Текст книги "Изменить судьбу (СИ)"

Автор книги: иктор орин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 12 страниц)

– Ищу, – я повернулся. Передо мной стоял сухой жилистый мужик в непромокаемом фартуке.

– Ну, пойдём, раз ищешь.

– Вы сначала скажите, что-за работа и сколько платят.

– Я – мясник. Работа – фуру разгрузить с тушами. Плачу пятьдесят рублей за полную разгрузку. По рукам?

– Я один что-ли разгружать буду? – спросил я. Я знаю, что такое – туши ворочать. Работа нифига не лёгкая. Тем более в одинокого, – и большая-ли фура?

– Нет, там ещё один желающий есть. А фура – пятьдесят туш.

– Не. Мало. Не пойду.

– А за сколько пойдёшь?

Я не знаю никаких расценок. Но это рынок. Можно торговаться. В итоге, наверняка к нужной цене и придём.

– Двести пятьдесят за разгрузку фуры на двоих, сказал я свою цену.

– Ну, ты завернул! – сказал мясник, но по лицу видно, что удивился не сильно, – сто, и ни копейки больше.

– Там туши или полутушки?

– Туши. Свиные. И бараньи.

– Ладно, двести.

– Нет, двести – много. Не хочешь – не иди.

– Не пойду.

– Ладно, кого-нибудь ещё найду, – он сделал вид, что уходит. Я молчал. У дверей он остановился:

– Последнее слово – сто пятьдесят.

– Сто восемьдесят.

– Ладно, уговорил.

К мясному отделу задом была пришвартована длинная фура – рефрижератор. Внутри на крюках висели туши. Их все надо было перетащить в холодильник мясного отдела, и тоже развесить на крюки. Простой фуры стоит дорого, поэтому мясник и согласился. Ему выгодней сейчас отдать деньги за разгрузку, чем потом платить и за разгрузку, и за простой. Там-же мотался ещё один мужичок. С виду маленький и согбенный, но я знал, что вот такие обычно и тянут всю работу, когда с виду здоровые бугаи сдыхают через час. Мясник выдал нам крюки и тележку, и мы начали. Тридцать свиных туш были самыми тяжёлыми. На них мы потратили три часа. Двадцать бараньих перетаскали быстро. На всё про всё ушло часов около пяти. Я уже предчувствовал, как получу деньги и мне хватит на всё, и работать больше не придётся, когда из коридора к нам вышел Андрей Витальевич.

– Вот-так встреча! И что мы здесь делаем? Нетрудовые доходы получаем?

– И вам не хворать, Андрей Витальевич, – ответил я, – что-ж не трудовые-то, вон, машину разгрузили. Пятьдесят туш.

– Ну, пошли, раз разгрузили, будем разбираться.

– Сейчас деньги получу, и пойдём, Андрей Витальевич, – сказал я, предчувствуя, что у меня проблема и денег мне не видать. Мужичок, как бы невзначай отодвигался от нас всё дальше и дальше, приближаясь к углу и стремясь исчезнуть за ним.

– Нехрен ждать, – Андрей Витальевич вдруг сделался злым и колючим, – пшёл вперёд, я сказал!

– Андрей Витальевич, у вас ко мне какая-то личная неприязнь? – спросил я. Мужичок уже слинял.

– Иди, сказал!

– Вы меня в чём-то обвиняете?

– В отделе разберёмся!

– Ладно, пойдём, – сказал я.

Мы вышли из мясного отдела, сразу на улицу, через служебный вход. У тротуара стоял жёлтый ментовский жигуль с водителем. Меня усадили на заднее сидение, Андрей Витальевич сел на переднее и мы поехали. Ехали мы в сторону того района, где жила Света с отцом. «Странно, это-же не его участок», – думал я. «Скорей всего он в сговоре с мясником, а возможно, не только с мясником. Мы разгружаем машину, мясник, видя, что работа заканчивается, звонит ему, и он за мзду малую, оставляет работников без оплаты. Забирает в участок, там их пугают всеми карами небесными, работнички соглашаются с любой фигнёй, лишь бы свалить из участка. На этом он имеет вряд ли много, но курочка по зёрнышку клюёт. Сейчас не девяностые. Вот в девяностые он будет крышевать бандосов во всю широту души. Ладно, разберёмся.»

Меня привезли в отдел и запихнули в обезьянник. «Понятно, чтоб пришёл в нужное душевное состояние. Сейчас пять часов доходит, рабочее время кончается, вряд ли будут мариновать долго. Посмотрим». Я уселся на скамейку. В обезьяннике, на удивление, никого не было. Блин, жалко, смартфонов нет сейчас. Сидел-бы да книжки читал.

В полшестого на меня соизволили обратить внимание. К решётке подошёл какой-то лейтенант:

– Ты кто? – тон наглый, хозяйственный.

– Конь в пальто.

– Что-о?! Ну-ка встал!

– А-то что?

– Ну пи%дец тебе! В допросную его!

К обезьяннику подбежали двое подручных, открыли дверь, выволокли меня и потащили к какой-то двери, запихнули внутрь. Внутри стоял стол и стул посреди комнаты. Меня усадили на этот стул, придавив руками на плечи.

– Ты кто такой?! – заорал на меня летёха брызжа слюной.

– Это вы – кто такой? Представьтесь пожалуйста и поясните мне основания для моего задержания и допроса. И не надо брызгать… БАЦ! – это он влепил мне затрещину.

– Умничать будешь?! – снова заорал летёха.

– Буду, – я потрогал языком левую щёку, – обязательно буду.

– Ну-ка вы, двое, объясните клиенту, как надо разговаривать с представителями власти.

Руки с моих плеч убрались, но оба появились в поле моего зрения. Один поднял меня за грудки, второй сразу ударил кулаком в живот. Ударил, надо сказать, так-себе. Мне на тренировках и сильней прилетало. Увидев, что я удар выдержал, он размахнулся и ударил сильней. Это было уже чувствительней, но удар я держать привык. Тот, что держал меня за грудки, видя такое дело, отпустил одну руку и тоже ударил меня в живот.

– Что вы там возитесь?! – заорал летёха, – учить что-ли надо всему? – Он вскочил, зашёл ко мне со спины и ударил по почкам. Вот это было реально больно. Ноги чуть не отнялись.

– Нравится? – куражась спросил летёха, – держи ещё! – и мне прилетело по другой почке. Я упал на колени. Ноги не держали. Двое подручных подхватили меня под руки и усадили на стул.

– Ну так что, говорить будем, или умничать? – летёха сбавил тон.

– Пошёл на%уй, пидар, – ответил я. Я уже закусился, и теперь им была одна дорога – убить меня. И хрен я им прогнусь. А если выйду отсюда живым – по любому снятие побоев и прокуратура.

– Ну пи%дец тебе, – сказал летёха вставая и беря в руки резиновую палку.

– Что здесь такое! – услышал я за спиной голос Андрея Витальевича, – Кто велел? Кто разрешил?

– Да вот, допрос проводим, клиент запирается.

– Ты идиот, Молчанов? – спросил Андрей Витальевич, – Не, не правильно сказал. Молчанов, ты – идиот! Ты его задерживал? Тебе приказывал кто-нибудь допрос проводить? Вышли на%уй отсюда все трое! Молчанов, в понедельник объяснительную напишешь!

«Понятно. Сейчас доброго полицейского играть будет».

– Ты, Слава, не сердись на них. Служебное рвение проявляют. Так что мне с тобой делать-то, Слава?

– Да по%ую, Андрей Витальевич, – я намеренно ответил резко, – что-бы вы сейчас не делали, вы для меня теперь – мусор. И если я выйду отсюда, я по любому пойду в прокуратуру, писать заявление. Так что, как по мне, так у вас выход один – убить. И вывезти тело ночью, тишком, перед этим лицо изуродовав. Ну, как те, московские.

Андрей Витальевич перестал играть, посерьёзнел.

– Я ведь могу их вернуть.

– Так я этого от вас и жду. Вы меня сейчас вообще не удивили. В мусорской парадигме, вы ведёте себя абсолютно предсказуемо.

– Прям не боишься?

– Не боюсь. Знаю, что будет больно и к этому готов. Так что зовите ваших костоломов.

Андрей Витальевич смотрел на меня задумчиво. Я не питал иллюзий, если он решит сейчас замылить свой косяк, меня похоронят. Но и прогибаться я не буду.

– Так ведь мне не обязательно тебя бить. Мне достаточно тебя в камеру упрятать. В очень весёлую камеру. А там местный контингент тебя сам обработает как надо.

– Ну так давайте, сажайте в пресс-хату, – я показал, что в курсе реалий, – что, не получается? Конечно, не получается. Для того, чтобы упрятать меня в камеру – основания нужны, а их у вас нет. Ну, допустим, состряпаете вы сейчас какую-нибудь липу, так завтра следаки придут. И будут допрашивать. И документы надо оформлять, а вы этого очень не хотите. Вам не нужны документальные следы моего пребывания здесь. У вас-же на меня ещё ни одной бумажки нету. Даже в журнале посещений нет ничего. Поэтому у вас выход только один, и вы его знаете.

– Так что ты на рынке делал? – перевёл разговор Андрей Витальевич.

– А то вы не знаете. Ваши двухходовые схемы настолько прозрачны, что не надо мне разыгрывать святую невинность. Там-же даже не ваш район. Понятно-же, что мясник платит вам, чтоб не платить грузчикам. Эту фуру он распродаст за пару дней, максимум за неделю, и приедет новая. На рынке наверняка все грузчики знают о ваших тесных взаимоотношениях и поэтому работать к нему не спешат, вот он и ловит таких залётных, как я.

– И сколько он тебе должен?

– Вам-то что?

– Если я тебе деньги отдам и отпущу, а взамен ты обещаешь сор из избы не выносить?

– Вы столько не зарабатываете.

– Ну всё-же?

– Только для вас по-дружески, тысяча рублей.

– Молчанова обратно позвать?

– Зовите, Андрей Витальевич.

Андрей Витальевич смотрел на меня, я смотрел на него. Эту игру в гляделки прервал Молчанов, заглянувший в допросную.

– Андрей Витальевич, там ваша дочь пришла.

Глава 28

28.

Андрей Витальевич взглянул на меня непонятным взглядом, поднялся и вышел. Молчанов остался в допросной. Он сел напротив меня, гаденько улыбаясь.

– Ну, что, больше не умничаешь? Ссышь, когда страшно?

– Пошёл на%уй, пидар.

– Что-о?! – взревел Молчанов, – так ты не понял ничего?! – и схватив дубинку наотмашь ударил меня по левому плечу. Точнее, целился он то-ли в голову, то-ли в шею, но я на инстинктах сгруппировался, и удар пришёлся по плечу и предплечью. От резкого движения боль прострелила поясницу, и я, не удержавшись на стуле, свалился на пол. Он стал наносить удары хаотично, куда попало – по спине, по почкам, по голове. Я закрывался, убрав голову в плечи и по возможности отклоняясь и группируясь.

– Прекратить!!! – раздался голос Андрея Витальевича.

– Но он…

– Блять! Молчанов! Сука, ты что приказов не слышишь? Пошёл на%уй отсюда! Завтра пи%дец тебе!

Я услышал удаляющиеся шаги.

– Вставай, – услышал я голос Андрея Витальевича, – вставай, пошли.

Я осторожно поднялся на ноги, но почувствовав резкую боль в отбитых почках, согнулся и сел обратно на стул. Потом осторожно поднялся на ноги. Андрей Витальевич попытался помочь, но я выдернул плечо из его рук. Пошёл он, мусор. Я попробовал шагнуть, шаг отдался болью в почках, но идти я всё-же смог. Мы пошли. Медленно. Андрей Витальевич только командовал «направо – налево», и наконец открыл дверь своего кабинета. Я вошёл, и увидел сидящую на стуле Свету. Она посмотрела на меня, увидев, что я еле иду, она повернулась к отцу:

– Что с ним? – Андрей Витальевич промолчал, она повернулась ко мне, – Слава, что с тобой?

– Ничего. Всё хорошо.

– Как хорошо, ты-же еле ходишь.

– Тебя это не касается.

– Папа! Что с ним? Если ты сейчас не ответишь, я уйду жить в общежитие и никогда больше…

– Свет! – я прервал Светкин монолог, – я тебе сказал, всё в порядке. Андрей Витальевич здесь вообще не при чём. Наоборот, он мне помог, вытащил из глупой ситуации. Всё хорошо. И вообще, он меня сейчас отпустит, и всё будет в полном порядке. Правда ведь, Андрей Витальевич?

– Да-да, конечно, Вячеслав, я рад, что ситуация разрешилась, тебе надо было сразу сказать, чтобы меня позвали, мы-бы давно всё решили. Ты свободен и можешь идти.

Я встал и поковылял к выходу.

– Вячеслав, подожди, давай я тебя провожу, – он догнал меня у дверей пошёл сопровождать до выхода. Когда мы отошли достаточно от его кабинета, он негромко сказал:

– Спасибо что не сдал Светке. Только для неё живу. Если она уйдёт… Деньги я тебе приготовлю ко вторнику, давай встретимся…

– В жопу их себе запихай, мусор.

Дальнейший путь до дверей мы проделали в молчании.

Выйдя на улицу и отойдя метров сто, я остановился и привалился к стене дома. Почки ныли, в ногах была слабость, руки болели. «Блять, вот как завтра на треню идти. Мусора, пидары». Чувствуя, что пауза в движении не принесла облегчения, оторвался от стены и поплёлся дальше, к остановке.

– Слава! – прозвучал Светкин голос. «Да, не убегу», – усмехнулся я про себя.

– Слава, подожди, – Светка догоняла меня.

– Да я по любому от тебя убежать не смогу.

– Слава, они тебя били, да?

– Кто, «они»?

– Ну, отец и его подручные.

– Свет, давай не будем. Я жив, со мной всё в порядке…

– Ничего себе, «в порядке»! Ты-же еле идёшь! Если на нас сейчас нападут, ты даже двинуться не сможешь.

– Тебя твой папа защитит. Он умеет. – это, «он умеет», как-то само собой прозвучало с такой долей сарказма, что Света, покосившись на меня, промолчала.

– Ты меня до дому поведёшь? – Спросил я Светку, когда мы дошли до места, где нам надо было расходиться.

– Поведу… – Светка закусила губу, – поведу до дома, если надо, и до квартиры, и до кровати доведу…

– Звучит двусмысленно. Свет, ты иди. Со мной всё в порядке. Я сам дойду. – я уже почувствовал, что привыкаю, и начинаю расхаживаться. И, не удержавшись, добавил, – Там Дима твой тебя заждался.

Светка резко отбросила мою руку, я еле сдержался, чтоб не застонать от резкого движения. Хорошо, стемнело уже, не видно, что у меня на лице написано. Она развернулась и зашагала к своему дому. Я тоже развернулся и пошёл в сторону остановки. Но не успел сделать и пяти шагов, как споткнулся обо что-то, боль прострелила всё тело, ноги ослабли, и я со стоном упал, едва успев выставить перед собой руки.

– Какой-же ты гад, папа! Мерзкий, уродливый, ничтожный гад! – приглушённый голос Светки достиг моего сознания.

Я открыл глаза и огляделся. Лежу в интерьерах Светкиной комнаты, на её-же кровати, похоже, голый. В локтевом сгибе торчит игла от капельницы. Голова болит. А Светкин голос тем временем продолжал:

– А я ещё маме не верила! А она знала! Знала и не смогла с тобой жить! Я тогда думала, что она просто свой уход оправдать хочет, а она знала! И меня пыталась предупредить! Говорила мне, что ты не тот, за кого себя выдаёшь!

– Но я-же для вас старался! Для тебя! – голос Андрея Витальевича прозвучал виновато, хотя он наверное, хотел, чтобы это было громко и властно.

– А ты думаешь мне нужны твои деньги, заработанные вот так?! Он-же кровью помочился! Ты это понимаешь?! Я-же видела его гематомы! Скольких ты ещё искалечил для моего счастья? Скольких ограбил? Обобрал? Ты думаешь, мне нужны эти мерзкие деньги? Да подавись ты ими! Ты-же хуже всех бандитов вместе взятых! Я тоже уйду! Славка на ноги встанет, и я уйду! – услышал я снова засыпая.

При следующем пробуждении была тишина. Не полная, кто-то дышал и шевелился возле меня. Я открыл глаза. Андрей Витальевич сидел передо мной на стуле и смотрел куда-то вниз. Я проследил за его взглядом. Он держал в руках пистолет и внимательно его разглядывал.

– Не советую, – произнёс я. Голос, на удивление, прозвучал довольно бодро. Не так, как я себя чувствовал.

– Что не советуешь? – Андрей Витальевич поднял не меня взгляд. В глазах тоска и пустота.

– Ничего не советую. Ни того, ни другого. Если это для меня, то как вы потом с дочерью объясняться будете? А если для себя, значит вы хотите трусливо сбежать, оставив дочь в опасности, – при этих словах он дёрнулся, как от пощёчины, – в любом случае это не выход.

– Светка уйдёт… – в голосе, глазах, в позе Андрея Витальевича было столько тоски и пустоты, что мне даже стало его жалко.

– Я поговорю с ней. Где она, кстати?

– За лекарствами пошла, – голос Андрея Витальевича звучал пусто и безжизненно.

– Какой сейчас день?

– Воскресенье…

– Который час?

– Два доходит.

– Ля! Я на треню не успел. Родители волноваться будут, я по воскресениям никогда не пропускал.

– Какая тебе тренировка, врач сказал, минимум три дня лежать под лекарствами, и не вставать. Еле уговорил здесь оставить.

– Мне позвонить надо, – я зашевелился с намереньем встать. Почки болели, но как-то приглушённо, на движения реагировали не сильно.

– Куда! Лежи! Нельзя тебе! Меня Светка убьёт, если встанешь!

– Да мне в туалет надо…

– Вон склянка есть, давай туда…

– Не буду, не в больнице. В туалет пойду… – Я свесил ноги с кровати и аккуратно принял сидячее положение. Почки отозвались, но не остро. Возможно, под обезболивающими. Андрей Витальевич сделал движение мне помочь, но я остановил его порыв взглядом. Осторожно поднялся, держась за спинку кровати, затем распрямился, и держась за стены и предметы мебели, поковылял в туалет. В туалете поссал, почувствовав огромное облегчение. Цвет мочи, слава Богу, был нормальный. Жёлтый, но не тёмный. Затем проковылял на кухню, налил воды из крана и с удовольствием выпил. Развернулся и пошёл в прихожую, к телефону, чувствуя, что в целом уже расхаживаюсь, боль присутствует, но не сильная. Так к вечеру, глядишь и домой уеду.

Только взялся за телефон, как дверь открылась и в квартиру вошла Света. Увидела меня и сразу запричитала:

– Ты что, куда встал?! Нельзя тебе! Ну-ка марш обратно! У тебя ещё процессы выздоровления идут, нельзя беспокоить внутренние органы!

– Света, я голый…

– Ой, чего я там не видела. Марш в постель!

– Ну, такими словами меня девушки в постель ещё не загоняли, – не смог я отказать себе в удовольствии поострить. Светка вспыхнула.

– Мне надо родителям позвонить. У меня тренировка сегодня…

– Да какая тебе тренировка – еле на ногах стоишь.

– Надо предупредить, что не приду. Только вечером появлюсь.

– Я тебя не отпущу. Тем более, твоя одежда сейчас замоченная лежит, её надо постирать и высушить. И погладить. Не поедешь же ты голый. Всё, марш в постель, я сама твоей маме позвоню, скажу, что ты у меня останешься. Марш, сказала. Сейчас капельницу поставлю. А ты куда смотрел? – это она уже отцу, – Почему не остановил? Нельзя ему вставать!

– Остановишь вас, как-же.

– Всё, Слава, иди и ложись, – Светка мягко, но настойчиво потянула меня в свою комнату, – я сейчас сама позвоню, обещаю.

– Ладно, иду, ложусь. Но предупреждаю, писить в склянку не буду. Только в туалет.

– Иди уж, герой. Посмотрим на твоё поведение.

– Алё, здравствуйте! Это Света… Тёть Надя, Надежда Владимировна, Слава у меня… Нет, всё в порядке… Да, помирились… Он у меня побудет… Нет, я сама его просила, и сама этого хочу… Нет, с родителями проблем не будет… Дня три… Нет, правда всё в порядке… Сам почему? Ну, он сейчас в ванне, меня попросил позвонить… Хорошо, я скажу ему, как выйдет… Он позвонит, обязательно… До свидания.

Я просил Светку ничего маме не говорить про травмы и про всё остальное. А через три дня, я надеюсь, уже смогу двигаться без особых ограничений. Главное – синяки случайно не показать.

– Свет, послушай меня, пожалуйста, – сказал я, когда Света поставила мне капельницу и отрегулировала подачу, – сядь сюда, я поговорить с тобой хочу.

– Мы живём в несовершенном мире и в очень несовершенной стране. К сожалению, очень часто законы наживы преобладают над законами человеческими. Люди не совершенны тоже. И они, люди, часто думают, совершая зло, что служат добру…

– Ты об отце? Мне противно с ним общаться. Я не могу больше думать о нём, как о честном человеке…

– Света, погоди, не руби с плеча. Да, он ошибался. Но ошибался добросовестно. Он действительно думал, что делает для тебя добро, что со временем ты оценишь…

– Да как можно это оценить!.. Он должен защищать людей! Он – милиционер! Майор! Он служит закону и правопорядку! А он, прикрываясь своей формой людей обирал! И калечил! Мне мерзко, когда я об этом думаю! – Светка повысила голос и не обращала внимания на мои попытки остановить её. В дверях появился Андрей Витальевич, с виноватым лицом. Он попытался что-то сказать, но Света прервала его:

– Где ты арестовал его?! Сколько ты за это получил?! Отвечай!

– Света, да так случайно вышло… – Андрей Витальевич попытался успокоить дочь.

– Где?! Я всё равно узнаю!

– У дяди твоего на рынке, – сказал Андрей Витальевич – и не арестовывал я его. А увидел, и злость взыграла. Я-же помню, как ты плакала ночами…

«А, так это его родственник. А я-то думаю, почему у меня картинка не складывается. Больно уж мелко получается».

– У дяди Саши? У мясника? Так ты человека за кусок мяса изуродовал?! Какие-же вы оба – гады! Нет, я здесь жить больше не буду! Мне мерзко, противно! И мясо своё твой братик может себе обратно забрать! Для меня оно теперь всегда будет человечиной пахнуть!

– Света, ну послушай же меня! Я не могу тебя перекрикивать, – попросил я, и продолжил, когда она замолчала, немного успокоившись, – Да, твой отец ошибся. Мы все ошибаемся. Кто-то по мелочи, кто-то по-крупному. Жизнь – штука длинная и сложная, и состоит не из двух цветов. Твой отец тебя любит. Ты для него – единственный свет в окошке, единственная цель и смысл существования. И за этими эмоциями он не видел, что делает. Ему казалось, что он всё делает правильно, что обеспечивает тебе будущее. Я не прошу тебя его понять или простить. Но я прошу тебя дать ему шанс. Возможность доказать, что он не такой плохой, как ты сейчас думаешь. Прошу тебя, не руби с плеча. Не бросай отца, ведь у него пропадёт единственный смысл существования. Не отвечай сейчас. Подумай пожалуйста.

Света посмотрела на меня, на отца, потом молча поднялась и вышла из комнаты.

– Ты-же понимаешь, что по-другому работать я не смогу, – произнёс Андрей Витальевич, глядя в пол, – в той среде, где я работаю, другим быть нельзя. И чем выше поднимаешься, тем жёстче надо становиться. Иначе сожрут. Мои-же подчинённые и сожрут. А Светка теперь знает, и всё равно уйдёт.

– Каждый сам решает, как жить, – сказал я, – каждый сам выбирает себе образ жизни и цели существования. А Света не уйдёт. У вас будут очень сложные взаимоотношения с этого дня. Не рассчитывайте, что всё будет как прежде. Она теперь видит вас по-другому. И вам придётся приложить огромное количество усилий, чтоб она оттаяла хоть немного. И дело здесь не в деньгах и не в подарках. Но в одном вы можете быть уверены, она не уйдёт. И не ждите, что она ответит прямо сейчас. Она за эти сутки повзрослела на пару лет. Дайте ей осознать это.

– Если она не уйдёт… Я… Проси всё, что хочешь…

– Да не надо мне от вас ничего.

Глава 29

29.

Света лежала головой у меня на груди, а рукой очень осторожно обнимала за правый бок, иногда гладя и целуя грудь. Была ночь. Андрей Витальевич давно ушёл к себе в комнату, и иногда оттуда доносилось звяканье стекла о стекло. Светка прокапала меня и сказала, что завтра экзекуция продолжится. Я сходил помыться и чувствовал себя почти хорошо.

– Славка, я так скучала…

– А как же Дима твой?

– Он не мой. С чего ты взял вообще?

– Да видел я вас на рынке. Ходили выбирали что-то. Как жених и невеста.

– Врун.

– Чего-это «врун»?

– Мы даже под ручку ни разу не взялись. Поэтому врун. Нафантазировал себе что-то?.. Постой… Ты ревновал что-ли? – Светка подняла голову, посмотрела на меня и счастливо улыбнулась, – Ревновал! Ревновал! – потом обняла меня крепче и поцеловала в грудь, и снова уложила на меня свою голову. Прижалась теснее.

– Слав… Когда?..

– Скоро уже, Свет. Двадцать второго.

Она молчала, а я вдруг почувствовал влагу на груди, там, где лежала Светкина голова.

– Не реви, – сказал я по Карлсоновски.

– Я теперь всё время реву… Как дура… – Светка шмыгнула носом.

– Ты отца не оставишь? – спросил я, чтобы перевести тему.

– Вот надо-бы… Да останусь я с ним, пропадёт ведь без меня… – Светка опять шмыгнула носом.

– А ты с мамой своей не видишься?

– Нет.

– Зря. Это мама, всё-таки. Адрес её знаешь? Сходи к ней. Поговори.

– Отец адрес знает. Спрошу.

– Вот и молодец. А как ты в отделении у отца оказалась?

– Да случайно. На улице на лавочке сидела, читала учебник. А тут Дима идёт, сияет весь. Я на него и внимания-бы не обратила, а он подходит такой гордый, и говорит, что, мол допрыгался ты, и теперь не отвертишься. Я спрашиваю, «от чего не отвертится?», а он так завилял, заюлил, как-то разговор скомкал и ушёл. Ну я посидела, и думаю, надо сходить узнать, что да как. Вот так и оказалась.

– А как ты с ним на рынке оказалась? – невинно спросил я. Светка опять подняла голову и хитро посмотрела на меня:

– Ты всё-таки ревнуешь… Хорошо… – её рука как-то плавно с груди переместилась ниже и теперь поглаживала мой живот, – Да мы там и встретились. Я пошла пару вещей купить, у меня-же деньги есть. И встретила его там. Ну, поздоровалась, а он давай за мной таскаться.

Рука Светы постепенно перемещалась всё ниже и ниже, и я ничего не мог поделать с реакцией тела, а Светина ладонь вдруг «случайно» задела мой вставший член.

– Это что у вас тут торчит, больной? – спросила Светка голосом строгой медсестры, – не положено, немедленно уберите.

– Дак некуда убрать, у меня-же нет ничего, ни шкафчика, ни тумбочки… Даже трусов нет.

– Хорошо, больной, я помогу вам. Есть у меня пара мест, куда это можно спрятать, – Света уже гладила мой член и периодически сжимала его в ладошке, – сейчас посмотрим, куда это сможет поместиться.

Света сдвинула свою голову вниз, и я почувствовал головкой её губы и язычок. Света поигралась с головкой, а потом наделась ртом на член, стараясь заглотить его полностью. Затем выпустила его из себя, снова занявшись головкой, потом снова заглотила. Чувствовалось, что делает она это по желанию и с удовольствием. Наигравшись, Света приподнялась на локте и хрипло прошептала:

– Теперь попробуем убрать в другое место…

Она перекинула через меня одну ногу, повернувшись ко мне спиной, и стягивая с себя ночнушку, и направила член в себя, сев на корточки, и опираясь о мои ноги, чтобы не давить мне на живот. Её попка начала ходить вверх-вниз, постепенно ускоряясь. Не прошло и пары минут, как Света тихонько застонала, а её попка конвульсивно дёрнулась несколько раз. Но она продолжала двигаться, не выпуская меня из себя. Сидеть на корточках она быстро устала, поэтому встала на колени, и продолжала свои движения, стараясь максимально перенести свой вес мне на ноги. До второго оргазма Света доходила гораздо медленней. Ей понадобилось около десяти минут, и я готов уже был взорваться, когда она снова сладко застонала и её спина несколько раз содрогнулась.

– Света, я кончу сейчас, – прошептал я.

Она выпустила мой член из себя и, взяв его в руку несколько раз обнажила головку. Я почувствовал, как из меня выстрелил фонтан, а Света продолжала стимулировать, заставляя меня разрядиться полностью. Наконец моя эякуляция закончилась. Света ещё немного поиграла с членом, и наконец, оставив его повернулась ко мне.

– Нам-бы теперь в душ сходить. Но я как-то стесняюсь твоего папу.

– Я-бы тоже сейчас не пошла, – сказала Света.

– Слушай, Свет, мне-бы очень хотелось взглянуть поближе не те места, где ты прятала… то, что у меня торчало.

– Нет ничего проще, – сказала Света, приближая ко мне своё лицо, – вот одно из них.

Я взял Светину голову в руки, и приблизив, стал целовать её губы, проникая языком ей в рот, и встречая там её горячий язычок. Света охотно и увлеченно отвечала, гладя меня по волосам и щекам. Наконец мы нацеловались, оторвались друг от друга.

– А теперь я хочу посмотреть, куда ещё ты прятала мой… предмет.

– Ну… Тут всё не так просто… – я даже в темноте увидел, как Светка покраснела.

– Нет-уж, показывайте. А-то вдруг в следующий раз спрячете, а я и не знаю, где искать.

– Ну, хорошо, – она встала на колени, – вот, смотри…

– Куда смотреть?

– Ну вот-же, – Светка придвинулась поближе.

– Да где, я не вижу.

Она придвинулась ещё ближе. Я взял её ногу и заставил перекинуть через меня, пододвигая её совсем близко к моему лицу. Уже можно было даже рассмотреть волосики на её лобке:

– Не вижу, вы пальцем покажите пожалуйста.

– Ну ладно… Вот… – Светкина ладошка легла на её лобок, а пальчики раздвинули нижние губки. Я сразу же обнял Светку за попку, заставляя прижаться своей щелью к моему рту, и начал целовать её там, языком облизывая её клитор. Светка взяла меня за голову и стала руководить моими действиями. Я рукой добрался до влагалища и осторожно и неглубоко ввёл её туда два пальца, и стал массировать переднюю стенку. Светка надавливала мне на голову всё сильней и сильней, и вдруг убрав от меня свою щёлочку, выгнулась назад и, содрогаясь от оргазма, со стоном выпустила фонтанчик.

– Вот теперь нам точно надо в душ, – сказал я, когда Света упала возле меня, поцеловав меня в щёку, – и вообще, я писить хочу, мне надо. В склянку не буду.

– Сейчас пойду на разведку, – сказала Света, вставая и натягивая ночнушку.

Света вернулась через минуту:

– Папа спит. Иди, делай свои дела. Герой недоделанный.

Я осторожно сел на кровати. Почки почти не болели, это придало мне уверенности, и я резко встал. Поясницу тут-же прострелило болью, и я осторожно сел обратно.

– Ну что ты делаешь, Славка! Осторожно надо. Сейчас положу на кровать и привяжу ещё, для уверенности.

– Тогда тебе придётся менять простыни. И матрац сушить, – я уже принял вертикальное положение, вся жидкость перетекла вниз, и теперь со страшной силой давила на все клапана. Я снова поднялся, на этот раз осторожно. Распрямился и пошёл по своим делам. Светка меня не оставила даже в туалете, обняв меня со спины и прижавшись всем телом.

– Свет, я так не могу.

– Что не можешь? – притворилась валенком Светка.

– Писить не могу, не притворяйся.

– Я просто поддерживаю тебя. Создаю дополнительную точку опоры.

– Нет, ты специально подглядываешь. Ты нарочно оставила меня без одежды, чтобы потешить своё противоестественное любопытство.

– Ты болен, а я – твоя медсестра-сиделка. Я о тебе забочусь. Я должна тебя поддерживать.

– Сиделка должна сидеть, а ты со мной лежишь. Сказала-бы уж сестра-лежалка. А ещё ты со мной стоишь. Значит ещё и стоялка. Светка, у меня, из-за тебя сейчас опять встанет, и я непописию. Знаешь, как сложно писить когда стоит?

– Ух-ты, я должна это увидеть! – её рука поползла вниз по животу, и я почувствовал предательские позывы на эрекцию.

– Свет, ну правда, мне пописить надо, и в душ сходить.

– Ладно, занимайся своими делами. Но в душе я тебе помогу, – сказала Света, оставляя меня одного.

– В ваших словах, кажется, звучит некая двусмысленность.

– Ну, что-вы, больной, я – девушка простая, деревенская, как я в одно предложение два смысла упихаю? Не учили нас этому в нашей малокомплектной сельской школе.

После туалета я зашёл в ванную. Светка уже была там и разглядывала меня с жадным любопытством.

– Свет, блин, я не инвалид, мне помощь не требуется.

– А я здесь не для помощи, а для контроля. Чтобы ты всё сделал правильно и тщательно. А я потом проверю.

– Свет, там отец твой…

– Я – большая. И он мне не указ. Захочу, вот, и замуж выйду… А ты полезай под душ и мойся. Мне, кстати, тоже не помешает, – сказала она, заперев дверь и стягивая с себя ночнушку.

Какая она, всё-же красивая, и дико сексуальная. Плавная и гибкая, как кошка, такая-же ласковая и дикая. Я опять почувствовал нарастающую эрекцию. Света тоже заметила мою на неё реакцию и победно улыбнулась, перешагивая через край ванны: