Текст книги "Дракон проснулся (СИ)"

Автор книги: Инесса Чернышова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 20 страниц)

– Ты, правда, приедешь навестить меня? – спросила напоследок, вернувшись за столик, где разглядывала живые картинки, возникающие на песке, стоило написать на нём название места. На этот раз под её быстрыми пальцами возник храм Семи Сестёр, куда я планировал отвезти Оливию.

Где она останется навсегда, пока Тьма не поглотит её.

– Приеду.

– Один?

В глаза не смотрела, продолжала разглядывать храм, похожий на замок с семью башенками, увенчанными развевающимися на ветру разноцветными треугольными флагами, напоминающими о цвете первых Драконов-прародительниц. Когда-то были и такие, а потом все кончились.

Стоит подумать, что ты непобедим, и жизнь сразу доказывает обратное.

– Один.

– А я там буду не одна, точно?

– Не одна, служительниц в храме много.

Оливия вздохнула и вернулась к созерцанию храма. Тот кружил в воздухе, создавая вокруг себя песчаные вихри, но внутри ворот было тихо, если приглядеться, можно было рассмотреть маленькие фигурки в светлых платьях, фалды которых походили на крылья огромных белых птиц. Они скользили туда и обратно, чинно здороваясь друг с другом молчаливыми поклонами.

– Правда, что они потомки тех первых Драконов-прародительниц? – тихо спросила Оливия, положив голову на ладони, поставила локти на стол, чего никак нельзя было ожидать от такой чопорной леди с идеальными манерами, и улыбалась.

По-другому. По-доброму. Сейчас передо мной была иная Оливия, с которой я не был знаком. Жаль.

– Правда, – ответил я и тихонько вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь. Оливия всё так же сидела, всматриваясь внутрь замка из песка.

3

Ниара

– Доброе утро! – разбудил меня Дениел лёгким поцелуем в плечо, по которому только что скользил солнечный луч. В Предгорье летом всё изнывало от жары, но, странное дело, я переносила её не в пример легче.

–Доброе, – улыбнулась я, не желая открывать глаза как можно дольше. Я спала в одной постели с тем, кто не был мне мужем, даже женихом я его пока не считала, потому как какой он мне жених, если его прежняя пассия ещё жила в этом же доме!

А потом вспомнила о том, что она сегодня уезжала. Навсегда.

– Когда?

Я резко присела, и комната предательски закружилась.

– Успокойся! Через пару часов. Вернусь скорее, чем ты успеешь соскучиться.

Голос был нарочито бодрым, но я слышала в нём отражение своей тревоги. Уступив моим просьбам, Дениел рассказал о предстоящем пути. И в доказательство дал почитать свиток, на котором отображалось Предгорье со всей сложной системой входов и выходов.

Иначе бы я не поверила, да и сейчас не совсем понимала.

– Зачем так сложно?

Дениел пожимал плечами, а потом принимался плести песнь о разумности первых Драконов. Чтобы никто не позарился на чужое добро.

– Что произойдёт, когда вы с Оливией покинете это место?

Я водила пальчиком по карте, совсем как в детстве, когда изучала свитки с древними городами. И месторождениями драгоценных камней.

– Нас будут ждать. Враги.

– А ты что сделаешь?

– Я принял меры, чтобы меня не дождались. Мы выйдем в другом месте, тайном, я знаю этот город лучше, чем лорд Лаветт. Ты можешь быть спокойна.

Наверное, он считал, что я недостаточно хорошо читала книгу о Предгорье. Много книг в его библиотеке, да читать я любила с детства. Что ещё делать девочке, не желающей быть постельной игрушкой дурака-мужа?!

В одном из пыльных манускриптов было сказано, что выход из города всегда один. И вход один, итого два. То есть лорд Лаветт, а как рассказал мне Дениел, речь шла о его жизни и смерти, может заблокировать оба прохода.

Наверняка, так и сделает, о чём я не удержалась, и напомнила Дениелу.

– Я приготовил ему сюрприз.

Большего вытянуть не удалось. Я не скрывала радости, что Оливия, с которой время от времени мы перебрасывались безобидными колкостями, скоро уедет. И чувствовала облегчение от того, что Бездна с клацающими зубами, которую она носила в себе так же потаённо, как я носила ребёнка, будет далеко, и я больше не почувствую её смрада.

В тот день, пока солнце не разгулось по небосводу, я проводила всех троих. Дениела и Оливию сопровождал Курт Валлейн, сменивший секатор на шпагу.

– Помогите им, если сможете, – шепнула я ему, прекрасно сознавая, что просьбы излишне.

– Я всё сделаю, что от меня зависит, ваше высочество, – старомодно поклонился бывший садовник и даже попытался стать на одно колено, чтобы поцеловать мне руку. – И даже больше.

Последняя фраза означала следующее: Берта передала защитнику мои мешочки. Два охранных, их Курт подложит в походные сумки Дениела и Оливии, моя магия защитит их от нападения, не позволив нанести вреда.

Нет, я верила Дениелу, что Драконы и так способны себя защитить, но раз Геранте однажды удалось невозможное, почему бы лорду-противнику не повторить её подвиг?

А последний ведьмовской мешочек предназначался возможному противнику.

Берта объяснила Курту, как его следует использовать. Я бы лучше справилась, но приходилось действовать вот так, втихаря. Дениел следил за мной, его слуги следили, он бы почувствовал, что я готовлюсь к борьбе, и всему конец.

Понятно, что это может навредить мне. Выплеск магии заберёт мои силы даже на расстоянии, через Порталы, Разломы и время, но я не могла сидеть сложа руки.

– Надо было не делать мешочек для леди Лаветт, – однажды заикнулась было Берта и получила от меня отповедь.

Эта миссия должна быть завершена так, как и планировал Дракон. Странно, но я сделалась суеверной: если в начале нашего с ним пути, что-то пойдёт не так, то и дальше удачи не видать, так написано в книге о ведьмах: не можешь подстелить соломки в начале дороги – не вздумай вструпать на неё, какой бы широкой не казалась.

А ещё сдерживало другое: Дениел кинется спасать Оливию даже ценой собственной жизни, потому что обещал ей. Я не могла допустить, чтобы он пострадал. Да не пострадает и так, должно быть, но что если…

Сердце снова заколотилось, и в глазах потемнело.

– Берта, отведи госпожу наверх, – Дениел приобнял меня за талию и прошептал, что я не успею заметить, как он уже вернётся. И тогда уже буду вынуждена дать ответ на предложение руки и сердца.

Оливия не сказала ни слова, но я протянула ей руку, и она после недолгого колебания пожала мою. Кажется, даже улыбнулась, но глаза, льдистые и холодные, остались безучастными. Будто мыслями леди Лаветт была уже не здесь.

И вот они уехали. Я стояла у ворот, а потом поднялась в спальню наверху, чтобы подольше видеть, как они втроём, верхом на лошадях, миновали просторные и чистые улицы, залитого первыми лучами летнего солнца, и скрылись за городской ратушей.

Какое-то время я ещё стояла и прислушивалась к собственному сердцу. Казалось, оно готово выпрыгнуть и помчаться следом, но Дениел прав: мне там не место. Я сделала всё, что смогла, и теперь чувствовала себя так, будто трудилась до дрожи в руках и ногах целыми месяцами.

Берта принесла молоко, настоянное на травах, и поклялась, что пока господин не вернётся, не оставит меня ни на минуту. Я кивнула. Возражений она бы не приняла, и я выразила желание поближе узнать город.

Мы бродили по его улочкам, сидели в кофейнях, посетили местный театр, чьи незатейливые, старинные представления отвлекли меня от грустных мыслей и тревог. Если что-то случится, я почувствую. Даже ночью.

И в глубине души знала, что это обязательно произойдёт.

Глубоко вечером на исходе второго дня, сидя в гостиной и слушая пение механических птиц, я внезапно почувствовала, как каменею, не могу сдвинуться с места и пошевелиться, а так хотелось взять Берту, сидящую рядом, за руку, почувствовать её тепло, но из горла не вырвалось ни единого звука. На глазах выступили слёзы, но отчаяния не было, только решимость идти до конца и уверенность, что вся моя жизнь с первого вдоха была лишь подготовкой к грядущей ночи.

Началось!

– Оставь меня одну, живо! – обрела я голос, и он показался чужим, хриплым. Берта если и хотела возразить, то, взглянув на меня, побледнела и исполнила приказ без пререкательств. Всё, как уговаривались.

Вышла и затворила за собой дверь.

Я же осталась сидеть в кресле, откинувшись на спинку, и закрыла глаза. Написанное в книгах о ведьмах я изучила превосходно, а там, надеюсь, поможет интуиция. Сомневаться некогда.

Главное – началось!

4

– Долго ещё? – Оливия беспокойно оглядывалась по сторонам, когда мы выехали на пустоши за городом. – Почему это место называется Предгорьем? Горы еле видны вдали.

– Потому что здесь сколько ни езжай в любом направлении, они всё равно будут вдалеке. Горы – метафора. Они есть, но до них никогда не добраться, – ответил за меня Курт Валлейн, знавший историю Предгорья лучше местных. Однажды я позволил ему прийти сюда, когда он умирал от пули в груди.

И ещё от одной, задевшей ухо и пробившей череп. И тот факт, что стрелял в жандарма я, не имел никакого значения. Эта была дуэль, а коли ты решился выступить с револьвером против существа, гораздо могущественнее себя, так разве я должен увещевать безумца?

– Это мечта? Что в них такого?

Оливия прочитала все книги о Предгорье, которые я ей дал, она всё знала сама, но хотела послушать человеческую речь, чтобы не бояться. Меня она игнорировала с самого начала пути, когда заметила, что Ниара перешёптывалась с Валлейном, посылая в мою сторону из-под густых ресниц ласковые взгляды.

Ниара думала, что этого никто не заметит, и в такие минуты мне она была особенно дорога. Безумно.

Кстати, о безумии.

– Мы близко от Разлома. Не шумите! Здесь только кажется, что камни и песок бездушны, а ветер дует просто потому, что дует. Это магия настолько древняя, что лучше не тревожить её лишний раз.

– До него разве не полдня пути? – встревожилась Оливия, и блеск в её глазах сделался ярче. Беспокойство придавало её лицу неестественную бледность, делавшую его похожим на посмертную маску из гипса.

– Со мной – ближе. Я могу воздвигать Разлом там, где удобно.

Но только в Предгорье.

– Что там, мешочки не потерял, Курт?

– Нет, господин.

За те несколько сотен лет, что он жил здесь, сноровки жандарм не потерял. С ним можно путешествовать в вертеп разбойников, зная, что твоя спина прикрыта. Мне его помощь не требовалась, это я наделил его той мощью, которая теперь бурлила, ища выход, чтобы обрушиться на головы врагов.

Но за Оливию я был спокоен. Когда мы встретимся с лордом Лаветт лицом к лицу, мне не следует отвлекаться на прочее. Королевская рать, а она будет там в лице магов, попытается пленить меня, чтобы у мальчишке-короля появился ручной Дракон. Благодаря моей магии его власть укрепится, но я уже однажды служил королю в обмен на пустые обещания.

И мой отец служил. Тот, кто сгинул в подвалах королевской тюрьмы. Убить Дракона человеку, даже сильному магу, невозможно, но лишить его неба, надежды на спасение, опутав паутиной заклинаний, когда не понимаешь, день сейчас, ночь ли, сон или явь, друг перед тобой или враг – дело иное.

Тогда сам решишь прекратить морок единственным доступным способом – улететь к давно погасшим звёздам.

Я посмотрел на солнце. Скоро станет совсем жарко, но к этом времени я должен получить знак. Услышать его.

Когда у Разлома с той стороны собирается Сила, воздух начинает колебаться.

– Зачем мы ждём? Не лучше ли оказаться в Сангратосе как можно скорее, чтобы добраться до другого Портала без препятствий и битв?

Оливия, как любая женщина, ненавидела сражения. Курт, ехавший позади, засопел. Он как старая боевая лошадь, заслышав звуки трубы, становился в стойку, готовый мчаться в атаку. Это была ещё одна причина, чтобы взять его с собой.

– Спешимся, – бросил я через плечо.

– А как же мы доберёмся до другого Портала? Пешком?! Я не…

– Пойдёшь, – в мгновение ока спрыгнул с гнедой и ударил её по крупу. Лютая знает дорогу, здесь и лошади становятся умнее, чем на той стороне.

Подскочил к кобыле Оливии и дёрнул девушку за руку. Несильно, Боги упаси, но хватило, чтобы причинить боль. Боль трезвит быстрее увещеваний.

Оливия сползла в мои объятия, и небо качнулось в её огромных испуганных глазах.

– Держи, господин, – Курт швырнул мешочек Ниары, я поймал его на ходу и сунул в карман. Заплечную сумку брать ни к чему. Если всё разыграем как надо, то она нам не понадобится.

Курт спешился, я оглянулся, обнимая Оливию за талию. Девушка вдруг сделалась покорной куклой, как всегда под «Пламенеющим взглядом».

Потом. Я объясню ей всё потом. Не понравится, конечно. Получу пощёчину, которую заслужил. Но цели пути достигнем, это важно.

Это только и важно. Для Оливии, для меня, Ниары и Предгорья.

Мои пальцы налились огнём, я чувствовал его в ладони и даже слышал песнь над головой. Она звенела и крепла, как стрела, пущенная по ветру.

Кинул огненный шар перед собой, он рос в воздухе, пока не превратился в кольцо, кружащееся в воздухе, внутри него всё подёрнулся рябью, и вскоре Разлом был открыт.

Знак я получил давно, но не говорил своим спутникам об этом. Нас ждали. Мы были готовы.

– Я прикрою, – Курт выставил руку с револьвером и шагнул в кольцо первым. Мы – следом.

С губ Оливии сорвался слабый крик. Разлом, созданный Драконом на коленке, не самый приятный вид путешествия. Не об этом сейчас приходилось беспокоиться, на той стороне ожидаемо ждали.

Магические сети были разбросаны на расстоянии пары миль. Чтобы наверняка поймать меня.

Курт выстрелил, сети получили прорехи, но ещё держались. Снова выстрел. Оливия вскрикнула и прижалась ко мне, испуганно смотря по сторонам.

– Нет никого.

– Есть, ты не видишь пока. Держись за спиной, потом Курт тебя защитит.

Третий выстрел добил сети, расставленные в лесу на поляне, они начали таять. А дальше – мой выход. Как бы ни была сильна Драконья магия в револьвере Курта, как и во всём в Предгорье, в этом мире она быстро иссякала без источника. Без меня.

Я сунул руку в карман и сжал мешочек Ниары. Два защитных и один для нападения, защитные у нас с Оливией, тот, что для атаки, Курт бросит в нужный момент. Он вояка, поймёт, когда наступит такой момент.

Вояки бывшими не бывают. Драконы тем более.

Я выдохнул, и в Сангратос, разомлевшем от полуденного зноя, ибо здесь время течёт быстрее, пришёл туман. Моё тело заныло, кости призывно затрещали, причиняя боль, быстро сменившуюся восторгом освобождения. Я ширился, чувствуя, как кожа твердеет, покрывается чешуёй, а из горла вырывается огненный рык.

Взмыл в воздух, ломая деревья взмахами крыльев. Мне хотелось крушить и уничтожать, опалить всё вокруг первозданным огнём, что бы ни осталось не единого звука, ни единого биения сердца, кроме моего собственного. Это было правильно для Дракона – не жалеть людей.

Меня они не жалели.

Вот и сейчас старались загарпунить, откуда только принесли железную пушку, откапали, должно быть, в подвалах местной Ратуши!

Я увернулся от мощной стрелы и спустился, позволив себе опустить на неразумные головы огненный вихрь. Солдаты, не больше сотни, падали и корчились в агонии, это лило бальзам на израненную душу зверя. Они хотели пленить меня гарпуном, разрывающим внутренности и не позволяющим обратиться в человека.

После ранения я бы ослаб настолько, что бери голыми руками. Магическая сетка, – и готово!

Не видно было моего врага. Конечно, он прячется. Раскалённый воздух рвал магию людей на лоскуты, так правильно, те, кто выживут, запомнят Дракона надолго. Страх питает силу зверя.

Гарпун остался без ловчего и теперь напоминал покорёженную железяку, нелепую на вид и беззубую по сути. Нет, кто-то решил пустить вторую стрелу.

Пришлось зайти на второй круг, чтобы уничтожить железеую пушку.

К счастью, Курт и Оливия в безопасности, за них волноваться не приходилось. Пора было сосредоточиться на главном.

Мне требовалось разогнать пешек, чтобы добраться до тех, кто был готов к человеческому разговору.

К моим условиям.

Силы противника таяли. Маги пытались накинуть сети снова, но я разорвал их раньше, чем путы окрепли.

«Дениел! Очнись, спустись, я здесь!»

Клянусь, этот голос я предпочёл бы никогда не слышать!

Просто показалось, должно быть. Жара, магия, бурлящая в воздухе, это видение, не более того. Геранта давно мертва.

«Дениел! Я ждала тебя, иди ко мне! Я искуплю свою вину!» – повторил её голос. Забытого и похороненного призрака.

Я взмыл в небо в третий раз, заметив вдалеке шпиль городской ратуши Вронхиля. И далее – развалины моего замка.

Не видел, почувствовал, что они там, в тумане.

Стрела просвистела совсем рядом, но я уже спускался.

«Дениел, прости меня. А я прощаю тебя!», – звала Геранта, и я должен был уничтожить этот морок. Она обязана замолчать навсегда.

Даже если от меня потребуют того же самого!

Глава 17. Геранта и я

1

Ниара

Я понимала, почему Геранта сошла с ума.

Как не сорваться в бездну, когда, с одной стороны, твой бешеный Дар, родящий голоса в голове, события, которые ещё не наступили, а быть может, и не случатся вовсе, а с другой, чувствовать, что не можешь ничего контролировать, кроме самой себя. Да и то не всегда.

Себя, может, обуздать ещё сложнее.

Всё это пронеслось в моей голове, я даже допустила сомнение, мои ли это мысли, за минуту до того, как почувствовала, что падаю в темноту. Держусь за верёвку, не толще волоса, но прочнее каната, и падаю.

Вон уже и картинка появилась! Смотреть с высоты птичьего полёта неудобно, но всё лучше, чем быть на земле и задирать голову в попытке разглядеть, что творится в небесах.

Дракон, настоящий огромный и почти чёрный Дракон, кружил над поляной посреди леса, по которому вдоль и поперёк проложили дороги, кажется, я была в этом месте однажды. Совсем недавно.

«Дениел», – звучит в голове её голос, и я пытаюсь сопротивляться. Выдворить её вон!

«Дениел, приди ко мне! Я виновата», – твердит она заученным голосом, и я совсем ей не верю. Виновата, как же!

Не знаю её, видела пару раз портреты, тогда Геранта мне даже показалась красавицей, а сейчас смотрю на её тонкую, почти прозрачную фигуру и понимаю: ничего особенного. Даже Оливия Лаветт, которую Курт прячет среди деревьев, если пойти направо и не сворачивать на большую дорогу, и та выглядит лучше. Чище, если речь не идёт о телесной чистоте.

Гниль Геранты, улыбающейся призывной манящей манерой, словно точно знает, что рыбка клюнет, видна в груди призрака, как плесень на корке хлеба. И даже нити, которыми она привязана к одному из магов, к тому самому, кто убеждал меня не верить Дракону, не бежать с ним, кого я сильно недооценивала, как жениха и как мага, были едва заметны.

Казалось, вот стоит на земле девушка, пугается, смотрит с надеждой на небо, цепляется за раскидистое дерево, прячется в его тени, кажется, ясеня, он всегда сопутствует мёртвым, и зовёт единственного, кому верит, кто может её защитить.

Я внезапно оказалась за её спиной и видела, как поляна, объятая пламенем, вдруг опустела, как зверь пропал в тумане, чтобы в следующий миг вернуться человеком. И испытала досаду.

Желание кинуть в него чем-то увесистым, чтобы по дурной голове попало. Он шёл к ней, и туман стал плотнее, отсекая меня от этой парочки.

Могла бы я крикнуть, что это ловушка? Наверное. Но я смолчала, и раз была не в силах отвернуться, оставалось лишь смотреть и слушать.

– Прости меня, если сможешь. Мне душно здесь, но уйти я не могу, – голос морока звучал естественно. Даже слишком хорошо, живая дева не могла бы оставаться такой картинно-испуганной. – С тобой уйду, тогда мне будет всё равно на других.

А вокруг пахло смертью. Все женщины, даже ведьмы, что сеют её, ненавидят запах битв, потому что лучше многих понимают, что в них проигравших много, а победителей – единицы. И те проиграют позднее, когда толпа закончит их чествовать и равнодушно, даже с некой брезгливостью, отвернётся к другим идолам.

– Не простишь? Я бы тоже не простила.

Кивнула и отступила в тень.

Дениел молчал, скрестив руки на груди.

– Я хочу сказать, что не могу уйти, пока не простишь. Я сама себя наказала, с местью ты опоздал, но если угодно, убей меня!

Искренне. Я почти поверила. А он? Хмурится, молчит, почти не смотрит на Геранту, но и не уходит. Я бы давно отвернулась и не слушала.

– Что тебе надо, Геранта? Пришла убедиться, что я проиграл снова?

– А ты проиграешь?

В её голосе мелькнула надежда.

– Давай убежим вместе, как мечтали. Я смогу обрести новое тело, займу новый сосуд, и уже ничья магия не разлучит нас! Любимый!

– Вот как! Даже так запела!

Он усмехался, но не уходил.

Неужели всё, что Дениел мне говорил, что шептал ночами, по утрам, все его письма – это ложь?! Обещания, уверения, взгляды – всё предназначено ей, не мне.

Во рту снова стало горько, а на душе гадко, зря я ему защитный мешочек дала! Силы у себя оторвала, ради него, ради его победы, а вот оно как выходит!

Гаденько. У меня даже зубы заскрипели. Вот сейчас собраться бы в кулак и ударить их обоих. Призрак разметает, и Дениел увидит, кто им повелевает! Хотелось бы посмотреть тогда на его лицо, впрочем, не могу, беречь себя надо. Не ради Дракона, пусть будет в дураках и вечно сидит на цепи, как его отец, раз ума нет! Раз любви недостаточно.

Я повернулась, чтобы уйти, но туман не пускал. Размазал по лицу водяные капли и не позволял сдвинуться с места!

– Геранта, я прощаю тебя! Уходи!

Вот уж некстати такое услышать. Прощает! Я бы не простила!

И в доказательство моих намерений за спиной тонкой нитью пронёсся истерический женский смех.

– А я тебя уничтожу! Даже теперь!

Нет, уйти не получилось. Обернулась с дрожащими руками, на кончиках пальцев наливалась Сила, с которой мне не справиться, коли решит выплеснуться в мир. И пусть!

Призрак уйдёт навсегда, это важно. И я уйду, но после.

И Сила ударила мне в лицо, а потом другая, ей наперевес. Я оказалась на линии огня, но он не причинял мне ни боли, ни вреда. Я раскрыла глаза и увидела лицо Дениела: сквозь человеческие черты проступало что-то звериное. И глаза, они становились другими, тоже вполне себе Драконьими. Холодными, безжалостными, полными ярости, скрытой, как пружина, в их глубине цвета янтаря.

Сказать я тоже ничего не успела, даже если бы могла.

Призрак заголосил противным тонким голосом, в нём тоже не осталось ничего человеческого. И нити, приковывающее его к хозяину, натянулись, сделались видны, как канаты. И хозяин виден.

– Милорд Рикон, – Дениел, за спиной которого я видела незримые для прочих крылья, слегка поклонился.

А я нахмурилась. Одно имя на двоих?

И туман снова сделался плотнее, как вата, напиравшая со всех сторон, отделявшая нас четверых от всего остального мира. Пятерых, если считать Геранту, а её нельзя было списывать со счетов. Пусть она не жива, но носит в себе чувства, испытанные оригиналом. В библиотеке Дениела было написано о мороках вскользь:

«Им можно придать любые чувства, наделить любой памятью. По сути, это чистый лист. Захочет хозяин – морок будет любить, но это не есть любовь, только игра в чувство. Чаще же морок испытывает то, что и умерший человек, который и дал мороку облик».

– Милорд Хамен, последний в своём роде.

– Как и вы.

– И я, господа, – Лаветт, цветущий и спокойный, будто беседа происходила на столичном бульваре, выступил из тумана из-за спиной моего бывшего жениха. И все они не замечали меня.

Кроме Геранты. Та смотрела искоса, недовольно морщила нос, будто унюхала что-то неприятное, отодвигалась. Её лицо кривилось, как в пантомиме, но хотя бы она не пыталась со мной заговорить.

– Что вам угодно, господа? Дайте мне и моим спутникам пройти, и сделаем вид, что разминулись.

Дениел обращался к дяде Оливии, а тот только улыбался и качал головой, разводил руками, словно извинялся за то, что придётся отказать:

– Отдайте Оливию, и так уж и быть. Оливия идёт вне зачёта, её вы украли, но вот Ниару Морихен мы с милордом Риконом обменяем на Геранту. Равноценно, не находите.?

– Да бросьте, Хамен! Она вам безразлична, вы утешаетесь в её объятиях, чтобы забыть о первой потере, – тот, кого называли Риконом, а я знала под именем Альберта, говорил всё с той же неизменной интонацией стороннего наблюдателя, всё знающего и понимающего разыгрывающуюся драму лучше актёров.

– Допустим, – Дениел склонил голову, жадные янтарные глаза, совсем ему неподходящие, смотрели на противников испытывающе. Сделка – вот что это такое! – Зачем вам Ниара?

– Её брат-король, да продлят Боги его дни, будет благодарен мне за спасение его сестры. И отдаст её за меня замуж, потому что я знатен, богат, а она опорочена двумя: Двуликим и чудовищем.

Улыбка Альберта сделалась совсем мерзкой, её не могли скрыть даже пышные усы, а жидкая остроконечная бородка дрожала так, будто её обладатель беззвучно смеялся.

– А мне его величество будет благодарен за изгнание того самого чудовища, – лорд Лаветт, похоже, не терпел, когда его задвигали на вторые роли.

А Геранта поглядывала на всех троих с ненавистью и злобой, даже прозрачной сделалась, время от времени из её груди исторгался нервный смех, и она снова слабела, когда дёргали за нити, будто собаку на поводке, и не смела подойти ближе.

– Всем будет хорошо, Дениел. И Геранте, и Ниаре. И даже несчастная Оливия умрёт в своём уме с осознанием, что она исполнила свой долг, – вкрадчивый голос дяди Оливии заставлял меня закрыть уши, лишь бы не слышать. И не видеть заодно, как мной торгуют. На тех двоих плевать, мало ли что они там думают, но Дениел!

Он стоял и торговался! А я была не в силах даже закричать. Топнуть ногой, высказать ему в лицо всё, что думаю, что раздирает сейчас меня на части так больно, будто получила удар кинжалом. О Двуликий, ты жестоко караешь меня за измену долгу!

Я слабела и таяла так же, как Геранта, даже радуясь в душе тому, что сейчас исчезну совсем. И что теперь делать? Всё равно, забыться бы и не просыпаться.

Стать частью Предгорья, камнем или песком, лишь бы не видеть, не чувствовать, не ощущать. Не смотреть на него.

Я и не смотрела.

– Всем хорошо, Лаветт, да не вам, – резко произнёс Дениел, и было что-то в его словах, в той резкости с нотками торжества, которые в них скрывались, что заставило поднять голову и посмотреть в лицо. Снова человеческое, то самое, которое я привыкла видеть.

Которое однажды… полюбила. Сама того не желая.

– И не Геранте.

Он докончил, вытащил руку из кармана и бросил в лорда Лаветт серую тряпицу, перевязанную синей тесьмой. Мой мешочек. Не защитный, тот, что для нападения.

Не забыл. И не предал.

А дальше мир тряхануло с такой силой, какой никак нельзя было ожидать от мешочка, изготовленного неопытной рукой. Но заклинание сработало. Я не увидела этого, меня и Геранту смяло безжалостной рукой и выбросило прочь с поляны и из тумана.

Но я точно знало: сработало.

Тот, кому предназначен мешочек, уже мёртв. Хуже того, проклят.

2

Туман дрогнул. Самую малость, но эта дрожь отдалась в руках, мазнула по щекам и заползла под рубашку, чтобы я понял: задело сильно.

Не меня.

Для верности я добавил к мешрчку Ниары Драконью силу, сочившуюся с моих пальцев, как кровь. Этого хватило, я звериным чутьём ощущал, что лорд Лаветт плох.

Туман рассеялся, уплотнившись по кругу, чтобы все, кто оставался рядом, не смогли сбежать. Призрак Геранты, разве что, исчез без следа, но его хозяину сейчас не до морока, он жался к стене, хотя делал вид, что не боится. Стоял в вальяжной позе, скрестив руки на груди, и смотрел себе под ноги на землю, ковыряя носком сапога зелёную убогую траву. Почти сгоревший дотла бурьян, которому уже не подняться.

Лаветт же лежал на спине, раскинув руки в стороны, будто пытался обнять небо или заключить в последние объятия кого-то, кто сейчас снизойдёт до умирающего в бесконечной милости.

Не случится.

– Тебе не уйти, – засипел он, увидев моё лицо. Я присел на корточки и заглянул в его глаза.

– От вас снова пахнет ртутной настойкой и свинцовой водой, – спокойно произнёс я, протянув платок, чтобы вытереть кровь с его лица. Не из жалости, а для трофея. Такова натура Дракона – добивай поверженного, потому что иначе он сможет встать и победить.

– Я не умру, – он пошевелил пальцами правой руки, силясь оторвать её от земли, но я накрыл его запястье ладонью.

– Умрёшь. Не помню, как твоё имя, ты говорил, но я не запомнил. Не было надобности. Главное – Оливию тебе не достать. И не увидеть. Нет, не пытайся позвать её, доступа в круг нет.

По исхудавшему с нашей последней встречи лицу прошла судорога. Почти как у Альберта Рикона, но тот, напротив, имел вид самый спокойный, как у человека, готового подождать аудиенции.

– Ведьмин мешочек не может убить, – голос лорда совершенно осип, мне пришлось наклониться, чтобы не пропустить ни слова. Я должен сохранить их в памяти. Это ещё один трофей, положенный мне по древнему праву сильного.

– Я добавил в него кое-что от себя. Ниара будет довольна. И Оливия. А значит, и я удовлетворён.

– Тебе не уйти, Дениел!

Вдруг лорд Лаветт собрал силы и приподнял голову, чтобы посмотреть вдаль. Туман лишил его и этой возможности.

– Отчего же? Кто помешает?

– Ты окружён королевской гвардией. У них приказ – пленить тебя. Ты сдохнешь в подвалах его величества, как подопытная крыса, над которой тренируются маги… Они оторвут тебе лапы, одну за другой. А потом крылья… А потом ты все равно не сможешь сдохнуть.

Силы иссякли, лицо посерело, и Лаветт откинулся на спину, тяжело дыша. Глаза стекленели, я должен был поспешить.

– У них два приказа, Лаветт. И Альберт Рикон, на которого ты так уповаешь, играет только на своей стороне. И на стороне силы. Потомок Второго Советника превзошёл своего предка в хитрости. В искусстве притворства, которое так любят короли во все времена.

Он слушал, я знал, что слушает и понимает. Этот человек, решивший кинуть в топку желания жить даже свою единственную племянницу, умеет цепляться за жизнь, когда она ускользает сквозь пальцы.

– Милорд, ваш выход!

Я подозвал Альберта, который сбросил все маски, чтобы открыть истинное лицо: безразличного ко всему человека, ценившего только истинные редкости. Ради них он предаст огню и забвению что угодно. И ради тщеславия, куда без него!

Мог бы стать истинным Драконом, но не судьба.

– Мне жаль, Лаветт, – на лицо Альберта проступила брезгливость. Он хоть и подошёл ближе, так, чтобы его видели, но не старался склониться над попавшим в силки сметри союзником. – Я знал, что это никому не по силам. И его величество знал.

Вот и всё. Альберт отошёл за моё плечо, на всякий случай. Этот скользкий тип вне перекрёстного огня.

Дыхание лорда оборвалось почти внезапно. Жаль, он не успел услышать главного, но это и неважно.

Я сжал его руку, чтобы не дать ускользнуть к его Богам. Нет, для такого человека у меня найдётся место там, куда уходят Драконы. Говорят, их души вечно охотятся на тени гонителей.

Глаза стекленели, я успел дунуть ему в лицо, и на щеках мёртвого, уже жалкого человека, проступила чёрная паутина. Всё, надеюсь, мой отец, если он достиг Бескрайних Гор и Лесов, будет доволен.