Текст книги "Похищение на бис"

Автор книги: Иоанна Хмелевская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц)

У НаС твоЯ жЕНа

ДВА МИЛЛИОНА

если сКажешь МЕНтам

живоЙ еЕ не УвиДишь.

Угроза в некотором смысле сбылась, поскольку господин Земчак ментам таки об этом сказал.

Нельзя утверждать, что он сделал это без колебаний, хотя два свободных миллиона у него были, поскольку Розочка успела спустить далеко не все. Он мог бы вступить в переговоры, вот только где взять время? Ему нужно было мчаться в Познань, сконцентрироваться на бизнесе, очаровать контрагента. Когда тут следить за сотовым и выполнять требования похитителей? К тому же супруга сама ему позвонила, веселенькая, как пчелка, и записала на автоответчик, что ее похитили, и пусть, дескать, муженек заплатит, но не слишком торопится, так как ей это похищение очень нравится. Отличное развлекалово.

На этом сообщение обрывалось.

О невмешательстве полиции похитители всегда упоминают, а вот что касается угроз, равно как и обещаний, то выполняют их не всегда. Под давлением обстоятельств пан Земчак решил положиться на исполнительную власть. Уехал он в пятницу утром, доверив судьбу супруги и два миллиона наличными профессионалам, а когда вернулся чуть свет в воскресенье, узнал, что да, звонили. Присланный ему похитителями сотовый отозвался буквально полчаса назад, таинственный голос мрачно произнес «Пеняй на себя». После чего звонивший нажал кнопку отбоя.

Остальное время вплоть до жуткой находки на шоссе господин Земчак провел в обществе самых что ни на есть надежных свидетелей и ни минуты не оставался один.

Сотовый, как выяснилось, принадлежал рассеянной библиотекарше, которая так до конца и не была уверена, потерялся ли он совсем или просто куда-то завалился. И вообще она к мобильному так и не привыкла, на работе все равно вынуждена было его отключать, лежал телефон где попало, не обязательно в сумочке, а теперь она была счастлива, что никто не звонил с него в Аргентину. Какую бы то ни было причастность этой растяпы к преступлению сотрудники полиции исключили категорически.

Господин Земчак, основной наследник жены, был по определению и первым подозреваемым, но его безграничная любовь к очаровательной Розочке была подтверждена дружным хором свидетелей – абсолютно всех без исключения. Столь же дружно они удивлялись, что он, черт возьми, в ней нашел и каким чудом умудрился так долго с ней выдержать. О романах на стороне и речи не было. Теперь вдовец предавался, как и полагается, скорби, а спасение от этой скорби он нашел, ринувшись в омут своих бизнес-интересов.

Следствие велось тщательно: в конце концов, труп жертвы похищения – это вам не хиханьки-хаханьки. Вдобавок ко всему ее прекрасное состояние, если, конечно, исключить промилле и зарождающийся рак, казалось необъяснимым. В любом случае заметных результатов органам предварительного следствия достичь не удалось. В деле Розочки. Зато в других делах…

Как известно, язык дан человеку, чтобы им чесать, а это такой процесс, который легче начать, чем остановить…

* * *

О пани Земчак нам все поведала Аня, расстроенная, взволнованная и немного обеспокоенная, когда органы, наконец, удалились окончательно и бесповоротно. Но случилось это не сразу, ибо вмешались посторонние элементы.

Сначала мне удалось выбраться из-за стола Аня воспользовалась случаем и последовала моему примеру. Органы нам представились как комиссар Беляк и инспектор Лонцкий. Выглядели они немного неуверенными и как бы смущенными, извинились-пробормотали, что, дескать, произошла глупая накладка, и двинулись к выходу…

Тут зазвонил телефон.

Поскольку я была ближе всех, то и сняла трубку.

– Слушаю?

– Э-э-э, вы уже приготовила пол-лимона? – спросил некто ворчливым тоном.

Голос у звонившего был крайне неприятный и, прямо скажем, несветский. С хрипотцой.

– Что, простите? – удивилась я.

– Бабки, овца недоенная… То есть я хотел сказать «мадам». Евро. Пол-лимона!

Теперь до меня дошло, но что в таком случае делать, я понятия не имела, и потому поступила как настоящая нормальная женщина. Что в моей жизни случалось крайне редко.

– Ошибка, – ответила я с достоинством и повесила трубку.

Господа полицейские вернулись из прихожей и снова застыли на мгновение по обе стороны стеллажа с ракушками, как декоративные статуи. Потом их бросила ко мне невидимая сила.

– Похититель? – спросил с надеждой во взоре говорун.

– Ну, раз спрашивал про полмиллиона евро…

– Только не разъединяйтесь! Говорите как можно дольше! У вас есть громкая связь?

Нужную кнопку я умела нажимать только в мастерской, поэтому вся компания пулей понеслась туда. Ситуация становилась все интереснее, поэтому всем нам хотелось продлить и посмаковать эти сладкие минуты.

Гипотетический похититель не заставил себя ждать.

– Ты, курва, трубку-то не бросай! – загремело по всему дому, громкость у меня в телефоне была что надо.

Ну ладно. Требуется, значит, подольше пообщаться. Как особа, похищенная с перспективой отрезания всех выдающихся анатомических деталей и в придачу ко всему оцененная в полмиллиона, я имела право поучаствовать в этом аншлаге. Для начала я решила быть вежливой:

– Я не бросаю, оно само… Здесь что-то не так с соединением.

– Пасть закрой… – В трубке послышался какой-то посторонний звук, будто с той стороны кто-то бормотал. Похититель кашлянул – Это, значится, мадам, пол-лимона готовы?

– Нет. Был, даже целый, но весь пошел в салат. Фруктовый такой, знаете ли, очень полезный. Есть грейпфрут.

– Совсем дура, что ли? – озадачился похититель, и снова послышалось бормотание. – Кончай мне тут яйца парить…

– Во фруктовый салат яйца не кладут, – сухо сообщила я.

С той стороны какое-то время не отзывались, только бормотание усилилось, мне самой стало интересно, что будет дальше. Похититель явно собрался с мыслями.

– Через… Час… Чтоб… Были… Бабки! – прорычал он четко по слогам. – Потом. Не…

– А если нет, то что?

Говоривший как бы подавился от неожиданности:

– А дочка твоя… того… Ты кусочек дочки получила?

– Какой кусочек?

– Ушка дочкиного, ушка. Получила или нет?

– Начнем с того, радость моя, что у меня вообще нет дочери. И никогда не было. Поэтому всякие кусочки мне до фонаря.

– А ты сама…

Я так и не узнала, кто же я сама такая, так как жестикуляция двух стражей порядка в мой адрес заставила меня положить трубку. Мои друзья, слушавшие этот милый диалог затаив дыхание, наконец-то смогли расслабиться.

– О господи! – простонала Малгося.

– Просекут, что подстава, – предрек Витек.

– Но ведь это действительно телефон Иоанны Хмелевской, – заметила Аня. – Номер сходится. И адрес тоже.

– Но Хмелевской-то нет. Он же считает, что ее похитил. Тогда с кем же он говорит?

– Судя по тексту, с ее матерью…

– Мать-то вроде дурная оказалась…

– Ну нет, почему же… – возразила я. – Интересно, что он теперь сделает?

– Попробует позвать к телефону кого-нибудь другого из родни, – предсказала я, даже не задумываясь. – Более нормального, потому как он думает, что разговаривал с чокнутой. Вот только где он этого нормального возьмет? Ну, и что дальше?

Вопрос был обращен к господам следователям, для которых ситуация, похоже, не была ничем необычным Прямого ответа мне не дали, но попросили побеседовать наедине. Тот, что поразговорчивее, комиссар Беляк.

– Где здесь можно?

– Пожалуйте в спальню.

В спальне было где сесть, и удалось даже прикрыть дверь.

– У вас много гостей. Это какое-то торжество? – спросил говорун.

– Нет. Так получилось. Собирались играть в бридж впятером… Вы играете в бридж?

– Играю.

– Ну, тогда вы все поймете. Объясняю дальше. Мартуся приехала неожиданно по делам, я, как всегда, пустила ее переночевать. Завтра она возвращается в Краков, а Клара заехала ненадолго, тоже по делам, с бумагами… разными там Она недавно вернулась из Италии. Ее два года не было. Так вот все случайно и собрались.

Я не спешила сразу его информировать, что Клара давно уже неровно дышит к Павлу, а тот упирается, в чем сама Клара не признается даже под пытками По моему личному убеждению, она специально выбрала подходящий момент, так как ее служебные бумаги вовсе не были такими уж срочными, но мужчины таких нюансов не понимают, а значит, ему это без необходимости.

Беляк с явным удовольствием устроился в удобном кресле и незаметно огляделся, любуясь помойкой на ночном столике, достаточно нетипичной для спальни.

– Я думал, что вы откуда-то вернулись и все вас встречают.

Меня аж передернуло.

– Вы меня расстраиваете. Это ошибка Я стараюсь возвращаться втайне от всех, чтобы хоть день-два провести в тишине и одиночестве, отдохнуть, но обычно ничего не получается. А это мои друзья. Они мои привычки знают и никогда не подложат мне свинью в виде торжественной встречи с фанфарами.

– Получается, что вчера и позавчера вы были дома?

– С небольшими перерывами, была у парикмахера, потом выходила в сад. А так – дома.

– Кто-нибудь может это подтвердить?

Тут только до меня дошло, к чему он клонит, и я воззрилась на полицейского с неподдельным изумлением И легким беспокойством – а в своем ли он уме?

– Боже мой, да вы, никак, подозреваете, что я сама себя похитила? Исчезла, и не хочу в этом признаться? Да, пожалуйста, сколько вам надо свидетелей? В магазин ходила, там меня знают, люди от садовника были, парикмахерша…

Похоже, он мне поверил. Скорее подозревал, что я прячусь от публики. Инсценировала похищение? Да какой, черт побери, мне с этого навар?

Только мы вернулись в мастерскую, как опять зазвонил телефон. Я снова сняла трубку.

– Мне по барабану, ошибка или не ошибка, – загремел другой голос, тоже не из приятных. – За Хмелевскую должно быть пятьсот тонн, или вернем вам бабу по кусочкам. Кому она нужна – пусть раскошелится. Давай сюда к телефону ее сынка, я знаю, он там в углу жмется!

Сурдопереводчик из меня никакой, поэтому жестов, с помощью которых мне пытались передать инструкции, я просто не поняла. Пришлось вернуться к уже оправдавшему себя саботажу.

– Что? Вас не слышно. Опять тут что-то скрипт и шипит!

– Внука своего давай, глухая тетеря!

– Шум какой-то, ничего не понимаю, – категорически заявила я, разъединилась и вопросительно взглянула на следователей. – Что с этим сыном или внуком?

– У вас ведь есть сын?

– Двое. Оба вне зоны доступа.

Господа следователи тоже на момент выпали из зоны доступа, отошли в уголок для проведения очередного срочного и секретного совещания. Теперь уже все принимали участие в обсуждении переговоров с похитителями, перестав притворяться глухими. В мастерской сделалось тесновато.

Мне показалось, что я теряю контроль над ситуацией. Виной тому был, несомненно, сам факт моего разделения на две ипостаси. Как странно! Я никогда раньше не пробовала существовать в двух лицах, и, что удивительно, это мое второе я меня почти не волновало. При этом меня гораздо больше беспокоило, как полиция будет эту мою вторую ипостась освобождать, тем более что наш и полицейский подходы к делу сильно различались.

– Два дебила, один глупее другого, – констатировала Малгося. – Правда, сама не пойму, который хуже. И с такими придурками менты не могут сладить? Ни в жизнь не поверю!

– Они что, и впрямь тебе ухо отрезали? – заволновалась Мартуся. – А то я, честное слово, уже путаться начала!

– Мне нет, а той пойманной бабе очень даже может быть…

– Малгося права, это просто мистификация, – решительно заявила Клара. – Нет у них никакой пойманной бабы, пробуют – а вдруг удастся кого-нибудь запугать, вдруг Иоанны и вправду нет дома и все поверят, что ее похитили. Рассчитывают на нашу дурость, почему бы и нет.

– Но ведь она дома, – заметил наблюдательный Павел, который предпочитал помалкивать, явно наслаждаясь необычной атмосферой этого аттракциона.

– Так они же не знают и надеются, что нет.

– Надежда у них есть, а никакой пойманной бабы нет.

Господа следователи вдруг прервали секретное совещание и снова включились в расследование.

– К сожалению, есть, – с горечью заметил пан Беляк.

– Что есть?

– Та пойманная баба.

– И ухо ей отрезали? Кусочек или все?

– Отрезали. Кусочек. Ухо опознали по сережке, что ее, но в лаборатории все равно делают анализ.

– А откуда знают, что ее?

– Тебе же сказано – по сережке. Я сережек не ношу!

Комиссар все еще мялся, тогда в дело вступил другой, до сих пор упорно молчавший… Инспектор Лонцкий.

– Боюсь, что нам придется прибегнуть к помощи общественности, – туманно произнес он и отвесил Ане поистине версальский поклон. – Ваше присутствие…

– Но ведь я уже на пенсии, – перебила Аня.

– Это не важно. Вы позволите…

Они тоже удалились в спальню, которая начинала пользоваться не меньшим успехом, чем бойлерная. Мы остались с Беляком, пошедшим на столь серьезное нарушение закона, что далее согласился выпить кофе, причем более чем охотно, видимо уже не опасаясь, что его здесь отравят. Дикая, граничившая с идиотизмом ошибка похитителей заставила, наконец, включиться аналитические партии моего мозга Ну, прямо скажем, небольшие его участки. Во всяком случае, что-то там у меня замаячило, и я на минуту утратила контакт с окружающим миром.

Минута оказалась весьма продолжительной, ибо, когда контакт снова наладился, Лонцкий с Аней уже вышли из спальни после длительной конференции. Лонцкого прямо-таки распирало от решимости и нетерпения.

Позвольте, господа, я все объясню, – обратился он к присутствующим. – Нами было получено заявление от насмерть перепуганной семьи, что, во-первых, некая Иоланта Хмелевская действительно пропала. Во-вторых, у нее остались больная мать, сын и двое малолетних детей. В-третьих, она сама позвонила домой, непонятно, как ей это удалось, вся в истерике и в слезах, ничего толком не сказала. А в-четвертых, ее приняли за писательницу Хмелевскую и потребовали выкуп в полмиллиона евро. Несмотря на предостережения похитителей, семья решилась нам об этом сообщить. Особенно им непонятно, при чем здесь писательница, откуда такая ошибка?

Реакцией на это объяснение стала гробовая тишина. Присутствующим требовалось некоторое время, чтобы переварить и усвоить услышанное. Кроме меня, так как все вышесказанное странным образом совпадало с моими догадками.

Я первой и начала.

– Кретины вам попались пирамидальные, как отсюда до Австралии, и даже дальше, вокруг солнца. – Мой мозг тем временем в режиме ускоренной перемотки прокручивал обрывки воспоминаний. – Иоланта, а не Ивона?

– Иоланта.

– А что, у тебя есть что сказать? – жадно заинтересовалась Мартуся.

– Да было что-то такое, не могу вспомнить… – Я снова замолкла, стараясь упорядочить мысли.

Компания моих гостей опять оживилась. Все принялись обсуждать поступившую информацию.

– Мать больная! Так вот откуда эта дочка и этот сын!

– А сколько ей лет, этой похищенной?

– Пятьдесят восемь.

– И у нее дети малые? – недоверчиво скривилась Малгося.

– Дети не ее, а сына. Ей они внуки.

– Телефонный урод что-то вякал о внуке.

Малгося принесла очередную бутылку вина и стаканы, устроилась в кресле и затребовала подробности:

– Погодите. А где мамаша этих детей?

– Давно сбежала Лет шесть назад. И ее, правильно, звали Ивона Это может иметь значение. Что вы об этом знаете?

– Совсем ничего. Была одна сумасшедшая, которая под меня косила Тому уж лет пятнадцать с гаком! Кажется, ее звали Ивона Разные типы мне тогда названивали. Телефон у меня был тогда обычный, каждый мог в книге найти, вот среди них и попалась одна пыльным мешком ударенная, что уверяла, будто я это она Или она – это я, она все время путалась в терминологии. Даже претензии предъявляла, что я под нее работаю. Но вот кем она была и что еще болтала, убей меня бог не помню.

– Может, еще что вспомнишь?

– Как вам сказать. Всяких глупых звонков тогда хватало… К примеру, кто-то стукнул, что мой муж с какой-то шлюхой обжимается. Доброжелатель, по всей видимости, был не в курсе, что я давным-давно в разводе, и кто с кем трахается – мне по барабану. Та корова была, помнится, жутко настырная и производила впечатление особы молодой и по преимуществу пьяной. Я в ту пору к таким цирковым номерам уже привыкла и частенько просто отключала телефон.

В обращенном ко мне взгляде Лонцкого смешались чувства неудовольствия и резкого осуждения. Я была с ним вполне солидарна, на его месте и я думала бы о себе еще хуже.

– Маловато фактов, – недовольно заметил инспектор, – однако вполне возможно, что нынешняя ошибка уходит корнями именно в те времена..

При одной мысли об этом меня передернуло:

– Что? Опять та баба? Ну нет, тогда я не играю, и пусть ее умыкают без меня. Пусть только позвонят уж я им предложу с ней навеки подружиться и даже зачислить в банду..

– Вы не можете этого сделать!

– А отрезанные фрагменты тела пусть сами зажарят и слопают…

– Прекрати сейчас же! – отчаянно взвизгнула Мартуся. – Меня сейчас стошнит! Я теперь в рот ничего не возьму!

– Кроме пива, – с авторитетным видом заверил ее Витек.

– Почему это я не могу этого сделать? – с небольшой задержкой поинтересовалась я.

Оба полицейских выглядели так, будто служебные обязанности вдруг стали для них неподъемным бременем. Они сначала взглянули друг на друга, потом на Аню. У той ни один мускул на лице не дрогнул.

– Дело здесь не в бабе, – пустился в объяснения Беляк. – То есть, разумеется, человек – всегда человек, независимо от его умственных способностей, и жертву просто так в руках похитителей не оставляют. Кроме того, обстоятельства дела указывают на то, что в свое время вас доставала своими звонками невестка, а сейчас похитили тещу. А где вы, собственно говоря, были прописаны пятнадцать лет назад? Здесь?

– Пятнадцать лет назад здесь было чистое поле и паслись коровки. А я жила на Нижнем Мокотове.

– И переехали вы, оставив телефон вместе с номером?

– Понятное дело, какой мне прок от этого номера? Здесь своя АТС.

– Там имела место смена жильцов?

– Имела. И очень даже частая, но я ничего об этом не знаю.

– Зато я знаю. Хозяйкой квартиры на настоящий момент является некая Иоланта Хмелевская. Так ее зовут. Никакая не писательница, всю жизнь занималась кулинарией. Похитители приняли ее за вас.

– Ничего себе! – обиделась Клара – С какой это стати? Иоланта?

– Иоланта и Иоанна звучит похоже.

Оба опера тяжко вздохнули. Лонцкий, похоже, исчерпал весь свой запас болтливости, и за дело снова принялся Беляк.

– Мы бы, конечно, оставили вас, господа, в покое, частных лиц к следствию не привлекают, но эта странная ошибка похитителей с телефоном может оказаться для нас весьма полезной. Сейчас они наверняка меняют место дислокации, чтобы труднее было их вычислить, но вот-вот снова позвонят. И тогда ваш сын должен взять трубку…

– Это какой-такой мой сын, интересно? Один сейчас в Греции, другой в Канаде. Я же сказала, их при всем желании к этому делу не пришьешь. А мамашу этой бабы я, похоже, скомпрометировала окончательно и бесповоротно, вряд ли они захотят с ней дальше общаться.

Беляк огляделся и без колебания указал на Витека.

– Вы.

– А почему не ее настоящий сын? – попыталась возражать Мартуся.

– Потому что его здесь нет. А звонят сюда. Ее настоящего сына сюда привозить не будем. Он об ошибке ничего не знает и лучше пускай и дальше не догадывается.

– А как они семье сообщили, что будут ей уши резать? – встряла Малгося. – Не по телефону?

– В письменном виде. Конверт подсунули под дверь. Традиционный метод, буквы вырезаны из газеты, причем из разных. Сумма выкупа и угрозы.

– Но ведь она же в слезах туда звонила?

– Свой-то телефон знала!

– И те уроды не заметили, какой номер набирала? Возможно. А что, ловкая тетка.

– Истерика ей помогла! – обрадовалась Мартуся. – Вот видите? Иногда полезно впадать в истерику!

– Ну, если с чувством меры… Главное, не переборщить…

– Ясное дело, если она по кулинарной части крутится, должна быть ловкой…

Беляк с ангельским спокойствием ожидал, когда схлынет волна общественной активности. Сейчас его интересовал только Витек.

– Есть шанс, что похитители попытаются договориться о времени и месте передачи выкупа, для нас это ценная информация, поэтому вы должны…

– А что, я не прочь, – неожиданно охотно согласился Витек. – Могу даже обещать, что буду держать в руке чемоданчик с наличными. Только вот прямо сейчас никуда не поеду, – закончил он удовлетворенно, позвякивая льдом в бокале с выпивкой.

– Сначала тебе придется полаяться насчет похищенной мамаши, – проворчала я. – Обмен из рук в руки, иначе – облом!

– Да вы что, какой обмен из рук в руки? – всполошилась Малгося. – Меня кто спросил, хочу я вдовой остаться?

– А хочешь? – живо заинтересовалась Мартуся.

– Ага, уже разбежалась!

– Я же сказал, что не поеду, – возмутился Витек.

– Вам рисковать не придется. – Беляку с трудом удалось вставить свое слово. – И чемоданчик вам не понадобится. Надо просто, чтобы преступник был уверен, что говорит с сыном жертвы, иначе не назовет ни времени, ни, что еще важнее, места встречи…

– Попробуй всхлипывать и сморкаться, – подсказала Мартуся.

Витек даже обиделся:

– При такой-то выпивке?

Телефон зазвонил. И хотя все этого ждали, звонок снова вогнал нас в ступор. Опомнившись, я сняла трубку и попыталась всучить ее Витеку, хотя переговорное устройство по-прежнему орало на весь дом Витек стоял слишком далеко и до трубки все равно не мог дотянуться, поэтому Беляк ее у меня отобрал и положил на стол.

– Але, – произнес Витек с каменным спокойствием.

– Бабки готовы? – грубо спросил второй дебил, который, с точки зрения Малгоси, был глупее, чем первый. Или все-таки первый был хуже?

– Притормози, не горит. Дай-ка с мамашей перетереть.

– В хате перетрешь. Все бабло собрал или нет?

Витек не хлюпал косом и не пускал слезу, вместо этого он вдруг превратился в упрямого тупицу.

– Хрен тебе. Мамашу хочу услышать. Живую. За покойников похоронщикам платят, а не тебе, лошара!

– А второе ухо не хочешь?

– Дело твое. Только со счета спишется. Каждый мамашин кусок – тебе прямой убыток. Строгай, ублюдок, режь в свое удовольствие.

– Ну ты сучара! – констатировал худший-лучший дебил с удивлением и даже легким восхищением в голосе. – Так-то ты мамашу ценишь!

– Так не так, а если трубку не возьмет, можешь сразу в зад меня поцеловать.

До нас донеслись приглушенные звуки, что это такое, понять было трудно, они походили на треск ломаемых досок или веток вкупе с каким-то сопением и крехтом.

– Ты, там, жди на трубе, щас дам твое сокровище. Сразу говори – кассу собрал? А то на хрена мне тут с твоей кошелкой колупаться!

– А кто тебе велел ее похищать?

– Не твое сраное дело. Ладно, щас дам… Лови ухом, чайник, другой раз не позвоню!

Стало совершенно ясно, что кретин нам попался космических масштабов. Ведь чем дольше он оставался на связи, тем больше было шансов засечь место, откуда он звонил. Отошел от похищенной, теперь должен к ней вернуться. Вместо того чтобы дать отбой и добавить работы полиции, он не разъединяется с абонентом. Ну, если менты его не выловят – конец всему…

Снова раздались приглушенные шумы. Шаги. Шорохи. Что-то вроде легкого скрипа.

– Базарь, дура, – рыкнул худший-лучший кретин. – Сынуля соскучился.

Раздавшиеся в комнате всхлипы, рыдания, слезливая икота и шмыганье мало походили даже на блатной «базар», не говоря уже о человеческой речи. Из нормальных слов удалось разобрать только «спасите», и то весьма фрагментарно. Но зато стало понятно, что мамуля жива, или, точнее, полужива, хоть и вся в соплях, но это, согласитесь, лучше, чем ничего.

Беляк жестами дал понять Витеку, чтобы он перестал выдвигать требования. Похититель придерживался того же мнения:

– Хватит выть. Бабло у тебя?

– У меня, – признался Витек после кивка Беляка.

– Лады. Загляни в ящик.

– В какой ящик?

– В твой, баклан, почтовый! Через десять минут перезвоню.

Тут он нас огорошил. Мне самой показалось, что речь идет о моем почтовом ящике, который прекрасно был виден за калиткой, и прошла пара секунд, прежде чем я сообразила, что имелся в виду другой, тот, на старой квартире.

Только Беляк с Лонцким все поняли сразу, и один из них снова вздохнул:

– Придется вам, господа, еще десять минут подождать…

– А когда через десять минут позвонят, что мне говорить? – осведомился Витек.

– Ничего, – задумчиво ответствовал Лонцкий, задержав расфокусированный взгляд на моем старом калькуляторе, затем как бы очнулся и поправил самого себя: – То есть соглашайтесь со всем, что вам скажут. И чтобы никакой инициативы. Ваш телефон, – он обратился ко мне, – подключен сейчас к нашему, приношу извинения. Разумеется, завтра вы получите ордер прокуратуры, если вам угодно. Но если вы сейчас заявите протест, нам придется… – он с трудом удержался от того, чтобы не оглянуться на Аню, – это очень осложнит следственные действия. Вы понимаете?

Мы прекрасно понимали. Я по своему телефону никаких тайн не обсуждала, поэтому согласилась не раздумывая. Господа следователи, переждав десять минут и получив сообщение, что Витек должен немедленно двигать и действовать, как сказано в письме, моментально улетучились из моего дома. Содержания письма нам никто не сообщил, а Витек пришел в движение ровно настолько, чтобы переместить свою импровизированную барную стойку с телефонных справочников на обеденный стол.

* * *

Все мы снова уселись за одним столом. Вечер еще не кончился, ужин нам доставили из ресторана, который находился в пяти минутах ходьбы от моего дома. Затем коллегиально было принято решение, что Павел страдать не должен, на то такси и придумано. Павел охотно согласился с мнением коллектива.

– Да уж, в·такой бридж я еще в жизни не играл, – заявил он с чувством признательности. – Мне даже понравилось, только может мне кто объяснить, что это было?

На его вопрос ответила Аня:

– Обыкновенное, жестокое и непроходимо глупое похищение. Интеллект преступников ниже уровня канализации. Приходилось мне заниматься подобными делами, но эти двое просто рекордсмены кретинизма. С какой стороны ни возьми.

– Ну, тетку-то они оценили прилично, – похвалил Витек.

– Как же, – буркнула я недовольно, – сижу я на этих миллионах, геморрой уже насидела..

– Почему рекордсмены? – подозрительно спросила Малгося. – Что-то тут не так. Ты там ничего не оставила, на старой квартире?

Я пожала плечами.

– Да вроде нет. Ну да, телефон.

– Что телефон?

– Я же сказала, не полюю. Я и своего старого номера не помню. В конце концов, я сама себе редко звонила Там какая-то двойная была закавыка, кажется, я тот старый номер тогда меняла, точно не уверена, но вроде бы так. Потом была общая смена номеров, когда присобачили нам спереди эти шестерки и восьмерки, спятить можно. Ну, а когда здесь поселилась, всем, кому не лень, этот номер давала Каждый мог его найти, особенно журналисты, а вот адрес – другое дело, адрес оставался прежний, сами знаете, перерегистрировалась я позже, лет пять назад.

– Четыре, – поправил Витек.

– Четыре? А мне казалось, что больше, даже шесть…

– Меньше, – категорично заявила Клара – Я помню. Максимум четыре.

– Вам виднее, – согласилась я. – До сих пор туда какие-то письма приходят, кто не очень в курсе, может думать, что я все еще там живу. Другого объяснения у меня нет. А что до телефона, то это было до повальной компьютеризации, и ни в одной телефонной книге я как Хмелевская никогда не значилась… Хотя нет, вру, значилась. В одной. В начале моей карьеры, потом я опомнилась и убрала псевдоним. И уж больше никогда. Может, старых знакомых спросить?

– О чем?

– О тех номерах.

– Я тебя с рождения знаю и ничегошеньки об этом не слышала, – укоризненно заметила Малгося.

– Потому что все выбрасываешь. Все всё выбрасывают, аккуратисты, мать вашу, а могли бы, как я, сорок пять лет иметь одну записную книжку! Вычеркиваю и новые вписываю, там у меня даже те, что в молодости!

– А потому в ней никогда и найти ничего нельзя…

– Все можно! Только надо знать, на какую букву искать!

– Ну, и на какую у тебя ветеринар? – встрял вдруг Витек.

– Как на какую? На Ж.

– Его же фамилия Ольшанский!

– Ну и что? А на букву Ж – животные. Элементарная ассоциация.

– Мимо кассы. Не тот номер.

– Ну и что? Эти телефонные станции и не такие номера откалывают, все может быть. А если к тому же та баба уперлась, что она – это я…

Мартуся вдруг сорвалась с места и с диким энтузиазмом начала сметать со стола все подряд – и одноразовую ресторанную посуду, и мои собственные тарелки, вырывая прямо-таки из-под носа у гостей остатки кормежки. Я возмутилась:

– У тебя что, крыша поехала? Люди же не доели! Пре крата немедленно!

– Ну, слава богу, заметила меня, – обрадовалась она и тут же уселась на место. – Только так и можно привлечь твое внимание. Малгося по делу вопрос задала, а вы с темы соскочили. Так что там с рекордсменом?

Аня сохраняла ангельское спокойствие, правда, в нем сквозило легкое смущение с оттенком негодования. Сочетание скорее нетипичное и тем более интригующее. Вся компания уставилась на нее с прямо-таки осязаемым нетерпением.

– Я уже на пенсии, – деликатно, но с посылом заявила она. – А они попросту опасаются, что остались старые связи, знакомства и так далее. Остались, конечно, но сейчас это не важно. К текущим расследованиям я отношения не имею и теоретически ничего о них не знаю, а что касается закрытых дел, то мне не надо соблюдать служебную тайну. Так вот… Эти похищения, крайне жестокие, просто бесчеловечные, как правило, для всех кончаются плохо. Примитивных преступников в конце концов ловят, жертвы, если выживут, остаются инвалидами, деньги пропадают, короче, безнадежное это дело. Но такого дурного, как это, еще не было. Перепутать жертву, а в придачу и номер телефона, это что-то из ряда вон..

– А ведь ты еще не все сказала, – заметила я, проявив неожиданную сообразительность, пока все озадаченно молчали.

– Не все. Кое-какая неофициальная информация до меня доходила. И доходит. Я привыкла хранить тайну, но теперь не обязана Это частная информация. Скорее слухи…

– И вы нам расскажете! – обрадовалась Мартуся. – Со стола я потом уберу!

– Как бы там ни было, мы все по уши сидим в этой истории с Иоанной во главе, – с достоинством констатировала Клара.

– Только ничем хорошим это не кончилось, – предупредила Аня. – Расскажу, разумеется. Всех подробностей я не знаю, может, вы даже дополните…

И она поведала нам о Розочке Земчак.

* * *

Из четырнадцати вопросов, заданных одновременно, Аня ответила на один:

– Нет, ей никто, абсолютно никто не причинил никаких повреждений. Вскрытие было произведено с необыкновенной тщательностью. Пан Земчак добился разрешения на привлечение частного патологоанатома, сам ему заплатил. Ничего не нашли, никаких следов от веревок на руках и ногах, никакого кляпа, ни синячка, ни царапинки. Пустой номер. Даже макияж, сделанный при жизни, был в полном порядке. Ни грамма наркотиков, только приличный алкоголь, и не из дешевых: в основном коньяк, подкрепленный ромом, виски, кальвадосом, красным вином и сливовицей…