Текст книги "Изменить судьбу (СИ)"

Автор книги: иктор орин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 12 страниц)

Мы неспеша позавтракали и стали собираться. Ещё раз проверили чемодан, добрали всё необходимое, положили туалетные принадлежности, собрались. Перед выходом я ещё раз выглянул в окно. Москвич по-прежнему стоял на том-же месте. Двое всё так же сидели внутри. Хорошо, сейчас о тонировке не знают, а-то поди разгляди, что там в салоне.

– Свет, подойди пожалуйста… Видишь, москвич стоит. Он часто здесь бывает?

– Нет, раньше не видела. Может просто внимания не обращала.

– Набери отца.

– Не отвечает, – сказала Светка, набрав служебный номер Андрея Витальевича.

– Понятно. Ладно, пойдём…

Мы вышли из подъезда и повернули в сторону, противоположную москвичу. Шли не спеша, но и не мешкая. Я услышал, как сзади зачихал, заводясь, двигатель машины. Мы уже дошли до угла дома, когда я услышал приближающийся звук автомобиля. Мы повернули в проход между домами, туда, где прошлый раз мусор Дима пытался меня избить, десантник хренов.

– Молодые люди, постойте! – услышал я знакомый голос сзади.

– Не останавливайся, – сказал я вполголоса Светке, и мы продолжили идти. Мы сделали ещё несколько шагов, когда вновь, более громко услышали:

– Граждане! Остановитесь!

Я остановился, обернулся и поставил чемодан на землю. К нам приближались двое подручных Молчанова, те, что были тогда в допросной. Они были в штатском. Узнали меня, заулыбались. До них было ещё шагов десять. Один из них достал из заднего кармана джинс ментовское удостоверение.

– Вам придётся проехать с нами, – сказал он, демонстрируя удостоверение в закрытом виде.

– Удостоверение раскройте, и ваш напарник пусть тоже продемонстрирует, – сказал я чтобы потянуть время.

«Так, они меня узнали. Помнят, как мудохали меня в допросной. Значит, подсознательно относятся ко мне, как к жертве, не ждут сопротивления. Значит будет им сюрприз. Место здесь не особенно просматриваемое, окна загораживают деревья и кусты, одна из стен домов глухая. Свидетелей быть не должно. Один из них, левый, уже нацелился на Светку, вон как плотоядно облизывается. Очень хорошо, значит их силы распылятся, мне-же будет проще. По очереди они трудностей мне не составят. Вдвоём ещё могли-бы, всё же опытные опера, наверняка не одно задержание провели. Вместе могли массой задавить. Так, подходят. Ну, погнали…»

Опер, что подходил ко мне, как-раз прятал удостоверение в карман джинсов, когда я сократил дистанцию и провёл левый крюк ему в челюсть. Следом сразу врезал в ту же челюсть правым апперкотом. Из его взгляда сразу же пропала осмысленность, и он стал заваливаться. А я уже повернулся ко второму. Он даже не понял, что случилось, только успел повернуть голову и изобразить на морде удивление. До него было два шага. В полсекунды преодолев их, я воткнул своё правое колено ему в печень, обеспечивая глубокий нокаут. Теперь он дня три-четыре не сможет отойти далеко от толчка, потому что будет сраться.

Оба в отключке. Быстро обыскал обоих, достал и убрал к себе в карман удостоверения, сбегал к машине, в которой дверцы были гостеприимно распахнуты, выдернул ключ из зажигания. Оружия при них не оказалось, а то бы и его забрал. Подошёл к Светке, которая смотрела на меня с непонятным выражением, в котором был и испуг, и недоумение и что-то ещё непонятное, поднял чемодан.

– Пойдём, Свет, не надо здесь торчать.

Мы пошли к остановке. На остановке было с полтора десятка человек. Трамвай подъехал как раз, когда мы подходили. Через две остановки мы пересели на другой трамвай, едущий в противоположную сторону. Ещё через две перешли на автобусную остановку, сели на троллейбус. Вышли за три остановки до моей, дождались автобуса, и уже на автобусе уехали ко мне.

– Алло, Андрей Витальевич… Да, я… У подъезда нас ждали… Зелёный москвич-412… Да, те самые… Ушли, конечно… У них теперь удостоверений нет… И у меня, считайте, нет… Вам лишний рычаг… Нет, дома вы нас не найдёте… Не важно, вам незачем знать… Позвоню, пока.

Я повесил трубку. Светка молчала всю дорогу до моего дома. Дома была только бабушка. Я набрал Андрея Витальевича и вкратце обрисовал ситуацию. Я забрал у оперов удостоверения потому, что помнил, что за утерю удостоверений их наказывали вплоть до увольнения из рядов. У Светкиного отца будет лишний рычаг давления.

– Свет, я твоему отцу позвонил, ситуацию обрисовал…

– Слав, зачем ты так жестоко с ними?

– Свет, поверь, они-бы с тобой обошлись гораздо жёстче. И с тобой, и с отцом твоим.

– Ты их бросил без сознания…

– Ничего с ними не случится. Полежат, отдохнут минут десять. Потом встанут и пойдут свои проблемы разгребать.

– Славка, я теперь буду знать, что ты можешь быть жестоким. И буду бояться.

– Свет, ну в прошлый раз ты-же не делала таких далеко идущих выводов. Ну, когда после танцев те трое были.

– Тогда ты не бросил их без сознания. И милиция их забрала.

– А эти сами были милицией. И, поверь, легче от этого не было-бы ни тебе, ни мне, ни отцу твоему.

– Ты не понимаешь…

– Нет, Света. Это ты не понимаешь. Мы живём в самой лучшей в мире стране. В СССР, в стране советов. В нашей стране милиция может не только защищать граждан, но и пытать их, и даже убивать безнаказанно. В нашей стране высшие госчиновники могут воровать не только бюджетные деньги, но и историческое наследие, так-же безнаказанно. А правящая партия будет это всё покрывать и прятать от общественности. И ни одна газета не напишет про это ничего и никогда, потому что у нас, в стране советов, самая свободная в мире пресса. А если об этом будут говорить зарубежные радиостанции, то их надо глушить, потому что нам скрывать нечего, мы – самая свободная страна в мире. Света, очнись! Они пошли на преступление, неужели ты этого не понимаешь? Пошли на преступление несмотря на то, что являются стражами порядка. Потому, что совершают преступления каждый день. Они привыкли уже к этому и не считают это чем-то неправильным. Привыкли к тому, что им всё сходит с рук. Они-же охраняют закон, а значит априори не могут быть ни в чём виновными. Они-бы взяли тебя в заложники, и давили-бы на твоего отца, заставляя его делать то, что им нужно. Наверняка-бы насиловали, не по одному разу в день. А потом убили-бы. И тебя, и отца, потому что им свидетели не нужны. Поэтому прошу, очнись, ты не в сказку попала!

– Славка!.. – у Светы в глазах стояли слёзы, – я теперь буду всегда знать, что ты способен на жестокость… Я теперь не смогу к тебе относиться как раньше… – похоже, ещё одна часть её нарисованного мира рухнула.

– Свет, ты можешь относиться ко мне так, как считаешь нужным. А сейчас нам надо собираться. Мы уедем из города, и вернёмся только перед отъездом.

– Я теперь не знаю, хочу-ли я ехать с тобой…

– Это ты решишь немного позже. А сейчас нам надо исчезнуть, чтобы нас не нашли. И прошу, не рефлексируй. Я тебя в заложники не беру. Я обещал твоему отцу позаботиться о тебе, я это сделаю. А там, глядишь, может и утрясётся всё.

Глава 36

36.

Мы были на даче у моей родной тётки. Ничего особенного, дача, как дача. Садовый участок в четыре сотки с маленьким щитовым домиком и грядками с клубникой и картошкой. С туалетом – скворечником и летним душем. Тётка ездила сюда только на выходных, на неделе никого не бывало. Добираться туда нужно было около двух часов на теплоходе по реке. Ключ от москвича я выбросил где-то посередине маршрута. Ментовские удостоверения сжёг в костре по приезду на дачу, когда готовили ужин, и растолок пепел, чтоб и следа не осталось. Я предупредил родителей запиской с просьбой никому не говорить, что мы здесь. Собирался вернуться в четверг вечером, а утром уже ехать в Москву. Погода была хорошей, ночи – тёплыми, мы взяли с собой купальные вещи. И всё было-бы замечательно, если-бы не Света.

Света вела себя отстранённо, мало улыбалась, не интересовалась ни клубникой, ни земляникой, ни грибами. Купаться не ходила. Всё время была задумчива. И конечно отлучила меня от тела. Я особо не переживал. Девчонка вновь резко повзрослела, надо было дать ей время это осознать. А дальше – посмотрим, что будет.

Был вечер среды, уже стемнело. Я сидел на улице на бревне, жёг костёр и пил чай. Света была в доме. Я ни о чём особо не думал. Планировать что-то по приезду в N-ск рано. Ничего ещё не известно. Непонятно куда меня поселят, где и как я буду работать. Да и по Светке появились вопросы. Мне кажется, она передумает со мной ехать. Да ещё и последнюю треню пропустил, как раз сегодня. С парнями не попрощался, с Палычем. Наташку не увидел. И чего я опять про Наташку? Нет-же у меня к ней ничего. Вон о Светке-бы лучше думал, вот жопой чую – не поедет. Блин, выпить-бы…

Скрипнула дверь домика, Света вышла в накинутой не плечи куртке, села рядом.

– Слав, я тут подумала… Я не поеду с тобой.

– Тогда завтра поедем домой пораньше, надо с твоим отцом созвониться. Он тебя, может, к тётке в Харьков отправит.

– Ты не злишься?

– Ты заметила, что я вообще никогда не злюсь? Особенно на тебя.

– Заметила. И это не радует. Это означает, что я не вызываю у тебя сильных эмоций.

– Ты ко мне тоже в последнее время поостыла.

– Нет, Славка, не поостыла. Мне просто надо в себе разобраться. Я не понимаю ничего. Тебе ведь лет не больше, чем мне. Откуда -же ты знаешь, как надо? Как жить, как действовать. Мне с тобой очень спокойно, я чувствую себя защищённой. Но, в то же время я чувствую, что не понимаю происходящего, не получаю опыта. Интуитивно я понимаю, что ты был прав, когда этих двоих побил. Ты меня защищал. Но, с другой стороны, я не понимаю, от чего ты меня защитил. Мне всю жизнь говорили, что у нас самое справедливое государство в мире. Но в последнее время я сталкиваюсь только с обратным. Всё, во что я верила оказалось миражом.

– Ты не права. Не всё. Твой отец тебя любит. Это действительно так. Это не поменялось. И твоя мать тоже любит тебя. Зря ты к ней не ходишь. И они оберегали тебя от лишнего знания, как могли. Просто они думали, что так для тебя будет лучше. А то, что одна государственная структура на поверку оказалась не такой, какой ты её себе представляла, так это проблема госструктур, а не твоя. Я тебе по секрету скажу, все госструктуры не такие, какими мы их себе представляем. Любую возьми, хоть КГБ, хоть торговлю, хоть промышленность.

– Всё равно. Почему ты это знаешь и понимаешь, а я – нет? Мы ведь ровесники. В школах разных учились, но по одинаковым букварям. Так почему ты знаешь, как бывает, а я не знаю?

– Потому, что у меня нет папы – милиционера. Потому, что у нас в холодильнике не бывает колбасы, или мяса, если родители не съездят в Москву. Потому, что мне в детстве, чтобы сходить в кино, надо было неделю вставать в шесть утра и идти стричь подорожник и сушить его, чтобы сдать в аптеку и получить несколько копеек на билет. Потому, что мама с папой тянули из последних сил свою зарплату, чтобы свести концы с концами. Потому, что вкусные шоколадные конфетки, например «Белочка», я видел только на большие праздники, например, на новый год. Вобщем, потому что мы родились и выросли в разных семьях и в разных социальных средах.

– Так как мне понять, где правда, а где ложь? Как понять, что меня обманывают, пользуются моей доверчивостью?

– Просто попробуй посмотреть на ситуацию непредвзято. Взглядом стороннего наблюдателя. Так, будто ты не знаешь ничего о тех, кто в ситуацию вовлечен, и подумай, кто извлечёт из ситуации выгоду. Это не просто, но, со временем ты привыкнешь. И станешь прожжённым циником.

Света придвинулась и положила мне голову на плечо.

– Слав, а тебе со мной хорошо?

«Блин! Вот что ей сказать? Что не чувствую к ней ничего? Что мне нравится с ней кувыркаться в постели, а большего мне от неё не надо? Блин!»

– Конечно хорошо. Я бы к тебе не ездил, не нянчился с тобой.

«Это, кстати, правда. Хрен-бы я к ней ходил. И не только из-за секса. Вон к Наташке-бы заныривал, или ещё кого нашёл-бы. Ля! Я точно псих!»

– Не уверенно ты отвечаешь, Славка…

– Свет, ты вот сказала, что тебе надо в себе разобраться. Мне, между прочим, тоже не помешает. Мне ведь лет столько, сколько и тебе. Ты-же только что об этом мне говорила.

– Просто я привыкла, что ты всё всегда знаешь, во всём уверен…

– Ну, да, как в «Чародеях». Вижу цель, верю в себя, не замечаю препятствий. Нет, Светик, не хожу я сквозь стены.

– Тогда пойдём сквозь двери. Я спать хочу. Ты идёшь?

– Ты иди, я попозже. Подожду пока костёр прогорит.

– Ладно. Но не заставляй меня мёрзнуть, – Света поднялась и пошла ко входу в дом, у дверей повернулась ко мне, – недолго, Слав, ладно?

Я посидел ещё минут пятнадцать, залил угли водой и пошёл в дом. Света уже сопела в две дырки, накрытая одеялом. Я осторожно лёг рядом, чтоб не разбудить, но она почувствовала меня, повернулась и обняла меня, накрыв краем одеяла. Я улыбнулся: «Ничего не меняется».

Алло! Андрей Витальевич… А… Не… Да я… Это не… Я не… Алло… Алло…

Я повесил трубку телефон-автомата и вернулся к Светке. Мы прибыли в город с первым утренним теплоходом. Я вспомнил, что у меня паспорт на выписке и мне надо его забрать. В паспортном столе народу на выдачу документов было немного, и в очереди я простоял всего минут двадцать. Шёл третий час дня, я решил позвонить Светкиному отцу, узнать новости. Но нарвался на какой-то шифрованный до невозможности поток сознания от Андрея Витальевича. То, что это был именно он у меня сомнений не вызывало. Света сидела на скамейке, я подошёл и сел рядом с недоумённым лицом.

– Ничего не понимаю…

– Что там, Слав?

– Не знаю… Какой-то товарищ Павел… Какая-то выемка документов… Ничего не понятно…

– Хи-хи… Это мы с папой так играли в детстве. В подпольщиков. Папа был товарищ Андрей, а я – товарищ Павел. От Павки Корчагина. Выемкой документов на нашем кодовом языке называлось поесть мороженого в определённом месте. В павильоне, в скверике, позади театра. А если, например, посетить явочную квартиру – значит, попить сока в кафе на торговой площади. Хи-хи...

– Он сказал, что у него выемка документов в полчетвертого. Значит надо ехать к театру и ждать там. Нафига эти игры в подпольщиков?..

Мы со Светкой нашли скамейку в отдалении от павильона, укрытую кустами акации, с которой хорошо просматривался вход в павильон. Внутрь мы не пошли, чтоб не лишать себя возможности маневра. Непонятно, к чему эти игры в подпольщиков, но бережёного Бог бережёт.

– Привет, молодёжь! – Андрей Витальевич вышел из кустов позади нас. Светка от неожиданности вздрогнула, да и я не остался равнодушным, хоть и подавил в себе желание сматериться, – молодцы, не пошли в помещение. Слава, ты радуешь и удивляешь меня всё больше и больше. В школу милиции не хочешь всё же? Можешь высоко взлететь.

– Нет, Андрей Витальевич, и мы это уже обсуждали. У меня есть план, как построить свою жизнь, и на данный момент, я не намерен от него отступать. Расскажите лучше, какие новости.

– Ну, в целом, всё неплохо. Этих двоих Молчановских прижали, скорей всего выпрут из органов за утерю документов. Сам Молчанов переведён в другой район. Вобщем, опасности для Светки я больше не чувствую. Свет, ты можешь остаться дома, если хочешь.

– А зачем-же тогда эти подпольные игры?

– Я под микроскопом. Не уверен, но, возможно, меня слушают. Ищут, до чего доколупаться, чтобы сместить. Я некоторые интересы всё же задел. Не сильно, краями, но начальство бывает мстительно.

– Понятно, Андрей Витальевич. Тут Света, как раз, ехать передумала. Передумала, Свет?

– Передумала Славка. Пап, я останусь, если опасности больше нет.

– Оставайся, и ничего не бойся. Я сейчас, в некотором роде, даже сильней стал, чем раньше. Я может и под пристальным вниманием руководства, но зато меня трогать боятся.

– Почему так сложно всё? Пап, почему ты мне раньше ничего такого не говорил? Я теперь чувствую себя как пятилетний ребёнок, у которого в песочнице свежепостроенный замок сломали какие-то хулиганы. Мне и обидно, и страшно, и я не понимаю, за что.

– Прости, дочка, – Андрей Витальевич виновато посмотрел на Свету, – не хотел я в это дерьмо тебя окунать. Думал, уберегу… Я понимаю, теперь тебе заново взрослеть придётся.

– Ну, раз всё так разрешилось, поехали, Свет, за чемоданом. Андрей Витальевич, я ночью уезжаю, когда теперь увидимся – не знаю. Поэтому, до свидания. Знакомство у нас вышло… неоднозначное. Но всё равно, я рад был с вами познакомиться.

– Ну, что-ж, зятёк, я тоже рад был познакомиться. Ты мне на некоторые вещи глаза открыл. Жаль, что отказываешься от школы милиции, – он подал мне руку, – Мир?

– Мир, Андрей Витальевич, – я пожал протянутую руку, – и на случай, если всё же больше не увидимся, Андрей Витальевич, деньги – бумага, не копите.

– Славка, я не поеду тебя провожать на вокзал. Реветь не хочу. Я лучше дома пореву тихонько, в подушку.

Мы со Светкой, абсолютно голые, лежали не разложенном диване у неё ы квартире. Светка обнимала меня лёжа головой на груди и закинув на меня одну ногу.

– Тогда мне пора собираться, – сказал я, – восемь часов доходит. Ещё поспать надо успеть перед поездом.

– Не так скоро, Слав, – Светка прижалась ко мне теснее, – я ещё не надышалась тобой, не налюбилась.

– Свет, у нас только что закончился двухчасовой секс-марафон, как не налюбилась-то?

– Вот так… Мне кажется, я никогда тобой не насытюсь.

– О, новое слово в русском языке.

– Да-ну тебя, Славка. Я тут страдаю от скорой разлуки, а ты… – Светка шлёпнула меня по груди ладошкой и тут-же поцеловала туда-же. Потом завозилась, залезая и ложась на меня сверху и заглядывая мне в лицо:

– Слав, ты мне письма писать будешь?

– Обязательно, Свет. Только письма мои будут скучными и не интересными. И ты скоро перестанешь их читать. А потом у тебя появится новый друг. Из института. Например, какой-нибудь будущий гениальный кардиохирург. Или нейро. И ты в него влюбишься, как девчонка. И забудешь про меня. И всё у вас будет…

– Не говори так, Славка. Не знаю, может будет так, может нет, но сейчас я люблю тебя, и ни о ком слышать не хочу.

– О, прогресс. Ты уже допускаешь, что я – не единственный в мире мужчина.

– Молчи… Поцелуй меня лучше, – сказала Светка и потянулась к моему лицу своим лицом.

– Я-то поцелую, но вот скоро твой отец придёт, как он отнесётся к тому, что мы здесь голые валяемся?

– Он не придёт. Я его попросила.

– Это когда ты успела?

– Неважно когда. Тем более сейчас, когда я чувствую, что мне в низ живота упирается что-то твёрдое.

– Это не я… Я не хотел…

– Что?!Ты меня не хотел?! Так меня ещё никто не оскорблял. Требую немедленного удовлетворения!

Мерно стучали на стыках вагонные колёса. Я сидел в кресле электрички и смотрел в темноту за окном. От Светки я ушёл в десять часов вечера, и то еле вырвался. Она плакала стоя возле двери, обнимая меня и никак не желая отпускать. И когда я её всё же оторвал от себя и вышел, закрыв за собой дверь, звуки рыданий усилились и послышались удары в дверь изнутри. Ничего, поплачет и успокоится. А скоро новый учебный год. Юность хороша своими надеждами. И Светка будет надеяться… на что-нибудь. Неважно на что. Мама дома спросила, где Светка, и успокоилась, когда узнала, что она всё же предпочла остаться дома. Мама у меня мудрая и рассудительная. Провожать меня на вокзал никто не пошёл. Ну это и к лучшему, самому проще, нет лишних слёз и вот этого неудобства, когда вроде уже всё сказано, а поезд всё не уезжает и не уезжает. Ни к чему это. Я спокойно сел в свой вагон, на своё место. Место рядом пустовало, Светкин билет сдать никто не удосужился. Ну, и к лучшему. Мне не хотелось ни с кем знакомиться, говорить, даже просто касаться локтем. Хотелось побыть наедине со своими мыслями. Эта страница моей жизни закрывалась навсегда. Что будет на следующей – Бог весть. Но тем и интересней.