Соавторы: Г. Наместникова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 27 (всего у книги 50 страниц)
Об отношении «советского человека» к труду свидетельствуют популярные пословицы и поговорки, прочно вошедшие в народный фольклор последних десятилетий и известные всем так же хорошо, как христианину «Отче наш»: дураков работа любит, работа не волк – в лес не убежит, солдат спит – а служба идет (этот афоризм мог бы служить девизом «казарменого социализма» вместо бреда о неизвестно каких пролетариях, соединяющихся неизвестно с кем), наконец, квинтэссенция «социалистической экономики» – видимость работы за видимость зарплаты, предельно точно выражающая суть дела. И с такой экономикой вознамерились одолеть противника (НАТО), намного более могучего экономически. Удивительно ли жалкое фиаско конца 80-х – начала 90-х годов?
Теперь попытайтесь войти в положение любого президента или министра любой из 15 республик, возникших на развалинах Советского Союза. Что делать с экономикой?
Ситуация такова. На 165 млн. трудоспособных бывшего Советского Союза (не считая 60 млн. пенсионеров и примерно такого же количества детей) приходилось 130 млн. занятых в народном хозяйстве, плюс 4 млн. солдат и примерно столько же заключенных в тюрьмах. Остальные составляли учащиеся в возрасте старше 16 лет, несколько миллионов домохозяек, главным образом, в многодетных семьях азиатских республик, а также 8 млн. безработных (преимущественно в тех же регионах), живущих на иждивении родителей и других родственников, которые могли извлекать сверхприбыли из торговли фруктами, цветами и другим экзотическим товаром по сверхвысоким монопольным ценам в условиях почти полной изоляции от мирового рынка. Из этих 130 млн. не менее 32 млн. составляли «избыточные» работники на своих никому не нужных синекурах, десяток миллионов работников на «убыточных» предприятиях (напомним: каждое восьмое из общей совокупности 80 млн. рабочих, не считая «нерентабельных», т.е. едва-едва сводящих концы с концами, работая на самовыживание), плюс примерно столько же ставших «излишними» в военно-промышленном комплексе (ВПК), где работа шла лучше, чем где бы то ни было, но где после проигрыша гонки вооружений и тем самым поражения в 3-й («холодной») мировой войне отпала необходимость в таком количестве работников.
По всем этим количественным данным грубо приблизительно половина приходится на Россию (по безработным – намного меньше, по работникам ВПК намного больше). Что делать?
Если разом «нормализовать» экономику, уволив «избыточных» на синекурах, всех – на «убыточных» предприятиях и «излишних» в ВПК, то получится уравнение: 8 млн. открытых безработных + 32 млн. скрытых безработных +10 млн. новых безработных +10 млн. частично безработных = 60 млн. безработных из 130 млн. работоспособных = 45-процентная безработица, невиданная нигде в мире, = полная экономическая, политическая и социальная катастрофа, потому что ни к общественным работам подобного масштаба, ни к выплатам такого количества пособий по безработице, ни к какому-либо другому решению этой сложнейшей проблемы ни одна республика не готова. Из этой апокалипсической величины 27—29 млн. потенциальных безработных приходится на Россию, и что с ними делать – неизвестно.
Пока что правительство всеми силами оттягивает развязку, трагическую для десятков миллионов семей.
Но что значит «оттягивать развязку»? Это значит продолжать выплачивать зарплату десяткам миллионам квазиработающих (в дополнение к десяткам миллионам пенсионеров), не вносящим никакого вклада в национальный доход. Это значит печатать новые и новые десятки и сотни миллиардов рублей, не обеспеченных ни товарами, ни услугами. Это означает постоянную угрозу перехода от инфляции к гиперинфляции. Это означает продолжение падения производства, продолжение приближения ко все той же экономической, политической, социальной катастрофе – только с другой стороны.
Приходится искать оптимум между Сциллой и Харибдой, чтобы быстрее «проскочить» стадию падения, выйти на стадию стабилизации, а затем и подъема. Теоретически это не выходит за пределы реального. Практически требует множества взвешенных решений, свободных от соображений, связанных с борьбой за власть, с популистской демагогией, чтобы дорваться до власти, просто с некомпетентностью и недобросовестностью людей, выросших в условиях своего рода зоопарка, где главное – не собственные усилия, а близость к кормушке.
Теоретически падение производства прекратится, как только процесс распадения принудительных производственных связей «сверху» (в связи с крушением «командной экономики» жесткого централизованного планирования) перекроется уже начавшимся процессом складывания рыночных производственных связей «снизу» на основе развертывания частного предпринимательства. После чего начнется процесс стабилизации и последующего подъема. Так было во всех более или менее аналогичных ситуациях у других стран. Нет никакого основания считать, что в России или любой другой республике бывшего СССР можно рассчитывать на что-то иное, сверхъестественное.
Но что значит «складывание рыночных производственных связей»? Это означает развертывание массового частного предпринимательства – процесс, идущий полным ходом в бывшей ГДР, в Польше, Венгрии, Чехии, Китае, – во всех «социалистических» странах, дальше продвинувшихся к выходу из лабиринта «казарменного социализма» (в Китае – с его спецификой, предусматривающей минимизацию «казармы» в экономике с сохранением ее в политике). Но в бывшем СССР этот процесс наталкивается на четыре, даже на пять чудовищных препятствий, пострашнее знаменитых «четырех призраков» Френсиса Бэкона, олицетворявших ложные идеи, которые уводят человека от истины.
Первое препятствие – почти полное отсутствие инфраструктуры снабжения. Представьте себе американского фермера или владельца ресторана, у которого отключили телефон, отобрали телефонную книжку (теперь – отключили компьютер), и он должен ехать в город, чтобы неделями договариваться о покупке продуктов, семян, удобрений, горючего, техники, запасных частей к ней и пр. Много он наработает? Между тем, именно в таком положении оказывается любой российский предприниматель. Ему некуда звонить, некого просить о присылке хотя бы за наличные (о кредите нечего и говорить) всего того, без чего невозможно начать работу. В условиях тотального дефицита и отсутствия сети специализированных фирм он тратит круглый год часы и дни, иногда недели и месяцы на то, чтобы «достать» необходимое за деньги (по монопольно высоким ценам!). Достаточно первого серьезного сбоя – например, обманули с обещанием поставить сырье или горючее, – и плоды целого года работы могут пойти под откос. Конечно, постепенно необходимые связи и поставки налаживаются. Но без помощи государства этот процесс может растянуться на 10—15 лет. А государство пока что не помогает или помогает очень плохо.
Второе препятствие – почти полное отсутствие инфраструктуры сбыта продукции. Представьте себе американского фермера или владельца мастерской, которому надо самому грузить в машину и везти на рынок свой товар, стоять там самому за прилавком целые дни и недели, либо отдать его за бесценок перекупщику-монополисту, который к тому же постоянно шантажирует его, угрожая расправой. Когда же в таком случае работать и что останется от прибыли? Именно в таком положении находится любой российский предприниматель, отданный правительством полностью на произвол перекупщика. Конечно, и здесь система сбыта постепенно налаживается. Но и здесь потребуется лет 10—15, пока она начнет полноценно функционировать, если не поможет полностью пассивное пока что государство.
Третье препятствие – почти полное отсутствие инфраструктуры защиты от мафиозных уголовных структур, прежде всего – от рэкета. Американский предприниматель, тоже немало страдающий от рэкетиров, имеет хотя бы возможность позвонить в полицию. Российский формально тоже имеет такую возможность (и время от времени в газетах сообщают о поимке с поличным очередной банды рэкетиров). Но практически в подавляющем большинстве случаев он предпочитает откупаться от рэкетиров чудовищно высокой данью, составляющей от десятой доли до четверти, трети и более прибыли. Дело в том, что в СССР почти полностью отсутствовал опыт борьбы с рэкетом: у директора государственного предприятия было бесполезно пытаться вымогать что-то существенное – все деньги проходили черед бухгалтерию, и грабили в основном инкассаторов. Теперь у предпринимателя, при удаче, можно безнаказанно выпотрошить миллионы: пока вмешается милиция, могут убить или сжечь предприятие (что часто и происходит), а милиция к тому же может оказаться коррумпированной (что тоже не редкость). В результате почти все частные предприятия страны – от любой из тысяч мелких московских лавочек до крупнейших фирм – прочно завязли в паутине рэкета.
Рэкет настолько безнаказан, что рэкетиры почти легально собираются на свои конференции в ресторанах, устраивают постоянные кровавые «разборки» – передел «сфер влияния» в городах, а также пышные похороны умерших или погибших «крестных отцов». Государство проявляет позорное бессилие, и нам еще предстоит говорить об этом детальнее в лекции о мафизации общества. Но именно безнаказанность мафии быстро близит день развязки. Начались лавинообразно растущие «заказные убийства» предпринимателей, вообще каждого, кто осмеливается стать на пути рэкета. Мафия явно рвется к контролю над государственными структурами. И в самые ближайшие годы грядет генеральное сражение: либо Россия и другие республики бывшего СССР превратятся в гигантскую Колумбию под властью медельянского картеля (и тогда конец массовому частному предпринимательству) – либо государство перейдет в контрнаступление и принудит рэкет к обороне (чего пока не просматривается).
Четвертое препятствие – почти полное отсутствие инфраструктуры защиты от хищничества чиновников, так сказать, рэкета со стороны власть имущих. Как и во всех или почти во всех странах Азии, в России, как и в остальных 14 республиках бывшего СССР, невозможно шагу ступить, чтобы какой-нибудь султан, шах, хан во вполне европейском костюме не потребовал от тебя взятку – начиная с последнего швейцара и кончая высшими сановниками (или их женами, сыновьями, племянниками, внуками и пр.).
А уж истребовать взятку с предпринимателя может только очень ленивый: с него постоянно требуется разрешение на то, другое, пятое, десятое – а где и когда в России чиновник давал разрешение без взятки? Желающие могут убедиться в этом сами, даже не покидая пределов своей страны: достаточно обратиться с любой просьбой в любую российскую (украинскую, латвийскую и т.д.) инстанцию.
Американский предприниматель при конфликтной ситуации имеет возможность снять трубку и обратиться к своему адвокату. В России адвокатов в десятки раз меньше, законов на этот счет – никаких вообще, любой адвокат полностью бессилен перед самым последним чиновником. Поэтому остается платить чиновному рэкетиру. И чем больше плата – тем медленнее идет процесс становления массового предпринимательства.
Наконец, первое посттоталитарное российское правительство (и не только оно в бывшем СССР) словно с ума сошло. Стремясь любой ценой пополнить государственный бюджет, оно раскрутило налоговый пресс на предпринимателя до – вы не поверите! – 90% его прибыли. Вновь и вновь прошу представить себе американского предпринимателя, которому только что пришлось отдать из каждой тысячи долларов чистой прибыли двести-триста долларов уголовному рэкетиру, двести-триста долларов – чиновному рэкетиру, а тут еще налоговая инспекция требует с него якобы «оставшиеся» (?!) девятьсот. Как тут работать? Как решиться завести собственное предприятие? Не проще ли заняться перепродажей краденого или скупленного в государственных магазинах (за взятку)? Прибыли баснословные, а налоговая инспекция не подступится, поскольку бизнес целиком относится к сфере «теневой» экономики. Многие из моих знакомых бизнесменов именно так и поступили. И процветают. Но чем больше они процветают – тем дальше путь к нормализации экономики, к ее стабилизации и подъему.
В принципе в обществе, где не только нет кризиса перепроизводства, но тотальный дефицит всего и вся в рамках платежеспособного спроса, быть не может никакой безработицы. По подсчетам экономистов, одна только сфера частного предпринимательства могла бы поглотить до половины потенциальных безработных (14—15 млн. из 27– 29 млн. в России). Прибавьте сюда массовую переподготовку кадров на незаполненные вакансии – так и не развернутую до сих пор. Прибавьте сюда необходимость для матерей с малолетними детьми оставаться дома, пока дети не пойдут в колледж. В США и других развитых странах дома остается (в постоянной ротации) до трети и больше работоспособных женщин. В России нужда выгоняет на работу намного больше 90% женщин с малолетними детьми, которые оказываются в буквальном смысле брошенными на произвол судьбы. Нормализуйте положение, и вы получите дополнительно несколько миллионов освободившихся рабочих мест. Но в правительстве России – нам еще предстоит специально говорить об этом – не доросли до понимания серьезности проблемы. Что говорить о руководителях предприятий? Наконец, в России поистине безбрежное поле для общественных работ на добрый десяток миллионов человек: миллионы километров непроложенных и неблагоустроенных дорог, мусору на улицах – как после землетрясения, десяток районов экологического бедствия размером со средний штат США каждый.
Словом, при окончательном переходе от социальной патологии к норме работа может найтись для каждого потенциально безработного. И еще найдется место для нескольких миллионов высокооплачиваемых иностранных специалистов, не исключая и американских. Но для этого нужно окончательно распроститься с наследием «казарменного социализма» – социальной патологией. А это невозможно сделать при существующей социально-политической надстройке, порожденной тоталитаризмом и сохраняющей все его черты. Обратимся к этой стороне дела.
Лекция 15
ПРОГНОЗЫ В СФЕРЕ СОЦИОЛОГИИ ПОЛИТИКИ. ОЖИДАЕМЫЕ И ЖЕЛАЕМЫЕ ИЗМЕНЕНИЯ В СОЦИАЛЬНОЙ СТРУКТУРЕ ОБЩЕСТВА, В СОЦИАЛЬНОЙ ОРГАНИЗАЦИИ И СОЦИАЛЬНОМ УПРАВЛЕНИИ
Вспоминается забавная юмореска давних лет. Два итальянца спорят, на ком держится Италия. Исключим женщин, говорят они, с ними только скандалы. То же самое с чиновниками и военными – какая от них польза? Рабочим только бы бастовать. Крестьяне вообще не нужны, потому что едим и пьем все импортное. Остаемся лишь ты и я. Но все знают, что ты – бездельник. Вот и выходит, что вся Италия держится только на мне.
Этот интересный вывод приходит в голову, когда задумываешься, на ком держится Россия. С той разницей, что тут трудно определить, кто есть кто в этой стране. Сотни людей из многих тысяч преподававших в университетах марксизм-ленинизм десятилетиями неплохо зарабатывали как специалисты по социальной структуре советского общества. К каким выводам они пришли?
В основе лежала догма, будто советское общество состоит из рабочего класса, колхозного крестьянства и народной интеллигенции. Рабочие – это хорошо, и чем их больше – тем лучше. Крестьяне – это плохо, это всего лишь переходный этап от мелкой буржуазии к пролетариату. Ну а об интеллигенции часто упоминали с эпитетом «гнилая». Предполагалось, что при коммунизме интеллигентами станут все рабочие, и интеллигенция, как особая социальная группа, исчезнет.
Любопытно, что проповедовали такую чепуху профессора, искренне считавшие себя интеллигентами. Но они ошибались и в этом. Правда, при таком подходе возникали определенные трудности. Например, во многих случаях оставалось неясным, кого относить к уважаемым рабочим, а кого – к гораздо менее уважаемым интеллигентам. И принимались соломоновы решения: продавец – рабочий, старший продавец, который тоже стоит за прилавком, но отвечает за других продавцов отдела в магазине, – служащий, т.е. интеллигент, даже если неграмотен; рабочий с университетским образованием (таких в погоне за более высокой зарплатой к 1985 г. набралось миллионы) получил название «рабочий-интеллигент», а рабочий или крестьянин вообще без всякого образования, исполнявший обязанности главы государства (например, Калинин или Хрущев) опять-таки автоматически становился служащим-интеллигентом.
