Текст книги "Крыса в чужом подвале"

Автор книги: Игорь Федорцов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц)

Удар в шею отозвался хрустом. Подхватив обмякшее тело, отволок к ивам. Быстро расшнуровал куртку, стащил. Примерил рубаху. Маловата, но сойдет. Снял с парня сапоги. За голенищем припрятан скин-ду, острый как бритва кинжальчик. Расстегнул пояс, сдернул штаны. Под штанами феморале*. Оставил. Бывший хозяин чистоплотностью не отличался.

Костас быстро оделся. Тесновата одежонка, но терпимо. Хуже получилось с сапогами. Парень, не смотря на рост, имел миниатюрную ступню.

На ходу нацепив пояс с ножнами, Костас выдернул баллок. Посмотреть. Тускло блеснула тонкая стальная грань. Различил гравировку – лисью морду. Прислушиваясь, двинулся по примятому подлеску в обратную сторону. Парень прошел по лесу, что волокушу протащил. Все истоптал! Горицвет, купальницы, не пожалел мухомор, отпнул шляпку.

В приятной прохладе зудят комары. Липнут к голой коже. Костас несколько раз отдувался, мотал головой, отгоняя прилипчивых тварей. Но, где же они отвяжутся! Поедом едят!

Неподалеку фыркнула лошадь. Женский голос заспорил с мужским. Раздался смех. Костас, не сбавляя шага, направился на звук.

За лесной яблоней, богато усеянной мелкими зеленными плодами, открылась поляна. Круглая, с большим ветвистым дубом посередине. Одна из нижних веток и часть ствола обожжены ударом молнии. Черный ожог выделяется диковинным человеческим ликом. В тени дуба разбит шатер. У входа цветастый вымпел на пике. На вымпеле Лисица на задних лапах. Перед шатром стол под льняной скатертью, заставленный посудой, тарелками и кубками. Тут же дымит костер. В прогорающих углях едва заметен алый язычок пламени.

За шатром пасутся лошади, семь или восемь. Животные лениво переступают, подбирая на выбитом месте остатки травы.

Женщина скрылась шатре, мужчина остался у стола. На нем двухцветные, желтые с синим, штаны. Брагетт на штанах расшит золотом. Двухцветная куртка, подбита волосом для придания объема груди и плеч. В шнуровку видны кружева рубашки, легкие и белоснежные как пена. На голове боннэ, шляпа без полей с пышным пером. Мужчина опоясан роскошным ремнем, с золотой цепью. Витая гарда меча сверкает рубином. С другого бока дирк. Как всякое боевое оружие, он не столь наряден.

Мужчина потянулся налить вина, когда увидел Костаса. Что-то спросил. Властный голос полон недовольства. Пытаться объяснятся, да и на каком язык? у Костаса нет времени. Вернее его совсем мало.

Костас развел руками. Не понимаю! Мужчина настороженно положил руку на эфес меча. К блеску рубина оружия присоединилась радуга перстней. Еще пара шагов и он обнажит клинок.

Громко говоря, мужчина двинулся навстречу. Костас махнул рукой, яко бы подавая знак сообщникам. Мужчина отвлекся, глянуть в сторону. Кому там знак? Трофейный баллок, чиркнув воздух, вошел под кадык, плеснув на кружева воротника кровью. Мужчина замер, дернул оружие из ножен, на половине отпустил, схватился за баллок. Рот его немо открылся. Он бухнулся на колени, повалился ничком, перекатился на спину, хрипя, заелозил по земле. Вынырнув из-за шатра, должно быть, присматривал за лошадьми, на помощь мужчине спешил паренек, вооруженный шипастой дубинкой. Пацан громко крикнул, бросаясь вперед.

Полог шатра откинулся. Оттуда, одна за одной, появились две девушки. Поменьше ростом, совсем молоденькая, тот час побежала к лесу. Вторая, рыжая, чуть задержалась и последовала за ней.

Костас и мальчишка сошлись у тела павшего. Малец замахнулся дубинкой. Слишком не поворотлив и слишком замахнулся. Удар ногой откинул мальчишку далеко назад. Тот упал спиной и не шевелился.

Нагнувшись над поверженным, Костас выдернул баллок, сорвал с пояса широкий дирк. Глянул в полированную грань.

На третью девушку Костас налетел у самого шатра. Бойкая, голубоглазая, с волевым лицом, она что-то гневно крикнула ему. Заплетенная с левой стороны с жемчужной ниткой косица, придавала ей боевитый вид.

Девушка нарочито преступила ему дорогу и не думала убегать.

− Отвали! – грозно зыркнул на нее Костас и оттолкнул голубоглазую.

Та опешила от такого обращения и попыталась схватить его за рукав. Костас перехватил руку, завернул. Девушка зашипела от боли.

− Отвали, сказано! – прорычал он, отшвырнув её с дороги.

Костас подошел к столу. Задрал скатерть, опрокинув посуду. Вогнал в дерево дирк, опустился на колено. Импровизированное зеркало исказило его отражение.

Не раздумывая и не примериваясь, извлек скин-ду и сделал надрез над переносицей. Кровь тонкой струйкой побежала вниз, закапала с кончика носа. Он поддел биопередатчик. Проклятая штуковина держалась не хуже клеща. Вырвал с мясом. Бросил на стол. Кровь побежала сильней, шлепая в маленькой лужице. Костас надрезал кожу на левой руке и выкорчевал биоантенну. То же самое проделал с правой. Не обращая внимания на сочащуюся кровь, искромсал дорогостоящее оборудование. Наноматериал трудно подавался стали. Сметя остатки биопередатчика и биоантенн в горсть, кинул в костер. Огонь с охотой принял жертву. Затрещал, заплясал, вскидываясь кверху, пыхнул черным дымком. Запах паленой пластмассы растекся по поляне. Жалко, нельзя добраться до Червя. Остается надеяться, что он действительно медицинский.

Костас взял со стола бокал, плеснул в ладонь и промыл рану на лбу. Остатки вылил на раны на руках. Кровь продолжала капать с кончика носа.

− Блядство! − выругался Костас.

Выдернув дирк, отпластал от скатерти полосу. Вытер лицо. Глянулся в сталь клинка. Плохо. Кровит. Оценил состояние ладоней. Левую разрезал аккуратно, кровь уже свернулась. Он несколько раз лизнул рану. Правую пришлось прижечь угольком из костра. Затем подцепил на дирк белой золы, ссыпал на кончики пальцев и втер её в рану над переносицей. Остатками вина смыл кровь со стола. Затер скатертью, смял и швырнул в огонь. Уловив за спиной шорох, повернулся. Голубоглазая попыталась ударить его стилетом. Судя по направлению удара, знала куда ткнуть. Костас поймал её руку, вывернул из пальцев оружие. Девушка не закричала, только боль затенила голубизну яростных глаз. Дурной жар опалил его внутренности, забухал в висках бешенным тамтамом. Голубоглазая попыталась отвесить Костасу пощечину за не благородное обхождение. Он прижал её к себе. Мир рухнул в сладкий мрак.

Костас подхватил девушку под локти и втащил в шатер. Распинал подушки. Преодолевая сопротивление, подсек ноги и уронил на ковер. Перекатил на живот, придержал, задирая подол платья. Девушка извивалась, пытаясь вырваться, яростно, не говорила, рычала слова. Короткие фразы. Он сдавил её шею. Девушка задохнулась от боли и перестала сопротивляться. Костас сдернул с нее фундоши*. Коленом развел ноги. Навалился. Взял на силу. Девушка болезненно всхлипнула.

Ничего путного из содеянного не получилось. Выброса семени нет, от того ни удовольствия ни облегчения накатившей дурноте. Доктора вытянули из него все соки.

Поднимаясь, Костас увидел алую слизь. Сунул руку в промежность голубоглазой фурии. На пальцах остались кровяные выделения.

Оставив притихшую девушку, на ходу завязывая брагетт штанов, Костас выскочил из шатра и буквально налетел на рыжую!!! Огненно-рыжую!!! Теперь он хорошо рассмотрел! Костасу не поверилось, таких волос не бывают!

Девушка выставила перед собой скин-ду, такой же, как у него. Костас уперся в тонкое лезвие грудью. Стаяли почти лицо к лицу.

− Что не нравлюсь? А ты мне очень, − прохрипел он, разглядывая её. Огненное облако волос, косица с жемчугом, тонкие брови, сероглазая, немного скуластое лицо, на щечках золотушки веснушек, прямой нос, напряжено сжатые губы.

Рыжая отдернула оружие и в нерешительности отступила. Костас прошел мимо, едва не толкнув её. С поверженного желто-синего стянул сапоги. Голенища оказались узкими, Костас их надпорол и примерил вторично. Пришлись впору. Прихватил с убитого кошель с вензелем. Походя, смахнул с куста плащ.

Он не удержался оглянуться. Рыжая столбом стояла у шатра. Жемчуг в косице выглядел росой на шафране.

Костас быстрым шагом добрался до лошадей. Не выбирал. Взял под седлом и перекинул поводья. Легко впрыгнул и погнал лошадь через лес, петляя меж деревьями и уклоняясь от веток. Ни он, столь стремительно покидающий поляну, ни Рыжая не увидели, как замутился воздух над прогоревшим костерком и свернулся в шар, как шар пошел рябью, как с тяжелым вздохом лопнул, брызнув на черный дубовый лик липкой человеческой кровью.

Солнце откатывалось за полдень. Ветер шумел в кронах, перекликались птицы, отстукивал дробь дятел. До тошноты хотелось есть. Костас придержал лошадь у кустов малины. Собрал мелкую сладкую ягоду прямо из седла. Голода не сбил, только раздразнился. Организм требовал нечто более существенного, чем скудные дары колючих зарослей.

Повернул на закат. Лес то редел, расступаясь белоствольными березами, то сходился непроходимой стеной, выставляя еловые ветки, то задерживал, цепляясь густым подлеском, то подгонял, пропуская земляничными пригорками, то заманивал в рост всадника бурелом, то путал звериной тропой. Одна из таких троп, пройдя краем заиленного озерца, пересеклась с наезженной дорогой, идущей вдоль каменной гряды. Новый мильный столб говорил, о присмотре за транспортной артерией, а пара кострищ свидетельствовала, здесь от жилья до жилья путь не близкий.

Костас слез с седла. Верхом, конечно, передвигаться легче, но дальше им не по пути. Искать будут, первым делом вспомнят лошадь. Потрепал по холке, хлестнул, прогоняя прочь и полез в кручу, съезжая по осыпи, сбивая пальцы о каменную крошку, хватаясь за стволы чахлых сосенок.

Закат он встретил на вершине. Солнце в короне дождевых облаков падало в бескрайний лес, на черно-зеленые пики елей и сосен. Костас сглотнул сухим ртом. Не слишком высоко для крысы?

На теплой базальтине грелся щитомордник. Он не боялся нападения. Он был молод и самоуверен, как бывает самоуверенна молодость, лишенная опыта. Его яд сильнее любых клыков, когтей и клювов. Это знают все! И потому здесь, так близко к закатному небу, он царь и бог!

Багряный луч пробежался по лоснящейся коже, причудливо преобразив невзрачный рисунок чешуек.

Круговое движение руки. Вниз и назад – хват. Вверх и вниз – удар. Позвоночник щитомордника размозжен, мышцы порваны. Длинное тело содрогнулось в конвульсии. Костас отделил змеиную голову, выпотрошил кишки, чулком содрал кожу. Порезал на крупные куски, присел на базальтину и, наблюдая последние минутки заката, принялся жевать пресное мясо. Спускаться начал, когда от минувшего дня осталась светлая полоска у темного горизонта.

Ночной лес насторожен. В нем нет лишних звуков, нет лишних запахов, движения в темноте скоры и смертоносны. Но кто бы ты ни был, сильный охотник или робкая добыча, тебе так неуютно под мириадами звездных глаз.

Лишь под утро Костас позволил себе остановку на берегу болотца. Подобрал пару сыроежек. Зачервивевшую выбросил, хорошую, сдув прилипшие травинки, съел. Подошел напиться воды. С берега попрыгали лягушки. Одну сходу сгреб в прыжке. Перехватив за лапки, оглушил, стукнув о коленку. Оторвал задние конечности и зубами стянул мясо. Косточки пососав, сплюнул. Мала порция!

Донимал гнус. Настырно лез в глаза, в нос и рот. Костас провел ладонью по безволосой макушке, лбу и лицу. Рука черна от раздавленных тварей. Чтобы уберечься от болезненных укусов, плотнее завернулся в плащ.

Огибая болото, нарвал молодых побегов дягеля. Съедобно, но не ахти! В лесу на проплешине попался дудник. Тоже не отказался. Очистил кожицу и с хрустом сжевал сочную поросль. Пересек гарь, заросшую кипреем, не желая взбираться в крутой холм, продрался сквозь бурелом и пожалел. На многострадальном плаще живого места не осталось. Не плащ, а рванина.

Вышел к кедрачу. Лесные красавцы усеяны шишками. Рано им. Не выспели.

Краем глаза заприметил бельчонка. Несмышленыш, забыв осторожность, спускался по стволу, широко расставив лапки и мотая пушистым хвостиком. Костас с замахом метнул баллок. Сталь пришпилила зверушку к дереву – только пискнула. Тут же ободрал. Мясо бельчонка нежное, теплое, почти отварное. Жевалось легко. Кровь зверька противно скапливалась во рту. Раз или два он сплевывал, понимая − зря. Кровь, еда еще получше, чем мясо.

Вышел к речушке. Ленивая вода перекатывалась между корней. В потоке мелькали листья и упавшие веточки. Зачерпнув мутной воды, умылся, остужая, саднившей от укусов кожу. Из пригоршни сделал несколько больших глотков.

Двинулся вверх, к истоку. На мелководье, где солнце грело воду, шныряли стайки мальков. Снял с себя рубаху, стянул узлами рукава. Протянул ,,бредень” по течению. Рыбья мелочь серебрилась на самом дне импровизированной снасти. Обед скуден, но какой никакой, а обед. Повторил заход. Улов не стал богаче, но и то, что попалось не лишнее.

Два раза Костас обнаруживал тропки проторенные зверьем. Судя по следам, попить водицы приходили олени. В одном месте он различил четкий след вепря. Подальше виделась колода, о которую зверь чухал морду, клыками развалив трухлявое дерево.

Поднявшись по осиннику в пригорок, наткнулся на вырубку. Торчали пни, ветки свалены отдельно, в кучи. Бревна сложены по три четыре штуки. Еще дальше, под елью, примостился шалашик с кружком кострища. Кострище зарастало. Им не пользовались уже давно. Покрытие шалаша дыряво и желто. Листья с веток облетели, обнажив ребра тощих лаг. В шалаше он переждал дождь. Небесная хлябь вывернула на землю недельный запас вод. Дождь падал сплошным потоком. Худое укрытие и защитило худо, промок и продрог. Согрелся на ходу.

За очередным поворотом увидел мосток. Попрыгав по береговым камням, выбрался на дорогу. Оглядел сапоги. Барская обувка не выдержала перехода. Раскисла, потеряла форму и норовила расползтись. Дотянет ли до замены? И когда она еще будет, замена эта!

Сделав короткий выдох-вдох, Костас побежал попобочь дороги. Бежал, не теряя контроля над окружением. Лес закончился полем, поле скатилось дальним краем в овражек. За овражком березовая рощица. Затем опять поле и околок боярышника. Костас высматривал прежде всего людей. Заставу, засаду, разъезд, путников − тех, кто мог увидеть его и запомнить. Но вокруг безлюдье, а след тележных колес достаточно стар.

На солнце снова нашла тучка и пролилась на этот раз теплым дождичком, не успев ничего толком намочить.

Через час бега появились первые признаки жилья. Черное пятно пепелища выделялось на лугу. Из прогоревших углей высоко торчала печная труба. Судя по всему, горело строение не так давно. Сгорело не само по себе. Человеческие кости в золе свидетельствовали, обитателей из дома не выпустили. Посреди пепелища в землю забит дубовый кол. Забит глубоко и грубо. Верхний край превращен в мочало. К колу рваной тряпицей примотана перекладина. Крест не крест?

Костас свернул к колодцу. На длинном журавле болталась деревянное ведерко. Но напиться не получилось, из колодца воняло разложением. В воде утоплена выпотрошенная овца. В ведерке вышиблено дно. Чуть дальше, на развилке, рядом с указателем, установлена виселица. Свободных мест на перекладине нет. Три тела, одно принадлежало совсем юнцу, кормили ворон. Таблички привешенные к груди каждого висельника, скорее всего оповещали, что казненные пробавлялись не праведным ремеслом разбоя. Дальше Костас набрел на брошенные огороды. Заглушенная молочаем и осотом картошка, изничтоженные капустные рядки, истоптанные конскими копытами морковные и свекольные гряды. На поле по соседству, проволокли бревно, потравив гречиху, разбили выставленные ульи и пытались сжечь. Костас при помощи дирка накопал морковин. Загнув полу плаща, сложил добычу.

За огородами пустырь. За пустырем насыпной курган. Древний. Покосившийся менгир доглядывает за краем. Плохо доглядывает. Дальше, в балке, полно человеческих останков. Ратное дело без мертвых не обходится.

Курган огибала дорога. Не дорога, одно прозвание. Ухаб на ухабе, колдобина на колдобине. Из-за кургана появилась карета. Запряженная четверка, разбрызгивая воду луж, бодро тащила черный дутый короб. На лакированной дверце блестит золотой герб, серебрится мельница спиц больших колес. Позади кареты шестерка всадников. На задранных пиках ветер треплет разноцветные флажки. Костас повернул и, хоронясь за кустами бузины и редкими осинками, двинулся к оплывшему оврагу. Собирая на сапоги липкую грязь, съехал на самое дно. В родничке, напился и тщательно перемыл морковь. Потом полез вверх. Выбираясь на другую сторону, поскользнулся.

В конце заросшего сорняком поля заметил сарай. Словно подгоняя искать защиты, зарядил дождь. Рассудив, мокнуть веских причин нет, Костас быстро добрался до укрытия.

Вся конструкция сарая − стены и крыша. Костас с трудом открыл половинку просевших двухстворчатых дверей. Вошел. Пусто. Сверху сквозь дыры, где капала, где сбегала тонкими струйками дождевой вода. В дальнем углу ворох прелой соломы. Он обошел убежище по периметру, заглянул в каждую щель. С запада к полю подступал острый клин леса. Среди темных елей видны белые стволы берез и буро-зеленые свечки осин. Костас поворошил солому. Притихшие мыши зашуршали во все стороны. Присел. Поскоблив морковину, съел. Одну, потом вторую. Выглянул за дверь. Никого. Только поникшее серое поле и дождь, стучащий по крыше и шлепающий по листьям лопуха у самой стены.

Костас прикрыл створину. Покачал рукой. Ветру не открыть. Снял плащ, с силой стряхнул. Забросил наверх на стропила. Залез сам. Оставшаяся от мостков доска, не убрали, окончив стелить дранкой крышу, достаточно широка, чтобы на ней лежать. Если не крутиться с бока на бок можно и выспаться. Костас свернул плащ под голову и лег.

Дождь зачастил. С крыши побежало, что с лейки. Костасу пришлось немного сползти вниз по доске. Суше и не так сквозит.

Потихоньку непогода утихла. Просеивающийся свет налился закатом, посерел и угас в сумерках ночи.

Костас почти не спал, вслушиваясь в звуки. Тяжело взмахивая крыльями на крышу села сова. Угукнув в темень, улетела, чиркнув тенью по ночному небу. Холодный ветер донес дальний вой. Ему ответили. Близко. Время спустя под дверью сарая заскулила псина, заскребла лапами, просясь впустить. Вой раздался совсем рядом. Пес в страхе затявкал, отбежал и тут же вернулся. Грозный рык смешался с жалобным трусливым скулежом. Потом скулеж перешел на визг и оборвался. Под дверью хищные челюсти рвали живую плоть. Чавкали, урчали и пихались. Сколько их? Два? Три? Тяжелые лапы ударили в дверь. Еще и еще! Звери почуяли человека. А что человек? Такая же еда, как и прочие. Один из волков обежал вокруг сарая, ища лазейку. Остановился у стены, попробовал подрыть. Скрепленная корнями старых трав, земля не поддалась. Волк досадливо тявкнул и убежал. Опять ударили в дверь. Створки продавились, открыв щель. В нее просунулись влажные носы, жадно вдыхая запахи.

И опять ветер принес вой из дальней стороны. К тоскливой ноте примешались торжествующий тон. Ночь щедра на добычу! У сарая легкая возня, рычание, клацанье клыков и тишина. Легкое движение вдоль стены. Волки ушли, оставив после себя запах крови и смерти.

Сон пуст и нет в нем ничего кроме беспокоящего мрака.

Костас проснулся от того что замерз. Спрыгнув со стропил, он укутался в плащ, приоткрыл дверь и протиснулся наружу. Земля впитала пролитую кровь. Тут же валялись кусок шкуры, откушенный хвост и обглоданные дочиста ребра.

Обогнув место ночного пиршества, пошел к полю. Молоко низкого тумана стелилось до дальних околков, едва различимых в предрассветной мгле.

Путь от поля вел к холмам. От холмов к болотине. Через болотину брошена гать. Старая, неухоженная, утопившая не одну повозку. И меры ей шагов сорок, а заботы человеку неисчислимо. Возле гати к Костасу сунулись разбойники. Лихо свистнул дозорный и из ельника посыпались удальцы с дрекольем, пиками, дубинами. Обошлось. Глянули на путника, да дозорному плюху отвесили. Обезглазил что ли? С нищим возни больше, чем прибытку.

За гатью − луга. Трава спелая в пояс. За лугами, заложив круг, дорога вбежала в пригорок. Верх пригорка венчала огромная каменюка. Сверху вылизанная ветрами и непогодой, снизу зазелененная мхом. От камня дорога сползала книзу, перепрыгивала мостком через ручеек. Да уже и не ручеек, топкость одна, заросшая осокой. За мостком крепкое строение постоялого двора. Пятистенок обнесен высоченным забором. Дворовый пес от сытой жизни почем зря дерет глотку. Над трубой мутным столбиком вьется дымок. От этого дымка голод еще острее. Кажется, ел бы до конца дней своих, и не наелся!

Костас оглядел себя. Путник и путник. В меру грязен, пропылен. Полуразвалившиеся сапоги подтверждали мили и мили пройденных дорог. С одеждой все в порядке. А оружие? В два удара сбил гербы с наверший баллока и дирка. При помощи скин-ду сковырнул с ремня металлическую Лисицу. Валлет, кинжал, спрятанный в пряжку, подумав, оставил. Рано раскидываться оружием. И гербы и Лисицу втоптал в землю. Еще бы избавится от кошеля, но карманов на одежке не предусмотрено. Куда деньги девать? Не в мотню же ссыпать? Для правдоподобия потер кошель об камень, сдирая лак и вензель. Порча придала кошелю прадедовскую древность.

Не торопясь Костас добрался до трактира. Пес яростным брехом оповестил округу о его прибытии. Ступеньки крыльца, предупредили скрипом – заходит! Толкнул дверь. Звякнул колоколец – вот он! Медлить честному путешественнику не личит. Не тать лихой людей опасаться. Вошел.

Узкие окна затянутые промасленной бумагой, плохо, но пропускали света. Сумрачно. Низкий потолок тяжел и закопчен. В углах паутина. Зал трактира вмещал в себя четыре огромных стола, по два с каждой стороны прохода. Прямо крепкий прилавок, за которым, уперев кулаки, стоял хозяин. Дородный дядька в бабьем переднике, выжидающе поглядывает.

За одним из столов трое. На ближнем краю, молодой парень в крестьянском жюпеле* с драными локтями, наклоняясь, метал с тарелки овощное рагу с мясом. При этом толи бубнил, толи напевал. Рядом с ним мужчина постарше. Он, должно быть, поел и теперь мелкими глотками опустошал кружку. Сделав глоток, с легким стуком опускал кружку на стол, за тем тут же поднимал её для следующего глотка. На противоположном краю, расположился воин. У его ноги, к лавке, прислонена секира. Сам воин облачен в милоть*, овчинную, мехом наружу безрукавку, под которой на жаке, поблескивала модная латунная вставка. Доспех старый, а вставка блестит. Ни царапинки нет на ней! Широченные штаны-плюдерхозе украшены тесьмой и безыскусной вышивкой. Сапоги ничуть не лучше чем у Костаса. Воин неаккуратно глодал здоровенный мосол. Борода и усы блестят от жира. Вокруг мисы весь стол в крошках.

Дардариур (Тьфу! Собаке кличку красивей дают, однако родители в метрики так записали. В своем ли уме были?) оценивающе посмотрел на вошедшего. Ну и гостечка принесла нелегкая! Глаза заплыли, кожа в красно-багровых пятнах – гнус обожрал. Лыс, что бок молочной крынки. Кострат что ли? Сказывают у кого в детстве яйца отрезают, в годах точно так выглядят. В Южных пределах таких несчастных полно. Дардар (сокращенно все-таки благозвучнее звучит, чем Дардариур) с неохотой мотнул головой подошедшему посетителю – чего тебе? Костас знаками показал пить и есть. Это понятно, а как насчет платежеспособности? Дардар потер большим пальцем указательный и средний. Костас на ощупь выудил из кошеля серебряную монетку. Положил деньгу на стол. Трактирщик подозрительно покосился. Пальцы без ногтей выглядели уродливо. Уж не у пыточного мастера оставил? Хозяин стукнул по прилавку, подхватил подлетевшую монету, куснул на зуб. Не подделка ли? Монета честная и Дардар, показал на пальцах – две надо. Костас потребовал, понятно жестом, с ночевкой. Хозяин призадумался. Времена такие, кого бы взашей гнать, привечаешь. А этот хоть и урод уродом, но платит. Деваться некуда – согласился. Костас достал вторую монету и бросил на прилавок. Обе монеты пропали в кармане бабьего передника. Дардар указал на стол, в компанию к троим. Вдруг гулянку сообразят сообща. Все прибыток.

Костас сел. Место не слишком удобное. Обзор не важный и дистанция мала, но в поле зрения и хозяин, и воин и эти двое.

Разбитная девица принесла на разносе огромную тарелку крольчатины с капустой и кружку с пивом. Глянув не видит ли папенька, тиранулась задом о локоть Костаса. Воин углядев заигрывание оторвался от мосла и довольно загыкал.

− Ох, давалка! − восхищенно произнес он, не заботясь, услышат его или нет.

Девица и бровью не повела. Гордо вскинула голову. Косица с белым жемчугом, не морским, а местным речным, мотнулась из стороны в сторону. − Честная я, девушка! − Гы! Проверить бы честность твою!

Судя по тому, как рассмеялись оставшиеся двое, они полностью поддерживали мнение воина. Девица успела пофлиртовать со всеми.

Костасу не до шашней. Голод захватил его помыслы и желания. Так оголодал, впору вторую ложку просить. Капуста хороша! Крольчатина не особенно жесткая, а подлив достаточно, без перебора, остр. Костас хлебнул из кружки глоток-другой. Пиво не плохое на вкус и крепкое. Понятно, зачем мужчине вода? К его удивлению, хмель, закруживший голову, быстро прошел. Похоже в этом вопросе с Червем накладка. Тот принял напиток за отраву и быстро нейтрализовал. Костас хмыкнул, досадуя, и продолжил есть. Против еды синтезированный глист не возражал, а допивать пиво пришлось без всякого удовольствия.

Ближе к концу трапезы к нему пододвинулся тот, что помоложе.

− Руфус Рыбак, − назвался он.

Костас подумал, стоит ли затевать знакомство, тем более языка он не понимает.

− Перекати-поле, − коротко назвался он.

− Дисс, − так же представился второй.

Костас кивнул головой, дескать, очень приятно.

Затем Руфус воодушевленно заговорил, показывая пальцем то на спутника, то кивая в сторону война. Костас охладил рвение собеседника.

− Все равно ни хрена не понимаю.

Руфус озадаченно заткнулся. Как же говорить с человеком?

Юношу попытался выручить напарник. Дисс заговорил, но уже на каком-то диалекте, едва схожим с речью Руфаса.

− Одинаково, − остановил Костас и его.

Похоже, диалог не мог состояться. Оно и к лучшему. Хотя знание языка очень бы выручило. А так, немтырем, быстрее вычислят.

− Ты чикош? – подключился к разговору воин. Этого Костас как раз понял. Говор сильно напоминал сербский. Судя по тону, к чикошам он относился не особенно дружественно.

Воин отставил ногу, готовясь в любой миг схватиться за секиру. Можно предложить, пересмотреть свое к ним отношение он в ближайшее время не собирался.

− Нет. Бомж, − ответил ему Костас. Воина он не опасался. Все чувства и намерения ясно читались на заросшем лице собеседника.

− Бомож? – воин, недоверчиво щурился. Врешь, поди с перепугу?

− Ага, − не стал поправлять Костас. Его честный взгляд убедил воина больше слов. А может не взгляд, а дирк на поясе.

− Знатная штука, − воин кивнул на дирк.

− В наследство получил.

Воин со знанием дело подмигнул А то как же! Хорошее оружие только в наследство и достается.

− Я Дёгг. Сард.

− Сард? – переспросил Костас.

− С побережья. Море, скалы, лодки. Большие лодки, − втолковал ему Дёгг.

“Викинг,” − нашел земной аналог Костас.

− Понял.

Руфус опять заговорил, но обращался уже сразу и Дёггу и Костасу.

− Он спрашивает, куда ты идешь.

− Куда глаза глядят.

Непонятной радости Руфуса нет конца. Юноша даже в ладоши хлопнул. Дите оно и есть дите, даже если из пеленок выбралось.

− Он приглашает тебя с собой в Морт, − перевел сард новую реплику. − Хозяйке замка нужны воины. Она бросила Призыв.

Костас отделался кивком и принялся цедить увы! безалкогольное для него пиво. Обидно. Вкус действительно отменный.

− Он говорит, ты мог бы там неплохо заработать.

− А ему то что, заработаю я или нет?

− Тот, кто приведет с собой воинов, получит дополнительно триенс, − уже от себя добавил Дёгг и задрав бороду рассмеялся. Громоподобное кудахтанье сотрясло стены. Девица выглянула из кухни. Веселье и без неё?

− Ты тоже идешь в Морт? – спросил его Костас.

− Конечно, − сард похлопал рукоять секиры.

− То же хочешь заработать?

− Заработать и еще кое-что.

− …?

− Браслет, − Дёгг задрал руку и покрутил, словно браслет уже красовался на его запястье.

− Браслет?

− Э, да ты парень из каких краев выбрался в империю?

Костас отставил кружку.

− Из дальних.

− Браслет. Дается лучшему воину и возводит его в спафарии*. В первую ступень дворянства. А дворянство соответственно позволяет проживать в империи беспрепятственно и наниматься в имперское войско.

− А сейчас что, нельзя?

− Сейчас я птох*… Убогий, наемник, бродяга. Как только закончится драчка в Морте, нужно будет искать следующую заварушку. Или выметаться домой, к женам и сопливым детям.

− А другой работы нету в империи?

− В империи для таких как я и ты только такая. Есть варианты и похуже. Выносить за благородными горшки. Предпочитаю выбивать говно из людишек вот этой штукой, − и Дёгг снова похлопал по рукояти.

Костас присмотрелся к объекту гордости сарда. Наверняка у средней руки оружейника подобного железа на продажу с десяток.

− Можно еще в охрану на рудники, в Баглон. Но это уж совсем надо опуститься. Вольных да удалых стеречь гнилое занятие.

Костас задумался. Он не знает дорог, он не знает законов, он не знает ничего из того, что стоило бы знать. Ко всему его ищут. Не могут не искать. Имея такую внешность как у него, трудно остаться неприметным. Самым благоразумным спрятаться на время, пока не примет более-менее человеческий вид. А спрятаться лучше не среди лесов и пустынь, а среди людей. В неразберихе войны это сделать проще. Риск потерять голову в драке нисколько не выше прочих опасностей. Плюс ко всему у него под боком толмач. Пожалуй последнее обстоятельство важнее прочих.

− Так что? Ты с нами? – спросил его Дёгг.

− Нам по пути, − оповестил Костас присутствующих.

Юноша услышав перевод его слов возмутился.

− Руфус, говорит это не честно, поскольку он предложил тебе идти в замок.

Костас сунул руку в кашель и бросил Руфусу монету.

Тот радостно подхватил её со стола и, подбросив на руке, сжал в кулак. Потом перекинул монету в другую руку и протянул ладонь Костасу.

− Он предлагает тебе боевое братство, − растолковал намеренье юнца Дёгг.

− Скажи ему пусть идет в жопу со своим боевым братством, − резко ответил Костас.

Дёгг длинно рассмеялся. Просмеявшись, перевел отказ. Дисс демонстративно дернулся в драку. Но только дернулся. Его остановил Руфус и глухой удар дубинки по прилавку. Дисс что-то грозно выговорил.

− Тебе не стоит принимать его речь во внимание, − ржал Дёгг.

Наконец сард успокоился и спросил у Костаса.

− Меня тоже пошлешь в задницу, если я предложу свою компанию?

− Компанию или братство? – переспросил Костас.