Текст книги "Каприз леди Авроры (СИ)"

Автор книги: Инна Сударева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 22 страниц)

Аврора даже остановилась, замерла на месте: последняя мысль не просто удивила – она поразила.

– Корт многого мне не сказал. И он бы сказал, если бы не рыжая хамка! – с досадой вымолвила Аврора, ударив себя кулаком в коленку.

– Ахо-хр, – раздалось рядом.

Девушка улыбнулось усатой и полосатой морде кошака, возникшей из встречных кустов. С некоторых пор наследница престола была рада ее видеть.

– Знаешь, Или, – заговорила со зверем девушка, протягивая руку и касаясь мохнатого чуткого уха кошака, – я думаю: Корт прав. Со мной у вас слишком много неприятностей. Лучше мне дома сидеть и не притягивать к вам беды. Корт убил ищеек, но по нашим следам могут пойти и другие. И уже пошли. Это точно – уж я папу знаю. Он не успокоиться, пока не вернет меня. Глупо бегать от него… А тут еще Трифор с цепи сорвался. Этот тоже охоту за нами устроит. Уже устроил, – нахмурилась Аврора. – И он очень постарается опередить людей моего отца. Потому что если не успеет, и я вернусь к папе и все ему расскажу, Трифору мало не покажется… А я так и сделаю, – голос наследницы Незыблемого престола стал тверд и жесток, – я вернусь к отцу и все ему расскажу. И Трифор получит по полной. А про Корта я скажу только хорошее. Потому что он меня спас, и не один раз. И отец не сделает ему ничего плохого. Наверное, он даже наградит его. Вот как я все здорово переверну! – засмеялась девушка. – Что скажешь, зверюга? Как тебе мои придумки?

Или все это время шел с ней рядом и внимательно слушал. Иногда ловил ртом пролетавших мимо мух и жуков. На вопрос Авроры он фыркнул утвердительное "аха", хотя не особо понял размышлений вслух юной леди.

– Ты такой милый, – опять засмеялась девушка, поглаживая кошака по крутой шее. – Ты воняешь рыбой, жрешь жуков, но ты милый. Ты тоже меня спас. И про это я тоже расскажу отцу. Да я вообще могу столько всего придумать, что вы с Кортом героями станете! – с восторгом выпалила она, выстраивая в голове ладную пирамиду обмана – врожденное лукавство Авроры вырвалось на свободу и теперь приносило богатые плоды. – Да! Да! – девушка даже в ладоши захлопала, роняя в траву собранные ветки. – Только надо все Корту рассказать. Да я и за Майю могу слово замолвить, чтоб ей полегчало. А то бесится на ровном месте… Пойдем, пойдем обратно, Или… Ой, только хворост все равно надо принести. Ну, и хворост принесем, и мысли всякие хитрые… Прогулки по лесу очень полезны для соображалки, – хихикнула Аврора, берясь за упавшие сучья…

То, что она увидала, вернувшись на черничную поляну, лишило ее всяких мыслей и даже власти над телом – в горле пересохло, ноги подкосились и, прошелестев юбкой, Аврора опустилась на траву. А большая охапка хвороста упала в мох из ее расслабившихся рук.

Корт не спал – он целовал Майю. А Майя целовала Корта. А еще – они страстно обнимали друг друга. И из-за этого ничего и никого вокруг не замечали, не слышали. Даже ошарашенную увиденным Аврору.

– Или, – прошептала наследница престола тихо-тихо, но кошак почуял, приблизил ухо к ее побелевшим губам, – пожалуйста, увези меня отсюда…

* * *

Не плакала, не кричала, не горела. Она позвала его по имени и коснулась тонкими пальцами его щеки, потом – шеи. Так мягко, так нежно, как лишь она умела. И это не было сном – это было реально. Пах истерзанной листвой черничник, болела раненая нога, истерично жужжала какая-то букашка, попавшая в паутину, затаенную средь лапок маленькой серебристой сосны. И Бия наклонялась к нему, с легкой улыбкой на нежных губах, с теплым светом в темных глазах.

– Бия, – прошептал Корт, не решаясь ответить касанием на касание – из боязни, что это чудесное видение развеется от его рук. – Ты ли, Бия?

Она не ответила – заменила слова поцелуем. Жарким, настоящим…

И Корт вдруг опрокинулся в тот душистый весенний день, когда после красивого свадебного обряда они играли в догонялки в священной березовой роще. Бия задорно смеялась, петляя меж стройных белых стволов, легко перепрыгивала, даже перепархивала, будто бабочка, через овражки, что встречались на пути. Потом вдруг запнулась, ахнула и упала, покатилась по шелковой траве. Конечно, она сделала это специально. Чтоб Кортерис настиг ее, подхватил на руки, прижал к груди и закружил посреди нежных берез. А потом тоже повалился в траву, вместе с Бией. Потому что теперь можно было любить свою молодую супругу, а она могла любить его. Именно здесь, в священной светлой роще, в мягкой густой траве. Так, как это делали их предки…

Потом они лежали и смотрели в бирюзовое майское небо. Лениво плыли куда-то на юг маленькие редкие облака, с тонким писком проносились туда-сюда яркие пичужки – тоже, наверное, справляли свадьбы, свои, птичьи. Опьяняюще пахли травы, а от ласкового ветра вкрадчиво перешептывались молодые листья на стройных березах.

– Как думаешь: кто родится? – тихо-тихо спросила Бия, касаясь теплыми и мягкими губами его уха.

– Дочка, – ответил Кортерис, целуя ее в макушку: шелковистые волосы благоухали чабрецом. – Такая же красивая, как ты…

"Что-то не так!" – зазвенела в его голове тревога. Сперва – еле слышно. Секунду спустя – громче, заглушая птичьи песни – даже голова заболела.

"Не так! Не так! Не так!"

Корт широко распахнул глаза. И не зажмурился, как если бы увидал яркий день. Потому что дня не было.

Был вечер. Над головой – сквозь почти черные лапы сосен – мигало лиловое, сумеречное небо. Из звуков – стрекотание кузнечиков и уютное потрескивание угольков в затухающем костре.

Убийца сел и скривился – резкой болью отозвалось раненое бедро. А еще – сильно заломило в висках. Так, словно он выпил много зеленого вина, а сверху неосторожно опрокинул в себя две-три кружки пива.

Корт осмотрелся, потирая ноющую голову. Рядом – прямо на мху – мирно посапывала свернувшаяся в клубок Майя. Девушка чему-то улыбалась во сне, а из-под плаща, в который она завернулась по самую шею, торчала ее тонкая голая нога.

Через секунду Корт сообразил, что и сам не вполне одет. Точнее – совсем не одет. Сообразил он и еще кое-что. Нахмурившись и поджав губы, молодой человек откинул одеяло, которым был укрыт, и, сильно прихрамывая на хворую ногу, отправился искать штаны. Найдя и надев, услыхал тихий смех за спиной и обернулся, не прогоняя с лица суровости.

– Это было здо-ро-во! – бархатным шепотом сообщила ему Майя. – Давай еще раз! – ее глаза чарующе мерцали, лицо сияло.

– Где Аврора? – спросил Корт.

– Не знаю, – честно ответила девушка, нежно и лукаво улыбаясь убийце, и, перекатившись на спину, выгнулась, словно кошка, разнежившись в тепле, потянула к Корту руки, игриво перебирая пальчиками. – Иди ко мне. Что ж ты?

– Где Или? – продолжил вопрошать Корт, не меняя ни тона голоса, ни выражения лица.

– Не знаю, – фыркнула Майя. – Да и плевать, – уронила руки вниз.

– Мне не плевать, – ответил Корт и подхватил с куста сирени свою рубашку, быстро натянул и уселся в черничник, чтоб надеть сапоги.

Девушка сперва молча наблюдала, как он запихивает штаны за халявы и затягивает шнуры вокруг щиколоток, потом заговорила:

– Что она для тебя? Ты что? Влюбился в нее?

Корт смолчал. Взялся за куртку и пояс.

– На нее тебе не плевать, – возвысив голос, продолжила Майя. – А на меня? На нас? На то, что сейчас было – плевать?!

Убийца хмыкнул, еще больше нахмурился, и спросил:

– А что было?

– Мы любили друг друга! Ты – меня! А я – тебя! Или не заметил? – возмутилась Майя.

– Не заметил, – тут же отозвался Корт. – Я любил не тебя. Я любил свою супругу. Ту, которая давно умерла. Я видел Бию. Я целовал Бию. Обнимал и любил Бию. В священной березовой роще. А рыжей Майи там не было!

Девушка, услыхав эти слова, в отчаянии закусила губу.

– Ты не похожа на Шипа, Майя, – продолжил Корт, затягивая пояс и берясь за заплечные ножны с рубцами. – Шипы не обманывают друг друга.

– Корт! Это все – для тебя! Я всегда все делала лишь для тебя! – Майя, видя, что он готов уйти, подхватилась, теряя плащ, и бросилась к молодому человеку, повисла у него на шее, прижалась всем телом к его телу. – Пойми: я люблю тебя! – и поймала губами его губы.

Корт мягко, но твердо, расцепил руки девушки, отвел от себя и сказал все тем же безжалостным равнодушным тоном:

– Шипы не обманывают тех, кого любят…

Последнее, что он сделал у маленького костра на сонной черничной поляне – это натянул маскировочный колпак на голову. Потом забросил одну из двух дорожных сумок себе на плечо и нырнул во мрак ночного леса, сильно хромая, но быстро и бесшумно…

* * *

Бывший капитан дворцовой стражи Крол осторожно дунул на шапку тугой, белоснежной пены и сделал два больших глотка из толстостенной глиняной кружки. Пиво в трактире «Стопка» было великолепным: прохладное, душистое, в меру щиплющее язык и напускавшее приятный хмель в голову. Крол уже третью кружку потреблял и все с одинаковым удовольствием.

В последнее время бывший капитан от всего получал удовольствие. От почти беспрерывной езды верхом, от ночевок под открытым небом, даже от холодного июньского ливня, который застал его два дня назад в чистом поле и основательно вымочил.

Так сказывалось двухнедельное заточение в темнице Синего дворца. Если говорить кратко: Кролу оно не понравилось. Зато, получив свободу, он понял, как это здорово – быть вольным и скакать на любимом вороном Бедокуре вдоль зеленых лугов, золотых полей и темных лесов и дышать свежим ветром, а не гнилой плесенью подземелья; есть теплый хлеб, покупаемый у селян, и пить молодое вино или пенное пиво, а не грызть черствые корки и хлебать тухлую воду из железной кружки. Одно омрачало путешествие Крола: задание найти и спасти леди Аврору, вздорную девчонку, которую он терпеть не мог. Но так уж получилось, что теперь от этой капризницы полностью зависело будущее бывшего капитана дворцовой стражи.

Конечно, возникали у рыцаря и такие мысли: плюнуть на Аврору, на Исидора и на службу и сбежать в дальние края, чтоб продать подороже свои добрый меч и меткое копье какому-нибудь князю или лорду. И Крол поступил бы так, если бы не старый друг Мартен, который, получив капитанскую рапиру, стал и заложником в Синем дворце.

Так что, оказавшись на воле, Крол все равно остался пленником. И чтоб заработать полную свободу, а возможно и восстановиться в капитанской должности, требовалось одно – вернуть императору ненаглядную дочурку. Желательно, живой и невредимой.

Пока же Крол ловил те удовольствия, которые мог ловить, и потягивал прохладный ячменный нектар в поселке Чубуш, в кабачке "Стопка", и слушал, как мирно тикают резные ходики на стене у печки. Было утро, и желающих пропустить по стаканчику в харчевне совершенно не наблюдалось. Сам рыцарь сидел в такой ранний час на лавке за трактирным сосновым столом только потому, что приехал в "Стопку" вчера вечером и заночевал на местном сеновале. После пива и завтрака он решил двигаться дальше – в пущу, которая называлась Ольховые холмы. Он шел по следам Ремея Темной Кожи и его братьев.

Именно здесь, в "Стопке" написал пафариец свое последнее письмо императору Исидору. Это Крол уже знал точно: весь прошлый вечер он только и делал, что расспрашивал толстяка-хозяина о том, какие интересные люди заглядывали в его заведение. Трактирщик, будучи в том легком подпитии, которое не мешает обслуживать посетителей, охотно рассказал рыцарю о трех угрюмых темнокожих воинах, которые ему весьма запомнились.

– А не проезжала ли тут поблизости какая-нибудь юная леди? – спрашивал Крол, подсовывая хозяину заманчивую серебряную монетку.

– Леди? Не. Никаких леди у нас тут не было, – мотал головой трактирщик, накрывая пухлой и потной ладонью денежку. – Ну, разве что теток наших поселковых ледями назвать, – хихикал, багровея и похлопывая себя рукой по пухлому животу. – А вот в Совином замке, у князя Трифора, недавно леди появилась – это да. И вроде молоденькая. И вроде это невеста для молодого Гилбера – сына Трифора. Вот такие новости, любезный мой сэр. Так что, может, скоро повеселимся на свадьбе молодого князя.

Крол заинтересовался и достал еще один грошик.

– Сколько дней этим новостям? – спросил он, подбрасывая серебро.

– Неделя, не больше, – осклабился хозяин, следя глазами за монеткой.

– А что за леди и как появилась, не знаешь? – продолжал интересоваться рыцарь.

– А говорят: ее сам князь Трифор привез. А откуда – никто не знает. А кто знает, видать, не говорит, – пожал плечами трактирщик.

– Интересно тут у вас, – хмыкнул Крол и отдал-таки собеседнику грош.

Вот такие сведения выведал он в "Стопке". Вроде и маловато, но для бойкого ума вполне достаточно, чтоб сделать кое-какие догадки. А ум у бывшего капитана был достаточно бойким. К тому же он имел одно замечательное свойство: лучше всего начинал себя проявлять после двух-трех бокалов вина или кружек пива. Крол называл такие моменты "светляк вдарил".

Крол знал про то, что князь находился на плохом счету у императора. В свое время, еще до капитанства, Крол бывал в землях Трифора в качестве соглядатая и кое-что заметил. А именно: дружинники князя втихую обучали боевым искусствам крестьян. Обо всем замеченном Крол, возвратившись в стольный Гримтэн, доложил своему господину. В тот год Исидор послал в домен князя большой отряд рыцарей, которым было приказано переселить несколько деревень и поселков из земель Трифора в западный край. Император объяснил такое свое решение тем, что люди князя, хорошо знакомые с пчеловодством и скорняжным делом, должны обучить тому же западных крестьян. Взамен рыцари Исидора пригнали в домен князя пару деревень с юга…

Теперь Крол мог думать о том, что, потерпев неудачу с воспитанием воинов из крестьян, князь Трифор мог заняться поиском других возможностей для того, чтоб доставить императору неприятности.

"Мог ли Трифор нанять человека для убийства Исидора? – спросил сам себя бывший капитан, и тут же нашел ответ. – Мог".

"Мог ли убийца в случае неудачи захватить дочь Исидора, чтоб передать ее Трифору и таким образом оправдать неисполненный заказ? – спросил сам себя Крол, глядя на дно своей кружки, и вновь ответ был положительным. – Да, мог".

Да. "Светляк вдарил". Рыцарь был доволен собой и своей сообразительной головой. По всему теперь выходило, что леди Аврора – в Совином замке, и князь Трифор желает выдать ее за своего сына Гилбера, чтоб затем на правах близкого родственника выставить императору Исидору кое-какие условия.

Придя к таким умозаключениям, Крол поднялся с лавки, чтоб расплатиться с хозяином, который протирал салфеткой кружки за своей стойкой, но остановился на полпути. Потому что дверь трактира "Стопочка" вкрадчиво скрипнула и отворилась, пропуская лучи солнечного света и тонкую, невысокую фигуру в рваном платье из дорогого бархата и с растрепанной прической.

Фигура мелкими спешными шажками пересекла маленький зал, не потревожив ни одной из всех скрипучих половиц старого пола, и замерла у стойки. Затем хрипловатым девичьим голосом потребовала, кинув жемчужные бусы перед хозяином:

– Мне нужна одежда, еда, вода и лошадь. И с седлом. И быстро.

– Леди Аврора, – прошептал изумленный Крол и протянул девушке-видению руку. – Леди!…

* * *

«Вот так удача! – думал Крол, поглаживая по голове Аврору, а та жалобно плакала, сидя рядом с ним на скамье. – Это называется попасть в нужное место и в нужное время».

Аврора только что рассказала бывшему капитану страшную историю о том, как ее похитили из Синего дворца и везли куда-то не день и не два, а много-много полных ужаса дней, плотно завязав глаза, чтоб она не видела пути-дороги.

– Черствый хлеб, вялые яблоки – вот чем меня кормили. Это ужасно, – жаловалась наследница престола. – А какими холодными были ночевки в лесу! Кошмар! И я все время думала, что сейчас меня убьют! Они мне ножом угрожали. Я несколько ночей вообще не спала!

– Но кто они? Вы видели их лица? – спрашивал рыцарь, делая знак трактирщику, чтоб тот принес чего-нибудь вкусного и сытного для девушки.

– Не видела, – сморкалась Аврора в полотенце, которое ей дала жена хозяина, вышедшая из кухни, чтоб увидеть юную страдалицу. – Они все время в каких-то нахлобучках были – лица прятали.

– Сколько их было?

– Двое. Два парня, – ложь и полуложь так и перли из наследницы.

– Потом что?

После этого вопроса Аврора выдала подробное описание момента ее продажи

Трифору. Тут она постаралась изобразить князя в самом неприглядном виде.

– Он хотел, чтоб я вышла замуж за его сына – прыщавого Гилбера, – в очередной раз хлюпнула носом наследница. – А я не согласилась. Тогда меня заперли, будто я преступник какой-то. Сказали: буду сидеть под замком, пока не соглашусь на замужество. Оно мне надо – это замужество? – и с сердитым бульканьем стала пить воду из кружки.

– Это ведь Трифор нанял убийц для императора? – поинтересовался Крол.

– Вот уж не знаю, – помотала головой Аврора.

– Думаю, у князя был мотив хлопотать в этом деле, – заметил рыцарь.

– Ну, неужели, – пожала плечами девушка, ставя опустевшую кружку на стол. – Да в нашем государстве полно тех, кто мечтает увидеть батюшку в гробу. В помпезном, шикарном, но гробу.

– Согласен, – хмыкнул Крол. – Но как вам удалось сбежать из замка князя? Не думаю, что вас плохо охраняли.

Аврора взяла паузу. Тем более, что трактирщик как раз в этот момент поставил перед ней большую тарелку с горячими блинчиками и плошку с липовым медом. Вот так, жадно поглощая выпечку, девушка придумала еще один лживый, но безопасный (на ее взгляд) ответ на довольно сложный вопрос:

– Горничную уговорила: пообещала ей большую награду. Она ночью вывела меня из замка и показала, куда бежать дальше. Потом я до этой деревни добралась.

Крол выслушал, не хмыкая и не перебивая. Похоже, его эти объяснения (пусть и не совсем удачные и правдоподобные) вполне устроили. К тому же, задание рыцаря состояло из двух пунктов: первое – найти леди Аврору, второе – вернуть ее отцу-императору. Первое с свершилось. Пусть даже бывший капитан и не мог похвастать тем, что самолично нашел и освободил наследницу. Оставалось одолеть второй пункт. А поиск и наказание похитителей и злокозненного Трифора, сопряженные со значительным риском, в планы Крола не входили.

– Будет разумным, ваша милость, прямо сейчас убраться отсюда. Поторопимся в

Гримтэн, – сказал он Авроре.

– Я еще не поела, – заметила девушка, уплетая блинчики.

– Промедление может стоить нам жизни, – заметил рыцарь. – Наверняка, Совиный замок уже гудит, как развороченный улей.

Аврора в мыслях с этим согласилась, но взяла еще блинчик. Не очень-то ей пришлось по душе вот так сходу начать слушаться капитана, который у нее вызывал лишь одну антипатию. К тому же, после того, как он принял на веру рассказы-обманы о служанке, наследница престола про себя наградила Крола еще одним нелицеприятным определением – тупой бот.

– Мне еще переодеться надо, умыться, причесаться, – заговорила она, облизывая большой палец, испачканный медом. – Очень не люблю я такой растрепой и оборванкой ходить.

Крол чуть слышно скрипнул зубами, и Аврора решила, что он портит ей аппетит.

– А вы, любезный сэр, мне пока лошадь подыщите и снарядите, – молвила наследница. – Я к тому времени со всем управлюсь.

Рыцарь помедлил секунду, две и встал, чтоб выполнить распоряжение девушки. Было видно, что он злиться. Даже его высокие сапоги сердито скрипели и раздраженно звенели шпорами, раня доски пола, пока он шел к выходу из трактира. Авроре это еще на один пункт подняло настроение. У нее ведь и раньше поднималось настроение тогда, когда удавалось насолить капитану.

Правда, потом, когда пришла хозяйка и принялась раскладывать перед девушкой

чистую одежду – просторную льняную рубашку, шерстяные куртку, шаровары и плетеный из кожаных шнуров пояс – Аврора вновь скисла и расплакалась. Ей вдруг до боли в голове вспомнились Корт и Майя. Обнимающиеся, с поцелуями, в душистом черничнике. И тут же, до боли в сердце, наследнице Незыблемого престола захотелось, чтоб это ее целовал, опрокинув в мох, Шип Корт.

Испуганная слезами девушки хозяйка села рядом и, думая, что Аврора просто не до конца выплакалась во время разговора с Кролом, обняла наследницу, погладила по голове, бормоча: "Ну, поплачь, поплачь, легче будет. Это страх выходит".

Юная леди с благодарностью уткнулась в мягкое льняное плечо крестьянки и заплакала еще горше. Она вдруг сообразила, что здорово влюбилась. И еще сообразила: хорошего в этом мало…

Часть вторая

Князь Трифор снял с головы расшитый бисером берет и поднял глаза к лазоревому небу. Ни облачка. Как и положено в это время года в его землях.

– Славный денек, – пробормотал князь, наблюдая за звенящим в синеве жаворонком и наслаждаясь легким ветром, что был полон ароматами луговых цветов. – Славный денек для беспечной прогулки. А не для поисков.

– Ваша милость? – напомнил о себе дружинник Зан.

– Что слышно от Гилбера? – спросил Трифор, возвращая взгляд с небес к земным делам и обнаруживая безрадостную картину своих провалов – такой разительный контраст к ясному летнему дню.

Он вернул берет на голову и направил коня дальше по дороге. А та вилась белой лентой вдоль зеленых лугов.

– Ничего хорошего, – отозвался дружинник. – Отряд его младшей милости разведывает южный край пущи и близлежащие хутора. Но пока – без результатов.

– То же и у нас, – пробормотал князь.

– Ваша милость, – опять заговорил дружинник, но теперь – голосом тихим, вкрадчивым, чтоб остальные всадники не услышали. – Дозволь спросить.

Князь позволительно кивнул. С Заном у него были особые отношения, и дружинник этот знал о делах Трифора больше даже, чем младший князь Гилбер.

– Что мы будем делать, если не вернем девчонку, твоя милость? – задал свой вопрос дружинник.

– Делать? – вздохнул князь. – Делать… Ничего уже нам не придется делать. Если провалится последнее, что осталось, я и Гилбер уйдем в Мирму. У меня нет достаточного войска, чтоб воевать с императором на равных. У меня нет союзников. А бросать своих людей на верную гибель я не намерен. Но и сдаваться на милость Исидора не желаю. Мы уйдем в Мирму, Зан. Я попрощаюсь с Мальвиром, с Ольховыми холмами, с могилами родных. Все это умножит домен императора. Видно, так должно быть, – Трифор опять вздохнул. – Видно, потому, что я отступил от рыцарских канонов и нанял убийцу, потом – держал в плену эту девицу. Говорят, коварство всегда боком выходит…

– Ну, уж император наш поболе твоего наподличал, твоя милость, – заметил Зан. – Только что-то не видать, чтоб ему икалось. Так что рано ты в Мирму собрался, рано от того, что твое, отказываешься. Еще можно побороться.

– Это как же? С семью тысячами против тридцати идти? – горько усмехнулся князь. – Или крестьян поднимать? Вот уж армия будет – весь свет перепугается.

– Позвать барона Ланлея из Дук, что в Южном поясе. У него на императора тоже зуб имеется – Исидор его отца, что в Круге Воли участвовал, казнил на главной площади в Гримтэне. А еще у Ланлея – тысяч пять воинов, если не больше.

– У Ланлея младшая сестра Эвелин, девица тринадцати лет, в заложниках в Гримтэне, – ответил Трифор. – Ланлей не пойдет против Исидора.

Зан пожал плечами:

– У тебя – сын, у Ланлея – сестра, у барона Маара из Красаны – брат младший. Но разве не стоит победа двух-трех малолетних голов? Если вам всем объединиться да народ поднять…

– Какая победа? – вдруг зарычал князь. – Какие головы? Ты знаешь ли, сколько голов ляжет. И ради чего? Чтоб мне шкуру свою спасти? Да я с ней попрощался в ту ночь, когда поехал к ручью на встречу с Кортом. Когда заказ ему сделал. Я ж знал, понимал: если не выгорит это дело – смерть мне верная… Так что – в Мирму мне дорога. Не стоит моя жизнь и жизнь Гилбера других жизней. Коль не судьба – как ни вывертывайся, а не будет по твоему.

– Давай-ка твоя милость мне это скажет тогда, когда девчонка к батюшке своему доберется и про коварства наши все ему расскажет, – ответил дружинник, нахмурившись (не нравилось ему упадническое настроение господина). – А пока она где-то здесь, где-то на нашей земле прячется.

– Она не одна прячется. Ее Шип прячет. Или забыл ты, кто такой Шип? Лес для него, как для нас с тобой двор замковый. Все он знает, все умеет. И как след заметать, и как след искать.

– Ну, уж если так мало у нас шансов, то поедем мы в Мирму втроем, – хмыкнул Зан. – Может, и княжество новое там выстроим.

– Этого я, дружище, требовать не могу, – покачал головой Трифор. – Даже наоборот – прикажу я тебе тут оставаться. У тебя жена, дети…

– Это верно. Как верно и то, что в Мирму можно всем княжеством удрать, – засмеялся дружинник. – Не только семью прихватить, а всю родню до самого кузена сомнительного. Да спалить все, чтоб до неба край наш полыхал. Оставить императору пустыню выжженную – пусть жрет, зверь ненасытный!

Князь ничего на это не ответил, хотя идея Зана показалась ему не лишенной смысла…

* * *

Зан был молочным братом Трифора, и с самого детства между ними не водилось недомолвок и тайн. Вместе гоняли голубей над замковой крышей, вместе таскали из буфета цукаты и варенье, вместе рвали полотняные штаны и рубахи, лазая по грушам и яблоням, вместе и на орехи получали за многочисленные проказы – когда от князя Агатуса, отца Трифора, когда – от строгой матушки Зана, старшей замковой кастелянши.

Потом пошли совместные охота, рыбалка, верховые прогулки, которые справедливей было бы назвать сумасшедшими скачками, и обучение военному искусству. Агатус наставлял обоих, не скрывая от дворового мальчишки секретов княжеского фехтования. И не всегда в тренировочных боях выигрывал благородный Трифор: частенько бывало, что юный князь получал неслабый удар в голову или живот от более ловкого простолюдина Зана. Только и обид не было. Как можно обижаться на того, с кем вместе сазанов, лещей вываживал, жег костер у реки, ворожил над янтарной ухой? С тем, чей бок грел тебя в лугах, в ночном? С тем, с кем пробовал свое первое пиво…

Трифор и Зан вместе воевали против армии лорда Исидора, что пришла с запада. В одной из таких битв Трифор потерял отца, потерял свое знамя и почти всю дружину, а сам, тяжелораненый, попал в плен. Зан не оставил молодого господина и товарища, хотя мог избежать пленения. Он всеми правдами и неправдами добился того, чтоб быть рядом с Трифором, и залечил раны своего князя.

Потом была присяга. Позорная. Князь Трифор, владетель Ольховых холмов и Сонных лугов, стал верным вассалом убийцы своего отца. И отдал Исидору в заложники своего старшего сына Мальвира. Как же рыдала, как же билась в руках служанок жена Трифора. Она проклинала супруга, проклинала свое замужество. Через неделю после отъезда сына в Гримтэн она умерла – от разорвавшегося сердца. А Трифор добавил в счет Исидору и смерть жены, и плен Мальвира и сиротство своих сыновей. "Я буду ждать, Зан, терпеливо ждать, когда подвернется мне случай отомстить Исидору, – сказал как-то князь оруженосцу. – А рано или поздно, это случиться. Тогда за все и посчитаемся. Пока я – верный императорский вассал, готовый с доброжелательной улыбкой выполнять все распоряжения своего императора. Но лишь для того, чтоб усыпить его бдительность, чтоб заставить его думать: "Трифору можно доверять. Трифор – мой". И Зан дал слово, что в деле мести он будет верным соратником господина.

Они ждали более десяти лет. Они почти сразу определились с видом мести – только смерть для императора Твердых земель. Нехорошая смерть от подлого удара в спину – этого (по их мнению) был достоин лорд Исидор.

Сперва князь думал, что сделает это сам: на каком-нибудь приеме в Синем дворце или в ратуше Гримтэна всадит государю стилет в печень. Или перережет горло широким ножом. Но эта инициатива грозила смертью и Трифору и его сыну, который был в заложниках, и всему домену князя. Рыцари Исидора могли жестоко отомстить за смерть императора.

"Наймем убийцу, твоя милость", – предложил Зан.

"Не так все просто, умник, – ответил Трифор. – Где это можно найти человека, чтоб взялся за такое дело, как убийство Исидора? Это должен быть прекрасно подготовленный воин, но в то же время – сумасшедший".

"Оставь это мне, твоя милость. Уж я постараюсь – найду такого ловкача", – заверил господина дружинник, хотя сам понимал – дело это не из легких.

Тот, кто ищет, всегда находит то, что искал. Вопрос ведь только во времени. И Зан нашел. Причем тогда, когда приостановил свои поиски. Вот ведь странная штука…

Понадобилось ему съездить в Нортус – в город, известный своими мастерами. Собирался дружинник подарок знатный своей невесте выбрать – что-нибудь блестящее и яркое, из металла драгоценного. В дороге он столкнулся с южным торговым караваном – кожи овечьи и масла разные ехали в Нортус. И вот среди караванной охраны заметил Зан странного воина. Тонкого, статного, одетого весьма просто, почти налысо остриженного и с необычным оружием – двумя короткими заплечными мечами и набором метательных ножей в кармашках широкой перевязи. Службу свою этот парень нес только ночью, когда другие спали, а сам отдыхал днем – в одном из фургонов. И никто не смел его тревожить. Держался этот воин особняком и ни с кем особо не разговаривал, только по делу. И еще одна черта подсказала Зану, что за тип сторожит его и караван по ночам – белый шрам на скуле парня.

Это был не шрам-памятка о детской шалости, и не боевой шрам. Это был знак отличия, который указывал на принадлежность странного воина к касте наемных убийц. Так, по крайней мере, хотелось думать дружиннику. Потому что шрам мог все-таки оказаться детской меткой или боевым рубцом.

Зан решил рискнуть и проверить свои познания…

* * *

Ночь была ясной, луна – во второй четверти. Она сияла зеленоватым огнем, будто гигантский светляк. Ночной страж каравана сидел неподвижно в тени большого валуна, сам похожий на темный валун. Зан не строил иллюзий насчет его бдительности и выдал свое приближение, не желая нарваться на что-нибудь вроде метательного ножа в горло:

– Привет, полуночник, – и сказал это тоном веселым, доброжелательным.

Страж встал, вежливо поклонился, вновь сел. В ту же тень, в ту же позу.

– Не спиться мне, – пожаловался Зан, присаживаясь рядом. – Бывает же такое.

Парень в черном вместо ответа что-то протянул дружиннику. Зан подставил ладонь – в нее тут же лег маленький мягкий шарик.

– Это из бух-травы, – молвил страж. – Съешь, водой запьешь – и сразу в сон впадешь. Бух-трава.

– Ишь ты, хитрость какая, – подивился Зан, рассматривая шарик. – А непростой ты парень.

– Это бух-трава непростая, а я простой, – ответил страж.

Дружинник покивал, сунул чудесный шарик в поясной кошель и продолжил начавшийся разговор:

– Это я сразу приметил, что ты непростой. Оружие, стать твоя и то, что не спишь по ночам. Непростой ты охранник. Да и шрам твой на скуле – много значит.