Текст книги "На холмах горячих"

Автор книги: Иоаким Кузнецов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)

Первым приехал в карантинную контору могучего телосложения старик, но худой и болезненный. Его ввели в кабинет смотрителя под руки двое слуг; во дворе остался поезд – крытая кожаная верхом карета и четыре подводы – видимо, хозяин не из простых.

«Кто такой?»—подумал Лякин, оглядывая старика. Слуга подал официальное разрешение на въезд на Кавказские Минеральные Воды и документ: коллежский ас-сессор В. Г. Федоров, почетный гражданин Астрахани. «Всего лишь!» поджал губы смотритель и велел доктору Сухареву учинить все, что касается медицинской части.

Доктор приступил к осмотру. Кожа у старика была дряблая, воскового оттенка, но язв на теле* не было, сердце билось ритмично, дыхание ровное. «От чего же так худ старик?»– решал загадку врач.

– Доктор, возьмите любые деньги, но вылечите меня, поставьте на ноги,– слабым голосом просил Федоров. Присев на стул, добавил:—Наследников у меня нет, умру, а капиталы мои пропадут за понюшку табака. Мысль эта грызет меня денно и нощно! А вода ваша, по слухам, весьма пользительна, быстро исцеляет.

«Деньги, капиталы – они-то, по всей вероятности, и есть главная причина болезни»,– решил Сухарев, и, надеясь на то, что перемена местожительства, прекрасный климат, умеренное купание в ваннах и питье воды поставят на ноги пациента, прописал ему свой рецепт.

Федоров достал пачку ассигнаций и положил на стол перед доктором:—Это вам плата за лечение.

Сухарев заметил, что осмотр пациента и лечебные назначения – его обязанность и пациенты освобождены от оплаты, однако в глазах старика блеснули хитринки:

– Господин доктор, вы не поняли меня. Я прошу лично вас лечить меня по вашему рецепту.

Молодой врач покраснел. Но в глубине души вспыхнуло желание испробовать на этом физически ослабевшем старике действие вод по выработанной им системе. Установить за больным неотступное наблюдение, в ходе лечения вносить поправки, выигрыш-то какой! И деньги не помеха, помогут добиться благосклонного отношения Лякина к «частной практике».

Лякин упросил коменданта предоставить астраханскому почетному гражданину квартиру в крепости; доктор лично стал сопровождать пациента к горе Горячей, измерял градусником температуру воды, доводя ее в ванне до комфортной кондиции. Когда Федоров лежал в ванне, подходил к нему, считал пульс и особенно тщательно делал это после процедуры. Потом сопровождал больного к подножию Машука, откуда открывался чудесный вид на Кавказские горы, рассказывал горские легенды, обращал его внимание на красоту степи, удивительный аромат цветов, с увлечением, словно было это для него великим наслаждением, пояснял лечебные свойства трав, тем самым создавая положительный психологический фон для больного, наблюдая, как фактор настроения действует на исцеление пациента. Перед обедом Сухарев рекомендовал прием одного стакана минеральной воды из Елизаветинского колодца, после чего слугам надо было прогуливать хозяина около источника четверть часа, уверяя, что моцион способствует благополучному всасыванию природного лекарства в организм. По меню, составленному доктором, слуги тщательно готовили пищу для больного, после обеда пациент укладывался спать. И старик медленно, но уверенно начал поправляться, тело его наливалось жизнью, лицо посвежело, в глазах появился веселый блеск, вскоре он смог сам передвигаться.

Следующий этап лечения должен был проходить па Кислых Водах. Перед поездкой Сухарев заказал в мастерской крепости деревянную ванну, взял военную палатку и большой чугунный котел. Приехав к ключу, велел рядом с недостроенной крепостью поставить палатку, в ней ванну; перед палаткой – из двух больших валунов соорудить очаг, водрузить на них котел, в который натаскать ведрами нарзана, разжечь костер и подогревать воду. Это был первый «самовар», о котором говорил еще Паллас. Сухарев не знал, что получится из этой затеи: а вдруг подогретый нарзан потеряет свои лечебные свойства? Но другого выхода не было – в десятиградусной минеральной воде пациент мог получить воспаление легких, и поэтому врач в поисках способа лечения престарелых, ослабленных и склонных к простудным заболеваниям вынужден был идти на риск, без которого невозможно было закладывать основы курортного дела-

Федоров, блаженно лежа в ванне с приятным теплым нарзаном, с удивлением поглядывал на свое тело, сплошь покрытое мелкими пузырьками:

– Доктор, это вытягивается из меня болезнь!..

После пятнадцати нарзанных ванн, принятых за две

недели, Федоров почувствал себя совсем здоровым и начал собираться домой, в Астрахань. Поднявшись последний раз с Сухаревым на ближайшую возвышенность, он долго восхищенными глазами смотрел на удивительную панораму и с огорчением вздохнул:

– Такая чудеснейшая природа, такие исцеляющие воды здесь, и все пропадает втуне.

Повернувшись к врачу, пытливо взглянул на него:

– Скажите, доктор, почему так? Надо ведь устроить здесь лечебные учреждения!

– Сейчас России не до здешних лечебных учрежде-ний—идет война с Наполеоном,—сухо ответил врач.

– Ну, а до войны? Воды открыты ведь давно. Кажется, лет десять тому назад был специальный указ. Начали возводить крепость и бросили. За это время в Европе уже сотворили бы райский уголок.

– Казна, наверное, не позволяет,– с досадой вздохнул врач.

– Ну, а ежели я вложу сюда,– Федоров энергичным жестом показал на долину Козоды,– свои капиталы? К примеру, шестьдесят тысяч пожертвую?

– Шестьдесят тысяч – капля в море,– усмехнулся Сухарев, не веря в возможность такой благотворительности.

– Знаю, мало. Но хоть для начала! Соорудить бы здесь да на горе Горячей по одной купальне, дорожки для моциона, подъездные пути. Может, устыдятся господа министры, что я, почетный астраханский гражданин, нос им утер,– с задором сказал Федоров.

– Если пожертвуете, большое дело сделаете,– одобрил намерение пациента врач, всё еще не веря, что старик говорит серьезно.

Вернувшись в Константиногорку, Федоров объявил смотрителю о своем желании. Лякин от удивления воскликнул:

– Шестьдесят тысяч! Возможно ли, господин асессор, такие деньги?

– А, шальные!.. Выиграл в карты у астраханского купца!—И вдруг помрачнел:—Думал внука осчастливить, но убит под Бородиным. Чувствую, скоро умру, а деньги останутся, пустит их наш астраханский губернатор на какое-нибудь никчемное дело. А тут хоть память обо мне останется. Построят купальни и назовут, их Федоровскими, к примеру.

«А пожертвования ваши, думаете, не промотают здесь, на Водах?»—чуть было не сорвалось у Лякина. Для уверенности, что деньги пойдут в дело, он посоветовал старику написать прошение в Тифлис главнокомандующему войсками на Кавказе, куда и перевести пожертвования, чтобы оттуда выдача денег шла и контроль был...

Главнокомандующий распорядился генералу Порт-нягнну приступить к благоустройству Вод на федоровские деньги. Вскоре в Константиногорку прибыл губернский архитектор Мясников: уже не молодой, сухощавый, малоразговорчивый, с острым взглядом хитроватых глаз; изучил местные ресурсы близ Машука и Козоды и пришел к неотрадному выводу: строить помещения не из чего, хорошего леса нет.

Архитектор испросил разрешения заключить сделку о поставке материала. Ставропольский купец Плотников обязался доставить на Воды 194 бруса и 12 медных кранов для ванн за две тысячи рублей, георгиевский купец Корягин – привезти из Астрахани досок на три тысячи рублей. Нашлась и артель мастеровых во главе с георгиевским мещанином Филиппом Азаровым: «Поставим помещения для горячих и нарзанных ванн и возьмем недорого – всего лишь три с половиною тысячи рублей»...

К весне 1814 года на горе Горячей выше Солдатской баньки и левее Сабанеевских ванн, у главного (Александровского) источника выросла неказистая купальня на шесть ванн, а на берегу Козоды у нарзанного ключа – дощатая галерея на три ванны.

Лякин, принимая строения, обнаружил, что в федоровской купальне вода, подведенная снизу из источника, не доходит до ванн на полтора аршина; и у нарзанной галереи много недоделок – помещение сделано на скорую руку, долго не простоит. Лякин запротестовал:

– Доделывайте, милостивый государь! Негодные не приму. Кроме того, как больные будут восходить на гору? Ни дороги, ни лестницы.

– Не подпишу приемочный акт!—наотрез отказался смотритель.

Мясников сделал вид, что согласен устранить недоделки. Спорить с приемщиком бесполезно. «Заменю я ему пару досок и брусьев и достаточно для проверки, а вот с дорогой как выкрутиться? Федоровских-то денег пустяк»,– думал Мясников. Надежда только на солдат. Когда у казны не хватало денег, то впрягали солдат. В Георгиевске почти все губернские здания их руками возведены; сделают и дорогу, а не дорогу, так тропу на Горячую.

Архитектор обратился к коменданту Константино-

горки с просьбой выделить в его распоряжение солдат—дешевую рабочую силу. Тот назначил команду во главе с унтер-офицером Васильевым.

Мясников и Васильев приехали на Горячую гору, вошли в неказистое федоровское зданьице, пахнувшее краской. Архитектор объяснил, каким образом опустить ванны, чтобы к ним подошла вода, где оторвать две-три доски на самом видном месте и заменить их новыми; вывел унтера на крыльцо, показал в сторону северо-западного склона горы:

– Там от подножия до источника проведете дорожку!

– Дорогу или «дорожку?»—переспросил хитрый Васильев.

–Дело не в названии. Сделайте, чтоб можно было подниматься больным на гору,– ушел от прямого ответа архитектор.

Рабочая команда спустила одну ванну, открыла кран, вода, однако, не пошла. Солдаты заметили, что вокруг федоровской «баньки» земля все время влажная, еще неделя-другая и образуется настоящее болото. Сообразили: в грунте не состыкованы трубы, подводящие воду к ваннам. Выбрали щебенку, устранили течь и были рады, что отделались от одного вида работ. Впереди самое трудное – дорога...

Искры летели из-под кайл и ломов. Острые куски скальной породы резали сапоги, одежду. На руках мозоли, на рубахах – темные соленые круги. За месяц с грехом пополам выдолбили узенькую, неровную, извилистую дорожку, по которой можно было въехать в экипаже на гору. Потом выполнили работу в купальне на Кислых Водах...

Узнав, что на Горячих Водах выстроено приличное помещение для ванн, кабины обложены отполированным туфом, вода подается из медных блестящих кра-нов—комфорт для тех времен небывалый, местная знать хлынула на Подкумок поправлять свое здоровье. Среди них приехал из Астрахани надворный советник грек по происхождению Варваций, который страдал от зуда, все тело было в расчесах; избавиться от изнурительной болезни, как посоветовали астраханские лекари, можно было только минеральными ваннами.

После двух ванн ему стало легче, но он заметил: люди, принимавшие с ним процедуру, увидев его изъеденное язвами тело, шарахались в сторону, после него никто не желал ванну. Варваций обратился к доктору Сухареву:—Любые деньги готов платить, лишь принимать бы процедуру в отдельной кабине.

– Понимаю вас, господин надворный советник. Но на сезон все талоны проданы, на каждом указано время, когда принимать процедуру. Больные приезжают к купальне к сроку, ждут очереди. Никакой возможности нет,– с сочувствием объяснил врач и вдруг посоветовал: – По примеру своего земляка постройте свою, персональную, купальню. Можно подальше от Федоровки, ближе к Машуку. Там есть источник с минеральной водой, самой подходящей для исцеления вашей затяжной болезни, ведь лечить ее придется не один год.

Посоветовать-то посоветовал, а у самого на душе тревога: Сухарев не уверен был, что источник под Ма-шуком действительно исцелит нервный зуд. Но жгучее желание построить еще одну купальню, пусть крохотную, и испробовать действие вод всех источников толкало его на этот рискованный шаг – эксперимент требовал жертв.

– Выхода нет, придется возводить свою. Здоровье дороже денег,– вздохнул Варваций.

И дело пошло. Нанятые греком солдаты быстро вырубили на выходе источника углубление в скальном грунте, сколотили над ванной что-то похожее на домик, и стало это место называться Варвациевской ванной.

Надворный советник принял более двадцати процедур и чувствовал себя почти здоровым; доволен был и Сухарев – эксперимент удался. Тщеславный Варваций, посмотрев перед отъездом на свою купальню, недовольно поморщился:

– Пожалуй, это жалкая конура! Велю снести построить новую с несколькими ваннами.

Не удовлетворяла также и квартира в крепости – снимал одну маленькую комнату вместе с купцом, который не столько лечился, сколько пил, всегда был пьян, ночью вдобавок храпел. На следующее лето Вар-ваций собирался приехать с женой и детьми, но не здесь же жить! «Не построить ли у горы Горячей свой дом, хотя бы турлучный?»—подумал грек. И когда он объявил смотрителю свои строительные планы, то Лякин ответил, что это уже капитальное строение, а для них нужно разрешение губернского архитектора.

Мясников, вводя Варвация в детали дела, определил расходы на строительство в двадцать тысяч рублей.

– Двадцать тысяч!– воскликнул надворный советник.

– Господин Федоров, ваш земляк, пожертвовал в три раза больше.

– У меня капитал ведь нажит в трудах...

– Но игра стоит свеч. Ваши затраты через два-три года окупятся с лихвой за счет продажи билетов на ванны и сдачи заезжего дома под квартиры, цены на них очень высоки. Не будете же вы круглый год лечиться и жить на Водах...

И советник решился. Так был возведен турлучный заезжий дом – первое строение у подножия Горячей.

Рядом с купальней Варвация пожелал иметь свою купальню командующий войсками генерал Портнягин. Зашевелились и константиногорцы: чужаки ставят у

источников строения, а мы нет? Да, ежели соорудить дома и сдавать квартиры приезжающим, доход немалый.

Расторопнее всех оказался чиновник Чернявский: он разобрал деревянный сарай, перевез его в горячевод-скую долину. Солдаты за грошовую плату перестроили сарай в дом из двух комнат, обмазав стены снаружи и внутри глиной. Примеру Чернявского последовал аптекарь гарнизонного лазарета Соболев. Так частники занялись развитием государственного значения Кавказских Минеральных Вод...

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ПО ВЕЛЕНИЮ ЕРМОЛОВА

«ЗДЕСЬ ЗАЛОЖИТЬ ГОРОД...»

Летом 1819 года командующий Кавказской линией генерал Сталь, получив известие о предстоящем приезде главнокомандующего вой-исками на Кавказе генерал-лейтенанта Ермолова, почувствовал волнение. Прежде всего потому, что на Линии было много беспорядков, а беспорядков Ермолов не терпел.

Сам Ермолов казался Сталю противоречивым и вообще непонятным человеком. Говорили, что Ермолов – убежденный сторонник идей Вольтера, Руссо, свободомыслие которых было всем известно. В то же время Сталь вспоминал, как Ермолов, лично возглавляя экспедицию в Дагестан, жестоко подавил там бунт. Чувствуя немое осуждение офицеров, Ермолов объяснил:

«Возможно, господа, кое-кто будет осуждать меня за жестокость. А что в подобных обстоятельствах еще можно сделать? Закрыть глаза на волнение горцев? Так их сейчас же турки и персы к рукам приберут, меж тем и англичане давно алчно взирают на горы и долины Кавказа. Не долг ли наш оградить край сей от вожделения чужеземцев? А без суровых мер как этот план исполнен быть может?»

Пока Сталь принял все меры, какие мог: приказал обеспечить почетный караул, дом для отдыха главнокомандующего, лично порекомендовал повара-француза и т. д.

Но Ермолов появился в Георгиевске неожиданно – приехал на рассвете, когда все еще спали, в штабе были одни лишь дежурные. Сталя подняли с постели. Быстро одевшись, он прибыл в штаб, тревожно расспросил дежурного поручика: «Не застал ли его высокопревосходительство дежурных спящими?»—«Никак нет, все бодрствовали, честь по чести, ваше превосходительство,– отвечал поручик.—«Слава богу! А не сердит?»—«Никак нет, разговаривал мирно, попросил отвезти в гостиницу».—«Так он в гостинице? Что же сразу не доложил?»

Алексей Петрович Ермолов, заложив руки за спину, расхаживал по обставленной с претензией комнате. Все, кто впервые видел его, поражались огромному росту, широте плеч и мощной выпуклой груди генерала. Темно-зеленый, с красным стоячим воротом мундир ловко облегал его фигуру. Небольшие серые глаза смотрели из-под густых бровей строго, изучающе. Многие терялись под его колючим взглядом. Прямой нос, плотно сжатые губы, энергичный подбородок создавали впечатление властного, волевого характера.

Ермолов устал. И не потому, что он почти не спал в эту ночь – невеселые мысли владели им. Почему все начинания его на Кавказе встречаются в штыки? Отменил он в Кавказском корпусе телесные наказания, приказал перед строем полков сжечь на костре розги. В приказах офицеров и солдат называл товарищами по оружию. А как это восприняли в военном министерстве? Как подрыв дисциплины и стремление поставить на одну доску дворянина и простолюдина. В высших кругах демократизма Ермолова, унаследованного еще от Суворова, где он начинал военную службу, не одобряли.

Припомнили в Петербурге Ермолову и его участие в заговоре против Павла I, за что в свое время продержали несколько месяцев в Петропавловской крепости, потом выслали в Кострому под надзор полиции. Если бы не смерть Павла I, то до сих пор бы прозябал «бунтарь» в ссылке. Все вспомнили! Самовольничает-де Ермолов, и поэтому дела с покорением Кавказа идут

из рук вон плохо. А император Александр, не разбирающийся в обстановке на Кавказе, возмутился: «Этих дикарей за месяц можно привести в покорность, а он за годы ничего не добился!»

«Да, ваше величество! Не огнем и мечом, а мирной торговлей надеюсь завоевать я Кавказ»,– мысленно возражал Алексей Петрович.

Ермолов учредил при своем штабе специальный отдел, который заключал крупные сделки с российскими купцами на поставку соли и мануфактуры, чтобы обменивать их у горцев на необходимые русской армии товары. Он выделил немалые суммы денег на поощрение горских владельцев, которые охотно торговали с русскими. Во Владикавказе создал школу торговых переводчиков, где обучались по пятнадцать молодых людей от каждой кавказской народности...

Разве по вине Ермолова план этот не дал желаемых результатов-? Причин много, главные – удаленность Кавказа от промышленно развитых губерний России и плохие дороги. Весной и осенью непролазная грязь. Воронежские, харьковские и ростовские купцы затрачивали недели, чтобы привезти товары на Терек. А на пути в Грозную, Владикавказ нередки нападения разбойников. Это отбивало охоту русским возить товары на Кавказ.

Вновь участились набеги горцев на русские поселения. Абреки ночью налетали на казачьи станицы, угоняли табуны лошадей, грабили почтовые станции, лавки местных купцов. Начали исчезать офицеры и чиновники. Впрочем вскоре стали приходить письма от исчезнувших, содержащие просьбы выкупить их у немирных горцев. Местные владельцы, нарушая обещание, перестали следить за состоянием Военно-Грузинской дороги, доставлять дрова в крепости и редуты. Более того, участились почему-то обвалы камней, запруживающих узкие места тракта.

Вот тогда-то и решил Ермолов, исполняя высочайшее повеление, пустить в ход оружие. И что же получил в ответ? Взрыв ненависти горцев, которые дорожат свободой, пусть призрачной, больше жизни. Они превращали свои аулы в маленькие крепости и сопротивлялись отчаянно...

Горестные размышления Ермолова были прерваны стуком в дверь.

– Ваше высокопревосходительство, генерал Сталь,– доложил адъютант.

– Пожалуйста, просите.

Генерал вошел, лицо его выражало трепет:

– Какие распоряжения будут, ваше высокопревосходительство?

Ермолов с трудом подавил в себе желание расхохотаться. «До чего же труслив этот чужеземец! К тому же подхалим, видимо!»

– Приготовьте на завтра сопровождающих. Хочу посмотреть вашу вспомогательную линию, намеченную рукой графа Александра Васильевича Суворова,– коротко и сухо приказал Алексей Петрович.– Вы свободны, генерал...

Сопровождать главнокомандующего была выделена сотня хорошо вооруженных, как на подбор казаков во главе с кавалером многих орденов и медалей офицером. Увидев внушительный эскорт телохранителей, Алексей Петрович нахмурил брови:

– Зачем столько?.. Хватит и трети. Да и кавалера орденов не стоит отрывать от строевой службы. Подберите офицера, понимающего в строительстве.

Выбор Сталя остановился на помощнике главного квартирмейстера Линии майоре Чайковском, который отвечал за состояние сооружений и дорог на Подкумке.

Ермолову представили высокого молодого офицера, смуглого, стройного. Алексей Петрович невольно засмотрелся на его лицо: длинный с горбинкой нос, большие темно-синие глаза, тонкие губы, низкий лоб, черные, как смоль, вьющиеся волосы.

– Русский кавказец?– спросил Ермолов.

– Так точно!– ответил офицер.

– Где родились?

– В Константиногорской крепости, в семье офицера.

– Где учились?– спросил Ермолов.

– В Петербургском кадетском корпусе, фортификатор,– ответил Чайковский.

– И сразу на Кавказ?

– Никак нет, ваше высокопревосходительство. Первые годы возводил дополнительные форты на побережье Финского залива, углублял дно Невы. Потом у генерала Аракчеева строил военные поселения в Новгородской губернии. Домой вот еле-еле вырвался.

При слове «домой» Алексей Петрович улыбнулся,

ему понравилась откровенность офицера. Подобострастие, льстивость были ненависты генералу.

– Поедете, майор, со мной,– мягко сказал Алексей Петрович и вдруг поднял палец и строго добавил:– Кстати, я посмотрю, как вы, помощник главного квартирмейстера, исполняете свою должность. Увижу непорядок – пощады не ждите!

Непорядок был! Тревога охватила Петра Петровича.

...Приехав на Кавказ в начале весны, он сразу же заехал в Константиногорку. С трепетом подъезжал к родной крепости. И не узнал ее. Господи, что сделалось с творением рук его отца! Земляной вал сполз наполовину. Широкие Георгиевские ворота покосились, одна створка висела только на верхней петле. Здания посерели, выглядели сиротливо. Нижние венцы двух казарм подгнили. В крыше лазарета зияли дыры. Сруб колодца с запасной водой был разрушен. На всей крепости лежала печать запустения.

Встретившему его коменданту, майору Ивану Никифоровичу Попову, толстому, краснощекому здоровяку, по словам начальства, храброму офицеру, Чайковский выговорил за бесхозяйственность. Попов, благодушно улыбаясь, заверил, что срочно все отремонтирует.

«А вот починил ли?.. Увидит Ермолов непорядок – беды не миновать ни мне, ни Ивану Никифоровичу»,– холодея думал теперь Чайковский...

Всю дорогу главнокомандующий ехал молча. И только когда стали подъезжать к Горячей, подал знак Чайковскому приблизиться:

– Мирно ли здесь?

– Сказать «мирно» было бы неправдой, ваше высокопревосходительство. По дороге от Ессентукского редута до Кислых Вод в одиночку ездить опасно. Абреки шалят.

– Везде, по всему Кавказу шалят,—кивнул головой Ермолов,– а прекратится это только тогда, когда русских здесь будет больше, чем горцев, и не военных, а гражданского, мирного населения.

Чайковский удивился: вот уж попробуй узнай, что

в мыслях этого человека, вся должность которого состоит, казалось бы, в усмирении горцев.

Под горой Горячей главнокомандующего ожидал предупрежденный Сталем комендант Константиногор-ской крепости майор Попов, в парадной форме с орденами н медалями на груди. Картинно подъехал к генералу и отрапортовал: на вверенном ему участке Линии спокойно, военных столкновений с горцами нет.

Ермолов махнул рукой:

– О делах военных потом. Ответьте на такой вопрос, сколько людей приезжают лечиться на Горячие Воды?

– До тысячи человек в год, ваше высокопревосходительство,– отчеканил комендант.

– Откуда и кто они?

– Больше местные – дворяне, мещане, купцы, чиновники, казаки, богатые ногайцы, калмыки, горцы. Меньше из России, но зато знатные – из Петербурга, Москвы, Казани, Киева...

– Помогаете им устроиться, охраняете?

– Так точно, ваше высокопревосходительство, многие живут на квартирах в крепости и в Солдатской слободке. Желающих лечиться в Ессентуках и на Кислых Водах сопровождаем оказией...

– Покажите место, где лечатся люди,– сказал Ермолов, спешившись.

– Сюда, ваше высокопревосходительство!—показал комендант, пропуская вперед генерала.

– Успел ли отремонтировать крепость?—шепнул Петр Петрович. «Вчера закончили»,– так же шепотом ответил Иван Никифорович.—«Слава богу!»—облегчен-но вздохнул помощник квартирмейстера.

То, что увидел Ермолов, неприятно поразило его. Узкая долинка, кроме четырех замшелых крытых камышом домишек, строений не имела, была густо заставлена войлочными кибитками, палатками, крытыми повозками. Около них стояли и сидели мужчины и женщины. Горели костры, на которых варили еду. Чуть в сторонке паслись стреноженные лошади, играли собаки, у кола, вбитого в землю, щипала траву коза, привязанная за шею веревкой. Здесь жили те, кто не смог найти квартиру ни в крепости, ни в Солдатской слободке.

– Цыганский табор! – сердито проворчал главнокомандующий.

Рядом с «табором»—огромная лужа, образуемая стекающими с горы ручьями, сильно пахнувшая сероводородом. От ручьев были отведены канавки к выдолбленным в скальном грунте корытам, сверху накрытым балаганчиками, наспех сооруженными из камыша и веток. Под такими же покровами стояли деревянные ванны, привезенные больными из дому. Балаганчиками были усеяны и небольшие площадки на склонах горы да и, очевидно, сама вершина, потому что к ней по крутой извилистой тропе поднимались с узелками люди, а тех, которые не могли сами идти, вели под руки или несли на носилках.

Ермолов показал рукой на серое, с одним оконцем и трубой сооружение, прилепившееся к западному выступу горы:

– Что это такое?

– Солдатская купальня, ваше высокопревосходительство,– ответил комендант.

Главнокомандующий изъявил желание осмотреть ее и быстро направился вверх по выдолбленным ступенькам. Попов и Чайковский еле поспевали за ним. Обозрев солдаткое заведение, Ермолов вынес ему приговор:

– Рухлядь! Снести и построить новую добротную купальню на несколько ванн. Площадку расчистить, лестницу сюда провести, чтобы удобно было подниматься пешком. А там что на горе?—генерал кивнул в сторону видневшихся зданий.

– Федоровские и Сабанеевские ванны, ваше высокопревосходительство,– ответил Попов.

– А Варвация и Портнягина где?

Попов показал на такие же немудрящие постройки, примостившиеся у подножия Машука. «Чудо» сотворили!»– усмехнулся про себя Ермолов, повернулся к коменданту.

– Генерал Сталь был здесь?

– Никак нет, ваше высокопревосходительство!

– Вы докладывали ему о том, что люди здесь лечатся в ужасных условиях?

– Никак нет, ваше высокопревосходительство!

– Почему?

Комендант растерялся, не зная, как выкрутиться, и сослался на приказ, который обязывал его только нести охрану лагеря, а то как живут тут люди—это военных властей не касается.

– Э нет, господин комендант! Мы здесь командуем и поэтому за все должны отвечать. И за то, что вместо благоустроенного поселка табор развели, вместо лечебных учреждений—балаганы и развалюхи. За то, что не добились у Сената денег для постройки добротных зданий, где можно было бы лечить раненых и больных воинов нашего корпуса,– Ермолов повернулся к Чайковскому, взглянул на него.—Отныне я учреждаю здесь, на Горячих Водах, строительную комиссию во главе с вами, господин майор. Должность помощника главного квартирмейстера Линии сдайте другому офицеру и переезжайте сюда на постоянное жительство.

«Так вот к чему идет дело!»—Чайковский понял, какую огромную работу взваливал на его плечи Ермолов. Но в этом назначении было и нечто приятное: его отец возвел Константиногорскую крепость, а он, сын, будет строить рядом новое поселение. Не счастье ли продолжить начатое отцом дело на Подкумке, на этой благодатной земле?

Оглядывая подножие Машука, Алексей Петрович указал на долинку:

– Здесь заложить город! Начните с планировки. В первую очередь определите места для казенных зданий. Наверное, нужна будет гостиница для гражданских лиц, желательно, каменная, двухэтажная, с номерами, залами. Такой же двухэтажный дом для офицеров и генералов—больных и раненых. Госпиталь для солдат. Лечебницы. Помещение для администрации... Рядом с казенными зданиями станут строить дома частные владельцы. Землю под их усадьбы отводить согласно составленному вами плану.

«Вот так же—подумал Чайковский, глядя на волевое лицо генерала,– наверное, он принимал решение о переносе оборонительной Линии с Терека на Сунжу; возводил на пустующем месте крепости Грозную, Внезапную, Злобный стан, Бурную, Воздвиженскую, десятки редутов и постов между ними, солдатские слободки, казачьи станицы. Кавказ завоевывал он, строя поселения русских, прорубая просеки в лесу, прокладывая дороги в горы, вымащивая Военно-Грузинский тракт. Десять месяцев в году солдаты Ермолова ломами, кирками и лопатами копали землю, рубили топорами лес, строили казармы и дома, пахали, сеяли и только около месяца приходилось на экспедиции, когда они держали ружьё в руках и нюхали пороховой дым. Не каратель это, каким его считали многие, а строитель, строитель новой жизни на Кавказе».

– Беритесь, господин майор, с надлежащим усердием за важное и ответственное дело. В помощники дам

инженеров. Из Петербурга выпишем архитекторов. Добьемся денег из казны. Пришлю несколько строительных рот для заготовок камня и леса, мастеровых най-мите—Ермолов повернулся к коменданту крепости:– А теперь, господин майор, потрудитесь показать, где расположены дозорные посты?

– На Горячей главный пост. Напротив него, на соседней возвышенности,—второй, западнее —третий...

– В караулы ходят из крепости?

– Так точно, ваше высокопревосходительство!

– Далеко! Поставьте на горе Горячей оборонительную казарму и держите в ней дозорную роту. Одну-две комнаты в ней отведите под лазарет, я туда раненых и больных велю направлять на лечение... Нападений на сей лагерь не было?—Ермолов кивнул на кибитки и балаганы.

– Пока, слава богу, не было, ваше высокопревосходительство,– ответил Попов.

– На бога надейся, да сам не плошай. Вон из того аула,– генерал показал на абазинский аул Трам, в четырех верстах за Подкумком,– ночью шайке абреков учинить набег сюда ничего не стоит. Усилить караулы!..

В Константиногорской крепости после осмотра казарм, лазаретов было объявлено построение.

Алексей Петрович придирчиво осматривал, как нижние чины обуты, одеты, в исправности ли оружие. У одного пехотинца проверил содержимое кожаной сумки. Артиллеристы по его приказу вхолостую зарядили пушку, стараясь показать свое проворство. Драгуна заставил снять седло – нет ли мозолей на спине лошади. Остановившись перед серединой шеренги, громко спросил:

– Досыта^чли кормят вас, друзья солдаты?