Текст книги "Крыса в чужом подвале"

Автор книги: Игорь Федорцов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)

− Бывали и исключения.

− Я не хочу даже об этом упоминать, не то, что говорить.

− Чины нам не к чему. Уже одно то, что мы предложим свою помощь, обяжет его.

− Его благодарность немного стоит.

− После того как вы добьетесь реабилитации рода Хенеке, в не зависимости от воли Бекри, Мэдок станет полноправным членом семьи.

− Здесь указ императора не поможет. Глориоз не примет его.

− Его признает закон. А Бекри станет перед выбором. Раскрыть свои объятья вновь обретенному сыну или вернуть Мэдоку земли, доставшиеся ему от покойной жены.

− Это тоже подсказал тебе Туром?

− Таковы законы в феме Маргиана.

− Это половина его владений, − задумался эгуменос. – Ему не на что будет содержать хускарлов.

− А наш бастард сразу станет весьма перспективной персоной. Многие, тут же позабудут неблаговидную историю его родни, посчитают возможным, закрыв глаза на тонкости дворянской чести, заполучить его в зятья, мужья, друзья и приятели.

− Но мы уже сделаем первый шаг. Марица.

− Нет, Марица второй. Первый, вы возьмете его к себе. В турму Керкитов. Еще до того, как станет известно, что его род не причастен к заговору.

− Закрыв глаза на тонкости дворянской чести, говоришь…, − повторил Бриньяр задумчиво. – А вдруг Бекри согласится его признать законным сыном? Или Мэдок захочет быть именно Бекри, а не Хенеке? Они споются… Не получится ли как в басни?

− Чтобы узнать наверное надо поставить глориоза перед таким выбором.

− Так чего же мы добиваемся? Благополучия Мэдока или низвержения Бекри?

− Одно без другого не возможно. Благополучие Мэдока зиждется на низвержении глориоза.

Эгуменос припомнил холодный блеск в голубых глазах Кайрин. Тогда они говорили о фрайхе Кнуте ди Бортэ. Ныне покинувшего бренный мир.

− Хорошо, я подготовлю документы о реабилитации рода Хенеке.

− Вы удостоите его аудиенции? Я думаю быть портарием Керкитов более почетно чем оруженосцем у Хранителей Дорог. В Венчи говорят, голодный пес сильнее ластится, побитый, нежнее лижет руку.

К эгуменосу вдруг пришло понимание, он впервые собирается принять решение, целиком полагаясь на суждения другого человека. Пусть даже этот человек хорошо знаком и ко всему его воспитанница и верный соратник. Самый верный. Ибо их связывают не только незримые нити прошлого, но и неразъединимые цепи будущего. Как шутят в той же Венчи, у плывущих в шторм в одной лодке мал выбор. Вместе выплыть или вместе утонуть. Так что же его смущает? Почему нет уверенности в правильности принимаемого решения? В чем причина его сомнений? Он не видел этих причин. Ни умом, ни сердцем, ни чувствами. Не видел и продолжал сомневаться.

− Ради этого стоит согрешить в пост и попробовать этого вина. Составишь мне компанию? – предложил Бриньяр.

Когда сомневаешься… когда сомневаешься чего проще взвалить бремя ответственности на того кто никогда не знает сомнений и никогда не ошибается. Бриньяр даже удивился, с какой легкостью крамольная мысль нашла дорогу к нему. Но ведь на все воля Создателя? Над всем его сила и власть.

“Если откажется она, откажусь и я”, – рассердился он на себя.

− Грехи, как и удачи, следует делить поровну, − приняла приглашение Кайрин.

Эгуменос был больше чем уверен, она откажется. Гранатового вина его воспитанница не переносила. Не отказалась? Что это? Взаправду промысел Создателя? Если так…

Бриньяр налил вина ей, потом себе. Кайрин подняла кубок.

− Хорошее гранатовое вино делают только в Амикеи, − блаженно вздохнул эгуменос. − Не знаю, как они над ним колдуют, какие молитвы шепчут, но вино…, − он закатил глаза в восхищении.

Девушка лишь пригубила и поставила кубок, обронив в него легкую блеску с ногтя. Протянула руку и взяла грушу. Небольшой плод янтарно прозрачен. На полопавшихся боках проступили медовые слезки. Кайрин откусила сочную мякоть и аккуратно положила на блюдо. Там где её пальцы держали плод, под кожицу вдавился белый кристаллик.

− Чудесное, не правда ли? – облизнулся Бриньяр.

− Пусть его вкус будет вкусом нашей победы.

Бриньяр довольно улыбнулся.

− Теперь скажи, что удалось узнать о том молодце, что так несвоевременно спутал наши планы?

− Егеря нашли лошадь Мистара в одной из деревень. Это по Вальдийскому южному тракту. Теперь они рыщут по всей Гаррии. Думаю, скоро он будет иметь неудовольствие общаться со мной.

− Прояви хоть немного милосердия к парню. Милосердие одно из богоугодных качеств.

− Непременно иллюстрис.

− Что-то мне подсказывает, ты не последуешь моему наставлению.

− Могу ли я вас ослушаться?

− Я только прошу.

− Могу ли я остаться глуха к вашим просьбам?

− Хотелось бы в это верить.

Они расстались на светлой дружеской ноте. Вино ли тому виной или аромат груш, но терзавшие эгуменоса сомнения ничем о себе более не напомнили. Он сидел, поглядывая то на фреску, то на обкусанный плод и ощущал сладкую успокоенность и истомлённость.

Все мы, так или иначе, подвержены слабостям. Мы скрываем их, скрашиваем ими наши дни, потакаем им и лелеем. И где-то понимаем, они не принесут нам ничего хорошего кроме огорчений и бед.

Бриньяр протянул руку, взял недоеденную Кайрин грушу и понюхал. К запаху плода примешался легкий запах духов. Кажется Гаррианский Нарцисс. Божественный аромат напоминает цветущий сад. Бриньяр куснул грушу, пожевал, жмурясь от удовольствия. Теплое чувство трепыхнуло сердце, заставила биться чаще. Он укусил еще раз, еще, раздавливая мякоть о нёбо, торопливо глотал обильный приторный сок. Ничего вкуснее он никогда ни ел! Ничего…

Покончив с грушей, эгуменос облизнул липкие пальцы, обнюхал их, словно в запахе фрукта и духов искал какой-то оттенок, неуловимый нюанс. Ему показалось, он его почувствовал. Жар всколыхнулся в груди и сполз вниз живота. Бриньяр сглотнул слюну, протянул руку и поднял бокал, из которого пила Кайрин. Этот запах еще притягательней и сильней… Гранатовое вино, Гаррианский Нарцисс, медовость груши и что еще? Что еще? Запах её руки, её тела будоражил воображение. Бриньяр мелко допил вино, смакуя каждый глоточек…

Невинный секрет эгуменоса обошелся Кайрин в сто солидов. Слуга Ингрид ди Юнг поведал ей о нем.

Из грезы полусна Бриньяра вывел стук в стекло. Его подопечные просили толику его внимания и его щедрости.

− Сегодня не до вас мои хорошие, − промурлыкал эгуменос.

Мэдока Хенеке он вызвал в Серебряный кабинет. Помещение носило свое прозвание неспроста. Стены украшены гипсовой лепниной, лепнина покрыта серебром и медью. Из мебели только секретер, за которым эгуменос стоя писал и несколько полок под документы. В углах у окна вазоны с цветами. Зелень, пожалуй, самый примечательный атрибут интерьера.

По звонку и не раньше, асикрит ввел Мэдока. Высокий, стройный, черноволосый. Смуглое лицо еще не потеряло юношеской непосредственности. Первое и, в общем-то, приятное впечатление портили только глаза. Голубые. Бриньяру показалось, что вошедший изучает его сквозь легкий прищур. На юноше простой дублет, рубашка без кружев, однотонные, вопреки столичной моде, штаны без бантов. На ногах, опять же вопреки моде, сапоги без пряжек, висюлек и золотых клипс. Вид опрятный, но бедный. На поясе дирк. И пояс, и ножны оружия без всякого украшения.

Бриньяр отступил на полшага из-за секретера.

− Имею честь разговаривать, − эгуменос замолчал, давая возможность посетителю представиться.

− Мэдок ди Хенеке, − внятно произнес юноша. Своего имени он не стеснялся.

− Если не ошибаюсь глориоз Бекри ваш отец.

− Так говорят.

− Как вас понимать?

− Так говорят все, но он предпочитает об этом не помнить.

Бриньяр развернул свиток врученный ему Кайрин. С наслаждением вздохнул запах Гаррианского Нарцисс.

− Вы в рыцарском звании?

− Нет.

− Полагаю получение его не за горами.

− Боюсь, его получение прячется за спину моей смерти.

“Дерзит, − отметил Бриньяр. − Молодости свойственна дерзость. А голубоглазым вдвойне. “

Эгуменос провел параллель между своей воспитанницей и посетителем. К сожалению, из его окружения никто более такой особенностью не обладал, чтобы подкрепить его наблюдения.

− Почему вы не вызовитесь на службу в спорных землях? Через полгода вернетесь фрайхом или, по крайней мере, спафарием.

− Мне отказано в прошении служить императору.

− По причине?

− Я Хенеке. Мои бумаги не принимаются к рассмотрению. Канцелярия накладывает резолюцию отказать без высочайшего прочтения.

− А если я дам вам такое разрешение?

− Тогда вам придется ссудить мне денег. У меня нет средств на экипировку и лошадь.

− Возьмите ссуду в банке.

− Я Хенеке. Банки отказываются или предлагают слишком ничтожную сумму.

− Даже банк Туима Габора?

− Даже он.

− А что ваш отец?

− После того как я родился он не участвует в моей судьбе.

− Вас это должно быть огорчает.

− Я Хенеке.

− Тогда злит.

− Я Хенеке, − чуть громче произнес Мэдок.

− Это я уже слышал.

Бриньяр вышел из-за секретера, развернул свиток, пробежал его глазами до конца. Скрутил, несколько раз хлопнул себя по ладони и небрежно откинул. Бумага шлепнув по столешнице, скатилась на пол. Эгуменос проследил, юноша внимательно наблюдал за его действием. Когда свиток шлепнулся на пол, желваки Мэдока напряглись.

− Хотели бы вы служить императору?

− Мой род всегда служил трону.

− Некоторые события говорят обратное.

− Император всего лишь лучший среди равных. И как показали предшествующие упомянутым вами события, не всегда.

− Но это не значит, что его можно поменять, когда заблагорассудится?

− Хенеке служили трону, а не имени.

− Лично вы кому будете служить?

− Трону.

− А тому, кто на троне?

− Пока он достоин этого трона.

− Вы такой сторонник законности?

− Закон обязателен для всех.

− Император сам издает законы.

− Значит, он первый их должен исполнять.

− Тогда скажи мне, как ты будешь исполнять обязанности портария турмы Керкитов? – Бриньяр резко сменил отстраненную вежливость на покровительственное ,,тыканье”.

− Я не знаю таких.

− Люди, выбравшие своим служением императора и закон.

− Вы предлагаете мне звание портария?

− Да. Но только услышав правду в твоих словах.

− Какую правду?

− Что ты выберешь служением? Императора и закон или…

− Закон и императора, − произнес Мэдок. Ответ дался ему нелегко. Сказать то, что хотят от тебя услышать легко. Тяжело потом жить, изменив себе.

− Если у тебя друзья?

− Теперь нет.

− Теперь? – уточнил Бриньяр

Мэдок не ответил. Бремя утрат тяжело, чтобы рассказывать о нем и бесценно, чтобы позволить постороннему прикоснуться к своему прошлому.

− Тогда закон должен стать твоим другом, братом, отцом! – объявил эгуменос. − Ему следует служить.

Бриньяр прошелся по комнате. Вернее сказать сделала шаг туда-сюда.

− Я никогда не видел тебя в храме Создателя.

− Надо мной длань Кайракана и ветви Священного Древа, − выдавил из себя Мэдок. Этот ответ дался ему еще тяжелее. Юноша не напрасно опасался, изменения в его судьбе, могут и не произойти. Бриньяр словно изумившись, пристально глянул на Мэдока. Юноша с трудом сдерживал волнение. Легкий румянец коснулся его щек.

− Насколько глубока твоя вера.

− Это вера моего рода.

− Я говорю не про твой род, а о тебе.

− Дуб Кайракана вековечен, как Синие небеса над ним! – проговорил обычную формулу Мэдок.

− Говорить такое здесь, по меньшей мере, оскорбительно.

− Я говорю правду и она такова.

− Но не всегда правду следует говорить в лоб. Надо помнить и о тех, кому говоришь. Достаточно было сказать, что чтишь ваше древо.

− Я говорю то, что думаю.

− А должен думать, что говоришь, − выговорил ему Бриньяр. − Ты знаешь, что за воровство приговаривают к отсечению руки?

− А какое это имеет отношение ко мне?

− Так знаешь или нет?

− Да, знаю.

− Как ты поступишь с человеком, который украл вещь, продал её и купил еды и с человеком, укравшим чтобы вещью обладать?

− У закона нет различия для тех, кто украл.

− Но они есть для тебя. Ведь закон это только бумага покрытая письменами, а ты будешь осуществлять его отправление. Так что?

− Причины не важны, − твердо заявил Мэдок.

Бриньяр приблизился к нему почти вплотную.

− Это единственное в чем ты не прав. Потому ты только декарх, а не портарий. Завтра отправишься в обитель Святого Амбуаса, отыщешь отца Вардуса, назовешься.

− Я не изменю веру, − твердо заявил Мэдок.

− А разве я тебя о том просил? Отныне твоя вера закон! Теперь ступай. Если не надумаешь… Просто не приходи.

10.

Камень ударил в зубец стены. Полетела крошка, часть кладки отвалилась и рухнула.

− Замок-то сгнил, прах в глотку его хозяевам! – возмутился Дайф. Переложив меч в левую руку, отряхивал с одежды от обсыпавшую его пыль и известку.

− Хозяйке, − поправил его Рагги и высунулся поглядеть, не готовит ли противник внезапного штурма.

− Пускай хозяйке, − Дайф прокашлялся и смачно сплюнул через стену. Зеленая сопля не адекватный ответ врагу. − Блядская баба! – продолжал птох костерить Эйрис ди Бортэ. − Совсем не следила за собственным замком! Мыслимое ли дело! Десять попаданий и стена вот-вот обвалится.

− Не обвалится, − пообещал ему Рагги, пригибаясь. Значит готов новый выстрел из баллисты.

− Я послушаю, как ты завтра запоешь. Если эти ублюдки по глупости не перенесут обстрел в другое место, дыра будет от башни до ворот.

Дайф вытянул шею.

− Хотя бы кусты вдоль рва приказала вырубить. Ничегошеньки не видать. Вот дурында!

− Захлопни пасть и следи за кернами, − рявкнул на Дайфа декарх Мёлль. – Шкурой чую, вылазку сволочи устроят!

С Толстухи ответно выстрелили. Камень прочертил воздух и упал в лагерь осаждавших. Покатился, обрывая веревки, давя колья и распорки, сминая палатки. Раздался возбужденный гогот венсоновских вояк. Палатки пусты!

− Сучья порода! Обвели наших вокруг пальца как малых детей! – выругался Дайф.

− Так и дураку понятно, кто станет ждать, пока ему голову булыжиной проломят, − заметил Рагги, мельницей вращая руку. Мышцы разогреть. Раз старая гнида Мёлль сказал, будет приступ, значит, без драки не обойдется.

По стене быстро пролетел Руджери. Как всегда недовольный. Оруженосец, следовавший за ним, что домашняя болонка за хозяином, еле поспевал. Шагал вдогонку, а иной раз и припускался бегом. Ругать его за нерасторопность язык не повернется. Мало свое оружие нес, так еще капитанский ростовый щит (на кой он ему на стене?), двуручный меч и капеллину. За ними едва поспевал портарий Мерх.

− Рты не разевайте, − призывал Руджери защитников. − Не подставляйтесь почем зря!

В общем-то, правильно говорил. Три выстрела назад, снаряд из вражеской баллисты буквально разнес навесную галерею над воротами. Обрушившееся сооружение похоронило под обломками десяток карнахов. Хотя место попадания камня не угадал бы только слепой. Чего стоило в башню отступить. Камень не дерево, понадежней укроет. Портарий словами не ограничился. Раскровенил нос Мёллю, Дайфа облагодетельствовал пинком.

− Я вас сук в Воронью топь скину!

Начальство умчалось дальше, Мёлль запрокинул голову остановить кровь.

− Может и не пойдут на захват, − произнес Брук, высовываясь из-за зубца.

− Дрочить на нас будут, − озлобился Рагги на сопляка. Пойдут, не пойдут! Не понимаешь − не трепись!

Птох тут же вскрикнул, словив в глаз стрелу, и отвалился назад. Падая вниз, ударился о перила нижней галереи, переломившись щепкой.

− Вот хрень, − отпрянул Дайф, собираясь спуститься к приятелю. Не успел!

− Лучники! Лучники! – побежал крик по стене.

Костас глянул в прорезь бойницы. Видно не очень, но достаточно. Рассыпавшиеся по кустам лучники начали обстрел замка. Стрелы, где густо, где редко, перелетали стену. Когда попадали. Чаще тупились о камень, ломались, застревали в дереве. Декархия, куда он приписан, охраняла площадку рядом с надвратной башней. Раньше тут стояла баллиста. Но за древностью лет, неухоженностью и недосмотру благополучно сгнила. Руджери рассудив, бесполезная гнилина будет только мешаться, приказал её убрать.

− Стрелки ети их мать! – презрительно шмыгнул Мёлль забитым носом. Нос распух и походил на крупную редиску.

Керны толкали ,,черепах”, повозки крытые толстыми шкурами и с задранными мостками. Дотолкав до места, обрубили веревки и мостки легли через ров. Лучники на стенах старались вовсю, выцеливая врага. Кто-то упал под колеса собственной повозки, кого-то пришпилили к борту, двух уронили в ров. Керны убывали, но медленно.

Баллиста с Толстухи швырнула снаряд. Баллистер сменил угол наводки и камень на излете ударил в дальнюю от башни ,,черепаху”, смешав с грязью и людей и мосток. С Гнезда поочередно фыркнули стрингалды. Один, второй. Болты пошли в разброс особо никого не зацепив. Двух-трех.

− Давай! Давай! – подгонял атаку рослый спафарий, легко дирижировавший двуручным мечом. Нагрудный доспех начищен до блеска. На доспехе клыкастая кабанья морда.

На стене легкая паника и ненужная суета. Птохи, в большинстве своем толком не воевавшие, преждевременно опрокинули чан с жиром. Кипящую жидкость выплеснулась атакующим под ноги. Те даже и не заметили, разве кто поскользнулся. Вторая волна кернов шустро укладывал гать, устанавливала лестницы. Столь же шустро гэллогласы, а чего ждать все равно добром не впустят, полезли вверх, прикрывая головы щитами. На них кидали кувшины с горящим маслом, камни, выцеливали лучники. Удачный бросок и объятый пламенем человек сам спрыгивал в ров, ища спасения. Черная жижа только колыхнется сглатывая жертву. Храккккк! Булыжина вмяла шлем в плечи, сломала шею. Дцынк! Стрела соскользнула с наплечника и глубоко вошла в тело…

Мёлль кинулся к ближайшей лестнице.

− Столкнуть надо! – блажил он. – Багор давай!

Голос перешел на крик. Снизу декарха зацепили крюком-кошкой на цепи и теперь стаскивали со стены. Он пытался удержаться. Рывок! Бритвенной остроты рога крюка соскальзывают с доспеха, входят подмышку и впиваются в плечо. Мёлль месит цепь мечом. Летят искры и каменная крошка. Еще рывок! Декарх воя от боли отбрасывает меч и пытается мокрыми от крови руками отцепить крюк. Визг падающего, выделился на фоне общего гвалта.

На парапете замелькали серые жаки. На помощь птохам спешат карнахи и торквесы из новобранцев.

Дёгг сплеча ухнул по лестничной перекладине, перерубая дерево. Второй удар по щиту штурмующего. Гэллоглас слетел вниз. Рядом взяли на копья еще одного. Раненный в отчаянии потянулся выпадом меча. Достал ближайшего копейщика. В горло.

− Охо! – надсадно проорал сард, вздевая секиру к небу. – Бей!

− Бей, не зевай, − подхватили птохи.

Рядом с зубцом, где стоял Костас, приставили лестницу. Деревяшка завибрировала под стремительно карабкающимися воинами. Он глянул на выданное ему декархом снаряжение и половчее взял яри. В чем собственно разница как прервать человеческую жизнь. Мечом? Барте? Пулей? Удавкой? Нет в том разницы…

Короткий выброс, что удар кием в шар. Керн завалился с лестницы в бок. Зацепился рукой за камень. Рагги хрястнул по пальцам обухом топора. Следующий – гэллоглас. В прорези вороненой личины белые от злости глаза. Костас бьет с замахом. Захрипев перерубленной гортанью, гэллоглас соскальзывает, сбивает товарища. Третий, закрылся от удара яри щитом. Раз-другой. Перевалился через стену. Костас ударил подтоком в бедро. Захрустела кость под железком, брызнула кровь. Гэллоглас попытался ответить выпадом. Клинок яри, на опережение, перерубил ему запястье, а обратным движением снес подбородок.

− Да долбани ты как следует, − вмешался Дайф. Долбанул не он, его. Из-под держащегося на одной ноге противника, его ткнули копьем. Прямо в солнечное сплетение. Хваленая буйволова кожа, вываренная в морской соли, не охранила. Дайф попятился, уперся в перила и осел, зажимая рану руками.

− Мне бы к лекарю, − произнес он белеющими губами. Умоляющий о помощи взгляд угас с последним слогом.

Нового противника Костас достал прямо в открытый в крике рот. Клинок прошел до затылка.

− Аааа!− выдохнул убитый, падая.

Потом были еще и еще, и еще. Много. Плохо вооруженные керны, умелые гэллогласы, раттлеры… Костас не считал их. Он охранял свой участок. Даже когда рядом, буквально в трех шагах от него, враг прорвался, он не сдвинулся в сторону. Здесь поставили, здесь и рубеж биться.

На стене движение. Блеснув доспехом между зубцов протиснулся спафарий. Пинком скинул с парапета замешкавшегося карнаха, отмахнулся от двух птохов, только головы отлетели, перехватил двуручник, свистнул, так что заложило уши. Спафарий уподобился волку в овчарне. Покалеченных, раненных, убитых вокруг него не счесть. Словно чувствуя свое превосходство, бился с наигранностью, показной небрежностью. Вот за спинами обороны мелькнул золотоплечий, подтолкнув карнаха под удар, сделал выпад. Спафарий развалил карнаха поперек туловища, выкрутил корпус, уходя от укола, и рубанул сверху. Не достал. Золотоплечий отшатнулся. Двуручник прошел рядом. Спафарий вывернул запястье, перевел меч в мулине и обрушил на торквеса второй удар. Золотоплечий неумно подставил блок. Едва удержал. Двуручник стек с клинка. Торквес с запозданием попытался провести контратаку. Спафарий подшагнул и ударом носка саботона в подвздошье выбил дух из торквеса. Тот отлетел, отчаянно попытался зацепиться за зубец. Не сумел и вывалился за стену. Гэллогласы заулюлюкали усилили атаку. Лестниц прибавилось. На парапете так тесно, что оступившимся нет возможности подняться и их просто втаптывают в камень. В одном месте, где пришлось совсем жарко, проломили перила и гэллогласы и карнахи сорвались вниз, калечась и убиваясь.

Дыру в обороне капитан заткнул карнахами шестой и седьмой декархий. Полегло народу предостаточно, но врага сбросили. Сам капитан вынуждено принял участие в схватке. Ему помяли шлем, выбили щит и клевцом пробили наплечник. Правая рука повисла плетью не в силах держать меч. Он перехватил оружие в другую руку. Руджери не был левшой и потому получилось плохо. Раттлер ударом цепа вмял нагрудную пластину доспехов. Если бы не подоспевшие золотоплечие, конец капитану.

Не успели залатать одну дыру в обороне, образовалась другая. Дальше по стене враг прорвался к Толстухе. Вниз, во двор спустится не смог, торквесы стояли незыблемо, зато пробился на площадку, изрубил баллисту, а с ней и всю обслугу. Введя резерв, гэллогласов в башне зажали и уничтожили полностью, до единого.

Бой затих. Неприятель откатился от стен, оставив лучников продолжать обстрел, те беспрепятственно исчерпали запасы своих колчанов. Защитники отвечали редко. Лучники Морта неудачно попали под топоры кернов, прорвавшихся на галерею надвратных башен. Стрелков уцелело не более полутора десятка.

Бледный и злой капитан расхаживал по стене.

− Сброд! Сброд! – твердил он, оглядывая тела порубленных птохов. Из сорока трех в живых осталось двадцать. Еще пятерым больше сражаться не придется. Увечные. Досталось и карнахам, и торквесам, и золотоплечим.

− Ну, как дела парни? – подошел Дёгг. Заляпанный кровью, сард доволен.

Парни выглядели не столь браво как он.

− Эх, наших покрошили, − вздохнул Рагги в ответ.

Дегг снисходительно покривился. Нашел о чем жалеть.

− Я не я, коли браслет не добуду! – пообещал сард.

− Грозилась моя бабка с дедом воевать, − мрачно пошутил Трог.

День закончился под тревожные удары гонга. Тягостный звук далеко разбежался по Вороньей топи.

Покойников сбросили под стену. Черная жижа приняла всех. Попузырилась, поколыхалась, и нет никого. Как и не было.

− Заразы меньше, − ответил портарий на обвинение в несоблюдении погребального ритуала. Единственная уступка, Мерх привел на стену священника и тот с высоты прочитал поминальную молитву и отпущение грехов. Всем скопом, и своим и чужим.

Захваченного в плен тяжелораненого керна, вскрыв живот, повесили за ноги на балке за стеной. Кишки размотались до самой земли.

− Пускай полюбуются сучары! – ярились карнахи.

Второго пленного, распяв на тележном колесе, выставили на обозрение. Человек жутко мучился от множественных ран присыпанных солью. Через час товарищи из милосердия пристрелили бедолагу. Мертвые сраму не имут!

Кутаясь в милоть, Костас остался на стене. Спать в казарме он не смог. В помещении жутко воняло перегаром, немытыми телами и мочой. Воинство посещением отхожего места себя не утруждало, дальше стенки или кроватной спинки не отходили. Если же приперло по серьезному, максимум за дверь.

Костас разглядывал огни вражеского лагеря. Лагерь не стесняясь веселился. Лупили в барабаны, пели песни. Ветер доносил запахи жареного мяса. Перепившись, керны стрельнули в замок из баллисты. Камень разнес мост. Добавили из бриколя. Залп пошел в бок и в навес. Два десятка тяжелых болтов проломив крышу сарая, уничтожили всех бычков предназначенных в рацион гарнизона Морта. Вскоре герои осады приперлись под стены, требуя девок.

− А если девок нет, так мы и на вас согласные, − реготали выпивохи. – Подмыться не забудьте, засранцы!

Только когда в их сторону засвистели стрелы, они убрались подобру-поздорову. Не все.

Двое остались. Костас напряг глаза, посмотреть. Один подсадил второго и тот с ловкостью белки залез на сосну и замер на ветке.

− Пивка хочешь? − отвлек его Планк и протянул кувшин. В сосуде жиденько плеснулись остатки.

− Нет.

− Убирай! Портарий идет! – предупредили Планка. Дьюб, здоровенный мечник, заслонил приятеля. Планк в два глотка выдул пиво и швырнул порожний кувшин в ров.

По парапету быстро шел Мерх. Новые сапоги скрипели, за милю слышно, а уж воняли козлинным жиром – нос затыкай! С капитана пример взял ходить в надраенной обуви. Портарий держал руку на эфесе меча. Словно собирался за любое неисполнения приказа рубить головы. Случалось и рубил. Не зря же его за глаза звали Бешенным.

− Вы что собаку сюда притащили? – закипел портарий, заглядывая вовсе углы площадки.

− Какую собаку? – не понял Дьюб. Совсем охренел начальник.

− Я же видел, глаза светились!

− Мерещится с перепою, − отмахнулся Планк. К чинопочитанию он относился пренебрежительно. А хрена ли мне ваш Бешенный? Сам укусить могу!

− Я тебя! − замахнулся Мерх.

Опережая, свистнула стрела, ударила в ухо и вошла на добрую пядь. Портарий замер с выпученными глазами и сковырнулся через перила. Карнахи только рты и разинули. Во дела!

Дьюб звонко свистнул, схватил факел и бросил за стену.

− Лучники в секрете!

В темноту полетело еще несколько факелов. Но это для видимости. Что высветишь в таком мраке? Побегал народ да и успокоился.

− Вот оно воинское счастье. Вчерась к тебе лохматым передом, сегодня сраным задом. Ходил мужик в портариях, обижал солдатиков, руки распускал по чем зря. Жрал повкуснее, да пил сколько влезет. А теперь? Лежит со стрелой в башке. А говорят, нет справедливости. Есть! – Планк шкодливо рассмеялся. – За грехи свои все одно отвечать. Только не знамо когда и за кем твоя очередь.

Утром, чуть свет, к остаткам моста, в сопровождении знаменосца, трубача и доместикия, заявился рейнх Венсон. Выглядел он слегка помятым. Глаза заплыли, волоса взлохмачены.

− Желаю видеть нашу будущую супругу, − провозгласил он, подавая знак трубачу. Еле державшийся на ногах музыкант не смог выдуть сигнала, был жалован зуботычиной и свалился с ног.

Позвали капитана. Пока бегали, Венсон продолжал стоять неподвижно. Восходящее солнце отскакивало розовыми зайчиками от его начищенного доспеха.

− Добрые латы, − произнес Планк. – Эх, чикошской стрелы нет. Прошил бы сволочь насквозь.

− Он под знаменем. Перемирие! – рыкнул на лучника декарх. Чего, дескать, впустую трепаться.

После гибели Мёлля и почти всей декархии, Костаса и Рагги передали под другую руку. Теперь ими командовал старый приятель покойного − Берт. Круглый, заросший, что дворовой барбос, со слюнявым кривым ртом. Новый декарх все время шмыгал носом.

− Сука, каких мало, − охарактеризовал его Дьюб.

Насколько справедлива характеристика еще предстояло выяснить. На вопросительный взгляд Рагги Дьюб пояснил.

− За чужими спинами отсиживается.

Берт далеко высунулся за стену. Планк ухмыльнулся. Подсадить? Встретив одобрительные ухмылки, произнес.

− Сейчас перемирие, а через час драка.

− Положено так. Если только на поединок вызвать, − пояснил Берт. − Копьем или мечом изничтожить. Стрелой нельзя!

− А топорок кинуть?

− С земли и с десяти шагов, не дальше, − охотно ответил декарх.

− А чтобы такому умелому и боевитому декарху не вызвать рейнха на бой? Прикончишь, тебе слава и почет, нам роздых, − ерничал Планк, но увидев злое лицо Берта посерьезнел. − Я бы его отсюда насквозь прошил, будь у меня чикошская стрела.

− А что за стрела? – полюбопытствовал Дьюб.

− Знатная стрела. Латы прошивает насквозь. Чикошей придумка.

− Чикошей? – влез в разговор Рагги. С Планком и Дьюбом он не очень не ладил, любят подъелдыкнуть языкатые, но тут любопытство одолело.

− Ага. Они как начнут сыпать стрелы в белый свет! Все! Конец! Рыцарский отряд в пять минут до последнего выбивают. И спафариев и лошадок ихних.

Пришел капитан. Тяжко ступая, поднялся на стену, прошел на надвратную галерею. На необрушенную её часть.

− О, Руджери, дружище! Будь любезен пошли за моей невестой. Твои олухи не расслышали. Я хотел видеть её, но никак не твою постную физиономию.

− Фрайха Эйрис отказывается слушать тебя.

− Отказывается? Вот вздорная баба.

− Попрошу соблюдать приличия.

− Не тебе указывать, что прилично говорить, а что нет. А как насчет закона? Она должна выйти. Я делаю ей предложение.

− Говори, я предам.

− Нет, только ей.

Очевидно, закон действительно требовал непременного присутствия хозяйки замка, потому несмотря на заверения капитана, Эйрис ди Бортэ пришла в сопровождении щитоносца и пажа. Щитоносец выставил на показ гербовый щит. Видимо для такого случая его подновили. Краска свежая, железо отдраено. Паж больше напоминал девчонку. Ножки пухленькие, попка кругленькая, томный и плавный. Как спросонья.

− Ваша милость изволит меня слышать? – надрывался рейнх на всю округу.

Та кивнула. Злясь, она походила на кошку. Сейчас зашипит и когти выпустит!

− Я весь в ожидании, когда вы скинете мне свой строфиум, − Венсон почтительно склонился прижав руку к сердцу.

− Ваши ожидания напрасны, − последовал отказ фрайхи. От гнева губы Эйрис сжались в тонкую линию.

− Зря, − покачал головой Венсон. – Осада это тяжкое испытание.

− Тяготы войны ничто по сравнению с тяготами вашего общества.

− Обещаю быть примерным супругом и обременять вас лишь вынашиванием наших совместных детей.

Рейнх показал три пальца на левой руки, потом, спохватившись, показал три на правой. Вкупе получилось шесть.

Фрайха Эйрис не посчитала возможным продолжать. Щитоносец ударил в щит кинжалом.

− Завтра я приду снова! – пообещал Венсон.

− Можете приходить, пока не надоест.

Со стены пустили стрелу. Далеко в сторону.

Венсон сильно отказу не огорчился. Война продолжалась.

Руджери проводив Эйрис, проверил людей на постах. Каждому декарху дал указания. Смотреть во все глаза, слушать во все уши. Дойдя до площадки подозвал Берта.