Текст книги "Знание в контексте"

Автор книги: Игорь Прись

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц)

8. От безопасной эпистемологии добродетелей к эпистемологии добродетелей без риска

Итак, безопасная (антислучайная) эпистемология добродетелей утверждает, что знание – безопасный когнитивный успех, который в значительной мере (gnificantly) (но не в основном, как это требовала сильная (robust) эпистемология добродетелей) обязан проявлению релевантной когнитивной способности (когнитивного действия, agency) познающего субъекта [56; 57]. Под когнитивным успехом, напомним, Притчард понимает формирование истинного мнения, а не знания. Отметим, что можно также говорить о том, что безопасный когнитивный успех в значительной мере обязан употреблению релевантной когнитивной способности. Когнитивная способность проявляется, благодаря своему употреблению. И наоборот.

Антислучайная эпистемология добродетелей в одном смысле сильнее, чем сильная эпистемология добродетелей, а в другом слабее. Она сильнее в том смысле, что когнитивные способности познающего субъекта проявляются не просто в когнитивном успехе, а в безопасном когнитивном успехе. Она слабее в том смысле, что не требуется, чтобы когнитивный успех был в основном обязан применению когнитивной способности, которая бы, таким образом, в нём проявлялась, а обязан ему лишь в значительной мере. Таким образом, два условия – условие безопасности и условие применения когнитивных способностей – формулируются не независимо друг от друга, а между ними устанавливается объяснительная связь, позволяющая соединить их.

В примере «Барни» с фальшивыми амбарами когнитивная способность проявляется достаточно сильно, но не в безопасном истинном мнении, так как истинное мнение не является в этом случае безопасным. В примере «Темп» истинное мнение безопасно, но когнитивная способность не проявляет себя в нём, так как безопасность не обязана употреблению этой способности. В случае знания, полученного от свидетеля, употребление незначительной когнитивной способности позволяет приобрести знание благодаря тому, что окружающая среда является эпистемически благоприятной. В этом случае проявление (низкой) когнитивной способности в безопасном эпистемическом успехе является достаточно значительным, чтобы приобрести знание, но нельзя сказать, что знание в основном обязано употреблению когнитивной способности, как этого требует сильная (robust) эпистемология добродетелей. Таким образом, теория Притчарда объясняет, почему иногда достаточно слабое проявление когнитивного действия (agency), которое обычно не даёт знание, может быть достаточным для знания, и почему иногда достаточно сильное проявление релевантного когнитивного действия, которое обычно достаточно для знания, может быть недостаточным. (См. также Главу 1 Части 4.)

Эпистемология эпистемических добродетелей без риска (anti-risk virtue epistemology) Притчарда – усовершенствование его антислучайной/безопасной эпистемологии добродетелей: знание предполагает не просто безопасное мнение, а исключение или значительное уменьшение риска формирования ложного мнения [67; 77]. Анализ показывает, что понятие риска является более фундаментальным, чем понятие модальной удачи. Поэтому условие безопасности, которое формулируется в терминах понятия модальной удачи, следует заменить условием отсутствия риска. Безопасная (модальная) эпистемология – это «взгляд назад». Именно такой рефлексивный взгляд назад подразумевала эпистемология пост-Гетье: отсутствие знания объяснялось случайностью эпистемического успеха. Преимущество эпистемологии без риска в том, что она предлагает «взгляд вперёд»: отсутствие знания объясняется наличием риска. Безопасная эпистемология, исключающая модальную удачу, вторична по отношению к эпистемологии без риска. Нас интересует удача лишь потому, что прежде всего нас интересует степень риска. Притчард считает, что понятие риска позволяет, например, объяснить, почему эпистемология добродетелей – одноаспектная теория – не объясняет случай «Барни». С точки зрения этой теории знание совместимо с эпистемической удачей в случаях типа «Барни», то есть истинное мнение не обязано быть безопасным. Эта теория интересуется лишь когнитивным успехом (истиной) по причине применения когнитивных способностей/достоинств. Идея Д. Притчарда в том, что там, где есть высокий риск, не может быть знания. В случае «Барни» имеется высокий риск сформировать ложное мнение. Если эпистемически добродетельное познание должно отвергать риск формирования ложного мнения или, во всяком случае, высокий риск, то знание несовместимо с высоким когнитивным риском. (См. также раздел 2.9.)

На наш взгляд, ЭСЗ Т. Уильямсона как раз и понимает эпистемическую «безопасность» как отсутствие риска. В следующем разделе мы рассматриваем этот вопрос подробнее.

9. О двух формулировках условия безопасности и эпистемическом риске

В этом разделе мы рассматриваем две возможные формулировки эпистемологического условия безопасности. Условие безопасности в слабом смысле требует, чтобы фиксированное мнение было истинным в ближайших возможных мирах. Условие безопасности в сильном смысле допускает вариацию мнения в ближайших возможных мирах и требует, чтобы оно было истинным. Условие слабой безопасности исключает случай, когда мнение вообще не формируется, автоматически. Условие сильной безопасности допускает, что в некоторых возможных мирах мнение может вообще не сформироваться. Исключение из рассмотрения таких миров требует мотивации, которую даёт «эпистемология без риска» (anti-risk epistemology), но не безопасная эпистемология (без везения) (anti-luck epistemology). Мы показываем, что условие безопасности в сильном смысле имеет более широкую область применимости, чем условие безопасности в слабом смысле, и поэтому предпочтительнее. Это в свою очередь является косвенным указанием на предпочтительность эпистемологии без риска.

1. Как уже было сказано в предыдущем разделе Д. Притчард предложил заменить безопасную (антислучайную) эпистемологию, исключающую эпистемическое везение, эпистемологией без риска (anti-risk epistemology) [67; 77]. Последняя утверждает, что истинное мнение, формирующееся при фиксированных начальных условиях и методе (метод можно отнести к «начальным условиям»), является знанием, если риск того, что оно могло бы оказаться ложным, невелик, то есть если возможные миры, в которых мнение является ложным, в модальном смысле значительно удалены от актуального мира. Таким образом, в рамках эпистемологии без риска миры, в которых мнение вообще не формируется, не имеют значения.

Понятие риска предполагает «взгляд вперёд», то есть взгляд на сам процесс формирования мнения. Такой подход мотивируется очевидной заинтересованностью субъекта в том, чтобы исключить или минимизировать риск, то есть не допустить формирования ложного мнения. Таким образом, согласно Притчарду, эпистемология без риска позволяет устранить имеющийся у безопасной эпистемологии (без везения) незамеченный недостаток, который состоит в том, что возможные миры, в которых мнение субъекта не формируется, исключаются из рассмотрения без должной мотивации.

Традиционная безопасная эпистемология (без везения) предполагает «взгляд назад», то есть имеет ретроспективную направленность. Ретроспективно, предполагая, что мнение субъекта является истинным (успешным), она теоретизирует естественное условие, что истинное мнение, которое является знанием, не является случайным (когнитивный успех не является случайным), как условие безопасности истинного мнения. Условие безопасности состоит в том, что истинное мнение не могло бы с лёгкостью оказаться ложным, то есть в ближайших возможных мирах оно не является ложным.

Принимая во внимание вышесказанное, сделаем следующее различие. Неслучайность когнитивного успеха можно понимать либо в смысле неслучайности истинного мнения, которое, вообще говоря, могло бы быть другим мнением – в этом случае мы будем говорить об условии безопасности в сильном смысле, либо в смысле неслучайности истинности истинного мнения, которое предполагается фиксированным (не варьируется в возможных мирах) – в этом случае мы будем говорить об условии безопасности в слабом смысле.

Ниже мы изучим это различие и увидим, что понимание когнитивного успеха (соответственно, условия безопасности) в слабом смысле имеет лишь ограниченную пригодность. При этом тот факт, что условие безопасности в сильном смысле является более предпочтительным, говорит в пользу эпистемологии без риска.

2. Притчард обращает внимание на тот факт, что истинное мнение (когнитивный успех) можно считать случайным также и тогда, когда оно с лёгкостью могло бы вообще не сформироваться, то есть в (некоторых) ближайших возможных мирах оно вообще не формируется [67]. Условие безопасности, однако, апеллирует лишь к тем возможным мирам, в которых мнение оказывается ложным. На примерах можно показать, что наличие знания совместимо с эпистемическим везением, при котором истинное мнение с лёгкостью могло бы не сформироваться. Например, в науке многие открытия делаются случайно. Истинное мнение, которое при этом формируется, оказывается знанием, хотя в ближайших возможных мирах (при тех же самых начальных условиях и методе формирования мнения) оно вообще не формируется. Ситуации, когда эпистемическое везение совместимо со знанием, часто встречаются и в обыденной жизни. Мы случайно узнаём о чём-то, хотя в ближайших возможных мирах (в достаточно похожих ситуациях) мы не формируем соответствующее мнение.

Выше мы сделали различие между условием, что истинное мнение не является случайным и условием, что истинность мнения не является случайной. Во втором случае миры, в которых мнение вообще не формируется, исключаются из рассмотрения автоматически, и в этом смысле различие между безопасной эпистемологией (без везения) и эпистемологией без риска исчезает. Однако, как мы увидим, условие безопасности в узком смысле имеет ограниченную область применимости.

Рассмотрим подробнее вопрос о том, каким могло бы быть в ближайших возможных мирах формирующееся в актуальном мире истинное мнение и как наилучшим образом сформулировать условие его безопасности.

Итак, предположим, что (в актуальном мире) мнение формируется при некоторых начальных условиях в результате применения некоторого метода, которые фиксированы.

В ближайших возможных мирах возможны следующие варианты: (А) Мнение может не сформироваться. (В) Может быть сформировано лишь одно-единственное мнение (мнение фиксировано). (С) Могут быть сформированы разные мнения (мнение варьируется). (Д) Может быть (А) или (В) (мнение в возможных мирах одно и то же, и в некоторых возможных мирах оно может не сформироваться). (Е) Может быть (А) или (С) (мнение в возможных мирах варьируется, и в некоторых возможных мирах оно может на сформироваться).

В случае (В) может быть (В.1): истинность мнения не варьируется (мнение всегда истинно), либо (В.2): истинность мнения варьируется (мнение либо истинно, либо ложно). В случае (С) может быть (С.1): истинность мнения не варьируется (всякое мнение истинно), либо (С.2): истинность мнения варьируется (мнение может быть либо истинным, либо ложным). В случае (Д) так же, как и в случае (В), так что можно различить между (Д.1) и (Д.2). В случае (Е) так же, как и в случае (С), так что можно различить между (Е.1) и (Е.2).

Соответственно, на языке (ближайших) возможных миров мы имеем:

(В.1) мнение фиксировано и истинно во всех ближайших возможных мирах (истинное мнение является знанием). (В.2) Мнение фиксировано и в некоторых (ближайших) возможных мирах оно ложно (знание отсутствует). (С.1) Мнение варьируется, но во всех возможных мирах оно истинно (знание). (С.2) Мнение варьируется, и в некоторых (ближайших) возможных мирах оно ложно (знание отсутствует). (Д.1) Так же, как и в (В.1), только в некоторых возможных мирах мнение отсутствует (знание). (Д.2) Так же, как и в (В.2), только в некоторых возможных мирах мнение отсутствует (очевидно, знание отсутствует, так как оно отсутствует в случае (В.2). Этот случай не представляет особого интереса). (Е.1) Так же, как и в (С.1), только в некоторых мирах мнение отсутствует (знание. Этот случай не представляет особого интереса). (Е.2) Так же, как и в (С.2), только в некоторых мирах мнение отсутствует (знание отсутствует, поскольку оно отсутствует в случае С.2. Этот случай не представляет особого интереса по сравнению со случаем С.2).

Таким образом, наш анализ сводится к рассмотрению случаев (В.1), (В.2), (С.1), (С.2), (Д.1).

Соответственно, в терминах условия «безопасности» мы имеем:

(B.1) Истинность истинного мнения безопасна в том смысле, что (истинное) мнение не могло бы с лёгкостью быть ложным, и само (истинное) мнение «безопасно» в том смысле, что оно не могло бы с лёгкостью быть другим мнением или вообще не сформироваться. То есть мнение формируется, не варьируется и истинно во всех ближайших возможных мирах. Истинное мнение безопасно. (В данном случае безопасность в слабом смысле совпадает с безопасностью в сильном смысле.)

(Д.1) Истинность истинного мнения безопасна, но само (истинное) мнение не «безопасно» в том смысле, что оно могло бы не сформироваться. То есть мнение не варьируется и истинно во всех ближайших возможных мирах, в которых оно формируется. Истинное мнение безопасно.

(B.2) Мнение «безопасно» в том смысле, что оно фиксировано, но его истинность не безопасна, то есть зависит от возможного мира. Мнение могло бы быть ложным. В целом, истинное мнение не безопасно.

(С.1) Истинность мнения безопасна. Само мнение не «безопасно» в том смысле, что оно могло бы быть другим и безопасно в том смысле, что хотя оно и могло бы быть другим, оно не могло бы быть ложным (то есть истинность мнения безопасна). Мнение формируется, варьируется и истинно в ближайших возможных мирах. Истинное мнение безопасно. (Оно безопасно как в слабом, так и в сильном смыслах.)

(С.2) Мнение варьируется в ближайших возможных мирах и ложно в некоторых из них (хотя оно может быть истинным во всех ближайших возможных мирах, в которых оно не варьируется. То есть в этом случае мнение может быть безопасным в слабом смысле, но оно не безопасно в сильном смысле). Таким образом, мнение не безопасно в том смысле, что оно могло бы быть другим и даже другим и ложным (истинность мнения не безопасна). Истинное мнение не безопасно.

Выше понятие ближайшего возможного мира принимается в качестве первичного, так что ответ на вопрос о том, какие миры считать ближайшими, не очевиден. Мы не можем сначала ввести определение ближайшего возможного мира, а затем показать, что в случае знания соответствующее истинное в актуальном мире мнение является истинным также и в них. В самом деле, если бы это оказалось не так, мы бы сказали, что миры, в которых оно ложно, не являются ближайшими и изменили бы определение ближайшего возможного мира. И наоборот, если бы мы определили ближайший возможный мир, исходя из понятия знания, как мир, в котором истинное мнение, которое есть знание, является истинным, мы не могли бы информативно (не тавтологично) использовать понятие возможных миров для понимания знания.

Согласно Тимоти Уильямсону, такая взаимозависимость понятий не является препятствием для информативного концептуального анализа [1; 78, p. 325]. Сам Уильямсон апеллирует не к возможным мирам, а к субъектноцентрированным близким случаям и определяет «безопасность» как противопоставление опасности. Точнее говоря, если в случае α, исходя из основания b, субъект знает, что p, то в любом ближайшем случае α‘, в котором он верит, что p*, где p* близко к p, исходя из основания, которое близко к основанию b, p* истинно. (При этом понятие знания нечётко в той же мере, в которой нечётко понятие близкого возможного мира)[53]53
  «Случай» Уильямсона подобен «возможному миру», но в отличие от последнего он зависит от субъекта и момента времени. В терминологии Дэвида Льюиса это «центрированный мир» [1, p. 52]. Уильямсон отвергает модальный реализм Дэвида Льюиса, в рамках которого возможный мир есть нечто вроде максимально конкретной пространственно-временной системы, подобной нашему миру. То есть для Льюиса «актуальный мир» – это наш пространственно-временной мир; «возможные миры» – это другие пространственно-временные миры, которые не имеют пространственно-временной связи с нашим миром. Можно, однако, говорить о «возможных мирах» не в смысле модального реализма, а как о некоторым способе представлять возможности [79].


[Закрыть]. Другими словами, истинное мнение, сформировавшееся в некоторых условиях и на некоторой основе, является безопасным тогда и только тогда, когда при достаточно похожих условиях формирующееся на достаточно похожей основе достаточно похожее мнение является истинным [1; 78, p. 325]. (Для Уильямсона, таким образом, начальные условия (а также основания и мнения) должны быть подобными и относиться к моменту события. Напротив, Данкан Притчард предполагает, что начальные условия (и метод формирования мнения) инвариантны.) На наш взгляд, определение Уильямсона можно отнести к эпистемологии без риска: во внимание принимаются лишь сформировавшиеся мнения, и условие безопасности исключает наличие высокой степени модального риска формирования ложного мнения. Сам Уильямсон пишет: «Согласно концепции “нет близкого риска”, безопасность есть вид локальной необходимости, а близость есть вид отношения доступности между мирами в рамках семантики возможных миров для модальной логики» [71].

Понятие модального риска следует отличать от понятия вероятностного риска (подробнее см. [56]). Другими словами, при анализе знания следует делать различие между удалённостью возможного мира от мира актуального в вероятностном смысле и его удалённостью в модальном смысле. Например, возможный мир, в котором лотерейный билет оказывается выигрышным, очень удалён в вероятностном смысле, но очень близок в модальном смысле (то есть этот мир очень похож на актуальный мир). Возможна и обратная ситуация. Таким образом, можно иметь знание о менее вероятном событии и не иметь знания о более вероятном событии. Я не знаю, что я не выиграю (не выиграл) в лотерею (если билет будет (есть) невыигрышный), но я могу знать, что мой автомобиль прошедшей ночью не был угнан, хотя вероятность того, что он не был угнан может быть гораздо ниже, чем вероятность того, что я не выиграю в лотерею. Дело в том, что в модальном смысле возможный мир, в котором я выигрываю в лотерею, очень близок к актуальному миру. Напротив, возможный мир, в котором мой автомобиль прошедшей ночью был угнан, отличается гораздо более значительно от актуального мира. Очевидно, модальная близость к актуальному миру есть вопрос степени: чем больше схожесть между возможным миром и миром актуальным, тем ближе первый ко второму. Поэтому знание может быть более или менее достоверным (соответственно, безопасность истинного мнения может быть более или менее сильной.). В любом случае, для наличия знания модальные миры, в которых мнение ложно, должны быть значительно удалены от актуального мира.

Для иллюстрации условия безопасности обратимся к известному примеру Элвина Голдмана с Барни [7]. Барни, не зная, что он находится в районе фальшивых (фасадов) амбаров, которые на вид не отличимы от настоящих, по чистой случайности смотрит на один-единственный имеющийся в этом районе подлинный амбар и формирует истинное (и обоснованное) мнение «Передо мною амбар». Он, однако, не знает, что перед ним настоящий амбар, поскольку условие безопасности его истинного мнения нарушается. Его мнение с лёгкостью могло бы оказаться ложным; оно оказалось бы ложным, если бы Барни посмотрел на любой фальшивый амбар (фасад амбара). Заметим, что при тех же начальных условиях и методе формирования мнения – Барни находится в районе фальшивых амбаров и случайно смотрит на находящийся перед ним объект, который он принимает за амбар – в возможных мирах мнение Барни «Передо мною амбар» не варьируется, но его истинность варьируется. То есть мнение Барни истинно в актуальном мире, в котором он смотрит на настоящий амбар, и ложно во всех ближайших возможных мирах. В нашей классификации это случай (В.2).

Данный пример можно незначительно модифицировать. Предположим, что Барни формирует несколько иное мнение, а именно мнение «Этот конкретный объект, который находится передо мною (который я вижу), амбар». Это мнение варьируется в возможных мирах, поскольку варьируется сам объект, на который смотрит (в возможной ситуации) Барни. Это случай (С). При этом мнение варьируется и ложно во всех возможных мирах, за исключением актуального мира (случай (С.2)). Таким образом, если в рамках этой интерпретации принять условие безопасности истинного мнения в слабом смысле, апеллирующее лишь к истинности мнения во всех возможных мирах, в которых формируется то же самое мнение, мы приходим к неверному результату, что мнение Барни «Этот конкретный объект, который находится передо мною (который я вижу), амбар» есть знание. (К возможным ситуациям, в которых это мнение фиксировано, относятся лишь ситуации, в которых Барни смотрит на один и тот же (настоящий) амбар. В этих ситуациях мнение истинно. То есть истинность мнения безопасна в слабом смысле. Но само (истинное) мнение не безопасно)[54]54
  Некоторые философы утверждают, что Барни знает, что перед ним настоящий амбар. Основанием для этой точки зрения является тот факт, что в известном смысле Барни формирует своё истинное мнение эпистемически удовлетворительным образом, применяя свои когнитивные способности. Например, согласно Соса, истинное мнение Барни является компетентным и подходящим и, следовательно, является знанием. (В то же время Соса полагает, что мнение Барни не удовлетворяет условию подходящести второго порядка (которое является модальным условием) и, соответственно, не является полным знанием.) [51]


[Закрыть].

Эпистемология без риска позволяет опровергнуть эту точку зрения. В случае с Барни, так же, как и в случаях, в которых, в отличие от случая с Барни, имеется когнитивный (причинный) «провал» между истинным мнением и истиной/фактом (см. ниже пример с фермером), риск формирования ложного мнения высок. Поэтому с точки зрения эпистемологии без риска истинное мнение Барни не является знанием.

В другом известном примере фермер при нормальных условиях видит в поле овцеподобную собаку, которую он принимает за овцу, и за которой действительно случайно оказалась овца [67]. Истинное обоснованное (причём обоснование может быть более или менее сильным) мнение фермера «В поле овца» не является знанием, поскольку оно с лёгкостью могло бы оказаться ложным. В ближайших возможных мирах (то есть при тех же (или близких) начальных условиях и том же (или близком) методе наблюдения) мнение фермера не меняется, но оно оказывается ложным. В нашей классификации это случай (В.2). Причём во всех ближайших мирах (за исключением актуального мира) мнение фермера ложно.

Так же, как и в случае с Барни, это пример можно переформулировать. Предположим, что фермер формирует мнение «Здесь (в этом месте) и теперь (в это время) в поле находится овца». В ближайшем возможном мире его мнение будет другим, так как другим будет место и время. Слабая формулировка условия безопасности, принимающая во внимание лишь то же самое мнение, что и мнение в актуальном мире, и в этом случае непригодна.

Таким образом, предыдущие два примера могут быть проанализированы как в терминах слабой формулировки условия безопасности, так и в терминах его сильной формулировки ((В.2) и (С.2) можно преобразовать друг в друга). Как показывает анализ необходимых предложений, это не всегда возможно. Предпочтение следует отдать сильной формулировке условия безопасности.

Предположим, например, что истинное мнение, что 2 + 2 = 4, формируется эпистемически неудовлетворительным образом (например, в результате подбрасывания монеты). Тем не менее, истинность этого мнения является безопасной в слабом смысле. То есть мнение, что 2 + 2 = 4, является истинным во всех (и не только ближайших) возможных мирах. Нельзя, однако, сказать, что сформированное таким образом мнение является знанием. Это эпистемическое явление объясняется в терминах сильного условия безопасности. В самом деле, при тех же начальных условиях и том же методе формирования мнения (подбрасывание монеты), могло бы сформироваться другое мнение, например, мнение, что 2 + 2 = 5, которое является ложным. Именно вследствие этого, исходное мнение не является знанием.

Таким образом, слабая формулировка условия безопасности имеет ограниченную область применимости. Она применима лишь там, где она совпадает с сильной формулировкой этого условия, или же там, где её применение эквивалентно применению сильной формулировки. Слабая формулировка автоматически исключает из рассмотрения возможные миры, в которых мнение не формируется. Сильная формулировка предполагает вариацию мнения и, следовательно, возможность, что мнение вообще не формируется. Эти миры могут не оказывать (и они не оказывают) влияния на наличие знания, но их исключение из рассмотрения должно быть мотивировано.

Если, как это делает Притчард, определить «удачное событие» как событие, которое (при фиксированных начальных условиях) не имеет места хотя бы в одном ближайшем возможном мире, то, применительно к эпистемологии, истинное мнение (эпистемическое событие), которое не формируется хотя бы в одном ближайшем возможном мире, следует считать удачным. Как сказано выше, такое эпистемическое везение совместимо с наличием знания, и это объясняется эпистемологией без риска. В рамках последней, знание – истинное мнение, риск которого оказаться ложным, невелик. То есть в ближайших в модальном смысле возможных мирах мнение не является ложным (если оно вообще не формируется, то это не имеет значения).

Чем меньше риск, что мнение могло бы оказаться (или окажется) ложным, тем меньше везения в том, что оно оказалось истинным. И наоборот. То есть понятия риска и везения очень близки, но первое является более фундаментальным.

Можно предположить, что случаи, когда мнение не формируется, могут быть сведены к случаям (значительной) вариации начальных условий (или метода), при которых формируется мнение, то есть к случаям, в которых везение отсутствует. Следующий контрпример Притчарда опровергает это предположение: «Вообразим, например, субъекта, который имеет основанные на памяти корректные основания для своего мнения, что битва при Ганстингсе состоялась в 1066 году. Предположим, однако, что хотя наш субъект, соответственно, доверяет этому мнению в актуальном мире, имеются близкие возможные миры, в которых он склонен сомневаться в себе. Скажем, психологическим фактом об этом субъекте является тот факт, что его доверие к тому, во что он верит, достаточно изменчиво, даже если и нет эпистемического основания для такой изменчивости (например, у него нет оснований сомневаться в своей памяти). Для такого субъекта будет истинным, что в близких возможных мирах он будет иметь то же самое основание для своего мнения, что и в актуальном мире, и всё-таки на этом основании не будет верить в рассматриваемое предложение» [67]. В нашей классификации этот случай относится к Д.1. Мнение могло бы не сформироваться. Тем не менее, оно является знанием. С точки зрения безопасной эпистемологии (без везения) мнение субъекта, что битва при Ганстингсе состоялась в 1066 году, является удачным. С точки зрения эпистемологии без риска, его мнение не является рискованным. Поэтому оно и является знанием.

3. Таким образом, мы рассмотрели две формулировки эпистемологического условия безопасности для знания. Условие безопасности в слабом смысле исключает из рассмотрения случай, когда мнение вообще не формируется, автоматически и требует, чтобы фиксированное мнение было истинным во всех ближайших возможных мирах. Условие безопасности в сильном смысле допускает вариацию мнения в ближайших возможных мирах и требует, чтобы оно было истинным в тех мирах, в которых оно формируется. Игнорирование миров, в которых мнение не формируется, мотивируется эпистемологией без риска, но не безопасной эпистемологией (без везения). Условие безопасности в сильном смысле имеет более широкую область применимости и поэтому предпочтительнее, чем условие безопасности в слабом смысле. Это в свою очередь является косвенным указанием на предпочтительность эпистемологии без риска.