Текст книги "Стихотворения и поэмы"

Автор книги: Иосиф Уткин

141. «День поэзии», М., 1962, с. 297. Датируется по автографу.

142. Иосиф Уткин, Стихи и поэмы, М., 1956, с. 58, с ошибочной датой: 1926. Печ. и датируется по автографу. В одном из автографов подзаг.: «Выдумка». Эдисон Томас Алва (1847–1931) – выдающийся американский электротехник и изобретатель, в частности изобрел фонограф.

143. «Я видел сам», с. 55. Датируется по автографу. Эпиграф – из стих. А. С. Пушкина «Брожу ли я вдоль улиц шумных…». Славлю смерть у сопки Заозерной. Высота Заозерная – место ожесточенных боев советских воинов с японскими захватчиками, вторгшимися в июле – августе 1938 г. на территорию Дальнего Востока в районе озера Хасан; в результате упорных боев интервенты были наголову разбиты.

144. Иосиф Уткин, Стихи и поэмы, М., 1956, с. 168.

145. Изд. 1944, с. 120.

146. ВМ, 1941, 25 июня. Датируется по автографу.

147. Печ. по сб. «Я видел сам», с. 84. Датируется по автографу.

148. ПВ, 1942, 25 января. Печ. по изд. 1944, с. 50. Датируется по автографу.

149. И, 1941, 14 августа, под загл. «Красноармейцу». Печ. по изд. 1944, с. 21. Датируется по автографу. Первой публикации предшествовало: «Изнасилованную и убитую девочку немцы выбросили на помойку… Заметив детей, собиравших в поле цветы, немецкий летчик расстрелял их на бреющем полете (По материалам Информбюро)».

150. КП, 1942, 31 мая. Печ. по сб. «Я видел сам», с. 41. Датируется по автографу.

151. КП, 1941, 2 августа. Печ. по сб. «Фронтовые стихи», с. 6. Датируется по автографу.

152. «Советский воин», 1962, № 18, с. 5. Датируется по автографу.

153. «Московский комсомолец», 1941, 3 августа, под загл. «Комсомольцу-железнодорожнику». Печ. по сб. «Фронтовые стихи», с. 8.

154. И, 1941, 6 августа. Печ. по изд. 1944, с. 29.

155. «Труд», 1941, 18 июля, под загл. «Винтовкой, молотом, пером». Печ. по сб. «Стихи о героях», с. 12.

156. КП, 1941, 17 июля. Печ по сб. «Я видел сам», с. 72.

157. КП, 1941, 10 июля. Печ. по изд. 1944, с. 42. Первой публикации предшествовало: «На днях Энская часть пошла в атаку на превосходящие силы противника. Бой закончился полным разгромом врага. На поле битвы остались 267 убитых и 130 раненых немецких солдат. Боец тов. Довжиков, ворвавшись в группу немецких офицеров, штыком заколол троих, остальные убежали. Младший политрук тов. Петров за несколько минут заколол шестерых фашистских солдат».

158. «Крокодил», 1941, № 14, с. 2, под загл. «Чему никогда не быть и что непременно будет». Печ. по изд. 1944, с. 43.

159. ПВ, 1942, 15 марта. Печ. по изд. 1944, с. 55. Стих, бытовало в качестве популярной песни.

160. КЗ, 1942, 4 июля. Печ. по сб. «Я видел сам», с. 18.

161. Пр., 1942, 7 июля. Печ. по изд. 1944, с. 26. И. Рахтанов, встречавшийся с Уткиным на Брянском фронте в августе 1941 г., вспоминал об обстоятельствах, вызвавших к жизни стих. «Беженцы»: «Дорога была забита бесконечными возками беженцев, что волочились навстречу нам на восток… – Вот смотрите, – сказал Уткин…. – вся жизнь этих людей уместилась на одном возке. Здесь и бабушка, и внуки, и домашний скарб. И все это движется, уходит от неминуемой смерти. Куда? Каков их путь? Где остановят они свои натруженные ноги? Знают ли они это? Верят ли в остановку? Думаю, что верят. Без веры нельзя идти так спокойно. И если я когда-нибудь напишу о них, именно это отсутствие слез в их глазах я отмечу…» (И. Рахтанов, Военной дорогой. – «Новый мир», 1947, № 5, с. 172).

162—163. Печ. по сб. «Я видел сам», с. 16 и 81. Стих. 162 в ранней редакции было написано еще в 1936 г. Сохранился датированный автограф строфы 1. На той же бумаге и теми же чернилами – ранний вариант стихотворения под загл. «Песня о матери и о родине». В этой редакции строфы 2–3 и дополнительная 4:

 
Ни обид у нас,
Ни споров
У страны с народом нет.
Мы друзья. Друзья!
                                    И скоро —
Нашей дружбе двадцать лет.
 
 
И для нас неотделимы
Жизнь и счастье ни одной:
Счастье родины любимой,
Счастье матери родной.
 
 
Потому сегодня снова
Я могу тебе сказать:
«Будь, как родина, здорова,
Милый мой товарищ мать!»
 

Строка «Нашей дружбе двадцать лет» (т. е. двадцать лет Октябрю) также подтверждает, что стих. было создано в 1936 г.

164. «Советский воин», 1962, № 18, с. 5. Эпиграф – из стих. Н. А. Некрасова «Внимая ужасам войны…». Датируется по автографу.

165. ПВ, 1942, 1 марта. Печ. по сб. «Я видел сам», с. 9.

166. ПВ, 1942, 1 марта. Печ. по изд. 1944, с. 51.

167. ПВ, 1942, 1 марта. Печ. по изд. 1944, с. 22.

168. ПВ, 1942, 15 марта, с заключительной пятой строфой, в цикле «Письма». Печ. по изд. 1944, с. 57. Последняя строфа в ПВ:

 
Но вернусь… И на письма отвечу,
Нет, я верю – не дуб в полумгле,
Не разлука, а нежная встреча
Сильных ждет на родимой земле!
 

169. И, 1942, 21 марта. Печ. по сб. «Фронтовые стихи», с. 3.

170. ПВ, 1942, 10 мая. Печ. по сб. «Я видел сам», с. 60.

171–172. Печ. по сб. «Я видел сам», с. 12–15.

173. КЗ, 1942, 4 июля.

174. Пр., 1942, 7 июля, под рубрикой «Из фронтовой тетради», Печ. по изд. 1944, с. 32.

175. КЗ, 1942, 11 июля. Печ. по изд. 1944, с. 58.

176. Пр., 1942, 3 августа. Печ. по изд. 1944, с. 20.

177. НРВ, 1942, 21 августа и И, 1942, 22 августа. В автографе – помета: «Брянский фронт». В эти же дни Уткин писал с Брянского фронта: «На днях, лежа в засаде, партизаны-разведчики увидели странную картину. Старики, дети, мужчины и женщины шли цепочкой по лесу, глядя себе под ноги. Партизаны остановили эту необыкновенную процессию. „Что вы тут ищете?“ – спросили они у людей. „Оружие, – ответили им. – В партизаны хотим идти, а без оружия не берут“.. Нарастает грозный шум древних брянских лесов. Это гул народной ненависти русских людей к иноземным захватчикам» (И, 1942, 19 августа).

178. ВМ, 1942, 26 сентября, в цикле «Песни ненависти». Печ. по изд. 1944, с. 31. В автографе (с пометой: «Брянский фронт») зачеркнуто начало:

 
Стол окурками забросан
Перед парнем молодым.
Ядовитый дым допроса
Медленно плывет над ним.
 
 
Он стоит, худой и серый,
Нерешительный на вид.
Смерти, а не офицеру,
Он в глаза сейчас глядит.
 

179. Печ. по сб. «Фронтовые стихи», с. 23.

180. «Красноармеец», 1943, № 1, с. 8, с подзаг. «Русская сказка». Печ. по изд. 1944, с. 13.

181. «Лит. Россия», 1963, 10 мая, с. 21.

182. КЗ, 1943, 10 августа. Печ. по изд. 1944, с. 5.

183. «Крокодил», 1943, № 1, с. 7.

184. «Литература и искусство», 1943, 1 мая.

185. КЗ, 1943, 6 марта. Печ. по изд. 1944, с. 53.

186. «Фронтовик», 1943, 14 апреля, без строфы 4, в цикле «Стихи о родине», с примеч.: «Стихи написаны специально для читателей газеты „Фронтовик“». Печ. по журн. «Красноармеец», 1943, № 19, с. 14.

187. «Фронтовик», 1943, 14 апреля, в цикле «Стихи о родине», под загл. «Наступление». Печ. по изд. 1944, с. 17.

188. Пр., 1943, 17 апреля. Печ. по изд. 1944, с. 52.

189. КЗ, 1943, 13 июня, под рубрикой «Из фронтовой тетради». Печ. по изд. 1944, с. 8.

190. КЗ, 1943, 10 августа.

191. КЗ, 1943, 28 сентября, в цикле «На Киевском шляхе».

192. КЗ, 1943, 28 сентября, в цикле «На Киевском шляхе». Печ. по изд. 1944, с. 27. В автографе зачеркнуто загл. «Святыня».

193. КЗ, 1943, 28 сентября, в цикле «На Киевском шляхе». Печ. по изд. 1944, с. 28. В автографах – пятнадцать вариантов стих. «На Днепре».

194. КЗ, 1943, 3 октября. Печ. по изд. 1944, с. 33. Заслонов Константин Сергеевич (1909–1942) погиб 14 ноября 1942 г.

195. КЗ, 1943, 21 октября.

196. ЛГ, 1963, 16 мая.

197. Печ. впервые по машинописи с авторской правкой.

198. Стихи и поэмы, с. 211.

199. О, 1956, № 15, с. 13.

200. СО, 1962, № 3, с. 141.

201. Стихи и поэмы, с. 216. Эпиграф и две последние строки – из стих. А. С. Пушкина «Зимний вечер». В автографе строфа 6 – в другой редакции.

202. Печ. по изд. 1944, с. 25. Эпиграф – из стих. М. Ю. Лермонтова «Ангел».

203. НРБ, 1944, 29 января. Печ. по изд. 1944, с. 18. В арх. Уткина – более шестнадцати автографов этого стих, с незначительными разночтениями.

204. Печ. по изд. 1944, с. 9. В автографах – более десяти вариантов этого стих.

205. Печ. по изд. 1944, с. 12. Эпиграф – из «Евгения Онегина» Пушкина (гл. 7). Колокольни Ивановой каска – купол колокольни «Иван Великий» в Кремле.

206. Стихи и поэмы, с. 221.

207. КЗ, 1962, 24 марта. Доватор Л. М. (1903–1941) – генерал-майор, Герой Советского Союза. Погиб 19 декабря 1941 г. на подходах к Рузе, недалеко от Москвы. Написано в двухлетнюю годовщину со дня гибели Доватора.

208. «Литература и искусство», 1944, 1 апреля, под загл. «У костра», с подзаг. «Из фронтовой тетради». Печ. по изд. 1944, с. 23. Датируется по автографу.

209. Пр., 1944, 24 апреля. Печ. по изд. 1944, с. 61.

210. «Горьковская коммуна», 1944, 19 мая, под загл. «Песенка офицера». Печ. по изд. 1944, с. 59. Датируется по автографу.

211. ЛЖ, 1959, 13 ноября.

212. Печ. по машинописи с авторской правкой.

213. «День русской поэзии», М., 1959, с. 139. Печ. более поздняя редакция – машинопись с авторской правкой. В автографах зачеркнутые заглавия: «Солдатская мать», «Стихи о матери», Эпиграф – из стих. Н. А. Некрасова «Внимая ужасам войны…».

СТИХОТВОРЕНИЯ НЕИЗВЕСТНЫХ ЛЕТ

214. Стихи и поэмы, с. 90. Автограф – без даты. Азям – долгополый кафтан из сукна или верблюжьей шерсти.

215. КП, 1965, 16 апреля.

216—217. Печ. впервые по машинописи.

218. «Лит. Россия», 1963, 10 мая.

219. Печ. впервые по автографу. Эпиграф – из поэмы Маяковского «Во весь голос».

220. Печ. впервые по машинописи.

221—222. О, 1963, № 20, с. 24.

223. Печ. впервые по автографу. Сохранилось около десяти черновых автографов этого стих.

224. ЛЖ, 1965, 13 ноября.

225. Печ. впервые по автографу.

ПОЭМЫ

226. П, 1924, № 24, с. 18. Печ. по изд. 1944, с. 93. Ржанов Г. А. – революционер, большевик; в 20-е годы один из руководителей Иркутского обкома партии.

227. МГ, 1925, № 4, с. 172, с посвящением матери. Печ. по изд. 1944, с. 157. Судя по незавершенным «Воспоминаниям» Уткина (ЦГАЛИ), можно думать, что в поэме отразились характерные ситуации и реплики, которые автору довелось наблюдать еще в 1916 г. в Иркутске в биллиардной «Гранд-отеля», где он служил маркером. Среди посетителей «Гранд-отеля» бывали колоритные «типажи» (представители еврейской буржуазии), язык которых Уткин хорошо изучил. Маяковский, впервые услышавший поэму в исполнении автора на вечере во Вхутемасе (см. вступ. статью, с. 9), по воспоминаниям Л. Ю. Брик, «пришел домой возбужденный и не успокоился до тех пор, пока и мы его <„Мотэле“> не узнали» (В. Маяковский в воспоминаниях современников, М., 1963, с. 348). Публикация «Повести» в МГ вызвала поток одобрительных рецензий (см.: КП, 1925, 12 августа; КП, 1925, 23 августа и 1 ноября; «Комсомолия», 1925, № 9, с. 57). В начале лета 1926 г. «Повесть о рыжем Мотэле» вышла отдельным изданием в библиотеке «Прожектора», с иллюстрациями К. Ротова. Экземпляр этой книги, принадлежавший А. В. Луначарскому, имел, по свидетельству владельца, следующие надписи Уткина:

1

 
В эти дни,
Когда над миром
Баррикадная весна, —
Поэтическая лира
В эти дни
Едва слышна.
 

2

 
Но в июнь благополучный
Отцветут костры знамен,
И разливом сладкозвучным
Вновь течет душевный звон.
 

3

 
Вновь гремит, и строг, и строен,
Гимн в восторженных устах,
И усталые герои
Отдыхают на щитах.
 

«В этих стихах, – писал Луначарский в рецензии на „Повесть“, – есть нечто характеризующее поэзию Уткина. Поэзия эта не есть просто порождение отдыха, она… в целом революционна, но в ней есть нечто от более спокойных переживаний великой общественной силы, переходящей от разрушительных и оборонительных действий к строительству». Говоря далее о «мягкости», «лиричности», «задумчивости» и одновременно «веселости» поэта, Луначарский пишет: «Веселость Уткина очень часто преломляется в тонкую иронию, в ласковый юмор, слегка подернутый грустью даже тогда, когда стрелы иронии направляются против далеких, по своему социальному положению, от симпатии поэта типов» (Пр., 1926, 6 июня). Летом 1926 г. Уткин послал отдельное издание «Повести» Горькому в Сорренто и получил от него письмо (оно не сохранилось). «Письмо было очень теплым, – вспоминал Уткин – Горький прочел мою поэму. Поэма, видимо, понравилась. Хвалит. Предупреждает, что первый успех затрудняет будущую работу, и в конце неожиданно пишет, что хотел бы посмотреть, „какой Вы есть“, если будете за границей, приезжайте в Сорренто» («Горьковские чтения», М., 1964, с. 224). В начале февраля 1928 г. Уткин гостил у Горького в Сорренто и несколько раз читал, по его просьбе, вслух свою поэму, о которой Горький отзывался восторженно (письмо Уткина Д. Алтаузену 21 февраля 1928 г. – ЦГАЛИ, фонд Алтаузена). «Повесть о рыжем Мотэле» выдержала большое количество изданий. В 1944 г., Подводя итоги творческого пути поэта, безвременно ушедшего из жизни, И. Сельвинский в статье «Поэзия Иосифа Уткина» писал: «Если бы Уткин ничего больше не написал, кроме этой поэмы, то и тогда он завоевал бы себе право на прочное место в советской поэзии. Острая по рисунку, сочная по краскам, удивительно музыкальная, насыщенная легким и непринужденным юмором, печальная по тембру и жизнерадостная по всему своему мироощущению, – эта поэма, играя на еврейских интонациях, наивно и бесстрашно вводила нас в тот мирок местечкового быта, который вообще считался чем-то сугубо антипоэтичным…» Уткину «помог великий интернационализм революции. Глубоко насыщенная ощущением братства народов, „Повесть о рыжем Мотэле“ счастливо избежала опасности превращения своего сюжета в „еврейский анекдот“.. В лирических отступлениях автора было разлито столько хорошего советского дружелюбия ко всему забитому и обездоленному, столько веры в силу революции, столько подлинной человечности, что пресса не уставала возвращаться к поэме прямо и без повода» (ЛГ, 1944, 2 декабря). Цимес – национальное еврейское блюдо. Могендовид. В ПКнС (изд. 5-е, с. 117) это слово имеет авторское примеч.: «Знак царя Давида, шестиконечная звезда, которую обыватели путали с коммунистической». Лапсердак – верхняя длиннополая одежда у галицийских и польских евреев. Ной – библейский патриарх.

228. КП, 1927, 28 октября. Печ. по КН, 1928, № 1, с. 125. В рукописи сохранился более полный текст незавершенной поэмы «Двадцатый», первые две части («вариации») которого соответствуют данному тексту, а «Третья вариация» – не что иное, как «Партизанская песня» (в наст. сб. не вошла). Отрывком из этой же поэмы, видимо, является также стих. «Двадцатый» (№ 37). Работу над поэмой о двадцатом годе Уткин вел параллельно с работой над «Милым детством» (см. № 229); по-видимому, поэма «Двадцатый» должна была стать 2-й частью задуманной трилогии о современнике – «Гражданская война». Однако поскольку Уткин в 1932–1933 гг. ввел эпизоды из эпохи гражданской войны в финальные главы «Милого детства», то, нужно думать, к замыслу поэмы о двадцатом годе он впоследствии возвращаться не собирался. Ротшильды – богачи (фамилия знаменитых промышленников и финансовых магнатов, одна из могущественнейших в капиталистическом мире).

229. НМ, 1927, № 11, с. 82, код загл. «Милое детство. Главы из поэмы», в составе пяти глав, с датой: 1927. Три первые главы в в окончательный текст не вошли (см. их ниже), 4-я и 5-я главы («Моя первая любовь» и «Путь двух джентльменов») были впоследствии использованы в 5-й и 6-й главах окончательной редакции. Главы 1–4 впервые – БР, 1928, 7 июня, разделенные на три главы («Лирические воспоминания», «Зима» и «Весна»). Опубликовано со сноской: «Поэма является одной законченной частью большой поэтической трилогии», с датой: «1928. Сорренто – Москва». Главы 3 и часть 4-й (до слов: «Весна зимнюю била посуду») – О, 1929, № 4, 27 января, в качестве отрывка из поэмы под загл. «Большой загиб», с датой: 1928 г. Конец главы 4 и глава 5 – КП, 1929, 10 февраля. Не вошедшие в окончательный текст строки в качестве заключения поэмы – КП, 1929, 27 апреля, под загл. «К сверстникам». Главы 6–9 – КН, 1932, № 5, с. 92. Полный текст с эпилогом – в отдельном издании поэмы, вышедшем в Москве в 1933 г. В ИС-36, с. 136, под загл. «Детство». Печ. по изд.: Иосиф Уткин, Стихотворения и поэмы, М., 1961, где опубликовано по машинописному экземпляру (ЦГАЛИ); в этой последней редакции поэма подверглась незначительной правке и сокращениям. Сохранились два больших блокнота с записями бедовых и полубеловых вариантов поэмы, датированных: «1926-1927-1928», с эпиграфами:

 
Блажен, кто в этот мир пришел
В его минуты роковые.
 

Ф. Тютчев

 
…есть многое на свете —
Друг Гораций —
Чего не снилось нашим мудрецам.
 

«Гамлет» Шекспира

«Чтобы любить или ненавидеть настоящее, надо любить или ненавидеть прошлое».

К загл. поэмы дана была сноска: «Поэма „Милое детство“ – самостоятельная часть поэтической трилогии, характеризующая период подсознательного протеста героя в условиях политического и этического абсолютизма».

В этих блокнотах отражена работа, которую Уткин вел над поэмой, находясь в заграничном путешествии, до встречи с Горьким и после нее. В одном из них, против строф вступления (см. ниже) – помета Горького: «Очень Маяковским пахнет» (об оценке Горького см. во вступ. статье, с. 20). Сохранилась также беловая рукопись 1928 г., содержащая строки, в печатные тексты не вошедшие (см. их ниже).

Замысел поэмы о молодом современнике, о сложном его пути в революцию возник у поэта в 1926 г., когда он и начал работать над произведением. Содержание поэмы в ее начальном замысле (в редакции НМ) рисовалось поэту много проще, чем впоследствии. Никаких душевных коллизий герой не испытывал; характер его, вообще мало разработанный, был более прямолинейным, чем в поздней редакции: пострадав за справедливость, герой попал к генерал-губернатору, а затем вместе с приятелем удрал из Иркутска навстречу неведомому, но светлому будущему. Публикация в НМ, в сущности, была вполне самостоятельным, хотя и конспективным, вариантом «Милого детства». Параллельно Уткин работал над поэмой «Двадцатый» (см. № 229); возможно, что это обстоятельство мешало ему подробнее сосредоточиться на характере главного героя «Милого детства». Вторично обратившись к «Милому детству» в 1928 г., Уткин существенно переосмысляет образ героя, для чего ему приходится заново написать всю первую часть (до встречи с генерал-губернатором). Работа над поэмой пошла в основном по линии углубления в психологию героя. Спустя два с лишним года Уткин возвращается к замыслу поэмы о бывшем беспризорнике, которого революция сформировывает в человека. Однако вместо предполагаемых второй и третьей частей трилогии («Гражданская война» и «Современность») он дописывает все ту же первую часть, превратив ее в самостоятельное произведение. В печати поэма была встречена холодно и даже неодобрительно. «Активный бунтарь – герой, лирический субъект „Милого детства“, выбитый из колеи и переоценивающий значение своих личных качеств в борьбе, созвучен поэту…» «Герой мистически преклоняется перед природой – это свидетельство его разлада с действительностью, приводящего к бегству от последней. Тут же находит выражение пассивизм, который неизменно уживается с бунтарством. Реально бессильный бунтарь жаждет силы, применения ее в борьбе… Герой „Милого детства“ анархист и по своим действиям, и по своему миросозерцанию» («Печать и революция», 1930, № 2, с. 45 и 48). Анархические ноты в редакции 1928 г. звучали сильнее, нежели в окончательном, полном тексте 1933 г., когда поэт дописал четыре последние главы поэмы. Идея первой части поэмы была заостренно сформулирована в специальном эпилоге, который должен был завершать ее в 1929 г. (КП, 1929, 27 апреля, – см. его ниже). Глава 2. Плашкет – малый, парень (в блатном жаргоне). Глава 3. Акцизный – чиновник учреждения по взиманию налогов и пошлин на производство и продажу предметов широкого потребления. Глава 4. Крез – легендарный царь Лидии, обладатель несметных богатств; имя Креза стало нарицательным для обозначения богача, скупца. Шестай – будь внимателен, осторожен. Канай – помчимся, пойдем. Глава 5. Архаровец – хулиган, озорник (первоначально – сыщик, агент Архарова, московского обер-полицмейстера, а затем губернатора в XVIII в.). Аксельбанты – шнуры, подвешиваемые к плечу и имеющие металлические наконечники, деталь обмундирования у офицеров генерального штаба и жандармов. Кафедральный – кафедральный собор. Глава 6. В драбадана – бранное выражение (в блатном жаргоне). Плитуем – сбежим.

Печатая в 1929 г. в О отрывок из поэмы под названием «Большой загиб», автор предпослал ему следующее предисловие: «Поэма „Милое детство“ – самостоятельная часть небольшой поэтической трилогии „Настоящая жизнь“. Три поэмы содержат три отдельных этапа жизни человека. Но все эти периоды я буду строить так, чтобы ассоциативной силой, которая в искусстве и есть сила действительная, каждая из них стала современно-актуальной. Однако опережать события мне не хочется, и я поделюсь с читателями „Огонька“ лишь тем, что сделано, или почти сделано.

О чем рассказывает „Милое детство“? О совсем не милом детстве. Тоном веселой, по возможности, иронии я рассказываю о подростке, которому „судьба не скроила шубу“, который уже наполовину люмпен, но который органически крепок и здоров, который окружен ржавой цепью пошляков и который в конце концов прорывается сквозь эту цепь, чтобы вместе со своим другом – по Александровскому тракту босиком, лицом к востоку – покинуть мещанский городишко.

Каков же сюжет и персонажи ее?

Первый, кто сплетен с плохо скроенною судьбою героя, – отец. Это скорее всего неудачливый и неталантливый мелкий буржуа, но которому и первое и второе не прибавило симпатии.

Отец заставляет героя менять образ жизни, пойти на выучку к тетке.

Тетя – вполне сформированный тип купчихи со всеми отвратительными чертами ее быта и морали. Тетя решает „посвятить“ парнишку – господу и торговле…

Но и к торговле паренек относится скептически, и, когда тетя слишком настаивает в своих науках, он решает ее лучше „угробить“, нежели подчиниться.

Дальше в поэме события и персонажи переплетаются таким образом.

К тете, в лавку, на взмыленной паре, нагоняя панику даже на городового, прилетает, искрясь бобрами, генеральша – четвертый персонаж поэмы – провинциальная помпадурша.

„Сам“ именинник!

И вот парню надо уже не только торговать и обвешивать, но и резать теленка.

Теленок предназначался не кому-нибудь, а генерал-губернатору. И вдруг вместо теленка режут владелицу „мясного дела“, благонамеренную купчиху. Крамола! „Доставить ко мне этого мерзавца!“

…Дальше – генерал был так потрясен, что герою и вспоминать о нем страшно: „Дальше – темно, не помню“. О генерале все.

Затем бегство, погоня самодурки и градоначальника, и – Костя..

Звездное небо блестит и сверкает, как синий, усыпанный орденами мундир губернатора. По утихшему тракту босиком топают два джентльмена.

Это канва, фабула, сюжет.

Моя задача – не в простой зарисовке сюжета, не в объективном развертывании сюжета.

На крыше парнишка потому, что очень противно под крышей. И когда он плюет, то этот плевок – на весь божий пошленький уездный мир.

Убийство тетки, конечно, не призыв к физическому уничтожению, и вообще не физическое убийство, а убийство среды и людей ее, требующих от нас этических компромиссов. Да и весна, сопровождающая смерть тетки, – это радость освобождения.

Беседа с Костей во время бегства, когда герой в ответ на патетику спутника говорит: „не поймут и повесят“, – это уже первые признаки необходимости рвать с враждебной средой.

При этом надо иметь в виду, что многое, как например философия о картах, не есть наше воззрение, а воззрение героя, его среды – и тогда будет понятна симпатия автора к активному и органическому протесту героя, симпатия, которую я стараюсь вызвать и у читателя.

Писал я „Милое детство“, имея в виду главным образом молодежь. Я хотел показать подростка, окруженного нуждой, голого, разутого, предпочитающего жизнь беспризорника жизни „с удобствами“.

Против чего же протестует поэма? Против „удобств“, против „кушанья с рук“. Против „гостеприимства ватрушек, приручающего душу“. Против тех, которые в меблированных будках показывают зубы, защищая свой прокислый быт.

То есть – против мещанства.

Главная сила, противопоставленная „вещам“, в поэме – природа. Природу, которую я противопоставляю мещанскому „великолепию“, которую делаю как бы союзником моих героев, – я считаю художественным аргументом против мещанства.

Мы мало развиваем в нашей молодежи, у нас в комсомоле, любовь к природе. Физкультура – это еще не обязательно любовь к природе. Я бы даже сказал, что нам нужно молодежь учить уважению к природе. Природа – огромный источник бодрости и энергии.

К языку „Милого детства“ я подошел сознательно. В „Мотэле“ я использовал интонацию национальную, здесь я постарался, по возможности, с чувством меры использовать акцент люмпен-пролетария. И вот по каким соображениям. Слово – это среда. Поэма, которая берет героем парнишку окраины и пишет для рабочей молодежи, жителей окраины, – и по языку должна быть близка к первому и вторым. В искусстве нет плохого и хорошего языка, а есть язык большей или меньшей выразительности… [65]65
  Недавно я читал поэму в кругу работников «Комсомольской правды» и услышал ряд замечаний, считаться с которыми нужно и из которых я сделал вывод, что следует работу обсудить, и может быть не раз на широкой аудитории, которая, наверное, поможет мне кое-что и выкинуть, и кое-чем пополнить.


[Закрыть]

И если „Милое детство“ хоть немножко поработает на очистке „российской пыли“, автор будет считать свою задачу выполненной» (О, 1929, № 4).

Публикации в КП следующих глав поэмы предшествовало авторское вступление:

«„Милое детство“ – часть небольшой поэтической трилогии о человеке, который в детстве был беспризорником, он сформирован революцией, идет ее путями и доходит до наших дней.

Три поэмы, по моему плану, охватывают три периода жизни героя. Первый период – детство. Второй – гражданская война, третий – современность.

О чем рассказывает „Милое детство“? О подростке, которому „судьба не скроила шубы“, который наполовину уже бродяга, который голодает и зябнет, но все же отказывается от шубы, которую предлагает ему тетя в обмен на его совесть, отказывается от шубы, вместе с которой он должен принять и „господа“ и торговлю.

И когда тетя продолжает настаивать, герой и его спутник с ножом в руках прорываются сквозь буржуазно-мещанский чертополох, на волю, – „удобную“ жизнь они меняют на жизнь беспризорников.

Ребят поймали. Они мужественны перед глазами всемогущего генерал-губернатора. Они бегут и, счастливо избегнув мчащейся за ними фурии генеральши, уходят из проклятого города, в который они бросили камнем и который их чуть не потопил в своей грязи, – уходят навстречу… чему навстречу?

Об этом я скажу в отдельной поэме и на этом кончаю поэму „Милое детство“.

Как и чем смыкается поэма с нашими днями? Во-первых, мне кажется, каждый мой сверстник, да и более молодые товарищи, найдут частицу своих переживаний в переживаниях героя. Во-вторых, конечно, силой неподчинения опошляющей среде. В-третьих, призывом „не кушают с рук!“» (КП, 1929, 10 февраля).

Начало ранней редакции поэмы (НМ, 1927, № 11), в окончательный текст не вошедшее:

ЗЕЛЕНАЯ ЛИРИКА

 
Летом – прекрасно!
Ни вши,
Ни снежка,
Выше колен
Знаменитые гачи, [66]66
  Штанины.


[Закрыть]
Бредень – на плечи,
Под «же» – корешка, [67]67
  Товарища.


[Закрыть]
И —
На протоку рыбачить.
 
 
Если плашкетам
Удача далась,
Если сумели
Местечко нащупать, —
Бьется в мотне
Золотистый карась,
Синий налим
И крылатая щука.
 
 
Жизнь на протоке
Сыта и тиха…
Ляжешь к костру,
Убаюканный ленью.
Тихо и вкусно
Воркует уха,
Тихо и кротко
Воркует теченье.
 
 
Луг за протокой
И пышен и ал:
Тлеет и пышет
Цветочное благо!
Смотришь —
И кажется.
Кто разбросал
Национальные флаги…
 

ИСПОРЧЕННАЯ БИОГРАФИЯ

 
Так протекала бы
Скромная жизнь,
Если не этот бы
Случай проклятый,
Если в судьбу мою
Не ввяжись Сам —
Генерал-губернатор!
 
 
Кто-то
И где-то
Калечил жену.
Лирик по сердцу,
Грабастая глыбу,
Бью я —
Без промаху…
Н-ну… и ну…
Глаз оказался
Выбит…
 
 
Город Иркутск
Удивительно мал:
Утром
Сморкнетесь —
Звучит до заката.
Тут обо мне
Впервые узнал
Сам генерал-губернатор.
 
 
Ну, так повестка!
Повестку прочел
И, пораздумав…
Не поднял перчатки.
Нет, я не струсил,
Я пред-по-чел
Лучше уж
Не встречаться.
 
 
Зимнее небо
Роняет снег,
Летнее небо —
Звездные свечи;
Что же может
Простой человек?
Маленький человечек?!
 

НЕБОЛЬШОЙ ДИАЛОГ И БОЛЬШИЕ ДЕЛА

 
Но губернатор
Был не поэт.
Он был сторонник
«Твердых позиций».
Ну, если так,
Почему бы и «нет»?
Можно сразиться!
На губернаторе
Синий сюртук,
По сюртуку —
Горизонт из медалей.
«Здравствуйте!»
– «Здравствуйте,
Милый друг!»
(Давно, говорит,
Не видались.)
 
 
Старый барон
Был сугубо суров.
Главное – глазки:
Не смотрит,
А… греет!
«Ну-с, – говорит, —
Ты…
        из жидов?.»
– «Нет, – говорю, —
Из…
Евреев».
 
 
Тут, невозможно
Гремя и трубя,
Стал он
Описывать круги.
«Да я те-е-ебе!
Да я
Из те-бя
Сделаю
Кугель!»
 

Вступление, предпосланное поэме в беловой рукописи 1928 г

 
Ст оит лирически
Только вздохнуть,
Стоит в раздумии оглядеться, —
Дверь —
               нараспашку
и кошкой —
                         на грудь
Это вот самое:
Милое детство.
 
 
Критик – с подходом
Скажет опять:
«И-де-оло-гия,
                           жили получше»,
Ой, не хотел бы я
Вам пожелать
Такое благополучье!..
 

ГЛАВА 1

После строфы 5 в рукописи и в БР:

 
Что говорить!
Посмотрите: как все —
Лошадь!
Под плетью,
Под ношею —
Лошадь
Мечтает
О лучшем овсе,
Извозчик —
О лучшей лошади.
 

ГЛАВА 2

После строфы 1 в рукописи:

 
Как-то проснулся,
Глянул – сосна,
И растерялся сразу.
Я – на сосну:
И не сосна,
А белоснежная ваза?!
 
 
Я – к тополям,
Я – на поля, —
И не могу
                     надивиться:
Вижу: стоят мои тополя
Все, как один, —
В рукавицах?!
 
 
Я – на дома:
И – не до-ма!
Бабушки в чепчиках белых!
Патриархальная зима?!
Чтоб ты
Сгорела!
 
 
За ночь
И ветер
И стужу скрутя,
Утро дремало
На перьях метели,
Спокойное,
                     как дитя
                                      в колыбели.
 

После строфы 1 в БР:

 
В наших окраинах
Еще бубенец
С полным гражданством
Бубнит на морозе,
И расчертили дорогу вконец
Серебряные полозья.
 

После строфы 3 в рукописи:

 
Ах, золотое начало!
Ах,
Неповторимые зимние танцы
Пёхом,
             на санках
                                и на коньках
Тащат ребята
Удобные ранцы.
 
 
Славно ребятам,
Тепло! Светло!
Мне и неладно
И грустно.
Слезы текут,
А ты – в стекло
Стоишь, пятачок приплюснув.
 
 
Взрослым – наверно бы,
Кинулся пить,
А у парнишки
Утеха иная:
Выскочу – стерва!
И ну лупить!..
А за что?
Не знаю…
 

После строфы 5 в рукописи следовал текст, на первых трех строфах которого М. Горький сделал помету: «Плохо звучит»:

 
Вечером – бронзовой
Дремой объят
Терем многооконный.
Чайками – ставни,
И на закат
Окна горят,
Как иконы.
 
 
Ночью – библейская красота!
Синее и густое.
Домик,
             над домиком высота.
Домик —
              под высотою.
 
 
Вы понимаете:
                          бок о бок —
Небо чуть-чуть повыше.
И может быть, здесь
Квартирует бог,
И только на время
Вышел.
 
 
И не его ли
Это нога
Мнет снеговую жизнь?
Ночь…
                   рафинированные снега.
Ночь…
                ювелирная высь.
 
 
Звездной казны
Золотистый мороз
Кружится весь —
До копейки.
В домике полночь.
И – вроде звезд —
В домике канарейки.
 
 
Спит караульный
С морозом в усах.
Тишь снеговым горностаем.
В домике тихо.
Как в небесах:
Тетя – считает!
 
 
Право – расход,
Лево – приход.
Ручку… и в книгу.
И больше
                  ни слова.
Смотрит на счеты
Китайский кот
С усами сторожевого.
 
 
Блещут клычки
У китая в усах,
Чудятся мыши
В костяшках китаю.
В домике тихо,
Как в небесах:
Тетя считает.
 
 
Даст же всевышний
Такую лафу
Дьявольскому творенью!
Стерва я буду,
Если в шкафу
Меньше чем пуд
Варенья!
_____
Не пил мой батя
Ни серу,
Ни бром.
Это не козыри
В нашей касте.
В бороду руку —
И серебро
Перебирает в кассе.
 
 
Дескать, учесть,
Дескать, подчесть, —
Все до единой вычесть.
Чудится бате:
– Пять или шесть?
Сколько у тети тысяч?!
 
 
Трудно родителю
Без пера.
Ходит, седую крошит,
Брюки в гармошку,
Гармошка в спираль
Крутится на галоши.
 
 
Старая крыса
Старалась не зря.
Боже спаси, напротив.
Словом, короче говоря —
Я попадаю
К тете.
 

После строфы 5 в тексте БР: