Текст книги "Дракон проснулся (СИ)"

Автор книги: Инесса Чернышова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 20 страниц)

– Забавный, должно быть, был человек, – холодно улыбнулся Альберт и, откинувшись в роскошном кресле, скрестил пальцы рук, смотря на меня, как коллекционер на раритет, прикидывающий, так ли он ценен, как о нём говорят.

– Наверное, расстроился, что я исчез, хотел видеть моё падение, а тут такая досада.

– Вы знали, Дэниел, что он был причастен к исчезновению вашего отца? – по лицу хозяина пробежала усмешка, так похожая на гримасу. Но мгновение спустя он лишь внимательно наблюдал за моей реакцией.

– Нет, – коротко ответил я, чувствуя, как пламя рвётся из груди. Сердце грохотало, в висках стучала кровь, я едва сдерживался, чтобы не сорваться и не превратиться в зверя. Не разметать здесь всё в каменную крошку и не сжечь в первородном чистом огне хозяина этого логова.

– Я разбирал его дневники, довольно подробные, они теперь хранятся в моём личном архиве, как величайшее сокровище. Мой прадед был несчастным человеком, после вашего поражения он прожил пару лет и был казнён по обвинению в государственной измене. Имущество конфисковано, семья лишена титулов и земель. И виновата в этом та же женщина, что и погубила вас.

Альберт побледнел, его губы снова начали подёргиваться, а в глазах появилось выражение, свойственное побитой собаки. Любой на моём месте мог бы пожалеть этого человека, страдающего серьёзным недугом, но я видел за личиной болезни бессильную ярость и почти такое же желание отомстить, какое владело мной. Только моё было сродни глухому раздражение, оно было способно терпеливо ждать своего часа, человек же напротив напоминал бесноватого, чья злость сжирала душу.

– Но теперь вы довольно преуспели, – перевёл я разговор в миролюбивое русло. Власть придержащие одинаковы во все времена: потешь их самолюбие – и делай с ним, что хочешь. Особенно с незнатными выскочками. – Я заметил, получаете королевскую почту.

– Это так. Моё новое имя вписано в Книгу древнейших родов, милорд. Я богат настолько, что могу скупить всю землю в округе столицы, – Альберт снова улыбнулся и обвёл взглядом кабинет со шкафами из красного дерева, со светильниками из колхийского цветного стекла и толстенными книгами со стёртыми золоченными надписями, вероятно, столь редкими фолиантами, собранными со всего Старого света.

Я любил древние тексты и знал в них толк. Эта библиотека стоила целое состояние и была ценна для своего владельца. На корешках не было пыли, а в кабинете поддерживалась такая атмосфера, что человеку здесь будет прохладно, а книгам в самый раз.

– Сами видите, я в деньгах не нуждаюсь, во власти тоже, – продолжил Альберт чуть громче, когда молодой слуга бесшумно проскользнул в дверь с подносом, на котором дымился чайник для заварки, и стояли пара пустых чашек с блюдцами. Чисто-белые с маленькой серебряной завитушкой в виде буквы «В» и такие дорогие.

Фарфор из королевской мануфактуры дарили на свадьбы, передавали по наследству, ставили в маленьких витринах в гостиных, никто бы никогда не подал для чаепития гостю, которого видят в первый раз. Оливия любила роскошные, статусные вещи, от неё я и услышал впервые об увлечениях нового мира и старой аристократии.

Слуга медленно расставил чашки и налил в них заварки. По кабинету пронёсся лавандовый запах, похожий на прохладный поцелуй в щёку, и тут же исчез, разбавленный горячей водой, пахнущей родниковым источником на севере столицы. Альберт умел жить так, чтобы не напоминать себе о незнатном происхождении.

Пусть это случилось пару сотен лет назад, неважно что остальные не знают истинного имени сидящего напротив щёголя, важнее всего, что он сам знал это про себя и стыдился. И стыдился того, что испытывает неловкость.

Я считывал людей и раньше, тут и Драконы, и ведьмы, даже простые смертные были на одно лицо: движимые завистью, ревностью, жаждой наживы, готовые разорвать друг другу глотки. Но тут дело иное: раненое самолюбие. Эта рана глубже прочих, имя ей тщеславие.

Потомок моего врага дал мне главное оружие против себя, даже не поняв этого. Он продолжал сидеть и пить чай, оттопырив мизинец, промакивал белоснежной салфеткой тонкие губы и с лёгким удивлением смотрел на меня: мол, что есть тебе предложить? Ничего? Так я и думал.

Иногда показывать главный козырь сразу выгодно, это был тот случай. Порой человек или судьба не дают второго шанса произвести первое впечатление.

– Зачем вы примкнули к Огнепоклонникам? Неужели верите в смену династии?

Я смотрел ему в глаза, ожидая увидеть в них страх, но его не было. Несмотря на то что слуга, разодетый как королевский глашатай, не торопился покидать комнату, это не вызывало у его хозяина никакого неудовольствия, Альберт не стеснялся говорить прямо, равно как и тот милорд Рикон, которого я помнил.

– Нет, это безрассудно, – произнёс он наконец с лукавой улыбкой. С таким человеком можно договориться, я не ошибся, когда сделал на него ставку.

– При том что я не желаю этого, вы правы. Да и местью семье Морихен не горите, вижу. Зато имеете другую страсть, Драконам понятны страсти, в них пылает огонь.

– И что же это, по-вашему?

Альберт наклонился вперёд, вперившись в меня взглядом, будто хотел прочитать ответ в лице раньше, чем я произнесу его. Я тоже не торопился. Слуга мягко затворил дверь, чай стал остывать, а к прохладе кабинета я привык, так можно мериться взглядами достаточно долго, пока один не выдержит.

Моя страсть была далеко, на расстоянии, которое и крылу Дракона не преодолеть, а его желание прошло слишком близко от носа. Чтобы не попытаться за него ухватиться.

– Вы хотите признания. Чтобы ваше настоящее имя вписали в Книгу древнейших родов Сангратоса, чтобы ни одна шавка, какой бы родовитой она ни была, не смогла ткнуть своим развитым генеалогическим древом вам в лицо! Я не буду королём, мне это не нужно. Но я смогу воздействовать на короля и вернуть вам то, чего вы так жаждете: признания вашего рода.

– И что взамен? – изменившимся голосом спросил он, снова соединив кончики паучьих пальцев.

– Вы расскажите, что стало с моим отцом и поможете моей мести. Когда я попрошу вас об одолжении, вы не откажете мне, в чём бы оно не состояло.

Козырь выложен на стол, игра началась.

Глава 8. В плену Тьмы

1

Ниара

Я вернулась к работе в сокровищнице совсем не той, кем была до болезни. Во внешности произошли перемены, и я оправдывала их тем, что магия, хранившая мой истинный облик под печатью ранее, больше не действовала.

Главная храмовница сказала на это:

– Мы не станем тратить казну сокровищницы на ваше преображение. Значит, так решил Двуликий, да хранит вас его благой лик!

– Он тоже был черноволосым, – улыбнулась я, вполне довольная ходом разговора.

На том и порешили.

В новом, огромном и пышно украшенном золотом зале я занялась учётом именных драгоценных камней. Мне выделили для описи королевскую сокровищницу, вернее, ту её часть, которая состояла из драгоценных тиар или фамильных каменьев, обрамлённых в металл.

Работа проходила под чутким руководством казначея.

Однажды он стукнул меня палкой по руке, когда я задумалась, глядя на рубиновое ожерелье – подарок к свадьбе для королевы-матери от её свекрови.

– Это вещь ценная, не лапай её долго! – прошепелявил этот гнусавый тип и снова обрушил палку на мои руки. Больно почти не было, скорее унизительно, но я не смела протестовать в открытую: меня могли отстранить от сокровищницы и запереть в «Шипастой розе», пока не помру с тоски по свежему воздуху.

Домой не примут, бежать бесполезно, да я и не хотела. Опять попытаются выдать замуж, нет, я твёрдо была намерена ухватить судьбу за крыло и делать то, что хочу.

– Она не настоящая, – ответила я, потирая пальцы, и положила ожерелье на маленький столик с лампой и лупой. – Вот этот камень, и этот, да и тот – все фальшивки!

– Не выдумывай! – фыркнул старик и проковылял к столу, чтобы убедиться самому, что я дурёха и неумеха. И совсем не разбираюсь в каменьях, он это с самого начала твердил вполголоса, а с тех пор как я попала в немилость королевы Клотильды, а то и громко вслух.

Я только стояла, скрестив руки на груди, черноволосая, с глазами, наполненными Тьмой, в которую боялись заглядывать прочие послушницы. Пусть проверяет, я чую подлоги. Центральный, самый крупный рубин был фальшивкой ещё до того, как я к нему прикоснулась, а значит, остальным туда же дорога. Будут знать, как меня обижать.

Казначей долго изучал ожерелье, а потом повернулся ко мне с растерянным лицом приговорённого к казни, не ожидавшего столь сурового приговора, схватил за рукав и потащил в угол, то и дело оглядываясь на закрытую дверь.

– Никому не говори, слышишь! Я сам доложу по форме, а там, упаси Двуликий, тут его крылатый демон покажется младенцем, ну, ты поняла?

Его лицо посекундно искажалось судорогой, будто у механической куклы сломалась важная пружина, и я кивнула, желая предотвратить дальнейшее разрушение. Казначей был неприятным человеком, как все скупцы, но его благодарность могла пригодиться.

– Иди там посмотри, не заметишь ещё что? И говори только мне, не Главной храмовнице, ни тем более её прислужницам-кошкам!

Снова кивнула и вернулась к работе, пряча усмешку. Я знаю, что мой Дар несёт не только благо, но и проклятие, как Дар любой ведьмы. Наконец, я могу принять его, впустить в душу, не боясь запачкаться, потому что то, что гуляет по крови уже имеет печать Тьмы.

Чувствовала же, что придёт день, когда я полностью стану той, кого так опасалась моя мать, едва взглянув в лицо первенца. Мало того, девочка, так ещё и ведьма, как её сумасшедшая прабабка!

Сейчас я не стану об этом думать. «Я тоже подчиняюсь року», – говорил камень, принесённый в подарок от малознакомого мужчины. Я отправила изумруд назад, но он вернулся ко мне с припиской: «Он теперь слушается и разговаривает только с вами, моя принцесса».

И неожиданно для себя обрадовалась. Камни манили меня, а древние драгоценности могли усилить Дар, что они и сделали.

– Я должна поработать с самыми редкими и изысканными камнями, в этом зале есть такие, я чувствую. Вдруг среди них тоже затесались стекляшки? – я говорила ровно, но под конец сдалась и сделала упор на последнем слове.

Казначей нахмурился, но стоило упомянуть, что обвинят его, а мне, особе королевской крови, пусть и порченной, всё сойдёт с рук, он поник и согласился.

Не знаю, о чём договорился с королевой-матерью, та не позвала меня к себе, не сделала этого и Главная храмовница, но я добилась своей цели. Равно как и того, что отныне я имела право выходить в город раз в неделю, чем обычно пользовалась в обществе Берты, потому как одной знатной даме ходить неприлично, даже если всю дорогу путешествуешь в карете.

Каждое воскресенье после утренней молитвы в Храме Двуликого я отправлялась навестить родителей, потому что больше идти было некуда. Предприняла как-то безрассудную прогулку по проспекту Верного стража, но везде и всюду, даже надвинув шляпку на глаза и загородившись летним зонтиком от дурных глаз, я чувствовала неотступный взгляд.

Иногда я видела его в толпе, человека, мужчину, с которым едва была знакома, он делал вид, что не узнавал меня. Тогда вопреки предостережением Берты я переходила на другую сторону моста, чтобы спросить: «Зачем вы преследуете меня?» Однако было уже поздно: милорд Рикон исчезал среди гуляющих людей, с которыми приходилось раскланиваться и обмениваться любезностями.

Столица – огромный мир, в котором нельзя уединиться, если ты достаточно богата и знатна.

Так было раза два, и на третий я не решилась испытывать судьбу. Пугало то, что я уже ожидала увидеть в толпе этого человека и была бы расстроена, если бы он не появился.

Что мне за дело до жениха Оливии Лаветт, выписавшей его из провинции, чтобы наконец выйти замуж хоть за кого-нибудь? Все знали, что она не совсем здорова, и дело вовсе не в телесной немочи.

Первым летним днём я отправилась в родной дом. Возвращалась, словно восстала из могилы, и теперь не была уверена в том, что мне будут рады.

Мама ахнула и кинулась звать сестёр, те стайкой испуганных институток высыпали в гостиную и таращились на меня во все глаза.

– Ты пока ещё нехороша, но никто не посмеет винить тебя в этом! – мама оглядывала меня с ног до головы, и в её кротких глазах гнездился страх: а что если так останется навсегда?

– Я родилась такой, если помнишь, – холодно ответствовала я, снимая кружевные перчатки. Да, моя кожа посмуглела, что совсем не вязалось в глазах окружающих с благородным происхождением, и я знала, что маме будет неприятно видеть меня в истинном обличье.

– Я думала, всё позади: все эти годы мучений, когда ты не могла скрыть свою личину под правильной маской. Мы все притираемся каждое утро, чтобы кожа белела, мужчины бреются, чтобы не быть дикарями, все носят маски, – мама тяжело опустилась на диван и закрыла лицо руками.

Сёстры сели подле неё с двух сторон и гладили её по спине и волосам. Мне бы тоже хотелось такой близости с матерью, но её никогда не было, а сейчас поздно. Я почти слышала, о чём она думала: «Чем так, лучше бы ты умерла! Мы бы оплакали, поминали в молитвах, ставили свечки, пахнущие ладаном в склепе, где хранился твой прах, и жили бы дальше».

Не выдержав причитаний матери, слёз сестёр, я кинулась в кабинет отца. Странно, что он не вышел меня встретить. Второй завтрак был нашей семейной традицией.

Отец меня поймёт, я смогу взглянуть ему в лицо, не опасаясь упрёков. Моя семья знала, что я не хочу возвращать волосам и коже прежний вид, вот и злились, пытаясь виноватить.

Всё это я хотела бросить отцу в лицо, а потом упасть в его объятия и расплакаться. Он бы принялся меня утешать и говорить, что я всё решила правильно, а с матерью он поговорит так, что она больше не посмеет меня обижать.

Но отец был в кабинете не один.

«Я думаю, для служащего в министерстве по сохранению истории древних родов не составит труда вписать в книги ещё одно имя. Или найти там другое, забытое за опалой прежнего короля», – мягко произнёс смутно знакомый голос.

Отец что-то пробормотал, я не расслышала. Хотела уже повернуть обратно и приехать через неделю, когда ссора забудется, а мать смирится, но дверь отворилась, и я столкнулась нос к носу с тем, кого меньше всего хотела увидеть в родительском доме.

2

Это снова была она. Для завершения образа не хватало только красной броши, приколотой к сердцу моими руками. Я бы вернул её подарок и прибавил: «Ты предала меня ради них, а они предали тебя просто от скуки».

– Вы похорошели, леди Морихен, – сухо поклонился я, не в силах оторвать взгляда от её лица. – Собираетесь замуж?

– Нет, с чего вы решили, милорд Рикон? – ответила она, густо покраснев. Под её смуглой кожей румянец смотрелся как вино в глиняном сосуде, которое хочется выпить до капли. – Тем более это не ваше дело. Что вы делаете в нашем доме? Пытались снискать расположение моего отца?

Высокомерие в чёткой линии подбородка, в тёмных глазах, из которых выглядывала Тьма веков, приговаривая: «Я тебя помню, Дэниел», от него защемило сердце, я было даже хотел протянуть руку и коснуться её, восставшей из пепла для меня.

Пусть я её уничтожу, но сначала надышусь тем небом, под которым она ходит, снова смогу говорить с нею и слышать ответы из прекрасных уст, которые никто не ценил и не целовал больше меня.

– Пытался с его помощью добраться до звезд, миледи. Хорошего дня!

Я склонился к её руке по старомодной привычке и, не видя лица, не ошибся в реакции. Ниара остолбенела и вздрогнула, когда мои губы коснулись оголённой кожи её рук. У меня возникла безумная мысль: подкараулить красавицу и унести в лапах за Смирное море, где мы будем жить как частные лица по подставным документам.

Когда-то я положил в сейф за морем золото, оно всё ещё там, потому что на него наложена печать Дракона, значит, я смогу осуществить то, к чему готовился пару веков назад.

Прошлое и будущее стиралось, закручивалось в спираль, в эпицентре бури находились мы двое. На секунду я даже подумал: а не послать ли всю эту идею мести к демонам, и не начать ли всё сначала.

Но мысль как мелькнула, так и пропала: ничего не поменяется, история повторится в других декорациях.

Геранта умерла и снова возродилась, чтобы мучить меня и терзать, чтобы лишить покоя и самообладания. Нельзя дёргать Дракона за хвост, если боишься сгореть в огне. Я обожгу свои крылья, а уж потом устремлюсь к ледяным звёздам, чтобы ветер бил в морду, превращая кровь в лёд.

– Вы кажетесь мне знакомым. Где мы встречались ранее? – спросила она после паузы, во время которой мы вглядывались друг в друга.

Ещё одна игра, Геранта тоже любила делать вид, что мы незнакомы.

– Наверное, на балу королевы-матери, – с лёгкой улыбкой попрощался я и выпустил её руку. Ушёл не оглядываясь, чувствуя на себе её взгляд. Обидел, оскорбил, пусть полютует, будет больше думать обо мне.

Я вышел почти в лето. Горячий воздух был не по-весеннему тяжёл, а на вымощенных крупным булыжником улицах всё больше сновало самоходных повозок, открытых и закрытых, они пыхтели и чадили как неповоротливые насекомые, вытесняя с улиц прошлое в виде запряжённых лошадьми экипажей.

У меня разболелась голова, я сочувствовала коням, в страхе шарахавшимся от гудящих моторов, а глупые люди смеялись над неразумными тварями, как всегда делают, близоруко щурясь, ослеплённые фальшивым блеском нового. Геранта предала меня ради кого-то другого, ради блеска власти, к которой привыкла.

Остальных же манил лишь запах моего золота и сверкание драгоценных камней. Они все получили по заслугам: пыль, что не удержать в руках, когда нагрянет первый порыв северного ветра.

Обо всём об этом я размышлял, когда экипаж с чёрными занавесями мчал меня к дому Лаветт. Лишь бы не думать о Геранте и о той, в чьём теле она возродилась! Мне было без разницы: одна и та же это женщина или нет, пусть сгорят обе и наконец перестанут меня мучить!

Возможно, я пожалею о том, что безвозвратно потерял их обеих, но всегда буду считать, что поступил правильно. Жалеть – удел того, кто чувствует, желать вернуть прошлое – мечта безумцев. Я был первым, что уже удивительно для Дракона, и не желал становиться вторым.

Безумцем.

Я вздохнул. Еду в дом, где живёт одна из них, пока ещё разум Оливии, стройный и цепкий, заключён в прочную клетку, и чудовищам в потайных уголках её черепной коробки до него не добраться, но придёт день, и клетку сломают, тогда Оливия безвозвратно погибнет. По крайней мере, не будет такой, как прежде. Мы все не будем.

– Доброе утро, Дэниел! – хозяин самолично встретил его в гостиной, куда слуги заглядывали редко, чтобы не злить милорда. – Вижу, вы любите ранние прогулки. Наносили визит вежливости семейству Морихен? Как поживает их старшая дочь, слышал, она совсем поправилась?

Лаветт поднёс платок к губам и протяжно закашлялся. В душной комнате с закрытыми окнами, потому что целители говорили, свежий ветер вреден для больного чахоткой, разлился запах свежей крови под густым ароматом кардамона и солодки, смешанных со ртутной водой. Притирки, зелья, микстуры – всё это не помогало, Лаветт находился на той грани отчаяния, которое толкало людей на безрассудство или преступление.

– Совсем хороша, милорд, – ответил я, дождавшись, пока хозяин обретёт способность говорить.– Я съезжаю от вас. Благодарю за гостеприимство и так далее. Я не слишком талантлив в словоблудии, уж простите.

– И вы больше не нуждаетесь ни в моём покровительстве, ни в браке с моей племянницей? Так думаете? – он отбросил окровавленный платок на столик и побагровел. Я лениво подумал, что сейчас его хватит удар, и так будет лучше для всех.

Оливия получит наследство, которое вскоре перейдёт её мужу, в претендентах не будет отбоя, а я смогу заняться своей главной целью.

Конечно, милорд Вигонс, даже не требуется сомневаться, что стало с настоящим носителем этого имени, тот ещё негодяй, но пока наши интересы совпадают, влиятельный и беспринципный союзник мне подходил.

– Как считаете, что мне до вашей Ниары? – медленно проговорил хозяин, снова откинувшись в кресле. – Я ненавижу их род, это правда, он всегда враждовал с моим, но сейчас мне не до фамильной ненависти. Я умираю. Не переживу это лето.

– Вы правы, – кивнул я, скользнув по его лицу защитным заклинанием. Всё в этом господине дышало искренностью, редкие минуты настали.

– И вы можете меня спасти.

– Не могу, вы знаете, я сразу говорил о том.

Нет, снова эти мольбы о продлении жизни! Сам же ответствовал при нашей первой встрече: знаю, мол, дракон рядом поддержать силы человека может, но ненадолго.

– Не так, – Лаветт сорвал с шеи платок, и я увидел багровые пятна на его толстой шее. – Вы нужны мне, чтобы осуществить перенос. Оливия отдаст вам годы своей жизни, а вы передадите их мне.

И взгляд лорда затуманился, будто он приготовился отходить в мир иной.

3

Ниара

– Отец, – присела я в реверансе, войдя в его кабинет, что всегда делала с трепетом не меньшим, чем входила в храм или сокровищницу Двуликого. – Я хотела поговорить, но вижу, вы заняты.

– Я всегда занят, Ниара, а для тебя время найду.

Мне показалось , что он бесконечно устал, выдохся, но по-прежнему тянет лямку привычного дела, потому что уйти с поста можно, только впав в немилость. А немилость короля порой страшнее болезни и имеет куда более далекоидущие последствия.

Впрочем, отцу ли опасаться того, что Рафаэль Третий обидит своего ближайшего родственника, да ещё внука ведьмы!

Отец всегда был крупным, красивым мужчиной, породистым, как про таких говорят, благородным не только по титулу и крови, а по облику и мыслям. А ещё я любила его за преданность семье и королю.

Верность тем принципам, которым он служил: например, ему ничего не стоило добиться признания какой-либо фамилии, если были основания считать её древней и родовитой, что подтверждалось документами, даже если бумаги полуистлели, а разобрать фамилию можно было с трудом.

Другое дело, что того желали многие, не имевшие на то прав. Отец чувствовал, кто перед ним, лгуны или скромные обнищавшие потомки некогда громкого имени.

И вот сейчас он был не в духе, потому что понимал, что им хотят воспользоваться. Глаза покраснели, подбородок отяжелел, верхние веки набухли и нависали над глазами, будто тучи над цветущим весенним садом. Или мне всё это показалось, отец любил работать при одной зажжённой лампе, изредка лишь используя магический шар.

– Что от тебя хотел лорд Рикон? Неужели вознамерился стать знатнее, чем был? Прости, – я потупилась под его строгим взглядом. – Я невольно слышала обрывок разговора.

– Значит, ты должна была уйти, а не стоять под дверью, Ниара. Я думал, мне не следует говорить вслух такие вещи, особенно тебе.

– Простите, отец, вы правы, – чувствуя, что мне надавали по щекам, поспешила встать. Сегодня было не самое удачное место для визита в родной дом, который уже перестал быть для меня таковым. Не то чтобы мне здесь не рады, но смотрят как на бурю, застающую врасплох. Дождь полезен для земли, но буре всё равно никто не рад.

– Присядь, Ниара. Я хотел спросить тебя.

В голосе отца послышались властные нотки, перечить которым глупо. Да и я была счастлива поговорить с ним наедине, всё равно о чём, мы всегда понимали друг друга, с ним я могла не думать о том, говорю ли глупости, а, напротив, чувствовала себя взрослой и умной не по годам. Он один не смотрел на меня как на проклятие, от которого не избавишься.

– Слушаю, отец.

– Ты увлечена этим господином? Лордом Риконом? Не спорь! Я видел, что вы танцевали на балу королевы-матери, все мы были свидетелями того, как он ни с того ни с сего помог тебе в болезни, хотя целители утверждали, что она не связана с проклятием, и всё это совпадение, случившееся после бала. Переохлаждение, нервы девы не выдержали, так они говорили. Но скажи мне прямо, что произошло между вами?

– Ничего особенного. Мы разговорили, даже не сказать, чтобы очень любезно. Я удивилась, увидев его здесь, – ответила я, глядя отцу в глаза и пытаясь выглядеть спокойной, но руки отчего-то дрожали, а в горе пересохло, словно я боялась выдать каку-то постыдную тайну.

Если бы меня вздумали пытать, и то я не смогла бы ответить иного, потому что не испытывала к жениху Оливии никакого влечения, я вообще не способна на это чувство, он был приятен мне. И только. Всего лишь.

– Мне стало любопытно, откуда он появился. Я больше не заговорю с ним, отец, раз вас это сердит, – в довершении всего я пожала плечами, стараясь изобразить равнодушие.

– Он помолвлен с леди Лаветт, – отец потёр переносицу и не сказал ничего более. И всё же его слова повисли в воздухе, как дым от сигар, впитавийся в корешки книг.

– Я знаю. Удивительно, когда они успели настолько сблизиться? – вырвалось у меня раньше, чем я успела себя сдержать. Это не моё дело, и это неважно. И вообще, сплетничать о других – удел низкородных.

– Ниара, – в голосе отца появились мягкие нотки, словно мне снова было пять лет, а он пытался объяснить что-то недоступное разуму ребёнка. – Послушай, скоро из сокровищницы Двуликого отправляется кортеж в округ Вронхиль. Там неподалёку найдены Древние камни, думаю, будет неплохо, если ты осмотришь их и убедишься, не подделка ли. С твоим Даром это будет несложно, принесёт славу и почёт, а там и до освобождения из сокровищницы недалеко. Согласна?

Я кивнула, почувствовав облегчение. Конечно, это удивительная возможность скрыться на время из столицы, развеяться на свежем воздухе подальше от всех этих богатых выскочек, при живой невесте раздаривающих изумруды малознакомой деве! Я так и не рассказала отцу об этом, потому что понимала, что камень не желает возвращаться к хозяину.

– Если это так, я буду рада, отец, но ничего не слышала о Древних камнях. Они никогда не находятся просто так.

– Да-да, об этом пока не сообщили, но скоро объявят. Древние камни появляются где и когда захотят, и также внезапно исчезают, для его величества большая честь, если удастся собрать коллекцию хотя бы из пяти подобных каменьев. Держи меня в курсе и помни, ты всегда можешь мне довериться.

– Конечно, отец. Благодарю.

В тот же час я вернулась в сокровищницу, ожидая вызова к Главной храмовнице, не посвящая Берту в свой план. Я загорелась идеей уехать из столицы на время, сама не понимала почему, но мне вдруг показалось, что так будет лучше. Возможно, инстинктивно я хотела исчезнуть, побыть там, где меня мало кто знает, и где никто не смотрит, как на прокажённую.

– Что вы как на иголках, госпожа? Что, беды какой ждать? – Берта оторвалась от шитья и пристально посмотрела на меня, включив «старшую сестру».

– Нет, думаю, напротив.

И всё же время замерло. Главная храмовница позвала меня только под вечер, объявив, что я отправляюсь вместе с кавалькадой доверенных ей лиц в округ Вронхиль. Поморщилась в конце и прибавила:

– Не думала, что настанет день, и я не смогу отказать просящему в его настойчивом пожелании. Особы, облечённые властью, бывают так прямолинейны!

Конечно, более мне ничего не было сказано, да и я не собиралась расспрашивать. Шпилька не достигла цели, я отправилась собирать вещи.

Если я и сомневалась ранее, то теперь была уверена: отец никогда не повторяет дважды. И всё же я была ему благодарна. Где бы не находится, а лучше подальше от двора! Изумруд, носящий имя «Вечернего рока», я уложила на самое дно дорожной сумочки, которая любая благородная леди должна держать при себе.

4

Лорд Лаветт вскоре объяснил, что от меня требовалось. Он предлагал сделку, вполне выгодную для всех, как он думал.

– Сами рассудите, Дэниел, я получу пару лет здоровья и прекрасного самочувствия, а вы Ниару Морихен, тешьтесь с нею сколько хотите, Оливия не посмеет даже возразить. Тем более это вряд ли продлится дольше земного года, что для нее, вашей супруги, этот год?! Пусть пока займётся вашим ребёнком.

– Полагаете, она сможет понести от Дракона? На это способны не все женщины, иначе бы наше племя не находилось на краю вымирания, – усмехнулся я, внешне давая понять, что с охотой выслушаю детали. Так люди становятся словоохотливее.

– Думаю, при её уверенности в собственной исключительной судьбе, почему бы и нет?

– И вы также уверены, что, отдав годы своей жизни, она расцветёт здоровьем? – снова задал я вопрос, но Лаветт только поморщился, будто во рту стало кисло.

– Я изучал древние тексты. На здоровье этот ритуал не влияет, она отдаст то, что ей и не так не пригодится. Знаете, о её пороке? Знаете, конечно, заметили! Оливия – моя любимая и единственная племянница, но она закончит свои дни так же, как и ваша Геранта! В полной тьме разума.

Услышав имя той, кого я пытался воскресить в памяти, но кто постоянно ускользала от меня, я напрягся и снова посмотрел на Лаветта так, как он того заслуживал. Лорд побагровел, на этот раз уже от удушья, замахал руками, как большая, отяжелевшая птица и завращал глазами, делая жесты, умоляя прекратить.

Я был милостив, слишком хотелось дослушать конец этой истории. «Пламенеющий взгляд» лишь слегка коснулся его.

– Не смейте больше говорить о Геранте, червяк! Вы хуже её в сто крат!

Лорд кивнул и присмирел.

– Я бы, с вашего позволения, продолжил, – произнёс он, но кашель такого разрешения не дал. Приступ длился дольше обычного, во время оного я сидел и думал о том, как это по-человечески цепляться за жизнь, которой осталось на мелкую монету.

– Я не обманываю Оливию, как вы думаете, не использую её ради того, чтобы выпросить у Богов три-четыре года жизни.

– Правда?

Я почти улыбнулся, хотя приятного в ситуации было мало. Драконы умеют быть безжалостными, но даже для меня цинизм сидящего напротив был высшей пробы. Впрочем, я сразу вспомнил другое утро и другой разговор, уже в моём фамильном замке, когда старый Лаветт торговал Исиндору с не меньшим жаром, чем нынешний. Видно, порода у них такая. Мелкая.

– Истинно так, Дэниел, – дородный мужчина, каким и был лорд Лаветт, как-то подсдулся и сейчас напоминал злобного колдуна-подменыша, цеплявшегося за оболочку, чтобы никто не разглядел его настоящую сущность. – Она и вам будет полезна. Оливия умна, дерзка, сейчас таких любят. А ещё она даст вам силы и новое родовое имя, которое не будет зависеть от прихоти нового покровителя.

– Продолжим разговор позже, а сейчас мне надо собирать вещи, я еду в округ Вронхиль, – произнёс я и поднялся на ноги. Отталкивать лорда и превращать его во врага мне было пока ни к чему.

Ему ничего не стоило через золото и связи нашептать королю, что такого как я лучше держать вдали от двора. Однажды этот ход уже погубил моего отца и меня, приходилось быть осторожным. Если мне будет запрещён въезд в столицу, то даже высокопоставленным лордам-огнепоклонникам потребуется немало времени, чтобы добиться моего возвращения.