Текст книги "В поисках рая (СИ)"

     Нас выбросило в оазис посреди какой-то бескрайней пустыни; местами – каменистая пустошь, местами – море из песка.

     «Египет!», догадался я.

     Я не помню, желал ли я мысленно какую-то конкретную страну при вхождении в портал, называл ли я имя нового рая – или же каждый портал (в моём случае как для лягушонка это всегда был водоём) был заранее запрограммирован на определённую землю.

     – А с чего это ты взял, что мы именно в Древнем Египте? – Промурлыкал кто-то на моём правом плече. – Вдруг это Руб-эль-Хали, Каракумы иль вовсе юго-западная Австралия?

      Я повернул голову направо и ахнул: теперь Маленькое Зло – котёнок! Здесь оно приняло облик именно этого животного.

     Кошек я любил всегда; ещё с детства. Я всегда находил с ними общий язык (особенно почему-то с сиамскими – они всегда бесстрашно подходили к моим ногам и ластились, мурча). Это милые, забавные, пушистые существа; очень чистоплотные – пока не вылижут себя на совесть, не успокоятся. Самостоятельные, достаточно молчаливые (за редкими исключениями – когда долго не отпирают им дверь, либо в мартовский период по ночам). Когти умеют втягивать, да и вообще: смотришь на них и умиляешься. Чудесные творения Бога. Ещё, они чувствуют, чем болен их хозяин (в моём случае это частенько горло – а, например, у мамы это ноги); также, они чувствуют, где находится зло. А вот с собаками у меня не сложилось с детства: не получается у меня с ними отношений, не любят они меня. Всегда громко (и агрессивно) лают при одном только моём виде, и даже пару раз здорово кусали. Не люблю я собак: почти всегда открытая пасть, с языком набок и тоннами слюней, и самое наиглупейшее выражение лица (простите, морды). Они грязнули, и я не понимаю, за что некоторые люди от них без ума; как начнут лаять – то хоть ночь напролёт, не уснёшь (те, кто живут в деревне или хотя бы, как я, в посёлке городского типа – поймут, что я хотел сказать). Невыносимо с ними. Поэтому я страшно обрадовался, что моё Маленькое Зло именно кот, а не пёс. Жаль, что на плече у меня был не перс (ибо они для меня самая прелесть). Теперь в Египте два сфинкса: большой, из камня – и тот, что у меня на плече.

     Вообще, я загадывал себе Офир (м-да, похоже, на сей раз я именно загадывал, а не наобум прыгал в водоём). Но Офир лежит к юго-востоку от Египта, за Красным морем, да и в любом случае я мало что теряю – по Древнему Египту я «уходил» с детства, начитавшись «Фараона» Болеслава Пруса и насмотревшись «Папируса». Читал я вроде бы и про Тутанхамона, и про Хатшепсут – вот только я не помню уже ни названий этих книг, ни их авторов.

     Я был более чем уверен, что я именно в Египте – не знаю, может чуйка какая-то. Может, я уже бывал здесь? Вряд ли, ибо даже в прошлой жизни так ни разу и не выбрался на курорт в какую-нибудь Гизу или Хургаду. Я мечтал хотя бы раз прикоснуться к древнеегипетским пирамидам – ведь это единственное сохранившееся из семи официальных «чудес света» (и, к тому же, самое древнее из них).

     – Красные пески. – Заметил я. – Значит, мы ещё в Ливии.

     – Ха-ха-ха! – Мой сфинкс был безжалостен. – А вдруг это Кызылкумы?

     – А я уверен. – Упрямился я (хотя у меня с собой не было ни компаса, ни астролябии, ни GPS-навигатора). – Идём, нам в любом случае на восток…

     К вечеру сорокоградусная жара сменилась долгожданной прохладой, а вот ночью стало прохладно совсем – более чем уверен, что температура опустилась до минус трёх ниже нуля. Я закоцуб; замёрз, как цуцик. Ноги после длительного перехода отваливались – я их почти не чувствовал. Точно гири к ним привязали. Я рухнул лицом в песок.

     Утром Маленькое Зло еле добудилось меня, тыкаясь мордочкой; зубами оно тянуло меня за мою пыльную, грязную робу.

     – Вставай же! Сонька… Нам ещё ого-го сколько плестись.

     Сколько дней я шёл – не знаю; будто целую вечность. Ни единой души. Ни птиц, ни растительности. Только скорпионы да (иногда) скарабеи. Так-так: если здесь скарабеи – значит, я иду в верном направлении, ибо эти жуки предпочитают более плодородную почву.

     Барханы сменились дюнами, те – каменистыми холмами; после же – снова лишь пустыня… В которой не было ничего, кроме песка, разогретого палящим Солнцем до высоких температур.

     «Боже, как я устал», измученно выдавил про себя я. Комок к горлу. Я проголодался. Не так, как кушать – пить очень сильно хотел. Жажда мучила меня; постепенно я помутился рассудком и увидел мираж. Озеро; прохладная и чистая, прозрачная вода!

     – Ты куда попёрся? – Завизжало Маленькое Зло, пытаясь оттащить меня от призрачной надежды. – Остолоп, там тоже пустота. Мяу, какая тупость. Фр-р-р…

     А я вытянул вперёд руки, и с довольным видом побежал к мнимой воде, широко расставляя ноги.

     – Вот балбес! Мур-р-р… – Только и оставалось произнести моему сфинксу.

     Кот оказался прав: меня ждало глубокое разочарование. Как жаль, что всё это – пелена обмана! Где же мне испить водицы?

     Наконец, нам посчастливилось встретить караван: ну, как караван – это не были (среднеазиатские) верблюды. Точнее, верблюды, но не двугорбые, а одногорбые. Их было, по-моему, три. На них не было наездников (всадников, если хотите). Они степенно, молча, неторопливо шли, везя какую-то поклажу. Один человек (проводник?) шёл впереди, и закутан весь был в чёрные одежды – виднелись лишь глаза. Ещё троих я насчитал сзади, в конце верблюжьей процессии – двое таких же бедуина, а между ними – полуголый, измождённый мужчина. Грек? Он выглядел не лучшим образом (впрочем, как и я). Похоже, тот третий был пленён.

     Ливийцы (а это наверняка были они) грозно подошли к нам и приставили мечи к моему горлу.

     – Кто ты есть? – Спросили они.

     Я уже писал вам о том, что я мог понимать языки тех народов, в чьи страны я попадал. Однако я писал и о том, что понимание это приходило ко мне не мгновенно, а как бы с запаздыванием – только минут через пять я начал понимать происходящее (как если бы мозг настраивался, переключался).

     Кое-как я объяснил, что я вообще «левый» – что я не египтянин, не грек, не эфиоп, не хетт, не из Шумера или Урарту. Сказал и то, что я им не враг (что вообще никому не враг).

     – Нэ фракк. – Повторили они на моё «Я вам не враг», и поглядели друг на друга, явно ничего не понимая. Похоже, у них так не объясняются. Что делать-то?

     Они долго разглядывали меня.

     – Пудещь питт? – Предложили они.

     Я с радостью кивнул, и вот: в моих руках долгожданный сосуд с водой.

     – Кочэш йест? – Спросили они ещё.

     – Gern. Mit Vergnügen.

     Ливийцы отсыпали мне в ладонь несколько сушёных фиников и стали смотреть, что я с ними буду делать.

     Финики я в прошлой жизни уплетал с превеликим удовольствием (спасибо в этом Ирану, который отправлял их на экспорт). Эти же были и сами по себе весьма вкусны, и я сам был крайне голоден.

     Ливийцам очень не понравилось, что я хотел выкинуть косточки на землю.

     – Шьто тьи дьелайт? Не надо выбрасывайт; из них новый финик взрастьотт…

     Как мог, я покаялся; они смягчились.

     – Где я? – Спросил я. – В какой стране я сейчас нахожусь? И кто вы?

     – Ты в Миср. – Ответил мне проводник (он владел древнеегипетским получше остальных). – Митсрайим. Местные зовут её «Та-Кемет», «чёрная страна».

     – Эйгюптос; Хемия. – Кивнул мне пленный грек на своём наречии.

     «Выходит, я прав?», удовлетворённо подметил я. «Я ведь так и знал, что это Египет! Вот только что меня здесь ждёт? Это колыбель цивилизации или колыбель разврата? Ведь согласно той же Библии, Мицраим – это скорее ад, чем рай; пристанище грешников».

     – Я немец из будущего. – Представился я. – Квакль-бродякль по имени Шмыгль.

     Я не стал объяснять, что чистых наций у нас уже почти нет – всё равно не поймут.

     – Элленики. – Ткнул себя в грудь пленник.

     «Ну, точно: грек».

     – Бер-Бер, Либья, Мешаваша, Дешрет. – На разные лады выпалили остальные; кто б сомневался – они ливийцы. Их кожа была такой же светлой, как у греков или атлантов – во всяком случае, азиатами или типичными африканцами (как эфиопы или нубийцы) я бы их не назвал. Конечно же, они были гораздо смуглее современных кельтов или скандинавов; просто светлая, но загорелая кожа. Не кожа индейцев, но бронзовый загар светлой расы.

     – Что вы будете с ним делать? – Кивнул я в сторону родича атлантов.

     – Выкупит себя трудом. – Ответили мне путники. – Нам пора идти.

     Я же, всё ещё пошатываясь (теперь я был сыт, но дико устал) пошёл в обратную от них сторону.

     Всё же я забыл отметить, что в те времена пустыня не была столь огромной, столь обширной (как сейчас): она тянулась не такой уж широкой полосой между средиземноморским побережьем Африки и саваннами. М-да, Сахара тогда была молода и мала размерами. А потому несколько дней пути, никуда не сворачивая, не плутая – и я почти вплотную приблизился к Кемет; я почти уткнулся в неё. Взобравшись на холм, я увидел совсем иную картину: передо мной, там, внизу лежала плодородная долина, и совсем вдалеке – голубой капилляр по имени река Нил. Вторая Атлантида… А долина и впрямь была черна: не дурак был тот, кто назвал страну «Кемет».

     На сегодня я выдохнулся окончательно; пора сделать длительный привал. Да, когда-то, в классе пятом, я умудрился пойти в паломничество (тогда я посещал церковь), и мы прошли сто одиннадцать километров за два с половиной дня. Но тогда мне было двенадцать, а сейчас – тридцать один (было бы, если бы я жил в той жизни). Сколько мне сейчас – сказать трудно; около полутора лет в Атлантиде, несколько дней в Лемурии и несколько лет в Гиперборее – я уже потерял счёт и дням, и часам. Бог его знает…

     Я очнулся оттого, что кто-то смотрел мне в глаза. Я почувствовал это на подсознательном уровне.

     Я вскочил, как ужаленный, но быстро пришёл в себя: это был мой сфинкс. Маленькое Зло зевало, но ему не терпелось идти дальше.

     – Она помолодела, знаешь? – Как бы, между прочим, мяукнул сфинкс.

     – Кто – она? – Переспросил я.

     – Чёрная страна. Мы сейчас находимся примерно в третьем тысячелетии до нашей эры.

     – Но тогда откуда мог взяться вчерашний эллин?

     – Вот именно: это было вчера. А сегодня Солнце за одну ночь помолодело на пару тысяч лет, поэтому вряд ли мы ещё увидим греков – во всяком случае, здесь.

     – Но с чего ты это взяло? Даже если так: как так могло произойти?

     – Как вышло? Я не знаю. – Уклонилось Маленькое Зло. – Я ставлю перед фактом; чтоб ты знал, что мы теперь в Древнем царстве (как ты и хотел в своих снах). Вот такой тебе сделали подарок.

     Меня всегда интересовал Египет додинастического периода, а также периода первой династии; по принципу, чем древнее – тем египтее (если можно так выразиться). Потому что именно тогда всё это сложилось, зародилось (культура, обряды, всё прочее). И когда однажды мне приснился дурацкий сон про то, как Сет и Анубис стояли вечерком и курили сигареты, я чуть не перекрестился, потому что такие образы есть чрезвычайная скверна; кощунство и неуважение по отношению к истории Древнего Египта.

     Что же я увидел, когда волею Креатора я оказался в самом начале пути Кемет? Той страны, которую мы потеряли (но которую толком и не знали).

     Я стоял где-то вдалеке, и лицезрел, как строятся великие пирамиды; мне довелось, посчастливилось сие увидеть! Я видел, как с небес спустились какие-то пришельцы, которые начали управлять строительством тех могучих сооружений. Я хотел присоединиться к их общему делу, но стопы мои налились свинцом, и я не смог сделать и шага. Как же мне было интересно!

     А потом я точно на летающих сандалиях перенёсся в какой-то храм или дворец, и своими глазами увидел восседающего над всеми правителя и Верхнего, и Нижнего Египта; объединителя, величайшего из Посвящённых. Менес это был, или Нармер – мне не открылось. Господи, как же мне хотелось подбежать к этому человеку (или воплощённому божеству?), и уткнуться ему в его колени, как кутёнок! Он был такой огромный… Такой могучий, сильный, уверенный в себе; я мечтал, чтобы у меня был такой отец! Мне так хотелось, чтобы Посвящённые приняли меня в своё тайное сообщество; чтобы они научили меня чему-то особенному и сверхъестественному… Чтобы я тоже стал частью чего-то великого, а не пешкой в мире двадцать первого века, который мне совершенно неинтересен – ни своей хай-тек архитектурой (готика мне ближе), ни своими небоскрёбами (избы и замки мне милей), ни своими машинами (моё здоровье мне дороже).

     Но видения мои закончились, и я, теряя равновесие, шлёпнулся на землю, и лежал я так довольно долго. Се, грядёт новый рассвет – что он мне принесёт?

     Я поймал себя на мысли, что я уже в себе, и куда-то явно направляюсь; странным показалось то, что правое моё плечо прямо-таки отваливалось – что такое тяжёлое на нём сидело?

     Ба! Сфинкса и след простыл; куда он подевался? Зато на его месте какая-то важная птица – с длинным, вытянутым, изогнутым клювом и белым оперением.

     «Ибис!», догадался я.

     – Можешь не объяснять. – Сказал я, уже ничему не удивляясь. – Теперь ты такое, моё Маленькое Зло?

     Птичка, являя собой отдалённое сходство с аистом, утвердительно кивнула. Ну, надо же: это первый раз, когда оно меняет свой облик дважды, находясь в каком-то одном мире (ранее, в других мирах мой верный друг и товарищ оставался неизменным по внешнему виду в пределах одной локации – в Атлантиде хомяк, в Лемурии – лори, в Гиперборее – бурундук).

     И пошли мы с ним дальше, пока я не остановился, сказав:

     – Вот что, дружок: иди-ка ты рядом – или впереди, или позади, или лапка в лапку сбоку (а то и вовсе лети); больно ты тяжёлое, однако…

     – Не могу. Нельзя. Не положено. – Пояснил ибис.

     Мы прошли ещё. Но когда он меня «пометил», я не выдержал:

     – Послушай, а тебе не кажется, что это уже слишком?

     – Я – священный ибис! – Горделиво выговорило Маленькое Зло.

     – Священный-то, священный; вот только гадит за троих – я до самого Нила теперь не отстираю твои пятна!

     Боже, насколько может разобидеться птица! Как она на меня посмотрела… Кажется, я перегнул палку: так на меня мой пушистый ком ещё не смотрел никогда. Птица отлетела и уселась на дороге.

     – Хочешь, я покину тебя? Навсегда. – Чуть не плача, произнёс ибис. Сейчас он стоял на одной лапке, а другую приподнял и согнул в колене. – Больше ты меня не увидишь. – Добавил он и улетел.

     Что я натворил? Чёрт с ними, метинами этими… Я друга потерял! Может быть, единственного в своей жизни…

     И в тот самый миг я превратился в лягушонка! Совсем, даже для посторонних глаз – ибо я уже был в самом Египте, и мимо меня проходили обитатели этой чарующей страны. Теперь я был кваклем даже для египтян.

     – Нил ещё не разлился, а жабы уже вылезли! – Сердито скосив на меня глаза, пробурчал один из них.

     Я почувствовал себя самым сраным куском дерьма, если честно; прошу прощения за сквернословие.

     Я постарался взять себя в руки, и начал исподлобья наблюдать за жителями Та-Кемет. А что ещё мне остаётся? Сошёл с дороги (дабы не растоптали), и вот, сижу себе и сижу. Греюсь на солнцепёке.

     Почти все египтяне носили обтягивающую одежду и парики – кошмар, лысыми были даже их женщины! Но это не от болезни, а от жары – так тут было принято. Сами же они выглядели, как… Стоп.

     Это были не семиты и не кушиты; я не смогу детально их описать, а лишь скажу, что это словно иная раса: эти людьми были неземными. Окрас их кожи варьировался от бронзового до кирпично-красного, и ростом они были повыше меня (как если бы я оставался человеком). Что и удивительно: я-то думал, что в Африке или той же Поднебесной люди гораздо ниже ростом среднестатистических европейцев! А вот чёрта с два.

     Наконец, меня заметили (стало быть, я снова – человек?).

     – Негоже издеваться над священной птицей. – Начал стыдить меня какой-то египтянин, подойдя ко мне ближе. – Оставь бедную птицу в покое.

     Боже, как я обрадовался! Значит, Маленькое Зло не бросило, не покинуло меня? Не предало, не оставило меня на растерзание шакалам, которые бродят по ночному Кемет и поедают падаль. И как я не заметил, что оно снова рядом?

     – Видать, человек ты мудрый, коль нашёл общий язык с ибисом. – Продолжил незнакомец, но в голосе его уже начала проступать не агрессия, а самый настоящий ироничный юмор. – Ты лучше б взял да чем полезным занялся! Сидишь тут, отлыниваешь от работы…

     – Да я б с радостью! – Оживился я. – Куда идти? Что нужно сделать?

     – Хех. – Внимательно посмотрел на меня мой новый знакомый, прикрывая рот, чтобы не рассмеяться. – Рядом есть карьер; смотри, чтобы он не стал тебе могилой – больно ты худющего телосложения.

     «Это же хорошо», подумал я. «Хоть какую-то работу найду; к строительным работам мне не привыкать».

     И что вы думаете? Поплёлся я на карьер, и мне тут же дали задание! Делал что-то, не сидел. Таскал носилки с песком в паре с каким-то иностранцем (нубийцем, наверное, ибо он оказался темнокожим). Пот лил с меня градом, но я продолжал выполнять свою работу.

     Я был в шоке, когда пришёл инженер, и установил на треножнике какой-то прибор! Батюшки мои, это же прообраз теодолита, нивелира, электронного тахеометра! Только очень древний такой.

     С умным видом инженер начал смотреть в свой агрегат. Мимо прошли рабочие с рейками и уровнем – они пошли дальше, на другой объект. Этот же остался на месте, и начал вычислять всякие там углы да превышения. Что с моей памятью? В той жизни я был геодезистом-картографом, а в этой ни черта не соображаю! Всё позабывал…

     – Умеешь? – Рявкнул инженер, и вытащил бич, чтобы им ударить меня, ведь я – простолюдин. – Чего уставился? Если не знаешь – так хотя бы не мешай.

     Мне так захотелось звездануть ему; всыпать пару «ласковых»; я еле сдержался. Но к вечеру я доказал, чего стою, и на меня обратили внимание: я набрался смелости, наглости и решительности, и встал за треножник сам. И у меня получилось! Было не криво.

     Древнеегипетские мужчины оценили и меня, и мою работу; они поняли, что перед ними – незаурядный человек.

     – Много в тебе талантов. – Заговорил со мной тот, кого прежде, доселе я не видел. То был зодчий по имени Хори. Рядом стоял и другой зодчий, Сути – с ним я уже был знаком.

     – Не желаешь ли сделать что-то для богов? – Предложил Сути, и выжидающе замер.

     – Что именно? – Пот лил с меня градом; устал, как собака, за целый день, и вместо еды – какая-то миска с не пойми, чем. Но зато хоть не били, как других рабов – и то ладно.

     – Для начала пусть вместе со всеми прочими отправляется на создание искусственного озера Биркет-Абу. – Недоверчиво проворчал Хори. – Посмотрим, справится ли он там… И вот тогда будет совсем другой разговор.

     На том и порешили.

     Эти двое уселись на колесницу, а я, как и другие рабочие, пошёл за колесницей пешком. Я-то думал, что на сегодня уже всё; какой там…

     В принципе, шли мы недолго, и вышли к западному берегу Нила недалеко от Фив.

     – Это здесь; пришли. – Подал жест рукой Хори (похоже, он тут главный).

     – Чего встал? – Окликнул меня Сути. – Вперёд. Размеры водоёма – 1005х2500 м. Размеры тебе даны; приступай. Или плети захотел?

     – А отдых? – Не понял я. – Вечер же уже…

     – Какой отдых? – Рассмеялись мои начальники. – На том свете отдохнёшь… Если имена всех сорока двух богов назовёшь!

     Но постепенно доверие ко мне росло; ко мне стало относиться лучше, снисходительнее. Вы не поверите, но меня даже познакомили с главным архитектором! Который и вызвался строить фараону «Озеро Наслаждения».

     – А почему так назвали водоём? – Поинтересовался я у одного из своих «коллег».

     – Дабы наш земной Осирис омывал в нём чресла свои; омовение ритуальное и…

     – А-а-а… – Протянул я. – Ну, аминь тогда.

     – Какой аминь? – Огрел меня Хори.

     – Какой аминь? – Стукнул меня Сути.

     – Вот негодяй! Мы-то думали, он – ливиец… А ты, оказывается, еврей???

     Долго же мне пришлось переубеждать египтян в том, что никакой я не еврей (и даже если предположить, что еврей – что такого-то?). Просто я не знал, не понимал, что пуще всего ненавидят в Кемет именно новых жителей Ханаана, что вышли некогда из Ура Халдейского.

     – Никогда больше не произноси этого слова! – Ругались Хори и Сути. – Никакого «аминя» из твоих уст!!!

     Это всё лирика, а между тем шёл уже который месяц, а я вместе с остальными продолжал сооружать Биркет-Абу.

     – А как зовут главного архитектора? – Спросил однажды я, сгорая от любопытства. – Видеть – видел, а имени – не знаю.

     – Оно тебе надо? – Отвечали мне. – Но вообще – так же, как и нашего фараона.

     – А фараона как зовут? – Прикинулся дурачком я (хотя я действительно не знал, во времена какой династии я живу).

     Я думал, они меня прибьют!

     – Да ты совсем, что ли? – Возмутились  мужи древнеегипетские. – Имнхотеп имя фараону, да пребудет он с нами вечно и вовеки славен он!

     И тут до меня дошло (как до утки на третьи сутки), что нахожусь я в Кемет времён Аменхотепа III, а тот архитектор – это сын Хапу. Теперь всё предельно ясно и понятно: я снова в золотом веке! Ибо Та-Кемет при правлении того дядьки сильно, сильно поднялась.

     У меня сложилось стойкое убеждение, что в Египте барахлил временной счётчик – точно портал, через который я сюда проник, был неисправен. Ведь уже третий раз происходит сбой: то я попал в Кемет, когда в нём были (пусть и пленные) греки; то меня перекинуло аж на ранний этап эпохи Нармера. И, наконец, я ныне в царстве фараона Аменхотепа.

     Время не стоит на месте (даже в Древнем Египте), и строительство Биркет-Абу было завершено. Нам выдали жалованье (скромное, конечно – но что делать?), вот только радовался я рано.

     Не прошло и нескольких суток, как вздумалось фараону заиметь себе дачу (виллу, фазенду, «загородный дом»). И его тёзка любезно согласился – подписав и себя, и нас на очередной «контракт».

     Прошло несколько лет, и на западном берегу Нила возле столицы был построен загородный дворец Аменхотепа; он получил название «Дом Ликования». Он представлял собой огромное одноэтажное сооружение из кирпича-сырца, с превосходными росписями на потолках, стенах и полах. В дворцовый комплекс входили и дома придворных, мастерские, дома ремесленников. Возле этого храма была создана аллея из сфинксов, изваянных из розового гранита, а перед его пилонами были воздвигнуты две огромные статуи фараона, ныне знаменитые «колоссы Мемнона», каждый из цельной каменной глыбы высотой двадцать один метр и весом более семисот тонн. Ещё, я участвовал в доставке двух огромных изваяний фараона  для общегосударственного храма в Карнаке (по крайней мере, одно из них имело высоту двадцать четыре метра). Также, я занимался добычей камня для заупокойного храма фараона, изготавливал миниатюрные фигурки из стеатита, колоссы для Фив; строил погребальные покои для писцов и жрецов некрополя.

     За всё то время, что я трудился в каменоломнях, ко мне присматривались, и даже дали новое имя! «Имховертеп» отныне я, и мне стало интересно, которое из частей того слова имеет ко мне хоть какое-то отношение – «имхо» или «вертеп». Также, я хочу отметить, что мне было тяжелее вдвойне, нежели другим, поскольку моё превращение наградило меня рядом черт, человеку несвойственных – где вы видели лягушку, которая пашет, как вол? Она лишь прыг-прыг в водоёме, с листа на лист. А мне приходилось работать, зная, что у меня не ноги, а перепончатые лапы, и кожа болотного, зеленоватого оттенка.

     Иногда, после работы (во время перерыва на обед в выходные дни) мне доводилось видеть самую настоящую оргию, когда к трудягам вроде меня приходили их женщины, и они все, совершенно никого не стесняясь, занимались битвой полов в самых разных позах. Я в жизни не видел столько голых тел одновременно! Это была жуть. Ставку мне повысили, и я мог заказать себе наложницу. Боже, упаси: во-первых, для меня подобное поведение неприемлемо в принципе; во-вторых, в моём сердце я хранил любовь только к одной женщине, и ей была Румелия из Атлантиды. Ни на кого её не променяю! Соблазнов много, но не поддался я. Упасть – легко, а вот подняться… Поэтому я отворачивался к сношавшимся спиной, и в уме набрасывал сюжет для книги, которую вы сейчас читаете.

     Однажды меня нашёл Птахмес, верховный жрец. Вначале он долго и напряжённо спорил о чём-то с Аменхотепом (разумеется, с тем, который архитектор), а потом подозвал меня пред свои очи.

     – Целуй. – Сказал Птахмес и протянул мне свои ноги.

     Я решил не испытывать судьбу, и слегка прикоснулся к ним – кто знает, сколько мне ещё тут быть? Мне ещё тут жить.

     – Слышал о тебе. – Сказал жрец. – Не хочешь ли сменить профессию?

     Единственное, что я умел в своей жизни – это заниматься строительством зданий и сооружений (написание книг, сочинение музыки и рисование не в счёт, потому как хобби). Но я уже выдохся в этой знойной пустыне (до Нила не рукой ведь подать, хоть он и близко), а потому приготовился согласиться: вдруг в прохладных храмах мне повезёт больше?