355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Игорь Назаров » Таежные отшельники » Текст книги (страница 4)
Таежные отшельники
  • Текст добавлен: 18 марта 2017, 09:30

Текст книги "Таежные отшельники"


Автор книги: Игорь Назаров



сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 24 страниц)

За окном проплывают поля и леса Минусинского района – красивые осенние картинки. Но как отличается этот пейзаж, красивый, но какой-то окультуренный, цивильный, от могучей, резкой и «непричесанной» горной Саянской тайги! Однако, через несколько часов картина за окном вагона начинает меняться, она становиться более суровой, мрачнеет. Уже нет желтизны осенних полей, светло-веселых березовых перелесков. Пространство за окном заполняется зеленым цветом хвойной тайги. Поезд втягивается в Саянские горы. И вот мы уже ползем вдоль одной из красивейших рек Саян – Кизира. Его зеленовато-синие воды поблескивают среди гор, и кажется он тихим и спокойным. Но это только из окна вагона! Вспоминаю, как несколько лет назад я путешествовал по нему в лодке. Вблизи Кизир воспринимался совсем по другому. Как и все реки Саян, он был разный: то спокойный и мирный, то быстрый, стремительный по шиверам и угрожающе ревущий на порогах. Вот впереди показалась знакомая гора, клином вдающаяся в реку. Кизир ударяется в каменный лоб горы и, выгнувшись стремительной дугой, летит дальше. А на «обочине» этого стремительного пенистого потока, под прикрытием скалы, образуется огромный водоворот и бездонная яма. Вспоминаю, как на этом месте, спинингуя с лодки, я с нетерпением и каким-то замиранием и холодком в груди все ждал, что вот сейчас из мрачно-зеленоватых глубин омута вынырнет огромный таймень и схватит золотисто-красную блесну. Ведь не может же быть, чтобы в этой бездонной яме не было многопудовых рыбин! Однажды, правда на другой реке Саяна – Чуне, мне уже приходилось тащить такую рыбину, примерно из такой же ямы под порогом. Сначала я подумал, что блесна зацепилась за камень или корягу, но затем «коряга» медленно пошла на меня. Чувствуя, что тащу необыкновенную рыбину, я позвал на помощь своего друга Юрия. Тот подошел к самой воде и приготовился помочь. Но как только я подтащил тайменя к берегу, он ударил хвостом, окатив нас с головы до ног водой, леска зазвенела и тут же ослабла. Выкрутив леску и блесну, мы разинули рты от удивления. На двух тройниках 12 и 14 (!) номера 5 жал крючков не было! Их срезало как ножом! Представляю, что это за таймень был!

Поезд все выше взбирается в горы, начинаются тоннели. Едем по трассе «Мужества». Мелькают станции, названные по имени первопроходцев трассы – Кошурникова, Стофато, Журавлева. Уже к вечеру, когда почти стемнело, впереди появляется «Чертов мост», или, как его еще называют, мост «Мужества». Он перекинут между двумя скалами через ущелье. Поезд подбирается к мосту на тихом ходу с крутого поворота. Вот он втягивается в тоннель и, выйдя из него, уже оказывается совсем близко от моста. Медленно, как бы ощупью, въезжаем на мост. Хотя уже сильно стемнело, картина, открывающая с моста, впечатляет. Далеко внизу поблескивает речка, а наш поезд словно повис в воздухе между двумя огромными горами. Грандиозное и запоминающееся зрелище!

3 сентября. Утром мы в Красноярске. На перроне прощаюсь с товарищами по экспедиции и бегу на автобус. Доезжаю до остановки Сурикова, а там пешком по ул. Маркса. Половина восьмого утра. Светланка сейчас должна идти в школу. Перехожу на ту сторону улицы, где она обычно ходит, и сразу вижу дочку, идущую навстречу. Однако она равнодушно скользнула взглядом по мне и пошла дальше, не признав в этом бородатом и изрядно отощавшем человеке с большим рюкзаком своего папу. Окликаю. Как радостно вспыхнули глаза, и она летит мне в объятия. Здравствуй мой дорогой человек! Как Валера, мама, дела дома? – все хорошо, все здоровы. – Ну и славно!

Дочь бежит в школу, а я домой. Оказывается, идти по асфальту необыкновенно легко. А раньше я этого как-то не замечал. По пути встречаю несколько знакомых соседей. Но все они проходят мимо, не здороваясь. Вероятно, я очень «здорово» выгляжу, если никто меня не узнает. Но вот и дом! Все же как хорошо, что он существует на свете и в него можно возвращаться после дальних странствий!

Глава вторая
Вновь к Лыковым

4 декабря 1985 года. Завтра планируем выезд в Таштып и далее к Лыковым. Состав экспедиции почти прежний: художник Эльвира Викторовна Мотакова, писатель Лев Степанович Черепанов и я. Как утверждают мои близкие знакомые, выразительно покручивая указательным пальцем у виска, мы ненормальные люди – психи. С точки зрения обывательской психологии это, вероятно, так и есть. Ведь на улице 32–34 С мороза, а в тайге, наверное, еще хлеще. Идти в такую погоду к Лыковым – это, мягко говоря, несерьезно. Но, как ни странно, именно это и привлекает. Испытать себя, глянуть на те места (уже виденные нами осенью и летом) в это глухое время года, почувствовать мощь и суровость Саянской тайги зимой, ощутить и прочувствовать жизнь этих отшельников в крайне экстремальной ситуации – так интересно и важно, важно для понимания мира, познания людей, природы и самого себя.

Вечером звонок из Абазы, говорит Николай Пролецкий, наш товарищ по предыдущему походу. Он узнал от геологов, что мы собираемся к Лыковым, и спешит нам дать последние новости и информацию к размышлению. Оказывается, что он был у Лыковых неделю назад, когда еще не было сильных морозов. Лыковы живы-здоровы, передавали нам привет. Снега в тех местах пока не очень много – сантиметров тридцать. Ледостава на р. Абкан еще нет и нужно ее несколько раз переходить вброд. Легко сказать – вброд! Это в резиновых сапогах, при температуре более 30 °C мороза! Да и вообще возможно ли? По словам Николая, надежды на то, что последние сильные морозы быстро скуют реку, нет. Да и идти по такому льду очень опасно – в отдельных местах на быстринах лед может оказаться очень тонким, а купание в реке – смертельным. Советует нам хорошо подумать, прежде чем пуститься в путь.

Звоню Льву Степановичу, сообщаю эти новости. Решаем, что машина запущена и остановить ее нельзя. «Войска двинуты в наступление!» Доберемся до места – там будет виднее. На том и порешили.

5 декабря. С утра много дел. Занимаюсь чем угодно, только не подготовкой к трудному походу. Печатаю план работы методического Совета по производственной практике, выправляю характеристику на себя, которую сегодня будут обсуждать на парткоме в связи с подачей на конкурс профессора. В три часа партком заслушал характеристику, по моей личности выступил зав. кафедрой М. И. Гульман, характеристику утвердили, пожелали успеха. Затем долгое заседание парткома по производственной практике, беготня с подписанием актов экспертизы и статей, которые уже давно нужно было отправить в Москву О. Д. Колюцкой, и около шести часов вечера я появился дома. Ужин-обед, быстрые сборы, рюкзак собран (наверное, потом окажется, как всегда, что я что-то забыл) и в 9 часов вечера лечу на железнодорожный вокзал. Там меня уже поджидают спутники. Поезд тронулся – мы в пути.

6 декабря. В 9 ч.30 мин. мы в Абакане. Встречает Николай Николаевич Савушкин, начальник Хакасского лесничества. Усаживает нас в «газик» и мы отбываем в Минусинск в геологическую экспедицию.

Начальник экспедиции – Шумилов Юрий Викторович, человек 53 лет с умными глазами и интеллигентным лицом, радушно встречает. Живо интересуется нашими планами, обещает всячески содействовать их осуществлению. С интересом вспоминает свои посещения Лыковых, рассказывает интересные подробности. Например, Наталью и Агафью страшно удивило махровое полотенце. «Это как же такими петельками можно соткать? На станке же натягивать нужно». Им и в голову не приходит, что кроме их ткацкого станка есть еще и более совершенные.

Узнаем много интересных подробностей о работе здешних геологов, о новых перспективных месторождениях, осматриваем интереснейшую коллекцию минералов. Асбест (крупнейшее в мире месторождение), кальцит, магнитный железняк, гранат, золото, мрамор – чего только нет в недрах Саян. На Волковском месторождении работы будут продолжены и Лыковым пока не грозит одиночество.

В беседу включается главный инженер экспедиции Валерий Михайлович, человек еще молодой. В отличие от эмоционально открытого и заразительно смеющегося Юрия Викторовича, он более суров, даже жестковат, предельно краток и точен в суждениях. Однако в обоих этих людях, столь разных по характеру, есть одна ярко выраженная черта – они до глубины души влюблены в Саяны, тайгу, реки, горы, неповторимую красоту. Нужно только видеть, как говорит Юрий Викторович о Кандегире, или Валерий Михайлович – о «лежащем Саяне». По словам Юрия Викторовича, тот, кто хоть однажды увидит Кандегир с его каньонами, стремительно летящей, белой от бурунов водой, ощутит захватывающую неповторимость этой реки, тот уже больше не сможет сюда не вернуться. Валерий Михайлович же больше потрясен районом «лежащего Саяна». Горы там создают такой рельеф, что кажется, будто лежит человек. А скалы там есть – «перья», с основанием около 10 метров и высотой до 600 метров! «Когда летишь на вертолете возле этих „перьев“, то и внизу далеко-далеко и вверху конца этого пика не видно. Потрясающе!»

В беседе незаметно пролетело часа полтора. Пора и честь знать. Хозяева приглашают приезжать летом, забросят в любую точку и, обязательно на Кандегир. От души благодарим этих симпатичных людей.

Далее путь на Таштып на том же «газике». На улице 30 °C мороза, а в машине тепло. С удовольствием смотрю в окно на проплывающие картины. Возле Абакана туманное солнце освещает совсем бесснежную степь. Пасутся овцы и коровы – это в декабре-то! Ближе к Аскизу чуть припорошено снегом. За Аскизом начинается бесконечная вереница могильников с вертикально торчащими каменными глыбами. Это древние захоронения далеких предков, проживавших в этих местах. Вскоре степь начала отступать перед надвигающимися горами. Чем дальше в горы, тем больше снега, но и здесь его не так много.

В Таштыпе приезжаем к директору мехлесхоза, нашему старому знакомому, Юрию Васильевичу Гусеву. Вскоре здесь же появляется начальник Волковского геологического участка Черепанов Сергей Петрович, тоже знакомый мне по предыдущей поездке к Лыковым. Выясняем, что самолеты и вертолеты уже ушли на участки и сегодня нас не забросят к геологам – просто не хватит светового дня. Нужно ждать до завтра. Обсуждаем некоторые подробности предстоящего похода, уточняем детали, экипировку. Гусев организует обед – сегодня мы еще ничего не ели. Ночевать остаемся в конторе леспромхоза, здесь есть все, как в хорошей гостинице.

Ночь звездная, пронзительно холодная. Выходишь на улицу, и мороз как бы физически начинает обнимать тебя со всех сторон. Сколько же градусов?

7 декабря. Утро «седое», в дымке, 32 С мороза. Завтракаем. В 10 часов загружаемся в вертолет. Солнышко только появилось над горизонтом. В 10 ч.05 мин. вертолет медленно поднимается и берет курс на Каир. Внизу белая краска снега и темные пятна деревьев. Постепенно вертолет втягивается в горы, они все выше и ближе к нам. Низкое солнце выхватывает белоснежные верхушки гор, остальное в глухой тени. У земли легкая дымка, вершины же снежных гольцов сверкают ярко. Вот вертолет втягивается в каньон Абакана, он мрачно-темный, только внизу светиться белая лента реки. Все же последние морозы сковали реку, но она еще не сдается, почти везде видны промоины, клубящиеся легким паром.

Вертолет все дальше уходит в горы, солнце светит все ярче, только далеко в долинах легкая дымка-изморозь. Близкие же вершины гор слепят глаза белизной. Безбрежное море темной тайги и сверкающего снега. Чем отдаленнее от нас горы, тем больше они подергиваются синеватой дымкой. Безмолвная грандиозность и беспредельная ширь Саян!

Вот вновь под нами Абакан, уходящий влево и пронизывающий горы белой лентой. И везде видны полосы чистой воды – не крепок еще лед, как ни старается лютый мороз, но река еще не сдалась. Борется мороз с водой! А горы, как облака, плывут навстречу и сбоку, беспрерывно меняя свои очертания, тона и полутона. Вершины и цирки, долины и распадки, ярко освещенные южные склоны гор и темные, почти черные урочища – все меняется, плывет за бортом, но одно остается – впечатление величия и грандиозности, не подающееся описанию.

Мои товарищи стараются запечатлеть это все на пленку – фотоаппараты беспрерывно в ходу. Эльвира Викторовна пробует набросать рисунки, но картина так быстро меняется, что она не успевает рисовать и берется за фотоаппарат. Мгновение – и еще один кусочек Саян остается на пленке. В вертолете тепло, раздеваемся.

Внизу вновь Абакан. Чем выше по течению, тем все меньше льда и больше воды. А вон видна белая гладь замершего «Черного» озера. Часть его поверхности ярко освещена солнцем, другая в тени – зимнее солнце не далеко ходит. Рядом у борта проплывает темная зелень кедрача. Кажется, протяни руку – и дотронешься до глянцевитых иголок. Закладывает уши – вертолет снижается. Внизу мелькают несколько избушек и большая палатка. Дымок весело вьется из трубы. Видны люди и лайки, вытянувшие морды вверх к вертолету. Это «Белая речка». Снижаемся на расчищенную поляну, от винта белая круговерть, ветер катит пустую бочку из-под солярки. Выскакиваем наружу. Пока рабочие разгружают бочки, шпалы, мы коченеем. Мороз!

Но вот мы вновь в воздухе. Идем низко-низко, как бы облизываем горы. Скалы, снег, черные точки елей. Высота полета 2600 м, горы на этой же высоте (сведения летчиков). Атмосферное давление 675 мм рт. ст. Внизу радоновый источник, справа в 50 км должно быть Телецкое озеро. Иллюминатор вертолета открыт, глядя в него, испытываешь неповторимое, приятно-легкое впечатление свободного полета над этой тайгой, скалами и всей нашей прекрасной землей.

А вот уже показалась изба Лыковых. Вертолет делает круг над избой, внизу видна фигурка Карпа Иосифовича. Заходим в каньон Абакана и садимся на косу реки. Благодарим летчиков и выпрыгиваем на искрящийся снег. Вертолет медленно, словно нехотя, поднимается вверх вертикально. Ветер от винтов сбивает с ног. Но вот вертолет уплывает в сторону Каира и наступает звенящая тишина. Минуту молча стоим ошалело, слушая немыслимую тишину и потрясенные сказочностью открывшейся картины девственной тайги и реки, искрящегося снега и слепящего горного солнца. Весь каньон Абакана залит солнцем и удивительно тепло, совсем не так, как в Таштыпе или на «Белой». Короткий зимний день в разгаре, тепло и умиротворение вливаются в душу.

Но пора в путь. Переходим правый рукав реки по тонкому льду, у самого берега подо мной рушится лед, но воды уже нет, ноги остались сухими. Вытянулись цепочкой один за другим Лев Степанович, Эльвира Викторовна, я и тронулись в путь по тропинке, вьющейся вдоль правого берега реки. В лицо бьет яркое солнце, освещающее каньон Абакана, снег белый-белый, искрящийся на солнце. Шумит река на перекатах, лед на местах, где нет снега, светло зеленый, прозрачный. Идем по еле заметной тропинке, снега не много, идти не трудно.

Вот и ручей, впадающий в Абакан, отсюда начинается подъем в гору. На ходу становится жарко, снимаю телогрейку. Проходим очень чащобный лес, перелазим через колодины, дорога все круче в гору, все труднее идти. С середины пути дорога стала совсем крутой, валенки скользят, мои товарищи уже мокрые в своих телогрейках. Мне в свитере несколько легче, да и резиновая подошва унтов легче врезается ребром в снег при подъеме в гору. Эльвира Викторовна выдыхается, все чаще останавливается. За время пути только один раз нашу тропку пересек заячий след, в остальном белое покрывало чистое, следов ни каких.

Но вот уже виден просвет вверху. Тяжело дыша, выходим на поляну перед избой. Выныриваем из темени векового леса, солнце бьет прямо в лицо. Сама изба стала совсем другой, почти вдвое больше – это лесники сделали пристройку. Слева от избы бревенчатая загородь для коз.

Пригнув головы, входим в избу. Карп Иосифович один. Молится. Встречает приветливо: «Однако знакомые? Очень рады, хорошие люди пришли, давно желали свидеться». Выясняем, что Агаша ушла в верхнюю избу за сеном для козы и за одно проверить капканы, расставленные Ерофеем. К вечеру должна вернуться. Вскоре дед заканчивает молитву, и начинаются разговоры. Узнаем, что Карп Иосифович тяжело болел. «Из уха выходил гной, и рядом прорвало, потом полегчало». Замечаю, что у него ухудшился слух, довольно сильно трясутся руки, больше согнулась спина, но движения остаются быстрыми. Иногда бывают «колотья», «побьюсь, побьюсь, и полегчает» – жалуется дед. Одет Карп Иосифович в темную рубаху-косоворотку, сшитую Агафьей, штаны, валенки, поясок цветастый, но уже почти черный от грязи, в бороде и в волосах стало значительно больше седины, частенько покашливает.

Обед готовим на костре возле навеса, там же, где два года назад. День по-прежнему солнечный, тихий и довольно теплый. Усевшись вокруг согревающего душу костра, изрядно намаявшиеся в пути, мы с аппетитом поглощаем похлебку из алюминиевых чашек. Такого обеда не подадут ни в одном доме, ни в ресторане. А с чем можно сравнить чай, заваренный на таежных травах и кустарниках?

После обеда Лев Степанович записывает на пленку разговор с дедом по специальному вопроснику, составленному Галиной Георгиевной Белоусовой, преподавателем педагогического института. Вопросы составлены таким образом, чтобы по ответам на них можно было выявить характерные слова и провести подробный анализ Лыковской речи.

Наскучавшись по человеческому общению, дед с удовольствием отвечает на все наши вопросы. «Что вы делаете из бересты?» – «Туеса, чумачки-то, обутки». «Какие есть звери в ваших местах?» – «Лисицы, зайцы (мало-мало), ускучь-ленок, сиг, хариус, лось, марал, в прошлом году видели следы волка – страшный зверь!» «Какие звезды есть на небе?» – «Лось (большая медведица), кресты».

В разговоре дед упоминает Николая-хохла (Н. М. Гудыму), как непослушного и упрямого, вспоминает, что я с Николаем Петровичем провожал его на Каир. Несмотря на возраст, память у деда хорошая.

За нашей беседой, усевшись поодаль, наблюдают три Лыковских кошки. Время от времени Эльвира Викторовна подбрасывает им кедровые орешки, они ловко их щелкают, и с удовольствием поедают зернышки. Вот наловчились! Дед охотно описывает повадки каждой кошки, говоря о них как о членах семьи. Один кот был очень жестоким к остальным, драл и разгонял их. Его Ерофей пристрелил. «А то житья не было». Чем ближе к вечеру, тем чаще дед выглядывает в окно и даже выходит на улицу – волнуется за Агашу, должна прийти, а ее все нет. «Беспокойство одно, приболела она, душит ее иногда, кашляет. Одна забота – с здоровьем неладно, кашляет, удушье. Руку-то припаривала, Николай Петрович помогал, когда в гостях-то был, – полегчало маненько», – рассказывает дед.

Эльвира Викторовна из окна увидела на горе Агашу, сказала деду. Тот радостно бросился встречать. Мы с Эльвирой Викторовной тоже пошли на встречу. Агаша идет с горы, навьюченная тюком сена. Радостно блеснули глаза, сразу назвала всех по имени отчеству. Сбросила тюк сена и достала часы карманные с цепочкой, посмотрела на часы с явным удовольствием и желанием удивить нас. Оказывается, что часы ей недавно подарил Николай Петрович. Рассматриваем циферблат, в середине синим фломастером надпись «Агафье от Николы», а по окружности над цифрами красным фломастером выведены старославянские буквы, обозначающие цифры. Это чтобы Агаше, привыкшей к изображению чисел буквами, было легче ориентироваться во времени. Ай да Николай Петрович, как угадал, как угодил Агаше! За последующий вечер Агафья неоднократно с видным удовольствием доставала часы и сквозь напускную серьезность на ее лице явственно проступала детская радость.

Первым делом Агаша накормила сеном коз, а затем уже пошла в теплую избу. Карп Иосифович успокоился, что она пришла и прилег на гобчике, погрузившись в полудрему. Агаша села с нами. Расспросы, рассказы. Спрашивает, получил ли я её письмо. Отвечаю: «Нет!» – «Однако затерялось где-то». Выясняем, что писала письмо Агаша еще в ту осень, когда мы у них были. Передавала переслать письмо Ерофею, но он где-то потерял мой адрес, и как будто отправил его на адрес Журавлева (когда-то писавшего о Лыковых в «Красноярском рабочем»).

В этот вечер Агаша много и с удовольствием рассказывает, как бы делится с близкими ей людьми, о своем житье-бытье. Помнит в деталях наше предыдущее посещение, без труда между делом вспоминает, что тогда было, что и кто говорил, точно воспроизводит все детали моих медицинских советов. Такое впечатление, что мы только вчера расстались и продолжаем начатый разговор. Агаша рассказала, что наше лечение «свечками» ей помогло и сейчас левая рука болит мало, но теперь разболелся локтевой сустав правой руки. Началось это после работы топором – делала загон для коз, мастерила стол, скамейку, – и копки картошки. Два месяца назад Агаша начала сильно кашлять. «Душит-душит!». Насколько я понял, «душит»– это сильный беспрерывный кашель. Когда Агаша закашлялась, то какого-либо астматического компонента я не заметил. Характер кашля хронического легочного больного.

Утолив первый информационный и разговорный голод, мы преподносим хозяевам подарки. Эльвира Викторовна выкладывает большие красные яблоки, сатин, шерстяной платок. Его Агафья сразу одела и не снимала весь вечер. Я подарил льняной светлый материал в цветочек. Агаша и Карп Иосифович внимательно при свече рассматривают и ощупывают руками материю. «Однако добрый материал, баской!». Спрашиваю Агашу, есть ли у нее перчатки? – «Едак! Хорошо картошку копать!» Дарю ей шерстяные перчатки – все не так холодно будет из-под снега картошку выкапывать.

На ужин Агаша наварила картошки в мундирах. Усердно нас угощает, нарезала ломтиками свой кисловатый хлеб, насыпает кедровый орех. «В этом году ореха совсем не было, неурожай был и на бруснику», – рассказывает Агафья. Однако это говорится вовсе не для того, чтобы гости не слишком увлекались едой, гостеприимство ее искреннее, и она готова отдать последнее. А когда мы с удовольствием уплетаем изумительно вкусную картошку и не забываем похвалить ее, хозяйка просто сияет: «Ешьте, ешьте!» – и, выбирая лучшие картошины из своего бездонного чугунка, не устает подкладывать их нам.

Замечаю, что Агаша стала более четко говорить, появились слова, которых ранее слышно не было, – прохиндей, арбуз, дыня, магнитофон, телевизор. Со смехом и юмором рассказывает про новые чудачества Анатолия Павловича Ромашова, который вновь у них жил и опять с ними разругался. Просил обучить его их вере, а сам все время нарушал молитвы. «С руганью ушел, много хулы возвел, просто страшно говорить, просто ужасть!» Проблема Ромашова Лыковых очень занимает – много раз разговор возвращается к нему.

Оказывается, что козы дают много забот Агаше – их нечем кормить. Сена у этой избы накосить негде, есть только у избы за перевалом. Поэтому Агаше приходится каждую неделю ходить туда и тащить огромные тюки сена. И это по снегу без лыж – очень крутые подъемы и спуски. Отпустить коз нельзя – медведи съедят, а главное они попортят пашни.

С вечера дед сильно кашляет, кряхтит на своей лежанке. «Мне 84-й год идет», – говорит он (с каждым нашим посещением возраст все не меняется?!). Агаша тоже говорит как в прошлый раз: «Мне-то идет сорок первый». Какой же возраст у них в действительности?

На ночь сделали Агаше повязку из парафина, специально мной привезенного. Воспринимает этот метод лечения уже спокойно и с доверием. Эльвира Викторовна прилепила на грудь Агаше перцовый пластырь. От таблеток Агаша отказывается: «Это-то нам нельзя!»

Спать Агаша улеглась на лавке под божницей, Эльвире Викторовне отдала свою лежанку. Мы с Львом Степановичем спим на полу. Агаша, увидев, что у меня нет одеяла, сразу же протянула мне свою зимнюю лопатину. А ведь этот поступок говорит не только о внимании к человеку, но и о том, что она уже переступила порог предубеждения перед мирскими людьми. Отдать свою одежду человеку из мира! Это целый переворот в мировоззрении!

Общее впечатление дня: Лыковы сильно упростились в отношениях с людьми, в одежде, в следовании религиозным канонам. Агаша, вероятно, может выйти уже в мир.

К вечеру стало быстро затягивать небо, «пошел морок», значительно потеплело.

8 декабря. Утро теплое, тихое, «морочное», наверное, не более 10–12 °C мороза. Зарядка, пробежка по протоптанной в снегу тропке в обнаженном до пояса виде, обтирание снегом. Однако бегать на этой высоте довольно трудно, быстро появляется одышка. Зато обтирание чистейшим снегом – одно удовольствие!

Сегодня воскресенье, значит, работать нельзя. С самого утра, с 7-ми часов, Лыковы молятся, дольше Карп Иосифович, несколько меньше Агаша – много домашних хлопот. Однако завтрак готов только во втором часу дня. Замечаю, что хлеб у них уже совсем другой, без картошки. Агаша объясняет это тем, что у нее болит рука, и она толочь в ступе сухую картошку не может, поэтому печет из одной муки. Похлебка сварена их пшенной крупы, картошки и рыбы. Рыба морская – дали на Каире. После прихода в эти края геологов поймать хариуса или ленка стало почти невозможно. Даже в этом глухом углу местным рыбкам трудно устоять против вооруженных взрывчаткой и различными браконьерскими снастями людей. Картошка, как всегда, «в мундире», но похлебка подсоленная. «Без соли-то не поесть», – заявляет Агаша. Она уже позабыла, что всю жизнь прожила без соли. Вот так изменились взгляды за короткий период контактов с людьми. Едят Карп Иосифович и Агафья из одной миски самодельными деревянными ложками. На второе – картошка в мундирах.

Сегодня мне удалось провести медицинское обследование Лыковых. Относятся к этому они уже довольно спокойно, однако прослушать их через одежду и измерить артериальное давление удалось не без некоторых уговоров. У Агаши артериальное давление на левой руке 115/75 мм рт. ст., на правой – 125/80, пульс – 75 уд/мин, ритмичный. Тоны сердца чистые, громкие, шумов нет. Дыхание везикулярное, прослушивается по всем легочным полям, слева у лопатки – жестковатое, там же единичные рассеянные сухие и влажные хрипы. Диагноз: хронический бронхит, хроническая неспецифическая пневмония слева. У Карпа Иосифовича артериальное давление на правой руке 135/80, на левой – 125/75, пульс 40–46 уд/мин. с редкими (1–3 раза в минуту и не всегда) экстрасистолами.

Тоны сердца приглушены, но значительно звучней, чем обычно в этом возрасте, шумов нет, брадикардия, за время выслушивания одна экстрасистола. В легких дыхание везикулярное с легким эмфизематозным оттенком, несколько ослабленное слева в нижних отделах. Диагноз: хронический бронхит, эмфизема легких, экстрасистолия.

Лыковы с охотой показывают свои священные книги, с удовольствием читают, поясняют и даже без смущения дают в наши руки (!), разрешают полистать их и почитать. Смотрим выходные данные книг – от 7154 до 7419 года. Напомню, что сейчас по их летоисчислению идет 7493 год. Узнаем, что сейчас «с Уралу, с города Перми книги высылают». Смотрели эти книги, они старые, есть издания более 100-летней давности, уже изрядно потрепанные.

В избе у Лыковых некоторые перемены. Появились три довольно больших оконца, прорезанных самой Агашей, – стало значительно светлей. А когда днем в них заглянуло яркое зимнее солнышко, стало совсем светло, в избе все можно разглядеть. Я сразу заметил, что в углу перед печкой берестяной умывальник заменен на металлический из магазина, на печи лежит мясорубка, есть алюминиевая посуда. В левом углу от входа сооружен полок, на нем хранятся колосья пшеницы. «Молотить-то трудно, пыль попадает, душить начинает», – говорит Агаша. Советую ей сделать марлевую повязку из бинта, привезенного нами.

Утром за молитвой Агаша сильно кашляла. Дали ей душницу – взяла, заварила. Советую заварить еще и багульник. Оказывается, она уже знает, что он помогает от кашля. Попутно Агаша жалуется на то, что мерзнут «терпнут» ноги. Проверил пульсацию на артериях ног – везде хорошая. Карп Иосифович выясняет у меня, от чего нужно принимать чернику, жимолость, можно ли употреблять калину, рябину. Объясняю. Оба внимательно слушают. Уже знаю, что у Агаши эти сведения «записываются» в мозгу, как на магнитную пленку.

В третьем часу дня небо стало покрываться поволокой, день притушился. Солнышко ушло за гору на противоположном берегу Абакана. Остается освещенной только восточная гора. У Лыковых солнышка уже нет, да и было-то оно всего часа полтора. День удивительно тихий и теплый. Пишу эти заметки на улице и руки нисколько не мерзнут. Тихо-тихо, только вдали шумит Абакан – никак его не усмирит мороз. Кедры на взгорье стоят с удивительно красными стволами. Изредка где-то в распадке прокричит противным тонким писком коршун, а в кедровнике справа от избы – прострекочет кедровка. Или вдруг прольется легкая нежная трель сеноставки, маленькой птички с серой грудкой. А вот гулко, как на барабане, простучал свою азбуку Морзе дятел, замер – и более его нет. Тишина и грусть уходящего дня разлиты в природе, в этом глухом таежном углу. Встряхнувшись от охватившего меня оцепенения, иду собирать багульник для Агаши.

Вечером с Агашей ходили на верхнюю яму у восточной горы за картошкой, репкой, редькой. Яма закрыта травой, пихтой, довольно глубокая, сруб уже гниет. По пути в разговоре узнаю, что вчера на верхней избе Агаша стирала белье щелоком (полученным из золы) в нагретой на печи воде. А «лани» (прошлым годом) в ловчую яму попалась «польска свинья» – кабан. Кстати, «польска» – это не от слова «польская», а от «полевая».

Длинным зимним вечером, при коптящей лучине, Карп Иосифович много рассказывал о жизни на Лыковской заимке во время гражданской войны, вспоминая множество историй с односельчанами и красногвардейцами, демонстрируя великолепную память.

Агаша по «Святкам» нашла, что в день рождения мне можно было дать имена чудотворцев Козьмы и Домиана. А если «по-христиански на 8-й день» (день крещения), то «Прокофий – святой великомученик» или «святого блаженного иже Христа уродивого Устюжского чудотворца». «Дана благодать чудотворцам человеком и скотом, они могут исцелять и лечить», – изрекала Агаша. Оказывается, уже день рождения предрешал быть мне врачом. Удивительное совпадение.

После разрешения Агаши и мытья рук по ее требованию приступаю к своим врачебным обязанностям – из редьки и меда готовлю средство от кашля. Благо редька у Лыковых своя, а мед в туеске (в другой посуде они не принимают) прислали единоверцы-родственники. Технология простая. С редьки срезается верхушка, в середине вырезается ямка и в нее заливается мед. Затем срезанная верхушка помещается на место и редька ставиться в темное место на 7–10 дней. После этого содержимое ямки можно принимать по чайной ложке три раза в день для смягчения кашля.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю