Текст книги "Кровавая месть"

Автор книги: Иоанна Хмелевская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц)

Спохватившись, что без подкрепления говорится плохо, Анюта прервала воспоминания, схватила рюмку и одним махом проглотила половину. Весьма заинтересованная рассказом Боженка воспользовалась паузой.

– А что-то в этих мышцах есть, знаете ли, – задумчиво сказала она. – Я как раз об этом и вспомнила, да не успела поделиться. Вроде как на Жешовщине… или в окрестностях Перемышля… то ли ещё какой регион… Не, кажется, всё-таки в жешовском…

Повисло напряжённое молчание. Анюта замерла с рюмкой в руке, Луиза тоже. Обе так и не донесли отвратную гадость до рта.

– Прекрасно, жешовское, – согласилась Майка с некоторой долей нетерпения. – И что жешовское?

Боженка очнулась:

– Во всяком случае, тот угол страны, вниз и направо… Да почему «кажется»? Ничего не кажется, я своими собственными глазами видела!

– Чудненько. Может, скажешь, наконец, что ты видела?

– Да мышцы эти. Опять не так… Значится, вот… Выступление народного ансамбля того региона, я там была по культурной части, поскольку ухаживал тогда за мной один тип из министерства культуры, а может, я за ним, без разницы, тому уж лет десять будет, а то и все двенадцать, что уж теперь… Танцевали они, те девахи, и делали как-то так… я бы вам показала, да не сумею. Бюстом трясли. Начиная с плеч и аж до рёбер, и тот мой, от культуры, сказал, что одни только девахи того региона так могут. Другие коллективы тоже пробовали, даже похоже выходило, но любой, кто понимает, сразу видит – не то. Чтобы так уметь, надо в той степи родиться. Из чего вывод: у мышц – тоже свои заморочки, и задница Вертижопки очень даже может быть.

Присутствующие в молчании переваривали услышанное.

– Что может быть, мы все видели, – осторожно заметила Анюта. – А откуда что пошло, я как раз и рассказываю.

– Вероятно, у неё в этой области особые способности, как у тех девах из жешовского, – съязвила Луиза.

– Может, и способности. То есть, безусловно, способности. А дополнительные плюсы она начала замечать лет, эдак, в пятнадцать – любой парень реагировал, а некоторые и слюни пускали.

– Видок был, надо думать, чарующий, – похвалила Майка.

– Не знаю, какой он там был, но честно скажу: я ей завидовала, – призналась Анюта и тяпнула, что оставалось в рюмке. – В тринадцать лет в голове опилки. Я до седьмого пота упражнялась, но таланта не хватило, опять же брату сильно не понравилось, наподдал мне по заднице, да ещё и всей семье растрепал. Ох и издевались же надо мной! А её брат – больше всех.

Анюта оглянулась на бутылку, схватила её и долила себе энергично и с ожесточением, но на этот раз уже меньше. Всего-навсего полрюмки.

– А я и не знала, что тебе пришлось пережить столько расстройства, – посочувствовала Боженка.

– Пережила, слава богу, недолго продолжалось, у меня скоро прошло. Зато и налюбовалась я на все её выгибоны, на ком она только не тренировалась, в конце концов, доигралась – один её изнасиловал…

– Небось, долго ждать не пришлось? – выразила предположение Луиза как нельзя более доброжелательно и осушила свою рюмку.

Анюта поспешила налить ей снова, тоже изысканно, половину.

– Так как-то ловко умудрился, что ничего ей не сделалось, – поспешила успокоить Анюта. – Все даже удивились, ведь такие вещи быстро расходятся. Вот только у него, как отрезало. Перестал за ней бегать.

Майка прикусила язык, чтобы не выболтать мнение Зютека насчёт насилования Вертижопки, ведь Анюта напрямую подтвердила его слова.

– …Другие очень даже бегали, – продолжала свидетельница исторической биографии. – А она выбрала одного учителя, молодой был и красивый, я никому об этом не рассказывала… А сейчас скажу! Переспала она с ним по собственной инициативе, а у того совсем башню снесло, мозги набекрень встали, сама видела, ведь эта змеюка мне похвасталась. А ещё женатый! Страшно представить, чем бы это кончилось, но мужик в рубашке родился. Аккурат каникулы начались, тот на два дня в Краков съехал, просто жену отвозил и должен был вернуться, да ногу сломал Так уж там со своей ногой и остался, у родни, а после каникул оказалось, что, во-первых, жена беременна, а во-вторых, закончил свою кандидатскую – со скуки, пока с ногой валялся, и получил повышение на замдиректора какого-то там лицея, где-то там. И выбросил Вертижопку из головы.

Завершив историю хэппи-эндом, Анюта с триумфом тяпнула ещё чуток.

– Наконец что-то оптимистическое! – вздохнула с облегчением Боженка. – А не пыталась она его «где-то там» достать?

– Пыталась бы, если б могла, – мстительно ответила Анюта – Да ей всего шестнадцать было, и семья на коротком поводке держала Мамаша, отец, тётка и тот её брат. Батя, правда, алкоголик, глаза зальёт и скандалит, выпендривается, мол, всё чтоб по его было, мамаша сама не прочь развлечься, но по-тихому, а тётка из зависти, что племяшке проходу не дают, а не ей…

– А брат?

– Брат принципиальный, так над ним насмехались, что ему уже сил не хватало со всеми драться. А ей, во что бы то ни стало, хотелось быть профессоршей, а тем более замдиректоршей, и не слиняй тот тип вовремя, присосалась бы к нему, как пиявка. А и тогда и сейчас так глупа, что никакие сопутствующие обстоятельства ей и в голову не приходили.

– Какие обстоя… – начала было Боженка и не докончила. – Ага, ясно!

– Надо же хоть что-то иметь в голове, да и в себе, чтобы соваться к этим умственным, ведь так? – с горечью пояснила Анюта. – Вообще, я специально обращала внимание, чем выше уровень, тем хуже её штучки действуют, ну разве что при непосредственном контакте. А уж она-то постарается, не сомневайтесь, и нет такого мужика, которого бы на такое не потянуло.

– Попробовать разок, да? – прошипела Луиза.

Затем поднялась с табуретки, выпила коньяк до конца и со всей силы жахнула рюмкой об пол.

– Куплю тебе шесть штук, – пообещала она Анюте. – Прошу меня извинить…

И вышла.

– Ну? – осторожно произнесла Майка после продолжительного молчания, когда Анюта со вздохом уже извлекла из угла щётку с совком и приступила к ликвидации осколков. Инвентарь для уборки имел постоянную прописку в мастерской, поскольку там регулярно появлялась то свежая, то сухая растительность, оставлявшая много мусора. – В чём дело? Я могу узнать?

– Кофе водителям ещё не запретили, – гневно констатировала Боженка и поднялась со своего кресла за компьютером. – Раз она убирает, я заварю. Вот чёрт, могла бы и коньячку пригубить, всё равно ведь раньше полуночи домой не выберусь. Десять раз бы выветрился. Луиза – бывшая жена Зютека, которую Вертижопка развела. Ты разве не знала?

Майка была потрясена.

– Откуда?! Я и подумать не могла!

– А у меня из головы вон, – покаялась Анюта из-под стола. – Ослица беспамятная. Придётся прощения просить. Так здорово притворяется, будто ей всё равно, вот я и забываю, а тут ещё и того…

– Разрядилась – значит, не станет обижаться, – утешила её Майка. Сама же продолжала пребывать в потрясении. Да кто угодно потерял бы душевное равновесие, сравнивая Луизу с Вертижопкой. С одной стороны – сдержанная красавица, не только умная, но и талантливая, а с другой – один лишь исключительно подвижный элемент анатомии в человекообразной упаковке. Зютек действительно должен был спятить, а ведь производит впечатление человека на уровне и специалист отличный. Пусть и без гениальных озарений, но основательный и с фантазией, согласно проекту, и не спорит по пустякам. Как же он такую паранойю подхватил?

И тут она вспомнила о Доминике…

* * *

Доминик в нервах и тем не менее сияющий и счастливый уходил из дома.

Один знакомый уезжал на полгода в Канаду и оставлял на его попечение свою новую квартиру – две комнаты с кухней, слабо меблированные. Безо всякой платы, исключительно за присмотр, ну и, конечно, с покрытием расходов на свет, газ, воду, мусор и прочее. Доминик, имея в ближайшей перспективе райские минуты с Вертижопкой, пребывал в таком восторге, что все эти подробности из него так и сыпались.

Майка подождала, пока в глазах снова посветлеет и перестанет давить внутри, где у дам девятнадцатого века, как следует из литературы той же эпохи, находилось лоно, простиравшееся от шеи до колен. Давило тоже непонятно где, но и эту неприятность удалось превозмочь. Превозмоганию здорово способствовало воспоминание о Рождестве, которое прошло вполне сносно, вероятно, благодаря месту проведения праздников. Несмотря на обуревавшие его страсти, Доминик не осмелился требовать от Майки объяснять отсутствие сына в родительском доме в Сочельник.

И не только…

В уборке Майке помогала являвшаяся раз в неделю некая пани Веся, профессионал. Она доводила дом до блеска, относясь с уважением ко всем переменам, которые в нём заставала. Это повелось издавна, с того достопамятного дня, когда Майка установила в гостиной модель-образец пирамиды из всевозможной стеклянной посуды, а пани Веся пирамиду убрала к вящему отчаянию работодательницы. Больше помощница по дому никогда такой ошибки не совершала.

На семейные неурядицы пани Весе было глубоко начхать, и вообще она их не замечала.

Но праздники – совсем другое дело. Праздники требовали уважения.

Стоявшая в спальне раскладушка, застеленная и прикрытая пледом, пани Весе ничуть не мешала, стоит себе и стоит, значит, зачем-то нужна. Но в праздники ничего лишнего быть не должно, после может вернуться, а сейчас – вон.

За два дня до Сочельника во время последней уборки раскладушка исчезла.

Ирония или подарок судьбы, зависит от точки зрения, заключалась в том, что как раз в тот день Доминик успешно завершил чрезвычайно сложные статические вычисления. Хотя правильнее было бы их назвать мобильными, поскольку конструктивный элемент должен был выдержать необыкновенную подвижность. С переменными нагрузками.

Доминик такие задачи любил и вкладывал в их решение интуицию и душу. Он очень удачно забыл, что работает за деньги, и никакие отвратные обстоятельства не связывали ни сил, ни мозга. Показав высокий класс и чудеса математической гениальности, Доминик провёл испытание на модели, прошедшее на «ура». Результатом стало торжество, во время которого он даже выпил бокал шампанского, что было мелочью по сравнению с комплиментами в его адрес от восторженных коллег.

Модель двинулась, заходила ходуном, всё выдержала и послушно остановилась, целёхонькая и светящаяся от гордости.

– Deus ex machina, – произнёс торжественно и чуть ли не молитвенно Павел.

Все уставились на него, прямо скажем, туповато.

– Ты хотел сказать: perpetuum mobile? – поправил его Юрек.

– Spiritus movens, квадратура круга и теория квантов, – легкомысленно подвёл итог Стефан. – За здоровье Пифагора!

Именно тогда Доминик и выпил шампанского, которое ему совсем не нравилось.

В последние весьма напряжённые дни он почти забыл о Вертижопке. Обо всём остальном мире ему было гораздо легче забыть, поскольку остальной мир не лез нахально в мастерскую, вращая ягодицами. Но, в конце концов, он всё выбросил из головы, кроме успеха в любимом деле и за десятилетие ставшей столь привычной необходимости поделиться им с Майкой. Мозг работал, остальное на время притихло.

Ложась в тот вечер спать исключительно рано, в полночь, Майка не обратила внимания на отсутствие раскладушки, ведь, что ни говори, та не была постоянной деталью интерьера её дома Вскоре она услышала знакомые шумы в прихожей и удивилась, что Доминик уже пришёл. Обычно он появлялся позже. Через несколько минут она удивилась ещё больше.

Гордый своими достижениями и успешным окончанием первого этапа работы, Доминик не заметил в знакомой спальне ничего необычного. Многие годы всё выглядело настолько привычно, что, начиная победный отчёт, он по своему обыкновению принялся скидывать с себя очередные части одежды, как это делал на протяжении всей супружеской жизни. Голоден он не был, зато устал и жаждал похвалы жены, которая отлично его знала и всегда понимала… Ну, и увенчания столь славного нового успеха…

Обалдевшая от неожиданности Майка похвал не пожалела, равно как и награды, и справилась с ролью любящей жены превосходно. До такой степени, что Доминик одурел окончательно и ничуть не хуже справился с ролью любящего мужа. Можно сказать: на «отлично».

И только на другой день сообразил, что натворил.

Изменил Вертижопке!

Майку сообщение мужа о смене места жительства не удивило, она заранее предполагала, что сделает Доминик. Забудет о супружеском эксцессе. Убедит себя, что это был достойный осуждения сон, да и сна-то, как такового, не было, не станет говорить с очаровательной нимфой об отвратительных вещах и вычеркнет событие из памяти. Основательно и бесповоротно. Это он может.

А она сможет ему напомнить. В нужный момент, не теперь. Пока пусть тешится своими наивными иллюзиями.

– В таком случае, – произнесла она сухо, – будь добр, объясни детям ситуацию с твоим местом проживания. Пока они ещё не заработали нервного стресса и не потеряли аппетита, но моя фантазия уже истощается, равно как и терпение. Пожалуй, теперь уже твоя очередь.

Доминик прервал сборы, что не было занятием крайне утомительным, поскольку складывал он только свои вещи, не трогая общих. Засомневался, дойдя до полотенца:

– Это домашнее или моё?

Майка охотно ответила:

– Твоё, конечно. Тебе его дети подарили на день рождения.

Опять дети! Доминику страшно хотелось избежать неприятной темы. Ведь он стремился быть абсолютно счастливым!

А Майка опять омрачает…

– Обязательно это делать сегодня? – спросил изо всех сил пытавшийся сохранить порядочность и одновременно раздираемый страстями и накручиваемый Вертижопкой супруг.

– Хорошенькая у тебя выйдет сказочка перед сном…

Ужас. Это был просто ужас! Ярость Доминика пряталась совсем рядом за дверью, а очередное отвратное принуждение вышибло эту дверь одним пинком, заставив хозяина зареветь, как разъярённый буйвол.

– Прекрати! Ты нарочно создаёшь невыносимые ситуации! Я тоже имею право!

«Невыносимые ситуации я тебе ещё создам», – мстительно подумала Майка, но вслух не сказала. Впрочем, Доминик и так бы не услышал, поскольку продолжал реветь очень длинное и крайне невнятное предложение, из которого следовало, что Майка третирует Вертижопку, а Доминик обижен самим фактом существования детей, опять же он не потерпит, чтобы детей у него отбирали, равно как и всучивали насильно.

Зная отлично своего муженька, Майка понимала, что после такого долгого и громкого высказывания он быстро сдуется и малость успокоится. Что и требовалось. И оказалась права.

– Ты же понимаешь, мне очень трудно, – признался Доминик, чуть охолонув и сменив ор на извиняющийся тон. – Я надеялся, что ты мне всё-таки поможешь. Мне же не на кого рассчитывать.

Чем и добил Майку. Она почувствовала непреодолимое желание одновременно разбить голову об стену, броситься Доминику на шею, заливаясь слезами, чтобы утешить и приласкать несчастного мальчика, надавать ему по роже так, чтобы выбить всю дурь, выскочить в окно…

Одно она знала точно, что вышла замуж за идиота, чтоб ей пусто было, и упорно этого идиота любит.

Её чувства к Вертижопке тоже совершенно определённо кристаллизовались.

– Ради детей… – прохрипела Майка, и в этот момент вернулись дети. В распрекрасном настроении.

Не то что детям, даже собаке не удалось бы разнюхать, что творилось между супругами. Работа. Важная работа. Нечто экстра. Это понятно без лишних объяснений. Мама выглядела усталой, что тоже не удивляло, брат с сестрёнкой видели, как она работает по ночам; отец сиял, полный энтузиазма – заказ на троих. Дети знали его сослуживцев, пана Юрека и пана Стефана, иногда были свидетелями их служебных совещаний в неформальной обстановке, всё сходилось. Опять же понятно, что вся компания вместе с оборудованием никак не поместится у них дома, а работу предполагалось выполнять вне официальной мастерской, поскольку заказ частный. Поэтому пришлось снять особое помещение, и папа будет появляться дома по-разному, точно сказать нельзя, возможно, редко. Ничего не поделаешь, потерпим.

Желания биться головой об стену и надавать Доминику пощёчин вышли у Майки на первое место. Поэтому она поспешила покинуть спальню, оставив мужа с его идиотскими сборами, и выманила детей на кухню крайне вредным ужином: оладьями с вареньем и взбитыми сливками. Майка умела соорудить это блюдо за десять минут, а необходимые ингредиенты дома имелись. Начало таинственной отцовской работы дети восприняли как суперклёвое.

Майка не проревела всю ночь. Не проревела даже часть ночи – решила, как минимум, сохранить лицо. Не стала также глотать никакой химической дряни для успокоения. Хряпнула только коктейль из лечебных травок на основе валерьянки, после чего воняла так, что могла привлечь котов со всей округи. Зато помогло.

Подоплёку переезда Доминика она узнала уже на следующий день.

* * *

– Просто счастье, что в этой стране существуют оранжереи и парники, – мрачно заявила Боженка, внимательно изучив, куда садится, поскольку Майка упрямо торчала за своим компьютером. – Мне бы никто не верил, что намечаю план посадок, когда кругом снегу по колено, а так растения оказывают мне любезность и растут в оранжереях. Я тебе от души советую, доставай сразу всю жидкость, какой располагаешь, и плевать на моё авто, пропади оно пропадом.

Майка молча поднялась и вскоре вернулась с большим подносом.

– Закуска из разных сыров тебя устроит? – спросила она сухо. – Мне сейчас не до разносолов.

– Чёрт с ней, с закуской. Как ты держишься, не пойму, – похвалила подругу Боженка, – как тебе удаётся?

– И кто меня спрашивает – ботаник! От меня уже не разит?

Боженка была знакома с лечебной микстурой. Понюхав внимательно, она снова похвалила Майку, уселась поудобнее и достала сигареты.

– Лей что попало! – велела она хозяйке. – Сейчас всё тебе расскажу, а то лопну. Как Анюта.

Майка на мгновение перестала откупоривать коньяк:

– Анюта лопнула?

– Почти. Ты лей, лей! Не успела – с места в карьер начала делиться. Оказывается: то, что мы раньше слышали, это так, ерунда, кротовина по сравнению с действующим вулканом. Ни на минуту рот не закрывала, вышвырнула из мастерской дорожника, приходил что-то согласовывать, даже не знаю, что. Зато знаю, что Доминик вчера съехал. Ведь съехал?

– Точно.

– Вертижопка.

Майка вновь застыла с бутылкой в руках. Боженке она уже налила, себе ещё нет. Участие Вертижопки сомнению не подлежало, эка новость, откуда же тогда в Боженкином голосе столько мрачного торжества?

Подруга подкрепилась коньяком и отреагировала на вопросительный взгляд Майки:

– Гадость. Вот что я тебе скажу: этот переезд коварно подстроила Вертижопка. Мало того. Тот тип, что уехал, – какой-то знакомый Анютиной родни, а эта вертлявая гнида по чистой случайности узнала об его отъезде. И воспользовалась.

Майка перепутала руки и поднесла ко рту ту, с бутылкой, оставив нетронутой рюмку. Хлебнув основательно из горла, она продолжала молча взирать на Боженку. Та сделала второй глоток, посолиднее, и посоветовала хозяйке:

– Ты лучше себе налей.

Майка с отвращением вздрогнула, послушалась совета и поставила бутылку на письменный стол.

– Вот дрянь. Давай, дальше рассказывай, чувствую там ещё много неприличных подробностей. Хотя Анюту и так уже можно понять.

– Ещё бы. Вообще трёпа было много, потому как тот тип – деревщик, понимаешь, специалист по дереву…

– Столько-то я пока понимаю, – саркастически заверила Майка и, наконец, села.

– Молодчина Он на полгода едет куда-то на север в их леса и будет там что-то делать. Вроде есть у них такая машина, что въезжает в непролазную чащу, спереди валит лес, а сзади готовая мебель вылетает. Не скажу, может, уже и олифой загрунтованная, но навряд ли. Очень вероятно, что всё это вообще сказки, только он страшно переживает, отсюда и столько болтовни, а Вертижопка с ним малость знакома. Какая ни на есть, но она не глухая. По секрету от Анюты до него добралась, и оказалось, что тот знает Доминика. Глянь-ка, у меня уже пусто…

Майка встала и подлила Боженке.

– Интересно, откуда, – проворчала она.

– Какая-то история с бумажником. Ты в курсе? А то Анюта не очень.

Майке не пришлось долго рыться в памяти:

– А! Знаю. Парень уронил на улице бумажник. Доминик это видел, но сделать ничего не мог, потому как стоял на светофоре, на красном, но всё-таки успел поднять раньше других и потом гнался за растяпой на мотоцикле, причём тот дуралей пошёл по улице с односторонним движением против течения. Пришлось Доминику бежать за ним. Догнал-таки, а потом вместе мчались назад, поскольку тот, во что бы то ни стало хотел Доминика отблагодарить, а мой бросил мотор, только ключ вынул. Всё равно, что открытую машину оставить, да ещё и стоянка там запрещена. Так и познакомились, но знакомство так, шапочное.

– А Вертижопка постаралась сделать его более тесным. Тут Анюту совсем стала злость душить. Вишь ли, эта шлюха ей похвасталась, какая она умная и ловкая. Покрутила задницей перед носом мужика, тот разведённый, не прочь попробовать новых ощущений. Попробовал, а уж она постаралась. Анюте сообщила, а сама от гордости чуть не лопалась, что давно так не напрягалась, чуть ли не больше, чем в начале с Домиником, ты уж извини…

Майка ничего не сделала, но хватило её выражения лица. Боженка даже испугалась на минутку, но тут же пузатой рюмкой добавила себе храбрости. Затем помахала пустой посудиной:

– Смотри-ка, пьём эту мерзость и пьём, а она всё не кончается. В смысле в бутылке. И впрямь экономное какое пойло…

Майка долила и ей, и себе, благодаря чему экономить стало почти нечего.

– А мы всё трезвые, аж противно, – печально добавила Боженка.

– Сильные эмоции снижают действие алкоголя, – бесстрастно произнесла Майка – Вероятно, мы испытываем сильные эмоции.

Сознание того, что ей известны Вертижопкины методы уже, так сказать, с двух сторон, от Зютека и Анюты, очень подняло ей настроение. Майка была уверена, что знает и дальнейшее, и не ошиблась.

– Похоже, сильные эмоции испытал тот растеряха с бумажником, – желчно продолжала Боженка. – Башню ему снесло…

– Ага! – не сдержала триумфа Майка.

– …сперва даже хотел отказаться от командировки в Канаду, но аж в такое помрачение рассудка я ни в жизнь не поверю, ведь и у мужчин есть черты человека…

– Млекопитающего. Черты млекопитающего высшего порядка.

Боженка помолчала.

– А я и вправду думала, что мы трезвые, – сказала она через некоторое время весьма осторожно и с обидой.

– Не боись, трезвые, – успокоила её Майка. – Это я с научной точки зрения подхожу. Глухарь глохнет, правильно? Ты это лучше меня знаешь.

– Я даже знаю, что глухарь не млекопитающее и уж никак не высшего порядка…

– Но мы-то – женщины, согласна? Я, во всяком случае, таковой себя чувствую, двоих детей родила, как-никак…

– Холера. Пожалуй, и мне пора…

– А Вертижопке удалось нас оболванить. Может, по-другому, а всё же. А значит, кто глухарь против нас? Никто, птичка. И нечего от мужчины слишком многого требовать.

Боженка с некоторым трудом усваивала новоприобретённые знания.

– В этом ты права, не спорю, тем более что у Вертижопки получилось на «ура». Заявила, что больше не даст, пока дело не устроится по её желанию. Тот попробовал взять её силой, парень оказался энергичный, но потом признался, крайне разочарованно, что с таким же успехом мог насиловать резиновую куклу из секс-шопа… Как бы там ни было, в итоге этот растяпа на всё согласился и даже сам предложил Доминику присмотреть за его квартирой, причём о Вертижопке ни словом не заикнулся, такое она условие поставила. Доминик, не будь лопух, ухватился за оказию, ты меня опять прости, но я не удивляюсь…

– Не переживай, я тоже.

На странное удовлетворение, прозвучавшее в Майкином голосе, Боженка внимания не обратила:

– И понятия не имеет, какова в этом роль Вертижопки.

– А тому «канадцу» она, в конце концов, дала?

Боженка фыркнула так, что чуть не поперхнулась остатками коньяка:

– Чёрта лысого дала. Промурыжила чуть ли не до отлёта самолёта и пообещала, мол, «когда вернётся…» Улетел, по слухам, в крайнем озверении.

– Ерунда, пройдёт. Погоди-ка, не пойму я, как мне к этому относиться, радоваться или нет?

– Я бы не радовалась, – проворчала Боженка, немного подумав.

– Наверно, ты права…

Боженка вдруг оживилась:

– Слушай, это же ещё не всё, дальше будет хуже. Давай разделаемся с отравой, я раскрою страшную тайну, и потом можем попробовать что-нибудь полегче.

В ожидании эффектного финала Майка оглядела батарею спиртного. Финская водка, ореховая настойка, белое и красное вино, виски и лимонная водка домашнего производства. Боженка не сводила внимательных глаз с бутылок.

– На фига ты ореховку купила? – удивилась она.

– Ничего я не покупала – подарили, даже не помню, кто и когда. Говорят, она полезная.

– Так-то оно так, но горькая.

– Из всего этого вино самое лёгкое…

– Слишком благородный напиток под Вертижопку, жалко переводить. А это… это та лимонная, что Доминик делал года три-четыре тому?

– Она самая.

– Её тоже жалко. Не! Предлагаю всё-таки перейти на финскую. Чистая, без затей, легко доступная. И холодная.

Майка не возражала. Поставила бутылку в стеклянный термос и засыпала колотым льдом. После чего вернулась на своё любимое место, взяла рюмку с остатками коньяка и поглядела на Боженку.

– Ну, – произнесла она с особым нажимом.

– Ну, так эта обезьяна недоделанная всё специально подстроила.

– Что подстроила?

– Как что, уход Доминика из дома!

Майке понадобилось некоторое время, чтобы упорядочить в голове общий смысл услышанного. Вроде всё понятно, но что-то не состыковывалось.

– Скажи-ка ещё раз. И поподробнее.

Переполненная благими намерениями Боженка немедленно начала набирать обороты и перво-наперво прикончила свой коньяк.

– Сама призналась, её аж распирало от успеха. Анюте так прямо и заявила, дескать, «та дура позволила увести у себя Доминика»… Слушай, я ведь тебе глаза не открываю, ты же в курсе, что Доминик… того…

– В курсе, в курсе, про Анютины надежды ты уже доносила, – успокоила Майка подругу и тоже избавилась от остатков коньяка. – Ты не стесняйся, по этой части ничего хуже уже быть не может. Анюта теперь для меня – семечки.

Воспоминание о супружеской ошибке Доминика наполняло Майку, с одной стороны, блаженством, а с другой – злорадством, и в эту минуту ей и в самом деле казалось, что ничего страшного быть не может.

– Вот и ладненько, – продолжала Боженка, – тогда поймёшь, что эта блоха кручёная и впрямь оказалась умнее Анюты. С самого начала крутилась, как вошь на сковородке – или кто там крутится? – в общем, сделала всё, чтобы выгрызть Доминика из дома. Потому как, пока он живёт с тобой, нет уверенности… В любой момент можешь его одурачить, заморочить, одурманить и у неё, сиротинки бесприютной, отбить, так сказать, назад. Пробовала его накрутить, чтобы тебя выгнать и квартиру отобрать, да он не согласился. Говорил, что твоя, унаследованная…

– Правильно говорил.

– Это я и без тебя знаю. Что-то у меня в горле пересохло, давай то, что полегче.

– Упьёмся, – предостерегла Майка, вынимая изо льда водку.

– Даже если – что с того? Опять же сама говорила, что эмоции нейтрализуют алкоголь, а у меня – одни эмоции. Не знаю, как у тебя…

– У меня тоже. Ладно тебе, не отвлекайся от темы.

Боженка вздохнула с облегчением, съела кусочек сыра и продолжила доклад:

– Ну, раз он не соглашался, она сама взялась за дело. По всем направлениям почву зондировала, и пожалуйста – не зря говорят, дуракам везёт, – надыбала этого простофилю с бумажником. А поскольку тот сам считал Доминика зачеркивающим доверия, этой уховёртке и уговаривать особо не пришлось. Похоже, ей больших усилий стоило уломать Доминика: он всё «то ли сомневался, то ли что» – по уверению Анюты, Вертижопка на этих словах всю рожу скривила, поморщившись. Так Доминик хотел съехать или нет?

Только сейчас впервые Майка серьёзно задумалась и взглянула на ситуацию как: бы со стороны.

А ведь Доминик из дома-то особо не рвался. Странно. В конце концов, если бы им двигали мощные желания, мог бы снять номер в гостинице, не одни «Ритцы» в Варшаве стоят, есть и подешевле. Вообще мог бы чего не то найти, да не похоже, чтобы искал. По сути, ему и так было удобно, в чём он, кажется, не отдавал себе отчёта.

Майка поделилась своими соображениями с Боженкой, которая в качестве информационного сервиса явно заслуживала благодарности и доверия. Подруга однозначно встала на Майкину сторону и делилась новостями без колебаний и промедлений:

– Вот я и говорю: всё сходится, источник заразы – Вертижопка. Смотри-ка, на первый взгляд овца овцой, а упрямая, что твой баран. Если бы урод с бумажником не умолял твоего помочь, тот и не переезжал бы вовсе, это я тебе говорю! Не мешало бы Доминику подсказать, кто ему квартирку подсуропил и какой ценой. Как думаешь?

– На меня не рассчитывай, – с горечью отрезала Майка. – У меня скорей рука отсохнет… то есть язык… чем я хоть слово вякну. Охота Доминику в навозе по уши сидеть – его дело. Интересно, удастся ли ему когда отмыться? Чушь несу. Даже пытаться не станет, сам себя убедит, что и мыться не надо, поскольку о навозе слыхом не слыхивал.

Боженка опять поёрзала в кресле. Сей предмет меблировки был просторным и весьма подходящим для особы с лишним весом, но мягко в себя погрузиться не давал. Это было кресло старинное, резного дерева, щедро обитое, с мягкой спинкой и подлокотниками, но устраиваться в нём приходилось самому, кресло не подлаживалось под пользователя. Зато имело то преимущество, что с него легко было встать.

Правда, Боженка пока вставать не собиралась.

– И пожалуйста, как гладко пошла после той едкой отравы, – похвалила она водку. – Если уж напиваться, то по мне лучше этим.

– Прямо завтра куплю сардины, шпроты и вообще всё, что под руку подвернётся, – отчаянно заявила Майка. – Ни в чём себе не буду отказывать! Сало куплю и сама смалец сделаю.

– Сделай, – согласилась Боженка. – Чёрного хлеба не забудь… Погоди, а детям что дашь? То же, что и нам?

– Домашние пельмени, – отрезала Майка. – Для детей у меня еда всегда есть, можешь не беспокоиться.

В нетипичной трезвости обеих приятельниц ничего странного не было, несмотря на регулярное злоупотребление высокоградусными напитками. Во-первых, обе по воле случая были мало восприимчивы к алкоголю, во-вторых, не хлопали рюмку за рюмкой, а пили понемножку, только время от времени подкрепляясь капелькой, тем более что коньяка и в самом деле терпеть не могли, а в-третьих, основательно закусывали жирным сыром, не забывая о минералке. Боженка подумала и выдвинула предложение:

– Если ты не против, я могу это устроить. С Анютиной помощью, к примеру. Они с Домиником нормально общаются, он с ней вежлив и мил, она отвечает тем же, а внутри, говорит, аж ёкает… Вот и могла бы с ним парой слов перекинуться – каким таким макаром Вертижопка завладела жилищем этого недотёпы с бумажником… Кстати, ты случаем не знаешь, как его зовут?