Текст книги "В поисках рая (СИ)"

Автор книги: Илларион Герт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 13 страниц)

     Щиты с изображением Солнца, барабаны…

     – День Солнца? – Догадался я.

     – Верно. – Утвердительно кивнул Архонт. – Это важное, но необязательное событие в жизни нашего города и нашей страны в целом. Это просто напоминание; нужно помнить этот день, ибо сегодня Солнце всё ещё над нами, как и много веков назад, во времена первого нашего владыки. Всё так же Солнце светит, согревая нас. И мы рады этому.

     Уже вечером, вернувшись из города и гуляя по местным окрестностям, селению Архонта, я наткнулся на большущий камень, в который по самую рукоять был воткнут огромный меч. И ходил-бродил я вокруг этого камня кругами. Я попытался было вытащить меч – но не тут-то было! Я и ногой опёрся о камень; и так, и сяк – и никак. Ни дать, ни взять – король Артур (только у того бы получилось).

     – Каши мало ешь. – Сказали у меня за спиной. Я почувствовал сзади чьё-то дыхание и запах сирени.

     Я обернулся.

     В метре от меня стояла высокая и красивая женщина с длинными, распущенными волосами иссиня-чёрного цвета. Сказать, что она была просто красива – значит, обмануть вас: эта женщина (а точнее, девушка) была очаровательна! Никогда не встречал таких. Я разинул рот от неожиданности, но Маленькое Зло быстро мне его прикрыло, недружелюбно ворча.

     – Дай сюда. – Молвила девица, подойдя ближе. Она отодвинула меня в сторонку, как ненужную вещь, и, шутя, вынула из камня злополучный меч.

     Я никогда не видел настолько сильных женщин. Нет, она не была ходячей горой мышц (бицепсов там всяких); эта была природная сила – равно как и её красота.

     – Держи. – Протянула она мне то холодное оружие, насмешливо прищуриваясь.

     Я выхватил из её рук меч, но грохнулся на землю вместе с ним – какой тяжёлой оказалась эта штуковина! И как они машут ещё, мечами этими, в течение двух-трёх часов боя? Блин, я даже поднять его не смог… Вот же незадача.

     – О-о-о… – Протянула мне незнакомка, не скрывая своего презрения. – Ц-ц-ц. – Добавила она, и исчезла так же неожиданно, как и появилась. Даже не подав мне руки для того, чтобы я поднялся.

     А я остался лежать на земле, рассматривая всяких разных букашек. Я что, влюбился, что ли?! Да быть того не может. Бред…

     Влюбился я, или нет, но мне захотелось увидеть ту женщину снова, и поговорить с ней. Хоть о чём, неважно; просто с девушками атлантов я ещё не… Не общался.

     На следующий, третий день моего пребывания в Атлантиде, прогуливаясь среди цветущих полей, я встретил Черновласку вновь – так я сам для себя окрестил ту женщину, что лицезрел вчера.

     Она была примерно на голову выше меня, и собирала цветы – таких прекрасных цветов я в жизни не видывал! В той жизни.

     – А, опять ты. – Без особого восторга в голосе проговорила она. Оно и понятно: куда мне с ней тягаться.

     Знаете, я не из тех, кто нагло навязывается; не стал я докучать, и поспешил пройти мимо.

     – Наши говорят, ты не местный… Ты из Афин или из Спарты? – Услышал я уже за своей спиной.

     – Нет. – Я повернулся.

     – А откуда же ты тогда? Афиняне приплывают к нам иногда; спартанцы – много реже.

     – Я из будущего. – Только и осталось ответить мне. Зато – начистоту.

     – И как там? В будущем? – Карие глаза молодой красавицы заблестели.

     – Для того чтобы понять это, нужно жить там. – Попытался я отвертеться от не совсем приятного для меня разговора, ибо это лишний раз напоминание о том, что я теперь другой; мягко говоря, не в своей тарелке.

     – Поможешь мне набрать воды из колодца? – Резко сменила тему атлантка.

     – Конечно, – Ответил я, ибо ещё никто не посмел упрекнуть меня в том, что я отлыниваю от работы или отказываю кому-либо в помощи, просьбе.

     Мы пошли за водой – но не к колодцу, а к тому самому пруду, на котором вчера бывал Архонт, наловив в нём рыбы.

     У пруда уже стояла какая-то то ли бочка, то ли бадья; кадка, ведро – не знаю; такой сосуд я видел впервые.

     «У нас бы уже спёрли», мрачно подумал я. «А тут стоит себе, и никто до сих пор не украл».

     «Кувшин» был изысканной, ручной работы – оригинальный такой. У нас если только в музеях поискать… Или у кого в частной коллекции.

     – Я наберу; ты понесёшь, – Заявила атлантка, а мне пришлось принять это как факт: я так понимаю, пререкаться с этой девицей (при всём при том, что я далеко не подкаблучник) будет ой как сложно.

     Я стоял и наблюдал за движениями атлантки, и не переставал поражаться её силе и ловкости. Как она черпала воду – это надо было видеть!

     «Наверное, у них все такие», промелькнула у меня мысль.

     – А то! – Вставило свои пять копеек Маленькое Зло. Ах, да: я и забыл, что оно может читать мысли.

     Атлантка была младше меня лет на «-надцать», но была очень горда, непокорна, своенравна, вынослива и даже властна. Хрупкостью там и не пахло. Думаю, если мы сядем с ней за стол, и начнём заниматься армрестлингом, исход боя будет очевиден. Она казалась очень взрослой и упрямой; это отражалось в её взгляде, поведении, даже походке. Нет, она была очень даже женственна – талия, руки, бёдра… Просто очень сильная.

     – Ты там уснул, что ли? – Тронула меня за плечо та, про которую я вам сейчас пишу. – Я уже всё.

     Я взвалил на свои плечи тот глиняный сосуд, наполненный студёною водицей, но закряхтел под его тяжестью почти сразу же.

     – Ты чего хилый такой? О, боги… – Атлантка была вне себя. – Я каждый день таскаю его, и это ещё не самый большой сосуд, который ты видишь перед собой.

     И она взвалила его себе на плечи, и понесла, точно пёрышко какое.

     – Давай теперь я, – Предложил я на полпути. Да как так? Взрослый мужик тёплым летом не утащит ёмкость с водой? Ну и что, что она размером с меня.

     Мы поменялись. Маленькое Зло пересело к атлантке, а ваш покорный слуга Шмыгль поковылял по ухабам к ближайшему селению.

     Один Бог ведает, сколько метров я прошёл с грузом на своей спине (не забывайте, что я ведь теперь квакль; это их очам я предстаю в образе человека); в конечном итоге, идя по каменистой дороге, я споткнулся и упал, больно ударившись. Это была катастрофа: у меня с детства малейшая царапина заживает месяцами, а тут разбитое колено (благо, хоть не вывихнутое, не сломанное), из которого фонтаном хлыщет кровь…

     Я думал, атлантка меня прибьёт – вернее, добьёт: я и так почти что труп (а не далее, как пару дней назад я был труп всамделишный). Вместо этого она перевязала своим платком мою ногу, но взгляд её был суров. Разумеется, она была расстроена: воды нет, сосуд разбит; валяются осколки на земле, сверкая острыми краями.

     Остаток пути мы шли молча; я – прихрамывая, атлантка – неспешно идя. Маленькое Зло также хранило молчание.

     Когда мы вернулись в селение, я решил проводить свою новую знакомую до крыльца её жилища.

     – Иди уже, – Бросила она, мне вслед, давая понять, что она возвращается одна, но с гордо поднятой головой (хотя, судя по всему, она расплакалась бы, если бы стояла ни без кого).

     Но я был упрям.

     – Покажи мне, где твой дом; я расскажу, как всё было.

     И мы пришли, и я объяснил отцу девушки, что это я разбил сосуд с водой и готов понести любое наказание за это.

     Тот внимательно выслушал меня, не проронив ни слова во время моего рассказа. И по его окончанию на его лице не дрогнул ни один мускул.

     – Ну, хорошо. – Наконец, произнёс этот седовласый господин (именно господин, поскольку одеяния его были нарядны, и держался он очень важно, с достоинством, но без надменности). – Вернёшь мне всё; причём, своими руками. Даю тебе три дня.

     Вот так я вляпался; в самые первые дни своего пребывания в раю. Одного я понять не мог, взять в толк: что значит – вернуть своими руками? Мне что, руки отрубят, что ли?!

     – Горшок будешь лепить, дурень. – Поспешило меня успокоить Маленькое Зло. – Из глины.

     – А если у меня не получится?

     – Ох, лучше б получилось…

     Намёк я понял. И поскольку дело было ранним утром, в обед я решил выведать у Архонта, куда б податься подмастерьем, чтоб изготовить точно такой же сосуд; такой же красочный и расписной.

     – Точно такой же? – Недоверчиво скосил на меня свои глаза атлант за обедом, уминая вкуснятину. – Ну, это вряд ли, судя по твоему описанию. Не каждый мастер данного искусства, не всякий владелец гончарного ремесла способен воссоздать такой шедевр, даже если будет очень стараться.

     – И что ж мне теперь делать? – В отчаянии закричал я.

     – Начни с малого; с простых вещей. Вылепи, как сможешь и что сможешь – а там видно будет. И вообще, утро вечера мудренее.

     – Но сейчас же день! – Возразил я.

     – У меня много работы, и вернусь я очень поздно. А тебе советую быть более осторожным – дабы опять чего не натворил. И пушистого своего покорми – а то пялится голодными зенками на наш обеденный стол. Облизывается.

     Про Маленькое Зло я и позабыл – оказывается, оно тоже нуждается в пище.

     – Я полагал, такие, как вы, святым духом питаются! – Начал я. – А в твоём случае – каким-то другим «духом», ибо ты существо из Ада.

     – Нет, мне требуется самая что ни на есть материальная еда. – Обиделось на меня Маленькое Зло. – С того самого момента, как я в Атлантиде, у меня маковой росинки в пасти не было.

     С разрешения жены Архонта я насытил своего бессменного приятеля остатками еды, и теперь Маленькое Зло выглядело довольным и даже счастливым.

     Пока мой дружок вылизывал свою шёрстку, я гадал над тем, как молодая девушка преспокойно так может гулять с незнакомым парнем. Совершенно не боясь чужого присутствия, собирает себе в поле букет из благоухающих соцветий, а потом ещё и доверяет первому встречному нести ведро с водой. Просто, люди же бывают разные! Вдруг я приставать начну? Ну, ладно: это я слабенький такой, неказистый; такая крепко сбитая атлантка сможет дать отпор (да я и не из тех, кто бы распускал свои руки)… А если б это был двухметровый амбал? Дело даже не в этом: у них без разницы, с кем совершать прогулку? Что свой, что чужой. Просто я наслышан о некоторых культурах, этносах, в которых запрещено даже парой фраз обмолвиться представителям разных полов (особенно если девушка молодая, а то и несовершеннолетняя). Не допустил ли я вольности в общении с противоположным полом? Ведь опыт у меня нулевой! Где-нибудь в Саудовской Аравии меня бы точно забили бы камнями насмерть за моё поведение. Это я понимаю, что я не совершил ничего дурного (кроме того, что сломал чужой предмет); но ведь традиции и обычаи различных народов порой так разнятся между собой!

     – Вот именно. – Поддакнуло мне Маленькое Зло. – Возможно, здесь всё иначе, и девушка смотрит на парня не как потенциальная жертва на потенциального негодяя, а как один добрый друг на другого доброго друга. То, что тебя гложет – пустое; лучше думай о том, как возместить ущерб.

     – Спасибо тебе! – Неожиданно для себя поблагодарил я.

     Маленькое Зло сделало вид, что этого разговора не было; и, слава Богу – мне стало легче на душе. Так закончился этот день.

     Ни свет, ни заря кто-то прокрался к дому Архонта – даже калитка не скрипнула. Я, конечно, жаворонок по своей натуре, но Солнце едва взошло! Я проснулся, и немало удивился: я-то думал, что все ещё смотрят десятый сон! Однако главный атлант этой усадьбы уехал по своим делам, а его жена и дети уже с раннего утра возились по хозяйству (ну, надо же, молодцы какие), и только я ещё валялся – хм, это несколько непростительно для меня. Ночная жизнь двадцать первого века, где с наступлением тьмы жизнь только начинается – это явно не про Атлантиду. Тут всё более чем канонично, ортодоксально, олдскульно: ночью люди спят, а днём – бодрствуют. И, знаете – мне это даже понравилось; я сам предпочитаю по ночам спать.

     – Почему ты меня не разбудило? – Накинулся, набросился я на Маленькое Зло.

     То съёжилось от страха, и с обидой ответило:

     – Ещё довольно рано; я само ещё сплю.

     – Но ты же слышало какую-то возню? Что это был за шум? Это кто-то чужой! Я мигом глаза продрал…

     – Если бы нас хотели убить, то давно бы уже это сделали. – Зевнуло моё чудище.

     – Очень смешно! – Передразнил, перекривлял я своего оппонента. – Пойдём, выйдем? Во двор. Поглядим, кого и каким ветром сюда занесло.

     У меня отлегло от сердца: за дверью стояла знакомая уже мне атлантка, и грызла какой-то фрукт.

     – Пойдём бороться. – С порога кинула мне она.

     – Что делать? – Переспросил я, не понимая.

     Вместо ответа та потянула меня за руку, уводя за собой.

     – Куда ты меня тащишь???

     Дорога была знакомая – в сторону пруда. Но до него мы не дошли, а свернули на полянку.

     – Давай, – Выжидающе бросила мне эта странная девушка.

     Я был ошарашен: она сейчас повела себя так, словно я ей ровесник! Но мне же не пятнадцать… Мне уже раза два по пятнадцать.

     Не дождавшись от меня никаких действий, атлантка перехватила инициативу в свои руки, и начала толкаться сама, пока я не оказался на земле. А она возвышалась надо мной, как гора над морем.

     – Больше тебя с собой не возьму! – С досадой сказала атлантка.

     – Это я больше никуда с тобой не пойду; ни под каким предлогом. – Вторил ей я, поднимаясь с земли и отряхаясь – а, между прочим, ночью моросил небольшой дождь, и земля была ещё мокрой. Так что я теперь был грязный, как… Ну, вы поняли.

     Похоже, теперь дошёл черёд до атлантки как следует проанализировать ситуацию и понять, что что-то кем-то было сделано не так. А потому она поспешила оправдаться:

     – У нас так принято; это такое развлечение – бороться друг с другом на рассвете.

     – Странное развлечение. – Недоумевал я.

     Глядя на осунувшееся лицо этой «дикарки», я решил разрядить обстановку:

     – Зато теперь мы квиты: я профан по части набирания воды, а ты со своей борьбой явно была не к месту.

     – Значит, мир?

     – Выходит, так. – Ответил я, но уголки моего рта не изобразили улыбку.

     Мы вернулись в селение. Каждый отправился по своим делам: я – помогать по хозяйству своему дому, а атлантка – заниматься тем же самым по отношению к своему жилищу.

     Вечером наши пути пересеклись опять.

     – Куда держишь путь? – Спросил я.

     – Иду набирать воду; у нас большая семья. А ты?

     – Владыка этого дома пристроил-таки меня к одному вашему гончару; буду учиться делать посуду. Своими руками.

     И это воистину было здорово: научиться чему-то новому; собственноручно что-либо изготовить. Передо мной был гончарный круг, которым я с десятой попытки наловчился пользоваться.

     Вода и глина, да моё терпение – вот и всё умение. Первый блин, разумеется, комом; зато потом… Хвалиться я не стану, но мой мастер сказал, что я далеко пойду – если буду стараться в том же духе.

     – Устал? – С интересом спросила атлантка, окликнув меня, идущего по улице.

     – Да как краб на галерах. – Протянул я: я действительно устал, и мои руки были, как крюки. Ноги тоже подкашивались, но это потому, что я их отсидел, и застывшая в венах кровь теперь медленно, но верно разгонялась при движении вновь.

     – Завтра я иду стрелять из лука; пойдёшь? – Предложила атлантка, хитро улыбаясь своими жемчужными зубами.

     – Отчего ж не пойти? Пойду! – Согласился я.

     Но Маленькое Зло вымотало мне все нервы.

     – Ты с какой целью здесь пребываешь?

     – В смысле?

     – Кто-то упорно разыскивал рай. – Напомнило мне оно. – Быстро же улетучились твои стремления. Ты целыми днями только и делаешь, что ничего, да обхаживаешь атлантку!

     – А может, я его нашёл? Этот самый рай. – Взбесился я. – И что тебе до моей соседки по улице? Ревнуешь?

     – Больно надо. – Пробурчало Маленькое Зло, округлив глаза (так его ещё никогда не оскорбляли). – Просто задумайся, какой смысл ты вкладываешь в слово «рай». Что оно значит для тебя на самом деле? Если слоняться целыми днями, и страдать ерундой – то это локальный рай, который можно найти и на планете Земля даже в этом твоём двадцать первом веке. Если же ты хочешь чего-то более глобального, реального, настоящего, но вместе с тем – такого, о каком повествовали Древние… Волшебного, необычного, так не похожего ни на что; неземного, я хотело сказать.

     Я дал себе по лбу и поймал себя на мысли, что мой грызун – никакое не Маленькое Зло; это Маленькое Добро, или Голос Совести – вероятнее, такое прозвище было бы точнее, подошло бы ему больше.

     Настал пятый день моего нахождения в Атлантиде, и сегодня атлантка пытается научить меня стрелять из самого настоящего лука.

     – Вот; смотри, как надо. – Обучала меня она, своими руками направляя мои. По моему телу пробежало тепло. Мне вдруг стало так спокойно! Её уверенность передалась и мне.

     Атлантка… Да какая она – атлантка? Амазонка. Зена из одноимённого телесериала конца девяностых – начала нулевых (на котором сидели многие). Смелая, храбрая, решительная и целеустремлённая. Поневоле я восхищался ей, ибо никогда такой не встречал в своей прошлой жизни. Наши бабы – какие? Уткнутся в свой айфон, да лайкают свой Инстаграм. Или семечки лузгают. Сплетни собирают, разлёгшись на мягком диване да отращивая мягкое место. Или наращивая когти (плюс нанесение крайне неприятного на запах лака, от которого болит голова), а потом не хотят прибираться. Лентяйки, эгоистки, феминистки. Твердят, что современные мужики – не мужики; что не умеют ничего, даже гвоздь забить. А – сами? Многим лучше? У них я тоже могу найти кучу подводных камней, потому-то современные женщины мне и неинтересны. Я с удовольствием смотрю западные фильмы 60-летней давности, и тащусь от Одри Хепберн и Ингрид Бергман, потому что они какие-то настоящие, что ли; им веришь. Вот и сейчас, глядя на эту юную гречанку, я проникаюсь: хозяйственная, не чурается любого труда, не выпендривается, не понтуется, не заносится (хотя поначалу мне так казалось); думаю, её отец и мать счастливы, что вырастили такую дочь. Если б я жил в её эпоху? Наверное, я боролся бы за такую женщину! Понравилась она мне (хотя я гнал от себя эти мысли, как только мог). А так, она, хоть и младше меня сейчас, а по сути, во много сотен раз старше моей прабабушки, и моя симпатия к этой особе столь же обречена, как симпатия гнома Гимли к эльфийской владычице Галадриэль, которой ого-го, сколько лет (столько не живут, если что).

     – Сколько ж тебе лет? – Спросил вдруг я на волне всех этих своих мыслей.

     – Год назад исполнилось восемнадцать полных земных оборотов вокруг нашего Солнца.

     – Стало быть – тебе девятнадцать? – Я был сбит с толку.

     – Ну, да. – Ответили мне, точно это само собой разумеющееся, а я настолько туп и глуп, что просто некуда податься; хоть под стол лезь.

     – Для чего вам стрелять из лука? – Поразился я. – Разве Атлантида – не рай? Разве вы – на пороге войны?

     Моя «Зена» резко выпрямилась, и очень холодно, плотно сжатыми губами разъяснила:

     – Мы боролись за этот рай. Мои предки полегли за него. Теперь у нас царит мир, но так было не всегда. Поэтому даже женщины из нашего народа владеют и стрельбой из лука, и кинжалом, и копьём.

     Больше я не задавал вопросов, хотя ранее я был уверен, что Атлантида являлась раем изначально; рай, выстроенный через вооружённое столкновение – это бдительный мир, а не рай. Это известие меня расстроило, потому что я искал рай идеальный – рай, уже сотворённый раем, а не вымученный путём пробок и ошибок.

     Настал шестой день моей персональной Атлантиды, и я отнёс отцу своей атлантки обещанный кувшин. Конечно же, не такой, какой разбил я, но я, правда, очень старался. Изо всех своих сил.

     Старик обсмотрел плод моих стараний и так, и эдак; перевернул его вверх дном и даже потряс в своих руках.

     – Добро. – Молвил он, и для меня его слова были, точно бальзам на душу – более того, меня ещё и пригласили в их дом на трапезу; какое счастье!

     Так я узнал, что красотку мою зовут Румелия, и помимо неё, в их семействе ещё пять братьев и сестёр. Все как на подбор статные, хорошо слаженные; трудолюбивые и почтительные к старшим.

     Уже в доме Архонта меня поставили в известность, что у них в ближайший выходной запланированы игры наподобие наших олимпийских.

     – А потому подготовься, как следует, ибо ты тоже участвуешь. – Отсёк, точно топором, атлант.

     – Я??? – Ваш Шмыгль побелел, как полотно. – Да вы что!!!

     – Разве я ещё к кому-то сейчас обращаюсь? – Насупил, сдвинул брови Архонт.

     – А что нужно делать-то?

     – Снимать штаны, и бегать! – Крикнуло мне в ухо Маленькое Зло.

     – Бегать. – Повторил Архонт (он не слышал верещания моего зверька, ибо его мог понимать только я).

     – Марафон?

     – Который Марафон? – Переспросил Архонт; похоже, у них он означал нечто другое, нежели у нас.

     – Я вынужден отказаться, поскольку у меня кое-какие проблемы со здоровьем… Не готов я. Плоскостопие у меня.

     – Чего там у тебя? – Глаза Архонта по-доброму засмеялись, хотя в остальном он вида не подал.

     – А ещё резидуальная энцефалопатия, вегетососудистая дистония, ангиопатия, сложный миопический астигматизм обоих глаз; я на учёте у невропатолога… – Начал мямлить я, но меня быстро перебили.

     – Ты мне тут не рассказывай небылиц… – Атлант сделал вид, что сердится. – Пойдёшь к лекарю, он исцелит. – Добавил он, поглаживая свою бороду.

     Делать нечего, и я отправился к местному знахарю. Ну, хоть не один, и то ладно – Румелия составила мне компанию.

     Знахарь же повелел собрать каких-то травок – и, судя по кивку атлантки, они поняли друг друга с полуслова… В отличие от меня.

     – Пойдёте туда-то, нарвёте и бегом назад; одна нога здесь – другая там. Заварю свеженького снадобья, и всю хворь как рукой снимет. – Повелел, напутствуя, он. А вот я в этом сильно сомневался. Хотя… В раю возможно всё, наверное.

     И мы отправились с Румелией собирать травы.

     – Что-то ты какой-то больной весь. – Журила она меня по дороге.

     Я же молчал всю дорогу – что в ту, что в обратную сторону. Не нравилась мне затея атлантов; ох, как не нравилась.

     Я с детства был прохладен к спорту. Ну, не люблю я его, и всё тут; что ж теперь поделаешь? Для меня футбол – это детский сад, где двадцать два взрослых ребёнка пинают мячик друг другу в ворота. А их фанаты, громящие отели и поджигающие покрышки, если их команда проиграла, а чужая – выиграла? Боже мой, было бы из-за чего! Это же всего лишь игра! Не понимаю этого. Дурость какая-то.

     Более-менее по душе мне были настольный теннис и шахматы – и то, если уж совсем нечем заняться, если другого выбора нет. А игры с мячом, гимнастика, атлетика… Не выношу я излишние телодвижения, потому и танцы я не люблю также. Сколько себя помню, я всегда сидел и рисовал (или читал), пока все остальные коллективно играют с мячом. Меня даже в больницу носили, когда я был совсем маленький – выяснить, почему я не плачу. Ну, вот такой вот я; что ж теперь, убить меня за это?

     – За кого болеть будешь? – Спросила меня Румелия, когда мы уже подошли к хижине знахаря.

     – То есть?

     – От нашего селения в борьбе будут участвовать мастер Архонт и я. А я ещё и в стрельбе из лука.

     Я остановился, и уставился на неё глаза в глаза.

     – Мне очень трудно будет сделать свой выбор, поскольку мне одинаково дороги и Архонт, и ты; надеюсь, первое место вы разделите пополам. Что же касается стрельбы из лука, то я не сомневаюсь ни в твоей силе, ни в твоей ловкости.

     – Честный ответ. – Похоже, Румелия была удивлена. – Наверное, в прошлой жизни ты был грек! Свою честность и открытость ты прячешь; скрываешь за маской робости и стеснительности.

     – Я немец, – Поспешил заметить я.

     На завтра были намечены пробные, предварительные соревнования – среди своих. Я же, испив целебного зелья, почувствовал себя бодрее и моложе; мой тонус заметно улучшился. Однако вряд ли из меня вышел бы хороший спортсмен (в такие-то кратчайшие сроки), даже если бы я выдул целую ванну живительного снадобья. Я же не Астерикс, в конце концов, и питие моё – не друидово зелье. Так что…

     Так оно и вышло: при забеге у меня начало очень сильно колоть в левом боку (селезёнка), а во рту появился неприятный привкус крови. Сердце точно спятило, ибо стучало оно теперь не в левой части моей грудной клетки, а словно в горле. Я отстал и, задыхаясь, согнулся в три погибели, будто убелённый годами и сединами человек.

     – Всё; не могу больше… – Еле выговорил я самому себе.

     – Фу, слабак! – Презрительно ощетинилось Маленькое Зло.

     – Вот иди и бегай, если такое умное! – Рявкнул я в своей великой злобе, падая на землю от бессилия. Ненавидя и проклиная при этом лишь самого себя.

     Маленькое Зло после этого долго со мной не разговаривало.

     – М-да; не спринтер ты. – Вынесли мне вердикт, когда я очнулся.

     – Будешь зрителем. – Хмурился Архонт. – Отсиживаться дома я тебе не позволю. Хотя бы такое участие с твоей стороны, иначе наши не поймут.

     Вот и восьмой день, как я здесь. И сегодня по плану тут олимпийские игры.

     И пошёл я на стадион, и уселся там. И окружали меня маленькие дети, древние старики, кормящие матери и калеки – все те, кто по той или иной причине (ещё или уже) не мог участвовать в соревнованиях. Конечно, с одной стороны мне было стыдно и неловко, но с другой – что я мог поделать? Я такой, уж каков есть.

     Как это ни странно, но меня увлекло увиденное; не чета играм современным. Тут и металлический диск метали на расстояние (такого человека именовали дискобол), и из лука стреляли, и боролись в их традиционной одежде… Много происходило такого, чего я описать не смогу – всё это было и ново, и странно для меня.

     По борьбе Архонт уделал всех (кто б сомневался); в женской борьбе Румелия заняла почётное второе место – зато по стрельбе из лука отхватила первое. Я радовался за них, и даже хлопал в ладоши; поддерживал, выкрикивая их имена.

     После данного мероприятия был устроен пир, на котором подавали еду без платы. Это было здорово.

     Через день Архонт опять призвал меня к ответу.

     – Что я натворил опять? – Осмелился узнать я.

     – Долго ли ты будешь ходить вокруг да около? Долго ли будешь бродить дураком? Когда же ты возьмёшься за ум?

     Меня до крайности возмутил его тон; мне очень не нравится, когда со мной так разговаривают (даже если это уважаемые люди много старше меня).

     – Не понимаю, о чём ты. – Сузил глаза я, настраиваясь словесно защищаться. – Несмотря на то, что я проживаю в твоём доме, я на твоей шее не сижу, и подрабатываю, как могу, делая утварь из глины. Это хоть и малая, но всё же толика в наш общий бюджет.

     – Дело не в этом. – Ответствовал он. – Когда ты пойдёшь свататься?

     – ???

     – Ты около недели свободно общаешься с дочерью моего соседа. Проводишь с ней время и ходишь в их дом. Если они в хорошем воспитании и благоразумии своём не высказали тебе необходимое – стало быть, придётся говорить мне. Уясни, что у нас невозможна дружба между мужчиной и женщиной; ты не можешь вот так запросто разгуливать и делать вид, что ничего не происходит!

     – Но…

     – Что ещё за «но»? Тебе нравится или не нравится Румелия?

     – Нравится, конечно.

     – Так в чём же дело?

     Я попытался объяснить, что в двадцать первом веке нынешняя молодёжь не торопится узаконивать свои отношения; многие сожительствуют под одной крышей, будучи не расписанными, по несколько лет (а то и всю жизнь). Я привёл статистику и невероятный факт, что как только сожители регистрируют брак (например, Анжелина Джоли и Брэд Питт), их отношениям приходит конец. Потому что это уже иные отношения, другая ответственность – с обязательствами и всё такое. Рассказал и о тех, кто вовсе живут по-холостяцки (как, например, я).

     – Не понимаю… Ты что, боишься ответственности? – Заморгал, захлопал ресницами Архонт. – Конкретно ты, лично ты.

     – Вовсе нет; просто я пока не готов. Я не уверен, что это хорошая идея. Тут нужно принять взвешенное решение.

     – Вот ты мне тут рассказал такого… Выходит, вступать в свободные отношения до брака – по-вашему, это норма; а как доходит дело до гораздо более важных, насущных вещей – это уже проблема?

     – Да я пальцем к ней не прикоснулся… Ещё.

     – Ещё б ты прикоснулся! – Архонт был вне себя. – Срам на твою голову, коли так. Обесчестить до замужества – это верх низости.

     Спорить с ним, похоже, было бесполезно, хотя во многих аспектах я был с ним согласен целиком и полностью. Я сам получил классическое воспитание, а потому и не торопился начинать «зрелую» (по нынешним меркам) жизнь.

     Я обещал подумать и дать свой ответ – и в противном случае я буду вынужден прекратить всяческие контакты с той атланткой. Ну, а как иначе? Я нахожусь на территории чуждого мне государства, где царят свои порядки.

     – Ну, скажи, ответь: ты бы ей вдул? – Искушало меня Маленькое Зло.

     – Конечно, бы вдул! Ещё как… – Не задумываясь, выпалил я. – Подожди-ка… Что значит «вдул?».

     Когда я учился в высшем учебном заведении, сокурсники показывали мне отрывками видео, как происходит это. Влечение у меня имелось, но я посчитал, что это просто физиологическая потребность. Мне хотелось, я не скрою; но мне не нравилась такая подача: я ходил в Римско-Католическую церковь на протяжении пятнадцати лет, и, несмотря на то, что я давно уже был вне лона церкви (увлёкся рок-музыкой и перестал посещать), я по-прежнему в праведности своей считал, что сие действо должно быть некой тайной между ним и ей. А выставлять свои прелести напоказ, широко обсуждать это и даже выкладывать в Интернет – по-моему, это уже слишком. Возможно, мои рассуждения несколько старомодны, и не вписываются в реалии двадцать первого века. Я никогда не был альфа-самцом; мне никогда не хотелось коллекционировать женщин (я даже лично знал таких парней, которые вели специальный блокнот, и ставили галочку, если девушку они «заполучили»). Лично я всегда мечтал о какой-то одной, и на всю жизнь; так прожили её мои бабушка с дедушкой. И если б мне предложили толпу распрекрасных милых дам, каждая из которых отдастся за так, я бы отказался, не раздумывая, ибо мне это не нужно.

     По мере моего взросления, романтик из меня постепенно выветривался (а, быть может, я засунул его в себя глубоко-глубоко, чтобы надо мной больше не посмеивались). Девушки не обращали на меня внимания; я – на них. Не сложилось как-то у меня нормальных взаимоотношений с противоположным полом. Они кривились, что я невзрачный на вид, небогатый, не силач; меня не устраивало их распущенное поведение (на уме лишь дискотеки, вечеринки и всё такое). Я бы соврал, если бы сказал, что все окружающие меня девицы были доступными – просто мы говорили на разных языках. Я грыз гранит науки, они – с ветром в голове. Я занялся саморазвитием, они же повыскакивали замуж, завели деток и даже успели развестись. Я так не хотел и не мог.