355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Игорь Бестужев-Лада » Социальное прогнозирование » Текст книги (страница 12)
Социальное прогнозирование
  • Текст добавлен: 7 сентября 2016, 19:36

Текст книги "Социальное прогнозирование"


Автор книги: Игорь Бестужев-Лада


Соавторы: Г. Наместникова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 50 страниц)

Как обычно у нас, в мутной воде грюндерства, не обошлось без злоупотреблений. В погоне за «штатными единицами», дающими возможность лидирующему научному сотруднику выбиться в «заведующие», т.е. из научного плебса в научный патрициат (одна из двух основных форм продвижения учёного при феодально-кастовой социальной организации науки, считая второй производство в следующий научный «чин»), Институт конкретных социальных исследований раскололся на враждующие кланы «социологов» и «политологов», разумеется, с междоусобицей и внутри каждого клана. Началась холодная «гражданская война», похоронившая проекты создания на базе этого института институтов социологических исследований, общественного мнения и социального прогнозирования. Советская ассоциация научного прогнозирования, вопреки тщетным протестам ряда ученых, объединила преимущественно специалистов в области научно-технического прогнозирования. Экономическое прогнозирование обособилось в отдельный клан и эта грызня закончилась, конечно же, доносами и катастрофой. В 1967 г. во время своих поездок в Париж и Москву Р. Юнгк обсуждал вопрос о возможности создания всемирной организации футурологии. Первоначальная идея заключалась в учреждении федерации возникших тогда национальных и интернациональных футурологических ассоциаций, в частности, общества «Мир будущего» (США), «Футурибль» (Франция, Италия, Испания), «Человечество 2000 года» (страны северо-западной Европы) аналогичных организаций, создававшихся в СССР и ряде стран Восточной Европы). Однако эту идею оказалось невозможным реализовать. Всемирная Федерация исследований будущего была создана лишь в 1972 году в виде еще одной международной организации, состоящей из нескольких сот индивидуальных и нескольких десятков коллективных членов, так что о переговорах 1967 г. напоминает лишь почетное членство в Федерации их участников и само её название. Разумеется, добиться разрешения на вступление в Федерацию советских специалистов и организаций было совершенно невозможно вплоть до 1989 г., когда запретительные структуры стали рассыпаться и удалось настоять на коллективном членстве СССР в Федерации. А в те времена единственное, что практически можно было сделать, это образовать в 1970 г. (в условиях развертывавшегося погрома) в структуре Международной социологической ассоциации секцию футурологии (позднее исследовательский комитет 07 – «Исследования будущего»), где один из двух сопрезидентов всегда был представитель СССР, а другой – очередной президент Всемирной федерации исследований будущего. Только таким замысловатым путём можно было обеспечить хоть какую-то включенность советских специалистов в международное сообщество футурологов. Однако все эти огорчения отходили далеко на задний план перед грандиозной целью, которая казалась близкой к осуществлению. В 1967—1971 гг. в «высших сферах» (точнее, в кругах помощников ряда членов Политбюро ЦК КПСС) обсуждался вопрос о возможности создания государственной службы прогнозирования в виде специальной комиссии специалистов, способных «взвешивать» последствия принимаемых решений, при Политбюро ЦК КПСС, аналогичных комиссий при всех ведомствах общесоюзного и регионального уровня, при обкомах партии, во всей структуре плановых органов, на крупных предприятиях и в важнейших учреждениях, с научным подкреплением в виде сети кафедр прогнозирования в важнейших университетах страны и отделов прогнозирования в ведущих исследовательских институтах различного профиля. Цель представлялась тем менее фантастической, что в НРБ и ГДР, где партийно-правительственная бюрократия была более гибкой, чем в СССР, простым распоряжением соответственно Т. Живкова и В. Ульбрихта подобная система в 1969 г. была формально учреждена (но фактически, понятно, оставалась бездействующей, ибо жесткое централизованное планирование в условиях административно-командной системы несовместимо с научным обоснованием вообще и прогнозным в особенности). Ныне можно только благодарить судьбу, что никак не могли договориться о том, кому быть председателем упомянутой комиссии, и тем самым очередные чингисханы опять остались без телефонов. Но в те времена «комиссия по прогнозированию», способная «взвешивать» принимаемые решения, казалась чуть ли не панацеей в смысле оптимизации политики и, таким образом, решения назревавших экономических, социальных, политических и иных проблем. Надежда на её создание «со дня на день» сохранялась до последнего момента – до того, когда разразилась катастрофа. Началось с того, что возникла общественная… «академия прогностических наук», со своими собственными действительными и недействительными членами к прочим наследием средневековья. Как известно, нет таких норм морали и права, через которые не переступили бы многие научные работники в погоне за вожделенными степенями-званиями. Взаимное ожесточение достигло крайних пределов. В ход пошли политические доносы. Делами передравшихся между собой «социологов», «политологов» и «футурологов» стало заниматься такое грозное учреждение, как Комиссия партконтроля при ЦК КПСС и другие, не менее свирепые инстанции. Поистине, Киевская Русь перед нашествием Батыя! Однако на политическом горизонте вновь сгущались тучи. Перестройка № 3, как и первые две, уперлась в дилемму: либо демократия – либо бюрократия, и вопрос снова был решен в пользу последней. Косыгинские реформы стали втихую свертываться, тонуть в пустословии. Последней каплей в чаше бюрократического терпения стала «пражская весна», показавшая, куда ведёт перестройка, и завершившаяся интервенцией в Чехословакии. Слабые попытки протеста общественности были свирепо подавлены, началась реакция, вылившаяся в 1969—1971 гг. в очередной тотальный погром обществоведения. Вице-президент АН СССР A.M. Румянцев, как и десятки других ведущих ученых, обвиненных в «гнилом либерализме», были смещены с руководящих постов и оказались во «внутренней эмиграции» (некоторые подались и во «внешнюю»). Еще десяткам, заклейменным проклятием «строгачей», было запрещено выступать устно и печатно. В Институт конкретных социальных исследований была направлена карательная экспедиция в лице нового директора и его опричников, разогнавших 3/4 персонала, в том числе почти всех ведущих «социологов» и всех до единого «политологов». Росчерком пера были ликвидированы и Советская ассоциация научного прогнозирования, и Общественный институт социального прогнозирования. Полностью подавив всякую научно-прогностическую активность, «директивные органы» вынесли типичное у нас соломоново решение: всю научную деятельность в области прогнозирования возложить на Госкомитет по науке и технике, а всю практическую – на Госплан. Но так как упомянутый Госкомитет отродясь никакой научной деятельностью не занимался и не способен заниматься просто в силу своей организации (как, впрочем, и остальные сотни министерств различных наименований), а Госплан никогда не в состоянии был работать с прогнозами, ибо «устроен» принципиально иначе, то на месте прогнозирования, понятно, воцарилась пустыня. Однако столь же хорошо известно, что никакое «свято место» долго пусто не бывает, в том числе и прогностическое. Погромы – погромами, а жизнь берёт своё: куда же без прогнозов, когда на дворе последняя четверть XX века, и весь мир – в прогнозах? И «развитой социализм» вместо «коммунизма к 1980 году» сохранил свои идеологические позиции. В 1972 г. его начали дополнять «советским (социалистическим) образом жизни», противостоящим «буржуазному», как белое – чёрному, и этой пропагандистской кампании хватило до самого 1985 г. Но это не открывало перспективы, которую прежде давали обанкротившийся «коммунизм к 1980 г.» и свернутые «косыгинские реформы». Без перспективы же всякая идеология вообще и тоталитарная в особенности – паралитичка. Поэтому пришлось измышлять эрзац, который был найден в виде Комплексной Программы научно-технического прогресса на 1976—1990 гг. и позднее еще целого сонма таких же программ – от Энергетической и Продовольственной до сотен частно-отраслевых. Для подготовки Комплексной программы была создана специальная комиссия АН СССР из нескольких десятков рабочих групп общей численностью свыше 800 человек. Работа шла около двух лет 15 – торопились к XXV съезду КПСС (1976 г.). Каков был характер представленных материалов, готовившихся в спешке по принципу «принудповинности», т.е. волевым распоряжением начальства без какой-либо предварительной подготовки и без каких-либо материальных стимулов, – сказать затруднительно. Ясно лишь, что, строго говоря, то не были ни собственно прогнозные, ни собственно программные, ни собственно предплановые, ни тем более собственно плановые материалы. Так, некоторые чисто умозрительные соображения на перспективу – главным образом, в расчете повысить значимость своего учреждения и выбить побольше ассигнований на «свою» отрасль. Главное же, они не понадобились. Госплан сверстал очередную пятилетку 1976—1980 гг., по старинке, «от достигнутого», для чего никаких прогнозов или программ не требуется. Впрочем, то же самое относится к «Комплексным программам» для пятилеток на 1981—1985, 1986—1990 и 1991—1995 гг. (последняя была перечеркнута в зародыше политическими событиями 1989—1991 гг.) Тем не менее, бурная квазинаучная активность, подчеркивавшая растущую «научную обоснованность» пятилеток, была оценена по достоинству как весьма выигрышная в политико-пропагандистском плане. В 1976 г. упомянутая Комиссия АН СССР была преобразована в Научный совет из более чем полусотни комиссий. Счёт «задействованным» в них научным работникам пошел на многие тысячи, на десятки тысяч. В 1979 г., когда была завершена работа над второй Комплексной программой (до 2000 г.), эту деятельность ввели в систему: первые три года каждой пятилетки – работа над Комплексной программой, продлеваемой на следующие пять лет (2005, 2010 и т.д.), четвертый год – работа над основными направлениями (на следующие 10 лет), последний, пятый год – работа собственно над завершением пятилетнего плана. Эта система явилась одним из основных базовых элементов перестройки № 4 – проектов реформ управления, выработанных в 1979 г. к XXVI съезду КПСС (1981 г.), но так и оставшихся проектами. После перестройки № 5 (попытка реформ начатых в 1983 г. преемником Брежнева – Ю.В. Андроповым, вскоре умершим и смененным К.У. Черненко, который полностью восстановил брежневское статус кво) эта система была достроена учреждением Института народохозяйственного прогнозирования АН СССР, призванного координировать работу над Комплексной программой. В таком виде она просуществовала до 1990 г., когда была фактически упразднена за ненадобностью, с весьма туманными перспективами «перестройки» этой деликатной области «социалистического планирования», особенно в условиях курса на «регулируемое рыночное хозяйство». Ирония судьбы: эта колоссальная система, по сути, – государственная служба прогнозирования, в рамках которой трудились многие тысячи людей (в том числе, добросовестные учёные, высказывавшие ценные соображения и дававшие конструктивные предложения), производила продукцию, которой затруднительно дать наименование – прогнозная, программная, предплановая, плановая, научная?.. Сомнительно любое определение. Продукцию, которую игнорировали плановые органы, формировавшие планы по традиции «от достигнутого». Продукцию, которая не имела никакого значения, даже если бы учитывалась в практике планирования, посколькy, как обнаружилось позднее, все наши пятилетки, начиная с 1928 и кончая 1990 годом, были колоссальным политическим блефом, пропагандистской «дымовой завесой», т.к. плановые задания не выполнялись или «выполнялись» после соответствующей их «коррекции» (понятно, в сторону занижения), в чем нетрудно убедиться, ознакомившись с материалами любого съезда КПСС и с последующими результатами на протяжении очередной пятилетки. В этом свете становится понятной принципиальная засекреченность всех прогнозных – точнее, квазипрогнозных – разработок и полная «нецензурность» нашего будущего, в смысле «непроходимости» через цензуру любых материалов о будущем СССР и человечества в целом, если такие материалы грозили разоблачением тотальной лжи «социалистического планирования». Понятна и горбачевская оценка прогнозирования как сплошь «белого пятна». Заслуженная оценка! И все же отечественным «футурологам» на государственной службе несказанно повезло: ведь если бы они производили действительно научную, прогнозную продукцию по всем жестким правилам технологического прогнозирования, их сегодня можно было бы с полным правом обвинить в том, что они злостно дезориентировали наших плановиков и управленцeв, завели страну в трясину застоя и поставили её на грань катастрофы. Это похуже плачевной участи Кассандры! А сегодня с них взятки гладки: порядочных людей, добросовестных учёных вынудили по существу имитировать научную деятельность, чтобы придать «социалистическому планированию» более респектабельный вид, а саму их научную продукцию – вместе с содержавшимися в ней конструктивными элементами, – оставляли без внимания, действуя в госуправлении по-прежнему, как печенеги и половцы. Так что к нашим бедствиям прогнозирование прямого отношения не имеет. Слабое, конечно, утешение. Но всё-таки… И всё-таки история отечественной прогностики была бы односторонней, если бы мы ограничились только её, так сказать, официально-государственной половиной. Существовала и другая половина – неофициально-общественная, где драматизма развития тоже хватало. Погром 1969—1971 гг. не убил, да и не мог убить научную мысль вообще, обществоведческую – в частности и прогностическую – в особенности. Конечно, первые два-три года после тотальной расправы над обществоведением царила полная прострация. Страшно было даже заикнуться о прогнозах, за рамками Комплексной программы. Само слово «прогнозирование» сделалось в глазах начальства крамольным, вроде «ревизионизма», и подозрительное отношение к прогнозистам со стороны управленцев сохранилось до сих пор. Но уже в 1974 году, где-то на невообразимых полутемных чердаках учебных корпусов Московского авиационного института полулегально и нахально самозванно стали вновь собираться семинары по научно-техническому прогнозированию – сначала на них приходили студенты и преподаватели института, а потом потянулись люди и из других институтов. К концу того же года на них, как и за пять лет перед тем, собиралось уже по несколько сот человек. В 1976 г. Комитет по прикладной математике и вычислительной технике Всесоюзного совета научно-технических обществ приютил оживавших прогнозистов на правах одной из комиссий этого комитета, а в 1979 г. на базе комиссии был образован особый Комитет ВСНТО (позднее – Совет научных и инженерных обществ) по научно-техническому прогнозированию и разработке комплексных программ научно-технического прогресса (последнее – дань времени и конъюнктуре: чтобы не прикрыли ненароком). Комитет образовал несколько комиссий: по методологии и методике, по организации прогнозирования, по региональному и отраслевому прогнозированию, по экономическим, социальным, экологическим и глобальным проблемам научно-технического прогнозирования и др. Каждая комиссия развернула сеть рабочих групп, начали действовать свыше десятка постоянных семинаров, открылись региональные комитеты в Киеве, Ленинграде, Новосибирске, Минске, Вильнюсе, Риге, Таллине, Тбилиси, Ереване, Баку, Кишиневе, Алма-Ате, Ташкенте, Душанбе, Иркутске, ряде других городов страны. Некоторые из них вновь стали собирать сотни специалистов. Словом, научная жизнь постепенно забила ключом вновь. Не хотелось бы создавать впечатление, будто прогностическая отечественная мысль 70-х—80-х годов билась исключительно в жилах названного комитета СНИО СССР. Были и другие научные общественные организации, которые также внесли в это дело определенный вклад. Но то, что комитет играл в данном отношении ведущую роль – бесспорно. Тут ему соперников не было. Ведь по сути это – научное общество, охватывавшее довольно широкий круг профессионалов, – в общей совокупности несколько тысяч участников постоянных семинаров; конечно, это меньше, чем принудительно трудившихся над Комплексной программой, но всё же… Ведь они не просто дискуссировали о своих прогностических проблемах, они создали типовую методику регионального прогнозирования (особенно отличились литовские прогнозисты), типовую методику отраслевого прогнозирования (важную роль сыграли ленинградцы, минчане, киевляне, новосибирцы), типовую методику социального прогнозирования, целый ряд других разработок методологического и методического характера. Не их вина, что их разработки недостаточно учитывались (или, точнее, вообще не учитывались) в «официальном» прогнозировании и планировании, отделенном от них китайской стеною.

    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю

  • wait_for_cache