа?
Фашист. И ты его убей!
 
 
Грустит под вишней нелюдимой
Подруга сердца твоего.
Кто разлучил тебя с любимой?
Фашист. И ты убей его!
 
 
За черный ужас сел сожженных,
За стаи мертвых голубей,
За то, что плачут наши жены,
Отцы и матери, – убей!
 
 
Убей, и станет чист и светел
Родимый край, родная мать.
Убей, чтоб веселились дети,
Чтоб никого уже на свете
Не надо было убивать.
 

1942

 
«Ви стояль на карауле?»
– «Нет».
«Ви пустиль в зольдата пуля?»
– «Нет».
«Ви живете у базара?»
– «Нет».
«Ваш фамилия Назаров?»
– «Нет».
…Три расколотых ореха.
Ночь. Но выстрелам в ответ
Трижды отвечает эхо:
«Нет.
            Нет.
                         Нет!»
 

1942

 
Дверь открыта. Дело к ночи.
           У подъезда сани.
Медик Эдик просит очень:
          «Прокатитесь с нами».
 
 
«Не могу я, не могу я,
          Лучше не просите.
Лучше девушку другую,
          Эдик, пригласите».
 
 
Но студент из кожи лезет,
          Умоляет Эдик:
«Свежий воздух вам полезен, —
          Говорю как медик».
 
 
Тронул руку…
                               «Рук не троньте,
           Докторам не верю.
Доктор мой сейчас на фронте…»
          И закрыла двери.
 

1942

 
Ночь, и снег, и путь далек;
       На снегу покатом
Только тлеет уголек
       Одинокой хаты.
 
 
Облака луну таят,
       Звезды светят скупо.
Сосны зимние стоят,
       Как бойцы в тулупах.
 
 
Командир усталый спит,
       Не спешит савраска,
Под полозьями скрипит
       Русской жизни сказка.
 
 
…Поглядишь по сторонам —
      Только снег да лыжни.
Но такая сказка нам
       Всей дороже жизни!
 

1942

 
Не забыть мне этой лыжни
На снегу глубокий след!
У меня иного в жизни
Счастья не было – и нет.
 
 
Не поэтому ли, Таня,
Как по лыжне голубой,
Память мчится – не отстанет
Лет пятнадцать за тобой?..
 
 
Говорят, и мне, как многим,
На любовь не повезло:
Счастье было неглубоким,
След разлукой замело.
 
 
Ничего, не важно, Таня,
Было счастье или нет:
Память в сердце не устанет
Находить знакомый след.
 

1942

 
Что любится, чем дышится,
Душа чем ваша полнится,
То в голосе услышится,
То в песенке припомнится.
 
 
А мы споем о родине,
С которой столько связано,
С которой столько пройдено
Хорошего и разного!
 
 
Тяжелое – забудется.
Хорошее – останется.
Что с родиною сбудется,
То и с народом станется,
 
 
С ее лугами, нивами,
С ее лесами-чащами.
Была б она счастливою,
А мы-то будем счастливы.
 
 
И сколько с ней ни пройдено —
Усталыми не скажемся
И песню спеть о родине
С друзьями не откажемся!
 

1942

 
Танки!.. Белые халаты…
Полк проходит по деревне.
И, в слезах, у русской хаты
Дед приветствует их древний.
 
 
Солнце лица озаряет,
Белый снег вскипает следом,
И танкисты козыряют
Солнцу русскому и деду.
 
 
Дед-то, видно, не начитан,
И, в слезах над клюшкой свесясь,
«С Новым годом!» – дед кричит им.
А до нового-то… месяц.
 

1942

 
Не знаю, ей-богу, не знаю,
Но чем-то мне очень близка
И эта вот небыль лесная
Над курной избой лесника,
И эта вот звездная небыль,
С которой я с детства знаком,
Где кровля и синее небо,
Связуются тонким дымком!
Бывал я и в Праге и в Польше,
А всё мне казалось: крупней
Граненые звезды и больше
Над родиной милой моей.
И люди, казалось мне, выше:
Красивый народ и большой!
А если кто ростом не вышел —
Красив и прекрасен душой.
…Я помню: морозная чаща,
Дымок к небосводу прирос.
Сверкает хрустальное счастье
Одетых по-царски берез.
И вдруг неожиданно бойко
Взметнулась старинная страсть:
Крылатая русская тройка,
Земли не касаясь, неслась,
Как в детстве далеком!
                                            Как в сказке!
Гармоника. Зубы девчат..
А яркие русские краски
С дуги знаменитой кричат!..
И сразу всё стало ненужным
Душе, умиленной до слез.
Всё… кроме вот этой жемчужной
И царственной дремы берез.
Россия… за малую горстку
Из белого моря снегов
Все прелести жизни заморской
Отдать россиянин готов!
За песню в серебряном поле!
За этот дымок голубой!
За… родинку милую, что ли,
Над вздернутой алой губой!
 
 
За взгляд, то веселый, то грустный!
За влажный очей изумруд!
За всё, что, я думаю, русским
Нерусские люди зовут!
 

<1943>

 
На улице полночь. Свеча догорает.
Высокие звезды видны.
Ты пишешь письмо мне, моя дорогая,
В пылающий адрес войны.
 
 
Как долго ты пишешь его, дорогая.
Окончишь и примешься вновь.
Зато я уверен: к переднему краю
Прорвется такая любовь!
 
 
…Давно мы из дома. Огни наших комнат
За дымом войны не видны.
Но тот, кого любят,
Но тот, кого помнят,
Как дома – и в дыме войны!
 
 
Теплее на фронте от ласковых писем.
Читая, за каждой строкой
Любимую видишь
И родину слышишь,
Как голос за тонкой стеной…
 
 
Мы скоро вернемся. Я знаю. Я верю.
И время такое придет:
Останутся грусть и разлука за дверью,
А в дом только радость войдет.
 
 
И как-нибудь вечером вместе с тобою,
К плечу прижимаясь плечом,
Мы сядем и письма, как летопись боя,
Как хронику чувств, перечтем…
 

1943

 
Холодный огонь непогоды.
Прожектор уперся в зенит.
Тяжелая обувь похода
По мерзлому грунту звенит.
 
 
Натружены д окрови ноги.
Но только вперед и вперед
Упрямая воля дороги
Солдатскую ярость ведет.
 
 
Нет сил с непогодой бороться,
И стужа сердца леденит.
Но сзади глазами сиротства
Вослед им Россияглядит.
 
 
И глухо седыми ночами
В холодный и мутный простор
Стучит по дорогам молчанья
Солдатских сапог приговор!..
 

1943

 
Полей предвечерняя небыль,
Похода размеренный шаг;
Пыля, пробирается в небо
Войны бесконечный большак.
 
 
Белеет старинная церковь
Над тихой и мирной рекой.
На куполе медленно меркнет
Степного заката покой.
 
 
Но с мирной природою в споре,
Как грозного времени тень,
Чернеет народное горе
Спаленных войной деревень.
 
 
Чернеет и справа и слева…
И слышно, как там, впереди,
Огонь орудийного гнева
Гудит у России в груди!
 

1943

 
Сон короткий после боя
В переполненной избе.
Я укрылся с головою
Нежной мыслью о тебе.
 
 
Положил я в изголовье
Сумку верную свою,
Оборвав на полуслове
Пережитое в бою.
 
 
И уже через мгновенье —
Ни войны, ни маеты:
В легких тканях сновиденья
Надо мною только ты.
 
 
Отступает всё куда-то
(Только ты – и никого!)
Перед крепким сном солдата,
Крепким, как любовь его!
 

1943

 
Когда, упав на поле боя —
И не в стихах, а наяву,—
Я вдруг увидел над собою
Живого взгляда синеву,
 
 
Когда склонилась надо мною
Страданья моего сестра, —
Боль сразу стала не такою:
Не так сильна, не так остра.
 
 
Меня как будто оросили
Живой и мертвою водой,
Как будто надо мной Россия
Склонилась русой головой!..
 

1943

 
Два широких, два крыла
        Мчат меня в эфире;
Если б рядом ты была, —
        Было бы четыре.
 
 
Но в груди моей поет —
       Слышишь! – песня мести.
Значит, мы идем в полет,
        Дорогая, вместе.
 
 
Где же сердцу, не любя,
       Силы взять такие?
Я люблю, люблю тебя,
        Как одно с Россией!
 
 
Вас любовь в одно слила.
       И в моем полете
Вы вдвоем, как два крыла,
       В бой меня несете..
 

1943

 
Полтава, чудный город!
Пусть не был я в нем сроду,
Он всё равно мне дорог,
Как дорог он народу.
Не зря его воспели.
 
 
Бесстрашный, он по праву
Стоял у колыбели
Отечественной славы!
Теперь он будет милым,
 
 
Родным для нас и близким
Еще и по могилам
На шляхе украинском,
 
 
За славный бой у лога,
За бой у переправы,
За Киев, за дорогу
На запад от Полтавы.
 

1943

 
Закат. Приднепровские нивы.
Плетутся волы кое-как.
Колеса скрипят. И лениво
Сосет свою люльку чумак.
 
 
И вдруг, замахнувшийся было,
Застынет в руке его кнут:
То город, душе его милый,
То Киева главы всплывут!
 
 
И, чувству святому внимая,
Слезает с арбы кое-как,
Широкую шляпу снимает
И крестится долго чумак…
 

1943

 
Привал у переправы —
Заправка невзначай;
Танкисты всей оравой
Устало пили чай.
 
 
Река траву колышет,
Волна о берег бьет.
И вдруг танкисты слышат,
Что девушка поет.
 
 
Поет она печально
На правом берегу.
…Бросает чай начальник:
«Гвардейцы… не могу!»
 
 
Идет к машине быстро.
Встает за ним народ.
Бросают чай танкисты —
По танкам – и вперед!
 
 
Забыли про усталость —
Летят вперед, как вихрь.
…Украйна, им казалось,
Зовет на помощь их.
 

1943

 
Немцы Женьке говорят:
«Где Заслонов? Где отряд?
Говори нам всё подряд,
Слышишь?»
                     – «Я не знаю…»
 
 
– «Где оружие? Где склад?
Скажешь – деньги, шоколад,
Нет – веревка и приклад,
Понял?»
                  – «Я не знаю…»
 
 
Немец курит – Женьку жжет.
Женька терпит, Женька ждет —
Молчит на допросе:
Заслонов не бросит.
 
 
…Утро. Площадь. Солнце. Свет.
Виселица. Сельсовет.
Партизан не видно.
Женька думает: «Капут,
Наши, видно, не придут,
Помирать мне, видно».
 
 
Вспомнил мать. Отца. Семью.
Сестру дорогую.
…А палач одну скамью
Ставит на другую.
«Лезь…»
                          – «Ну, всё!» —
                                                         И Женька влез.
…Сверху небо. Справа – лес.
Грустными глазами
Оглядел он ширь небес,
Поглядел опять на лес,
Поглядел… и замер.
 
 
Явь ли это, или сон?!
Рожью, полем – с трех сторон —
Мчатся партизаны.
Впереди Заслонов – вскачь.
Ближе… ближе!
А палач
Своим делом занят.
Смерил петлю – в самый раз.
Усмехнулся – ждет приказ.
…Офицер:
                        «В последний раз…
Где есть партизаны?
Где Заслонов?»
 
 
Женька: «Где?
– На земле и на воде.
– И в овсе и в хлебе.
– И в лесу и в небе.
– На гумне и в поле.
– На дворе и в школе.
 
 
– В церкви… в лодке рыбака.
– В избе за стеною.
– У тебя у дурака
Фрица… за спиною!»
 
 
Оглянулся фриц и – хлоп,
И упал со стоном:
Прямо с ходу немцу в лоб
Угодил Заслонов.
 

1943

 
Бывало, скажут: Киев —
Пойдут сады, поля.
И встанут – вот такие! —
Гвардейцы-тополя.
 
 
Теперь же Киев древний
Без тополей вокруг!
…Казненные деревья
Лежат в пыли без рук.
 
 
На мостовых обрывки
Старинных русских книг,
На улицах обрывки
Немецких фраз и крик.
 
 
А улицы глухие —
Хоть до утра кричи.
И это – город Киев…
Ну, ладно ж, палачи!
 

1943

 
На гребень, крутой и покатый,
Закат разгоравшийся лез.
И тихую охру заката
Впитали долина и лес.
 
 
У шумного детского сада
Смолкает игра детворы.
Овчина огромного стада,
Цепляясь, сползает с горы.
 
 
Успевшая было померкнуть,
Река в небеса потекла,
Старинная белая церковь
Открыла опять купола.
 
 
Над светлой вершиной нагорной
Пылал золотистый уют,
Как в кузнице старой над горном.
Где счастье людское куют.
 

1943

 
Камни острые, оскалясь,
Из морской воды торчат.
Волны, к берегу ласкаясь,
Что-то нежное ворчат.
 
 
Берег, видимо, не верит.
Волны берегу грозят.
Но отталкивает берег
Волны нежные назад.
 
 
Волны с плачем отползают,
Будто жалуясь в тоске.
Отползут… И пена злая
Остается на песке.
 

1943

 
Когда мне писарь литер выдаст,
Я место в поезде займу.
Приеду. С близкими увидясь,
Я всех их крепко обниму.
 
 
Помоюсь в бане. Выпью чаю.
Проходит день. За ним – второй.
И вдруг… я дико заскучаю
О нашей жизни фронтовой.
 
 
Вокруг покажется всё мелким,
Неинтересным для тебя,
И как-то не в своей тарелке
Я буду чувствовать себя.
 
 
Потом, почувствовав усталость,
Начну томиться и вздыхать,
Считая, сколько мне осталось
Еще вот так вот отдыхать.
 
 
И, утомясь на самом деле,
С какой-то радостью в груди
До срока ровно за неделю
Я окажусь опять в пути.
 
 
…Подходит поезд прямо к Дону.
Отсюда в часть – минутный путь.
Ну вот я, кажется, и дома!
Теперь не грех и отдохнуть…
 

1943

 
Дни склоняются и меркнут.
Лишь не меркнет боль живая,
Как солдата на поверку,
Юность громко вызывая.
 
 
Но в ответ – одно молчанье.
Только сам вздохнешь порою,
Как вздохнет однополчанин
Над могилою героя…
 

1943

 
На месте, кровью орошенном,
Цветник поднялся полевой.
Цветы и кровь! И сокрушенно
Качает ландыш головой.
 
 
Не сокрушайся, ландыш милый, —
Бессмертны славные дела:
Героев кровь и под могилой
Цветами, видно, расцвела.
 

1943

 
Спой мне песню, как синица
Тихо за морем жила;
Спой мне песню, как девица
За водой поутру шла.
 

А. Пушкин

 
На столе пирог и кружка.
За окном метель метет.
Тихо русская старушка
Песню Пушкину поет.
 
 
Сколько раз уж песню эту
Довелось ему слыхать!
Почему ж лица поэта
За ладонью не видать?
 
 
Почему глаза он прячет:
Или очи режет свет?
Почему, как мальчик, плачет,
Песню слушая, поэт?
 
 
На опущенных ресницах
Слезы видно почему?
Жаль синицы? Жаль девицы?
Или жаль себя ему?
 
 
Нет, иная это жалость.
И совсем не оттого
Плачет он и сердце сжалось,
Как от боли, у него.
 
 
Жаль напевов этих милых,
С детства близких и родных.
Жаль, что больше он не в силах
Слышать их и верить в них.
 
 
Песни жаль!.. И он рукою
Слезы прячет, как дитя.
…Буря мглою небо кроет,
Вихри снежные крутя.
 

1943

 
Он душу младую
         в объятиях нес.
 

М. Лермонтов

 
Над землянкой в синей бездне
И покой и тишина.
Орденами всех созвездий
Ночь бойца награждена.
 
 
Голосок на левом фланге.
То ли девушка поет,
То ли лермонтовский ангел
Продолжает свой полет.
 
 
Вслед за песней выстрел треснет —
Звук оборванной струны.
Это выстрелят по песне
С той, с немецкой стороны.
 
 
Голосок на левом фланге
Оборвется, смолкнет вдруг…
Будто лермонтовский ангел
Душу выронит из рук…
 

1943