Текст книги "В поисках рая (СИ)"

     Мы вынырнули из Запретного озера, которое находится в Эннет Аннун – я сразу это почувствовал, всем своим сердцем. Надеюсь, мы не на прицеле Фарамира с Анборном? Прошло уже столько лет после Войны Кольца, но мало ли…

     – Голову даю на отсечение, что мы – в Средиземье; в северо-западной его части (если быть точнее, где-то на востоке Гондора). – Заявил я.

     Поворачивая голову направо, я ожидал увидеть на своём плече уже кого угодно: хомяк был, лемур был, бурундук был, сфинкс был, ибис был… Кто на сей раз мой попутчик?

     Кажется, моему Маленькому Злу понравилось быть птицей: теперь это был чёрный дрозд; весь такой важный, хоть и маленький.

     – Постреляют, как уток; как пить дать, постреляют. – Прочирикал дрозд. – Если мы действительно на том самом месте, где лучники Фарамира чуть не пристрелили Голлума. Только уверен ли ты, что мы именно в Арде?

     – А где же ещё? – Без всякого сомнения, с полной уверенностью в голосе сказал я. – Посмотри, какая красота, какая природа! Такое возможно только в Средиземье…

     Я шёл, бежал чуть ли не вприпрыжку: уж здесь-то точно рай! Не может быть, чтобы и тут всё пошло насмарку.

     Когда нас (вполне закономерно) поймали и доставили куда надо, я знал, что бояться мне нечего; не о чем переживать, когда ты понимаешь, ощущаешь, осознаёшь, что пришёл с миром. Я настроился на то, что недоразумение быстро выветрится, поскольку приволокли нас в Минас-Тирит.

     Этот белокаменный город ничуть не изменился: я застал его уже отстроенным (словно и не было никакого Гронда). Многоярусная крепость, великая твердыня дунэдайн стояла всё так же незыблемо, возвышаясь над всей округой. И Белое Древо цвело, приковывая к себе взоры окружающих.

     Нас, пленных (вначале мокрых, сырых – а ныне пыльных и грязных) удостоили великой чести: меня и мою птицу под конвоем довели до тронного зала, где восседал король.

     Боже, какой вид! Я крутил-вертел своей шеей, как дикарь, не в силах оторваться от того, что было перед моими глазами. Одно дело, когда ты читаешь книгу; другое, когда смотришь экранизацию этой гениальной трилогии – и совсем уж третье, когда рассматриваешь всё это в режиме реального времени, по-настоящему, здесь и сейчас.

     На троне восседал высокий, седой, но ещё крепкий человек; взгляд его был мудр, а руки – сильны. Я не увидел в нём ни надменности, ни горделивого взгляда, ни напыщенности, ни пафоса, ни особой королевской важности; ничего такого, что обычно применимо к стереотипным королям.

     – Арагорн! – Вскрикнул я от радости; я был приятно удивлён. Как же иначе? Только Арагорн в моём понимании, в моём сознании являлся человеком, наиболее достойным королевского трона. Он как никто другой достоин короны.

     Стража переглянулась между собой и пожала плечами.

     Сидящий на троне аж привстал от неожиданности, но быстро подавил в себе всю излишнюю эмоциональность.

     – Меня зовут Элессар. – Спокойно вымолвил он без тени крутости и блата. – Волею Единого я владыка этих земель. Откуда ты знаешь обо мне, о чужеземец? Ведь, судя по твоей одёже и выправке, ты явно не из Кханда, не из Харада и не из истерлингов. С добром ли ты пожаловал в Воссоединённое королевство?

     Я не помню, что я промямлил в ответ, но я точно знаю, что я попытался объяснить, что Гондор не та страна, к которой я питаю ненависть, зависть, зло и неуважение.

     – Знаешь ли ты, какой проступок совершил? – Немного смягчившись, спросил меня король.

     Я молчал, потупив взор; я смотрел в пол.

     – Тебя и птицу твою изловили в водоёме, который является заповедным местом не только для Гондора, но и для всех земель, свободных от зла.

     – Я из будущего, мой король. – Честно ответил я. – На самом деле я не человек: на мне заклятье, я всего лишь лягушонок. Водоёмы служат для меня порталами в иные миры. И вот, по счастливой случайности я забрёл сюда. А тот, кто сидит сейчас на моём правом плече в образе птицы – это сущность, которая является духом; она дана мне в напарники не по прихоти моей, но по воле заколдовавших меня. Я не прошу прибегнуть к эльфийской магии, дабы развеять чары (потому что так сейчас надо), но я прошу немного погостить здесь – ведь я ищу рай. Возможно, я всё-таки его разыскал…

     – Не верить тебе у меня оснований нет. – Изрёк Элессар. – Что ж, отпустите его; да будет он гостем моим в городе моём и королевстве моём!

     Долго описывать прекрасные пейзажи Средиземья; я просто ходил и наслаждался каждой минутой своего пребывания здесь.

     Я так мечтал увидеть эльфов! Но все они уплыли поголовно: Элронд со своим народом, Леголас со своим народом; не бродит больше по долам владычица лесная, прекраснейшая дева Галадриэль. Даже Кирдан (единственный бородатый эльф) покинул эти края, уплыв на последнем корабле из Серебристых Гаваней. Я знал обо всём этом, но помнил, что супругой Элессара являлась дочь полу-эльфа Элронда, чьё имя – Арвен.

     «Хоть одним глазком взглянуть на Арвен!», взмолился я однажды про себя. «Хоть в малое оконце, хоть на миг».

     В мудрости своей великой Элессар прекрасно понимал, что я и Маленькое Зло не можем представлять опасности, угрозы. За иным он наблюдал бы в палантир иль выслал бы соглядатаев (ведь сам же он из следопытов). Он раскусил все помыслы, стремления мои, и ведал, что человек я искренний и честный. Вскоре он призвал меня к себе на трапезу… И вот, за одним столом со мной его жена, цветочек Арвен! И я уставился во все глаза, и руку целовать хотел; но не осмелился бы я на столь дерзновенный шаг.

     Арвен, будучи несравненной красавицей, оказалась удивительно похожей на Лив Тайлер (точнее, та была её внешней копией). Милые эльфийские ушки, добрый взгляд, утончённые черты благородного лица...

     На Арвен было лиловое платье, которое лишь дополняло весь её прекрасный облик. Последняя эльфийка Средиземья, принёсшая себя в жертву ради любви к земному, смертному мужу, отказавшаяся от дара вечной жизни… М-да, это нужно иметь стойкий, сильный, упрямый характер – и она, вне всякого сомнения, им обладала. Арвен всё время молчала, и ни разу не улыбнулась – но не потому, что нечего ей было вслух сказать, или тяготило её что-то: просто эта величайшая из женщин была вся в своих думах. Она была очень элегантна, восхитительна, красива; именно такой я её себе и представлял. Она совсем не постарела (впрочем, как и Элессар, у которого лишь волосы стали седыми).

     Сына их, наследника престола я не увидел – предположу, что он на каких-нибудь учениях либо сидит в библиотеке да грызёт гранит науки.

     «Большой уже, наверное», подумал я. «Подрос. Вот только на маму или на папу больше похож? Интересно же».

     Детей я, как я известно, не любил; но в те времена их воспитывали иначе – наверняка они были более послушными, более воспитанными, более усидчивыми. Тем более, имея такую мать, как Арвен… Было бы грех провиниться (а даже если так, наказание от неё было бы настолько справедливым, что запомнилось бы на всю жизнь, как великий урок).

     Но в Средиземье была женщина, которая не уступала Арвен ни в мудрости, ни в силе, ни в красоте, ни в доброте – всенепременно я желал увидеть Эовин, и я получил то, что хотел: чуть позднее к трапезе присоединились Фарамир и его златовласая красотка. Я так понял, они дружат семьями: ну да, как же иначе? Фарамир – владыка Итилиэна; тут же рукой подать. Кажется, они гостили во дворце Минас-Тирита, ибо вышли на террасу к нам прямо оттуда.

     Мы встали, и поприветствовали друг друга; Элессар представил меня своим гостям.

     Доев, мы уже просто о чём-то непринуждённо щебетали, будто я их лучший друг и верноподданный.

     – Я думал, что меня ты встретишь! – Попытался я пошутить, обращаясь к Фарамиру. – Так и воображал тебя в капюшоне и с колчаном стрел за спиной.

     И мы все дружно, звонко рассмеялись (включая Арвен, и это был первый её смех за сегодня – я уже волновался, что не увижу её улыбающейся).

     – А где Эомер? Как он? В добром ли здравии? – Спросил вдруг я, и понял, что вопрос мой пришёлся не по сердцу, не ко двору.

     «Как вообще Рохан поживает? Столь же прекрасен Медусельд в Эдорасе? А Хорнбург?», вертелось у меня на языке – да, я бы забросал их своими вопросами.

     Я уже грешным делом подумал, вдруг, что недоброе приключилось (а то и вовсе нет больше с нами Эомера), но Элессар сделал свой характерный жест ладонью (означающий нечто вроде «всё в порядке»), и молвил:

     – Я попросил Эомера отправиться на дальний север; гораздо дальше, чем могут лежать земли Рохана. Я послал Эомера и его эотеод к северным границам арнорских владений, ибо неспокойно ныне там.

     – Что случилось? Что произошло? – Обомлел я. Душа ушла в пятки, и замерло сердце.

     – Зло собирается на севере; зашевелилась мгла. – Ответил вместо Арагорна Фарамир. – Далеко на севере имеются развалины, имя которым – Карн-Дум.

     – Кажется, это бывшая вотчина самого Мелькора, если я не ошибаюсь? – Перейдя на шёпот, предположил я. – Но Моргот заключён где-то очень далеко, за внешними пределами Арды…

     – Вижу я, ты сведущ, осведомлён. – Хитро улыбался глазами Арагорн. – Он выгнал оттуда и гномов, и людей много-много эпох назад. Да, его в Средиземье нет и быть не может; только Зло, мой друг – оно есть всегда. Оно всегда найдёт своего слушателя, своего внимателя. Всегда найдутся те, кто возрадуется грубой силе, и захотят нанести вред и добрым людям, и окружающей их среде, состоящей из удивительной флоры и фауны.

     – Кстати, о флоре и фауне. – Нашёлся я. – Нашли ли энты своих жён?

     – Нашли, нашли; не переживай. – Заулыбались все. – Для этого им пришлось на время покинуть Фангорн.

     Далее следопыт, младший сын Дэнетора и храбрая, стойкая племянница Теодена заговорили о чём-то своём. Они говори по большей части на Всеобщем языке, но иногда вставляли фразы из синдарина, адунаика и роханского языка. По личику Эовин порой проскальзывала ниточка тревоги; Арвен же по-прежнему хранила молчание, внимательно слушая.

     «Они говорят в моём присутствии о таких важных государственных делах», размышлял я. «Не безрассудно ли при чужаке…».

     – Нет. – Прервала мои мысли Арвен – это были её первые слова за всё время, что я находился рядом с ними. – Ты же, как на ладони, и утаить ничего не сможешь; тебя же видно насквозь. Порой ты легкомыслен, но в целом славный малый.

     Как отрада, как бальзам на душу!

     – Эорлинги внимательно следят за перевалом. – Успокоил меня Элессар. – Даже если что и будет – мы их как следует, встретим.

     – Но отчего послали рохиррим? В такую даль? Не проще ли было выслать воинов Арнора? – Вконец обнаглел я. – Они ведь гораздо ближе к Карн-Думу!

     – Кони наши, белоснежные меарасы – как стрелы. – Эовин сделала вид, что обиделась. – Они резвее и быстрее любых других коней; в случае чего мы скорее узнаем, от своих, нагрянула ли с севера какая напасть.

     – Я прошу прощения за то, что вмешиваюсь не в своё дело. – Сказал я. – Но нельзя ли глянуть в палантир и узнать, что такое деется в Карн-Думе? Помнится, во время возвышения Дол-Гулдура чуть беды не нажили, из-за намеренной беспечности, скептицизма и равнодушия одного белого волшебника, который мог очаровывать людей своими сладкими речами.

     – После конца Саурона и Сарумана в Средиземье осталось ещё одно зло, которое не было уничтожено. – Вставил тут Фарамир, и лицо его сделалось до крайности серьёзным. – Это старуха Шелоб, гигантская паучиха; прапотомок Унголианты и угроза неосторожному, невнимательному путнику, посмевшему заблудиться в её пещерах. Да, она была ранена и загнана в угол, обратно в свою нору светом Галадриэли, направляемым Сэмом. Теперь она стала ещё крупней и ненасытней. Так что Карн-Дум – не единственная наша забота; но будь покоен, мы всё держим под контролем.

     Наша беседа подошла к концу; Фарамир и Эовин заторопились в Итилиэн.

     Наутро король Элессар засобирался в Шир. Я ни на шаг от него не отходил, пока он готовил свою лошадь в путь-дорогу.

     – Я везу нечто важное Мериадоку Брэндибаку и Перегрину Туку – а именно королевскую диадему. – Пояснил Элессар. – Это мой им подарок.

     – Возьми с собой меня! – Напрашивался, навязывался я.

     – И меня! – Чирикало Маленькое Зло в обличье чёрного дрозда.

     – Кого-то одного, ребята. – Усмехнулся Арагорн. – Видите, я даже с собой свиту не беру.

     И действительно: Элессар как был простым следопытом – таким он и остался; он не важничал. А вот я, если бы был королём, наверняка бы кичился своим статусом и положением – ведь говорят, власть портит людей. Ха, только не Арагорна!

     Тогда я, собрав волю в кулак, всё своё мужество, очень сильно пожелал, чтобы предстать пред Элессаром таким, каков я есть сейчас (и даже хуже – не антропоморфным кваклем-бродяклем, а обычным лягушонком).

     – Сложи меня в свою сумку. – Проквакал я. – Но только не раздави. А дрозд полетит рядом.

     – Ну, хорошо. – Согласился король Арнора и Гондора.

     И отправились мы в путь.

     Многие и многие дни провёл я, путешествуя вместе с одним из величайших дунэдайн! Вот она я, лягушка-путешественница! Ква! Я сразу вспомнил одноимённую сказку.

     И миновали мы Изенгард, и позади уже и Рохан, и Бри – я даже видел вдалеке Ривенделл (который, увы, опустел).

     Не буду я рассказывать вам, насколько замечательно провёл я свои деньки в Хоббитоне – всё равно мне никто не поверит. Пусть же это останется тайной за семью печатями.

     Вернувшись в Гондор, Элессар оставил Минас-Тирит на Фарамира, как наместника Гондора в отсутствие короля – ибо вознамерился Арагорн навестить свою северную столицу, в отстроенный Форност, что в Арноре. Арвен и сына он взял с собой (а также меня и Маленькое Зло). Всё это он затеял для того, чтобы быть поближе к Карн-Думу – в этом я нисколько не сомневался. Сейчас я снова был человек, а потому мне выделили отдельную лошадь.

     Честно говоря, я никогда не сидел верхом – даже в Атлантиде. И в Гиперборее, и в Кемет я передвигался в лучшем случае на повозке (чаще всего и вовсе пешком). Это было очень тяжело для меня – удержать равновесие; я и на велосипеде ездить научился довольно поздно, только к четырнадцати годам… Слабенький у меня вестибулярный аппарат. Да и сам я по себе любил больше на диване валяться, сидеть в мягком и удобном кресле, почитывая одну-другую книженцию – а поэтому только представьте себе, вообразите хоть на миг, насколько мне было непросто в данной ситуации.

     Естественно, бравый конь сбросил меня с себя, как ненужный хлам; вот, валяюсь в высокой траве.

     – Тюфяк! – Скривился мой чёрный дрозд. – Всё, я с тобой не разговариваю.

     Я его понимаю: ему надоело взирать на мои падения (а не взлёты), на мои непрекращающиеся траблы. Эх, сюда бы Эовин! Уж она бы научила меня, как правильно сидеть в седле и обращаться с лошадью. Хотя пищу из её рук я бы не ел…

     Продолжая нарушать порядок, я старался держаться поближе к следопыту – мне так было спокойнее; он вселял в меня уверенность. Люблю таких мужчин. Может, мне сменить пол? Никогда не чувствовал себя ни на 100% мужчиной, ни на 100% женщиной; в графе «пол» я бы поставил прочерк. Безусловно, меня всегда влекло только к женщинам; но моя природная слабость, куча физиологических недугов, моя лень и (временами) инфантильность не дают мне право называться настоящим мужчиной, за которым женщина будет, как у Христа за пазухой. Да, я не изменю и не предам; да, я не брошу ребёнка – но ведь я, как девчонка, люблю кошек (а не собак), не пью пиво и не смотрю футбол. Вот ведь какая бяка…

     Вечером я набрался смелости и подошёл к Арвен тогда, когда она была одна.

     – Поговори со мной по-эльфийски! – Упросил я. – Ну, пожалуйста!

     – Зачем это тебе? – Улыбнулась было она, но тут лик её стал лунным.

     Какой же я дурак! Я всё понял: наречие её предков – лишний раз напоминание о них. Они ведь все уплыли, а она одна осталась! Хотя я нисколечко не сомневался в том, что Арвен не сожалеет о своём решении – эта женщина тверда, как скала; в этом она напомнила мне Румелию.

     – Мерси. – Сказал я тоном провинившегося лисёнка. – Я всего-навсего хотел услышать язык Древних; тех, кто был близок к творцам этого мира, кто делал его историю. Я хотел хотя бы через это прикоснуться к Арде Неискажённой, на миг побыть частью чего-то великого и настоящего.

     – Тогда слушай. – Молвила Арвен.

     И стала она говорить со мной на квэнья и на синдарине.

     Поначалу я ни х… Ни черта не понимал, но постепенно в сознании моём росло понимание. Арвен оказалась лучшим учителем в моей пустячной, ничтожной жизни; лучшим репетитором. Её слог был прекрасен, хорошо поставлен. У неё были и грация, и дикция, и очаровательное произношение при пересказе мифов, сказаний и легенд. Боже мой, сказка наяву.

     Арвен весь вечер рассказывала мне о сотворении Арды, о Феаноре и Сильмариллах, о двух погасших древах, излучающих первый в мире свет; она напевала эльфийские колыбельные. Она возвысила голос, возвещая мне историю про затопление Белерианда и угасание Нуменора; я трепетно внимал, впитывая в себя такие волшебные слова, как «Дориат», «Гондолин», «Лотлориэн». Я услышал о трогательной любви между Береном и Лютиэн, о завесе Мэлиан, о многом ином… Как же это было здорово! Да ещё и из её уст!

     Невозможно пересказать историю Средиземья за один вечер, но Арвен это удалось; что-то она поведала словесно, а что-то – глазами. Под конец она устала; ей было всё трудней. Наконец, она затихла, а по лицу её скатились три блестящих слезинки.

     – Время эльфов ушло; ныне эпоха человека. – Выдавила она из себя через некоторое время.

     – Это время благороднейших из людей. – Поспешил приободрить её я. – Ты даже не представляешь, что творится, что происходит в том мире, в котором родился, вырос и жил я. Всюду орки, всюду чурки; из каждого угла на тебя пялится злобный, агрессивный гоблин. Я даже передать тебе не могу всю мерзость, что обволакивает Землю. Радуйся, ибо таких двуличных обманщиков, как Саруман, у нас не один и не два; мельчает Запад, растворяясь во тьме Востока, в тени Юга… Арагорн сумел выстроить рай… Которого так не хватает нам, людям двадцать первого века.

     – Может, ты и прав. – Немного подумав, ответила мне Арвен. – А теперь ступай к себе, ибо уже довольно поздно.

     И я поклонился ей, и вышел. А по дороге я с грустью думал, что тоже хотел бы отплыть на Запад; свой Запад. Подальше от всех этих истерлингов-гастарбайтеров, заполонивших наш голубой эллипс. А ещё я горевал оттого, что не дано мне было свидеться с Гэндальфом – единственным существом в Средиземье, о встрече с которым я грезил почти всю свою сознательную жизнь.

     Можно сказать, что у меня не было счастливого детства; не было праздника в жизни. Не было, как у многих других детей, сразу двух дедушек, которые тебя холят и лелеют. У меня был только один дедушка – и тот, к сожалению, пил (это не в осуждение). Просто так хочется, чтобы был в жизни кто-то, кто принесёт тебе подарок – бескорыстно, просто так; от души, от всего сердца. Чтобы это был именно мужчина, ибо отцу по большому счёту было наплевать на меня. Это называется одним словом: недолюбленность. А Гэндальф в моём понимании неизбежно ассоциировался с добрым-предобрым волшебником – который если и отругает, то не ехидно, не злобно, не сильно. Гэндальф для меня был и идеалом, и Санта-Клаусом, и… Всем. Я так хотел хоть раз в жизни познакомиться с ним не только на страницах литературных произведений Толкина! А в реальной жизни. Чтобы он подарил мне ту сказку, которой мне так не хватало (и которую я пытаюсь реализовать путём написания своих книг). Да, я знал, что Гэндальф уже давно отплыл в свой Валинор вместе с Фродо, Галадриэлью и Бильбо… Но… Как же мне его не хватает! Я так надеялся… И снова опоздал. Эх, надо бы отрегулировать портал: впустить раков, чтобы почистили водоёмы; ибо всякий раз, как я ловлю рай – оказывается, что это уже и не рай вовсе; что золотой век подошёл к концу.

     На следующий день я кое-как поймал следопыта, и сказал ему следующее:

     – Вчера весь вечер я был в покоях твоей жены. Я просил её научить меня языку её предков. Она пересказала мне всю историю Арды.

     – Почему ты говоришь мне это? – Удивился он.

     Настала очередь удивляться мне: я, в отличие от него, до жути ревнив.

     – Я просто хочу, чтобы ты это знал, был в курсе. – Отчеканил я.

     Ну, разумеется: я не мог солгать и уж тем более держать в неведении; я решил отчитаться, что между мной и Арвен ничего не было. И быть не могло: провалиться мне на месте от стыда, если б я на такое осмелился! И да: я люблю лишь Румелию, а Арвен мне как мама или старшая сестра.

     – Лишнее. – Похлопал он меня по плечу, и вскочил на коня. – Потом договорим.

     Позже Элессар мне разъяснил, что у них (в отличие от нашего времени) является верхом низости желать жены ближнего своего; что на такое не то, что в делах – в помыслах никто не отважится. Даже Грима, и тот не дерзнул очернить Эовин – у них всё скреплено клятвой. Там всё по-настоящему, и такой мнительности, таких предрассудков, такой ереси, какая стала нормой для нас, у них попросту нет. Там люди сходятся только по любви (никогда по расчёту), и всегда на всю жизнь. Это древняя и славная традиция.

     – Поэтому расслабься, мой верный друг. – Сказал мне король-следопыт. – Чувства здешних людей нерушимы. Вступая в брак, скреплённый взаимной клятвой, взаимной любовью мы несём ответственность всю жизнь. Мы опора друг другу и в радости, и в горе, и в молодости, и в старости. И дети наши, как видишь, следуют нашим обычаям и традициям, не отступают от них.

     «А вот наши бы сказали, что это скучно – делить постель с одним и тем же человеком», мелькнуло у меня в голове. «Им бы только пробовать всю жизнь».

     Тогда я рассказал Арагорну, как обстоят дела у нас.

     – Ну, вот видишь. – Всё так же спокойно (равно как и всегда) отреагировал король. – Потому-то ты и ищешь рай, ибо у вас там хаос. М-да, я счастлив, что живу в Четвёртой эпохе. – Добавил он после недолгого молчания. – И эльфам также повезло: они не увидят, во что люди превратили свою жизнь и свою планету. Искренне надеюсь, что валар во главе с Единым не допустят окончательного погребения Земли.

     В Форносте я прожил месяца три. Я уже свыкся с мыслью, что Карн-Дум – это долгая песня; пока что оживление в нём никак на нас не отражалось.

     Маленькое Зло сдружилось с прочими чёрными дроздами, а также с Великими Орлами; похоже, оно нашло себя здесь. Мне же, с вечно пропадающим на севере Арагорном, грустно-печальной Арвен и Гэндальфом, которого я не застал, было несколько не очень. Безусловно, Арвен была счастлива с Элессаром – я это видел; безусловно, Арагорн – мужественный, достойный человек; но, видите ли: меня не покидала какая-то дурацкая тревога, чёрт бы её побрал. Просто я помнил все свои предыдущие путешествия; что они закончились трагически – если и не для меня, то для мест, в которых я пребывал. Понимаете, я уже боялся; я сидел, насторожившись, и трясся, как бы плохих вестей не принесли.

     И я дождался, на свою голову: в один не самый благополучный в моей жизни день из северных рубежей в Форност привезли Элессара – точнее, его тело. Я был подавлен и разбит, ибо мне уже надоело терять друзей, обретённых недавно, и на столь короткий срок. Думаю, вы можете себе представить, какие чувства, какое горе испытала Арвен, увидев своего седого (и уже бездыханного) супруга. Детский крик ребёнка, который сегодня утратил любящего его отца. У меня нет слов, чтобы выразить все эмоции, что копошились во мне сейчас.

     – Как так случилось, Эомер?! – Плакала эльфийка. – Отчего не уберегли?

     Она склонилась было над телом мужа, а после рухнула на него, заключив в объятья.

     По нашим меркам, Арагорн был уже древний старик; но ведь он был странник с Севера, коим отпущена долгая жизнь. Рано или поздно, он всё равно бы умер – от старости, ибо всё же он человек.

     Арвен оглянулась вокруг, и заприметила меня. Глаза её были полны слёз, но горели праведным пламенем от несправедливости.

     Все умолкли и встали, как вкопанные; никто не знал, что сейчас произойдёт.

     Арвен смотрела, смотрела, смотрела на меня, и в её взгляде была настолько нестерпимая боль, что я не выдержал его, и отвернулся.

     «Я знаю, что ты хочешь мне сказать», снова повернув голову, взглянул я в очи Арвен. «Ну, давай же! Дерзай. Скажи то, что все мне говорят: что я причина всех ваших бед; что, как только я появляюсь в ваших местах, то в них происходит страшное, оборачиваясь лихом, великим бедствием. Вот только в чём моя вина? В том, что меня, поганую жабу, чёртов портал перебрасывает в тот период вашей истории, когда идиллия заканчивается?».

     – Арагорн был очень дорог и мне, Арвен. – Произнёс я уже вслух (но говорил я так, словно рот мой был немного склеен). – Прими мои соболезнования. Это большая утрата не только для тебя и твоего сына, но и для Гондора – для всего Средиземья в целом. Об этом человеке будут скорбеть много дней и в Шире, и в Арноре, и в Рохане, и в Дэйле, и в Королевстве-Под-Горой, и под Железными Холмами, и в Эрин Ласгален, и в Фангорне, и в Изенгарде, и в Умбаре. Везде у Элессара друзья – и таких, как он, в Средиземье уже не будет…

     С этими словами, еле сдерживаясь, я умчался к себе в покои. Никто меня не видит? Не наблюдает? Всё, теперь можно и разрыдаться; разреветься, как девчонка, потому что нет больше моих сил!

     Разреветься я не разревелся, но слёзы всё же сами по себе текли по моим щекам; разболелось сердце. Оно ныло там, в груди, и я слегка придерживал то место, сжатой ладонью правой руки, наивно надеясь, что это как-то смягчит боль. Боль утраты, потому что я всегда всех теряю. Нахожу – а потом теряю. Боль в сердце со временем пройдёт, я знаю; но боль в моей душе не утихнет никогда. Не жалко терять плохих людей – жалко и обидно терять хороших! Которые простят тебя даже тогда, когда ты им (пусть нечаянно) насолил.

     Я сидел так, что колени мои касались подбородка; я чувствовал себя каким-то ящиком Пандоры, который открывается из портала в портал, нанося непоправимый вред всему тому, что мне так дорого. Я не знал, что мне понравится в Атлантиде; я не знал, что полюблю Румелию; я не знал, что привяжусь к лемурийцам (несмотря на их уродливую внешность); я не знал, что мне будет так горько при расставании с гипербореями и египтянами… Теперь же, я был на грани: умер Арагорн, нет его больше. А во всём снова виноват я! Я, и только я, ибо через несколько месяцев после моего знакомства с ним его не стало. Может, всё-таки не я? Не я виноват?

     – Не кори, не вини себя. – Попыталось поддержать и успокоить меня Маленькое Зло. – Значит, так суждено; терпение и смирение.

     После всего, военачальники, сановники и друзья стали держать вопрос о том, где захоронить короля.

     – Здесь, ибо он из этих мест и здесь родился. – Встал один. – Он бывал тут чаще всего, защищая и границы Шира, и остатки Арнора.

     – Уж лучше в Ривенделле, ибо там он провёл детство, отрочество и юность; там он узнал, кто он. – Встал другой.

     – Но воцарился он в граде белокаменном – посему лежать ему в усыпальнице всех королей Гондора, в Минас-Тирите. – Встал третий.

     И начался ожесточённый спор, пока не вмешался подошедший Эомер.

     – Разве не хотите вы узнать волю самого государя? – Возмутился он. – Позор вам, за поведение ваше.

     Судя по тому, что гондорцы и часть рохиррим резко снялись с лагеря, а арнорцы готовят им провиант, я понял, что следопыта везут в терем белых башен, на восток и юг – значит, традиция не будет нарушена, и Арагорн возляжет бок о бок с другими королями древности.

     Я скакал рядом с Эомером, на котором не было лица; он был хмур и мрачен – то и дело его голова падала от усталости на круп и холку его меараса.

     Меня так и подмывало разузнать кое-что, но я не смел, видя, что Эомер и сам немного ранен, только с поля боя.