Текст книги "Таежные отшельники"

Автор книги: Игорь Назаров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 24 страниц)

Мы с Львом Степановичем съездили на междугородний переговорный пункт, заказали места в гостинице Ташталога, выяснили, что Тропина Анисима Никоновича (который собирается в поездку с нами) в гостинице ещё нет. Потом купили пилу для бензопилы «Дружба», что простаивает у Агафьи. Взяли также билеты (по 5400 руб) на поезд в Таштагол.

Вскоре вся наша компания собралась на вокзале. Обедаем. Ждем поезда, который уходит в 16 часов 50 минут по местному времени. Иду рассчитываться за комнату отдыха и присоединяюсь к ожидающим. Объявлена посадка и по расписанию мы отправляемся в Таштагол.

Постепенно поезд втягивается в горы, пока не очень высокие. Дорога все время идет вдоль берега речки. За окном дождь, все небо затянуто темными тучами. Мрак. Путь скрашивают юмор, анекдоты, рассказы бывалых спутников, объездивших всю страну и многие зарубежные страны. Солнце проглянуло только однажды, уже на самом закате, когда поезд был высоко в горах, а мы только что опробовали голландский «Рояль». В центр горной Шории Таштагол мы прибыли в 22 часа 27 минут – точно по расписанию. В дороге выяснили, что Михаил Яковлевич в возрасте 47 лет, заядлый рыбак и взял с собой спининг. Александру Геннадьевичу 43 года, он женат, имеет двух детей: сына и дочь.

В Таштагол прибыли, когда была уже кромешная тьма. Поймали машину, и со всем своим скарбом перебрались в гостиницу. Александра Геннадьевича и Михаила Яковлевича поместили в 2-местный, нещадно воняющий свежей краской, номер за 3 тысячи рублей. А мы с Львом Степановичем отправились в «люкс» через железную дорогу. «Люкс» – это однокомнатная квартира в обычном жилом доме с ванной и душем, который все с удовольствием приняли перед ужином. Стоит здесь люкс дешевле /6 тыс. руб./, чем койка в комнате отдыха в Новокузнецке /8 тыс. руб./. Спать легли уже во втором часу ночи.

13 сентября /вторник/. Подъем в 7 часов. Ночь спали плохо – заедали комары. Чувствую, что высокое давление, пью пирроксан и рибоксин. Завтракаем с Львом Степановичем и идем в гостиницу к ребятам. Там у них уже Анисим Никонович Тропин. Радушная встреча старых знакомых. Анисим Никонович дал нам почитать последнее письмо Агафьи, где она описывает свое житьё-бытьё за год. Всю зиму /с августа по июль/ у ней жил Ерофей, приставал к ней с объятиями и целовал. Весной пришел Алексей Уткин с каким-то Владимиром. Были стычки с Ерофеем, делили муку и крупу – все прибрали вчистую. Зимой очень болела. В июне Песков и Савушкин вывозили Агафью на Горячий ключ, пробыла там 20 дней. Там ее пытались мужики насиловать и напоить водкой, воровали её дрова /привезенные на вертолете/. Что же это за люди? И что с нами со всеми стало?

Провожу первичный медицинский осмотр членов экспедиции. Каких-либо противопоказаний для поездки к Агафье ни у кого нет.

Погода сегодня неважная, холодно, темные тучи. Утром связываемся с аэропортом – пока вылета нет. Решение отложено до 10 часов, затем до 12, а после вылет переносится на 14 сентября на 10 часов утра, конечно, если будет погода. А сегодня она весь день плохая, временами дождь.

День мотаемся по городу, по магазинам. Уехали даже за город на какую-то базу. Купили Агафье двое суконных красных сапожек «прощай молодость», которые она так любит. Приобрели также резиновые бродни, телогрейку, 20-ти литровую канистру под бензин для «дружбы» – все за деньги Фонда милосердия, для себя закупили 25 булок хлеба, 3 банки тушенки (больше не было). Агафье взяли мешок муки высшего сорта, мешок перловки, некоторые другие подарки.

Познакомились с городом, расположенным среди гор и на них. Много прошли пешком, а вечером от гостиницы по одной из улиц поднялись почти до вершины одной из сопок. Вид очень красивый, город чем-то напоминает Абазу. Много каменных домов, но больше, особенно по склонам гор, деревянных. Численность центра Шории около 50 тысяч. Идем в гостиницу, встречные ребятишки уставились на Александра Геннадьевича и один из них изрекает: «Акупант!». Мы покатываемся со смеха. Действительно, Коновалов в его джинсовом костюме и массивных, на толстой подошве и высоких зашнурованных голенищах, польских ботинках, с чуть сутулой с расставленными руками фигурой, очень похож на наемника оккупационных войск. Парень четко подметил сходство. Сам Александр Геннадьевич тоже хохочет, юмора ему не занимать. Наши сотоварищи из Москвы неутомимые рассказчики, много повидавшие на своем веку. День незаметно перешел в вечер. Жаль, что сегодня мы не улетели к Агафье, да и завтра особых надежд нет.

Везем Агафье «Виватон» (тонус жизни), препарат для втирания фирмы Дерябина, состоящий из экстракта многих трав. Вечером у меня болит поясница справа. Лев Степанович натер мне спину «Виватоном» в качестве эксперимента. Как мы можем рекомендовать его Агафье, не испробовав на себе? А тут подводящий случай представился. Через 1–2 минуты появилось чувство тепла в пояснице, но боль остается. Фирма «Виватон», а точнее сам Дерябин пригласил Льва Степановича после его выступления на радио и предложил препарат для Агафьи. Не знаю, может препарат действительно ценный и при длительном применении дает эффект, но в моем боку боль не уменьшилась, и на ночь пришлось пить баралгин. Но, по крайней мере, стало ясно, что побочных эффектов нет.

14 сентября /среда/. С утра дождь. Лев Степанович неожиданно засобирался к ребятам в гостиницу к 8 часам утра, хотя вчера договаривались к девяти. Мои увещевания, что москвичи ещё спят и нас не ждут, не действуют – Лев Степанович неумолим. Я вынужден быстро собираться ему вдогонку. Бок и спина справа болят. По настоянию Льва Степановича вновь натираю дорогим «Виватоном» и пью 1/2 таблетки баралгина. Спешу за Лев Степановичем в гостиницу. На улице дождь, а на вершинах гор легкий снежок. Москвичи только поднимаются и с недоумением глядят на появившихся из «люкса».

В 9 часов связываемся с аэропортом. Пока в Таштаголе «шторм», как сказали на метеостанции и погода не летная. Решение откладывается до 12 часов. Лев Степанович с Александром Геннадьевичем надумали ехать лично на аэродром, искать начальство и выяснить ситуацию. Попутно берут канистру для заполнения бензином. Михаил Яковлевич идет в шорский народный центр, в котором мы вчера побывали, брать интервью. Я остаюсь дома ждать Анисима Никоновича и чинить свой не раз бывавший в походах плащ.

Вскоре появляется Анисим Никонович с Анной Трефильевной Орловой /сродной сестрой Агафьи/ и Иваном /дядей Агафьи/. Узнав, что Лев Степанович уехал на аэродром, Анисим Никонович и Иван уезжают на своем «Запорожце» им вдогонку. Мы с Анной ведем беседу об Агафье. Анна собирается лететь с нами и надеется уговорить Агафью выехать в Киленское, где она живет. Рассказала и о своем больном сыне 13-ти лет, который перенес клещевой энцефалит и продолжает страдать от его последствий.

Вскоре возвращаются уехавшие, неся с собой заполненную бензином /за 20 тыс.500 руб./ канистру. Их сообщение не очень радует – на сегодня полета не будет. Решаем с Анисимом Никоновичем и Анной на «Запорожце» ехать в Киленское отпросить их у родственников к Агафье не на час, как предполагалось ранее, а на несколько дней. Заодно посмотрю и больного ребенка. Едем мы с Львом Степановичем, москвичи остаются.

Поездка заняла 1,5 часа с заездом в аэропорт. Дорога в Киленское идет по красивейшей осенней тайге через два перевала. Налюбовавшись природой, наконец, подъезжаем к поселению староверов. Дома разбросаны в долинке, прикрытой практически со всех сторон пологими горами. Дома отстоят друг от друга довольно далеко, и строгой планировки обычных деревень здесь нет. Каждый поставил свой дом там, где ему подсказала своя душа. Собственно это поселение не является самим Киленском, а расположено в нескольких километрах от него – своеобразная староверческая заимка или хутор. По территории поселка протекает три речки – Большой и Малый Карон, и Мунжа.

Дом Анисима расположен на самом берегу Большого Карона и чтобы в него попасть с дороги нужно перейти по деревянному мостику. Дом уже довольно старый, но стоит крепко. Большой двор со всеми полагающимися постройками для скота и баней. Кругом, конечно, шебутится живность: куры, гуси, утки. На склоне горы пасутся коровы.

Встречает хозяйка дома – Анисья, моложавая, крепкая и энергичная женщина 69 лет, с волевым лицом и светлыми глазами. Как хозяйке, так и Анисиму Никоновичу, которому уже 72 года, их возраста не дашь. У них здоровый цвет лица, движения энергичны и видно, что старческие хвори их пока миновали. Хозяйка ещё «не остыла» от работ по дому и заметно, что, хотя она и внимательна к гостям, но лясы точить ей некогда. По взгляду на мужа ясно, что она не одобряет его праздные разъезды «туда сюда», когда дома столько дел. Ещё не докопана картошка, да и крыша закрытого навеса у дома прохудилась. Дав задание Анисиму починить крышу, хозяйка удаляется готовить обед.

А двор постепенно заполняется краснощёкими, крепко скроенными, разного возраста мальчиками и девочками, с любопытством поглядывающих на приезжих. Однако по поведению они резко отличаются от городских детей. Они не по возрасту солидны, немногословны, тактичны и не навязчивы. Чувствуется в них, эдакая, внутренняя сила и уверенность. Словом, это знающий себе цену, воспитанный в строгих правилах и уважении к старшим народец. Подходят поздороваться и взрослые, их родители. Но долго не задерживаются – осень страдная пора и нужно ещё столько сделать за день.

Выясняется, что на задах дома Анисима, через огород, чуть выше по речке стоит изба семьи дочери, у которой 8 детей. А напротив через речку живет семья сына, в которой тоже 8 детей. Очевидно, что род староверов не вымрет! Сообщение между домами не по улице, а «задами и огородами». Дома добротно сложены и большие, масса подсобных пристроек, а огороды не меряны. Устроились на земле люди крепко и живут вольготно, практически всем необходимым обеспечивая сами себя.

Пока Анисим Никонович заделывает дыру в крыше, а хозяйка хлопочет по дому, мы отправляемся посмотреть поселок и навестить сродную сестру Агафьи Антонину Трефильевну Орлову, родную сестру Анны. Её большой дом стоит ниже по речке, недалеко от дома Анисима. Хозяйка, женщина средних лет живет одна и занята мужской работой – ремонтирует печку. Как и все родственники в поселке, она тепло относится к Агафье, жалеет её сироту и вспоминает много подробностей пребывания Агафьи у неё в гостях в прошлый приезд в Киленское. Антонина Трефильевна была бы рада приезду Агафьи в их поселок и просит передать ей приглашение. При этом она готова взять её к себе в дом или даже освободить его полностью для житья таежницы. Кроме того, сейчас почти отстроен новый дом и Антонина Трефильевна готова предоставить его Агафье, а сама остаться в старом.

Проводила нас посмотреть этот новый дом. Он находится на отшибе, довольно далеко от остальных, на другой стороне дороги в Киленское. Дом большой, только что отстроен, в нем стоит приятный запах свежесрубленной сосны. В избе чисто прибрано, огромная русская печка протоплена, хотя в доме ещё никто не живет. Уют и тепло нового дома просто притягивают.

Возле дома протекает небольшая речка. В нескольких ветрах небольшая запруда, где будет раздолье для гусей и уток. Огромный огород с первозданным черноземом тут же за домом, несколько в отдалении, метрах в 500–600 на запад, начинается пологий подъем в высокую гору, ещё покрытый сочной, зеленью. Очевидно, здесь прекрасный выпас для скота. Кусты и деревья, неровности местности закрывают вид на остальной поселок. Дом стоит как на необитаемом острове. Так что, привыкшей к одиночеству, Агафье здесь будет хорошо. Дом прекрасный, никто в нем ещё не жил («не испоганен»), усадьба изолирована и никто не мешает. В тоже время люди недалеко и всегда могут прийти на помощь. Да и забот с травой, сеном и прокормом для живности не будет. Судя по всему, и почва здесь плодородная, не в пример глинисто-каменистым косогорам на Еринате. Место мне очень понравилось, оно, на мой взгляд, как нельзя лучше подходит для житья Агафьи. Вот только захочет ли Агафья? Лучшего места найти трудно. Я бы и сам здесь с охотой поселился.

Возвращаемся в дом Анисима. Обед: уха, грибы, дымящаяся свежая картошка и вкуснейшая медовуха, напоминающая по вкусу полусладкое шампанское. Хлеб собственной выпечки, вкусный и ароматный. Гости обедают за отдельным столом, из мирской посуды. Хозяева с несколькими внучатами, помолившись, принимаются за трапезу за другим столом. Хозяйка строго следит, чтобы тарелки гостей не пустовали. За столом торжественная тишина, только любопытные глазки детишек изредка стреляют в нашу сторону.

Во второй половине дня поехали к Анне, смотреть ее больного ребенка. Дом Анны стоит довольно далеко от остальных при самом въезде в поселок. Он просторен и добротен, обстановка внутри не хуже, чем в городских квартирах. Кругом чистота и порядок, все выкрашено и побелено. Чувствуется, что в доме крепкие хозяева. Знакомимся с мужем Анны и сынишкой, лет одиннадцати со смущенной улыбкой. Алешу весной укусил клещ и он заболел энцефалитом. Мальчик болезнь перенес, но остались парезы и параличи отдельных мышц. Особенно пострадали мышцы шеи и Алеше даже трудно удерживать голову. Ему трудно ходить в школу, стесняется своего физического недостатка, а дети, как известно, не все обладают чувством такта и часто над ним смеются. А мальчишка золотой – скромен, воспитан, умен, глаза полны интеллекта, но с сильной грустинкой.

При осмотре выявляется, что функция ряда мышц ещё не потеряна полностью и её можно восстановить определенными физическими упражнениями и медикаментами. Главный вопрос сейчас состоит в том, не будет ли процесс в нервной системе прогрессировать. Подсказываю мальчику и родителям какие упражнения и тренировки нужно проводить, настраиваю мальчика на длительное и упорное лечение и борьбу. Прописываю и медикаментозное лечение /прозерин, актовегин, витамин B6 и другое/. Отделили от Агафьиного «Виватона» флакончик жидкости для втирания /по инструкции он в этой ситуации помогает/, дали адрес Дерябина родителям, обговорили возможность приезда Алеши в Красноярск на консультацию и лечение в неврологическую клинику.

За чаем беседовали с родственниками, милыми, умными, жизнерадостными людьми с удивительно светлыми глазами. Антонина Трефильевна оказалась специалистом по лечению травами, поговорили с ней на эту тему, в том числе и о лечении Алеши. А на прощание она подарила нам траву бадан и моралий корень.

Ночевать идем к Анисиму. Спать укладываемся в двенадцатом часу: Лев Степанович на кровати, а я на полу на чистую перину под ватное одеяло и на большую мягкую подушку. В начале прохладно, потом согреваюсь и засыпаю. В третьем часу просыпаюсь – хозяйка начала хлопоты по хозяйству, печет хлеб Анисиму в дорогу. Дальше сна практически нет.

15 сентября /четверг/.Подъем в 5 часов 30 минут. Хозяйка зовет завтракать. На улице сплошной туман, на крытом дворе-сенях один градус тепла. На улице в умывальнике вода замерзла. А вчера днем было 8 градусов тепла. Завтрак: куриный суп, пироги с капустой, грузди соленные со сметаной, опята жаренные в печи со сметаной и яйцами, молоко и для аппетита стаканчик медовухи. Все вкусно предельно! Благодарение хозяйке и Господу!

Видя все устройство жизни старообрядческой общины, добрые отношения между людьми, вольготные условия жизни, у меня все больше складывается впечатление, что нужно постараться уговорить Агафью переселиться суда, к этим людям. Все родственники, считай вся деревня, настаивают на переезде её и в полном недоумении, почему она не хочет этого. Хозяйка просит передать Агафье, что Анисима к ней больше не отпустит – «пусть переезжает к людям».

Пока хозяин «Запорожца» Иван завтракает, Анисим Никонович рассказывает нам историю своей женитьбы на Анисьи. Невесту выбирал отец, а затем предложил ему в 18 лет. Анисьи в то время было 16 лет. Так по выбору родителей состоялась эта свадьба, и слава Богу, до сих пор они живут в мире и согласии. Рассказал Анисим Никонович и как работал на золотоносной шахте. В скупых его фразах «словам было тесно, а мыслям просторно».

В 7 часов утра заводим «Запорожец». Прощаемся с гостеприимной хозяйкой и отправляемся в путь. Заезжаем за Анной Трефильевной и в предрассветном тумане отъезжаем в Таштагол. Вся трава покрыта инеем, туман стелется по низу – примета хорошая, должна быть лётная погода.

По дороге чуть не наезжаем на глухаря. Он бежит и бежит по дороге, красивый несказанно. Наконец ныряет в траву у обочины, и я вздыхаю с облегчением. Жаль было бы, если бы эта чудная птица оказалась под колесами. Через 1 час 20 минут благополучно приезжаем в Таштагол изрядно промерзшие – машина не отапливается и окно в ней открытое. Наши ребята ещё спят. Разбуженные при нашем появлении, сразу набросились на нас с упреками – почему не вернулись вчера, они волновались. Анисим Никонович успокаивает их потрепанные нервы медовухой, прихваченной с собой.

В 9 часов Лев Степанович и Александр Геннадьевич идут звонить на аэродром. Пришли не очень весёлые – решение о вылете отложено до 11 часов. Однако и к этому времени горы закрыты туманом. Вылет откладывается сначала до 12, а затем и до 14 часов. К середине для вышло солнце и туман растаял. Потом начинаются заморочки – рейс пойдет, но не туда, возьмут сначала пассажиров с билетами (как будто мы не заплатили?) Лев Степанович и Александр Геннадьевич уезжают на аэродром искать начальника. Солнце печет, стало совсем тепло.

В 15 часов звонок с аэродрома Льва Степановича: «Свистать всех наверх! Сейчас придет машина и на аэродром». Приходит газик, но всё сразу в него не входит и приходится делать два рейса. Наконец, мы на аэродроме. Загружаемся в вертолет и в 16 часов 33 минуты раскручиваются винты. В 16 часов 41 минуту взлет. Пролетаем над Таштаголом. Пологие в красках осени горы постепенно становятся выше и уже впереди засверкали снежными вершинами гольцы. Через 25 минут приближаемся к снежным высоченным горам, втягиваемся в них. Вертолет все больше болтает, машина вибрирует. Сижу на мешке с крупой перед открытой к летчикам дверью. Вид, как на ладони. Красота! Через 30 минут входим в каньон Абакана, идем по нему вдоль. Впереди горы, покрытые снежком. На пути внизу не промелькнуло ни одной деревни. В 17 часов 28 минут делаем круг над Еринатом и в 17 часов 32 минуты садимся на его косе. Быстро выгружаем наши вещи. С тревогой посматриваю в сторону избы Агафьи – её долго не видно. Наконец, появляется её фигурка, спускающаяся с бугра к нам. Слава Богу – жива! Вертолет поднимается, сбивая нас с ног вихрем. Он уходит в сторону Горячего ключа, есть туда пассажиры. И повисает тишина. Только Еринат шумит на камнях.

Подходит Агафья, Анна и Анисим пошли ей на встречу, иду и я. Встрече она явно рада, но настороженно посматривает на незнакомых москвичей. Знакомим. Сносим вещи к избе. Агафья, как всегда, сразу торопится изложить свои беды и проблемы. Остановила меня у подъема с реки, там близко у воды стоит шалашик, и торопится рассказать, как она плохо себя чувствовала весной: «Воду-то незасмогла носить совсем, сдесь варила».

Вещи все с косы сношены к избе. Распределяемся по местам жительства. Анисим и Анна будут жить в избе с Агафьей, мы четверо остальных в старой. Там холодно, не прибрано, грязно. Занимаемся уборкой и устройством. Мы с Львом Степановичем занимаем привычные места на нарах у железной печурки и на гобчике.

Агафья показывает свое хозяйство новичкам. Да и мы старожилы замечаем некоторые перемены. На северо-восток в 10 метрах от старого курятника построен небольшой новый, там маленькие цыплятки. Курятник делала из расколотых бревешек сама Агафья. Спрашиваю: «Замучилась колоть бревна?» – «Никого, колотые-то были». Интересно, зачем ей новый курятник? Ведь есть старый. Оказывается, что в старом стоят три бака с засоленными груздями. Грибов в этом году очень много.

Собак у Агафьи прибавилось – стало три, прежние Дружок и Мурка, да большой щенок Тюбик. Последний уже неприменул залезть в одну из наших сумок с хлебом, за что немедленно был посажен на цепь хозяйкой у нашей избы. Дружок и ранее был на привязи с восточной стороны от избы Агафьи, где также на привязи маялись пять тощих и маленьких коз. Похоже, что загон, который мы соорудили в прошлом году для коз, у хозяйки особым доверием не пользуется. Объясняет она это тем, что козы из него «вылазят». Это, наверное, вполне может быть, если учесть, что козочки такие тощие. Западнее хижины дяди Карпа, тем где мы в прошлом году натаскали навоз, выросла с очень мощными и зелеными стеблями картошка.

Собрались в избе Агафьи на короткое время, ведь ещё нужно разжечь костер и сготовить ужин. Агафье не терпится изложить свое житье-бытье. Оказывается, зимой тяжело болела, только к весне немножко полегчало (подробности думаю выяснить потом). Всю зиму до июля в старой избе жил Ерофей Седов. Когда в прошлом сентябре мы улетели и увезли Агафью на Горячий ключ, он оставался домовничать и использовал «Ветряк» на полную катушку, подключал к нему радиоприемник. Когда Агафья вернулась с Горячего ключа, то «ВЭТЭН» уже не работал и электричества не давал. – «Свечей-то было всего четыре, сначало экономила, потом вовсе без света жила. Пло-охо!» – поясняет Агаша. Вот так запросто, не считаясь с Агафьей, «добрый» Ерофей сразу загробил так необходимое в тайге, особенно длинными зимними вечерами, устройство. Лампочки «Ильича» погасли!

Оказалось, что и вел себя Ерофей по отношению к Агафье очень неприлично. «Лез обниматься, целоваться, губы все искусал» – со свойственной ей откровенностью рассказывает Агафья. Такие попытки были неоднократно. «Еле отбивалась, даже губы мазала мазью, чтобы не лез целоваться» – со смехом говорит таежница. Смех-смехом, но заметно, что Агафья очень боится Ерофея. Оказалось также, что Ерофей забрал у Агафьи и ружье, а второе прибрал себе Астафьев (охотник, который промышляет в этом районе зимой) и осталась она со старым дробовиком 16-го калибра, который может только звуком отпугнуть медведя и волков. По сути, изъятие ружей у Агафьи сделало ее беззащитной. Выходит, что и мы зря везли ей 5 пачек патронов 12-го калибра – стрелять-то не из чего.

В конце мая к Агафье пришел Алексей Уткин с другом Владимиром. Жили у неё до июля. Сорились с Ерофеем. Пока в июне Агафья ездила на 20 дней на Горячий ключ, они были здесь. Вывозили на Горячий ключ Савушкин и Песков. Лечилась там она вновь по жуткой схеме: по 30 минут 2–3 раза в день. Говорит, что на ключе лечился какой-то врач, «специалист по этому делу», он и посоветовал делать так. Уткин с Владимиром улетели на горячий ключ в конце июня с компанией «мэра Абакана» (как выразилась Агафья), которая залетала сюда вертолетом. «Ночевали здесь, пили, женщин много было. Алексея напоили, больной, улетел» – рассказывает Агафья. Алексей обещал прийти назад к 5 августа, но до сих пор его нет. «Живой ли? Неизвестно», с тревогой говорит хозяйка.

На Горячем ключе Агафью дважды пытались изнасиловать два мужика. Одного из них Агафья знает – это тесть здешнего охотника. Пришлось вырываться, убегать в тайгу и даже защищаться поленом. Пьяные мужики лезли обниматься, отпускали скабрезные шуточки, делали из нее посмешище на людях. Что же это происходит? Неужто люди уже совсем ничего не понимают, полностью деградировали и потеряли человеческое обличие?

Костер, ужин. У костра Агафья ещё много рассказала про свое житье – о козах, о курицах, которые по какой-то причине все перемерли, о цыплятках и другом. Но похоже, что, несмотря на все свои беды и лишения, Агафья не помышляет выезжать отсюда. Во всяком случае, первые намеки Анны и Анисима она отвергает. Пытаемся наметить работу на завтра. Предлагаем хозяйке начать копать картошку. Но ответ отрицательный: «Рано, ботва-то зеленая». К ночи похолодало, звезды яркие, из-за Туй-Дайской горы выкатилось яркая луна и залила серебром все вокруг. В жарко натопленой избе укладываемся на ночлег.

16 сентября /пятница/. К 5 часам утра в избе стало прохладно. Встал, затопил железную печку заранее приготовленными дровишками. Вышел на улицу и оторопел от огромных ярких звезд. Оказывается небо не пустое, а усыпано тысячами ярких и не очень звезд и созвездий. Они переливаются и мерцают, создавая впечатление огромного живого, но не познанного еще нами, мира. Холодно. Под звездным светом серебрится иней. Только из-за такой чудной ночи не следовало бы уезжать в город, где испарения человеческого мегаполиса закрывают от нас огромный сверкающий мир.

Встали поздно, в 9-м часу. На улице иней, на градуснике 4 градуса мороза, вода в ведре крепко замерзла, зеленые листочки картошки плотные как картонные и, конечно, замерзли. Утро яркое и солнечное. От реки идет дымок – там Анисим соорудил костерок и готовит себе похлебку. Но почему на реке? Ведь вчера он ужинал и молился вместе с Агафьей. Наверное, рассердился на Агафью за то, что она не хочет выезжать отсюда. Во всяком случае, Анисим об этом сказал Льву Степановичу. Разговор последнего с таежницей также не дал результатов – она против переезда в Киленское.

Костер, завтрак. К 11 часам солнце печет, даже жарко, а в тени всего 3 градуса тепла. Картошка на солнце оттаяла и вся ботва скуксилась, увяла. На вершинах гор поблескивает снежок. Гора «Тутанхамона» видно четко – нос, усы и борода присыпаны снегом, как будто поседел старый лежащий мудрец.

Агафья еще в избе, молится, потом по настоянию Анны пишет опровержение на утверждение Ивана Тропина в письме, что Агафья приглашала его «для тесного контакта и передавала приветы». Михаил Яковлевич настраивает свою аппаратуру для съемки. Конечно, он предупрежден о недопустимости в этом деле малейшего насилия. Анисим Никонович часам к десяти ушел рыбачить на Курумчук.

Анне так нравится это место, воздух, река, что она готова переехать сюда с семьей, но «муж трудный» (трудно его будет уговорить). Тюбик вьется возле нас, на него жалко смотреть – кожа да кости. Появившаяся после утренней молитвы Агафья утверждает, что он 8 дней не мог ходить – болел после того, как с ним поиграл прилетавший с группой «мэра» врач. «Сглазил!» – говорит Агафья. Оказывается, что вчера Анисим с Анной угощали Агафью медовухой, отчего она плохо спала. А сегодня у нее расстройство кишечника, собирается пить траву манжету.

В перерыве между делами Агафья вновь возвращается к своей жизни зимой. «Зимой от питья трав поднималась температура до 38 градусов. От температуры пила перец (по совету Ерофея варила красные стручки), Марьин корень. На спину парафин (накладывала). Восемь недель болела. В осине грелась (варила кору осины в ванне и сидела в ней – опять по совету доморощенного доктора Ерофея) два раза – слабость стала. Стала говорить Ерофею: „Сердце посадит, негодно. В елке грелась, в крапиве – угорела, сердце-то посадишь, спать незамогла. Ерофей хотел в березе греть, но отказалась – сердце посадишь“», – повествует Агафья.

Перед тем, как идти завтракать. Агаша передала мне письмо, которое она мне писала ещё до «полки огорода», но так и не смогла его отправить. В письме все подробно, как болела, чем лечилась. Вот что я там прочитал (текст письма, как всегда, привожу в написании Агафьи, только для удобства чтения я расставил некоторые знаки припинания – И.П.Н.).

«Господи Иесуси Христе сыне Божий помилуй нас. Аминь! С ниским поклоном Агафия Карповна Игорю Павловичу. Желаю от Господа Бога добраго здравия и душевного спасения, в жизни благополучия. Ещё уважаемый Игорь Павлович, дорогой врачь и друг, сообщаю о себе. Плохи дела теперь у меня, здоровя совсем плохо. Как было что ниобходимо надо было в конце зимы и в начале весны на горячий ключь занова лечится. Необходимо надо было горячим ключом, тогда бы может и посадка /огорода/ посадива бы, а теперь не знаю как Господь велит дожить до Пасхи, доживу или нет. Только так теперь в Божих пределах Господь помощник, люди все бывший друзья потеряли доверие, помощи ни какой ни стали делать. Тот же Николай даже козам сена ни привезли, Ерофея здесь Астафьев бросив, ни вывезли, так засев. И поправедовать никто ни стали залетать. Теперь и козы голодни и толку нонче с них ни будет, козла ни заменили, нету и молока не будет. Только етот когда выростит козлик чернинкой. Козу болшу я велева Ерофею зарежить, остались молодняк, выживут нет. Пишу о себе о болезнях. Я нонче сами знайте в каком состоянии на ключь увозили, и если было бы возможно после етой болезни и первым разом лечения делать мне нельзя было, только если бы после второва раза делами и работай, а мне ниобходимо свои потребы и хозяйство. Тогда апеть стало перво по нужде реже стала я ходить, если лягу спать права плече кажду ночь замертво терпнит, пробужаюсь едва кое как разшевелюсь. То права нога тоже самое, только всегда у печи отогрею сколь при отрадит. И мазими натирава, на плече пластырь накладывава прогревать. И потом как става по нужде трой сутки ни могу сходить и пятеры нету. Травы никакой нету при етой болезни, и потом права нога как совсем отерпла, нистава отходить, тогда низамогла ни сясти, ни лежать, ни стать и по нужде стало. Помощи вызвать ни могла тогда мне пришлось ниобходимо пить ревинь и крапиву, водой только снеговой пользоватся. Посколь пила ревень ходива по нужде, остановова пить и апеть тоже. И теперь ревним и крапивой лечитса на пользу ни пошли, когда попила ети травы, тогда ими температуру поднява болшу и все болезни расшивилива и апеть пуп с места ушов. Тогда периц става пить, температуру посадить и етим ни могла. Теперь Марин коринь вытаив ещё им кака будет нет полза. Воды ни могу приносить, снек растаев, только если на реке на месте сварю на берегу. Помощи ни могла вызвать боле месеца, включава и нету никакова залету. Если так как сейчас в етом состоянии вобще посадку ни смогу посадить, но и так етими болезними изнести может до конца, кроме Горячева ключа ничем ети болезни ни выличить. Травы ети которы здесь ни пошли на пользу. Тоже самое мать была пока жива, поили её етими травами, ей ни пошли на пользу, также и мне теперь, толко ими все болезни расшивелить и ещё подымать температуру ими. Горячет ключ та вода совсем другое существо, когда напьеся она потам проходит сквозь тела и тогда сразу облегчиват болезни. Когда привезли вы меня, совсем была без движения, едва там женщины довели меня, через сутки я става ходить по маленку. Если бы вторым-то разом, тогда бы боле ползы-то стало, а теперь не знаю как Господь велит, как прийдетса мне с вами видитса и также вам со мной в пределах Божьих. Теперь помощь ни добытса вызвать. И я ету теперь наверно выдержава боле месеца, не знаю сколь в ней осталось нет зарядки-то ещё и вобще-то получали нет с ней сигнал два раза вобще подолгу стаяв – на день ставива и боле десяти часов стояв и на ночь также еще дольше. Вот такое дело теперь Игорь Павлович, вобще люди ни по человечески стали относитса, если получали сигнал и так оставить такое дело безо внимания. Никто ни залетели и я в болеезни в тежелом состояний ни могу ни делать, ни ходить. С козами Ерофей водитса, я и за козами ходить ни могу, если толко чево куда пошивелюсь мне хуже. Только если сколь сама себе правленним будет полза кака, то может как сколь отрадит, а если ни отрадит, то до Пасхи не знаю как Господь велит дожить, до лета в такой болезни вобще даже подумать ни могу в пределах Божих, как Господь велит. И вот ещё письмо как отправить будет нет какой случий. Ерофей если вопще ни будет ни какова залета, то хошет итти пешком. Но ещё Игорь Павлович если как получишь письмо от меня, то напиши письмо Савушкину Н. Н. чтобы он имев какую-то заботу, мало тово, что меня оставили без помощи, Ерофея бросили на голодной конец, и у него дома ни в порядке теперь, так говорит все хозяйство погинува да ещё сам, если пешком поддет как благополучно нет выйдет».