Текст книги "Таежные отшельники"

Автор книги: Игорь Назаров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 24 страниц)

Весь вечер ждали Льва Степановича и Николая Петровича. По договоренности они должны были прийти, но так и не появились. Беспокоимся за телевизионщиков, как они там, в соседстве со «страшным зверем». Не случилось ли чего? Почему не пришли?

Вечер ветреный, временами дождь, значительно похолодало. Ночую сегодня в избе.

23 сентября. Утро тихое-тихое, туман сползает с гор. Развел костер, вскипятил чаю.

Черепанова все нет. Не знаем, что и делать? Хотим с Эльвирой Викторовной идти через перевал к их избе, но дед и Агафья настойчиво уговаривают не ходить. Дед говорит: «Агафью боюсь отпустить и вам не советую. Шибко худой зверь, без оружия-то негодно». Агафья вторит ему, очень боится медведя и заявила, что нас не отпустит.

Уже 2 часа дня, а Черепанова все нет. Почему? Что делать?

Агаша натолкла в ступе кедровых орехов и угощает нас этим «молоком». Погода испортилась окончательно – дует ветер, мелкий секущий дождик, временами с гор наползает туман.

В 16 часов созвали совет – Эльвира Викторовна Агафья и я. Агафья идти не хочет. Эльвира Викторовна считает более целесообразным пойти завтра утром, к тому же идет довольно сильный дождь. Пока мы обсуждаем со всех сторон эту проблему, вдруг слышим голоса, сначала неясно, а затем уже определенно. Да и сорока беспокойно стрекочет на весь лес. Вскоре высоко на горе показались Николай Петрович, Лев Степанович и Олег Николаевич. Взбираемся им на встречу. Узнаем, что и вся группа пришла, но пока они несколько выше, в лесу. Идем туда и вскоре за поворотом тропы видим свалившихся на землю, потных и тяжело дышащих, не имеющих сил даже сбросить с плеч тяжелящий груз, телевизионщиков. Переход через перевал со всей телевизионной амуницией им дался тяжело. Рассказывают, что на самом перевале Ларисе Анатольевне стало совсем плохо – побледнела, покрылась холодным потом, почти потеряла сознание, были сплошные перебои сердца. Еле отводились. Да и сейчас Лариса Анатольевна выглядит еще неважно.

Оказывается, что телевизионщики остановились в некотором отдалении не случайно, они беспокоятся, как бы не напугать Лыковых. Думаю, что ничего страшного нет, Лыковы уже привыкли к людям. К тому же все очень устали, промокли, умирают от жажды и голода. Общими усилиями спускаем груз и подходим к избе. Карп Иосифович и Агафья, против обыкновения, не встречают гостей, а спрятались в избе – боятся, что их будут снимать для телевиденья (вероятно, об этом им рассказал Василий Михайлович или Ерофей Сазонтович). С Львом Степановичем, Олегом Николаевичем, Ларисой Анатольевной и Николаем Петровичем заходим в избу. В полутьме избы видны настороженные лица Лыковых, глаза внимательно ощупывают вошедших – нет ли фотокамеры? Успокаиваем Агафью и Карпа Иосифовича, говорим, что все аппараты упакованы и никто ничего снимать не будет. Агафья краем глаза посматривает в оконце, где ходят прибывшие в поисках дров для костра.

Знакомим Лыковых с Суриковым и Ларисой Александровной. Заметно, что Агафье и Карпу Иосифовичу сразу приглянулся и внушил уважение Олег Николаевич с его солидной фигурой, посохом (то бишь – тростью) в руке и окладистой бородой.

Постепенно волнения улеглись, завязывается разговор. Карп Иосифович подсказывает Агафье: «Угостить, поди, надо гостей». Однако и без подсказки Агафья уже несет все, что может, – вареную в мундирах картошку и, конечно, насыпает полными пригоршнями кедровый орех. С внимательно заинтересованным видом Карп Иосифович расспрашивает новых знакомых, кто они такие, откуда, чем «промышляют» и чем им «можно помочь»? Видно, что деда меньше интересует Лариса Анатольевна, а вот с Олегом Николаевичем он уже затеял оживленный разговор, глаза его заблестели, он весь внимание. Это не удивительно, ведь Суриков вырос в Загорске и столько много знает о религии, святых писаниях и самих староверах. Да к тому же еще и имеет такую окладистую бороду! Агафья, хлопоча по хозяйству, тоже внимательно прислушивается к разговору, изредка короткими замечаниями и фразами вступая в него. Возникла атмосфера доверия. Однако из избы Лыковы до самого вечера так и не вышли, вероятно, побоялись, что там их могут сфотографировать. Только с наступлением сумерек они появились у костра и познакомились с другими членами экспедиции. Жаль, что предварительные запугивания Лыковых тем, что придут нехорошие люди с аппаратами и будут их снимать на телевиденье, нарушило их покой и смутило душу. Но вежливое предупредительное отношение всех к Лыковым, отсутствие аппаратов в руках и заверения Олега Николаевича, что снимать никто не будет, позволило успокоить Лыковых и снять напряжение. На вопрос Олега Николаевича: «Можно ли будет завтра днем снять на пленку избу и окружающие горы?», Карп Иосифович милостиво разрешил: «Это-то можно!». Было получено разрешение и на размещение телевизионной аппаратуры под навесом из жердей, где когда-то размещался козел.

Меня интересует вопрос, как «лыковская» местность и условия существования сказываются на здоровье пришлых людей? Измеряю артериальное давление у некоторых членов экспедиции, у всех оно оказывается высоким – от 150 до 170 мм рт. ст. Выходит, что тяжело в этих местах людям без акклиматизации.

В разговоре с Львом Степановичем выясняется, почему он так долго не приходил и не выполнил наш предварительный уговор. Оказывается, он начисто забыл, что мы с Эльвирой Викторовной должны ждать их прихода с Николаем Петровичем и все вместе вернуться на верхнюю избу, чтобы закончить там съемки, предусмотренные для нас сценарием, а затем оттуда, с болота, улететь на вертолете к геологам. По Льву Степановичу получается, что я еще и виноват, раз не пришел на верхнюю избу. Это уже интересно! А все намеченные съемки на речке Сок-су уже сделаны, все пояснения и комментарии, которые по сценарию должен был сделать я, провел Лев Степанович. Что ж, тем лучше – меньше хлопот, которые мне совсем ни к чему. А позиция Льва Степановича меня заинтересовала.

К вечеру начал спускаться отдельными клочьями туман, похолодало, пошел моросящий дождь, а вершины гор выбелились снегом. Очень красиво! С наступлением ночи из-за горы в верховьях Абакана выкатилась яркая белая луна, осветившая все вокруг серебристо мерцающим светом. Клубы тумана беспрерывно меняют свои очертания, создавая фантастические картины какой-то нереальной, не земной, грандиозной по объему и воздействию на психику человека, жизни. Вероятно, вот из этих и подобных картин наши предки и сотворили миф о существовании небесных сил и богов. И действительно, в серебряном потоке лунного света, плывущие по каньону реки клубы тумана, то выстраивают какой-то чудный замок, то необъятные горные пейзажи, то вдруг появляется косматая с окладистой бородой и суровым взглядом, полулежащая на облаке, фигура небесного старца, чем-то напоминающего Карпа Иосифовича. Этот беспрерывный калейдоскоп фантастических видений завораживает, временами заставляет умолкать людей, сидящих вокруг костра. Кажется, что в этот момент через их широко открытые глаза в душу входит вся грандиозная вселенная с ее необъятностью и иным пониманием мира.

Костер догорает, пора устраиваться на ночлег. Сенцы уже прибраны, все что можно, постелено на пол, через открытую дверь из избы льется теплый воздух – Агафья заботится, чтобы мы не замерзли. Все укладываемся в сенцах, кроме Льва Степановича, Эльвиры Викторовны, Ларисы Анатольевны и Олега Николаевича, которые парятся в жарко натопленной избе. Однако сон не берет умаяных людей – они с интересом слушают долгую беседу Карпа Иосифовича и Агафьи с Олегом Николаевичем. Пришедшим все в новинку – и образная, емкая по смыслу речь деда, и певучая своеобразная интонация голоса Агафьи. Карп Иосифович с удовольствием рассказывает о своем житье-бытье за долгие годы в «миру» и в отшельничестве, пересказывает удивительные и поучительные истории из святых писаний, дает им собственные интерпретации, иногда совершенно неожиданные. С неподдельным интересом он расспрашивает и Олега Николаевича о том, что делается в Москве и о жизни «в миру» и, особенно, в Загорске, о его церквах и верующих людях. Агаша лишь изредка вмешивается в разговор, но по ее внимательному лицу видно, что она глубоко и навсегда поглощает полученную информацию.

Профессиональная привычка звукорежиссера Ларисы Анатольевны не дает ей покоя, и вскоре за раскрытой в сенцы дверью установлен микрофон и вся беседа идет на запись. Олег Николаевич специально просит Агафью почитать «Канон», и та нараспев начитывает отдельные главы на магнитофонную ленту (конечно, не догадываясь, что идет запись). Монотонность ее голоса смеживает мне веки и я засыпаю.

24 сентября. Утро холодное, ясное. Лежит иней. Чай в кружке, оставленный у потухшего костра, замерз. Солнце пока что освещает только вершины гор, покрытые снегом. Особенно красива белоснежная вершина вверх по Абакану. Прошел на свое любимое место над обрывом скалы – под ногами темный каньон Абакана, по контрасту со сверкающими снежными шапками гор. День разгорается яркий и холодный. Прошел дальше к скале, в которой жил медведь. По дороге собирал лакомство – бруснику. Мороз сделал из нее вкуснейшие льдинки-дробинки, матово-бордовые, выглядывающие из вечной зелени брусничника.

Устроился на скале, с которой хорошо просматривается Агашино озеро и Абакан выше «Щек». Озеро и вода Абакана еще в тени и зеленые-зеленые. А противоположная высоченная гора залита солнцем и полыхает желто-красно-зелеными красками осени. С этого места вид великолепный, картина просто сказочная. Вверх по каньону на противоположной стороне сверкает снегом вершина гольца. Внизу просматривается белесая нить, уходящего вдаль Абакана, далеко – голец в легкой, легкой дымке. Небо у кромки гор блекло голубое, а чем выше поднимаешь голову, тем оно становится все синей.

На сухой ёлке метрах в десяти от меня уселась кедровка и давай извещать своим стрекотом обитателей тайги о моем присутствии, никуда от нее не спрячешься. Постепенно солнце выходит из-за восточной горы и вот уже часть воды Абакана освещена. И сразу из темно-зеленой вода превратилась в бледно-зеленоватую с белыми пятнами просвечивающих со дна камней. Верхушки деревьев возле Агашиного озера осветились солнцем и заиграли яркими красками: сосна – светло-зеленым, береза – желтым, рябины и почти облетевшие осины – красным, кедр выделяется темной зеленью. А озеро еще все в тени, темно-темно зеленое. Тишь и покой кругом! Изредка запоют, засвистят рябчики и еще какие-то пичужки. Только беспрерывным перекатывающимся фоном издалека шумит река. Вдруг недалеко на ёлке, не замечая меня, уселись две кедровки и нежно воркуют между собой. Оказывается, что они могут не только противно крякать, но и нежно наговаривать ласковые слова друг другу.

День разгорается яркий и солнечный. Земное светило делает свое дело – воздух смягчился, а на солнышке уже пригревает. Однако в тени, сидя на камнях, очень даже прохладно – замерз, да и пора возвращаться в лагерь. Так что, любезные кедровочки, придется вас потревожить! Встал и пошел к избе, а испуганные кедровки, стремительно перелетев на безопасное расстояние, начали на перебой своим карканьем извещать обитателей тайги об опасности.

А в лагере уже кипит жизнь. Телевизионщики бегают вокруг – выбирают удобную позицию для съемок с таким расчетом, чтобы не нарушить спокойствие и обычную жизнь Лыковых. Примерялись к нескольким точкам за деревьями, на горе, за избой, но все они мало устраивают. Замаскироваться трудно, да и перенос аппаратуры может вспугнуть и напугать Лыковых. Самое лучшее решение приходит неожиданно – никуда аппаратуру не нужно переносить, снимать можно из того загончика, где она была оставлена на ночь. Сквозь щели между жердей открывается хороший обзор на картофельное поле, на пространство справа от избы и слева – у костра. Да и людей, снимающих из-за ограждения загончика, видно не будет. Конечно, это обман, но, по крайней мере, Лыковым не будет нанесена психическая травма.

А пока идет настройка телекамеры и микрофонов, мы со свободными телевизионщиками пилим дрова. Должен же каждый прибывший сделать что-нибудь доброе для гостеприимных хозяев. Николай Петрович занялся более квалифицированным трудом – он делает сито для просеивания пшеницы. Жестяной лист он расчертил маленькими квадратиками и на скрещении линий пробивает дырки рукояткой напильника. Карп Иосифович стоящий рядом и активно консультирующий работу, доволен – получается ладно. Я бы сказал даже – красиво! Краешком глаза вижу, что телеоператор Юрий Юрьевич уже мелькает за изгородью и, вероятно, запустил свою телекамеру.

У Олега Николаевича, оказывается, есть навыки и талант столяра. Он вынул оконце в избе и вставляет его назад по всем правилам столярного искусства. Олег молотит кедровые шишки-паданки, конечно же, интересно привезти в Москву сибирский кедровый орех. Так каждый занят своим делом часов до двенадцати.

Но вот уже солнышко пришло к избе и осветило восточный склон горы, занятый пашней. Земля отмякла и пора копать картошку. Во главе с Агафьей отправляемся на огород. По пути она с удовольствием рассказывает и показывает нам, где что у нее растет. При этом становится ясно, что различные культуры посажены в том или ином месте не «как бог на душу положит», а строго исходя из «агротехнических условий». Поднимаемся выше к терраскам, где растет картошка. Ботва ее уже пожухла и почернела от заморозков. Агаша дает каждому подробный инструктаж, показывая на деле, как нужно копать картошку при помощи их мотыг. Начинается веселая, с прибаутками и шутками работа. Агаша подтрунивает над неумехами. На первых порах особенно достается Олегу. «Эдак-то сам себя не прокормишь!» – шутит Агафья. Но постепенно мы приноравливаемся, и я даже заслужил похвалу: «У Игоря-то Павловича луча получатся». Вскоре намеченный участок собран. Урожай в берестяных туесах переносим в ямку и присыпаем землей.

А в это время в кустиках, рядом с полем, спрятан микрофон и весь этот гомон и разговор Агафьи идет на запись. Синхронно скрытой камерой идет съемка из сарайчика, что прилепился сбоку от избы. Благо японская аппаратура позволяет Юрию Юрьевичу получать четкое изображение даже на таком большом удалении.

С чувством исполненного долга и разгулявшегося аппетита возвращаемся к избе. На солнце даже жарко, да и мошка начинает покусывать, зато в тени за избой освежающий холодок, к тому же под ногами – промерзшая насквозь, вкуснейшая черника. Лакомство обалденное!

После обеда подошел Карп Иосифович, поблагодарил Николая Петровича за сито: «благодарение великое, премного потрудились!» Выражена признательность и остальным: «С картошкой-то пособили, премного благодарны». И далее со смущенной улыбкой: «Рассчитаться-то нам нечем. Ежели пожелаете, покушайте нашего». А Агфья уже разносит каждому из чугунка вареный в мундирах картофель и прожаренные в костре кедровые шишки. Завязывается непринужденная беседа у костра, к большому удовольствию Юрия Юрьевича, которому так удобно из-за изгороди загончика снимать эту картину.

Телевизионщики вообще очень довольны. Во-первых, они побывали в таких экзотических местах, которые москвичам и не снились. Недаром Олег Николаевич сказал, что за долгую жизнь на телевиденье он побывал во всех уголках Союза и за рубежом, но таких красивых мест еще не встречал. Во-вторых – они полностью выполнили и перевыполнили всю свою программу, отсняли все, что им нужно было и не на 45 минут, как намечалось, а на 2 часа. Я тоже доволен. Все съемки прошли так корректно, что покой Лыковых никто не нарушил, ничто не смутило их душу.

Во второй половине дня Эльвира Викторовна с Николаем Петровичем пошли через перевал на верхнюю избу. Там у Эльвиры Викторовны еще с прошлого раза остались мольберт, краски какие-то, необыкновенно хорошие кисти, которые нужно обязательно забрать. Николай Петрович, как истинный джентльмен, вызвался сопровождать даму в этом нелегком и небезопасном пути. Агаша, когда поняла, что отговаривать Эльвиру Викторовну от похода не удастся, вручила Николаю Петровичу свою берданку для защиты от медведя. Вскоре две фигуры растаяли среди зелени хвойных деревьев, окружающих тропинку, идущую в гору.

Мы с Львом Степановичем решили идти к геологам на Каир пешком. Я уже исчерпал весь запас времени, нужно возвращаться в клинику, к повседневной работе. Короткие сборы. Перед уходом измеряю у «людей в возрасте» артериальное давление – у всех оно остается повышенным. Адаптация идет тяжело.

Прощаемся со своими знакомыми из Москвы и с Лыковыми. Слышу из уст Карпа Иосифовича: «Благодение великое!» Приятно видеть и слышать признательность человека, и самая главная награда для доктора – видеть, как обездвиженный и почти умирающий больной вновь встал на ноги и глаза его полны радости жизни. В такие моменты чувствуешь, что не зря живешь на свете и нужен людям, что твоя профессия одна из лучших в мире.

Для защиты от злого зверя и всех неприятностей в пути Агаша передает мне «охранительную грамоту»: «Господи Иисусе Христе сыне божий помилуй мя грешнаго», выведенную старославянским шрифтом красным фломастером. Одновременно, на этом же листочке – приветствие Светланке и всей моей семье: «Ниский поклон домашним всем вообще Игорю Павловичу и супруге твоей Тамаре и дочерем Светлане Валерии И желаем от господа бога доброго здоровиа в жизни всякаго благополучиа Писала Агафия II сентября». Это выведено уже синим фломастером.

В пятом часу дня выходим на Каир. Спуск к Абакану занимает всего 18 минут. У лыковской «пироги» попили чистейшей водички, Лев Степанович сделал несколько фотоснимков и – дальше в путь. Вновь следы медведей, маралов, последний совершенно свежий – даже песок в нем еще сырой. Через 1 час 40 минут дошли до шалашика у ручья, впадающего слева в Абакан. Короткая передышка, съели по бутерброду и двинули дальше. Без каких-либо происшествий около восьми часов вечера прибыли к геологам. Весь путь занял 3 часа 20 минут, это при том что до шалаша мы шли довольно быстро, а потом уже вразвалочку.

Геологи, как гостеприимные хозяева, конечно, в первую очередь ведут нас на кухню. Повариха выставляет все самое лучшее, что у нее осталось от ужина рабочего люда. Промявшись на тропе, с удовольствием поглощаем гороховый суп, картошку тушеную с мясом и оладьи. Попутно женщинам с кухни не терпится узнать, как там у Лыковых? Мы «зацепились языками» (как говорит Карп Иосифович) и рассказывает им свои новости. В свою очередь женщины делятся своими впечатлениями о встречах с Лыковыми. Из их разговоров узнаем кое-что и об отношении Лыковых к нам. Например, повариха рассказывает, что Агафья делится с ней: «Игорь Павлович чаще молчит, а когда заговорит, его слушать надо – резоны приводит». Выходит, нас тоже тщательно изучают и оценивают.

После ужина измерял у геологов артериальное давление – у многих повышенное. У Ерофея Сазонтовича тоже не нормализовалось – 150/100 мм рт. ст. Его это беспокоит, расстроился. Осмотрел аптечку геологов, обнаружил там несколько средств, снижающих давление. Оставил еще и своих гипотензивных препаратов. Научил Ерофея Сазонтовича измерять артериальное давление по тонометру, имеющемуся у них, пояснил, когда и как нужно применят те или иные препараты. Осмотрел и дал советы рабочему с ожогом глаз от электросварки.

Вечером Ерофей Сазонтович истопил баню, и мы млеем на полку, стонем под ударами веника. Ночуем в этот раз в отдельном домике, предварительно нарубив дров, откалывая их от огромной чурки, лежащей у крыльца, и протопив печку. Спится почему-то плохо, часто просыпаюсь. Вышел на улицу. Холодно. На траве лежит иней. Ночь удивительно чистая. Звезды, как огромные изумруды. Половинка луны ярко плывет в бездне. Так и мы со своей землей летим в бесконечном мироздании. Зачем и куда летим?

25 сентября. Утро пронзительно ясное, несколько градусов мороза. Погода летная, значит можно ждать самолет. Мой рюкзак уже собран, я в готовности номер один. Лев Степанович еще должен дождаться съемочную группу, а мне нужно торопиться.

От нечего делать слоняемся по поселку, мешаем людям работать. Постепенно солнышко берет свое, на освещенной чурке сидеть даже жарко, а в тени еще лежит иней. Уже 12 часов, а самолета все нет. Значит, на поезд сегодня я уже опоздал. Что ж, остается подчиниться необходимости и созерцать прекрасный таежный день. На юге ярко сияет солнце, а на севере настолько чистое небо, что четко видна половинка луны со всеми ее кратерами и морями. Смотришь на нее, и кажется, что она плывет в синеве и даже крутится. А в легкие льется удивительно чистый, осязаемый воздух тайги, замешанный на запахах хвои и еще чего-то неуловимого, что тревожит душу и предсказывает в природе грядущие перемены поздней осени, ненастий и снегов.

В 13 часов сквозь монотонный звук работающего движка электростанции слышен рокот мотора и над верхушками елей по каньону Абакана показывается самолет. Быстро на аэродром.

Через 30 минут взлет. В кабине АН-2 я один в соседстве с огромной бочкой из-под солярки. Летим низко, иногда прямо над верхушками деревьев. Сверху прослеживается четкая зависимость – на северных склонах кедрач и ельник, на южных – березняк и осинник. Сверкают краски осени, но уже более блеклые, чем несколько дней назад. Много «седины» от опавших берез ближе к вершинам. Взбираемся в гору, чуть не чиркая крыльями о вершину и, вдруг, внизу открывается бездна – скала круто обрывается. Яркое солнце слепит газа, самолет все дальше уходит в горы, внизу гольцы покрытые снегом.

Начинается болтанка. Хорошо, что огромная бочка предусмотрительно закреплена растяжками, иначе бы мне несдобровать. В иллюминатор видно, что горы слева подернуты серой дымкой, справа – сияние горных хребтов. Видимость идеальная. Бесконечная грандиозно-величественная страна гор. Великое мироздание!

Мелькнуло «Черное озеро». Оно сегодня действительно аспидно-черное в обрамлении темно-зеленого хвойного леса. Белыми ленточками блестят на солнце бурлящие ручейки и речки. Вдруг на голой вершинке горы видны фигурки двух людей. Откуда в этом безбрежье на высоченной горе люди? Присматриваюсь повнимательнее. Да ведь это два низеньких кедра, неизвестно каким ветром занесенные и укрепившиеся на верхушке горы.

Уходим от острых скал, гольцов и провалов. Начинают преобладать горы с темным хвойным покрытием, но видны и оазисы буро-желто-красноватого лиственного леса. Величава и могущественна природа Саян в это время года, как, впрочем, и во все времена. Постепенно горы становятся все положе, а там вдалеке справа и сзади к самому небу вознеслись снежные хребты и вершины. Вот справа появилась сверкающая, петляющая и делящаяся на несколько рукавов, лента какого-то притока большого Абакана, вероятно, малый Абакан. А сам Абакан (кстати, в переводе «Медвежья кровь») слева внизу, несколько вдалеке течет сине-зеленоватой, уже широкой с плавными изгибами дорогой, окаймленной белесоватыми россыпями песка и гальки по берегам. Все площе и площе горы, все меньше снега внизу. В вдалеке – синий, сверкающий белизной вершин, Саян.

Уже сорок минут полета. Внизу Абакан, вода малая и хорошо виды перекаты, бурлящие боковые шиверы и камни с белыми бурунчиками воды ниже по течению – пороги. Вот, видна огромная скал, смело вставшая на пути мощной реки. Абакан ударяется в её лоб и делает поворот вправо, не в силах сдвинуть скалу. На петле поворота и возле неё белая пена воды, яростно бьющейся о каменную твердь. Не хотел бы я попасть в этот хаос на плоту или на байдарке.

Все меньше хвойных темно-зеленных лесов, все больше желтого цвета берез с яркими пятнами красно пылающих осин. Местами видны кудрявые лиственницы в желто-золотом наряде осени.

Через пятьдесят минут лёта внизу показались поля с разбросанными на них желто-бурыми точками стогов и копен, черные полосы вспаханной земли, причудливо извивающиеся ленточки и ленты дорог. Все более проблескивает светло-желтый фон, здесь березы ещё почти не облетели и стоят в полном осеннем убранстве. Вот и Таштып. Этот раз летели быстро – всего час.