Текст книги "Стихотворения и поэмы"

Автор книги: Иосиф Уткин

 
В синагоге —
Шум и гам,
Гам и шум!
Все евреи по углам:
– Ш-ша!
– Ш-шу!
 
 
Выступает
Рэб Абрум.
В синагоге —
Гам и шум,
Гвалт!
………………………..
Рэб Абрум сказал:
– Бо-же мой!
Евреи сказали
– Беда!
Рэб Абрум сказал:
– До-жи-ли!
Евреи сказали:
– Да.
…………………………
А раввин сидел
И охал
Тихо, скромно,
А потом сказал:
– Пло-ха! —
Сказал и вспомнил
Блоха.
 

 
Лебедю в осень снится
Зелень озерных мест,
Тот, кто попробовал птицы,
Мясо не очень ест.
Мудрый раввин Исайя
Так мудр!
Так мудр!
Почти
Наизусть знает
Почти
Весь Талмуд.
Но выглядит все-таки плохо:
Щукой на мели…
– Мне к комиссару Блоху…—
Его провели.
 
 
Надо куда-то деться:
– К черту!
– К небесам!
 
 
– До вас небольшое дельце,
Товарищ комиссар.
У каждого еврея
Должны дочери быть.
И каждому еврею
Надо скорее
Своих
Дочерей сбыть…
Вы – мужчина красивый,
Скажемте:
Зять как зять.
Так почему моей Ривы
Вам бы
Не взять?
Отцу хвалить не годится.
Но, другим не в укор.
Скажу:
Моя девица —
Девица до сих пор.
 
 
Белая, белая сажица!
Майский мороз!
Раввину уже кажется,
Что у Блоха…
Короче нос?!
 

 
И куда они торопятся,
Эти странные часы?
Ой, как сердце в них колотится!
Ой, как косы их усы!
Ша!
За вами ведь не гонятся!
Так немножечко назад…
А часы вперед, как конница,
Всё летят.
……………………………….
Этот день был
Небесным громом,
Сотрясением твердынь!
Мэд видала,
Как вышел из дому
Инспектор – без бороды?!
– Выбрился,
Честное слово!
Тысяча слов!
И ахал в Кишиневе
Весь Кишинев.
 
 
И собаки умеют плакать,
Плакать, как плачем мы.
Ну, попробуйте, скажем, лапу
Ударить, ущемить?
Да, бывает —
Собака плачет.
А что же тогда человек?
И много текло горячих.
Горьких, соленых рек.
 
 
Слезы не в пользу глазу.
И человек сказал:
– Н-ну! —
Так инспектор потерял сразу
И бороду
И жену.
 
 
Хоть жену не совсем утратил,
Но курица стала не та.
Ну, скажем,
Стала его Катя
Курица без хвоста.
– Счастье – оно игриво.
Счастье – сумасброд.
И ждал он терпеливо:
– Наверно назад придет.
 
 
Но… на морозе голого
Долго не греет дым…
И он опустил голову,
Голову без бороды.
 
 
Так, окончательно сломан,
Робок, как никогда,
Инспектор
Пришел к портному,
Чтобы сказать:
«Да».
…………………………….
Маленький, жиденький столик.
(Ножка когда-то была.)
Инспектор сидит и колет
«Текущие дела».
 
 
Путь секретарский тяжек:
Столько серьезных слов!
Сто-лько се-рьез-ных бу-ма-жек!
И на каждой:
«Блох», «Бобров».
 
 
Жутко: контроль на контроле.
Комиссия вот была…
Инспектор сидит и колет
«Текущие дела».
И… он мечтает – не больше
(Что же осталось ему?),
Как бы попасть
В Польшу
И не попасть
В тюрьму…
 

 
Что значит:
Хочет человек?
Как будто дело в человеке!
Мы все, конечно, целый век
Желаем
Золотые реки.
Все жаждем сахар, так сказать,
А получается иначе;
Да, если хочешь
Хохотать,
То непременно
Плачешь.
 
 
Но дайте жизни…
Новый век…
Иной утюг,
Иная крыша,
И тот же самый человек
Вам будет
На голову выше.
 
 
Для птицы главное – гнездо.
Под солнцем всякий угол светел.
Вот Мотэле —
Он «от» и «до»
Сидит в сердитом
Кабинете.
Сидит как первый человек.
И «нет как нет»
Здесь не услышишь.
В чем фокус? Тайна?..
Новый век.
Иной утюг,
Иная крыша…
 
 
О-о-о время!
Плохо… Хорошо…
Оно и так
И этак вертит.
И если новым
Срок пришел,
То, значит, старым —
Время смерти!
 

 
Комната… тихо… пыльно.
Комната… вечер… синь.
Динькает
Будильник:
Динь…
Динь…
Динь…
 
 
Час кончины —
Он приходит
Тихо-тихо,
Не услышишь.
И уходит молча счастье,
И уходят
Мыши.
Только горе неизменно.
Заржавел пасхальный чайник!
 
 
И задумаются стены.
И —
Молчанье.
Он заснежит, он завьюжит
В полночь, ветер белорукий…
 
 
И совсем теперь не нужен
Ни Талмуд,
Ни брюки.
Тихо.
Сумрак нависает.
Не молитва
И не ужин…
Пусть по-новому, Исайя,
Стол тебе послужит.
А потом – к иному краю.
В рай, конечно, не иначе…
 
 
Тихо!
Свечи догорают.
Тихо.
Сарра плачет…
 
 
О-о-о время!
«Плохо»… «Хорошо»…
Оно и так
И этак вертит,
И если новым
Срок пришел,
То, значит, старым —
Время смерти…
Да, если новым срок пришел,
То, значит, старым —
Фэртиг [56]56
  Фэртиг – готово, конец.


[Закрыть]…
 

 
До Кракова —
Ровно сорок,
И до Варшавы —
Сорок.
Но лучше, чем всякий город,
Свой, родной город.
Разве дворцом сломите
Маленькие, заплатанные,
Знаете, домики,
Где смеялись и плакали?
Вот вам
И меньше и больше.
Каждому свой мессия!
Инспектору
Нужно Польшу,
Портному —
Россия.
 
 
Сколько с ней было пройдено,
Будет еще пройдено!
Милая, светлая родина,
Свободная родина!
Золото хуже меди,
Если рукам верите…
И Мотэле
Не уедет,
И даже
В Америку.
 
 
Не-ет, он шагал недаром
В ногу с тревожным веком.
И пусть он – не комиссаром,
Достаточно —
Че-ло-ве-ком!
Можно и без галопа
К месту приехать:
И Мотэле будет штопать
Наши прорехи.
…………………………………
Милая, светлая родина,
Свободная родина!
Сколько с ней было пройдено,
Будет еще пройдено!!!
 

1924–1925

Иркутск – Москва

 
К нам
Закат стекает
Полянами крыш.
Влажно засверкает
Зеленая тишь.
 
 
А потом
Красиво,
Ниже и вперед, —
Золотым разливом
Медленно пойдет.
 
 
Голубясь и тлея,
Перельется вниз
И заголубеет
Дремлющий
Карниз.
 
 
А когда
Он, розов,
Задрожит светло —
Разразится
Бронзой
В столовой
Стекло.
 
 
И в одно мгновенье
Перекрасив пар,
Медным отраженьем
Вспыхнет самовар.
 

 
Чем у вас встречают?
Вот у нас – всегда
Золотистым чаем. —
Чудная вода!
 
 
И солдату снится:
В одинокий год
Бронзовая птица
Скатертью плывет.
 
 
А за нею чашек
Выводок смешной…
Да, вот этим краше
Многим дом родной!
 
 
Что ж,
Судьбы не хватит —
Значит, получай
Теплой благодатью
Разговор и чай…
 
 
Три столетья с лишком,
Господи спаси,
Кумом и чаишкой
Жили на Руси.
 
 
Три столетья ранен
Каждый,
Без войны,
Глупостью герани,
Нежностью жены.
 
 
Нас поит
Из крана
Радость не щедр о?
– Подставляй стаканы,
Убирай ведро.
 

 
И туманом
Белым
Над семейством
Пар…
              … – Милый…
Не успела…
Нынче…
На базар…
 
 
Ротшильдом
Я не был,
Голод
Я прошел,
Можно и без хлеба
Очень хорошо.
 
 
Хуже, если снится
Роскошь тульских щек.
– Что ж,
Налей, сестрица,
Чашечку еще!
 
 
Нам с тобою сорок,
Кажется, вдвоем?
Мы еще не скоро,
Черт возьми, умрем!
 
 
А судьба
Какая!
Жить,
              любить
                                    и петь!
Посмотри, сверкают
Небо,
         стекла,
                        медь!
 
 
Посмотри, родная:
Небо, стекла, медь!
Хорошо бы, знаешь,
Под гитару
Спеть!
 
 
Эти годы
Пели,
Пели для меня
Голосом
Шрапнелей,
Языком огня.
 
 
Эти годы слышал,
Как рыдает
Твердь.
Как идет
И дышит,
И бряцает
Смерть!
 

 
И кричу я старой:
– Матушка, спою.
Принеси гитару
Старую мою!
 
 
Я спою,
Сыграю
Песню баррикад,
Ту, что, умирая,
Пел один солдат.
 
 
Молодое тело,
Молодость – в глазах,
Пел он,
И горела…
Кровь в его усах.
 
 
Умер, служба,
К ночи…
– Баюшки-баю,—
Так и не докончил
Песенку свою.
 
 
Я знаю,
Что такое:
«Спокойствие страны!»
Я вижу —
Кровь покоя
И молньи —
Тишины:
 
 
За бархатною пылью
Сомнительной нови,
Друзья,
Мы позабыли
Большую дань крови.
 
 
Друзья!
Мы помним мало
Вспоившую нас грудь,
Друзья,
Мы славим мало
И тех —
Кто лег, как шпалы,
Под наш железный путь!
 
 
По всем
Путям и тропам,
У всех
Морей и рек
Лежит, борьбой растоптан,
Прекрасный человек!
 
 
И девушки
Не пели…
И дом родной
Далек:
Лежит он
Под шинелью,
Без шлема
И – сапог…
 
 
Отволновались громы,
И вот
Умыты мы —
И пеною черемух,
И нежностью
Жены.
 
 
И вот
Мы помним мало
Вспоившую нас грудь,
И вот
Мы славим мало
И тех,
Кто лег, как шпалы,
Под наш железный
Путь!
 
 
Но в том
Душа не гибнет,
Кто сердцем
Не остыл,
И эта песня —
Гимном
Великим
И простым!
 

<1927>

1

 
Кто виноват
В этих странностях был:
Пушкин,
Нужда
Или что-то другое,
Но тараканов
Я не любил.
И не любил я
Покоя.
 
 
Полная
Ранних обид
И досад,
Жизнь представлялась
Куда аккуратней!
Ладно,
Согласен:
Не райский сад.
Но почему…
Курятник?!
 
 
Я понимаю:
На счастье – паи…
Но если день
Начинается розов,
Ах, как прекрасно
Бренчат воробьи
И заливаются
Водовозы!
 
 
Я понимаю:
И солнце —
Не мне.
Но если солнце
Врывается резко,
Ах, как прекрасно
На дряхлом окне
Тлеет
Моя занавеска!
 
 
И – поразительно:
Чем голубей,
Чем высота
Над окраиной
Чище,
Костя гоняет
Сильней
Голубей
И выразительней
Свищет…
 
 
Каждая тварь
По душе,
По крови,
Кто бы он ни был
И что бы он ни был
Просит
Немного тепла,
И любви,
И голубого,
Хорошего неба…
 
 
Пусть
Я не строил,
Пусть
Не садил,
Но полюбил я,
Не скрою,
Крыши чужие,
Чужие сады
И вообще —
Всё чужое.
 
 
Правда,
Вначале —
Божиться готов! —
Не допускал я
Духовную грубость.
Ну, там…
Подоишь
Чужих коров
Или яичко срубишь. [57]57
  Украдешь.


[Закрыть]
 
 
Больше любил я
В хорошую звездь
Так,
Чтоб невидим,
И так, чтоб
Неслышим,
Больше любил я
На крышу
Взлезть
И растянуться
По крыше.
 
 
Густо взойдет
Небосвод голубой,
Желтые звезды
Рассыплются густо,
И закачается
Над тобой
Многомиллионная
Люстра!
 
 
И тишина…
Тишина – кругом,
Так что уж
Некуда тише.
Только что тополь
Порхнет обшлагом
С левобережья
Крыши.
 
 
Это была
Настоящая тишь!
Звезды…
Луна…
И слюни:
Сплюнешь
Легонечко
И лежишь.
Полежишь…
И опять
Сплюнешь.
Как я плевал!
Как я плевал!
Я отдавался
Высокой работе.
 
 
Вдруг
Налетает девятый вал
В образе
Тети!
 

2

 
Осень – погода сходила с ума:
Ливни,
Распутица,
Скука…
Но скоро
Черные крыши
Покрыла зима
Белым,
Блестящим фарфором.
 
 
Клевое времечко, черт подери!
(В детстве декабрь удивительно ласков.)
Клевое дело
С утра
До зари
Нырять на салазках..
 
 
Но не дымила
У наших
Труба.
Шубы – нема…
И поник я
Бескрыло.
Надо заметить,
Что мне
Судьба
Шубы
Совсем не скроила.
 
 
Но не на всех,
Не на всех,
Не всегда
Дует судьба
Свои толстые
Губы.
Тетя —
К примеру —
Имела – да,
Очень хорьковую
Шубу.
 
 
Тетя —
К примеру —
Имела еще…
Тетя имела!..
Тетя имела…
Пару мясницких
Бульонных щек.
Ну,
И мясное дело.
 
 
Стал я, понятно,
Моментом богат.
Счастье плашкету
Моментом
Поперло:
Тетина блуза
От горла
До пят.
Дядины брюки
От пят
И до горла.
 
 
Можете кушать
И можете пить.
Тут начинается
Мутная ловля.
Тетя решила
Меня Посвятить
Господу
И торговле.
 
 
Начали с бога.
И, надо признать,
Здесь преуспел я
Немного.
Только потом —
Через душу
И мать —
Я дотянулся до бога!
 
 
Тетя старалась.
Но бог
Не помог.
И согласитесь сами,
Это – простительно,
Если, как бог,
Скажем,
Владеешь весами.
Тетя
(Божиться, убиться готов!)
Пусть —
Это мертвое,
Пусть —
Это вещи,
Тетя посмотрит…
И крылья весов,
Медные крылья…
Тре-пе-щут!
 
 
Да, и толста,
Да, и стара,
А умудрялась
Без всякого бунта
При покупателях
Полтора
Делать из фунта.
 
 
Что там —
Седины ученых мужей!
Тут – по призванью,
По сердцу…
К тому же
Тетя однажды
Учила уже
Дядю,
Покойного мужа.
 
 
Дядя – однако —
Моментом смекнул;
Дядя взглянул
На науку
Угрюмо.
Тетеньку
Дяденька
Обманул:
Взял
Да и умер.
 
 
Что же, я думаю,
Так твою мать!
Что же, скажите,
И мне помирать?
Добре, я думаю,
Добре!
Лучше я тетку угроблю.
 

3

 
Время не любит
Сидеть на мели.
Ну, так на стеклах
У тетушки в спальне
Вновь расцвели
И вновь отцвели
Серебряные
Пальмы.
 
 
И, начиная о марте
Вранье
И принимаясь
Картавить
И каркать,
На белопером снегу
Воронье
Мечет
Трефовые карты.
 
 
– Картам не верю!
И в карты, кажись,
Стал я проигрываться
С пеленок.
Жизнь —
Это шулер.
Подлая жизнь
Любит играть
На крапленых.
 
 
Картам не верю!
И верить нельзя:
Проигрыш – в доску,
А выигрыш – зерны;
В жизни,
Мои дорогие друзья,
Надо уметь
Передернуть.
В жизни,
Мои дорогие, всем
Надо прижуливать малость!
Чтобы по банку
Пятнадцать и семь.
Двадцать один
Получалось!
………………………………….
Эту главу
Загибаю на ах!
В дребезгах
Снега,
В облаке Пара
Даму в ротонде,
Даму в мехах
Прет, задыхаясь,
Седая
Пара!
 
 
В городе —
Визг,
В городе —
Вой.
На перекрестке
Акцизному
Жутко!
И козыряет городовой
У полосатой Будки.
 
 
И поднимает
Усатый мент [58]58
  Мент – полицейский.


[Закрыть]
Лапу,
Как заячью лапку…
Кони – секунда,
Кони – момент —
Прямо
На тетину лавку.
 
 
Сам – име-нин-ник!
А генерал
Любит покушать
И вкусно
И тонко…
– Нету теленка?!
Черт бы побрал,
Завтра же
Сделать теленка!
 
 
– Ах, негодяи!
Подлые, ах!
(Ах, преподобный!
Ах, отче,
Ах, Сергий!) —
Сердится дама.
У дамы в ушах
Бьются
Холодные серьги.
 
 
Сердится дама…
А тетя – добра;
– Завтра —
Хоть двести,
Завтра —
Хоть триста!..—
Из генеральшиного бобра
Прямо на тетю
Сибирские искры.
 
 
От генеральши
На улицу – страх!..
В дребезгах
Снега,
В облаке
Пара
Даму в ротонде,
Даму в мехах
Дальше проносит
Седая Пара!
 

4

 
Утром проснулся,
На стеклах – сад.
Солнце,
Узоры
И всякие штуки.
Стой и любуйся!
А тетя – мусат [59]59
  Мусат – металлический брус для точки мясницких ножей.


[Закрыть]
Мне, понимаете,
В руки.
 
 
Дескать, мерзавец,
Всё дрыхнешь
Да ешь,
И никакого толку.
Чтоб ты сгорел!..
Поднимайся и режь
Для генеральши
Телку.
 
 
Глянул я,
Братцы мои,
На зарю:
Утро – богаче Креза!
– Лучше я, тетя,
И верно сгорю,
Чем буду
Телок
Резать.
 
 
Костя
И вовсе
Смотрел не туда.
Был мой приятель
Характером резок:
– Телку не стоит,
А тетку – да.
Тетку бы надо
Зарезать.
 
 
Тетку бы надо
Сегодня днем
Перевести на ладан…
Да ты не бойся:
Мы только пугнем.
– Брешешь!
– В натуре.
– Ну, ладно…
 
 
Ладно, я думаю,
Я тебе дам,
Я тебе приготовлю
Триста телят
Для бобровых дам!
Я тебе, тетя милая, дам
Господа
И торговлю…
………………………………..
……………………………….
………………………………..
Только мы – в двери,
А тетка:
– Осел! —
Думаю:
Надо старуху срезать.
– Я на минутку,
Я, тетя, пришел
Вас, между прочим,
Зарезать… —
Сразу заткнулась.
В поджилках – дрожь.
На руки смотрит.
А в правой – нож.
 
 
Кинулась к двери,
А Костя – в дверях.
Тоже с пером [60]60
  С ножом.


[Закрыть]
И ни слова.
Тетя как взглянет,
Как взвизгнет…
Трах!..
Трах…
И готова.
 
 
Ангелы тете
Открыли покой.
Ангелы приняли
Теткину душу.
Господи,
Упокой…
Семипудовую тушу!
 
 
Костя стоит
И – ничего.
Руки как руки.
Фигура – прямая.
А я стою
И ничего
Не понимаю.
 
 
Странное дело!
Тетке капут.
(Тетя моя умирала редко.)
А канарейки
В клетке
Поют!
Поют и прыгают
В клетке!
 
 
А над Иркутском,
С веселой руки
Тете покойной
Давая фору,
Солнце вовсю
Разливает желтки
По снеговому фарфору.
 
 
И седину
Отряхает сосна.
И ледяные осколки
Повсюду…
Это – весна!
Это весна
Зимнюю Бьет
Посуду!
 
 
Это – рыбалка,
Это – загар,
Значит – рыбалки, и утки, и чайки?!
– Костя, шестай!
Канай на базар!
Тетя, прощайте.
 
 
Нате рубаху,
Нате кровать,
Нате… торгуйте сами.
Лучше уж попросту
Воровать,
Чем воровать
С весами…
 
 
Солнце встречало.
На желобах
Тлеют сосульки…
Командую:
Сжечь их!
Как запылают,
Как вспыхнут
И – баххх!
По тротуару —
Жемчуг.
 
 
И поклонилась
Бродягам сосна.
И зазвенели
Стеклянные груды…
Это – весна!
Это весна
Зимнюю
Бьет
Посуду!
 

5

 
Дома – скандал!..
Но знакомый народ
Мать утешал высотой поднебесной
– Бог не без сердца!
Может, помрет,
А не помрет,
Так повесят…
 
 
Только один,
Один человек
С бледным лицом,
С голубыми глазами,
Слезы скрывая,
Не поднял век,
Горе скрывая,
Замер.
 
 
– Милая Леля,
Да и для нас
Счастье могло бы
Чуть-чуть покапать!
Но у тебя —
Кроме скромных глаз —
Есть еще…
Папа.
 
 
Дом трехэтажный
(Кроме коня,
Кроме пролетки на толстых
                                                 шинах!)…
Что трехэтажного
У меня,
Кроме матерщины?
 
 
Нет, не с тобой.
Да, не с тобой
Мне эту грустную пристань
Оставить!..
 
 
Мудро глядит
Горизонт голубой
 Над городской заставой.
– Ой, человек,
Человек молодой,
Что?
И куда?
И доколе?
И покачало седой бородой
Облако
Над раздольем.
 
 
Но ни о чем!
Но ни о ком
Этой единственной ночью
Над голубеющим
Колпаком,
Под золотым
Многоточьем!..
 
 
– Костя,
Ты чувствуешь:
Ни о ком
Этой единственной
Ночью.
Костя,
Ты понял:
Мы сами – Ралле
Фирма…
И без обманов.
(Если обломится!)
 
 
Но в феврале
Вдруг
Загремел Романов.
За Петербургом
Поднялся Урал.
Дальше и больше,
Больше и дальше.
И над Иркутском,
Как зверь, заорал
Сам губернатор!
Сам генерал!
Сам
Генерал генеральшин!
 
 
Брызги рванули из-под камней!
– …Вдрызг укатаю!
Немедленно взяться…
Сукин-просукин!
Доставить ко мне
Этого мерзавца!!
Тетку ухлопал?!
Подумать – стыд!..
Добрый архаровец,
Добрый!
 
 
У генерала – усы,
И блестит,
Как эполеты,
Бобрик.
Он задыхается,
Делая шаг,
Чтобы остановиться,
И эполеты прыгают,
Как
Две недобитые птицы.
 
 
И адъютант
К эполетам прижат,
Держится
За аксельбанты.
И аксельбанты
Хрустально дрожат
На голубом
Адъютанте.
 
 
И рикошетом
К дворцу,
От дворца
Мечутся полуживые
Городовые без конца,
Городовые,
Городовые!
 
 
И кафедральная скала
Гулом доносится дальним…
Слышим,
Залаяли колокола
Эхом
На кафедральном.
 
 
Видим:
Иконы подняв,
Как щиты,
Двинулся город-по главной…
– Господи… защити,
Не выдавай,
Православный!
 
 
«Не выдавай» —
И срываться в момент
(Дескать, догонит милость).
– Дуй!.. —
Заворачиваем:
Мент?!
Не обломилось!
 
 
Он появился,
Как из воды,
Вырос,
Как неземной:
 
 
– Вы – куды?
– Мы – туды.
– Вы – к кому?
– Мы – к нему.
– Значит, никуды?
– Ну ды.
– За-а-а мной!..
……………………………………
Белый дворец
Из больших камней.
Медные ручки:
Боязно взяться!..
 «Сукин-просукин…
Ко мне… мерзавца!»
 
 
На губернаторе
Синий сюртук.
По сюртуку —
Горизонт из медалей.
– Здравствуйте,
Здравствуйте, милый друг!
Давно, – говорит, —
Не видались.
 
 
Старый барон
Генерально суров.
Главное – глазки:
Не смотрит, а греет!
– Ну-с, – говорит, —
Ты – из жидов?
– Нет, – говорю, —
Из евреев.
 
 
Кровь ударяет
В затылок ему!
– Власть не приемлешь
С пеленок?! Сукин-просукин…
А знаешь,
Кому
Предназначался
Теленок?
 
 
Знаешь…
Так что же ты,
Спятил с ума?
Вместо теленка…
Кровавая шалость!
– Нет, – говорю,—
Она – сама,
Сама, – говорю, —
Догадалась.
 
 
Тут невозможно —
Гремя и трубя,
Рухнула каменоломня…
«Да я тебе-е-е… э!
Да я из тебя… а!»
Дальше – темно.
Не помню.
 
 
Помню:
Без шапок
И босиком,
Оба пускаем дрожжи.
Ночь.
И серебряным косяком
Льет полосатый дождик.
 
 
Я нажимаю:
– Скорей, скорей,
Или стервятники
Сцапают пташек… —
Тьма.
Над графинами фонарей
Дождь светляками пляшет.
 
 
Шлепаем,
Как по морскому дну.
Костя сопит:
– Не могу я…
Дождь понимает:
Мы – в одну,
А он – в другую.
 
 
Дождь понимает нас хорошо:
Дальше и тише,
Дальше
И тише…
И вот он
На цыпочках прошел
По самой
Далекой
 
 
Крыше.
В синем мундире
И в орденах
Глянуло полуночье…
 
 
– Костя, мы живы!
Гуте нахт! [61]61
  Спокойной ночи.


[Закрыть]
Ваше неперескочишь!
 

6

 
С детства – романтик,
Я шел.
Как на бал.
Друг был настроен,
Кажется,
Дрянно.
Друг возмущался,
Друг загибал
В господа,
В драбадана.
 
 
Друг произнес
Знаменитую речь:
– Гад на гаде,
Два гада – рядом.
Гадов поджечь,
Гадов пожечь,
Будь я
Гадом!
 
 
Справа – река.
Над течением бел.
Пар поднимался
Крылатым и сизым.
А в высоте —
Как открытый,
Горел
Бронзовый механизм.
 
 
– Костя, шестай…
Это не Рим.
Цезарь – не ты.
Не трепися впустую.
Город – не знаю,
А мы – погорим, [62]62
  Провалимся, будем арестованы.


[Закрыть]
Если к утру
Не плитуем.
 
 
Слышишь, отец:
Ни-ка-ко-го огня!
Будет
На радостях
Малохолить…
Костя,
Пойми,
Там у меня
Все-таки…
Леля…
 
 
Так, ни о чем,
Так, ни о ком.
Вздыхая попеременно,
Шли на восток,
Шли босиком
Два молодых
Джентльмена..
 

7

 
И вот однажды
(По-моему, в три)
Я это – Костю
Тихонько рукою:
– Костя, шестай,
А ну, посмотри,
Что это там такое?
 
 
Мы это —
Серыми повели.
Смотрим,
И, с толку сбиты,
Видим:
Поднялись,
Пошли ковыли,
Взятые
В ступу
Копытом.
 
 
Видим:
Пробитая солнцем
До дна,
Пыль и кипит и клубится,
Как на ветру…
А в просветах видна
Рыжая стать кобылицы.
 
 
Видим…
И ясное дело —
На ход.
Дескать, не вышло бы плоше.
– Топай!—
И – влево.
А нам – в проход —
Лошадь!
 
 
Красные брюки,
Синий мундир,
Солнце лицо озаряет.
Трекаюсь [63]63
  Догадываюсь.


[Закрыть]с первого:
– Командир! —
А командир
Козыряет?!
 
 
А командир
Отдает нам честь?!
Руку подносит
К фуражке:
– С кем, извините,
Имею честь?.. —
И распускает ряжку.
 
 
И рассыпает
Свой рисовый ряд;
Можно сказать,
Как хочет,
Нас покупает…
И весь отряд
За командиром
Хохочет.
 
 
Ладно, что я
Не любитель был зря
Переводить красноречья:
Не возмутился.
А друг – в пузыря.
Друг
Разражается
Речью.
 
 
Он повторил
Знаменитую речь:
«Гад на гаде,
Два гада – рядом.
Гадов поджечь,
Гадов пожечь,
Будь я
Гадом!»
 
 
Словом, кипит,
Как слюна на камне.
Кроет и в душу
И в бога.
А командир,
Нагибаясь ко мне:
– Мало их там
Или много?
 
 
А командир говорит:
– Юнкерья,
Много их там
Или мало? —
И как посмотрит:
– Да ты
Ни черта,
Видно, не знаешь, малый?!
 
 
Видно, тебя
На великом смотру
Не было, малый,
С нами?..—
Он говорит мне,
А я всё смотрю
На эскадронное знамя.
 
 
Въелся глазами:
Военный атлас
Шелком
И кровью выткан.
Въелся глазами,
Смотрю,
А из глаз
Две серебристые нитки.
 
 
Переживаю такую муру
С дрожью,
С ознобом до кости,
Две-три минуты…
Да как заору:
– Ко-стя!
 
 
Костя, свобода…
Ядри ее мать!!!
И – понимаете —
С пылу
Гоп – к командиру.
И ну обнимать
Под командиром
Кобылу.
 
 
Вот было дело!
До глупого рад,
Я одурел, между прочим.
Плачу, смеюся…
А весь отряд
За командиром
Хохочет.
 
 
И командир говорит:
– Так и быть,
Топай, парнишка,
За нами.
Будет баклушами
Груши бить! —
И подмигнул
На знамя.
 
 
Мол, для других,
Настоящих драк
Нам пригодишься, малый.
– Кстати,
И малый ты не дурак.
Хоть и дурак —
Немалый.
 
 
И, собирая свой рисовый ряд,
Вырос в седле,
Как на троне.
Выбрал поводья,
Осел.
И отряд
Тронул.
………………………………
………………………………..
……………………………..
 

8

 
Ветер мотает
Бурятский ковыль.
И перепуганной птицей
Кверху
Взлетает дорожная пыль,
Вспыхнет
И снова садится.
 
 
Мимо идут,
Чередуясь, столбы.
Прямо
Перед глазами
Дым сумасшедший
Встает на дыбы.
Встал
Над Иркутском
И замер.
 
 
А в высоте —
Голубой водоем,
Полон до ручки созвездий,
Светит над нами…
Мы едем вдвоем
Передовыми
В разъезде.
 
 
Едем.
Понятно, глядим…
А вокруг —
Небо
И всякая травка.
Едем мы,
Едем мы,
Едем…
И вдруг
Пыль вырывается
С тракта!
 
 
Восемь копыт
По дороге кипит,
Искрятся…
Искры буквально
Из-под
Сверкающих
Из-под
Копыт,
Как из-под наковальни!
 
 
Гудом гудит
Утрамбованный наст,
Стонет.
И, как на ворота,
Пара седых
Налетает на нас,
Резко осаживаясь
С поворота!
 
 
Я как увидел,
Аж онемел.
Белый,
Белее мела.
Глянул на Костю —
И Костя
Как мел,
И тоже
Всё онемело.
 
 
Оба ни с места.
Стоим.
И вдруг
Затрепетали медали.
Я подъезжаю:
– Здравствуйте, друг!
Давно, генерал,
Не видались.
 
 
По генеральше цыганская дрожь
От каблучка
До сережек.
– Господи, – шепчет, —
Ты узнаешь,
Ты узнаешь,
Сережа?
 
 
Но генерал
К тарантасу прижат —
Нем,
Как и не было баса!
Вытянул руки,
И руки дрожат
На генеральских лампасах.
 
 
– Да не держите
Руки по швам.
Страхи какие на ночь!
Всё.
Остальное доложит вам
Вот —
Константин Иваныч.
 
 
Друг в лобовую:
– Попили квас,
Время попробовать
Чаю.
Будьте любезны.
Тетя о вас
Очень скучает…
 
 
Я на себя, – говорит. —
Беру
Ваше устроить
Свиданье…
 
 
Костя расстегивает кобуру.
Барыня, до свиданья!
 

9

 
Дважды мой конь,
Оседая, взыграл.
Даже не пикнув,
Не буркнув,
Лег,
Опрокинулся генерал
Рядом с супругой
На бурку.
 
 
Брови, как филин,
Насупил
И спит.
Строгий, лицо неземное.
Я отвернулся.
Вдруг слышу:
Сопит Костя
За мною.
 
 
Я на седле повернулся.
И вот —
Стало в гортани сухо!
Вижу:
Брильянт окровавленный
Рвет
Костя
Из мертвого уха!
 
 
Я его было
На бога беру:
– Брось,
Разменяю!.. —
А Костя
Зубы оскалил —
За кобуру,
Злой,
Как собака над костью.
 
 
Ужас по мне
Прорастает, как шерсть.
Я подлетаю:
– Поганый,
Брось!!! —
Не бросает.
И все мои шесть
Я по нему
Из нагана…
 
 
Дрогнул,
Откинул раскрылия рук.
И, как подстреленный ворон,
Заколесил,
Покатился мой друг
Ахнувшим косогором.
 
 
Заколесил,
Повалился у ног.
И над товарищем детства
Встал я, растерян и одинок.
Встал – и не мог
Наглядеться.
 
 
Детство мое!
Мой расстрелянный мир!
Милое детство?!
 
 
А рядом…
Я оглянулся:
Стоит командир,
Мой командир отряда.
 

ПОСЛЕСЛОВИЕ

 
Время шагает
В открытую дверь.
Юность моя —
За горою.
Где отыскать,
Где найти
Теперь
Мне
Моего героя?
 
 
Или от пули
Союзных держав
Парень свалился в атаке?
Или, виски
Кулаками зажав,
Учится он
На рабфаке?
 
 
Где ты:
В тени
Или на виду?
Умер, старик,
Или дожил?..
Мертвым,
Живым —
Но тебя я найду
И приведу к молодежи.
 
 
Пусть, окружив
Белозубой гурьбой,
Друг мой, хороший
И шалый,
Пусть посмеются они
Над тобой
И загрустят – пожалуй.
 
 
Пусть
Они скажут,
Прочтя о тебе,
Знавшем и солнце и ливни:
– Как хорошо
Оказаться
В борьбе
Не гимназистом наивным!..
 
 
Чтобы действительно
Сладость понять,
Горечи, други,
Попейте!
Надо познать эту жизнь,
Познать
Всю,
До копейки.
 

1926–1933