Текст книги "Каприз леди Авроры (СИ)"

Автор книги: Инна Сударева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 22 страниц)

Исидору не хотелось, чтоб что-то подобное произошло сейчас с его дочерью.

Но все, что он нашел сказать Авроре, было:

– Крошка моя, что такое?

– Папа, – Аврора впервые в глаза назвала его "папой" (до этого или никак или "отец"), – папа, я умру. Мне так плохо, папа, – ее глаза были сухи, и это тоже испугало императора.

– Не говори такого, – Исидор попытался быть строгим, но голос его дрожал: он видел, что дочь не шутит и не капризничает; она, похоже, вообще капризничать разучилась.

– Я умру без него, папа, – прошептала Аврора, видя, как темен и холоден ее угол – как могила. – Я люблю его, папа.

– Да кто ж он такой? – с отчаянием в голосе просил император.

– Шип. Шип Корт…

Исидор плотнее сдвинул брови. Ему очень хотелось выругаться, громко и смачно, но он справедливо рассудил, что делу это мало поможет.

* * *

Веда Лида своим серебряным ножиком срезала первый в этом году плод с груши-дички, откусила, причмокнула – хорош! И тут же, с быстротой белки нарезала столько, сколько могло уместиться в ее корзину. Получилось довольно много. Груши Лида собиралась засушить, а есть – зимой, когда ни с того, ни с сего захочется сладкого. Очень тогда кстати будут до шелеста высушенные ломтики: кинешь один в рот и соси его себе хоть час – во рту приятно, сладко.

Закончив со сбором груш, Лида плотно закрыла корзину, забросила ее себе за спину и потащилась потихоньку к своему вязу. Идти было далеко: сперва через сумрачную и сырую лощину, потом – вдоль душистого молодого ельника, по колено погружаясь в мягкий, изумрудный мох. Зато по пути можно грибы заприметить.

У лощины ее остановил тихий свист. Звук был похож на пение черногрудки, но лишь похож. Веда прекрасно знала, что человечьи губы никогда не смогут высвистеть то, что могла крохотная пташка.

Так и есть – на едва приметную тропку, веде навстречу, из густых зарослей ирги, вышел Корт. Как всегда, в черном, но без своего грозного оружия. Вместо парных мечей за спиной Шипа были только лук и колчан со стрелами. У пояса висел мешок, а из него торчали пестрые перья куропаток. Сегодня Корт был мирным охотником и не желал ничего кроме удачи на охоте.

– Давай помогу, матушка, – сказал он, протягивая руку к ноше веды.

– А что? Спина уже не болит? – спросила Лида.

– С чего ей болеть? – пожал плечами Корт. – Больше месяца прошло, а травы твои, как всегда, чудеса творят, – и, взяв корзину, легко закинул ее на плечо, принюхался. – Груши. Много набрала.

– Сколько лес дал, столько и набрала, больше мне не надобно, – хихикнула веда. – А ты неси, неси…

Он и понес, быстро и бесшумно ступая по мхам и траве. Лида заспешила следом, не забывая срывать по пути всякие травинки и листья, и запихивала находки в свою поясную сумку.

– Ворожить что будешь, матушка? – спросил Корт, видя, что она делает.

– Поворожу, конечно. На сердце твое. Чтоб и оно не болело.

– Оно и не болит, – молодой человек вновь пожал плечами и поправил корзину.

– Это спина не болит, а вот тут у тебя болит, – Лида резво обогнала парня и ткнула сухоньким пальчиком в его грудь, слева. – Я по голосу слышу. Уж месяц ты у меня. Тело твое поправилось, кровь твоя вернулась, а голос – как был голосом хворого, так и остался. А голос – он от сердца идет. Каково там, таково и с голосом… Ну, может у других и по-другому, а у Шипов так.

Корт слушал ее болтовню и улыбался.

– Ты не думай, я не спятила, – бормотала Лида. – Я всего лишь чуть-чуть ума лишилась. Только в мире ничего просто так не случается. Одно теряешь – другое находишь. Кто ум теряет, тот глаз лишний обретает, сокрытое видеть начинает. Вот что ты видишь?

Молодой человек хмыкнул:

– Лес вижу, небо, листья, травы, мох и птиц… Тебя вот вижу, дерево твое – там впереди. Или вижу, – усмехнулся, потрепав рукой прыгнувшего навстречу полосатого приятеля меж ушей. – Столько всего вижу, что не перебрать за день. И за два, наверно.

– Это все и я вижу, – хихикнула веда. – Только еще я могу видеть, какого оно все света.

– Света? – переспросил Корт. – Может, цвета?

– Нееет, – лукаво протянула Лида и заморгала желтыми глазами. – Света, света. Все в мире светится. Только по-разному.

Корт не стал ее перебивать, и старушка разговорилась:

– Вот березы – от них теплый огонь, золотистый. Возле березы и стоять приятно, верно? На душе сразу легчает. Потому что она греет, силу дает. А ель? Ель успокаивает, но и грустью повевает. У ней свет другой – как у костра затухающего. Со зверями, людьми сложнее – их свет меняется. Наверно, как и настроение. Я вижу твой свет. Он не полон. Вот здесь, – Лида опять дотронулась до его груди, к сердцу, – здесь мрачно у тебя, будто пропасть открылась. Это плохо. Может, люди с таким и живут, но для Шипа это – начало смерти.

– Разве не было такого со мной тогда, когда я Бию и Лилею потерял? – спросил вдруг Корт, понимая, о чем она. – В те дни мне так все болело, что хотелось в реке утопиться. Что ж тогда ты ничего мне не сказала?

– О нет, – покачала взъерошенной головой Лида. – Тогда в тебе пламя бушевало, ослепляющее. Оно тебя самого сжигало. Но ты с ним совладал и направил его на врагов. Вспомни: как много ты тогда убивал. Никто не мог отразить твои удары. Они били, как молния. Но в тебе они тоже многое убили…

И вновь Корт все понял. Да, тогда, после гибели родных ему хотелось мстить. Это страстное желание не давало думать о смерти. Он не мог умереть, не наказав тех, кто уничтожил его семью. И в тот год мечи Шипа Кортериса были самыми кровавыми в Крапчем крае. Он убивал пришельцев с запада всюду, где только встречал. Он сражался днем, вместе с другими воинами-Шипами. А ночами, когда его соратники отдыхали, Корт в одиночку пробирался в станы неприятеля и возвращался обратно, весь покрытый кровью, своей и вражьей. Его воинское мастерство стало необычайным, казалось, ему не нужен был отдых, а раны, которые он получал, заживали невероятно быстро. И товарищи начали говорить про Корта – Непрошиба…

И что теперь? Корт Непрошиба решил умереть. Так, как может умереть Шип, считающий, что больше ничего его на этом свете не держит. Раньше Корта держала месть, злоба к тем, кто захватил его земли. Поэтому, когда Шипы погибли, а те, что уцелели, рассеялись, отказавшись продолжать сопротивление, он стал наемным убийцей: он был готов убивать всякого, кто был пришельцем с запада.

Корт узнал: западники любили воевать не только с чужаками, но и сами с собой. Охотно покупали его мечи, чтоб направить их против своих же земляков. Купец заказывал купца, который мешал его торговле, барон заказывал барона, который оскорбил его при знатной даме. Желающих отправить на тот свет ближнего своего оказалось очень много. И они хорошо платили за эти услуги.

Так что, не имея больше возможности сражаться, как на войне, Корт стал воевать чуть по-другому. Он порезал скулу, так обозначив свое новое занятие, и начал принимать заказы. Чего проще? Найди преступный Ламдол, докажи тамошним, что ты – стоящая фигура, и проявляй себя в выбранном направлении. Мечи и ножи Корта легко добыли хозяину новый статус…

Когда-то он даже радовался этим ужасным успехам. И готовился посвятить убийствам за деньги всю оставшуюся жизнь. А жить Корт желал долго, чтоб за это время уничтожить как можно большее количество врагов.

Только теперь все развалилось. Точно так же, как когда-то – его счастливая жизнь в Крапчем крае. И даже еще хуже: Корт вдруг явно увидел, что будущего у него нет…

* * *

– Ночи стали прохладнее. Осень идет, – заметила веда, плетя косу из медвежьей травы.

Корт, сидевший недалече, на толстой ветке вяза, и попивавший чай из целебных листьев зверобоя, лишь пожал плечами. По его мнению, все шло как надо: за летом полагалось выступить осени.

– Ты в этом году будешь со мной зимовать? – спросила Лида.

Убийца мотнул головой – это значило "нет".

– Куда подашься?

– Есть еще одно дело, – ответил наконец молодой человек. – Думаю до зимы успеть его сделать, – и глотнул еще чаю.

Корт любил настой из зверобоя: он делал мысли бодрей и свежей. Вот и сейчас горьковатый и душистый напиток навел его на кое-какие размышления, и потихоньку выстраивалась довольно-таки четкая линия действий.

– Что-то мы давненько рыжуху Майю не видали, – опять заговорила Лида.

Корт лишь хмыкнул.

– Ты совсем не думаешь о ней, – заметила веда, и в голосе ее послышалось что-то вроде порицания. – А ведь она – единственная, с кем ты можешь восстановить наш род.

Молодой человек хмыкнул второй раз и спросил:

– Зачем?

– Что? – подняла седые брови Лида.

– Зачем восстанавливать род Шипов? – пояснил Корт. – Зачем восстанавливать то, что оказалось неспособным выжить, когда пришли чужаки с запада? Ты думаешь, если мы с Майей нарожаем кучу детей, это вернет нам наши земли? Наши пущи и рощи? Прогонит западников? Это смешно… И смешна была твоя попытка сблизить нас. Смешна и горька. Зачем ты это сделала? Лишь твой ослабевший разум тебя и оправдывает, – убийца покачал головой. – Я относился к Майе, как к сестре. Я учил ее, я помогал тебе растить ее. Неужели ты не видела, не понимала, кто она для меня? И что теперь? Кто она для меня теперь? Кто я для нее?

– Она любит тебя. Полюбила с того самого дня, как увидела. Она мне призналась…

– Но я ее не люблю, – очень жестко вдруг ответил Корт. – Точнее, люблю ее не так, как мужчина любит женщину… Почему ты и она все решили в обход меня? Это было предательство. Меня предали те, кто мне родней всех на этом свете! – он почти выкрикнул упрек. – Ты стала мне матушкой, Майя – сестрой. Разве плохая из нас была семья?

Лида ничего не сказала в ответ. Зато Корт разговорился:

– И я знаю, почему все произошло. Майя испугалась "белой мыши". Так она ее называет. Испугалась и согласилась пойти на обман…

Он помолчал, глядя на дно своей деревянной чашки. Оттуда на него тоже смотрели – почерневшие цветки зверобоя. Корт раздраженно выплеснул остатки настоя вниз и бросил чашку на циновку. Потом спрыгнул с ветки, на которой сидел, в гнездо и подошел к Лиде. Та подняла на него свои желтые глаза и сокрушенно покачала головой:

– Что за чернота в тебе, крошка Корти?

Убийца криво усмехнулся, какое-то время потратил на раздумья: стоит ли говорить о проблемах с полубезумной старухой, и решился. Ведь не с кем ему больше было о них говорить. Он сел напротив, подвернув ноги кренделем, и спросил:

– Кому мне сегодня верить, матушка? Тебе ли, которая подговорила Майю опоить меня? Майе ли, которая предала меня дважды: продав князю Трифору девушку, что мне доверилась, и выдав себя за мою погибшую жену, чтоб переспать со мной? Всего за несколько дней я узнал много предателей. И этот удар в спину – тоже предательство, моего боевого брата. Ты ведь знаешь, что такое боевое братство? Его чтут все и везде. И знаешь ли, матушка, кто для меня был самым надежным в последнее время? Это вон тот зверь, что не говорит по-человечьи и жрет все подряд, – Корт махнул рукой в сторону Или (кошак после славной охоты мирно спал недалеко от гнезда веды, на одной и веток, свесив лапы и хвост вниз). – А еще – дочь моего заклятого врага. Дочь того, кого я убивать нанимался. Дочь того, кто наш народ уничтожил… Так скажи мне, матушка: что это такое твориться, что все стало с ног на голову?

Лида молча слушала, без отрыва глядя в глаза молодого человека, которые сверкали из-под нахмуренных бровей. Тонкие руки старухи не оставляли свое работы, и зеленая травяная коса становилась все длиннее и укладывалась вокруг веды кольцами.

– Все меняется, Корти. Друзья предают, враги помогают. Может, ты прав, и время нашего народа ушло навсегда, – ответила она. – Чужаки с запада уже не чужаки на наших землях и землях других народов. Они здесь хозяева, их дети уже здешние… И верить тебе сейчас надо лишь себе самому. Ты можешь поступить так, как поступили последние Шипы – уйти в темную Мирму. Но можешь остаться в Твердых землях и продолжать искать новое место в новом мире, среди нового народа. Кто знает, кто знает…

– Ха-ха! – сердито выкрикнул Корт, вскакивая на ноги. – Ну и ответ. То же самое, как нет ответа…

– Ты полюбил эту девушку? – вдруг спросила Лида и посмотрела на убийцу так, что ему показалось – яркий луч пронзил его голову и осветил все мысли сразу, даже самые потаенные. – Девушку, которой испугалась Майя? Дочь лорда Исидора.

Корт промолчал. Затем потянулся к мечам, которых не касался более месяца. Рубцы висели внутри гнезда, на сучке, и какой-то шустрый паук уже соорудил между ними кружевную паутину. Убийца безжалостно порвал липкие белые нити и вытянул клинки из ножен. Они встретили его голубоватым холодным сиянием – прекрасная сталь была готова показать себя в любой момент.

– Я говорил о деле, – сказал Корт, прилаживая мечи за спину. – Мне надо его завершить. Потом… я не знаю. Но я чувствую: мне пора к Безликой, в еловый мрак…

* * *

В стольном Гримтэне уже целый месяц готовились к веселью. Поводов было несколько: Праздник Желтых Берез (знаменовал начало осени и сбор урожая) и счастливое возвращение наследницы престола в отчий дом.

Император, обычно с презрением относившийся ко всяким празднествам и считавший их пустой тратой времени, сил и денег, в этот раз не поскупился и выделил для торжества средств в два раза больше, чем рассчитали устроители. Для такой щедрости тоже имелся повод: Исидор хотел расшевелить, оживить дочь. На его взгляд в последнее время она была слишком молчалива и печальна.

Больше всего императора сбило с толку то, что Аврора никак не отреагировала на подарки, которыми он ее завалил по прибытии в Гримтэнский замок. Роскошные яркие платья самых модных фасонов и цветов, всевозможные украшения из благородных металлов и драгоценных камней, изящная шелковая и замшевая обувь, расшитая бисером, – ничего не заставило наследницу посветлеть лицом. Она лишь равнодушно окинула взглядом сияющее великолепие, разложенное на столах в ее комнате, провела рукой по тончайшему кружеву ближайшего платья, скорее шепнула, чем сказала, "спасибо" и скрылась в гардеробной. Через некоторое время появилась, в мрачном черном платье, старых черных туфельках и с волосами, убранными в две простые косы. Что ужаснуло Исидора – она оделась сама, причесалась сама, а, выйдя, не произнесла ни звука и села у окна, превратившись в неподвижную мрачную и очень скорбную статую.

Аврора стала такой после того, как в форте Гедеон Исидор ударил кулаком по столу и приказал ей забыть про Корта, Шипов и прочую нечисть.

– Это нелюди! Звери! Я воевал с ними – я видел, как они свирепы, – говорил он дочери. – Их необходимо было уничтожить: для безопасности моих людей, моего народа, моей семьи. Для тебя, наконец! Чтоб мы могли спокойно строить новое будущее на этих землях.

– Свирепы? – хмыкнула тогда Аврора. – А как бы ты себя вел, если бы в твой дом ворвались грабители и убийцы? Неужели был бы кроток, как ягненок? Или все силы бы положил на то, чтоб наказать налетчиков? Выдал бы им свою жену, детей? Или резал бы врагов беспощадно? Точно так, как они стали резать твоих родных и близких? Ведь это ты и твои люди вторглись на их земли, а не наоборот. Ведь так?

– Пусть так. Но это не дает тебе права любить этого зверя!

– Этот зверь сказал мне, что не хочет, чтоб ты страдал сердцем, потеряв меня. Поэтому он вез меня обратно в Синий замок.

– Уловка! Чтоб подобраться ко мне и отомстить!

– Почему же он сбежал?

– Испугался! В самый последний момент испугался, поджал хвост и удрал в леса.

– Корт не таков, чтоб пугаться. Мы такое, такое вместе пережили, – и тут на глаза Авроры навернулись горькие слезы. – Он несколько раз чуть не погиб, спасая мне жизнь…

Исидор малость смягчился. Сел рядом, погладил дочь по дрожащему плечу.

– Пусть так. Я признаю: Корт утешил мое сердце, вернув тебя. С умыслом или нет – его дело. Я благодарен, я хотел отблагодарить его честь по чести. Но он сам отказался. Допускаю мысль, что этот Шип отличается от тех Шипов, которых я знавал. Что он, в самом деле, честен и благороден и хотел лишь одного: чтоб бедная, похищенная разбойниками, дочь вернулась к своему страдающему отцу. Тогда то, что Корт сбежал из Гедеона – очень правильный поступок. Он сделал свое дело и исчез, скромно, без лишних волнений и тревог. Его жизнь осталась при нем, наша – при нас. Если рассудить так, то этот Шип еще и очень мудр.

– Но я хотела, чтоб вы встретились, чтоб поговорили. Я ведь люблю его. Я и тебя люблю, – Аврора обняла отца и не лукавила ни капли, прижимаясь лицом к его бородатой щеке. – И я очень хочу, чтоб два дорогих мне человека были всегда рядом…

Император помолчал, хмуря брови. Конечно, проявление дочерней любви и нежности не оставили его равнодушным. Он был рад такой приятной неожиданности, как теплые слова и не менее теплые объятия. Но чтоб его уравняли с Шипом? Возмутительно! Однако вслух Исидор выразился по-другому, очень мягко, но уверенно:

– Милая. Забудь его. Это самое правильное, что ты можешь сделать, – он вновь погладил дочь – уже по золотистым волосам, которые приятно пахли ромашкой. – Поверь: это пройдет. Время поможет. И я помогу…

Аврора лишь вздохнула и повторила нехорошие слова:

– Я умру без него, папа…

– Ну-ну, крошка моя, ну-ну, – ободряюще пробормотал император, а про себя подумал: "Глупости бабские. Пройдет…"

Но пока выходило по-иному.

Аврора мрачнела и худела.

Не помогали ни ее любимые блюда и сласти, в которых девушку теперь не ограничивали, ни роскошные подарки, ни шумные ватаги юных придворных – девушек и юношей, засылаемых императором к ней, чтоб они вытащили наследницу в парк погулять и потанцевать на залитых солнцем лужайках. Ведь когда-то Аврора обожала плясать и прыгать под веселые звуки барабанов, свирелей и бубнов. Танцевать босиком, на мягкой траве, под роскошными кленами или нежными липами.

Ах, сколько бы отдал Исидор за то, чтоб вновь увидеть эту картину – танцующую дочь, с улыбкой на нежных губах, с растрепавшейся прической, с крохотными голыми пятками, мелькающими из-под шелковых юбок. А ведь так было совсем недавно – в апреле-месяце, на дне рождении Авроры. Только тогда Исидор смотрел на все эти танцы и забавы, как на большую, никому не нужную глупость.

Сегодня он желал делать глупости, и задумал провести в Гримтэне самый пышный Праздник Желтых Берез. Так отгулять, чтоб вовек этого веселья не забыли. И все для того, чтоб расшевелить погруженную в серые печали дочь.

Аврора же с недавних пор признавала лишь одно развлечение: сидя у окна, дергала из нагрудной перевязи Шипа Корта сияющие мальки (перевязь и ножи остались у нее еще с форта Гедеон) и бросала их в резные дверцы своего огромного платяного шкафа. Узор на них был в виде дубовых веток и листьев, и девушка старалась попадать в желуди…

* * *

Корт въехал в столицу через южные Рогатые ворота. Дал стражнику серебряный дукат, чтоб тот его не обыскивал. Солдат окинул взглядом неприметного всадника в сером плаще на низкой гнедой лошадке, за которым семенили два ослика весьма печального вида, груженные большими кувшинами с маслом, и кивнул:

– Масло – это кстати, дружище. Особливо для пекарей. Они нынче в нем нуждаются. Через день-два – праздник большой, и к нему надо столько вафель да булок сотворить, что масла реки пойдут. Ты езжай по этой улочке, а потом, за сапожной лавкой – направо. Там – дом пекаря Хоруса. Он у тебя все масло купит. И заплатит хорошо. Он малый нежадный, – подмигнул стражник, а сам умолчал о том, что пекарь Хорус – муж его сестры.

Корт улыбнулся и низко поклонился служивому:

– Спасибо за совет, добрый человек, – и умастил благодарность еще одной блестящей и полновесной монетой.

Он слыхал, что в Гримтэне решили устроить большие гуляния. И сообразил, что в столице будут нуждаться в таком товаре, как масло. Поэтому и купил ослов и несколько кувшинов с нужным продуктом – чтоб легко проехать в город.

Совет стражника был убийце на руку: в лице пекаря Хоруса, толстого и румяного, как и все пекари, он нашел отличного покупателя. О цене, выгодной обеим сторонам, договорились очень быстро, и через минуту Корт, увязывая тяжелый кошель с монетами в пояс, мог видеть, как подмастерья пекаря уносят в кладовые своего хозяина масляные кувшины, облегчая спины понурых осликов. "Замечательно", – подумал молодой человек и вновь повернулся к пекарю.

– А нельзя ль моих ослов и коня у тебя в конюшне пристроить? На время праздников? – спросил он Хоруса. – Я в столице редко. Хочу праздник посмотреть, погулять. А скотину негде оставить. Я готов платить за постой.

Пекарь обрадовался – учуял новую выгоду.

– Конечно, можешь. Можешь и сам у меня пару ночей перебыть. Найдем место для гостя. Возьму с тебя я немного, потому что ты мне масло очень уж вовремя подвез.

Корт кивнул и протянул Хорусу руку, чтоб закрепить сделку.

– Вот и славно, друг ты мой масляный, – широко улыбался пекарь. – Пойдем, покажу тебе комнату.

Комната Шипу досталась "замечательная": Хорус отдал в распоряжение Корту маленький и пыльный чуланчик на чердаке своего дома. Убийца, познакомившись с конуркой, остался доволен: ему очень понравилось маленькое окно, оживлявшее одну из стен этой "комнаты". Через него вполне можно было выбраться на крышу и уйти гулять по кровлям соседних домов. И этого окна хватило, чтоб Корт вновь подумал: "Замечательно".

– Отдохну, пожалуй. А в город уже после обеда выберусь, – сказал Шип пекарю и уселся на старый сосновый сундук, который занимал почти половину чулана и был пригоден для того, чтоб именоваться кроватью.

– Это правильно, – кивнул Хорус. – После долгого пути спине и ногам надо отдых давать. Ты спи, не волнуйся. Под моей крышей никто тебя не обидит, не тронет.

Корт еще раз поблагодарил его за заботы и принялся стягивать сапоги.

Пекарь ушел, сапоги отправились под окно, а убийца-Шип растянулся на сундуке, взгромоздив свои слишком длинные для убогого помещения ноги на шершавую стену. Он, в самом деле, ждал вечера.

За чашкой настоя зверобоя, в гнезде веды Лиды Корт решил кое-что сделать для Твердых земель. Он хорошо запомнил слова юного князя Гибера о том, что его старший брат – заложник в Гримтэнском замке императора. Убийца решил выкрасть Мальвира и вернуть юношу отцу. "А если получится, то и всех заложников, которых держит Исидор, – думал Корт. – И только после – в еловый мрак".

Еловый мрак – так называлось желание умереть, постепенно переходившее в саму смерть. Шип Корт все обдумал, прочувствовал и решил, что его время пришло.

Сейчас он смотрел в темный потолок, густо затянутый белой и пыльной паутиной, считал паучков (молодой человек хорошо видел каждого – полумрак ему не мешал) и позволял своим мыслям растекаться далеко за пределы тесного чулана…

Она сделала ему предложение. Такое, что даже от воспоминания о нем начинала кружиться голова. Она предложила ему себя в жены.

Наследница престола.

Себя.

В жены.

Наемному убийце.

Шипу, которого нет…

"Как же она любит тебя, – стонало что-то в груди Корта, что-то давно забытое: когда-то оно было там – в груди, где сердце, когда он любил и желал Бию, и вот оно вернулось, осторожно, на цыпочках вошло, боясь мрака, но не боясь идти вперед и упрямо будило-будило его закаменевшее сердце. – Это ведь не каприз, не дурь – это настоящее… как же ей не повезло…"

Он почти поверил в детские мечты Авроры, почти согласился, что все может стать реальностью, почти признался, что любит ее. Ведь так хотелось верить, соглашаться, признаваться. Так хотелось надеяться, что для него не все потеряно, что можно еще раз попытаться выстроить свою жизнь так, как и должно быть: с любимой женщиной, со своим домом, с семьей и с теплом мирных вечеров, пахнущих горячим вином с медом…

"Этого не может быть… с ней… и не будет", – шепнул кто-то строгий в чуткое ухо Шипа.

Корт закрыл глаза и тут же забыл, сколько пауков насчитал на потолке. За окном хлопали крыльями голуби, слышался обычный для городских улиц шум: скрипели колеса телег, которых нынче в Гримтэне было великое множество, кто-то кого-то бранил, кто-то нахваливал свой товар – свежую зелень, где-то заливисто смеялись дети.

Убийца-Шип устроил руку, согнутую в локте, себе на лицо, чтоб сделать глазам полную темень, и почти моментально уснул. Пока было не его время…

* * *

Прекрасная длинноногая, золотистой масти, кобыла Думка плясала, выбивая яркие искры маленькими, изящными копытами из серых булыжников замкового двора. Леди Майя стояла у крыльца и с восторгом любовалась на эту резвую красавицу, обряженную в богатую серебряную сбрую. Сегодня Думка стала ее лошадью. А еще вчера она принадлежала наследнице Незыблемого престола – леди Авроре, но сама Аврора подарила чудесную кобылу Майе.

Многое изменилось.

Еще вчера Майя была никому не известной бандиткой, наемной убийцей, готовой на хитрости и подлости ради лишней золотой монеты, но как же круто все изменилось! Сегодня она – приближенная леди Авроры, ее подруга и наперсница.

Почти не волновало то, что наследница не особо с ней общается и все больше сидит в своих покоях, предавшись печали. Майя никогда не питала к Авроре теплых чувств, не было их и теперь. Зато на рыжую бандитку сейчас посматривали многие придворные кавалеры. И часто – не скрывая восхищения.

Майя знала, что красива, и знала, как стать еще красивее: она улыбалась, весело и открыто. И это, в самом деле, делало ее не просто красивой, а очаровательной. Ее улыбка пробивала сердца мужчин, будто меткая стрела.

Она уже давно забыла смущенно красневшего мастера Эдеваса и форт Гедеон. Как можно было держать все это в памяти, когда перед Майей распахнул ворота великолепный стольный Гримтэн? Когда ей, бродяжке и разбойнице, пожимал руку сам император?

Аврора рассказала отцу, что Майя сыграла значительную роль в ее спасении, и после этих слов судьба улыбнулась рыжей девушке во все свои тридцать два безупречных зуба. Вся благодарность лорда Исидора, которая полагалась сэру Корту, досталась леди Майе. И в придачу – множество прекрасных нарядов, украшений, невиданные модные башмачки и прочее-прочее, восторгавшее девушку, никогда не видевшую столько предметов роскоши. В Гримтэнском дворце Майе отвели целых две комнаты, большие и прекрасно обставленные, выделили небольшой штат прислуги – горничную и пажа; и новоявленная благородная дама принялась быстро осваивать ту новую среду, в которую окунулась.

Наряды…

Привыкшая к шароварам и штанам, Майя поначалу путалась в многослойных и длинных платьях, но как же они ей нравились! И очень были по душе длинные рукава с разрезами, расшитые бисером или жемчугом лифы, таинственно шуршащие шлейфы, невесомые шали, похожие на паутину, и причудливые головные уборы. А туфельки! Изящные, легкие, мягкие, с вышивкой, с блестками. После тяжелых и грубых ботинок они казались волшебным творением невесомых фей, а не рук человеческих.

Мужчины…

Они все были красавцами. Так казалось Майе. Богато и красиво одетые, с гордыми осанками и широкими плечами. Даже дворцовая прислуга могла похвастать благородной статью, что уж было говорить о знатных рыцарях? И главное – они ей улыбались, целовали руку, спорили меж собой, кто нынче сопроводит леди Майю на прогулку или к столу. Ну, а самое главное: прибыв в Гримтэнский замок, рыжая девушка очень скоро получила предложение руки и сердца от одного молодого рыцаря.

– Небо светлое! Как все здорово! – говорила она Авроре (Майя на правах подруги часто захаживала к наследнице, без какого-либо доклада и, пользуясь тем, что девушка не гнала ее и все больше молчала, рассказывала обо всем, что с ней происходило во дворце; рыжей ведь так хотелось с кем-нибудь поделиться своими восторгами и успехами, а могла она довериться лишь Авроре). – Он высок и красив. И так забавно краснеет, когда говорит со мной. А голос! У него такой приятный голос… Да! Он так и сказал: прошу вашей руки, милая леди, и позвольте мне отдать вам свое сердце! Так красиво – просто песня! – Майя прижала к груди руки, в которых была охапка нежных голубых ирисов, и закружилась по комнате, чудом не задевая ни кресел, ни столика с вазой, наполненной румяными яблоками. – Его зовут Донн. У него большая усадьба на севере, на озере Шомтя. Я знаю это озеро! Там замечательно!

– Рада за тебя, – отозвалась с подоконника Аврора и позволила себе легкую улыбку. – Похоже, твои мечты сбываются? Семья, свой дом, спокойная жизнь…

– Да-да! Именно так, – Майя села рядом, отложила букет в сторону и взяла руки наследницы в свои. – Я тебе очень, очень благодарна! Ты себе не представляешь, как это здорово, когда мечта сбывается! Я прыгать готова хоть весь день, как глупая девчонка. Спасибо тебе! Спасибо! – и в порыве благодарности Майя расцеловала Аврору в обе щеки, бледные и запавшие. – Ну а ты? Что ж ты такая мрачная?

– Ты примешь предложение Донна?

– Я еще немного подумаю. Но, скорее всего, да. Нет, я обязательно скажу "да!" Подожду немного, чтоб он поволновался и соглашусь. Он такой милый, и озеро… Это чудо! – рыжая засмеялась, сорвалась с места и вновь закружилась по комнате.

– А Корт? С ним все? О нем ты больше не мечтаешь? – напомнила Аврора.

Веселья у Майи чуть поубавилось. Но лишь чуть.

Она вернулась на подоконник и улыбнулась, очень по-доброму улыбнулась девушке.

– Корт? Корт был для меня хорош в той жизни, когда я была таким же Шипом и убийцей, как он. Связать с ним судьбу – вот все, что мне оставалось в той жизни. Именно поэтому я натворила столько глупостей, – рыжая пожала плечами, запрятанными в переливчатые шелка, хмыкнула. – Хотела перехватить его у тебя. Думала: он мой навеки. Но разве ж он мой? Мне хотелось, чтоб было так, но все не так. Все по-другому вышло. И не скажу, что я недовольна. У меня теперь больше выбора, больше возможностей… мне никогда не нравилось быть наемницей…

– Ты говорила. Я помню, – сказала Аврора.

Майя опять улыбнулась, еще добрее и милей.

– Ты ведь никому не скажешь? – спросила она, заглядывая в глаза наследнице. – Что я Шип, никому не скажешь?

– По-моему, ты давно уже не Шип, – заметила девушка.

Майя хмыкнула:

– Возможно. Корт когда-то сказал мне то же самое. Но тогда он был зол, и это звучало, как оскорбление. Ну и пусть. Что толку быть тем, кто давно умер? Шипов нет. И я не Шип. Я живу не так, как Шип, думаю не так, как Шип. А как жили и думали Шипы – уже никто не знает. Спорим, что и Корт забыл.

– Он говорил, что ничего не забывает, – напомнила Аврора.

– Ему же хуже. Если он и тебя не забудет, ему же хуже. Как и тебе, если ты его не забудешь, – Майя вновь коснулась пальцами узких ладошек девушки. – Мой тебе совет: выкинь Корта из головы. Ему никогда не измениться и не стать таким, как тебе надо…