Текст книги "Сквозь Навь на броне (СИ)"

Автор книги: Игорь Осипов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 24 страниц)

ГЛАВА 30. ПОЛОВИНА ДУШИ ЧЕЛОВЕКА

– Егор Соснов – Тик –

Мосинку сделали через четыре часа после того инцидента с дочерью лорда и жертвой местного божества. Сразу изготовили пробный экземпляр и раскрыли оцинкованные упаковки с боеприпасами, которые хранились в Урале. Показательные испытания решили провести снаружи замковых стен. Каменная кладка с приставленной к ней разборной деревянной конструкцией, на котором наказывали Имринку для этого хорошо подходила. Досчатый помост сейчас был положен боком на манер огромной мишени с нарисованными углем фигурами. Так как в условиях местных реалий рыцарь не мог стрелять лёжа, то внесли изменения в конструкцию щита, добавив ему небольшую выемку сверху, куда можно было положить ствол винтовки как на опору. А также добавили дополнительный ремешок, позволяющий стрелку одновременно придерживать и сам щит и цевье винтовки.

Я вставил пальцами по очереди пять патронов в магазин винтовки, а затем закрыл затвор, дослав при этом первый патрон в канал ствола. Перед глазами до сих пор стояла сцена с избитой девочкой и мёртвой женщиной-нарони. До сих пор слышно эхо их криков. Стоило усилий повернуть голову к стоявшим сейчас рядом воинам и тем нарони, которых избрали для пробного обучения. Лорд наблюдал немного в стороне, зато Такасик чуть ли не под руку лез, даже пришлось повысить на него голос, чтоб не мешал.

Дико было проводить занятие по стрельбе с теми, кто до этого огнестрельное оружие никогда не видел, и не слышал о нём ничего. Значит, никакой теории, только практика, а остальное пусть останется на совести колдовских сил чужих чародеев.

– Я сейчас зарядил винтовку патронами. Можно стрелять.

– А где у неё ворот или рычаг, чтоб натягивать пружину? – спросил начальник стражи, скептически рассматривая мои действия. Этот старый вояка постоянно пытался показать, что он умнее других. Это напрягало.

Вместо ответа я упёр приклад в плечо и плавно нажал на спусковой крючок. Громыхнул выстрел, от которого все воины вздрогнули. В воздухе повис специфический запах пороховых газов. В ушах слегка зазвенело.

– Всё. Нарисованный враг убит, – произнёс я, повернув затвор и отведя назад.

На траву упала стреляная гильза, а я вернул затвор в переднее положение, загнав новый патрон в ствол.

– Соберу, потом буду упражняться, – произнёс все тот же начальник стражи, подняв гильзу с земли.

– Её второй раз нельзя использовать. Можно выкинуть либо применить как-то по-другому. Но не стрелять.

– Эдак все можно потратить и биться нечем будет, – проворчал стражник, которого так и подмывало назвать пенсионером.

– Если не будете попусту расстреливать, то вам хватит того количества, что мы дадим на десяток цветений хвабука, а там уже и Мефистофель вам дарить начнёт.

– Это хорошо.

Я ухмыльнулся и протянул винтовку Такасику. Юный рыцарь сразу приложил её к плечу.

– Сильнее прижимай, а то ударит, – начал я показывать, пояснять и поправлять, – Нет, левую руку вот сюда, это цевьё. А правую сюда, это шейка приклада. Палец на этот крючок, он называется спусковым. Теперь подними винтовку так, чтоб железный стебель, называемый стволом, смотрел в сторону мишени. Теперь посмотри поверх ствола так, чтоб разрез на этом железной щепке, называемом прицельной планкой, совпал с той точкой. Это мушка. Тогда попадёшь. Сделал? Теперь плавно нажимай пальцем на спусковой крючок.

Понятие плавности Такасик явно не освоил, дёрнув очень резко. Отдача слегка качнула юношу, когда он выстрелил. Но с десяти шагов не попасть умудрится только безрукий инвалид, поэтому на доске появилось ровненькое круглое отверстие с тёмными краями.

– Великие предки! – воодушевлённо сверкая глазами, вскрикнул Такасик.

Оружие всегда оказывает на мужчин действие сродни чарам. Притягивает и не отпускает, заставляет восхищаться и благоговеть. И чем лучше оружие, тем сильнее это колдовство. Он положил ружье на кусок ткани, расстеленный на утоптанной земле, и побежал осматривать точку попадания.

– Насквозь! И даже на стене выбоина как от кайла! Великие предки!

Рыцарь с хохотом схватил винтовку и, снова прицелившись, нажал на спусковой крючок. Естественно, ничего не произошло. Он с вопросом посмотрел на меня.

– Перезарядить надо, – произнёс я.

– Как?

– Видишь стебелёк с кругляком на навершии. Это рукоятка затвора. Подними её вверх правой рукой, а потом потяни на себя. Видишь выскочила пустая гильза, и показались целые патроны? Теперь затвор вперёд направь и поверни рукояткой вниз. Все. Теперь стреляй.

Такасик с тихим лязгом выполнил эти действия, вскинул винтовку и снова выстрелил.

– Так просто! Теперь я сам.

Он снова начал весь цикл.

– Столько новых слов, – произнёс лорд Бурбурка, – Винтовка, затор, цевьё. Это же на вашем языке?

– Да, нон-тар, на нашем. И слов со временем станет ещё больше. Особенно, когда к вам попадут вещи посложнее, чем это оружие.

– А какое самое сильное оружие у вас? – спросил лорд, подняв на уровень лица тот самый стилет, из-за которого выпорол Имиринку.

– Разное. Скажу только, что примени его здесь, от замка ничего не останется, только большая яма и выжженная земля вокруг неё.

– Страшные у вас войны. Ты даже не успел увидеть врага, а он тебя уже убил.

Я тяжело вздохнул.

– Вы правы, нон-тар Вы совершенно правы.

– Зачем тогда воюют?

Я ещё раз вздохнул, порылся в памяти и начал читать стих. Конечно, он в вольном переводе на язык сель звучал больше как проза, но, все же, смысл вполне понятен.

Тени древних скачут во мраке.

Души отцов пойдут с нами в бой.

Солдаты готовят оружие к драке,

Что б больше крови пролить за собой.

Какой-то счастливец спит безмятежно.

Кто-то богов молит, кто-то молчит,

Кто-то шутки бросает небрежно,

Кто-то на глупость чью-то ворчит.

Штурм будет утром на самом рассвете,

Когда солнце окрасит все красным кораллом

Когда враг попадётся в хитрые сети,

Сплетённые мудрым отцом-генералом.

Он и сейчас, глаза не смыкая,

Над картой склонив седую главу,

Фишки резные пальцем смещает,

Решая своих легионов судьбу.

И вот оно утро. Солнце как кровь.

Солдаты строят ряды пред атакой.

И к жизни вдруг закипает любовь,

Словно это последняя самая драка.

На фоне неба могучей скалой

Вздымаются тёмные крепкие стены,

Окружённые мутной от тины водой.

И стен не колеблют времён перемены.

Проклятою вечностью стало мгновенье

Когда в тишине слышны крики врагов.

И падают в душу крупицы сомненья,

Грызут изнутри, словно стая волков.

И вот он сигнал перехода в атаку.

Три стрелы горящих – три ярких звезды.

В зловещей тиши завыли собаки,

Да кони, заржав, закусили узды.

Хриплым криком отдали команду легаты.

Десять тысяч сапог первый сделали шаг,

Когда в атаку помчались солдаты.

И будет повержен на землю наш враг

Потом все смешалось в кровавую кашу.

Лязг алебард, свист кованых стрел,

Что жизнь оборвали чужую и нашу.

До наших раздоров им нет теперь дел.

И вот они стены – закрыли полнеба,

И с грохотом в стену ударил таран.

Теперь страха нет – ты жаждешь победы,

Глаза закрывая на множество ран.

Врата заскрипели и рухнули разом,

Открыв перед войском большую прореху.

И все что творится, схвачено взглядом.

И выбраны цели мечам на потеху.

...Этот яростный бой был решён изначально.

Втоптаны в грязь неприятеля стяги.

И ветер, стеная и воя печально,

Разносит над миром песню отваге.

Живые получат богатство и славу

И будут искать себе новых врагов.

А тем, кто принял смерти отраву,

Награда лишь горькие слезы да рёв.

С первого мига в начале времён

Так было, так есть и так будет вовеки,

У разных народов и разных племён,

Ведь война – половина души человека!

Со стороны послышались хлопки и голос Мефистофеля.

– Браво. Браво. Сам сочинил?

Я кивнул.

– Замечательное описание рода людского, несмотря на некоторые огрехи. Война половины души человека, – продолжил бес.

– И мы принесли это в сей мир, – горько усмехнулся я, глянув на винтовку.

– Принесли первые. Уходило семнадцать, друг мой. А дошли первые мы.

Бес стоял и смотрел, прищурив глаза, на Такасика, пытающегося снарядить магазин винтовки. А я замер.

– Семнадцать? – наконец, выдавил я.

– Да, – легко ответил Мефистофель, играя роль аристократа на беззаботной прогулке. – Мало кто знает. Я знаю. Даже Булычёв не знал. Когда Маре привели невесть откуда взявшиеся души, она тут же снарядила экспедицию. Несколько бесов должны были глянуть и сразу уйти. Они не вернулись развеявшись. Назад пришли только обрывки образов. Мара снарядила целый экспедиционный корпус. Семьдесят бесов, почти пять сотен проклятых, таких как Сорокин. Это страшная сила. Но они ушли и пришли ни с чем. Два раза они ходили в мир, оказавшийся выжженным и стерильным. Мара ради эксперимента взяла человеческих наёмников и отправила их. И снова они обшарили лишь голые камни. Морок мира. Мара ещё несколько раз собирала разные экспедиции, и все впустую, но ведь души пришли из другого нормального мира, значит, он есть и, возможно, не один. Ей в итоге пришлось звать других богов, чтоб решить задачу. Она предоставила им сведения, дабы объединить усилия. Но чтобы отправить ещё одну экспедицию, пришлось подбирать её состав. Так выбор пал на вас. Вы избранные. Особые.

– Нас отправляли наугад.

– Не совсем. Нащупали некую нить, тянущую из Нави в другие миры. Она есть не у всех, далеко не у всех, и только у магов. Несколько человек из предыдущих экспедиций имели такие нити в своей душе. Двое уши. Один, правда, почти сразу погиб, принеся образы густых лесов, диких зверей и разорванную в клочья Луну, чьи обломки кружатся кольцом по небу. Другая ещё была жива на момент нашего убытия. Мара ждёт её возращения, хотя бы клочков души.

– У нас есть шанс вернуться?

– А ты думаешь, я бы пошёл с вами, не будь стопроцентной вероятности на возращение? Технологию возврата отработали, осталось только с маяками разобраться.

– Почему нам этого не сказали сразу?

– Нельзя. Это могло бы нарушить нить. Такое уже было. Все, вот он человек, вот нить, но стоит рассказать о выжженной земле, как туда и приводило. Это как в квантовой физике, когда экспериментатор влияет на результат измерения. Нельзя было рассказывать.

– А почему ты сейчас рассказываешь?

– А зачем молчать? Мы нашли этот мир. Он тоже неплох. Теперь вам нужно просто вернуться. Дорожка протоптана. Можно строить портал.

****

Координатор завис в воздухе, шевеля черными лепестками и сверкая фиолетовыми искрами внутри трех десятков похожих на огромные икринки единиц разума. Недалеко от него было сооружение, похожее на то, что делали люди. Но там жили не только люди. Это он уже понял.

Мясник стоял перед Координатором и держал в руке голубоватую икринку, извлеченную из нарони, чей обезглавленный труп сейчас валялся на окровавленных камнях. Икринка судорожно подрагивала, когда поток своей силой давил волю капсулированной души, и вытягивая из неё знания.

Знания гласили: объекты погони были здесь. Знания требовали: 'Их нужно найти! Нужно выследить! Нужно убить!' Знания вносили сомнение: 'Но меня слишком мало, а они сильны. Нужно подгадать момент! Не выдать себя'.

Координатор перевел свое внимание на еще одного местного, что рыдал и трясся, стоя на коленях. Координатор сфокусировал свою волю на этом местном. Худенькое тельце выгнулось, и Нимфа-нарони подавилась беззвучным криком. Оно забыло, как дышать, забыло, как двигаться, забыло всё. Для него теперь были только Координатор его воля. А когда Координатор ослабил хватку, и нимфа выпрямилась, неподвижно замерев в ожидании приказов.

'Идти по следу', – дал знание действий Поток: 'А я буду готовиться к бою. Буду набирать армию'.

ГЛАВА 31. ДРУГОЙ ЯЗЫК, ДРУГИЕ ОБЫЧАИ

– Егор Соснов – Тик –

Я шёл вокруг замка, уставший от всех этих недомолвок, всех этих бесов, рыцарей и прочего. Хочется побыть одному, даже эмиссары зла и их незримое присутствие, висящее домокловым мечом, надоели до тошноты. Я шёл, бросая телекинезом гальку в прозрачную воду рва. Они просто срывались с места и ныряли в такт движениям моих пальцев. Со стороны могло показаться, что я двигал костяшки невидимых счёт. Раз, и камушек с лёгким всплеском поднял кольцо из ряби. Два, и за ним последовал другой, отмеряя напряжение моих усталых нервов.

У замковых ворот Сорокин, не слушая возмущенные крики Ангелины, разрисовывал кабину Урала, собрав большую толпу детишек вокруг себя. Явно обладая талантом художника он уже вычертил контуры картины, на которой могучий воин в полной экипировке стоял над поверженным чудовищем, в котором угадывался бес в облике ящера. Это был его молчаливый протест. Его беззвучный крик боли, который невозможно было заткнуть даже приказом купившего душу беса.

Оксана и Света сидели рядом с грузовиком на траве. Навья тыкала пальцем и давала ценные указания, больше смахивающие на пошлые шутки, а вампирша молча глядела на юношу влюбленным взглядом.

Я шёл, а метрах в ста от стены крестьяне-нарони доделывали свои дома. Сгоревшие перекрытия заменяли на новые бревна и жерди, которые сматывали лыком между собой. Подкопчённую пожарищем, но целую черепицу укладывали снова на крышу, чередуя со светлой новой. Её делали прямо тут, разводя глину, очищенную от крупных камней, вылепливая большие чешуйки и обжигая их после просушки вперемешку с примитивной посудой в глиняной же печи. Работали все, и мужчины и женщины и дети. Нимфы таскали хворост, и месили глину, старики лепили и обжигали. Женщины пряли. Я вспомнил про запрет мужчин касаться пряжи, неужели и их тоже наказывают плетью? Не знаю. Чужой мир, чужой народ, чужие обычаи. Кто я такой, чтоб вмешиваться в их традиции?

Я двинул пальцем, и очередной камушек выскочил из-под ног и плюхнулся в воду, а потом ноги сами собой понесли меня в деревушку. По невысокой траве, в которой паслись странные козели, похожие на безрогих овец со все тем же хоботком на морде, что и местные ишаки. Создания размером со среднюю собаку равнодушно провожали меня взглядом, не переставая жевать. Они смешно басовито покрякивали, словно утки-великаны. В отличие от них, нарони-нимфа, пасшая животных, следила за мной исподлобья. Следил? Следила? Сложно передать это русскими правилами орфографии. Говорят, суть народа заключается в его языке. Тогда мы никогда не поймём нарони. У нас три рода, а у них пять. Мужской, женский, средний, неопределённый и неживой. Да. Нарони-тар – мужчина. Нарони-ма – женщина. Нарони-ли – нимфа. Просто нарони применяется как аналог 'какой-то незнакомый' или же во множественном числе, где группа смешанная, несколько разных нарони. Нарони-то – мертвец. Мертвец не имеет пола, он уже не женщина или мужчина, он никто. Кааль – дерево, кааль-тар – дерево предков, священный символ, кааль-ма – плодоносящее дерево, кааль-ли – побег, не начавший ещё цвести, много разных кааль, кааль-са – лес, кааль-то – пиломатериал, бревно. Оно уже мертво. Парра-ма – дом, живой дом, где поют песни, готовят еду, воспитывают детей, а есть дом брошенный, парра-то.

Люди, или сель на местном наречии, имеющие ту же речь что и нарони, называли сель-ли еще нерождённых детей, пол которых само собой разумеется пока неизвестен. Чужой язык, чужие обычаи.

Я осторожно ступил на площадку перед домами. Сразу попрятались дети, озорно выглядывая из щелей двери и из-за углов домов. Все замерли, и лишь только один старый гончар с кряхтением встал со своего места и, опираясь на палку, поковылял ко мне.

– Здравствуй, гость дорогой, – проговорил он, с натугой склонив больную спину, – чем мы можем тебе услужить?

– Я просто решил посмотреть. Я не буду мешать.

– Как может высший мешать младшему? – ответил старик.

– Тогда, мне просто любопытна ваша жизнь.

Старик ещё раз склонил голову, а потом повернулся к спрятавшимся детям.

– А ну живо таскать, месить, бездельники. Колдуна они испугались, я, что ли, буду это делать?

Детишки, одетые лишь в накидки, опускающиеся с плеч чуть ниже пояса, неуверенно стали подходить к большой яме и начали топтаться в разбавленной там глине, сначала робко посматривая на меня. Но вскоре стеснение и страх прошли, и нимфы стали толкаться и громко кричать. Кому-то намазали лицо, что вызвало бурный взрыв хохота. Я улыбнулся, завидуя этому простому счастью.

Старик вернулся на место и завёл протяжную песню, умело перебирая трёхпалыми ладонями податливую массу. Он лепил горшок. Обычный такой, на литр, может, чуть больше. Гончарного круга у него не имелось и можно только позавидовать тому мастерству, с какой точность горшок получался. Старик пел о своём детстве, и что он тоже когда-то прыгал по глине, а ныне совсем дряхлый стал и скоро умрёт, но ему не грустно, ибо у него шесть по шесть внуков и правнуков, которые продолжат лепить из глины горшки и черепицу, выращивать хвабук и разводить козелей.

Я подсел рядом с ним.

– Можно попробовать?

– Зачем высшему спрашивать разрешения? – хитро прищурившись, спросил старик.

– Дай, – с улыбкой произнёс я этот на языке сель, но не в форме приказа, а просьбы. Речь, доставшаяся мне при помощи спицы бесов, начала проникать в меня осознано, и это привнесло глубину в этот мир.

Старик подвинулся и положил на большой плоский камень кусок глины, подходящий по консистенции для лепки. Я не стал прикасаться к ней, а лишь провёл над камнем рукой. Кусок взмыл в воздух и стал вращаться, быстро набирая обороты. От такого зралища нимфы замерли, и подскочили поближе, шумно перебивая друг друга, и указывая пальцем на это маленькое чудо. Колдовство заставило глину менять форму, превратив в широкий блин. Потом у этого диска начали изгибаться края, поднимаясь и стягиваясь к середине. Масса вращалась, превращаясь из риик-са, бесформенной глины, в риик-ма, кувшин. Почему-то у них кувшины, горшки и прочая утварь женского рода. Зато черепица зовётся риик-тар, видимо, потому, что в горшке родится еда, а черепица защищает дом. Чужие слова, чужие обычаи.

– У тебя хорошо получается, господин, – произнёс старик со свойственной только людям в возрасте манерой говорить даже о чуде, словно оно обыденно.

Я остановил вращение и опустил кувшин на ладони, с удовольствием испачкав руки в сырой плотной глине.

– Нон-тар Эгор! – раздалось со стороны.

Я повернул голову на звонкий голос. Ко мне бежал паж.

– Нон-тар Эгор, вас нон-тар Бурбурка зовёт.

– Зачем?

– Не знаю господин. Но он созывает всех ваших помощников. И воины уже там. Наверное, в поход собрались.

– Какой, к черту поход? Они что, совсем сдурели? Ничего не готово же ещё.

– Господин, я не знаю, – пожал плечами паж, – но они уже грузят вещи.

Я осторожно отдал сделанный мной кувшин старику и встал с земли. Отряхнув одежду, я направился в замок. Глинобитные домики с черепичной крышей остались позади. А впереди был не замок, а очередная война.

– Господин, – услышал я вкрадчивый голос. – Я прошу тебя, господин, подожди.

Я остановился и повернулся, подумав, что что-то забыл и теперь это мне принесли. Передо мной переминалась с ноги на ногу женщина, сжимая в прижатых к груди руках какие-то предметы.

Я узнал эту женщину, не по лицу, так как до сих пор не научился различать их лица, по ауре. Это она была в той палатке, которую снесла Ольха во время боя у замка. Изнасилованная храмовыми воинами крестьянка.

Девушка закусила губу и протянула мне плашку из кости. Кости нарони. На ней значилось 'Таира-ма курих-то а', 'мягкие слова за мёртвый долг', благодарность за месть. Вряд ли она сама умела читать, но назначение таблички могла помнить из устных рассказов, тем более что вырезанные символы были заполнены красным. Не кровью, а смолой дерева.

Она низко поклонилась и попятилась назад, все так же смотря на меня большими глазами. И лишь отойдя на пять шагов, резко развернулась и побежала к деревне.

Я проводил её взглядом, прежде чем продолжить путь. Издали была видна возня у машин. Ангелина громко отдавала приказы, в то время как работники стаскивали с откинутого борта имущество. На расстеленный брезент легла свёрнутая палатка, всякое имущество, бочки с топливом и прочий хлам.

– Куда, куда, бараны косорукие! – орала магесса, – машину не поцарапайте, вашими соплями потом замазывать буду. Прямо из головы выбью.

– Госпожа, куда это класть?

– На брезент, уже сто раз рассказывала.

– Ох-нихрена-себе! – скороговоркой выпалил я по-русски, при виде всего того, что появилось на свет из глубин машины. – Как оно все влезало?

Ангелина встала на краю борта, держась руками за дуги кузова, и довольным взглядом окинула своё добро.

– Не только всяким Гарри Поттерам можно колдовать с фантазией. У меня на весь кузов наложено заклинание четырехкратного объёма. Там целый товарняк запаковать можно. Правда, весить изрядно, и так облегчители, которые я прикрепила по всей раме, едва справляются.

– Вот, жопа вредная, – усмехнулся я, – то-то Урал даже бэхой не получалось вытянуть. А я чуть от натуги не лопнул.

– Ну не лопнул же. Зато, смотри, Егор, сколько всего полезного.

– Зачем разгружаешь тогда?

– Нужно ящики с патронами для этих полудурков достать, они в самом дальнем краю.

– Сколько их у тебя?

– Патронов или полудурков?

– Первых.

– Тридцать ящиков по два цинка в каждом. Всего шестьдесят цинков. В каждом цинке по четыреста сорок патронов, итого получаем двадцать шесть тысяч четыреста. Гранаты я им не дам, поубиваются нахрен.

На первое время хватит, прикидывал я, это даже лучше, что они винтовками экипированы, а не автоматами, а то расстреляли бы все за день.

– Я так понял, что рыцарей мы упакуем в машину.

– Ага, пусть прокатятся с ветерком.

– Есть только одна загвоздка. Дорог-то нету, – попытался я охладить пыл у магессы. – Лес сплошной.

– Не угадал. Это мы с северов рекой да тропами ехали, а тут хороший тракт проложен. По крайней мере, втискиваемся прямо по контуру. Для этих диких условий вполне сносно. Если расчёты верны, то до точки назначения примерно сорок километров. Мы это расстояние покроем за два часа самым неспешным темпом. Я когда сказала об этом Бурбурке, он аж подавился.

– Представляю. Но ведь не готово ничего.

– Готово. Лекала к винтовкам есть, к доспехам есть. Стажер за полчаса наклепал и то, и другое. Скатерть Макоши имеет удивительно большой КПД, нам так никогда не сделать, – ответила мне магесса, а потом закричала на языке сель, когда работники стали выкатывать двухсотлитровую бочку с соляркой: – Осторожнее! Ноги отдавите.

– Ангелина, а у тебя там ядерного реактора нет? Он бы нам очень пригодился.

Она со смешинкой задорно хмыкнула, а потом покачала головой.

– Нет. У меня здесь не атомный ледокол. Не влезет, да и масса у него огромная. У него в качестве рабочего тела расплавленный свинец или натрий, но даже если вода, то это представляешь, какая масса? Есть солнечные панели, но у них мощность очень низкая, только на зарядку телефонов хватит.

– Ладно, – ответил я, – пойду лорда уважу своим визитом.

– Иди, может, вправишь ему мозги.

Я хлопнул ладонью по откинутому борту грузовика и шагнул в замок, обрулив сложенное на брезенте имущество. Работники-нарони без всякой боязни посматривали на необычные вещи, ропча, что боли не оберёшься, ежели поломаешь это сокровище. Стражник, стоявший у входа в зал, слегка подобрался, когда я зашёл через большую дверь. Рука сама собой повторила жест местных жителей, прикоснувшись к полированному дверному косяку в знак уважения предкам.

Лорда на троне не оказалось, паж все это время ожидавший меня, со словами: 'Сюда, господин', проводил в боковую дверцу, идущую в примыкающее к донжону сооружение. Судя по всему, его построили несколько позднее, так как внутри имелась отдельная спиральная лестниц, а одна из стен выглядела так, словно раньше была снаружи замка, а потом её почистили и украсили полотнами с вышивками различных узоров.

Подниматься не пришлось, небольшой, плавно изогнутый коридор, расположенный вдоль этой некогда внешней кладки, освещаемый только узкой бойницей со стороны лестничного пролёта, имел семь дверей. Из-за одной доносились голоса.

Паж остановился перед предпоследней дверью, слегка приоткрытой сейчас, дав знать, что мы на месте. Я шагнул внутрь. Глазам предстал Бурбурка, которому оруженосец помогал облачиться в новые доспехи, из тех, что создали с помощью скатерти-самобранки. Сейчас затягивали ремешки на кирасе. Лорд стоял с приподнятой правой рукой и недовольно бурчал помощника.

– Звали, сир? – спросил я.

– А, да, заходите, нон-тар Эгор. Будите вина?

Я качнул головой.

– Ну нет, так нет. Иди, погуляй, – махнул он рукой оруженосцу, а потом пару раз подпрыгнул на месте, проверяя как села кираса. Результат его удовлетворил, и он довольно крякнул.

– Я вас вот зачем позвал, хорошее у меня вино нынче получилось, – продолжил он, когда шаги слуги стихли, а в конце коридора хлопнула дверь.

Лорд выглянул из комнаты, прислушался, а потом, затворил помещение.

– Я уже раскусил вас, Эрог. Ничего, что без титулов? Можете и ко мне обращаться по имени, если мы наедине. Так вот, Эгор, не скрою, что приставил к вам слуг с задачей подмечать и прислушиваться. Да и сами вы так же поступили. Вы просты и понятны, ваши цели видны и не вызывают ни удивления ни возмущения. Вы, ваша женщина, ваши друзья. Это все понятно моему разуму. Даже волшебные твари, ранее невиданные на наших землях просты. Червь ленив, но мудр. Это нечто в..., – он замялся, вспоминая слово, – ...в бэмпэ. Тоже не имеет желаний, кроме как продолжить путь. А вот Мефистофель меня смущает. Я правильно понял, что он намерен остаться?

– Да, – коротко ответил я, догадываясь, куда клонит Бурбурка.

– И он хочет править этим миром? – сверкнул глазами лорд.

– Не знаю. Но мне кажется, ему не дадут. В нашей стране есть правила, нарушить которые опасно. Особенно если за их исполнением будут следить другие страны. Я могу примерно рассказать, как будут развиваться события дальше.

– Расскажите. Мне очень интересно это. Все же, судьба моего рода.

– Недалеко от вас обоснуют заставу, которой вознамерился управлять Мефистофель. Прийти в вашу страну можно будет, только миновав эту заставу. Проложат дорогу, оставят посольство и войско для охраны. Со временем будет приходить всё больше народу. Будут купцы, будут учёные мужи. Лично я бы проложил к вам дорогу, хорошую дорогу. Поставил бы здесь рынок, не для того, чтоб обогатиться, а для того, чтоб можно обмениваться обычаями. Но это я, а там могут решить по-другому. Я всего лишь воин.

– То есть, Мефистофель хочет иметь власть, решая, кого пустит в наши края, а кого нет, собирать пошлину с купцов и странников?

– Наверное, вы правы.

– Хорошо. Это многое объясняет. Тогда второй вопрос. Вас не будут ругать, если вы сделаете что-то, что противоречит вашим законам?

– Мы стараемся не делать.

– Но все же. Твой господин может быть недоволен, что ты вмешался в ненужную войну, вдруг он захочет иметь в друзьях наших врагов, а вы уже в состоянии войны.

– Изменить сделанного не получится, но я пока ещё не в состоянии войны. Если спросят, что я делал, то отвечу, что проводил операцию по принуждению к миру.

– По принуждению к миру? Мне нравятся эти слова. Хитрые они. Но ведь принуждать нужно обе стороны. Если я, конечно, не совсем выжил из ума.

– Верно, я буду вас сопровождать для ведения переговоров, но если вы начнёте грабить, убивать мирное население, насиловать женщин и уводить пленных, то я обязательно вмешаюсь.

– Спасибо за прямоту, Эгор. Я учту это. Буду бряцать оружием, говорить громкие речи, угрожать расправой, требовать возмещения ущерба. Но я, вообще, хотел, чтоб они вышли из замка на бой, не внемлив речам. И вот тогда я их всех убил бы. Уж это вы мне не сможете запретить.

Он налил себе ещё вина, поднёс ко рту кубок, а потом поставил на стол, передумав пить.

– Как вы живете там?

– Наш образ жизни совершенно не похож на ваш, – ответил я, понимая к чему он клонит.

– Это плохо. Это непонимания, раздоры, поводы для войн.

Я опустил голову, а потом поднял ладонь, на которой возникла открытка Анны. Следом положил на стол смартфон и стал на не6м показывать фотографии Новониколаевска. Лорд, сосредоточено ловя каждую деталь, вгляделся в сменяющие друг-друга картинки.

– Чудно, но не страшно. Я ожидал чудовищ, а вы просто другие.

– Это ведь игрушка? – показал он пальцем на миниатюрную копию Анны.

Я кивнул.

– Кто она для тебя? – спросил Бурбурка.

Я опустил голову, заткнувшись, губы хотели сказать одно, а мысли желали другого.

– Моя бывшая жена. Она мертва, – наконец родились слова.

Лорд едва заметно кивнул, а потом поднял на меня глаза.

– Как у вас маленькие люди зовут своих человек-ма?

– Мама.

Лорд улыбнулся, а потом встал и хлопнул меня по плечу.

– У нас тоже. Есть у нас общее, значит, можно будет договориться. Главное, это общее найти. Пойдёмте, будем принуждать моих врагов к миру.