Текст книги "Таежные отшельники"

Автор книги: Игорь Назаров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 24 страниц)

Глава четвертая
К Лыковым – с телекамерой

16 сентября 1986 года. Мы с Эльвирой Викторовной выезжаем в Абакан поездом. В Таштыпе встретимся с Львом Степановичем Черепановым и группой с центрального телевидения. Они задумали съемки о Лыковых.

17 сентября. В 9 часов утра мы в Абакане. В поезде нашими попутчиками оказались доктора из дорожной больницы, которые едут с ревизией в отделенческую больницу станции Абакан. Их встречал главный врач В. А. Голдобин. Я передал ему снимки Лыковых, которые обещал в прошлый раз (фото сделаны Н. П. Пролецким). Владимир Анатольевич организовал нам москвич, и к часу дня мы уже были в Таштыпском мехлесхозе. Москвичи с телевидения еще не прибыли. Начальник лесхоза Ю. В. Гусев в отъезде, но нас любезно встретила и устроила в той же комнате, что и зимой, добрая знакомая по предыдущей зимней поездке Зинаида Павловна.

Вечером из Абазы подъехал Н. П. Пролецкий. Привез мокрые еще фотографии из серии снимков, сделанных в предыдущей поездке в августе. Очень хорошие, качественные снимки, в том числе зафиксировавшие измерение давления у Агафьи и наложение гипса Карпу Иосифовичу. Остаток вечера ушел на корректировку той части сценария телесъемок (написанного Л. С. Черепановым), которая касается состояния здоровья Лыковых и моих наблюдений над ними.

18 сентября. Утро уходит на ожидание группы из Москвы. Как это ни печально, но чувствуется, что мы здесь не ко двору. Зинаида Павловна говорит, что приехавший Ю. В. Гусев обругал ее за то, что она пустила нас ночевать. После личной встречи с Юрием Васильевичем все улаживается, но чувствуется, что он получил в отношении нас какие-то отрицательные инструкции от начальства. Пока не понятно, с чем это связано.

Часам к трем появляется Лев Степанович и съемочная группа центрального телевидения. Знакомимся. Режиссер – Суриков Олег Николаевич, представительный, чуть полноватый и прихрамывающий, опирающийся на тросточку человек с окладистой бородой и умными глазами, в возрасте за 50 лет. Оператор – Юрий Юрьевич, схож с Суриковым наличием бороды, но в остальном его противоположность. Он высок, худ и жилист, быстр и порывист, чем-то неуловимо напоминает Дон Кихота Ламанчского. Единственная в группе женщина – звукооператор Лариса Анатольевна, по всей видимости, является как бы наставником своих более молодых коллег – Валерия, Андрея, Сергея и Олега.

Выясняем, что в одном самолете с группой прилетел и журналист Василий Михайлович Песков, публикации которого о Лыковых в «Комсомольской правде» широко известны. Дальше он поехал с встречавшим его начальником Абаканского лесничества Николаем Николаевичем Савушкиным. Лев Степанович с Суриковым побывали в обкоме партии и в Минусинске в геологоразведке. Но там же побывал и В. М. Песков, который категорически против съемок Лыковых и делает все, чтобы остановить продвижение группы ЦТ. Вот и сейчас выясняется, что он уже у первого секретаря Таштыпского райкома Кажанаева Афанасия Ивановича. Как только стало известно об этом, Лев Степанович и режиссер ЦТ едут в райком, пригласив с собой и меня. Застаем там В. М. Пескова, Н. Н. Савушкина и начальника милиции. В кабинете Афанасия Ивановича состоялась неприятная перепалка между В. М. Песковым и Н. Н. Савушкиным с одной стороны и О. Н. Суриковым и Л. С. Черепановым – с другой. Журналист диктует свои условия – можно снимать только верхнюю избу на ручье Сок-су без Лыковых. По мнению Василия Михайловича, если Лыковы узнают, что их снимают на камеру, то они могут покончить с собой, даже сжечь себя. Однако у оппонентов журналиста возникает естественный вопрос: «Почему же Лыковы до сих пор никаких таких мер не предпринимали и даже, насколько известно, не думали об этом, хотя многие, в том числе и сам Василий Михайлович, неоднократно открыто их фотографировали?» Группа ЦТ проделала большой путь от Москвы не затем, чтобы отснять только горы и избу Лыковых. Они полагают, что зафиксировать уникальный со многих точек зрения случай и Лыковых для истории и науки просто обязаны. Мне как врачу и человеку, достаточно хорошо знающему Лыковых, кажется, что снимать их можно и они никогда не пойдут на самоуничтожение, но нужно это сделать тактично, без малейшего насилия, не травмируя их психику. Необходимо, чтобы съемки были проведены «скрытой камерой» (неэтично, но для Лыковых – наименьшее зло). По заверениям Сурикова, это можно легко сделать, тем более что камера «берет» с расстояния до 200 метров. Безусловно, нужно будет провести ряд профилактических и гигиенических мер, чтобы не занести Лыковым инфекцию. Эта забота и ответственность, конечно, ложится на меня. Последующий медицинский опрос и осмотр всех членов экспедиции убедил меня, что никто их них незадолго до этого никакими инфекционными заболеваниями не болел и в настоящее время все здоровы.

Постепенно страсти утихают. Знакомлюсь с В. М. Песковым, рассказываю о поездке в августе и о состоянии здоровья Лыковых. Василий Михайлович говорит, что слышал от Лыковых обо мне только хорошее, а Агафья писала ему и просила моей помощи, но письмо он получил с большим опозданием, когда я уже побывал у них. В конце концов добро на поездку от Кажанаева А. И. получено и враждующие стороны на разных машинах отправились в лесхоз. На аэродроме выясняем, что сегодня мы уже никуда не улетим. Поэтому вся наша группа остается ночевать в конторе лесхоза, а В. М. Песков отправляется в гостиницу «Тасхыл».

Вечером с Львом Степановичем, Эльвирой Викторовной и Николаем Петровичем ездили в д. Верхний Таштып к Самойлову Федору Ивановичу, человеку, который в детстве рос и жил вместе с Карпом Иосифовичем. Было около 10 вечера, и старик уже спал. Долго спрашивал из-за двери: «Кто такие?». Потом открыл, и мы прошли в небольшую, хорошо прибранную комнатку. Федор Иванович небольшого роста, худенький, седобородый, удивительно светлый и добрый человек. Оказалось, что он 1906 года рождения, а Карп Иосифович на два года старше – 1904 года. Выходит, Карпу Иосифовичу сейчас 82 года! Что-то за последние 6 лет он не состарился (в 1980 году ему было 84 года), а помолодел на 2 года. У Федора Ивановича сейчас живет сестра Христинья, которая тоже хорошо знает и помнит Карпа Иосифовича, она с ним одногодка – 1904 года. Старушка тоже очень приятная. Федор Иванович с охотой рассказал о своей нелегкой жизни, о совместном проживании с Карпом Иосифовичем на Тишах. Весь рассказ записали на пленку, сфотографировали старичков. Федор Иванович наговорил Лыковым «говорящее письмо с приветами». Приглашали с собой полететь к Лыковым, но он отказался: «Здоровье уже не то». Осталось очень приятное впечатление от этих людей, особенно от Федора Ивановича, человека со светлой головой и прекрасной памятью, не озлобленного на людей, хотя он и отсидел по наговору 9 лет. Потом получил реабилитацию. «Но что толку-то, жизнь сломана», – грустно заключил Федор Иванович.

19 сентября. С утра чудесная погода, идем на аэродром с полной уверенностью, что улетим. Однако метеослужба Абакана не дает добро на вылет – где-то идет грозовой фронт. День солнечный и жаркий, как летом, можно даже загорать, что и делают молодые члены телегруппы. По рации передали, что на Каире тоже хорошая погода. Сами летчики также считают, что можно лететь, но разрешения все-таки нет, и мы загораем.

В. М. Песков предложил мне и Эльвире Викторовне лететь вместе с ним. Предполагается, что мы улетим первым рейсом, а телегруппа – вторым. Вещи загружены в самолет, ждем разрешения на вылет. Но весь день так и проходит в томительном ожидании. К четырем часам дня начинает тянуть ветер, погода портится. И вот тут получено разрешение на вылет. Летчики долго совещаются – погода явно портится, дует сильный ветер. Решают лететь. Садимся в самолет, выруливаем на взлетную полосу, но в последний момент летчик решает, что лететь уже нельзя – ветер стал почти ураганный. С кислыми физиономиями выгружаемся из самолета и вновь идем ночевать в лесхоз.

Мотакова. Осенняя цветущая тайга.

Днем много говорили с В. М. Песковым о Лыковых. Я изложил свою точку зрения о состоянии их здоровья, их болезни, высказался о причинах смерти трех членов семьи в 1981 году (привнесенная инфекция на фоне неполноценного иммунитета). Василий Михайлович явно недооценивает опасность снижения иммунитета у Лыковых и их инфицирования при контактах с людьми «из мира». Слишком большое, неоправданно гипертрофированное значение он придает эмоциональному стрессу. Утверждение журналиста о том, что трое Лыковых не смогли перенести эмоциональный стресс (так потрясла их встреча с людьми и перевернула все их мировоззрение!) и от этого погибли, никак не согласуется с имеющимися данными и обычной логикой, не говоря уже о медицинской логике. Если и погибать от эмоционального стресса, то это должно было произойти в 1978 году, когда Лыковы впервые встретились с геологами, а не спустя три года. Ведь к этому времени они уже привыкли к людям, не опасались и не боялись их, а напротив, сами с охотой приходили в поселок к геологам, живо интересовались их бытом, жизнью, работой, привыкли и уже не боялись, а лишь проявляли интерес к необычным для них предметам (радио, лесопилка, трактора и др.). По словам тех же геологов (А. Ломов), у Лыковых с ними к тому времени сложились дружеские, теплые отношения и никаких стрессовых ситуаций не было. Что касается мировоззрения Лыковых, то оно было настолько устоявшимся, что, как показали и последующие события, перевернуть его «мирским» людям было не под силу.

На прямой вопрос: «Как Вы понимаете конкретную причину или механизм смерти Лыковых от эмоционального стресса?», – Василий Михайлович, кроме эмоциональной реакции человека, который не привык к возражениям, а всегда изрекает только истины и это должно восприниматься всеми на веру, ничего существенного ответить не смог. А ведь «стресс» – это емкое понятие с множеством причин и следствий, некоторые из которых действительно могут привести к нарушению функций человека, ослаблению защитных и иммунных сил, и даже к смертельному исходу. Например, стрессогенный фактор вызывает резкое усиление тонуса симпатической нервной системы, залповый выброс гормонов (адреналина, норадреналина, глюко-минералокортикоидов и других) и, как следствие, спазм сосудов, гипертанический криз, острую коронарную недостаточность, кровоизлияние в мозг, нарушение ритма сердца, остановку сердца и других. Так от какого же летального следствия эмоционального стресса погибли Лыковы? Судя по имеющимся у нас данным – ни от какого! Но, похоже, убедить Пескова в ошибочности его точки зрения мне не удалось. Огорчило, с какой легкостью «с порога» журналист отвергал доводы специалиста, врача.

Вечером погода окончательно испортилась, льет сильнейший дождь.

20 сентября. С утра погода несколько улучшилась, но с гор тянет тяжелые черные тучи. Однако в 11 часов мы все же улетаем на АН-2 в Абазу, а затем – на Волковский участок. В начале пути разрозненные тучи, затем идем над сплошным белым молоком, земли не видно. Минут за 25 до Каира внизу виден почти сплошной снег. Но чем ближе к Каиру, тем меньше остается снега – только на вершинах. Яркое солнце. Тайга золотая, в желтых и красных пятнах берез и осин. На аэродроме Волковского участка нас встречает вся теле группа, которая летела на втором самолете напрямую, без посадки в Абазе. Телевизионщики уже разворачивают свою аппаратуру – просто они не могут удержаться, чтобы не запечатлеть невообразимую красоту Саян с буйством удивительно ярких красок осенней тайги, голубого неба и сверкающих на солнце белоснежных вершин.

Дальше день проходит в ожидании вертолета, который должен забросить нас поближе к Лыковым. Знакомлюсь с Седовым Ерофеем Сазонтовичем, о котором так много писал В. М. Песков в «Комсомольской правде» и с которым мне еще не приходилось ни разу встречаться. Были с Василием Михайловичем на буровой. Рабочие с удовольствием показывали свое хозяйство, знакомили с работой бурильной установки, рассказывали о глубинах и наклонах скважин, характере горных пород и прочей специфике своей работы. Оказывается, что в обнаруженном здесь железистом магнитите содержится очень большой процент железа, но строительство здесь рудника, по-видимому, дело далекого будущего из-за большого удаления и полного бездорожья. На прощание буровики дарят нам по кусочку железистой руды. На моей ладони сверкает черным глянцем маленький, но очень тяжелый кусочек породы – сразу чувствуется, что в нем действительно много железа. Василий Михайлович беспрерывно щелкает своим фотоаппаратом и запечатлевает всех вместе на память у входа в буровую.

Наконец поступило по рации сообщение, что вертолет вылетел к нам и в 17 часов 30 минут будет на Каире. Собрались на аэродроме в полной готовности, но ожидание до сумерек было напрасным – вертолет не прилетел. Что же случилось? Авария? На душе как-то тревожно. Вечером резко похолодало, грелись и варили ужин у костра на аэродроме. Потом смотрели кино в клубе геологов. Ночую в том же валке, что и прошлые разы. До часу ночи разговоры-разговоры с ведущими геологами, в домике которых мы устроились. В центре внимания, конечно, неугомонный, много повидавший на своем веку В. М. Песков.

21 сентября. Утро холодное, лежит иней. Ясно и солнечно. Очень красиво кругом. В Таштыпе туман – передали по рации. Ждем вертолет, обещали выслать сразу, как разойдется туман. А пока Василий Михайлович рассказывает о Венгрии, где он недавно побывал, знакомясь с положением дел в сельском хозяйстве. Отмечет очень высокий уровень жизни в этой стране.

В 10 часов, выйдя на связь с Таштыпом, узнаем, что вертолет придет только во второй половине дня. Опять задержка, да и вообще закрадывается сомнение, прилетит ли он сегодня. Решаем идти к Лыковым пешком. В 10 часов 20 минут вчетвером (Василий Михайлович, Эльвира Викторовна, Ерофей Сазонтович и я) выходим из Волковского участка. Погода солнечная, краски осени в разгаре. Богом данный день, – как говорит Василий Михайлович. Описывать эту неповторимую красоту осенней тайги Саян просто немыслимо. Это непередаваемо! Уже в 30 минутах ходьбы от геологов много следов животных. Видели на песке следы маленького годовалого и большого медведей. Эти следы много раз попадались нам на тропе, которая часто идет по новым местам. Да и Абакан в некоторых местах изменил свое русло – это мощь весенних паводков переворачивает все на своем пути и меняет направление реки. Глядя на высоко размытые берега и заброшенные кое-где на них вывороченные деревья, даже трудно представить, какой бешеный поток проносился здесь весной и что тут творилось.

Останавливались у «станка» Дмитрия, где любил он отдыхать. Это огромный непромокаемый кедр с толстым покровом хвои под ним. Посидели, отдохнули на мягкой и сухой подстилке. Ерофей подзывал рябчиков манком, а Василий Михайлович их фотографировал.

Примерно на середине пути Ерофей показал нам недавно сделанный лабаз, сооруженный Агафьей и Карпом Иосифовичем. Он является как бы перевалочным пунктом между геологами и Лыковыми, здесь можно отдохнуть, переночевать, пополнить запасы продуктов. Глядя на это мощное, на внушительной высоте сооружение, просто поражаешься, какая огромная по объему и тяжести работа была выполнена. Остановились здесь на обед. Ерофей быстро соорудил костер, сварил чай. Василий Михайлович во всех ракурсах сфотографировал лабаз, Ерофея и меня. Обед не совсем таежный – копченой колбасой и сыром, шоколадными конфетами, взятыми с собой Песковым. Почти полтора часа наслаждаемся идеальной погодой и неописуемо красивым окружением осенней тайги. В одном месте видел необычное «ювелирное» украшение – полуовальный, гофрированный, с 50-копеечную монету листок какой-то травы по всей окружности собрал капельки росы, и они изумрудами сверкают на солнце. А вокруг горная тайга в немыслимых разливах осенних красок. Солнечно и жарко, горное солнце палит.

Василий Михайлович беспрерывно рассказывает какие-то забавные истории из своей жизни, анекдоты. Оказывается, у него холеричный темперамент. Даже во время ходьбы, постоянно что-нибудь увлеченно, с мимикой и жестами рассказывает.

После обеда продолжаем путь. Примерно в часе ходьбы от Лыковых несколько раз переходим вброд Абакан и его протоки. Вода в Абакане сейчас малая, и броды мы спокойно преодолеваем. Однако последний брод очень быстрый, и идущий впереди Ерофей проходит его на пределе – вода вот-вот зальется в его бродни. Похоже, что Эльвира Викторовна на сухую его не перейдет. Ерофей советует идти нам берегом по курумнику. Около 30 минут бредем по каменистым обвалам с камня на камень, рискуя подвернуть ногу, продираемся сквозь кустарник. Путь не очень приятный – взмокли. Наконец выходим на косу, где на занесенных в паводок стволах деревьев ожидает нас Ерофей. На высоком шесте рядом с ним водружена его шляпа – это чтобы мы не прошли мимо. Короткий передых и идем дальше. Вскоре достигаем косы, на которую обычно садится вертолет, а там уже недалеко до «щек».

Доходим до «пироги» Лыковых, пятиминутный привал, и начинаем подъем к избе. В гору очень тяжело идти, одышка, часто приходится останавливаться, чтобы отдышатся. Особенно трудна последняя треть пути, когда тропа круто-круто уходит «в небо». Я как всегда замыкаю цепочку. Впереди меня карабкается по тропинке, цепляясь за кусты и стволы деревьев, осторожно переставляя ноги среди множества корней, Эльвира Викторовна. Лицо ее покрыто потом, губы слегка ционотичны, к концу пути четко очерчивается бледный носо-губный треугольник, дыхание частое, трудное. Вероятно, примерно так выгляжу и я. Непросто дается этот крутой подъем в условиях разреженного воздуха. В 16 часов 20 минут мы наконец-то выползаем на пашни Лыковых.

Заходим в сенцы, дверь из избы отворяется и появляется Агафья. Радостные приветствия. Ерофей шумно шутливо говорит: «Смотри, Агафья Карповна, кого я тебе привел – самых дорогих тебе людей!» Радости Агафье нет предела, глаза так и сияют. Здороваемся с дедом, лежащим на своей лавке. Внимательно вглядываясь в нас при скудном свете, идущем через оконца, Карп Иосифович узнает и называет по имени и отчеству меня. Василия Михайловича сразу не узнал («Лев Степанович, чо ли?»), Эльвиру Викторовну узнал, но призабыл это трудное имя «Эльвира». Первые приветствия, обмен новостями и, конечно, угощения. Нам, запаленным с дороги, Агафья преподносит ржаного кваса. С удовольствием пью целую кружку, Эльвира Викторовна и Ерофей также с наслаждением утоляют жажду (конечно, из наших собственных, «мирских», кружек). Василий Михайлович, вероятно, брезгует пить квас из не очень-то чистого туеска и дипломатически отказывается. В «отместку» за это Агафья насыпает ему полную кепку кедровых орехов. Наши ладони, подставленные «лодочкой», также заполняются до верху сибирским лакомством. Мы в свою очередь также вручаем гостинцы: фломастеры (их купила и очень просила передать Агафье моя Светланка), платки, грецкие орехи, яблоки, виноград, земляной орех, крупу. Все это с благодарностью принимается. Эльвира Викторовна привезла войлочные сапожки. Агафья тут же примерила и осталась очень довольна – теплые и мягкие. Оказывается, что и Агафья заготовила Эльвире Викторовне подарок – сшитый ею самой из розового материала (очевидно, кем-то, когда-то подаренным Лыковым) сарафан с подпояской. Поясочек также сплетен самой Агафьей из красных, розовых и синих ниток методом «дощечек». Эльвира Викторовна натянула сарафан поверх своей одежды и потом часа два щеголяла в нем. Все похваливают работу Агаши, и она очень довольна, что угодила с подарком.

Осмотрел ногу деда. Движения в правом коленном суставе почти в полном объеме, но сохраняется некоторая болезненность, значительный отек правой стопы. Спросил деда: когда сняли гипс? «Гип-то сняли…» – «28 августа», – подсказывает Агафья. Значит, гипс снят 10 сентября по нашему календарю, то есть в точно условленный срок. При этом Агаша смеется, что дед хотел «ране», но она не дала. Выясняется, что дед уже помаленьку ходит с посохом, доходил уже до своего «туалета» над обрывом – это метров 30 в горку! Прошу Карпа Иосифовича показать, как он ходит. Свободно (!) поднимается и без помощи костылей (!) проходится по избе. Невольно протягиваю к нему руки, чтобы подстраховать, чтобы поймать, если он вдруг начнет падать. Но моя помощь не понадобилась – дед разворачивается и легко доходит до своей лежанки. Поразительно, но факт! Даже у молодых людей разорванный мениск редко срастается, а здесь в возрасте за 80 лет – излечение! Похвалил деда, натер ему ногу, особенно отечную стопу, випросалом, сверху завязал для тепла куском одеяла и вскоре дед с посошком довольно свободно притопал к нашему костру возле дома. За месяц у деда поправились дела не только с ногой, но и общее его состояние изменилось к лучшему. Пропала апатия и заторможенность, взгляд уже не потухший, а живой, речь быстрая и эмоционально окрашенная.

Около 6 часов вечера слышен шум вертолета, который пролетает над нами и идет на верхнюю избу. Затем вновь совершает несколько кругов над нами – вероятно, делают фотоснимки или снимают на камеру. В это время все на дворе, даже Карп Исифович. Мы машем руками телевизионщикам, находящимся в вертолете, а Агаша на всякий случай жмется под навес. Вероятно, Василий Михайлович или Ерофей уже сказали ей, что будут снимать с вертолета, и она боится. Думаю, что смущать ее душу не следовало.

Еще на Каире мы с Василием Михайловичем утрясли вопрос с геологами о принятии ими Лыковых на зиму. Пообещали даже срубить им избу на краю поселка. И вот теперь мы завели беседу с Карпом Иосифовичем и Агашей об этом. Радостно-оживленное лицо деда вмиг погасло, глаза помутнели. Отрицательно к этой идее отнеслась и Агафья. Аргументы против и комические (с нашей точки зрения), и серьезные. Например, Лыковы говорят: «Нет богоявленской воды на Каире». «А где вы ее берете здесь?» – «На речке». – «Так почему нельзя взять из Абакана на Каире?» – «Вода-то испоганена людьми и тракторами». «Так пройдите вверх метров сто и наберите чистой воды». «Нет, не можно!» И дальше вся наша логика оказывается несостоятельной. А вот то, что в прошлое посещение геологов пьяные мужики приставали к ней, лезли обниматься и долго не давали спать – это серьезно. Какая-то повариха не давала Агафье молиться и советовала убить топором отца, пока он спит. Это надо же такую глупость сморозить! Конечно, это все серьезные препятствия для переселения их на Каир. Агаша с удовольствием бы переселилась к своим родственникам (к Анисиму), но отец категорически против. Наши попытки уговорить Лыковых перейти к геологам на зиму мы повторяли в течение вечера несколько раз, но убедились, что это пустые разговоры.

Эльвира Викторовна потом рассказала нам, что Лыковы на своем семейном совете еще раньше решили принять ее в свою веру, оставить у себя и переехать всем вместе жить на реку Еринат, туда, где они раньше жили – «там земля лучше и воздух легче». Вероятно, имеется в виду, что это место значительно ниже над уровнем моря и поэтому там дышать легче. Вот такие дела! Мы думаем, как бы их спасти от гибели в суровую зиму, а они строят свои планы и усиленно ищут, кого бы заполучить к себе. По этому поводу долго подтрунивали над Эльвирой Викторовной.

Вечер удивительно теплый. Долго беседовали у костра. Из-за горы выкатилась яркая белая луна и пролила серебро на противоположные горы. Василий Михайлович пел приятным баском неизвестные мне хорошие песни. Потом долго расспрашивал Лыковых о житье-бытье, о поездке Агафьи в гости. Агафья вновь рассказывала, как тяжело было зимой, как они долго и тяжело болели. Вспоминала о смерти братьев и Натальи, подтверждая перед Василием Михайловичем выводы по этому поводу, высказанные мною раньше. Оказывается, когда они тяжело болели с Карпом Иосифовичем зимой, то дважды уже «причащали» друг друга (из-за отсутствия священника они поочередно выполняли его функцию). Про себя отмечаю два интересных «симптома» болезни, сообщенные Агафьей. «Кошки-то даже от меня ушли, как от мертвой», – говорит Агаша. А на мой вопрос о том, как чувствует себя Карп Иосифович, она ответила: «Так теперь-то уже неделя, как молиться начал». Значит, раз начал молиться, то и самочувствие вполне приличное.

За разговорами у костра измерил артериальное давление у деда – 140/80 мм рт. ст., пульс – 60. У Агафьи – 115/70 мм рт. ст., пульс – 76. Костер медленно догорал, постепенно разрушая так нежданно возникшее единение столь различных людей, сидящих вокруг него. Разговоры затихли, и, отрешенно глядя на затухающие угли, каждый уже думал о чем-то своем, видел только ему известное в отблесках огня.

Эльвира Викторовна, Ерофей и Василий Михайлович легли спать в избе у Лыковых. Я решил устроиться в сенцах на маральей шкуре. Агаша уговаривает меня: «Игорь Павлович, иди, дорогой, в избу, холодно поди будет, иди, дорогой, в избу», – и далее с застенчивой улыбкой, слегка подтрунивая: «Врач, а простынешь». Поблагодарив ее за заботу, все же устраиваюсь в сенях. Когда я уже залез в спальник, она принесла новое одеяло и накрыла меня: «Теплее будет», – а затем ноги прикрыла еще телогрейкой. Выходит, суровое существование не вытравило из ее души чисто женские человеческие качества – материнскую заботу о ближнем и доброту. А может, наоборот, тяжкие испытания как раз и воспитывают эти качества?

Ночь тихая, теплая. Спалось хорошо до 4-х часов утра, а затем дед дважды ходил мимо меня на улицу. Вероятно, разговор о переходе к геологам разбередил не только его ум, но и расстроил кишечник. Часов в шесть вновь задремал, но в 7 часов затрезвонил Агафьин будильник. После этого хозяйка встала, начала молиться и мимоходом, видя, что Василий Михайлович и Эльвира Викторовна продолжают «дрыхать» и не встают, со смехом бросила на них кошек.

22 сентября. Погода переменная. Днем задул ветер, и сразу на солнышке заиграл золотой дождь с берез. Весь каньон Абакана заполнился мерцающими желто-золотыми и красноватыми пятнышками летящих в потоке ветра листьями берез и осин. Через несколько минут картина кругом значительно изменилась – лес на горах просветлел, проступила седина оголенных березовых веток.

Днем Василий Михайлович фотографировал «капитанский мостик», так он назвал сооружение из жердей и «туалет» сделанные нами для травмированного Карпа Иосифовича. Затем поднялись на восточный склон горы. Василий Михайлович во всех ракурсах запечатлел Лыковскую избу сверху. Предлагал Агафье сфотографироваться с ним на память, но она мягко отказалась: «Нет уж, это-то нам не нужно!»

К вечеру Василий Михайлович с Ерофеем Сазонтовичем собрались идти на Каир. Агафья передала с ними для Н. Н. Савушкина собственноручно сшитую ею рубаху-косоворотку из синего материала и письмо-поздравление с днем рождения. Значит, твердо помнит она добрую помощь Николая Николаевича и спешит поздравить его с днем рождения. Написала она и письмо Анисиму, к которому Василий Михайлович собирается заехать на обратном пути. Самому же Пескову В. М. Агафья подарила одну из своих старых божественных книг.

В шестом часу вечера журналист и его проводник ушли на Каир. На прощание Василий Михайлович просил написать ему и посоветовал издать мои заметки (дневники) в журнале «Наука и жизнь». Как только они ушли, погода сразу испортилась, начал накрапывать дождь.

Посочувствовав путникам в связи с неподходящей погодой для дальнего пути, мы с Эльвирой Викторовной и Агашей пошли копать картошку на восточной горе. Агаша показала, как это делать при помощи их мотыг. Картошка уродилась мелкая, накопали ведер семь, дождь усилился и пришлось идти в избу.

Сегодня измерял у всех пришлых людей артериальное давление. Получилась довольно любопытная картина. У всех отмечается явная гипертензия. Для Ерофея это явилось полной неожиданностью, и пышущий здоровьем «таежный медведь» сразу заскучал. Не ожидал этого и я: думал, что у привыкшего к здешнему климату здоровяка все должно быть в норме. Оказывается, даже для него подъем на высоту не проходит бесследно. А вот Карп Иосифович со своей больной ногой уже хорошо «акклиматизировался». Сегодня он уже самостоятельно, с серьезно сосредоточенным видом делового человека, просеменил к роднику – постирать свои штаны. Ходит довольно хорошо, я бы сказал, неожиданно хорошо.

Остатки дня проводим в избе, спасаясь от холодного моросящего дождя. Агаша научила меня добывать огонь из кремня и кресала, рассказала технологию приготовления трута. Оказывается, приготовить трут для разжигания огня не так-то просто. На дно берестяной чумашки насыпается слой древесной золы, заливается небольшим количеством воды, сверху укладывается березовый гриб и засыпается золой. Затем заливают небольшим количеством воды, закрывают куском бересты и помещают чумашку на русскую печку в темный угол. Через 21 день березовый гриб вынимается, разламывается на кусочки и высушивается. Потом кусочки трута разбиваются деревянной скалкой, разминаются в пальцах и образовавшаяся волокнистая ткань, легкая и пушистая, готова к употреблению. Дальше небольшой кусочек этой темно-коричневой «ваты» прижимается к кремню пальцем и кресалом высекается искра с таким расчетом, чтобы она попала на трут. Когда он начинает тлеть, огонь раздувают и кусочек тлеющего трута помещают между двумя древесными угольками, сильно раздувают и между разгорающимися углями вставляют лучинку. Она вспыхивает и огонь готов!

Видя, что Агаша собирается готовить ужин, прошу ее разрешения разжечь ее русскую печку. Разжигание огня для приготовления пищи – это священнодействие для Лыковых, и я не надеялся, что мне будет разрешено. Однако Агаша протянула мне кремень и кресало, я чиркнул, все сразу получилось, и через минуту под сводом русской печки уже плясал веселый огонь. Вскоре Агаша втолкнула в печь свою похлебку и огонь лизнул черные бока чугунка.

Хлопоча по хозяйству, Агаша между делом рассказывает нам о своем житье-бытье. Например, мы узнаем, что козу надо стричь весной в апреле, а вязать носки – летом. Оказывается, что Ромашов (этот странный человек) настраивал Лыковых против меня и говорил, что я «жид». А ведь мы с ним ни разу не встречались. И что это я ему плохого сделал? За варкой обеда Агафья ласково уговаривает Эльвиру Викторовну помолиться: «Ты быстро наусисья» (читай – «научишься»).

Лыковы рассказывали, что на верхней избе, «на речке» живет очень большой медведь, который разворотил им два лабаза, а у избы съел сухари, подвешенные под крышей. «Шибко худой зверь. Страсно! (страшно)». В прошлый недавний поход к избе наметанный взгляд Агафьи определил, что этот медведь задрал другого медведя, тащил его через всю гору. «Бо-ольшо-ой зверь», – подытоживает Карп Иосифович.