Текст книги "Скованные намертво"

Автор книги: Илья Рясной

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 21 страниц)

В нефтяном центре России он бывал уже не раз. Грань между роскошью и нищетой ощущалась куда больше, чем в Москве. Нефтяные бароны – директора объединений и хозяева фирм – держали свои мини-армии, именуемые службами безопасности. Регион будто проваливался в прошлое, к каким-то феодальным отношениям. Преступность распоясалась поболе, чем в столице. Беспредел царил везде – начиная от подъезда дома и кончая кабинетами в администрации области.

Первые две недели Аверин с начальником уголовного розыска и РУОПа наметили основных фигурантов. Все это время Аверин сидел как на иголках, боясь, что информация уйдет и все сорвется. А потом врезали по группировке Ганса. Провели повальные аресты. Изъяли два автомата Калашникова, тысячу патронов, штатовскую пехотную винтовку «М-16», гранаты, пистолеты и девять машин.

Тюмень делили три преступные организации: «десятка», состоявшая из спортсменов, под руководством некоего Антипина, группа Рашида и группа Ганса.

Гансу осточертели бесконечные разделы сфер влияния. Он решил сразу срубить головы конкурентам. Будучи человеком умным, понимал, что делать все торопливо, без подготовки нельзя. Для приобретения оружия, транспорта через подставных лиц он взял кредит на сотню тысяч долларов. Его «наружка» до минут изучила распорядок дня конкурентов, места их появления.

К акциям готовились тщательно. Приобрели радиостанции, машины, разработали роли, пути отхода, алиби. У кавказцев купили несколько «АК-74». И в один прекрасный день был расстрелян Рашид. Потом Антипин. Всего завалили пять человек. Двоих вне Тюмени.

Убедившись, что дело закрутилось на все обороты, Аверин вернулся в Москву.

– По итогам года орден получишь, – заявил Ремизов, когда Аверин появился в его кабинете.

– Как Толик Ненашин?

– Нет, такой орден тебе не светит, – сказал Ремизов. – У него звезда Героя.

Ненашин, опер с Петровки, 38, недавно получил Героя России за штурм «Белого дома». В документе было сказано, как он первым, преодолевая шквальный огонь противника, ворвался в здание Верховного Совета. На деле он вообще отказывался идти туда, но ему пригрозили увольнением. На штурм он шел, прилично поддав и зарекшись в кого-либо стрелять. В здание проник первым, застал там троих защитников с одним автоматом, в магазине которого оставалось три патрона.

– Мужики, бросайте оружие, – предложил оперативник.

Противники драться не хотели. И убивать друг друга тоже. Все четверо забрались за угол. Ненашин угостил защитников американскими сигаретами, которые раздали штурмующим перед началом акции.

– Сейчас придурки отмороженные появятся, – сказал он. – Я вас выведу.

Вывел, как обещал. Уберег людей от больших неприятностей. И получил звезду Героя России. Когда он обмывал ее, спьяну хотел отдать в переплавку, но его остановили.

– Зачем мне орден? – сказал Аверин. – Я согласен на медаль.

– Кстати, пришло подтверждение – похоже, Глобуса действительно завалил Александр Македонский.

– И какой же Аристотель его уму-разуму учил?..

Октябрь закончился, к середине ноября повеяло морозами. Маргарита уехала в Сочи догуливать отпуск. И Аверину было одиноко и холодно. В квартире почему-то перестали топить. Что-то где-то лопнуло и за два дня квартира прилично вымерзла. Аверин ходил дома в старом тулупе, пытался соорудить нечто вроде одежды и Пушинке, но та холод переносила прекрасно. Все-таки в ее жилах текла кровь сибиряков, а сибирским котам, как известно, не страшны даже самые трескучие морозы, они спят в снегу, как на перине.

– Вот, приучайся, – сказал Егорыч, грея на своей кухне руки над газом. – Это будущее всей России. Скоро везде отключат отопление.

– Начнем газом греться.

– И газ отключат.

– И электричество?

– Тут уж какие сомнения!

– Ага, и водку отнимут, так что не согреешься.

– Будем жить в пещерах. Все естественно. Народ скатывается в первобытное состояние. И тому масса свидетельств.

– Какие?

– Например, посмотри на наш подъезд. Исписан от первого до последнего этажа/английскими словами, изрисован похабными картинками. Это, дорогой мой, наскальная живопись. В сознании обывателя всплывают загнанные в глубину первобытные архетипы. В древности дикари разрисовывали пещеры. Сегодня – подъезды.

– Да ну тебя.

– Радуйся, если к весне отопление включат, – усмехнулся Егорыч.

Но отопление все-таки включили. Как раз в тот вечер, когда Аверин с трудом заволок в квартиру электрический радиатор, который выпросил на работе. Пушинка разлеглась на горячей трубе в ванной и проспала там несколько часов, пока квартира окончательно не прогрелась.

Отдел Долгушина начал отрабатывать долгопрудненскую группировку. У Аверина был там свой интерес – замаячил кончик четырех убийств в Московской области и во Владимире, и он подключился к работе. Тут-то и показала подмосковная мафия в очередной раз свой оскал.

Шестеро сотрудников вели наблюдение за Коптевскими банями – излюбленным местом встреч долгопрудненцев. Сработали топорно. Наблюдение засекли. Братва направилась к руо-повцам. Один сотрудник продемонстрировал удостоверение МВД и потребовал предъявить документы. И на них навалилась вся толпа с бейсбольными битами. У одного оперативника вырвали пистолет, но в схватке он вернул его обратно и выстрелил, ранив нападавшего. После этого бандиты чинно удалились с поля боя, оставив шесть раненых руоповцев.

Обалдевшее от такой наглости руководство РУОПа объявило охоту на долгопрудненцев. Тактика привычная – работа по адресам. Руоповцы врывались в квартиры и кабаки, считали зубы. Бандиты должны были понять, что такие вещи делать – это себе дороже.

Долгопрудненская преступная группировка снискала заслуженную славу одной из самых отпетых в Москве и области. Под ружье могли встать две сотни бойцов, как правило, из судимых или из бывших спортсменов. В нее входили жители Коптева, Долгопрудного, также подрабатывали заезжие уголовники из Архангельска и Красноярска. Впрочем, единой группировкой ее вряд ли можно было назвать. Состояла она из трех организаций – долгопрудненской, лобненской и коптевской. Они хорошо разжились похищенным из войсковых частей оружием и чувствовали себя вполне уверенно на фронтах мафиозных войн. География их интересов простиралась достаточно широко. Они работали не только в Москве и области, но гастролировали в Санкт-Петербурге, Киеве. Специализировались по большей части на рэкете, разбоях и заказных убийствах. Лидеры – Потем, Лысый, Старшой и Батупа – держались особняком от традиционных преступных структур, и хотя находились с ворами в неплохих отношениях, старшинства их над собой не признавали. Вместе с тем воры не оставляли надежд взять группировку под контроль.

Долгопрудненские бойцы прославились особенно бесцеремонными расправами над конкурентами, рядом жестоких кровавых дел, совершавшихся открыто, не таясь. Естественно, они не могли оставаться вне поля зрения милиции. В бегах находились два активных члена группировки, в девяносто первом разгромивших кафе «Виктория» в Москве. Искали еще одного, убившего двух кавказцев. А один из отморозков разыскивался за убийство сотрудника муниципальной милиции.

У долгопрудненцев сложились теплые отношения с теми сотрудниками юстиции, которым наскучило жить на зарплату. Например, в Железнодорожном РУВД за взятку было прекращено дело в отношении двух долгопрудненских лидеров, в «Мерседесе» которых нашли «ТТ» и «маузер».

Долгопрудненская мафия отличалась четкой внутренней структурой, имела отлично работавшие разведку и контрразведку. Ее щупальца опутали многие коммерческие структуры. Но главным источником ее дохода считалось «Шереметьево-2». Там под ней стояли извозчики, наркоторговцы, женщины наилегчайшего поведения, а также казино. Контролировала она художественные промыслы в Сергиевом Посаде, Коптевские бани. Крепли зарубежные связи. Долгопрудненские создали ряд совместных российско-германских предприятий, вместе с Гонконгом осуществляли торговлю наркотиками и ширпотребом. Добрые отношения у долгопрудненских сложились с солнцевской и зеленоградской оргпреступными группировками.

Вскоре сотрудники РУОПа установили лиц, принимавших участие в бою у Коптевских бань. Среди них оказались Заикин – управляющий маркетинговой службой ТОО «Альтаир», Титов – находившийся в розыске за ряд преступлений, изобличенный в убийстве, он скрывался в Германии, но был оттуда депортирован. И еще несколько «шестерок» – их удалось отыскать быстро и сунуть в задержку. После этого начался обычный концерт, именующийся торжеством гуманизма. Сбежались адвокаты, посыпались жалобы. И дело стало принимать фантастический оборот.

После очередного разбора бандитских подметных писем дело предстало так, будто в возникшем конфликте виноваты работники милиции, превысившие свои полномочия, избившие бедных коммерсантов при задержании, явно незаконном. Кончилось тем, что старший следователь прокуратуры задержала на трое суток сотрудников РУОПа.

– Ну что за скоты, – кричал Долгушин, мечась по кабинету. – По своим же бьют.

– Ты для прокуратуры не свой, – сказал Аверин. – Ты – враг номер один.

– К е… матери их всех. – Долгушин ударил кулаком о стену. – Пишу рапорт, и пусть они что хотят, то и делают. Пускай прокурорские бандюкам зад свой подставляют, пусть петухами у них работают. Пускай оперов сажают. Пускай бандиты своего прокурора назначают. Пусть. Я в этом дерьме больше копаться не намерен.

– Утихни, – поднял руку Аверин. – Может, все утрясется.

– А что утрясется? Сегодня они безнаказанно избили моих ребят. И их же усадили за решетку. Завтра они нас убивать начнут… Слушай, Славик, а давай банду организуем, – усмехнулся Долгушин. – У меня такая информация и такие крутые ребята есть – мы всю Москву подожмем. Если не можем обычную законность установить, так по беспределу их задавим всех, гадов. И мафия, и прокуратура у нас начнут по струнке ходить! На цырлах бегать перед нами! А мы их валить всех будем! И при баксах, при власти и при авторитете. А?

– Возможно, скоро придется этим заняться.

– А, шучу. Мы же с тобой менты. И скорее небо упадет в море, чем такие, как мы, станем бутерброды с икрой лопать.

– Тут ты прав.

– А знаешь почему?

– Почему?

– Потому что мы идиоты!..

– Где раскрытия? – спросил Аверин, усаживаясь за письменный стол, по праву принадлежащий Савельеву.

– Какие? – осведомился Савельев, зевая сладко и томно.

– Ни одного дела из серьезных не подняли за последние месяцы.

– Почему? А дело Мареева?

– Жена-коммерсант избавилась от мужа-алкаша и тунеядца, наняв двух киллеров с топором. Дело века.

– Нет, еще есть. Вот, – Савельев протянул папку со справками и вырезками из сводок.

– По-моему, всем все до фонаря, – покачал головой Аверин.

– А что не до фонаря? – пожал плечами Савельев. – С какого черта мы вообще их ищем? Бандит с трехклассным образованием убил вора с четырехклассным, а весь розыск и следствие, кстати, из людей, окончивших МГУ, притом нередко с красным дипломом, на ушах стоят. Честно говоря, и искать их нет ровным счетом никакого желания.

– Настроения знакомые, – кивнул Аверин. Его все чаще посещали подобные мысли.

– Кстати, слышал новость, – сообщил Савельев. – Борода пропал.

– Как пропал? – заинтересовался Аверин.

– Прилетел из Америки. Братаны из бригады его встретили. Усадили в машину. Больше его никто не видел.

– Что за братаны?

– Из его команды.

– Решили избавиться от него?

– Потеря небольшая.

– Что думаете делать?

– Ждать, пока труп объявится. Нет трупа – нет преступления.

– А если есть труп и есть преступления, то чего не хватает?

– Наказания?

– Точно, – улыбнулся Аверин. – Соображаешь.

– Борода получил то, на что напрашивался. У самого руки по локоть в крови. Знаешь, новый закон природы – круговращение бандитов в природе – гласит: сегодня ты убьешь, завтра – тебя.

– А не много мы на их откуп отдаем? Что, происходит отделение преступности от милиции? Каждый занимается своим делом? Милиция – лакирует отчетность. Бандиты – убивают. Арбитраж не нужен – вор разберет финансовый спор. Обидели тебя, зачем идти к участковому – вор помирит. Убили кого – это внутренние дела преступного мира, мы ни при чем. У нас зарплата маленькая, дети голодают, суды преступников отпускают. Так что нам лучше с бандитами по отдельности, так?

– Истину глаголешь, друг мой.

– Вот, еще один пан философ на мою голову.

Борода был достаточно крутым авторитетом. Имел за спиной большой опыт межклановых стычек. Летом прошлого года таганский авторитет Росписной и его товарищи Сухой и Гера получили какой-то серьезный компрматериал на Бороду. Кроме того, тогда же в микрорайоне Бутово произошла разборка между балашихинской, Измайловской и подольской бригадами. Инициаторами конфликта выступали те же самые Сухой и Гера – дернул их черт пойти наперекор всесильному балашихинскому лидеру Пролу. Конфликт закончился стрельбой с несколькими трупами, и братва поклялась отомстить Сухому и Гере. Исполнить решение взялся именно Борода. Сухой ни на миг не расставался с оружием, но киллеры достали его в гостинице «Волга» и продырявили из автоматов. Геру настигли на Истринском водохранилище на пляже пансионата «Песчаный берег» и на глазах у его подружки расстреляли из двух «Макаровых». Так что, смерть Бороды – месть за этих бандитов? Трудно судить. Борода знал, что на него существует приговор. Окружил себя охраной, нигде не появлялся без нее. За месяцы высох, потерял в весе, стал нервным и раздражительным. Он боялся смерти. Ждал ее. И скорее всего дождался. Ничем иным объяснить его исчезновение нельзя.

Через несколько дней произошло еще одно убийство – крутого грузинского авторитета тридцатитрехлетнего вора в законе Пипия. Он жил на широкую ногу, имел гараж из четырех иномарок, в их числе и «Порше» стоимостью 700 тысяч долларов. Он снимал квартиру в Москве и вовсю занимался торговлей наркотиками. Тела Пипия и его младшего брата с простреленными головами нашли в «девятке» на Зеленоградской улице, рядом с гаражным кооперативом «Малино». Причина так и осталась непонятной.

20 ноября Аверину позвонил Леха Ледокол и попросил о встрече. Встретились в Останкинском парке.

– На завтра большой разбор затеян, – сказал Ледокол. На нем были мягкий кожаный плащ, фетровая шляпа, и выглядел он, как всегда, элегантно.

– Что за разбор?

– Между таганскими и видновскими. Делят прибыль от обмена трех миллиардов рублей старых денег.

– Ну?

– Что ну? Стрельба будет.

– Где?

– Артековская улица. ТОО «Старт». Через него они и меняли деньги.

– Да, где деньги, там дружба врозь.

Аверин, приехав в Главк, поднял документы на противоборствующие группировки. Наиболее влиятельная из них – таганская.

СПРАВКА

Таганская группировка сформировалась в 1989 году из спортсменов и уголовников, насчитывает более ста участников. В ней большое количество молодежи. Лидер группировки – некто Губа, ближайшие помощники – Третьяк, Чек, Бес, Игнат. Группировку держали под контролем Росписной, мазуткинский вор в законе Петруха. Первоначально зарабатывали деньги на кражах машин и торговле наркотиками. Еще в период становления имели конфликт с Сильвестром – одним из лидеров солнцевских, в результате у него отбили кафе «Радуга», что способствовало росту их авторитета. Постепенно власть ее распространилась на Таганский район, установили контроль над торговыми рядами, коммерческими структурами. Группировка курирует одиннадцатую секцию автомагазина в Южном порту, автосалон в Кунцеве, часть коммерческих структур на Курском, Павелецком и Киевском вокзалах, а также китайских коммерсантов в «Шереметьеве-2» и на Ярославском вокзале. Кроме того, в сферы влияния входят игровые автоматы в Видном и у метро «Алексеевская», магазин «Весна» на Новом Арбате, автосервис у метро «Авиамоторная», коммерческие магазины на Волгоградском проспекте. В последнее время занялись квартирными кражами по наводкам. Наводки на квартиры давали сотрудники Внешэкономбанка, вычислявшие жертвы по их валютным счетам. Группировка имеет связи с Германией и Турцией, туда выезжают ее представители для продажи контрабандных драгоценных металлов и ювелирных изделий. Вооружены автоматическим оружием. У всех участников есть иномарки, которыми они пользуются по доверенностям. Отмечены вооруженные стычки с чеченской общиной – несколько разборок на Таганской площади у ресторана «Закарпатские узоры».

Видновская группировка поддерживала тесные связи с солнцевской и с таганской. Но отношения были подпорчены дележом денег с афер.

Аверин написал рапорт и положил на стол Ремизову. Тот подписал бумагу у заместителя начальника Главка, и Аверин отправился с ней в Московский РУОП.

– Будем работать, – сказал лысоватый, худощавый, с холодным взглядом, чем-то напоминавший Гиммлера начальник РУОПа полковник Рушайло.

На следующий день в назначенное время к месту встречи стали подкатывать иномарки. Нужно прибыть в назначенное время – опоздавшая сторона считается проигравшей. Это кавказцы имеют дурную привычку – забивают «стрелку» славянам, потом прозванивают в милицию, что готовится бандитская разборка, и издалека наблюдают, как спецназовцы колошматят конкурентов, изымают у них оружие. Но подобное нарушение этики обычно обходится дорого.

Обычно «стрелки» заканчиваются мирно, но иногда переходят в открытое столкновение. Поэтому «быки» были готовы к любому развитию событий. Они находились около своих машин и наблюдали за ситуацией – миг, и они выхватят стволы или ринутся к оружейным тачкам (на оружейных тачках перевозится к местам разборок огнестрельное оружие, чтобы боевики не попались случайно со стволом на кармане милиции).

Только главари спорщиков сблизились друг с другом на улице, чтобы обсудить проблему, нагрянул спецназ. Большинство бандитов сразу подняли руки вверх. Но нашлись непонятливые, один из них угомонился, простреленный пулей. Спецназовцы упаковали всех – изъяли гору огнестрельного оружия. Мероприятие прошло успешно, но никаких шансов, что хоть одно дело дойдет до суда. Через несколько часов появятся адвокаты, начнутся жалобы, залоги, подписки. Станут угрожать судьям и прокурорам или подмазывать их. В результате все разойдутся на исходные позиции. Единственный убыток – стоимость изъятого оружия. Самое худшее, что ждет бандюков, – кто-то из них получит год-два условно за незаконное ношение оружия. Это простому человеку, в первый раз попавшемуся с пистолетом в кармане, отвесят на полную катушку. С бандитами так не обращаются. Судьи нередко с бандитами не борются, а сосуществуют во взаимовыгодных сферах. Так что все опять закончится пшиком.

Благодаря Аверину и Ледоколу стрельбу в те дни в Москве удалось предотвратить. Чего не скажешь о других регионах. Через два дня в Рязани разгорелась настоящая война – в баре завода «Сельмаш» боевики из автоматов убили восемь и ранили девять человек из группировки Айрапета. В Краснодаре при разборе погибли двое. Разборки загремели по России с новой силой, и конца-края этому не видно. То, что гибли бандиты, не страшно – туда им и дорога. Хуже, что они снова и снова утверждались в мысли: можно убить – и остаться безнаказанным. Можно убить – и откупиться от судей и следователей. Можно убить – и жить спокойно.

В министерстве царила легкая истерия. Средства массовой информации подняли привычный вой: с одной стороны, о том. что не раскрываются громкие преступления, наемные убийства, а с другой – что милиция жестоко относится к задерживаемым, наделена слишком большими полномочиями и от нее больше вреда, чем пользы. И кому объяснишь: «или-или». Или, господа журналисты и высшие чиновники, вы хотите иметь сильную милицию, нормальное законодательство и как следствие минимум преступлений. Или вам нужны суды присяжных, всевластные адвокаты, неподконтрольные судьи, оправдательный уклон в судебной практике и, соответственно, море крови и безнаказанность отпетых кровопийц.

Так или иначе Аверину приходилось отчитываться, писать справки, ответы. Он такую работу ненавидел, будучи оперативником, для которого главное действие, а не бумажная волокита и не тысяча первый ответ на тысяча первую жалобу.

Холодало. В тот вечер он пришел домой, чувствуя, что где-то его просквозило. Обычно никакая зараза не липла к нему, но усталость, разболтанные нервы снижают иммунную защиту, и к человеку начинают цепляться всякие болячки. Нос хлюпал не слишком сильно, но одолевал кашель. Самое интересное, когда отключали отопление, он пережил это без проблем, а легкий сквознячок по ногам – и пожалуйста.

Аверин поужинал, включил телевизор. Пушинка прыгнула на колени. По телевизору показывали председателя Комиссии по помилованию писателя Приступкина, который долго и нудно вещал, какими гуманными соображениями руководствуется его комиссия, состоящая из лучших людей.

– Ну не зараза? – покачал головой Аверин, слушая, как председатель комиссии объясняет, что они не милуют настоящих бандитов, а милуют оступившихся. – Смотри, Пушинка, врет и не краснеет.

Пушинка, приоткрыв глаз, глянула на экран. Говорят, кошки не видят изображения на телеэкране. К Пушинке это не относилось. Она любила смотреть телевизор, а порой Аверину начинало казаться, она понимает все, что там говорят.

Пушинка вытянулась, замурлыкала, и Аверин погладил ее по мягкому пузу.

– Хорошая кошка.

На него напал новый приступ кашля. Положив Пушинку на кресло, он начал выворачивать все ящики в поисках лекарств, но ничего не нашел. В холодильнике тоже не обнаружилось ничего подходящего от простуды.

Оставалось идти или в ночную аптеку, что далеко. Или к Егорычу. Аверин выбрал второе.

Егорыч был дома, он пропустил позднего посетителя и сказал:

– Заходи. Меня таскали в прокуратуру на допрос.

– В честь чего?

– Я оказался в каких-то списках защитников «Белого дома». Теперь пытаются выяснить, много я оружия украл оттуда.

– И много?

– Слушай, вам что, делать нечего? На улицах мало убивают? А там столько морд сытых – следователи. И занимаются какой-то ерундой.

– Ты, Егорыч, государственный преступник, – хмыкнул Аверин.

– Это ваша контора – государственные преступники…

Ладно, пивка холодненького, как?

– Ты что. Я и так заболел.

– Выглядишь неважно.

– Дай что-нибудь от простуды.

– Лучше всего водочки.

– Не надо.

Егорыч покопался в ящиках, извлек баночку меда, банку малиновогоо варенья и несколько таблеток от кашля.

– На.

– Спасибо.

Аверин спустился пешком на два этажа. Тут все и началось. Перво-наперво он увидел Наташу, трезвонящую в дверь его квартиры. Когда ей это занятие надоело, она ударила ногой по ней.

– Чего двери ломаешь? – спросил Аверин. Наташа обернулась.

– Где тебя носит?

– Ты бы позвонила сначала.

– Еще чего, – хмыкнула Наташа. И чмокнула Аверина в щеку, на которой остался, как рубец, след помады.

Аверин отпер замок.

Двери лифта неторопливо открылись. И из него вышла Света. Увидев Аверина и повисшую на его плече Наташу, она замерла, закрывающиеся двери ударили ее по плечам и разъехались снова в стороны. Потом еще раз.

– Ты… Это кто? – произнесла Света, прожигая глазами соперницу.

– А, познакомьтесь, – начал было Аверин.

– Это что, твоя новая девка? – осведомилась Света с плохо сдерживаемым бешенством.

– Ну, – Аверин представил, каким идиотом сейчас выглядит.

– Это что за вобла сушеная? – осведомилась Наташа. – Это ты на нее меня променял?

– Ах ты, жеребец чертов! – воскликнула Света, шагнула в лифт, двери закрылись.

– Я к тебе спешила, вон, еду понакупила. А ты… – покачала головой Наташа. – Подстилку какую-то нашел! Сволочь ты!

Она развернулась и попробовала залепить Аверину пощечину, но тот боксерским нырком ушел.

– Чего вы так разнервничались? – пожал плечами Аверин и невинными глазами посмотрел на Наташу.

– На!

Наташа кинула о кафель сумку, там что-то звякнуло и расколотилось, повернулась и побежала вниз по лестнице.

Аверин вздохнул, нагнулся, поднял сумку. Из нее что-то текло. Судя по всему – красное вино. Он начал вновь открывать захлопнувшуюся дверь.

– Так тебя. Так. Чтоб неповадно было, бандит, ха-ха-ха, – замогильно засмеялась возникшая на пороге соседка, видимо, наблюдавшая весь скандал в глазок.

– Исчезни! – кинул Аверин!

– Ах ты, – мат пошел длинный и забористый. Ругаться соседка умела.

Аверин вошел в квартиру.

– Ну, Пушинка, такого давно не было, – произнес он усмехаясь.

– Слава, здравствуй, – послышался из телефонной трубки Маргаритин голос.

– Здравствуй, – сказал Аверин. – Я никак не мог тебя найти. Дома никто трубку не берет. На работе говорят – на больничном.

– Приглашаю тебя в ресторан, дорогой. Сегодня я расплачиваюсь.

– Что празднуем?

– Я развязалась.

– С чем?

– С милицейской службой.

Аверин опешил.

– Так сразу?

– Я плохая девчонка, Аверин. Я сразу разрубаю узлы. Мне надоело.

– Ну что ж… Где встречаемся?..

Вечером они сидели в небольшом кафе у метро «Парк культуры».

– Ну, давай, за мою новую жизнь, – она подняла фужер. Аверин выпил.

– Думаешь, эта жизнь будет лучше старой?

– Уверена, Слава…

– Где будешь работать?

– Сидеть на крепкой мужской шее.

– Чьей?

– Отцовской, конечно, – улыбнулась Маргарита как-то отстраненно.

– А по специальности?

– Пойду в нотариусы. Ты не представляешь, какие они имеют деньги.

– Представляю. Последний раз видел нотариуса – его взяли за то, что он делал доверенности на квартиры, хозяева которых умерли. Действительно, деньги приличные.

– Что за мрачный взгляд на вещи. Пойду… – она задумалась.

– В фотомодели?

– А что. Какая-то болонка Клаудиа Шиффер может миллионы зарабатывать. А мы, рязанские, что, хуже? – она улыбнулась и чмокнула Аверина в щеку. Как раз в то место, где вчера красовался Наташин поцелуй.

– Да в наших деревнях вообще девки лучше, – согласился Аверин.

– Вот за это и выпьем. За русских женщин. Никакие французские профурсетки с нами, Слава, не сравнятся. А вы, русские пропойцы, бездельники и менты, этого не понимаете. И не поймете никогда.

Вечер закончился в квартире у Маргариты. Она немножко напилась, так что румянец сиял на ее щеках. Такой она Аверину нравилась не меньше.

– Слава, а ты мог бы бросить все и уехать со мной куда глаза глядят?

– Куда? В тайгу?

– Нет, в тайге холодно.

– Значит, в Узбекистан.

– Нет, на Ямайку.

– А что? Грабили бы золотые галеоны.

– Тебе все шутить. А я серьезно.

– Серьезно про Ямайку?

– Нет, серьезно про то, чтобы бросить все и заняться мной. Смог бы?

– Ну… – протянул Аверин.

– Ясно.

– Наверное, смог бы.

– Ничего бы ты не смог. Ты привязанный гирями к своей жизни. К работе. К этим подонкам, которых ты ищешь. И пути тебе назад нет.

– Зря ты так, – буркнул Аверин. Он знал, насколько Маргарита права.

– Я тебя люблю, Слава… Но этого мало.

– Почему?

– А, не обращай внимания, – она поцеловала его в шею и задышала в ухо. И он почувствовал, как на него накатывает желание…

Утром она приготовила на скорую руку завтрак. На американский манер взбила какую-то бурду в кухонном комбайне, плюхнула смесь на сковородку. Получилось нечто вроде омлета.

– У меня отпуск за этот год не использован, – сказал Аверин. – Я мог бы его взять, и мы бы куда-нибудь съездили.

– Вряд ли. Я уезжаю.

– Куда?

– В Египет. Там как раз сезон. На три недели.

– Зачем?

– Чтобы смыть в Средиземном море ту грязь, в которой я возилась три года.

– Желание хорошее. После круиза, Сочи только Египет.

Она села, положила на плечи Аверина руки.

– Славик дуется, как барышня, – она засмеялась.

– Славик не дуется.

– Дуешься… И правильно делаешь. – Она в этот момент выглядела какой-то рассеянной. И Аверин в очередной раз подумал, как тяжело будет ее потерять. А что они расстанутся – это абсолютно ясно.

Зима вошла в свои права. Холод, немного отступивший в Первые зимние дни, овладел Москвой, он проникал и в души людей. Хмурое низкое московское небо давило на сознание.

Оно отзывалось чувством какой-то обреченности. Казалось, что и низкое небо, и холод – все это навсегда.

Начало декабря ознаменовалось новыми высокопоставленными жертвами киллеров. В подъезде своего дома был убит председатель Россельхозбанка Лихачев. Банк практически считался монополистом по распределению инвестиций для агропромышленного комплекса, по объему активов занимал второе место в России, ни в каких серьезных махинациях замечен не был. За 1993 год Лихачев стал седьмым убитым крупным банки ром. Ассоциация российских банкиров сделала очередное заявление. Личный контроль обещал осуществлять сам президент. И все бесполезно. Дело застопорилось с самого начала. Прикрываясь коммерческой тайной, товарищи убиенного не допустили следствие к банковской документации. На препирательства, перепалки тратилось много времени. Оперативники упускали дни, которые могли стать решающими при раскрытии. Аверин в первые дни занимался этим убийством, но потом отвлекли другие дела.

Представители крупного бизнеса не надеялись на милицию. Они создавали мощные структуры безопасности. В одной Москве было восемьдесят тысяч вооруженных частных охранников – несколько дивизий. Многие службы безопасности из охранных структур превращались в разборные команды, начинали заниматься выбиванием долгов, устранением конкурентов, предотвращением угроз противозаконными методами, так что бандиты теряли монополию на убийство из-за угла. Банки, собиравшие под своей крышей бывших работников КГБ, МВД, подразделений специального назначения, превращались в мини-комитеты госбезопасности со своей разведкой и контрразведкой, притом их техническое оснащение, профессиональная подготовка личного состава, связи и рычаги воздействия на властные структуры оказывались порой куда выше, чем у правоохранительных органов. Страна атомизировалась на феодальные империи – на регионы и республики, на банды и коммерческие структуры, владевшие своими «вооруженными силами». Само государство становилось все более безвольным, неспособным управлять обстановкой. Оно мобилизовывалось лишь тогда, когда возникала угроза самой власти, как у «Белого дома», и демонстрируя безжалостность, готово было идти до конца.

– Мы сами будем себя защищать, – сказал Аверину на встрече один из крупных банкиров. – Нам не нужны ваши правоохранительные органы. Дешевле тратить деньги на собственную безопасность.

– Нет, в беспределе и развале государства, в шторме, который начнется, вас, господа капиталисты, не спасут никакие службы безопасности. В таком шторме СБ – это лишь утлые суденышки. А государство – мощный пароход, но его торпедируют все, в том числе и вы. Его разваливают всеобщими усилиями, потому что при таком бардаке легче зарабатывать деньги.

– Вы неверно оцениваете обстановку, наши цели и задачи, – сказал банкир.

– Может быть. Я не спорю, – пожал плечами Аверин. – Но результат налицо.