Текст книги "Дракон проснулся (СИ)"

Автор книги: Инесса Чернышова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц)

Она вскочила на ноги и бросилась из комнаты прочь, но, остановившись на пороге, держась за ручки распахивающихся дверей, обернулась и бросила через плечо:

– Вы уверены, что вы тот, за кого мы вас принимаем? Вот и докажите мне!

Я склонил голову набок, медленно очерчивая в воздухе невидимые прочим знаки, словно слушал музыку, доступную лишь мне, и почти не смотрел на Оливию. Она фыркнула и громко хлопнула дверьми.

Забавно: меня сравнили с ящерицей! Что бы сказала на это Геранта?

4

Ниара

Я явилась на приём одной из первых, дождавшись, пока моя семья засвидетельствует почтение королеве-матери. И только тогда дала знак герольду назвать громко моё имя.

Так было положено: послушница сокровищницы не могла ехать в одном экипаже вместе с остальными, не имеющими входа в залы драгоценных слёз Двуликого. Я явилась в замок «Шипастой розы» с гордо поднятой головой, на которой плотно, будто обруч, сидела диадема с прикреплённым к ней алмазом Катринии.

Едва войдя в зал, почувствовала, как на меня смотрят все присутствующие. Кто с жалостью, но всё больше с любопытством и холодной брезгливостью. Невенчанная вдова повсюду несла печать своего невольного греха, ибо без греха наказания не бывает.

– Ваше величество, – склонила я голову и присела в глубоком реверансе, ожидая, пока мне позволят встать. Тогда она увидит, не может не увидеть, как я обошла её «подарок». – Благодарю за приглашение, это отрада для меня быть среди счастливых людей.

– Встаньте, Ниара, – в голосе королевы Клотильды я слышала еле сдерживаемое злорадство. – Я вижу, вы вняли моей просьбе. Алмаз Катринии вернулся в сокровищницу благодаря вашей склонности к драгоценным камням, я не могла лишить вас заслуженного триумфа.

Я подчинилась и распрямилась с лёгкой улыбкой на губах.

– Вы можете весь вечер сидеть подле меня, бедняжка. Я понимаю, каково это – быть вдовой во цвете лет! Синий траурный цвет так идёт вам, Ниара!

И тут же осеклась, увидев брошь на моей груди, закреплённую так, чтобы не сразу бросаться в глаза.

Я выбрала для приёма скромное синее платье, на котором отсутствовал даже намёк на вырез. Застёгнутое на все пуговицы до самой шеи оно как нельзя лучше подходило под траур. Портниха обрамила рукава и ворот чёрными кружевами, не оставляющими сомнений в том, что хозяйка платья скорбит по недавно ушедшему.

И всё же оно было излишне пышным, с тремя подъюбниками и кокетливыми защипками ткани по подолу, привлекающими внимания при вальсировании. Это было платье-вызов, но скрытый, тут не придерёшься по форме, а по сути не каждому захочется обсуждать белые подъюбники, выглядывающие при кружении в танце. Вдове танцевать и не положено.

– Благодарю, ваше величество, за вашу безмерную доброту ко мне, – продолжила я, усевшись на место подле королевы. Стул, разумеется, находился на уровне гораздо ниже, чем королевское кресло, и я могла разговаривать с хозяйкой зала, опустив глаза и склонив голову, как бы в почтении.

И тогда королева не увидит иронии в моём взгляде. Я никогда не могла, да и не считала нужным её скрывать.

– Вы надели «вечерний изумруд»? Странный выбор для девы вашего положения, – теперь голос её вдовствующего величества звенел от ярости. Наверное, не будь она столь терпеливой, не чувствуя на себе сотни пар глаз, то надавала бы мне по щекам.

– Из сокровищницы Двуликого, ваше величество. Сам великий Бог указал мне на эту брошь во сне, я не посмела ослушаться, – спокойно ответила я, не поднимая глаз.

Вот так, она теперь бессильна!

– Боги часто играют нашими судьбами, но такова уж участь смертных, – вздохнула одна из фрейлин королевы, немолодая дама с вечно опущенными уголками тонких губ, ей королева доверяла больше прочих.

– Посмотрим за сегодняшней игрой, – королева подала знак позвать следующего гостя и совсем перестала обращать на меня внимание, но и от себя не отпускала. И пусть мне не грезилось сегодня веселиться, я была рада вырваться из душной кельи сокровищницы, не утруждаясь визитом в родной дом или к многочисленной родне.

Будучи королевской крови, принцессой дома Биливингов, я не имела права даже думать самостоятельно. Моими суждениями никто не интересовался, кроме отца и Берты, да и они могли только выслушать, но не изменить того, что выбрал для меня король или его мать.

Я не могла нарушить этикет, хотя честно пыталась много раз, за что нещадно получала по носу, разбивая его в кровь. Я не выбирала своей судьбы, и всё же меня решили выдать замуж, а потом, когда жених погиб по нелепой трагической случайности, вздумали избавиться. Как от нарыва, портящего кровь и внешний вид.

Ведьма, потомок ведьмы, чуть не наложившей на себя руки от безумия, поразившего её в середине жизни, бесполезная принцесса, старшая дочь, из-за которой не выдать замуж младших. Я никогда не жалела себя, мне было чем гордиться, я почти добилась того, что могла жить вне каменной стены из правил, придуманных не для таких, как я, и вот птица, не успев взлететь, снова очутилась в клетке.

– Странный выбор броши, Ниара! Вам не душно, вы бледны? – королева заговорила со мной, покончив с приветствиями моей семьи, явившейся на приём в полном составе. Они кланялись королеве так низко, даже мой отец вёл себя столь подобострастно, будто имел намерение загладить вину.

– Есть немного, ваше величество, но я понимаю свой долг и не оставлю вас, – пролепетала я, на этот раз осмелившись посмотреть «хромоножке Клод» в глаза. – А насчёт выбора, так Боги не раскрывают замыслы смертным. Но мне с этой брошью очень спокойно.

Да простит Двуликий за мелкую ложь, но я и сама была не уверена, что говорю неправду. Конечно, не во сне, но наяву, разбирая сундук с разбитыми и поломанными драгоценностями, ничего не стоящими побрякушками, я вдруг наткнулась на совершенно целую брошь и вспомнила о том, что болтали послушницы и служительницы за долгой нудной работой.

– Один камень из сокровищницы рядом с другим укрощают друг друга. Конечно, золотисто-зелёные бериллы не стоят и рядом с мощной магией старого алмаза, говорящего с теми, кто имеет дар их услышать, но другого варианта у меня не было. Не воровать же из сокровищницы!

За такое ни Боги, ни люди не простят, а полудрагоценная брошь слишком малозначима, чтобы за неё карать. И если это не так, она придавала мне уверенности в благоприятном исходе. Алмаз Катринии, закреплённый на диадеме так искусно, что никто бы не догадался, насколько он чужероден ей, не спешил губить меня. Я не чувствовала его силы.

Но вдруг всё изменилось. Герольд провозгласил о прибытии семейства Лаветт, на что я не обратила бы внимания, настолько незначительны были эти персоны, угодливо расстилающиеся перед троном, если бы не взгляд одного из них.

Высокий мужчина средних лет не сводил с меня глаз, таких тёмных, что хотелось приблизиться и попробовать разглядеть себя в них. И одновременно встать, громко скрипнув стулом по паркету, притвориться больной и выйти, отгородиться от него за двойными дверьми. И чтобы никто никогда обо мне не вспомнил.

Но я осталась недвижима и безмолвна.

– Милорд Дэниел Рикон, – объявил герольд таким тоном, словно в этом человеке, выглядящим так молодо и так старомодно даже в новеньком дорогом костюме «с иголочки», не было ничего необычного. Я больше не смотрела на него, да и он отвёл глаза, но мне хотелось забыть обо всём и тронуть королеву-мать за рукав.

«Разве вы не замечаете, что он вошёл сюда не как гость, а как хозяин?» – спросила бы я её, но горло сдавил спазм, а голова закружилась. Я осталась безгласной. Живой куклой, сопротивляющейся нитям, привязанным к её рукам и голове, нитям, повинующимся твёрдой руке.

Глава 6. Танцы для леди

1

Ниара

Я продолжала сидеть безо всякой мысли в голове даже тогда, когда званый вечер почтил своим присутствием его величество. Встала, присела в реверансе, машинально улыбалась, получив комплимент кузена:

– Вы сегодня какая-то необычная, Ниара! Я слышал, что сокровищница Двуликого меняет дев, но не думал, что она затронет струны в вашей душе.

– Благодарю, ваше величество, у меня теперь много времени на раздумья, и я счастлива, что приношу пользу там, где нужнее.

– Превосходно, – пробормотал король и подёрнул плечом, как делал всякий раз, когда нервничал. О его судорогах было известно всем придворным, но мы делали вид, что их не замечаем.

Бедняга-кузен, рождённый от сифилитика, унаследовал от отца нервический темперамент, а от матери склонность в каждом сказанном слове подозревать издёвку. Я помнила его тонким подростком высокого роста, он боялся заговорить со всяким, кто поднимал голову, дабы взглянуть в лицо наследника.

После мы не виделись. Кузен постоянно хворал, а его мать старалась оградить единственного сына от всякого дурного или просто любопытного взгляда. Теперь же, когда он стал королём, ему приходилось бывать на людях чаще, чем виделось в самых дурных кошмарах.

Король превратился в высокого, темноволосого мужчину, на лице которого застыло выражение испуга и неприязни. Он был бы привлекателен, если бы не верхняя губа, расщеплённая надвое.

Думаю, король страдал от косых взглядов в свою сторону, и тем сильнее ненавидел всех, кто пытался попасться ему на глаза.

– Побудьте с нами, ваше величество, – улыбалась его мать и старалась вести себя как можно естественнее, чем ещё более отталкивала короля.

– У меня много дел, – бросал он в сторону, когда положенные этикетом четверть часа истекали.

Стоило его сутулой фигуре исчезнуть за позолоченными дверьми, как по залу проносился общий вздох облегчения. Смех, музыка и радость снова возвращались к людям, и лишь королева Клотильда хмурилась чаще и становилась невыносимо-раздражительной.

Я это заметила в одно мгновение, но сторонние печали и раньше не затрагивали мою душу, а теперь и подавно. Я старалась избавиться от ощущения, что исполняю чужую волю.

Король ещё не покинул нас, но уже искал повода удалиться, будто для этого ему вообще требовался повод. Если бы могли поговорить по душам, я бы сказала: «Вы король, вы можете править так, как того пожелаете, и даже если сожжёте эту землю дотла, никто не посмеет роптать на ваше право. Не позволяйте матери править вами. Не позволяйте никому поднимать головы».

Но мы почти не разговаривали. А кокон вокруг всё закручивался и становился плотнее, вскоре мне было уже сложно дышать. Я не знала, что тому причиной, но чувствовала на себе взгляд этого странного господина, сидевшего за столом по левую руку от Оливии Лаветт и улыбающегося её жеманству.

Мне же становилось то жарко, то холодно. Вероятно, всему виной проклятый алмаз, нашёптывающий: «Имя есть всё».

Если я немедленно не предприму что-либо, то погибну. Или превращусь в ледяную статую.

– Ваше величество, – шепнула я королю, милостиво усадившему меня рядом с собой, только бы очутиться подальше от матери. – Вы по-прежнему прекрасно танцуете?

Неучтиво и глупо, но я знала Рафаэля, я единственная видела в нём того застенчивого и неуверенного в себе юношу, для которого было легче умереть, чем не оправдать возложенные на него ожидания.

– К чему вы это?

Он удивлённо поднял брови.

– Пригласите меня на танец, вам никто не посмеет перечить, – прошептала я и посмотрела королю в глаза. Неучтиво, рискованно, где это видано, чтобы вдова, особенно невенчанная, посмела открывать первый танец! Но я надеялась не только на удачу!

А на то, что своенравная магия, поселившаяся в моей крови с рождения, придёт на помощь. И, как ни странно, это произошло.

Я почуяла источник другой силы и потянулась к ней как кролик за удавом. Та магия была настолько мощной по сравнению со всем, с чем я соприкасалась ранее, что я испытала непреодолимое желание немедленно отпустить свою силу на волю и позволить ей взять над собой контроль.

Глупо, опасно. Я видела, как расширились зрачки кузена-короля, как он не может отвести от меня взгляда, чувствовала его страх и неспособность сопротивляться. На это способны немногие, но у короля своя магия, прилипающая к избраннику Богов в момент коронации. Однако сейчас она была для меня не прочнее печенья, крошащегося в руках.

Я разминала его в пальцах, ощущая каждую частичку, они цеплялись за кожу, но я трудилась изо всех сил, чтобы стереть их в пыль, не обращая внимание на раны, причиняемые защитной магией. Крошка превратилась в стекло, царапая мой барьер защиты. Хорошо, что я выпустила силу наружу, иначе бы уже сейчас порадовала королеву-мать своим беспамятством.

– Вы всё можете, ваше величество, – язык заплетался, мне стало сложно ухватить нить разговора, ещё немного – и упаду в черноту.

И каждый раз, как я была готова это сделать, чья-то невидимая рука поддерживала меня, толкая в спину и заставляя выныривать на поверхность липкой воды.

– Вы спасёте меня, один только вы, – закончила я и опустила глаза.

– Ваше величество, пора открывать танцы, многие в этом зале ждут именно их, а не скучных посиделок у вдовы, – голос королевы Клотильды был похож на пощёчины, от чего мои щёки запылали.

Она не слышала, о чём мы говорили, но, разумеется, король всегда приковывает взгляды, а уж мать ревностно следит, чтобы никто не перешёл границы приличия.

Говорят, она даже фавориток выбирает самолично, и если раньше я в этом сомневалась, почитая Клотильду за жертву, терпеливо дождавшуюся своего часа, то теперь поняла, что слухи о необычном течении болезни покойного короля были не так уж безосновательны.

– Конечно, – чуть заикаясь, ответил король и бросил салфетку на стол. – Пусть будут танцы. Я желаю пригласить кузину, леди Ниару Морихен!

2

Она танцевала так, словно ноги не касались пола, и в воздухе витал аромат её духов, как золотистая пыльца, медленно опускающаяся в воздухе и оседающая на пальцах. Я узнал его. Именно он разбудил меня и заставил сжечь дотла ту небесную сигару, именуемую дирижаблем.

А Ниара Морихен порхала по паркету как ни в чём не бывало, будто её жених, а я теперь точно знал, кто погиб в тот день из-за неё, ничего не значил в ледяном сердце.

Восточные ведьмы рождаются с замком на груди: ты можешь делать для неё всё, можешь стать для неё всем, но любят они только свою власть над тобой. А если не обращаешь внимания на красавицу, она заставит тебя забыть обо всём на свете!

Ниара, Геранта – они слеплены из одного теста. Они суть одного ведьмовского рода, для которого нет и не будет ничего ценного настолько, чтобы бояться это потерять. Кроме власти.

Вот и сейчас Ниара любезничала с королём, и мне захотелось обратиться и сжечь дотла всё вокруг. «Шипастая роза» – проклятое место, оно притягивает ярких и зловещих бабочек, вроде Ниары, порхающей по паркету во вдовьем наряде.

Я достаточно изучил современные танцы, чтобы понять, насколько они отличаются от прежних, и всё же при первых звуках испытал сомнение в том, что запомнил всё достаточно хорошо. А ошибиться не имел права, мне следовало произвести благоприятное впечатление на ту, кто ценит любые плотские радости.

– Вы пригласите меня? – Оливия была раздосадована и не желала это скрывать, но я жестом велел ей замолчать. Не до неё, никто сейчас был мне не нужен, я смотрел только на темноволосую ведьму, улыбающуюся королю.

Все её движения были преисполнены грации и отточены до совершенства, но это как раз не удивляло, многие леди с рождения постигали науку танцев, влекло иное: какая-то скрытая пружина, спрятанная в ней. Она была так похожа на Геранту, но в то же время я понимал: нет, иная.

Погибну, если прикоснусь к её коже, возьму за руку, но я уже всё для себя решил.

Я хотел разобрать её по частям, проникнуть в душу, чтобы понять, что так тянет меня, что заставляет как мотылька лететь на огонь, который опалит крылья, оставив только безобразное тельце, силящееся взлететь снова. И место этому сожжённому кавалеру только под развалинами забытого замка.

Танец закончился, и Ниара присела в реверансе. Король проводил её на место к вдовствующей королеве, и та, поджав губы, принялась выговаривать подопечной. Ниара выслушала, склонив голову, а потом посмотрела на королеву-мать, и та резко отвернулась, подав знак слугам, чтобы поднесли прохладительного.

– Разрешите?

Я наклонился к Оливии, получив в ответ несколько мгновений холодного любопытства. Эта леди не желала принимать приглашения, наказывая меня за неучтивость ранее, но она согласится. Я видел, как она жаждет власти надо мной, но раз не может её получить через сердце, будет действовать, взывая к холодному рассудку. Мне нужна помощь, и я приму то, что падает в руки.

– Могу показать вам, что ещё не совсем покрылся пылью, – моя учтивость всегда разнилась от принятой при дворе. Я улыбался, скользя взглядом через её плечо, и чувствовал, как она трепещет от ярости.

– Докажите, но я взыскательна, милорд Рикон, – розовые губы Оливии тронула улыбка. Она издевалась надо мной, называя иным именем, желая подчеркнуть, что тот, кем я был, давно заснул вечным сном, а ныне я совсем иной.

Пусть!

Подала руку, которую я сжал чуть сильнее, но Оливия лишь побледнела, закусив губу. Раздались первые звуки торжественного танца, и я повёл спутницу в зал. Ниару, разумеется, никто не пригласил, о ней достаточно судачили и осуждали за танец во время траура, но король снял запрет на этот вечер.

Пусть посидит и посмотрит. Танец-второй, и она будет настолько рада тому, кто подойдёт пригласить на очередной вальс, что не откажет. Замешательства будет достаточно, чтобы вырвать согласие.

– Вы сегодня неучтивы, – Оливия разбила мечты и заставила обратиться к той, кого я держал в объятиях.

– А вы не девственны, моя дорогая соратница, – парировал я.

– Да как вы смеете!– прошипела змея, испуганно косясь в сторону. Когда Оливия злилась, она бледнела или покрывалась уродливыми красными пятнами, но я простил её за столь губительные для незамужней несовершенства. В её глазах показались слёзы, но они никогда не будут пролиты.

– Смею, Оливия Лаветт. Я вижу вас насквозь, – я разговаривал размеренно и учтиво, чтобы нас не услышали и не обратили внимания и одновременно должен был указать Оливии на место.

– И что с того?

Моя дама снова обрела равновесие, танцевала она неплохо, но я уже предвкушал, как поведу на паркет другую женщину. Как снова смогу прикоснуться к ней, как вдохну аромат её волос, пусть он и отличается от тонкого запаха вуали Геранты, который я жаждал весь вобрать в себя, похитить хотя бы запах, потому что без него мы никто.

Тени, куклы.

– Почему же он вас не женился?

– Я не захотела, – вспыхнула она. – С вас довольно и этого.

Я ковырял палочкой раскрывшуюся и начавшуюся кровоточить рану, прекрасно отдавая себе отчёт в том, что излишне жесток. Что заслуживаю самого строго наказания, даже смерти, ведь заставляю страдать ту, кто добровольно согласилась мне помочь.

Но она потребовала слишком высокую плату: мою свободу. Пусть меня считают ящерицей, пока я буду делать вид, что покорен семейству Лаветт, а когда войду в силу и обрасту достаточным количеством сторонников, будет видно.

Сначала – наследница Геранты. Раз я не могу разорвать её сердце, то возьмусь за её потомка. Ту самую деву, которая взяла её власть, красоту и силу.

Я крепко сжал ладонь Оливии.

– Мне больно! Вас так взволновало, что я до вас отдалась другому? – фыркнула она и улыбнулась

– Наверное, ваш любовник уже дал слово другой и не захотел его нарушать, вот и оставил вас, – промурлыкал я с последними аккордами танца и поцеловал руку спутнице, смотревшей на меня так, словно собиралась отравить медленнодействующим ядом. Наверное, она будет приятна в постели, но пока проверять это я не собирался.

Пусть сама предложит себя, а я три раза откажусь. Таковы правила игры Драконов, нашу благосклонность надобно заслужить.

Я проводил Оливию на место, был крайне учтив и предупредителен, словно почитал леди Лаветт за величающую драгоценность. Она с удовольствием включилась в игру, делая вид, что принимает мою любовь, и только.

Так продолжалось с три четверти часа, а потом, когда я уже был готов действовать на свой страх и риск, Лаветт подошёл и прошептал:

– Пришла пора быть представленным вдовствующей королеве.

3

Ниара

– Милорд Дэниел Рикон!

– Ваше величество, я слышал, что вы красивая женщина, но удивлён, как молва преуменьшает ваши достоинства!

Тот, чей спокойный величественный голос заставлял меня сжиматься от страха, был только что представлен королеве Клотильде и уже снискал её расположение.

– Откуда вы к нам? Я не помню, чтобы читала вашу фамилию в Перечне дворянских родов, —снисходительно произнесла королева, в её голосе пробудились грудные нотки.

Как мало надо порой, чтобы заслужить расположение женщины! Я понимала, что вдовствующая королева была лишена любви мужчины, но никак не могла взять в толк, почему это её так тревожило.

Отчего на дне её треснувшего сосуда-души осталась искра, готовая разгореться в пламя, и зачем тогда её величество будет душить её из чувства долга, пока не засохнет от непосильной борьбы. Не истает до срока.

– Я из рода, недавно получившего дворянство, ваша милость! Лет сто назад, может, больше

Я сидела, не смея поднять глаз, и злилась на себя за это, за своё желание бежать прочь или прогнать источник раздражения. Этого статного мужчину, говорившего с такой снисходительностью, будто он знал больше прочих. Словно мы все перед ним дети, едва вышедшие из пелёнок.

– Тогда всё становится понятным, где же вы путешествовали, что вас так долго не тянуло на родную землю?

Королева Клотильда продолжала допрос с самой благодушной, немного кокетливой улыбкой. Мне даже не было необходимости смотреть на неё, я ощущала кожей, как она трепещет, будто девица на выданье, и как этот господин с тёмными, будто ночь глазами, играет с нею, точно зная, что и когда надо говорить, и что именно скажет королева.

Отец учил меня старинной восточной игре, где резные фигуры в виде коней и королей с рыцарями на доске в клеточку воюют друг с другом, чтобы захватить власть над чужими землями. Им кажется, что эта война, где каждому отведена своя роль, затеяна самими фигурами, будь то король с королевой или их главным министром, они и не подозревают о той невидимой руке, которая двигает ими.

Так и с этим милордом Риконом. У меня оставалось стойкое впечатление, что он находится над доской. По мановению его руки мы молчим или вступаем в разговор, полагая свои мысли по-настоящему нашими.

И я так и не поняла, что раздражало больше: их воркование или моё одиночество.

– Род Лаветт – ваши друзья? – продолжала спрашивать королева и никак не хотела отпускать странного гостя, от присутствия которого мне то и дело тянуло покашлять, будто в груди поселилась горловая болезнь, именуемая ещё кровохаткой.

– Мы состоим в дальнем родстве, ваше величество.

Я слушала их вполуха, раздумывая, как бы мне придумать благовидный предлог, чтобы скорее уйти с этого душного странного вечера и больше никогда не встречаться с господином Риконом, никогда о нём не слышать и не вспоминать.

Особенно не вспоминать.

У меня было ощущение, что время остановилось, а я нахожусь в центре огненного кольца. Пока ещё дыхание пламени не коснулось волос, не опалило щёк, не схватило за руки, но вскоре всё изменится. Я подошла к той черте, за которой меня ждёт только огонь и смерть.

Или что-то такое, что растопит ледяное сердце.

В зале определенно душно.

– Что с вами, Ниара? – спросила меня Оливия, когда я, пользуясь тем, что королева перестала наблюдать за мной и отпустила, отошла к нише с напитками. – Неужели эта брошь расстегнулась и уколола вас?

Только тут я заметила, что невольно трогаю «вечерний изумруд», приколотый к груди.

– Нет, что вы, Оливия?! Драгоценности любят меня, а я их, – ответила я небрежно, а сама поспешила скрыться от слишком назойливых вопросов. Я уже жалела, что пришла и заставила короля, спешно ретировавшегося после танца со мной, устроить скандал, которого мне никогда не простят.

И всё же не была готова опустить голову и уползти в затворничество. Пусть я танцевала только один раз за сегодняшний вечер, пусть со мной не разговаривают родители, оскорблённые бестактностью происходящего, я не буду стыдиться и помирать в тихом уголке тоже не изволю.

Хотели, что Ниара Моррихен носила вдовье платье, так вот вам, я его надела. Желали, чтобы была на приёме королевы Клотильды и прикрепила к фамильной диадеме проклятый алмаз, так я показала вам его блеск под светом магических шаров, когда двигалась в танце с самим королём!

– Разрешите пригласить вас на вальс, ваше высочество! – раздался за спиной тот самый голос, и не успела я отпрянуть, как моей рукой уже завладели горячие пальцы мужчины. Они были словно тлеющие угли, почти обжигали сквозь тонкую ткань перчаток.

У меня возникла безумная идея снять одну и дотронуться до его обнажённой кожи, но, разумеется, я вовремя мысленно надавала себе пощёчин.

– Алмаз Катринии идёт вам, он вас выбрал, – голос это странного человека пробирал до мурашек, я даже не успела вовремя вырвать руки, чтобы отчитать за дерзость, как было поздно отказывать в танце. Мы уже стояли посреди зала, глаза всех присутствующих были прикованы к нам, но я ощущала себя так легко и свободно, будто была наедине с зеркалом.

– Я уже слышала это, милорд Рикон, так, кажется, вас зовут?

– Или иначе, у нас у всех много имён, – ответил он без тени улыбки, не выпуская моей руки и крепко прижав к себе за талию при первых звуках вальса. Я танцевала легко, без усилий, но редко кому выпадает честь иметь столь искусного партнёра.

Мне казалось, я не танцую, а лечу, и свежий ветер треплет локоны, целуя щёки, оглаживая шею.

И я хочу смеяться и нравиться.

– Вы прекрасный партнёр, – начала я, чтобы прервать затянувшуюся паузу. Рука на моей талии превратилась в железную перчатку, которую когда-то носили рыцари на турнирах, бьющиеся и умирающие ради прекрасной дамы.

– А вы плохо притворяетесь, ваше высочество.

– Я? – его хлёсткие слова вывели меня из романтичных грёз, в которые внезапно, не будучи особой, склонной к романтике, я окунулась с головой, попала в кружевной кокон девичьих грёз, которые никогда не были мне свойственны. – О чём вы, милорд?

– О том, как вы не скорбите о женихе.

– Я его едва знала. Кто вы такой, чтобы меня осуждать?!

Надо было уйти, спастись бегством, но это означало устроить скандал, а я уже была в центре одного, пожалуй, для моего отца это будет непосильным ударом. Потом, потом я уйду и никогда больше с ним не заговорю.

– Заговорите, Ниара. Я сам вас найду, и мы будем разговаривать ночи напролёт, – ответил он с усмешкой, от которой мне захотелось вжать голову в плечи. Я произнесла это вслух?

Как бы то ни было, я так и не решалась долго смотреть ему в глаза, говорила в сторону, потому что что-то в его взгляде не только пугало, хуже, завораживало, и я теряла способность говорить колкости, которыми прославилась при дворе и в семье.

Он дерзил, а я молчала.

– Мне не о чем разговаривать с почти иностранцем. Вас следует извинить и за грубость и бестактность, вы забыли наши обычаи.

– Почему же? Я прекрасно помню, что хризолиты, «вечерние изумруды» – это символ древней защиты. Вы слышали легенду о них? Я расскажу её в следующий раз. Когда вы снова станете моей партнёршей. В танце.

Всё закончилось, померкло, и музыка смолкла. Ветер больше не охлаждал мои щёки, а шум моря, звучавший вдали, растаял, как утренняя дымка.

– Благодарю за танец, Ниара, – он наклонился и поцеловал мне руку, теперь я его разглядела. Высокий, темноволосый, густые волосы перехвачены сзади чёрным шёлковым шнурком. Немного старомоден и много опасен.

Неважно, кто он, надо держаться от милорда Рикона подальше. А лучше закрыться в обители Двуликого лет на пять, чтобы он забыл обо мне.

Это говорили инстинкты, так шептала магия, некстати пробудившаяся в крови. Только бы он не заметил черноты в моих глазах! Это так некстати!

– Благодарю, милорд, – произнесла я твёрдо. – Прошу больше не тревожить меня.

И не успела я договорить, как он резко выпрямился и, совершенно не стесняясь людей вокруг, погладил меня по щеке.

4

– Это непристойно, милорд Рикон! Подите прочь, иначе я пожалуюсь кузену-королю, – вспыхнула моя жертва, и мне захотелось поцеловать её в губы, такие же узкие и маленькие, как у той, кого я давно потерял, и сам этого не понимал.

Но теперь не потеряю, потому что я уже не тот, кем был более ста лет назад. Кто знает, может, и времени после пробуждения мне отпущено мало! Драконы живут долго, но не бесконечно. Мы стареем и умираем от ран.

Разумеется, не от сердечных.

– Тому самому, кто спешно ретировался после вашего с ним танца? – ответил я, не отпуская её руки. – Чем вы напугали самого короля?!

– На нас смотрят, пустите! – холодно ответила она.

– Не пущу, пусть смотрят, а вы видели, что в том месте, где я вас поцеловал, под кожей вспыхнул огненный цветок? Вы ведьма, Ниара, но думаю, это вам и так известно.

Я хотел смотреть ей в глаза бесконечно, в её очи, наполненные Тьмой, она с любопытством выглядывала в реальный мир, не сознавая той силы, которую несла. Того зла, которому будет причиной.

– Но вы правы, мы ходим по краю, поговорим позже.

Леди вырвалась и ушла с прямой спиной, не опуская подбородка, не смея дрожать или выказывать иные признаки волнения. Заинтересовал ли я её? Безусловно, но настолько ли, чтобы она вернулась?

Чтобы запомнила меня и захотела продолжить разговор.

Ещё танец я пропустил, потом пригласил Оливию, в нетерпении покусывающую губы и выглядящую столь кисло, будто проглотила уксусную притирку для белизны кожи.

Племянница лорда благосклонно улыбнулась в ответ на моё приглашение и не заговорила со мной, пока музыка не смолкла.

– Вы хорошо танцуете, милорд. Для ящерицы.

– Вы неплохо дразнитесь, леди Лаветт. Для той, кто лишена магии и собственного дома.

Оливия побледнела, и на её щеках появились те некрасивые красные пятна, которых она стеснялась больше, чем своего желания выйти за меня замуж. И я снова ошибся: последнего она совсем не стеснялась.

– Хотите знать, чего я хочу на самом деле? – внезапно спросила она меня, когда я усадил даму на скамью в нише.

Помимо танцевального и банкетного зала, здесь был предусмотрен и третий, с выходом на балкон. Но так как на улице ранней весной довольно холодно, то для удовольствия и уединения без опасений быть услышанными в стене напротив выхода на балкон были обустроены ниши с арками, украшенными живыми цветами. Подобие беседки, правда, на всех таких мест не хватало, они были заранее оплачены особами высокого положения.

Как лорду Лаветт удалось выкупить одну из них, только Богам и ведомо. А если Оливия продолжит испытывать моё терпение или станет мешать в исполнении главной цели, то я непременно громко спрошу об этом вслух.