Текст книги "Пылай для меня (ЛП)"

Автор книги: Илона Эндрюс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц)

Я собралась с духом. Я знала, что рано или поздно этот момент настанет, и с ужасом его ожидала. – Нет.

Мама расправила плечи. – Ладно. Тогда это сделаю я.

Мама потеряла лицензию четыре года назад. В этом она винила себя. Если что-нибудь случится со мной, она тоже будет винить себя. Этого я не хотела. Я не хотела будоражить по новой всю ту вину и сердечную боль, поэтому постаралась говорить как можно спокойнее.

– У тебя нет прав говорить от имени фирмы. Агентство оформлено на мое имя.

Кухня погрузилась в такую тишину, что можно было услышать малейший шорох. Глаза Каталины стали как два блюдечка.

Мамино лицо превратилось в холодную, равнодушную маску.

– Это мое решение, – сказала я. – У меня одной есть лицензия. Мы будем выслеживать Пирса.

– Как ты собираешься его удержать?

– Мне нужно его удерживать. Я встречалась с ним и теперь уговариваю его сдаться.

– Ты уверена, что это сработает? – спросила мама. – Потому что ты выглядела полумертвой, когда я нашла тебя на пороге.

– Это был не Адам Пирс. Это был Чокнутый Роган.

Мама отпрянула. Леон издал задушенный смешок.

– Я думал, он не в деле, – сказал Берн.

– В деле. Видимо, его заботит кузина.

– Ты выжила из ума? – голос мамы сорвался, и она всхлипнула. – Ты хоть понимаешь, с каким огнем играешь?

– Понимаю.

– Это всего лишь деньги.

– Это не только деньги. – Мой голос взлетел. – Это наша семья. Я не позволю им вышвырнуть нас только потому, что им так хочется. Я не позволю им сорвать нас с насиженного места. Они до нас не доберутся.

– Невада!

– Да, мама?

– Мы можем начать сначала!

– И сколько на это уйдет времени? Без оборудования, без дома, без нашей клиентской базы? Ты же знаешь, что большинство заказов приходят к нам через сарафанное радио, когда люди рекомендуют Детективное Агентство Бейлор. «МРМ» заберет наше имя. Когда наш телефон и веб-сайт отключат, люди решат, что мы закрылись и съехали. Нам понадобятся годы, чтобы восстановиться. Мой ответ: нет.

– Это не стоит твоей жизни! – рявкнула мама. – Если ты делаешь это из-за какого-то ошибочного обязательства перед отцом...

– Я делаю это ради нас и ради себя. Когда я взяла управление в свои руки, бизнес был на пороге закрытия. Я отстроила это агентство на фундаменте, который заложили вы с папой. Теперь это мой бизнес, потому что я шесть лет из кожи вон лезла, чтобы он заработал. Я принесла себя ему в жертву, и я его люблю. Я люблю свое дело. Я люблю нашу жизнь. Работа приносит мне радость, и я хорошо ее знаю, и никто – ни ты, ни бабушка, ни «МРМ» или Пирс, или Чокнутый Роган не отберут ее у меня!

Я осознала, что кричу, и закрыла рукой рот.

Шок отразился на мамином лице. Дети замерли, боясь шелохнуться. Берн хлопал глазами.

Бабуля Фрида звякнула чашкой, поставив ее на стол. -Что ж, она твоя дочь.

Мама развернулась и вышла из комнаты.

Я посмотрела на детей.

– В кровать. Живо.

Они ушли.

Берн поднялся.

– Я тоже пойду.

Я села рядом с бабушкой. На душе скребли кошки. Ссориться с мамой всегда было тяжело. Раньше она сводила меня с ума. Я могла орать, а она гнула свою линию, используя совершенные, веские аргументы. Только когда я выросла, я осознала, насколько хрупкой она была.

Бабуля покосилась на меня. – Выглядишь паршиво.

– Чокнутый Роган накачал меня снотворным, похитил и приковал в своем подвале, а затем попытался выудить из меня информацию с помощью заклинания.

Бабуля Фрида моргнула. – Он получил, что хотел?

– Нет. Я разрушила заклинание.

Бабуля Фрида заглянула в свою чашку. – Твоя мать это переживет. Она знала, что рано или поздно с тобой будет бесполезно спорить. Черт, будь это не так, я бы заставила тебя проверить голову. Твоя мать выживала в той земляной дыре в течение двух месяцев. Она куда более стойкая, чем ты думаешь.

От этого мне не стало ни капельки легче. – Бабуля...

– Да?

– Когда ты сказала, что знаешь кого-то, кто может установить шокеры – ты говорила правду или просто меня разыгрывала?

Бабушка Фрида поставила чашку назад.

– Ты ведь не серьезно, правда?

– Иначе я бы не спрашивала.

– Так плохо?

Меня и раньше избивали, и даже подстреливали четыре раза. Но случившееся сегодня взволновало меня не на шутку. – Когда я ввязываюсь в драку, я знаю, что могу дать сдачи. Когда в меня стреляют, я могу выстрелить в ответ. Но с ним… – подбирая нужные слова, я невольно сжала руки в кулаки. – У меня не было шансов. Его магия была огромна. Я почувствовала ее, когда он меня атаковал. Это было все равно, что смотреть в космосе на взрыв сверхновой. Я ощутила себя беспомощной. Уязвимой. Что бы я ни сделала, на нем не осталось бы и царапины.

Бабуля вздохнула.

Он мог меня убить. Он мог отрезать мне голову, пока я была связана, и я никак не смогла бы ему помешать. Я спохватилась, чтобы не сболтнуть бабушке чего-нибудь лишнего. – Мне необходим шанс на победу в схватке.

– Ты можешь ее избежать.

Я покачала головой. – Нет. Не теперь. Возможно, до того, как он на меня напал, но точно не теперь.

– Ты должна быть твердо в этом уверена, дорогая. Как только их установят, они останутся с тобой на всю жизнь.

– Какова вероятность того, что это меня убьет?

– Меньше одного процента сращиваний происходит со сбоем, но если их будет устанавливать Макаров, тебе не о чем волноваться. Но установка – не самая большая из твоих проблем. Чего не скажешь об использовании этих паршивцев. Ошибешься – и ты не жилец.

– Тогда я уверена. – Когда Чокнутый Роган снова надумает возникнуть рядом со мной, его будет ждать сюрприз.

– Дай-ка мне сделать звонок. – Бабушка поднялась.

Я встала и пошла искать маму.

Я проверила зал, гостиную и тайную комнату, которая была гостевой спальней, но превратилась в комнату для посиделок. Я проверила дверь в мамину спальню и обнаружила, что та заперта. Зов «Мама...» грустным примирительным голосом не сработал. Я сдалась и направилась в свою спальню.

Когда я выбирала место для спальни, то хотела уединения. Лет семь назад было время, когда я не могла отделаться от сестер, как бы ни пыталась. Когда мы переехали на склад, родители приняли это в расчет и построили мне маленькую комнатку под самой крышей. Моя спальня и ванная находились над складом, поверх двух кладовок. Спальня выходила на улицу, а ванная, вместе с той же стеной, была прямо напротив разделительной стены, изолирующей наше жилое пространство от бабушкиного гаража. Деревянная лестница вела на площадку, соединенную с моей мансардой устойчивой складной лестницей. Если я хотела, то могла сложить верхние десять ступенек, делая свою спальню недосягаемой.

Я взобралась по лестнице и включила свет. Вообще-то, на складе не было окон, но когда мы располагали спальни, по желанию одно окно могли установить. На самом деле, я хотел два окна – одно в ванной комнате, выходящее на бабушкин гараж, так, чтобы выглянув в него, я могла видеть черный вход, – и одно в спальне, во всю длину комнаты, чтобы лежа на кровати, я могла видеть из своего окна город.

Город также мог смотреть на меня, поэтому я потратилась на жалюзи плиссе в дополнение к двойным шторам: одни белые и просвечивающие, другие – белые и светонепроницаемые. Я оставила жалюзи поднятыми, а шторы открытыми, и ночь раскинулась за окном во всем своем темном великолепии. Если бы у меня все еще была сетка, я бы распахнула окно и впустила ночь. Но я случайно выдавила ее, когда мыла окно месяц назад, а получить её обратно в тот конкретный момент оказалось слишком сложно. Если бы я сейчас открыла окно, я бы впустила ночь и рой комаров.

Итак, я шантажировала механика; опять назвала своего работодателя (который наверняка был Превосходным) ужасным человеком; встретилась с Превосходным пирокинетиком и была похищена Превосходным телекинетиком; поссорилась с мамой и приняла решение имплантировать себе в руки оружие, которое может меня убить. Ну и денек выдался. С Превосходными явный перебор.

Я чувствовала себя усталой и изношенной, словно сегодняшний день протер во мне дыры. Я не хотела ни о чем думать – особенно о том, что я выдала, чтобы разрушить заклинание Рогана. Я просто хотела забыться и отправиться спать. У меня был пузырек снотворных таблеток в аптечке, но от них у меня были кошмары.

Поверить не могу, что я была увлечена его глазами. Поверить не могу, что считала его горячим, наблюдая, как он идет ко мне. Я должна была тут же сообразить, что он сулит мне неприятности. Мужчина вроде него не станет просто так прогуливаться по ботаническому саду. Я видела тигра с горящими глазами и клыками величиной с палец, но вместо того, чтобы бежать, сидела и любовалась его красотой, пока не подобрался достаточно близко для броска.

Что-то отскочило от моего окна. Я дернулась назад. Слишком маленькое для летучей мыши. Слишком поздно для птиц. Что это за...

Я открыла окно и распахнула его настежь. С улицы в меня полетел маленький фаербол. Я отскочила назад, врезавшись в книжные полки в шести футах позади меня.

Фаербол приземлился на мой ковер, все еще горя. Ааа! Я отбросила его ногой через спальню в ванную, на плитку. Затем кинулась следом, распахнула дверь в душевую кабину и, схватив лейку душа, залила пламя.

Обугленный теннисный мяч.

Ну разве это не мило? Я вытащила из ящика ножницы, наколола на них мяч и промаршировала со своим трофеем к окну. Внизу на улице стоял Адам Пирс.

Я вышвырнула теннисный мяч в окно и тот приземлился на асфальт.

– Да что с тобой, черт побери? Ты пытаешься меня убить?

– Если бы я пытался тебя убить, ты бы это поняла. Спускайся поговорить.

– Сейчас час ночи.

– Два вообще-то, но какая разница. – Он помахал мне. – Спускайся. Я кое-что тебе покажу.

Идти или не идти? Если я пойду, то он решит, что стоит ему сказать «Прыгай!», как я прыгну. Но если я не пойду, а он вдруг решит сдаться, я буду кусать себе локти, если упущу такую возможность. Нужно быстро принять решение. Если мама увидит его в ее нынешнем состоянии, то тут же его пристрелит. Боже, только этого мне сейчас и не хватало. Уфф.

– Вон там за стеной дерево. – Я указала на старый дуб за четырехфутовой каменной стеной. – Жди меня под ним.

Он выставил ногу вперед и отвесил размашистый поклон. – Да, миледи.

Я слезла вниз, схватила ключи на случай, если кто-то решит запереть меня, и направилась прямо к дереву. Я перепрыгнула через стену. Он ждал там, где я сказала ему, рядом с деревом, отгороженный от дома массивным стволом. Его мотоцикл был прислонен к стене. Я подошла и села рядом с ним на мульчу у дерева.

Он ухмыльнулся.

– Почему здесь? Боишься, что твоя мать увидит меня?

– Боюсь, что она тебя пристрелит. В настоящий момент ты у нее в немилости.

– Прямо так, да?

– Прямо так.

Он уставился на мое лицо, подобрал упавшую ветку и поднял ее вверх. Ветка загорелась ярко-оранжевым пламенем.

– Что с тобой случилось? Ты ужасно выглядишь.

– Я боролась с конкурентом, и он был не слишком любезен.

– Я популярен, что тут скажешь.

Пламя исчезло и он сдул пепел с пальцев.

– Да, давай ты все решишь.

Он удивился.

– Ты пришел, чтобы сдаться? – Спросила я.

– Нет.

Я вздохнула.

– Что заставит тебя прозреть?

– Я не знаю. – Он пожал плечами и ухмыльнулся. – Попробуй переспать со мной. Это могло бы убедить меня.

Он что, подкатывал ко мне? Похоже на то.

– Нет, спасибо.

Он откинулся на локоть, так что черные кожаные штаны обтянули ноги, и улыбнулся. Это была его знаменитая “призывная” улыбка, та, которую СМИ любят тиражировать. Улыбка, которую ни одна женщина. вышедшая из детского возраста, не смогла бы проигнорировать. Она обещала дикие, порочные и жаркие вещи. Она, вероятно, почти не давала осечек. Что ж, его ждет сюрприз.

– Если тебе действительно невтерпеж, я могу познакомить тебя со своей бабушкой. Она твоя фанатка.

Адам моргнул.

– Обычно она не спит с симпатичными молодыми парнями, но в твоем случае сделает исключение. Ты мог бы даже научиться у нее паре фокусов.

Он наконец вернул себе способность говорить.

– Твоя бабушка?

Я кивнула.

Он рассмеялся. – Что ж, по крайней мере, она бы умерла счастливой.

– Не льсти себе.

– Это не лесть. Это факт. – Он наклонился ко мне. – Я могу воспламенить твои простыни.

В этом я не сомневалась. – И меня за компанию?

– Поцелуй меня и узнаешь.

Нет, спасибо. – Твоя семья переживает за тебя.

– Ты забавная. Мне нравятся забавы. Я люблю новое и интересное. Я говорил, что у тебя страстный голос, Невада?

То как он произнес мое имя было почти неприличным. Он не мог бы сделать это более приглашающим, даже если бы разделся предо мной.

– Когда ты говоришь, это заставляет меня думать о забавных вещах, которые я могу сделать для тебя. С тобой.

Да это комплимент.

– Твоя кожа словно мед. Интересно, какая ты на вкус.

Горькая и уставшая. – Угу.

Он протянул руку и коснулся пряди моих волос. Я отпрянула назад. – Я не давала тебе права меня трогать.

– А как мне его получить?

Перестать быть испорченным, эгоистичным мальчишкой.

– Только если я влюблюсь в тебя.

Он остановился. – Влюбишься. Ты серьезно?

– Да. – Это заставит его прикусить язык.

– Сейчас что, шестнадцатый век? Может, мне тебе еще сонет написать?

– А это будет хороший сонет?

Он откинулся на траву и провел пальцем по экрану телефона. – Посмотри вот это.

Экран побелел. Бледный фон рассыпался, разбиваясь на отдельные куски и сплетаясь в сложный узор. На экране появилась женщина. Она была зрелой, вероятно за пятьдесят, но было трудно определить ее истинный возраст. Темно-синий деловой костюм облегал тонкую, как тростинка, фигуру. У нее был искусный макияж, а волосы стильно уложены в свободную, но в тоже время официальную прическу. Сердцевидное лицо, большие темные глаза и узкий нос выдавали ее. Я смотрела на Кристину Пирс.

– Я получил сообщение от матери, – сказал Адам. – Отправленное на мой личный адрес из публичного места и закодированное при помощи семейного шифрования.

Он нажал «играть». Кристина Пирс ожила.

– У меня есть самолет, готовый увезти тебя в Бразилию, – сказала он. В ее голосе был намек на джорджийский акцент, но в нем не было никакой мягкости. – В этой стране нет закона об экстрадиции. Это дом. – Изображение Кристины сменилось особняком: белые стены, тропические растения и бесконечный бассейн, темно-синие силуэты на светло-голубом фоне океана. Кристина возникла вновь. – Пока тебя не будет, кто-то другой возьмет вину на себя. Ты сможешь вернуться самое меньшее через год и начать все с чистого листа, получив море публичной поддержки и симпатии из-за ложного обвинения. Год в раю, Адам, с учетом всех твоих пожеланий. Даю тебе слово, что ты ни минуты не проведешь в тюрьме. Подумай об этом.

Я просила у Августина подтверждения. Дом Пирсов повиновался.

– Мать говорит, что любит меня. – Пирс разглядывал ее изображение. – Любовь это контроль. Люди говорят, что любят тебя, когда хотят управлять твоей жизнью. Они загоняют тебя в удобные для них рамки, а когда ты пытаешься сбежать, связывают тебя по рукам и ногам чувством вины. Моя семья осознала это еще много лет назад. Мы женимся и размножаемся ради выгоды больше столетия. Без всякой любви.

– Я этого не понимаю.

– Единственная причина, по которой ты сидишь под этим деревом – это потому, что моя мать нагнула Монтгомери, а он нагнул тебя, угрожая твоей семье. Если бы не угроза потери дома, ты бы взялась за эту работу?

– Вряд ли. Но в конце концов, это был мой выбор.

– Зачем? Ты ничего им не должна. Ты не просила тебя рожать. Они притащили тебя в этот мир, орущую и брыкающуюся, а теперь ждут от тебя подчинения. Знаешь что – да пошли они все.

Ты не просила тебя рожать... В каком-то роде он все еще оставался пятнадцатилетним внутри, и таким же переменчивым, как и огонь, который он создавал.

– Слушай, у тебя хотя бы есть родители, – сказала я. – Мой папа умер и уже ничто не сможет его вернуть обратно.

Он склонил голову набок. – Какого это?

– До сих пор больно. Он так долго был в моей жизни, а теперь его там нет. Мама любит меня. Она все для меня сделает. Но отец был тем, кто меня понимал. Он понимал, почему я поступала так, а не иначе. Мы так отчаянно пытались сохранить ему жизнь, но он все-таки умер, и наш мир рухнул. Я была старше, но мои сестры были маленькими, и для них это было очень тяжело.

Адам пожал плечами. – У меня есть отец. Но никогда не было папы. Только прилежный родитель. Если мама поясняла ему, что нужно посетить футбольный матч или фортепианный концерт, то он непременно там появлялся. Он там был, но не участвовал. Я не знаю, что он любит, но точно знаю, что ему нравятся деньги. Мой старший брат работает на компанию. Другой брат – в армии, выстраивает столь жизненно важные деловые связи. Отец общается с ними обоими. Он начинает интересоваться жизнью своих детей, только когда те начинают приносить деньги. До этого времени мы принадлежим матери.

– По крайней мере, она хотя бы за тебя переживает. Она должна тебя любить.

– Она мне потакает. Есть разница. Потакание подразумевает молчаливое неодобрение. Дом преуспевает. Ее профессиональная жизнь успешна; c IQ 148 она может выполнять работу даже во сне. Наши финансы стабильны, а отец никогда не опозорит семью. Я ее повод проявлять эмоции. Каждый раз, когда я делаю что-нибудь, что потрясает их дворец, она может захватить львиную долю внимания, устраивая драму. Если бы не я, на что ей жаловаться? Я поставил себе целью быть разочарованием как можно чаще.

Ух ты.

– А тебе как-нибудь случайно не приходилось оправдывать их ожидания?

– Я ходил в колледж. Когда я поступил на магистра, то осознал, что этого никогда не будет достаточно. Всю мою жизнь Дом будет ожидать, что я стану взбираться по лестнице их ожиданий. Получу степень. Заработаю денег. Женюсь по расчету. Произведу на свет умных, магически одаренных детей. Заработаю еще больше денег. Они управляли мной двадцать четыре года. Большего они не получат. – Адам наклонился ко мне. – Послушай, всему есть предел, о сестрах и родителях можно заботиться, когда тебе пять. Я даю тебе шанс стать свободной. Пошли их всех и отправляйся со мной.

Я познакомилась с беглым преступником, который любит сжигать людей. Пойдем со мной, чтобы мы могли заняться жарким сексом, в то время как весь город пытается прострелить мне башку. Если я заскучаю, то поджарю тебя для развлечения. Ага, сейчас, только туфли натяну.

– Это плохая идея.

– А если я притворюсь, что влюблен? – Адам щелкнул пальцами и крохотный огонек вспыхнул над его рукой. Он поднес его словно свечу, к моему лицу. Его глаза, обрамленные густыми ресницами, были такими темными, что превратились в два бездонных озера. – Я обещаю, что никто нас не найдет. Копы могут искать хоть тысячу лет и все равно им меня не найти.

Он в самом деле настаивал на всей этой давай-вместе-сбежим-фигне. Я прикинулась дурочкой.

– Ты ведь обманываешь меня?

– Я? Нет.

Ложь. Он солгал мне. Почему?

– Я правда заведен, в смысле, влюблен в тебя.

Что ж, та часть про вожделение была правдой. Мне нужно действовать хладнокровно.

– Ты позволишь мне себя сдать?

– Я подумываю об этом.

Ложь. Что б тебя.

– Невада, – промурлыкал он. – Ну же, солнечная девочка. Повеселись немного.

Мне вспомнились слова Корнелиуса. Адам получает желаемое, а если вы скажите ему нет, он причинит вам боль. Он хочет признания. Он хочет быть уверенным в своей особенности. Если я тут же его отвергну, горечь отторжения в ту же секунду превратится в ненависть. Я должна была уговорить его сдаться и при этом не закончить, как тот охранник из банка.

– Забудь о своей семье – бросай все и бежим со мной. Мы улетим прочь.

Я наклонилась и поцеловала его в щеку. – Не сегодня. Может, в другой раз, если я отращу крылья.

Я встала и направилась к складу.

– Они тянут тебя вниз, и ты позволяешь им, – окликнул он меня.

– Постарайся, чтобы тебя не убили. Адам, – сказала я через плечо. – Я все еще собираюсь тебя сдать.

Глава 6

Чокнутый Роган и я стояли на краю утеса. Под нами земля находилась так далеко внизу, что казалось, будто сама планета заканчивалась у наших ног. Ветер трепал мои волосы. Он был снова одет в те самые темные штаны и ничего больше. Его торс бугрился мускулами, наполненными непреодолимой, почти дикой силой. Не бессмысленной жестокостью головореза или грубой силой животного, а разумной, норовистой силой человека. Она была повсюду: в линии его широких плеч, в повороте головы на мускулистой шее, в чертах квадратной челюсти. Он повернулся ко мне, и все его тело напряглось, мускулы заходили ходуном, руки были готовы хватать и крушить, глаза были настороже, ничего не упуская из виду, светясь ярко-голубыми проблесками магии. Я могла представить, как он берет меч, и именно с таким выражением лица в одиночку идет по подъемному мосту, чтобы защитить свой замок от орды захватчиков.

Он вселял ужас, а мне хотелось провести руками по его груди и почувствовать твердые кубики его пресса. Я была еще той идиоткой. В нем бурлила магия, свирепая и живая, ручной монстр с хищными зубами. Он направился ко мне, неся ее с собой.

 – Расскажи мне об Адаме Пирсе.

Я протянула руку и коснулась его груди. Его кожа была обжигающе горячей. Мускулы напряглись под моими пальцами и меня пронзила дрожь нетерпения. Мне хотелось прижаться к его груди и поцеловать его снизу в подбородок, ощущая вкус пота на языке. Я хотела, чтобы ему это нравилось.

– Что случилось с мальчиком? – спросила я. – Мальчиком, что разрушил город в Мексике? Он все еще внутри?

– Невада! – голос мамы рассек мои грёзы будто нож.

Я села у себя в кровати.

Так. То ли у меня совсем шарики за ролики заехали, то ли Чокнутый Роган был сильным проектором и мог внушать картинки прямиком в мои мысли. И так, и так плохо. Что случилось с мальчиком... пора проверить голову.

– Нева?

– Встаю. – Я выскочила из кровати и распахнула дверь. На пороге стояла мама.

 – Твоя бабушка привела своего специалиста. Ты уверена, что хочешь через это пройти?

Я подняла подбородок.

– Да.

– Зачем?

– Ты бы отправилась на войну без оружия?

– А сейчас война, Невада?

Я села на лестницу.

– Ладно, ты была права. Это лишь отчасти связано с папой, а в основном касается сохранения крыши у нас над головой. Это наш дом. Ради него я готова пойти на что угодно. Я договорилась с «МРМ», что в случае моей смерти, вы выкупите название агентства за один доллар.

Ее лицо исказилось.

 – Для меня это не важно, Невада. Милая, мне все равно. Я лишь хочу, чтобы с тобой все было в порядке. Ничего из этого не стоит твоей жизни. Я думала, мы были командой.

– Мы и остаемся командой.

– Но ты не рассказала мне. И заставила Берна тебя покрывать.

Я села на ступеньки.

 – Я не рассказала тебе, потому что ты поступила бы точно так же, как вчера вечером. Ты бы приказала мне этого не делать. Мы команда, но ты моя мама. Ты сделаешь что угодно, чтобы уберечь меня, но пришло время, когда мне решать – оставаться в безопасности или нет.

Мама немного поразмыслила над этим.

– Ладно. Время пришло.

– Он приходил сюда прошлой ночью, – сказала я. – Адам Пирс.

– Сюда?

Я кивнула.

– Что он хотел?

– Он хотел, чтобы я пошла с ним. Он играет со мной, и я пока не знаю, в чем состоит его игра. Нужно проверить, чтобы сигнализация была включена каждую ночь. Я ему не доверяю. – Я растерла лицо руками. – Теперь я крепко влипла во всю эту историю.

– По собственному выбору, – заметила мама.

– Разве это имеет значение? Не думаю, что могла бы избежать этого, даже если бы захотела. Мам, я даже не могу... Чокнутый Роган был... – Я подняла руки, пытаясь подобрать правильные слова.

– Как противостоять урагану, – подсказала мама.

– Да. Вроде того. Я просто хочу играть на равных. Я люблю тебя. Пожалуйста, не злись на меня.

– Я тоже тебя люблю. Если ты считаешь, что тебе нужно играть на равных, то пусть будет так. Ты взрослая. Это твой выбор. Но у меня с этим будут проблемы. Со всем этим.

Она ушла. Отлично. Она все еще на меня злилась.

Я нашла бабушку и ее «специалиста» в гаражной части склада. Макаров оказался на редкость подтянутым мужчиной немного за шестьдесят, начинающий лысеть, с коротко подстриженными серебристыми волосами. Он сидел на складном стуле и разговаривал с бабушкой, поставив рядом с собой массивный металлический ящик, размером примерно два на два фута, пока темноволосый мужчина моего возраста, выглядевший его точной копией лет сорок назад, ожидал поблизости.

Бабуля заметила меня и махнула мне рукой.

– Значит, это наш кандидат. – Голос Макарова был приправлен сочным русским акцентом. – Сколько тебе лет?

– Двадцать пять.

– Рост?

– Пять футов пять дюймов.(168см)

– Вес?

– Сто тридцать фунтов.(59 кг)

– Проблемы с сердцем?

– Нет.

– Давление, мигрени, что-нибудь подобное?

– Иногда у меня бывают головные боли, но мигрени случаются редко. Наверное, раз в полгода или около того.

Макаров кивнул, оценивая меня умными зелеными глазами. Он постучал по ящику ногой.

 – Это мурена, вот только не рыба. Кто-то говорит растение, кто-то – животное, но весьма примитивное. Это нечто. Мы зовем ее муреной из-за того, что она делает. Мурена прячется в своем логове так, что ты никогда о ней не догадаешься. Она тихо сидит под водой, пока мимо не проплывет рыбка, а затем паф! – Он схватил рукой пригоршню воздуха. – Она бросается и кусает рыбу. Внутри глотки у нее есть вторая пасть, и эта пасть выстреливает наружу, впиваясь в рыбу крючковатыми зубами. – Макаров загреб воздух, изображая пальцами когти.

До этого я не нервничала. Но усилия Макарова не прошли даром.

– Вот как все будет. Снаружи ничего не видно. Проходишь через любой детектор. А затем паф!

– «Паф!» звучит не плохо. – Вроде того.

– Теперь недостатки. Мелким шрифтом. – Макаров подался вперед. – Во-первых, никто не знает, чем именно эта хрень является. Мы залезли в магию и вытащили их наружу, и никто на планете не сможет сказать, что они такое, и откуда взялись. Мы не знаем долгосрочных последствий. Мы только знаем, что имплантируем их вот уже три поколения, и пока ничего. У меня они тоже есть. Я не слышу голосов и не испытываю желания убивать людей. Но всегда есть такая вероятность.

– Я смогу с этим жить.

– Во-вторых, один кандидат из ста двенадцати отторгает мурену. И не всегда с этим справляется. Поэтому здесь Женя. – Он кивнул на блондина. – Он опытный парамедик. Но если твое сердце остановится – то оно остановится. Эх. – Он развел руками.

«Эх» было не той реакцией, которую я ожидала.

– В-третьих, способ их работы. Мурена питается твоей энергией. Ты должна заряжать их своей магией. И это будет больно. Просто чертовски больно. Но когда ты коснешься кого-то, ему будет в сто раз больнее. – Он ухмыльнулся. – Но если сделаешь так несколько раз подряд, то увидишь как перед глазами плавают красные штуковины. Их называют светлячками. Так твое тело будет просить тебя остановиться. Сделаешь так снова – вены в твоей голове взорвутся, – он издал резкий звук, чиркнув большим пальцем себе по шее, – и девять-один-один можно уже не беспокоить. Ты умрешь прямо на месте.

– Как я смогу их зарядить?

– Это мысленно. Я покажу тебе, как только мы их установим.

– Что произойдет, когда я шокирую кого-нибудь?

Макаров сощурил глаза.

– Зависит от того, какой силой ты обладаешь и насколько сильно хочешь ему навредить. Ты сама их контролируешь. Они сертифицированы, как нелетальное оружие и предназначены для коррекции поведения, а не прямой самообороны. Любой кандидат вплоть до Заметного магического ранга вполне безопасен. Ты шокируешь плохого парня, он прекращает свой беспредел, катается по земле, пока ты пинаешь его по ребрам, но в итоге вы оба расходитесь по домам. Значительные маги известны тем, что могут вызывать у людей конвульсии.

– А как насчет Превосходных? – раздался голос мамы.

Я едва не подпрыгнула. Я не слышала, как она вошла.

– Насколько мне известно, ни у одного Превосходного их нет. Превосходные в них не нуждаются. У них есть их собственная магия, и они заняты ее применением, а не прогоном новобранцев через учебный лагерь или возней с магами на поле боя. – Макаров посмотрел на мою маму. – Давненько не виделись, сержант первого класса. Как нога?

– Все еще на месте, старший сержант.

Он кивнул. – Рад слышать.

– Если убьешь мою дочь, живым отсюда не выйдешь, – сказала мама.

– Приму это к сведению. – Макаров повернулся ко мне. – Так да или нет?

– Сколько это будет нам стоить? – спросила я.

– Это между мной и твоей бабушкой. Я задолжал ей услугу.

Я сделала глубокий вдох.

 – Да.

Макаров встал и вытащил маркер из кармана.

– Хорошо. Ты ела?

– Нет.

– Даже лучше.

Тридцать минут спустя каждый дюйм моих рук покрывали тайные знаки. Женя замерил мои жизненные показатели, затем притащил большое кресло, и они с Макаровым меня к нему привязали.

– Будет больно?

– Можешь не сомневаться.

У старшего сержанта был отвратительный подход к клиентам. Он вытащил коробок кошерной соли из Жениной сумки и насыпал простой круг вокруг стула.

– На всякий случай.

– На случай чего?

– На случай, если мурены взбесятся. – Он поставил металлическую коробку в круг соли, вставил в замок большой, старомодный ключ, и со щелчком отомкнул его. Воздух наполнил легкий запах корицы.

Ящик раскрылся. Макаров рявкнул что-то на языке, которого я не понимала. Его левая рука загорелась голубым, словно ее окутал сияющий, прозрачный свет. Пальцы вытянулись, костяшки стали больше и выразительнее. Поверх ногтей выскользнули когти. Он полез в ящик своей новой демонической рукой и выудил оттуда тонкую ленту бледно-зеленого света. У нее не было ни ног, ни головы, ни хвоста. Просто полоска света дюймов в семь длиной и дюйм шириной. Она затрепыхалась в его кулаке.

Макаров принялся что-то бормотать, поднося ее поближе.

Может быть, это не такая хорошая идея.

Макаров шлепнул свет на мое обнаженное предплечье, прямо между глифов на коже. Ощущение было как от кипящего масла. Я закричала. Свет выпустил щупальцеподобные корни и вгрызся в мою кожу. Боль пронзила меня, словно скальпель, облитый кислотой. Я боролась с ним, но он прорывал себе дорогу под мою кожу, в мою плоть, погружаясь все глубже и глубже. Я задергалась на стуле, пытаясь сбросить его с себя. Если бы я только могла освободить руку, то тут же выдрала бы его из себя.

Мама отвернулась, ее лицо исказилось от боли.

Боль изнутри опалила руку, вырвав новый крик. Магия сжимала тело. Мне казалось, что слон уселся мне на грудь. Я продолжала кричать до тех пор, пока он, наконец, не проскользнул в кость и не успокоился там. Обессиленная, я обмякла на стуле.

Боль утихла. У меня на лбу выступил пот.

Макаров поднял мой подборок своей правой, человеческой рукой, и заглянул мне в глаза.

– Жива?

– Жива, – прохрипела я.

– Хорошо. Теперь правая рука.

Казалось, прошла вечность, прежде чем они отвязали меня. Знаки на коже исчезли, словно поглощенные магией. Руки все еще болели, как будто я сделала слишком много отжиманий или носила что-то очень тяжелое днем раньше, но боль была ничтожной по сравнению с той, что была в начале. Подобное я чувствую каждый день.