Текст книги "Скованные намертво"

Автор книги: Илья Рясной

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 21 страниц)

– Верно. Но ведь есть еще и мы, Василий. Я, ты, наша долбаная система… Нужно отвадить негодяев. Чтобы пожалели, что мысль пришла таким промыслом заняться.

– Пожалеют… Адвокаты, суд, условные наказания – это все потом, – сказал Кравченко. – До этого времени пожалеют.

Дальше все шло по отлаженной схеме. К телефону в квартире Егорыча приладили аппаратуру для звукозаписи и определения номера. И стали ждать.

Ждать долго не пришлось. Бандиты позвонили в тот же вечер. Они были совершенно отмороженными, дикими и глупыми. Они сами лезли к черту в пасть.

– Ну ты, педрила, баксы насобирал? – осведомился тонкий петушиный голос, нарочито бесцеремонный.

– Ну… Почему должен платить, я не понял.

– Потому что ты козел. Потому что ты не хочешь, чтобы твою козлиную рожу снова били.

– Но…

– В общем, ты понял. Завтра – последний день. Потом будешь должен каждый день на две сотни баксов больше.

– Я достану.

– Когда.

– Завтра.

– Точно?

– Да. Я займу деньги.

– В двенадцать.

– Где?

Вымогатели назначили место передачи на окраине Москвы. Прямо перед входом в большой универмаг.

– Приведешь кого – разбор другой состоится. Понял, педрила?

– Понял.

Егорыч повесил трубку. Номер удалось засечь. Звонили с квартиры.

– Они полные идиоты, – покачал головой Кравченко. – Шпарили открытым текстом. И разговор вели с хаты.

Оперативники отправились отрабатывать адрес. Действительно, на квартире находились люди. К вечеру их выпасли – трое молодчиков, по описанию те, кто терроризировал Егорыча.

– Ну все, теперь они наши, – сказал устало Аверин.

– Наши. На стрелке их рубим, – сказал Кравченко. – Из пускаем по полной программе… Ни опыта, ни расчета – одна наглость и жажда денег. Ничего лучше не нашли, чем пасти простых людей. Скорее всего из новых бригад, которые накачали мышцы, обзавелись оружием и теперь ищут сферы применения своей бычьей силе.

– Завтра возьмем их, – Аверин потер руки. – Посмотрим как соплями исходить будут.

– Будут, не бойся…

В полпервого ночи Аверина разбудил телефонный звонок.

– Але.

Звонила Наташа, прилично поддатая.

– Ну что, бабник, ничего мне не хочешь сказать?

– А что?

– Я на тебя потратила лучшие годы своей жизни, а тебе мне нечего сказать.

– Лучшие годы? Ты меня с кем-то спутала.

– Мерзавец! – хлоп трубкой об аппарат. Гудки.

– Господи, – вздохнул Аверин. – Все помешались…

Кравченко поглаживал пальцами «Мотороллу», лежавшую на автомобильном щитке перед ним.

Универмаг располагался в людном месте. Перед ним была автостоянка, стояли ларьки. Толпились цветочники, торговцы газетами, перед машиной, с которой продавался хлеб, выстроилась длинная очередь.

– Ну, где они? – спросил Кравченко.

Аверин огляделся. С одной стороны, большое количество народа – это неплохо, легче вести наблюдение. Но с другой – можно прошляпить преступников.

– Вон, – Аверин показал на подкативший белый «БМВ». – Они, гады.

Из машины вышли трое. Первый – в дубленке, низкорослый, в темных очках. Второй – плотный амбал в меховой кожанке. Третий – двухметровый, лысый, похожий на реликтового гуманоида, которого смеха ради обрядили в длинный пуховик белого цвета. Все – без головных уборов.

– Клиенты на месте, – произнес Кравченко, нажав на кнопку рации. – Приготовиться.

Низкорослый подошел к Егорычу. Тот выглядел не лучшим образом – рука перевязана, на лице пластыри. Бандиты могли порадоваться на результаты своих заплечных дел.

– Ну, давай, – Кравченко включил приемник, настроенный на волну, на которой работал микрофон, спрятанный в пальто Егорыча. И нажал на кнопку записи.

– Принес бабки? – послышалось довольно четко.

– Принес, – сказал Егорыч.

Движения у бандитов были неторопливо вызывающими, руки в карманах. Озирались так, что каждое движение сочилось презрением к окружающему миру – повадок набрались из западных фильмов. Именно так, по их представлению, выглядели крутые парни – неторопливо-солидные, готовые выпустить кишки, и в каждом движении – угроза. Надо заметить, на некоторых действует. И все равно ребята обучались явно не в лучших бандитских вузах. Эта неторопливая солидность отдавала настороженным страхом. Они боялись засыпаться.

– Может, подстраховка у них есть? – спросил Аверин, оглядываясь.

– Вряд ли. На фига? – пожал плечами Кравченко.

– Мне та тачка не нравится, – сказал Аверин, указывая на приткнувшийся к стоянке «Москвич». В салоне маячили двое. – Может, прикрытие?

– Черт знает, – произнес Кравченко. – При задержании тормознем их. Мы к ним ближе. А ребята пускай работают. Из приемника послышалось шуршание, потом голос Егорыча:

– Деньги отдаю, но где гарантия, что больше не наедете?

– Гарантия – мое хорошее настроение, козел, – презрительно процедил бандюган в черных очках. – Скажи спасибо, что еще мало взяли.

– Но за что?

– За обиду, за наглость.

– Вы же сами машину подставили.

– А ты смотри, куда рулишь. Отодвинуться должен, когда хозяева Москвы едут… Ладно, что за базар. Деньги?

– На, – Егорыч протянул целлофановый пакет, бандюган приоткрыл его, провел пальцем.

– Не бойся, – сказал Егорыч. – Все пять тысяч долларов.

– Ну ладно. Лишние бабки появятся – заходи…

– Наши они, – хлопнул ладонью Кравченко и крикнул в микрофон. – Задержание!

Собровцы, находившиеся неподалеку, рассматривавшие газеты, маячившие у ларьков, рванули к бандитам. Ударом под колени подсекли главаря, ткнули его с размаху мордой в сугроб, и темные очки отлетели в сторону, хрустнули под тяжелым башмаком. Амбал попытался отмахнуться от опера, оттолкнул его, бросился прочь, но наперерез выскочили двое собровцев, один обхватил его, приподнял и опрокинул, второй саданул ногой по ребрам, потом кулаком в лицо и защелкнул за спиной наручники. Долговязый получил по загривку пистолетом, ногой в живот и завалился на асфальт.

– Ну, – Кравченко рванул вперед машину, прикрывая отход «Москвичу», но реакция у сидевших там сработала. «Москвич» подался назад (похоже, «быки» в нем действительно осуществляли прикрытие), с визгом тормозов развернулся и ринулся в переулок.

– Они, – кивнул Аверин. – Одна команда.

– Возьмем, – Кравченко вжал педаль. – Лихач хренов, – он заложил вираж, выскочил на тротуар.

Колесо стукнулось о бордюр, крыло со скрежетом проехалось по урне.

– Ух, е… – Кравченко выровнял машину и еще наддал газу.

"Москвич» лихо уходил по улице. Аверин по рации запросил помощи. Еще минута – и они выйдут из зоны радиослышимости. ГАИ не успеет перекрыть преступникам трассу – уйдут.

– Сейчас подрежем, – Кравченко рванул руль, «жигуль» влетел во двор жилого дома, пересек его и выскочил на улицу, едва не ткнувшись в «Москвич» бампером. «Москвич» вильнул, чиркнул крылом о встречный автобус и, пролетев на красный свет, едва не сшиб женщину.

Кравченко притормозил, а потом опять наддал газу.

Гонка продолжалась несколько минут, пока на очередном повороте «Москвич» не поцеловался со столбом. Капот обнял столб, от радиатора шел пар. Пассажир стоял на коленях рядом с искореженной распахнутой дверцей, тряс головой и размазывал кровь по лицу. А водитель улепетывал.

– Займись, – Аверин кивнул на пассажира и кинулся за убегающим.

Где-то рядом прогудела электричка. Аверин перемахнул через невысокий забор, очутился перед железнодорожной платформой, заскочил туда. Водитель, здоровенный бугай, с ревом «разойдись, суки» бежал через толпу. Люди отскакивали в стороны.

Он сбил с ног старуху, подвернувшуюся некстати, потом толкнул женщину, ухнувшую массивным телом на сумку на колесиках. И спрыгнул с платформы перед несущимся товарным составом.

– Черт! – Аверин рванулся вслед. Уже за рельсами он упал, раздирая локоть, покатился по гальке. Ветер прошелся по волосам. Сзади неудержимо, могуче стремился вперед товарняк. Пролетел локомотив, застучали вагоны. Всего несколько сантиметров отделяли Аверина от смерти.

Он пробежал через узкую лесополосу. За ней была стройка. На территории валялись покрытые мхом плиты и арматура, разбросан мусор, стояла уродливая двухэтажная постройка. Возвышался кран. И ни души.

Аверин огляделся. Не мог беглец никуда деться. Где-то здесь – бежал к вагончику. Аверин двинулся к дощатому строительному вагончику. И тут с визгом «на, сука» из-за штабеля панелей выскочил верзила.

В последний момент Аверин отпрыгнул в сторону. Грохнул выстрел, и в дверь вагончика рядом с Авериным впилась пуля. Ответного выстрела не последовало. У Аверина сработал рефлекс – внутренний компьютер, просчитавший ситуацию. В таких случаях все поведение строится на рефлексах, а ему вдолбили в подкорку – если можешь взять живым – бери. Верзила проводил рванувшегося ему навстречу оперативника стволом, но на курок нажал слишком поздно, как и было рассчитано. Бухнул выстрел – пуля опять ушла в сторону. Аверин захлестнул запястье противника левой рукой, сделал резкое движение – пистолет упал на землю. Бандит махнул рукой, пытаясь попасть в шею. Аверин отклонился и ударил с размаху ногой в пах. Потом припечатал рукояткой пистолета по голове. Не со всей силы, стараясь не убить, а просто отключить. Рукоятка впилась в череп с бильярдным треском. Верзила повалился на землю. На время полноценного нокаута.

Аверин пригнулся над ним. Верзила был лет двадцати на вид, здоровый, откормленный, с вздымающимися буграми мышц. Из качковской команды – вскормленный на протеинах, привыкший жрать за обе щеки и ничего не делать. Для таких бандитская вольница – это предел мечтаний. Они довольны сегодняшней жизнью. Им нравится отнимать чужое, играть мышцами, забирать деньги, обкладывать данью. Им только не нравится, когда их настигают и бьют пистолетом по голове.

Аверин прислонил качка к вагончику спиной и направил в лоб ствол пистолета. Грех не воспользоваться ситуацией, не разыграть небольшое представление, чтобы выудить у задержанного информацию. Какую именно информацию – Аверин не знал, но попытка не пытка. Что-нибудь в таких случаях обязательно обломится.

– Ну, сука, даже помолиться времени не дам, – прошипел Аверин.

Верзила зачарованно глядел на дрожащий на спусковом крючке палец.

– Ты чего, мужик?

– Ты в меня стрелял. Я тебя убил в перестрелке. Свидетелей нет – место глухое. Все по закону. До встречи на том свете…

– Не надо, – вдруг севшим голосом заныл культурист. – Ну ты чего. У меня ребенок… Жена, в натуре. Не надо.

– Надо.

Аверин встал, пхнул качка в грудь ногой и поднял пистолет на уровень лба.

– А… Не убивай.

– Почему?

– Прошу тебя, бабки дам. Немного, но дам, – качок затрясся, и Аверин увидел, что между его ног растекалась лужа.

Аверин вдавил спусковой крючок. Пуля впилась в деревяшку над головой качка.

– Поздно.

– Но…

– Выкупай жизнь, подонок. Что можешь предложить?

– Эта, напишу, как Вован этого мужика обуть предложил. Все напишу.

– Маловато.

– Ну… Тюфяк, Слоняра и Бульбаш мента замочили. Два дня назад. Я знаю.

– Какого мента?

– Из Москвы. Он приехал по убийству. Одного козла они замочили за тачку. Ну, а мент на них вышел. Они и его замочили.

– Милиционер из Москвы?

– Ага.

– Как замочили?

– Он в тачку подсел к Натахе. Они сели в машину, по голове его. В лес. Там попытали. И закопали.

– Пытали, значит?

– Да, Тюфяк говорил. У него пистолет мента. Денисенко – неужели он?

Аверин встряхнул головой. Вот Удача подвернулась.

– Давай, где живут, адреса, имена…

– Под Москвой.

Качок назвал поселок в Подольском районе.

– Их в бригаду не взяли. Мы с ними вместе договаривались дела вести.

– Кто еще в команде?

– Свинота, Бич, Парамон.

Аверин вытряс все, что надо, – места сборов, адреса родных, близких. Можно работать.

– Руки протяни, – потребовал он.

Культурист протянул руки. Аверин защелкнул наручники. Засунул пистолет ему за пояс.

– Пока забудем, что ты в меня стрелял. Если будешь вести нормально и показания давать. Подумаем, может, и о стволе забудем.

– А как?

– Как будешь себя вести…

– Значит, Подмосковье? – произнес Долгушин, стуча пальцами по своему рабочему, заставленному сувенирами, касающимися военно-морского флота, столу. Долгушин служил на Северном флоте и до сих пор был болен морем и кораблями.

– Подольский район, – сказал Аверин.

– Все, снимаемся и туда – шорох наводить, – Долгушин поднял трубку. – Только с областниками созвонюсь.

Долгушин созвонился с отделом РУОПа, который занимался Подольским районом. Закончив переговоры, повесил трубку и произнес:

– Они подключат своих людей. Встречаемся с ними у поста ГАИ. К месту нас проводят. И фигурантов, пока мы доедем, попытаются установить.

Собровцы, оперативники – полтора десятка человек – выдвинулись в Подмосковье. На развилке у гаишевского поста их ждали «Жигули» под управлением замначальника отдела областного РУОПа.

– Вот, – он протянул список. – Все находятся в поле нашего зрения. Новая шпана. Набирают силу, ищут работу. Слоняра, сын одного из шишек в районной администрации, тот его несколько раз отмазывал, когда он за грабежи залетал. А это – шушера, занимались одно время кражами машин. Недоносок Бульбаш получил условный срок за угон. Вот адреса.

Сотрудники разбились на группы.

– После задержания в отдел не спешите. На природе с каждым перешуршите, так лучше будет, – сказал Долгушин.

– Понятно, – оперативники ловили указания на лету и им не надо подробно объяснять, что такое переговорить на природе.

Час понадобился, чтобы выяснить – никого из фигурантов дома нет. И в кабаках, в которых они любили просиживать, – тоже.

– Ну, хорошо, – нахмурился Долгушин, когда оперативна группа собралась в условленном месте у шоссе. – Тогда отрабатываем город по полной программе. Все кабаки и малины выставляем. По жесткому варианту.

– Запросто, – собровец кивнул на подогнанный броне транспортер областного СОБРа.

Через два часа как цунами прошлось по барам и ресторанам по квартирам и домам авторитетов, по местам концентрации преступного элемента. В отделение милиции провели местного преступного главаря Рудика с подрихтованным собровскими кулаками лицом. Его ждали Аверин и Долгушин.

– Вы чего, мужики? За что? – ошарашенно спрашивал Рудик, держась за живот и съежившись на лавке в узкой полутемной комнате. – За что взяли.

– Мы не взяли. Мы на беседу, – усмехнулся Долгушин, наклоняясь над авторитетом.

– А чего мы такого сделали?

– Опера замочили. Из РУОПа Московского. Теперь мы – враги по жизни, – Долгушин присел и взял пахана за шею. – И пока вас до последнего урода не выведу, не успокоюсь. И адвокаты не помогут.

– Это почему? – встрепенулся он.

– Поскольку мы решили вас мочить без адвокатов. При попытке к бегству.

– Наши не могли мента замочить. Мы с ментами не враги, – забормотал Рудик.

– Это твоя земля. Ты на нее поставленный. А отморозки здесь ментов мочат.

– Кто?

Аверин перечислил.

– Молодняк, на них никакой управы нет.

– Где они?

– Не знаю.

– Да?

– Но узнаю. Всех своих подниму. Это не по закону так ментов мочить.

– Подними.

Через полтора часа, уже ночью, Рудик позвонил.

– Бульбаш в Элеваторном поселке, у девки своей. Дом тридцать шестой по Чкалова.

– Понятно.

Через несколько минут собровцы оцепили дом. В окнах горел свет. Бойцы тенями скользнули вперед. Вылетели стекла. Послышался женский визг и глухие удары.

– Э, уймитесь, – сказал Аверин, когда с Долгушиным зашел внутрь. Собровцы уже добивали размазавшегося по доскам пола отморозка. Девчонку лет шестнадцати, прикрытую простыней, увели в другую комнату.

– Убьете урода, – отозвал их Аверин и поднял размазавшего кровавые сопли бритозатылочного крепыша. – Ты убил опера?

– Нет. Я ничего не знаю.

– Добивайте, – кивнул Долгушин. – Пленных не берем, урод.

– Это Слоняра. И Тюфяк. Я только в машину подсаживался! Чтобы мент не дергался. А потом они уехали. А мы с Натахой остались. Мы не думали, что они его убьют. Они только поговорить с ним хотели – что он против нас имеет.

– Кто водителя «Ниссана» грохнул? Ну?

– Тюфяк. Слон. Я ни при чем, – Бульбаша била мелкая дрожь.

– Пиши объяснение.

– Здесь?

– Не отходя от места.

– А?

– Непонятно, прыщ? Где твои кореша?

– Тюфяк в Москве. У него девка там. Людмила – манекенщица. У метро «Щелковская» живет.

– Адрес?

– Не знаю. Дом следующий от метро за баром «Саяны». Она манекенщица.

– Опиши ее. Боба описал.

– Ладно. А Слоняра?

– О нем не знаю.

Была уже середина ночи.

– Ну? – обернулся Аверин к Долгушину.

– Поедем туда, – произнес он.

– Как ее найдешь? Манекенщица?

– Все манекенщицы на проверку оказываются проститутками. В шесть утра они подъехали к отделу милиции, который обслуживал территории у метро «Щелковская».

– Чей участок? – осведомился Долгушин у дежурного.

– Лейтенанта Мартынова.

– Сюда его.

– Время-то?

– Вам непонятно? – внимательно посмотрел на майора Аверин.

Через полчаса невыспавшийся участковый прибыл на место.

– Ваш дом? – спросил Аверин.

– Да.

– Наталья. То ли манекенщица. То ли проститутка, – Долгушин описал внешность.

– Скорее второе, – сказал участковый. – Больше на проститутку тянет.

Он покопался в бумагах.

– Во, квартира восемнадцать.

– Туда, – велел Долгушин оперативникам. – Присмотритесь. Ждите указаний по рации.

Через пятнадцать минут старший группы сообщил по рации: «Квартиру нашли. Но там глухо». Аверин посмотрел на часы, кивнул:

– А, попробуем, – и набрал номер телефона, который дал участковый.

Ответил мужской грубый голос:

– Але.

– Мне Наташу.

– Нет ее.

– А где?

– Уехала. Еще вопросы?

– Нет.

– Тогда пока, мужик. И не буди меня больше. А то уши оборву.

– Не буду, – Аверин повесил трубку. – Там он. Поехали. Они вышли из машины, не доезжая до дома, во дворе встретились со старшим группы и поднялись на этаж.

– Вот дверь, – указал оперативник.

– Не выбьешь, – покачал собровец головой. – Придется через пятый этаж штурмовать. Сам вряд ли откроет. У него может быть оружие.

Аверин приблизился к двери. Прислушался. За дверью было тихо.

Неожиданно послышался лязг щеколды, дверь открылась, на пороге показался двухметровый «бык» с мусорным ведром. Глаза мутноватые, как у всех наркоманов.

Аверин рванулся навстречу и с ходу впечатал ему кулак в лоб.

Тюфяк хрюкнул и начал сползать по стенке вниз, Аверин помог ему, подсечкой сшиб с ног, зарыл мордой в ковер и с кряканьем опустил локоть на спину. Там что-то хрустнуло. Наручники щелкнули.

– Как живешь, Тюфяк? – прошептал он. Тот застонал, приходя в себя.

– Вы что, ох…ли?

Подошедший собровец двинул ему ботинком промеж ребер.

– Выбирай слова, сопля.

Пригласили понятых. Через несколько минут Долгушин воскликнул:

– Нашли, – он двумя пальцами вытащил «ПМ», посмотрел на номер, и глаза холодным бешенством налились. – Лехин пистолет… Откуда, браток? – нагнулся над Тюфяком.

– Не знаю. Наташкин, – даже сквозь боль нагло усмехнулся Тюфяк.

– Я верю, – кивнул Долгушин.

После обыска Тюфяка усадили в белую «Ауди», принадлежавшую Московскому СОБРу. Машина тронулась. По обе стороны задержанного сидели Аверин и Долгушин.

– Как милиционера убили? – спросил Долгушин.

– Никакого мента я не грохал. Понятно? Чего вы мне шьете, я не понимаю. Понятно? И вы за все ответите. Понятно, да, менты?

– Понятно, – кивнул Долгушин. – Что же, больше вопросов не имею.

В салоне царило гробовое молчание. Машина выехала за кольцевую дорогу.

– Домой везете? Обыскивать? – не выдержал Тюфяк, ерзая на сиденье.

– Нет, обыск уже сделан, – сказал Долгушин. – Зачем тебя обыскивать? Мы все, что хотели, нашли. Машина свернула на боковую дорогу.

– Коля, здесь направо, – сказал Долгушин собровцу, сидевшему за рулем.

"Ауди» съехала с обочины. Место было глухое. Снега навалило по колено. В одном месте ясно отпечатались волчьи следы.

– Пошли, – сказал Долгушин, распахивая дверь,

– Куда? – Тюфяк поежился от холода.

– Приехали, – Долгушин обернулся к собровцу за рулем. Прихвати лопату. В багажнике.

– Буде сделано.

– Э, не пойду.

– А кто же тебя спросит? – сказал Долгушин и ударом выбил Тюфяка из салона. Тот упал на колени, прикрыв голову рукой.

– Бить не буду, – успокоил его Долгушин и поднял за шиворот на ноги.

Вся компания прошла в лес. Долгушин отщелкнул наручники. Вручил Тюфяку лопату. Отошел на три шага в сторону, ткнул пистолетом «ТТ», вытащив его из наплечной сумки:

– Копай.

– Что копай? – недоумевающе спросил Тюфяк.

– Могилу.

– Э, вы что?

– Лучше сам копай. Еще полчасика поживешь. И сдохнешь без мучений.

– Вы охерели?.. – он отбросил лопату. – Так не бывает… Менты так не поступают.

– Теперь поступают, Тюфяк. Это война. Не мы ее начали. А где это на войне ты видел адвокатов?

Глаза Тюфяка встретились с глазами Долгушина. Он увидел в них нечто такое, от чего его ноги подкосились. Он уселся на снег.

– Все побоку, – продолжил Долгушин. – Не будет тебе правосудия. А будет суд Линча. Этот «ТТ» я кину в твою могилу. Он неучтенный. И рапорт начальству – Тюфяк сбежал по дороге. Все, нет человека.

Тюфяк замер. Потом, не замечая холода, закачался в снегу из стороны в сторону, обхватив плечи руками. Долгушин ударил его легонько носком ботинка в спину.

– Я все расскажу! – воскликнул Тюфяк. – Это не я. Слоняра предложил.

– Ну…

– Мы мента не сильно пытали. Так, подпалили немножко.

– Зачем?

– Он на нас информацию скопил. Мы думали, у нас его стукач работает. Мы хотели, чтобы он нам стукача назвал… Мы не хотели убивать… Почему он заупрямился? Почему? Сказал бы – и жив остался. А так… Тоже мне, партизан.

Долгушин прищурил глаза, скривился, будто от боли, передернул плечами и поднял пистолет. Палец пополз на спусковом крючке.

– Э, охерели? Вы охерели?!

Аверин положил руку на плечо Долгушина.

– Не надо.

Долгушин опустил пистолет.

– В машине напишешь собственноручно, как все было. Подробненько. Пока не напишешь – не уедем.

– Напишу.

– Живи…

Тюфяк строчил признательные показания, руки его ходили ходуном, на бумагу капали сопли и слезы. Он испортил уже два листа.

– Ты готов был его убить, – сказал Аверин. – По-настоящему.

– И убил бы, – кивнул Долгушин. – Леха – у него трое детей. Отличные дети. Мальчонка и две дочки. Старшей – одиннадцать лет… Он же был простой русский мужик. Честный до безумия. За ним – как за каменной стеной. Таких мало. И таких розыскников – раз-два и обчелся. Собирался на пенсию уходить – двадцать лет в прошлом году уже вышло. Знаешь, я его уломал остаться. Сказал ему: «Леха, так надо. Ты мне нужен. Ты нужен всем». А для него это было святое – долг. И вот…

Слоняру нашли через два дня. Через некоторое время убийцы очухались и начали писать заявления о том, как из них выбивали показания. Дело грозило затянуться. Но на свою беду они показали место, куда закопали труп старшего оперуполномоченного по особо важным делам РУОПа Москвы Алексея Денисенко.

Аверин продолжал просматривать документы, поступающие на лиц, фигурировавших в черном списке Лехи Ледокола. Басмач, Паленый, Калач, Коля Американец. Что их роднило? Во-первых, более мерзких и отъявленных подонков трудно себе представить. На всех, с кем они общались, они нагоняли страх. Они перешагнули через все человеческие и божеские законы. Возраст их разнился лет на пять-семь, но все они были чуть старше Ледокола.

На досуге Аверин занимался этой головоломкой. Он вычислил, что двое из них – Калач и Американец – пересекались в одно время в Краснодарском крае. Он начал тянуть краснодарскую нить. И однажды выяснил – Леха Ледокол тоже был там. Все они принадлежали к воровскому миру. Леха, тогда еще восемнадцатилетний пацан, только начинал делать карьеру в воровском мире. А кто тогда ходил в тех местах главным паханом?

Перед Авериным лежала шифротелеграмма. Список авторитетов преступного мира. Среди них вор в законе Щербатый – легендарный воровской авторитет. Пятнадцать лет назад он сгинул где-то в Ростовской области.

Аверин направил запросы по всем делам Щербатого. И ждал ответов.

Сам Леха Ледокол куда-то исчез. Он не напоминал о себе достаточно долго. Но возник снова и сдал ленинградскую бригаду, совершавшую разбои и убийства зажиточных коммерсантов. Питер слыл краем авторитетов, ни одного серьезного вора в законе, который выполнял бы свои функции, там не было. Жили бандиты не по воровским законам, а по «Понятиям» – своеобразному своду правил взаимоотношений между шайками. Банд, не знающих чура, развелось много.

– Меня чем порадуешь? – спросил Ледокол Аверина.

– Объявился один из твоих клиентов.

– Кто?

– Американец.

– Где? – возбужденно спросил Ледокол.

– А стоит говорить?

– Джентльменский договор.

– Леха, что у тебя было со Щербатым?

Впервые Ледокол потерял самообладание, побледнел. Потом собрался, встряхнул головой, засмеялся:

– Со Щербатым? Слышал о таком. Ничего. У меня с ним не было ничего… А, – он задумался, будто решаясь на что-то, потом махнул рукой. – Неважно.

– Что неважно.

– Ничего неважно… Где Американец?

– Его позвали разводным в Новосибирск. Спор большой. Две бригады делят банковские кредиты, которые направили на погашение задолженности ВПК.

– Когда развод?

– Через три дня. Место и время точно не знаю. Прошел шелест.

– Достаточно. Остальное узнаю сам… Ваши намерены эту стрелку прибрать?

– Не знаю. Видимо, смысла нет. Они без оружия. Мирный разбор.

– Все верно. Нечего трогать мирно собирающихся людей. Значит, Американец будет там. Большая хоть сумма, если он из-за бугра прикатил?

– Достаточная.

Воры в законе, являющиеся арбитрами в спорах между бандами и даже коммерческими структурами, получают до половины от суммы спора. И это не кажется чрезмерным. Таковы правила. Зато выплата долгов гарантируется авторитетом всего воровского сообщества. И мало кто отважится не выполнять их решения. Кому охота ставить себя вне закона? Единственно, что плохо для воров в законе в этой работе, – появляется масса недовольных, особенно когда, как и в гражданской жизни, решение принимается не по справедливости, а из мзды и взаимных услуг, которые оказывают более хитрые спорщики вору в законе. В таких случаях обиженные нередко призывают ЕГО – киллера с оптикой, или с тротилом, или просто со шнурком-удавкой.

– Американец – шакал, – будто прочитав мысли Аверина, произнес Леха Ледокол. – Не удивлюсь, если кому-то не понравится его справедливый суд.

– И?

– Не знаю. Посмотрим…

Американца расстреляли, когда он ехал в аэропорт. Убийцы врезали очередью по скатам. Разнесли вору в законе голову двумя выстрелами, прихлопнули двоих сопровождавших от принимающей стороны. Черный список убавился на одного человека.

Егорыч уже очухался после наезда и мероприятий по задержанию. Вымогатели сели железно – доказательств на них собралось выше крыши, но почему-то судья решила выпустить двоих из них под залог. Через день они заявились к Егорычу мириться. Начали названивать в квартиру. Егорыч позвонил Аверину. Тот прихватил пистолет, поднялся на два этажа, поставил их на колени, настучав по хребту рукояткой.

– Такова твоя поза по жизни, ублюдок, – сказал он Шкафу, тыкая ему пистолетом в лоб.

– Мы же хотели по душам. Мириться. Ущерб бы возместили. Еще бы денег нашли, – загнусил Шкаф.

– Твоя душа по жизни должна быть в пятках. Еще раз заявишься, я тебя или самолично отправлю за кольцевую могилу рыть. Или Рудика подключу, чтобы он из вас дурь выбил. Надо вас, отморозков, лечить.

Рудик был тем самым авторитетом, которому устроили шмон по последнему делу и который сдал отморозков, убивших Денисенко. При упоминании о нем лица вымогателей стали кислыми.

Пинками Аверин спустил их с лестницы. С Егорычем сели пить пиво.

– Ну, а выйдут они через год. Забуреют в зонах. Придут рассчитываться, – сказал Егорыч. – Им тогда уже будет плевать на твоего Рудика, и на тебя.

– Нет, с годами поумнеют, – сказал Аверин. – Поймут, что нельзя наступать на одни грабли. Пока случаев, чтобы выжидали, точили нож пять лет, а потом выходили и резали свидетелей, я не припомню.

– А, – махнул рукой Егорыч. – Вот такая жизнь. Они владеют нашим страхом. Мы, простые граждане, их боимся, Слава. У нас нет ни стволов, ничего. У нас, обычных людей, только милиция и суд, которые отпускают их после задержания. Это правильно?

– Не правильно.

Аверин мог много сказать по этому поводу. В США, например, сразу после такого визита к потерпевшему вся компания тут же очутилась бы снова на нарах. Сидели бы они там, если бы приблизились к нему даже на расстояние меньше пятидесяти метров. А в Китае бандиты с грустью размышляли бы в кутузке – что им будет, двадцать лет тюрьмы, если повезет, или расстрел. В России можно все. Россия – бандитский заповедник. Страна непуганых киллеров…

Аверин на полтора месяца с группой сотрудников МВД засел в Новгородской области – проверяли работу УВД. Жизнь в области протекала в лучших традициях сюрреализма. В некоторых районах на бескрайней Новгородчине осталось по семь-восемь тысяч жителей. Целые города были под угрозой вымирания. Многие городки целиком работали на предприятия ВПК, но поддерживать оборонную мощь у государства не хватало ни средств, ни желания. В совхозах люди зарплату не получали, испытывая нужду в деньгах, зацепляли трактором телефонный кабель и продавали прибалтам-контрабандистам – двести долларов километр. Так что связь с районами постепенно пропадала. На заводе, где выпускали электронику, разворачивался цех по производству жвачки. Расползалась проказой нищета. Страна замирала, останавливалась, она тяжело болела. Зато с бандами царил полный порядок. В киллерах, разборках недостатка не наблюдалось. Пусть до Москвы трехсоттысячному Новгороду было далеко, но соответственно масштабам страсти там кипели нешуточные.

– Это же надо умудриться так поставить, – сказал вечером в гостинице за рюмкой полковник Шаповаленко из оргинспекторского управления, руководивший комиссией. – Смотри, государство наше родненькое сегодня ни негров, ни Кубу не кормит, недоразвитым странам не помогает, союзников на три буквы послало. На оборону денег почти не тратим. Где новая техника в армии? Кукиш вам, а не техника. Где здравоохранение, культура? Фиг вам, а не здравоохранение и культура. Где пенсии? Накрылись пенсии. Север не осваивают, на БАМ, Афганистан деньги не расходуют. Квартиры гражданам не строят. Всю собственность, которая еще остается, распродают – а это не миллиарды, а триллионы «зелени». И ни шиша нет – в долгах, как в шелках. Зато только и слышно, что при красных очереди за колбасой стояли и шмотья, видиков и прочих радостей не было.

– Так ведь не было, – вставил слово Аверин.

– Не было, точно… Но если бы все те расходы, которые сегодня порезали, да на благо народное пустить лет десять назад – мы бы при коммунизме за год жили и каждой семье по вилле бы построили. Икру бы ложками жрали, а япошки и американцы нам бы зад лизали. Представляешь, поганый америкашка лижет наш русский зад, поскольку ты ему платишь за это его погаными долларами. Двести миллиардов на западные счета ухнули, демократы сраные, мать их растак, – полковник ругался долго и со знанием дела, потом опрокинул стакан водки. – В два раза производство упало… Экономисты хреновы. Нам бы Кремлем заняться, а не этими несчастными киллерами, грабителями и разбойниками.