Текст книги "Социальное прогнозирование"

Автор книги: Игорь Бестужев-Лада

Соавторы: Г. Наместникова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 40 (всего у книги 50 страниц)

Можно представить себе «клуб друзей» какого-то музея, парка культуры, стадиона, составляющий его опору, помогающий решать его проблемы – от финансирования до поддержания обществен­ного порядка включительно. Наконец, именно клуб по интересам, на наш взгляд, способен помочь в рациональном размежевании между любительским и про­фессиональным спортом. Пусть первый, со своими собственными спортивными сооружениями и своим собственным олимпийским движением, будет возможно более массовым. И пусть второй – со своим собственным, особым олимпийским чемпионатом – упо­добится, скажем, балету, где артист тоже кладет всю жизнь на искус­ство, но рано выходит на пенсию и доживает годы не в бедности – в почете. Что же касается нового Ренессанса искусства и изменений к луч­шему в бытовой культуре, то зачем понапрасну гадать об их буду­щем, не лучше ли делать все возможное для их скорейшего наступ­ления?.. Лекция 21 ПРОГНОЗЫ В СФЕРЕ СОЦИОЛОГИИ РАССЕЛЕНИЯ Как известно, в начале XX века лишь каждый десятый житель Земли был горожанином. Но из каждых десяти горожан девять жили, как в деревне: в доме без всяких коммунальных удобств, со своим приусадебным участком, с домашней скотиной и т.д. И лишь один из ста жил (как сегодня в развитых странах большинство из нас с вами) в городской квартире со всеми коммунальными удобствами, – при­мерно столько же, сколько живут сегодня в собственных дворцах, с охраной, прислугой, личным шофером и пр. На протяжении первых десятилетий XX века в крупные города из деревни и из многодетных семей малых городов двинулись милли­оны, а затем десятки миллионов искателей лучшей жизни. Что дви­гало их? Прежде всего, «скрытая безработица», избыток рабочих рук на селе, особенно в связи с развертывавшейся механизацией сельского хозяйства. Но немалую роль играли и черты сельской жиз­ни, так сказать, симптомы, составляющие так называемый сельский синдром, прямо противоположный городскому. Вот несколько ос­новных составляющих сельского синдрома: 1. Сравнительно низкая производительность труда и, как след­ствие, обязательность тяжелого, продолжительного физического труда, доходящего до предела человеческих возможностей, т.е. до 16 часов в сутки. 2. Полное бытовое самообслуживание, органически входящее в вышеупомянутый труд и очень отягощающее его. 3. Полное культурное самообслуживание, вызывающее не­обходимость жесткой регламентации, вплоть до ритуализации, не только труда и быта, но и досуга. 4. Относительно высокая детская смертность и, как след­ствие, подчинение человека нуждам сложной многодетной се­мьи, с моральным осуждением или прямым жестким запретом всех видов предохранения от беременности, разводов, внебрачного сожительства и т.д. 5. «Жизнь у всех на виду» с полным засильем общественно­го мнения окружающих и с жесточайшими санкциями за малейшее отклонение от установленных стереотипов поведения. 6. Жесткая регламентация труда, одинаково запрещающая как смелое новаторство, так и леность, тем более уклонение от труда. 7. Жесткая регламентация быта, запрещающая сколько-нибудь резкое проявление индивидуальных вкусов в выборе своего стиля жизни. 8. Жесткая регламентация досуга, еще более сурово подав­ляющая всякую индивидуальность. 9. Предопределенность круга общения, ограниченного по чисто техническим причинам преимущественно соседями по улице. 10. Предопределенность выбора спутника жизни, ограниченно­го, как правило, двумя-тремя вариантами близко живущей «ровни» в социальном плане, т.е., по сути, одного и того же, только в несколь­ких лицах. 11. Предопределенность профессии, обычно как бы передавае­мой по наследству. 12. За редким исключением, полное отсутствие реальных возможностей социального продвижения в более престижные слои общества. 13. Забитость, приниженность, привычка видеть в каждом при­ехавшем из города (если это не «свой брат» или не нищий) более высокопоставленную личность. Сравните все это с условиями жизни в крупном городе, и вы поймете, почему у десятков и сотен миллионов людей на Земле та­кая отчаянная тяга из деревни в город. Даже если туда не «выпихива­ет» открытая или скрытая безработица. А уж когда на «сельский синд­ром» накладывается безработица, поток мигрантов приобретает лавинообразный характер. Начинается процесс урбанизации – мас­сового переселения людей из деревень в города. А местами и вре­менами он перерастает в гиперурбанизацию – форсированное скучивание многомиллионных масс людей в крупных и сверхкруп­ных городах с образованием мегаполисов – гигантских городских агломераций, собирающих десятки, а в перспективе и сотни милли­онов человек на сравнительно небольших территориях. Именно та­кое перерастание и происходит сегодня в России, а также в ряде других республик бывшего СССР. Попытаемся разобраться основательнее в его причинах и следствиях. Урбанизация в той или иной мере характерна для всех или почти для всех развивающихся стран, кроме совсем уж слабо­развитых, «застойных» регионов. С этой точки зрения, Рос­сия, безусловно, относится к развивающимся странам (ее на­зывали «Индия с германской армией»). По мере перехода развива­ющейся страны в ранг развитой процесс постепенно замедляется и со временем переходит в прямо противоположный – дезурбанизацию: столь же массовый выезд большинства состоятельных семей в при­городы или даже «на лоно природы» (если машиной нетрудно доб­раться до города в психологически приемлемые сроки). Тем самым пытаются совместить преимущества сельского и городского образа жизни: чистый воздух, доступ к природе, тишина, возможность со­седского общения и т.п. – с одной стороны, бытовой комфорт и «городская» работа – с другой. В Советском Союзе этот процесс только начинался: жить с комфортом за городом, а работать приез­жать в город практически могла только верхушка деятелей политики, науки, искусства. Сегодня он продолжается (с той лишь разницей, что в него включается верхний слой легализованной буржуазии), но по масштабам и темпам его во много раз перекрывает инерцион­ный процесс урбанизации, переходящей в гиперурбанизацию. Каков социальный эффект? Напомним, что в Советском Союзе деревня была разорена и принижена самым варварским образом, сопоставимым с нашествием иноземных захватчиков. Начиная с правления Хрущева, этот гнет постепенно ослаблялся, но не до та­кой степени, чтобы положение жителей села уравнялось с положе­нием горожан. Несравненно хуже остались жилищно-бытовые ус­ловия, зарплата, уровень коммунально-бытового, торгового, куль­турного, медицинского обслуживания, а также возможности обра­зования детей. Добавьте сюда бездорожье, плохой общественный транспорт, полное засилье местных квазимафиозных («начальство») и открыто мафиозных («снабжение») структур, традиционное при­нижение сельского жителя любой высокопоставленной персоной. Помножьте на инерцию сложившегося устойчивого стереотипа в сознании молодого человека: чтобы «выбиться в люди», надо уез­жать в город. И вы поймете, почему маховик урбанизации продолжает раскручиваться с большой силой. Вообще-то, в деревне и не надо особенно много народа. Но толь­ко когда достигнут уровень комплексной механизации сельского хо­зяйства, переходящий на уровень комплексной автоматизации и ком­пьютеризации, когда одна фермерская семья способна прокормить себя и еще хотя бы полсотни городских. Но когда механизация еще далеко не комплексна и сельская семья, помимо себя, способна про­кормить (да и то, так сказать, частично, впроголодь) лишь полдесят­ка городских, на селе требуется несколько миллионов фермеров, а пока их всего несколько десятков тысяч (если считать только сравни­тельно высокорентабельные хозяйства), с постепенным переходом на порядок сотен тысяч. Что касается колхозов и совхозов (под раз­нообразными новыми названиями), то без них пока не обойтись, но ясно, что они держатся лишь на привычке к «трудовой повинности» старших и отчасти средних поколений. С молодежью этот номер не проходит, и на дальнюю перспективу такая форма организации сель­скохозяйственного труда, можно сказать, обречена на исчезнове­ние. Вот почему массовый отток из села в город наиболее активной части сельского населения означает при сложившихся условиях от­ставания комплексности механизации сельского хозяйства всего лишь дальнейшую деградацию села – ничего более. Но, может быть, этот приток идет на пользу городу, и дег­радация села компенсируется расцветом города? Ничего подобно­го! Дело в том, что «сельский синдром» имеет свой антипод – «го­родской синдром», с менее ощутимым для человека, но социаль­но столь же, и даже более, негативными чертами-симптомами: 1. Соблазн тунеядства, реальная возможность прожить в городе (во всяком случае, в крупном городе), месяцами и годами (в прин­ципе даже всю жизнь) не занимаясь никаким трудом. Это ведет к прямому моральному разложению если не родителей, то наверняка их детей. 2. Возможность бытового потребительства, т.е. полной ори­ентации во всех житейских мелочах только на сферу обслужи­вания. В результате появляются целые поколения инфантилов, не способных к элементарному самообслуживанию, с соответ­ствующими сдвигами в психике. 3. Возможность культурного потребительства и появление целых толп киноманов, телеманов, разных «фэнов», не спо­собных занять себя без манипулирования их сознанием извне. 4. Распространение крайне непрочной нуклеарной семьи, т.е. состоящей только из родителей и детей, а все чаще с одним ребен­ком или даже вовсе бездетной, а также множества разновидностей внебрачного сожительства, включая все мыслимые половые извра­щения, что ведет к выморочности общества и сильно развитой мас­совой деморализации населения, особенно молодежи. 5. «Эффект отчуждения» человека от общества, когда человеку становится безразличным состояние общества, включая окружаю­щих, а обществу (включая окружающих) становится безразличен человек, даже если он гибнет на виду у всех. 6. Погоня за легким, престижным трудом, а так как это до­ступно далеко не всем – массовая неудовлетворенность, фру­страция населения. 7. Распространение богемного стиля жизни, массовая неупорядоченность быта, особенно у молодежи, с соответству­ющими негативными сдвигами в психике людей. 8. Распространение асоциальных форм досуга (азартные игры, наркотики и пр.), разрушающих человеческую личность. 9. Крайняя трудность найти подходящего спутника жизни, со­здать прочную семью, жить нормальной семейной жизнью. 10. Трагедия одиночества, принимающая массовый харак­тер и особенно тяжкая под старость. 11. Бьющая в глаза социальная иерархия и чудовищный комплекс неполноценности у большинства людей. 12. Полный или почти полный отрыв от природы плюс кошмарные «часы пик», уносящие ежедневно 2—3 часа жизни горожанина. 13. «Разрыв поколений», ставящий под вопрос преемственность культурных ценностей, стабильность общества вообще. Сравнивая городской и сельский «синдромы», нетрудно прийти к заключению, что минусы первого в глазах отдельного человека намного перевешивают минусы второго – отсюда соответствую­щий вектор социальных перемещений. Но минусы второго настоль­ко страшнее минусов первого для общества в целом, что это дает основание некоторым авторам уподоблять крупный город «черной дыре», в которую «засасывает», в которой «исчезает» человечество; дает основание многим авторам говорить о «противоестественнос­ти», «патологичности», «гибельности» для человечества современ­ного городского образа жизни. Здесь вряд ли уместно вдаваться в рассмотрение этого вопроса: он целиком относится к проблематике альтернативистики, которой мы, как уже упоминалось, посвящаем отдельную работу. Отметим лишь, что в условиях современной Рос­сии такая оценка урбанизации имеет некоторые основания. Мало того, сам процесс урбанизации приобретает специфические черты, слабее выраженные или вовсе отсутствующие в других странах мира (кроме, разумеется, других республик бывшего СССР). Постараемся показать это на примере Москвы – в других горо­дах процесс носит тот же характер, но в Москве выражен ярче и наиболее понятен. Москва – типичный город-крепость с радиальной планировкой улиц, диаметром, примерно, 8 км. – в среднем 4 км. в любую сторону от московского Кремля до бывшего Земляного Вала начала XVIII века, замененного позднее широким внешним бульварным коль­цом (имеется и внутреннее – на месте более старой крепостной стены, примерно в километре-полутора от Кремля). Город состоял, в основном, из особняков и был рассчитан приблизительно на 200– 300 тыс. жителей. Во второй половине XIX—начала XX в., с упраз­днением крепостничества в город хлынули сотни тысяч рабочих, 304ремесленников, торговцев, и его население к 1917 г. достигло 2 млн. чел., причем появились обширные районы городских трущоб и ра­бочих казарм-общежитий, в которых проживало подавляющее боль­шинство населения. Гражданская война заставила бежать из города около половины его жителей, и прошло много лет, прежде чем чис­ленность населения вновь достигла довоенного уровня. Но начав­шаяся индустриализация страны и трагедия «коллективизации сель­ского хозяйства» буквально «выпихнули» из деревни в город десят­ки миллионов людей, в результате чего население Москвы увеличи­лось до 4 млн. примерно на той же площади, что и прежде. Теснота сделалась ужасной: это были времена, когда в одной комнате неред­ко спали вповалку несколькими «ярусами» две-три семьи – около 1 кв.м. на каждого человека, а кухонный кран и унитаз приходились на 10—15 таких комнат с полусотней-сотней жильцов. Такой Москва встре­тила Вторую мировую войну. Такой вступила в послевоенные годы. А затем начал стихийно работать социальный механизм гиперурбанизации, никем не предусмотренный, с непредвиденными последствиями. Как столица огромной империи, столица сложнейшей, самой большой республики, входящей в ее состав (Российской Федера­ции), столица области величиной со Швецию (по численности насе­ления), столица самого города величиной со Швейцарию (по тому же критерию), да еще с несколькими десятками районных управле­ний, да еще с административно-командной системой, при которой на каждые 5—б работающих требуется командир-контролер, Моск­ва быстро стала городом чиновников, удельный вес которых со вре­менем достиг четверти всех работающих (из них лишь пятая часть относилась к государственному управлению, остальные управляли промышленными предприятиями, учреждениями сферы обслужи­вания, образования, здравоохранения, снабжения, другими органи­зациями). Во всякой тоталитарной стране наука, культура, искусство обыч­но концентрируются в столице: так легче их контролировать, пре­вращать в слепое орудие правящей верхушки. Москва не явилась исключением: в ней сосредоточилось большинство лучших иссле­довательских, проектных и учебных институтов, лучших театров и киностудий, лучших издательств, музеев, других учреждений куль­туры. В результате каждый четвертый из работающих относился к сфере науки, культуры, искусства. Третью четверть составили «синие воротнички» – работники промышленных предприятий города, которых бездумно продолжа­ли насаждать десятками и сотнями на «даровую» городскую инфра­структуру (в первую очередь, речь шла о высокотехнологичных пред­приятиях военно-промышленного комплекса). Добавьте к этому растущее число миллионов так называемых, «гостей столицы» – людей, приезжающих в Москву большей час­тью на сутки (из-за острого дефицита мест в гостиницах), чтобы сделать необходимые закупки в московских магазинах, с их более широким ассортиментом продовольственных и промышленных то­варов, либо провести отпуск в этой единственно доступной им «со­ветской Мекке», ночуя у родственников, знакомых или прямо на вок­зальных скамьях. К середине 80-х годов число «гостей» достигло 2 млн. человек в день зимой и 6 млн. летом (на 8 млн. населения). Добавьте к этому огромный гарнизон плюс сотни тысяч агентов явной и тай­ной полиции. Эту огромную армию людей надо было обслуживать. Вот поче­му каждый четвертый работающий москвич оказался в сфере обслу­живания (в широком смысле, включая не только торговлю и комму­нальные службы, но и транспорт, связь, народное образование, здра­воохранение и т.д.).