Текст книги "Большой подлог, или Краткий курс фальсификации истории"

Автор книги: Игорь Шумейко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 19 страниц)

Глава 10
ОСТАНОВКА № 2 НА РОССИЙСКОМ ПЕРИМЕТРЕ. «ПРИБАЛТИЙСКАЯ»
(Один объективный критерий в море пропаганды)

Все тезисы, антитезисы российско-латышской полемики в общем, хорошо известны . Пакт. Ввод войск. Репрессии, НКВД, Сибирь. Lettische SS. Карательные экспедиции… и т. д.Измерять меру относительной правоты – в километрах опубликованных газетных статей, или просто заявить, что у меня, россиянина, российские тезисы вызывают преимущественное доверие – все означает пополнение того моря пропаганды еще одним потоком.

И я здесь попробую привнести один объективный критерий, который, очень надеюсь, признают все стороны. Прозвучит, может несколько неожиданно, но критерий этот – факт наличия тяжелого вооружения, боевых самолетов в национальных воинских частях.

Допустим, СССР вторгся – Германия освободила – СССР опять завоевал. Или наоборот. А если рассмотреть результаты голосования самих латышей – но не бюллетенями в урнах, а штыками в строю? Примерно поровну разломило латышей в эти трагичные годы, в: Lettische SS-Freiwilligen-Legionи в 130-м Латышском гвардейском стрелковом корпусе.

Но есть же еще один, просто убийственный критерий.

Итак.

5 августа 1940 года Латвия вошла в состав СССР, пробыв в этом статусе менее 11 месяцев. (« Репрессии, НКВД, Сибирь…» и т. д.) Ригу немецкие части группы армии Nord заняли стремительно, 1 июля 1941 года. Советские военкоматы просто не успели разослать повестки, и большая часть мужчин призывного возраста оказалась в распоряжении Германии.

10 февраля 1943 года – приказ Гитлера о создании «Латышского добровольческого легиона СС» (Lettische SS-Freiwilligen-Legion).

Весной 1944 года легион из добровольного стал обязательным.

Сформированы 15-я и 19-я дивизии. Командовали дивизиями немцы, генерал-инспектором легиона был латыш, бывший царский и латвийский офицер Рудольф Бангерский.

В конце 1943 года обе дивизии были отправлены под Ленинград. 16 марта 1944 года ими заткнули дыру на линии фронта в Великолукском районе. Там они впервые и встретились с земляками из 130-го Латышского гвардейского стрелкового корпуса и были жестоко разбиты.

В октябре 1944 года пути двух дивизий латышских СС разошлись. 15-я была выведена из Курляндского котла, расстреливала польских пленных в Померании, потом обороняла Берлин. В мае 1945 ее частям с генералом Бангерским удалась (и это практически главное их стратегическое достижение) откочевать под Шверин и сдаться американцам.

А 19-я дивизия, оставшаяся в Курляндии, капитулировала вместе с германской группировкой «Курланд» 9 мая 1945 года – после капитуляции в Берлине.

3 августа 1941 года приказ ГКО СССР о создании 201-й Латышской стрелковой дивизии – из латышей и других национальностей, ушедших вместе с отступавшей советской армией, а также из российских латышей. К осени 1941-го численность: 10 348 человек (51 % латышей, 26 % русских, 17 % евреев, другие национальности – 9 %). На 70 % – из добровольцев. Командир – полковник Янис Вейкин. В декабре 1941 года соединение участвовало в битве под Москвой. Пятидневные бои за село Елагино, в ходе которых был ранен командир дивизии Янис Вейкин и погиб дивизионный комиссар Эдгар Бирзитис, завершились взятием Нарофоминска. В честь этого названа станция «Латышская» Киевской железной дороги. В канун Нового, 1942, года дивизия в 30-градусный мороз вела бои за город Боровск, освободив его 2 января. После пополнения дивизию перебросили в район Старой Руссы, где она и встретилась со своими соотечественниками, воевавшими на немецкой стороне. (Бои особой жестокости, поражение «немецких латышей»). С 14 января 1944 года дивизия участвовала в боях за снятие блокады Ленинграда, где прославился подполковник Янис Райнбергс. Командуя сводным лыжным отрядом, он прорвался в тыл противника, захватил господствующую высоту в районе деревни Монахово и удерживал ее до подхода главных сил. Погиб в этом бою.

5 июня 1944 года сформирован 130-й Латышский стрелковый корпус, состоявший из двух дивизий. Командир: генерал-майор, а потом генерал-лейтенант Детлав Бранткалн. Корпус участвовал в освобождении Риги и вплоть до Победы вел бои в Курляндском котле. 18 000 награждены орденами и медалями. Трое – Герои Советского Союза(…)

Вроде бы симметрия: там и там – по две дивизии. По высоте достигнутых званий: наш генерал-лейтенант Детлав Бранткалн и групенфюрер SS Рудольф Бангерский.

150 000 в германской армии (считая полицейские батальоны).

130 000 в советской (считая 20 000 в партизанах и 30 000 – в подполье).

Даже возможные вопросы к проценту представителей титульной нации в советских латышских дивизиях отпадают: с самого начала возращения территории Латвии удельный вес солдат и офицеров латышской национальности растет, достигая к марту 1945 года – 82,5 %.

Теперь, конечно, следует извиниться перед советскими воинами-латышами войск за появление слова «симметрия». Еще раз подчеркну, я НЕ думаю сравнивать наших воинов с их карателями. Это просто сопоставление количественных начальных условий задачи, которое должны признать все стороны, даже, например, и сегодняшние националисты, даже и бывшая экс-президент Латвии Вайра Вике-Фрейберга, покровительствовашая ветеранам СС…

Далее – две картинки разной судьбы. Две разные войны.

1) В 1941 году сформирован 41 латвийский полицейский батальон по 300 человек каждый. Карательные операции: в Бикерниекском лесу расстреляно 46 500 человек, борьба с партизанами не только в Латвии, в Белоруссии, Псковской области, но и вплоть до Кавказа, где действовали 18-й и 27-й батальоны. В Белоруссии немецкая полиция передала охрану города Слоним 18-му латышскому полицейскому батальону и его командир Рубенис в тот же час отдал приказ об уничтожении гетто: расстреляно 2000 человек. Операция «Зимнее волшебство», 15 февраля – начало апреля 1943-го, более известная как «Освейская трагедия». 7 латышских полицейских батальонов в Освейском районе Белоруссии сожгли 183 деревни и расстреляли 11 383 человека, 14 175 жителей были вывезены на работы: взрослые в Германию, дети в Саласпилсский концлагерь. «Работа» в концлагерях – те же батальоны.

2) Солдаты и офицеры 130 латышского корпуса в первые дни после освобождения Риги участвовали в очистке улиц и площадей от завалов, восстановили водопровод, канализацию. Хлебопекарни Риги не работали, и автотранспорт корпуса взял на себя снабжение города.

Пропагандистская подборка фактов? Но есть ведь и другой предлагаемый мною критерий различия, применение которого, думаю, серьезно пошатнет позиции нынешних прибалтийских русофобов. Каковые позиции сегодня состоят в следующем:

1) Было две оккупации: русская и германская. Приравнивание их – как раз в русле той ПАСЕшной резолюции, уравнивающей СССР и гитлеровскую Германию.

2) Вслед за этим формальным уравниванием – долгая и тонкая работа по созданию впечатления, что русская оккупация была все же хуже и тяжелее германской.

На это работает и первый «Музей оккупации», созданный в Риге в 1993 году, на месте бывшего «Музея красных латышских стрелков». Основная цель музея: « свидетельствовать о том, что происходило с Латвией и латышским народом за время господства оккупационных властей в 1940–1991 гг.». Показан процесс включения Латвии в состав СССР, затем период немецкой оккупации. «Гитлеровская» экспозиция в несколько раз меньше, чем картины «советской оккупации» (которых набралось столько, что в 2005 году музей стали расширять). Сейчас средняя посещаемость музея: около 400 человек в день. В 2005 году музей посетил посол РФ в Латвии Виктор Калюжный. Его оценка (оставленная в книге посетителей): « Экспозиция очень однобокая, выпячивается только один период истории Латвии – советский, но и он изображается исключительно в черных тонах».

Помимо самой экспозиции, в здании действует и «кружок по интересам». Каждый год 1 апреля в музее проходит вечер антисоветских анекдотов. Президент Латвии Вайра Вике-Фрейберга, посетив Музей апартеида в Йоханнесбурге (ЮАР), рассказала его сотрудникам, что «… и в Латвии есть аналогичный Музей оккупации», и выразила надежду на возможный обмен опытом.

Через 10 лет после открытия «Музея оккупации» в Риге подобный музей открылся и в Таллине, где среди экспонатов также « представлены предметы и документы, связанные с репрессиями в отношении мирного населения Эстонии и депортациями в Сибирь в 1941 и 1949 годах».

На это же (уравнивание двух оккупаций) пытается работать и «Комиссия историков Латвии», основанная 13 ноября 1998 года по инициативе бывшего президента Г. Улманиса. В Комиссию вошли профессиональные историки, сотрудники «Музея оккупации» и Канцелярии президента страны. 4 рабочие группы действуют по направлениям:

1. Преступления против человечества на территории Латвии 1940–1941 гг. (руководитель проф. В. Берзиньш);

2. Холокост в Латвии 1941–1944 гг. (руководитель проф. А. Стран га);

3. Преступления против человечества на территории Латвии во время нацистской оккупации 1941–1944 гг. (руководитель проф. И. Фелдманис).

4. Преступления против человечества в Латвии во время советской оккупации 1944–1956 гг. (руководитель проф. X. Стродс).

Для вящей объективности, и ознакомления с историко-исследовательскими методами, разработанными на Западе, совместно с Министерством иностранных дел были подобраны иностранные члены комиссии и их включили в состав комиссии. Заседания комиссии с участием иностранных членов проходят два раза в год. Главная задача комиссии – исследование и осмысление темы « Преступления против человечества во время двух оккупаций».

Теперь я и предложу самый простой и убийственно объективный критерий оценки « двух оккупации». Это, как говорилось в начале главы: «тяжелое вооружение в национальных воинских частях».

Эта мысль у меня зародилась еще в 1990 году, когда я прочел в латвийском журнале «Родник» воспоминания бывших эсэсовцев. Тяжелые и грустные рассказы, даже при том, что самых садистских подробностей карательных операций там не приводилось. Была, однако и характерная, часто повторяемая деталь: их, латышские бунты, или даже просто небольшие конфликты с немецкими хозяевами. Самым характерным была легкость их подавления – и отнюдь НЕ из-за трусости латышских эсэсовцев, как раз наоборот, их угрюмое упорство в боях было широко известно. Типичная картина подавления была такая: вышедшая из повиновения часть окружалась немецкими танками, на них нацеливалась артиллерия, редко-редко по мере надобности подключалась авиация. А у бедолаг латышей – только « шмайссеры» и те самые СС-овские бляхи, которыми так наивно гордятся сегодня на парадах ветераны ваффен-СС. Два-три залпа и все. Руки вверх. Стройся. Зачинщики два шага вперед. Расстрелять. Остальных грузят и перебрасывают куда-нибудь, порой за 300–500 километров (советско-германский фронт большой, позволял). Самым крупным по последствиям был бунт в 19-й дивизии, той, оставшейся в Курляндском котле, в ноябре 1944 года. Восстание против немцев сорвалось из-за предательства. Генерал Янис Курелис вывезен в Германию, его начальник штаба Кристап Упелниекс расстрелян. Один батальон, которым командовал капитан Юрис Рубенис, все же восстал и 18 ноября 1944 года целый день вел бой. Рубенис был смертельно ранен, все попавшие в плен расстреляны (…)

Это азбучная, фундаментальная военная классификация, понятна, однако, любому, кто даст себе труд задуматься. Есть легкое вооружение: пистолеты, автоматы, пулеметы. Есть тяжелое: минометы, пушки, танки, бомбардировщики и т. д. И соответственно, национальные части в той войне были: как бы «полного цикла» (это, признаюсь, уже не военный термин), то есть – независимые полные боевые единицы, со своей артиллерией и т. д. А было и простое… «пушечное мясо».

И еще важный параметр для сопоставления в этой задачке: время.

Советская власть над Латвией («оккупация») продлилась 11 месяцев, считая от вхождения в СССР до прихода гитлеровцев. Германская власть над Латвией: от 3 до 3,5 лет…

Так вот при всем при этом, оказывается, в советских латышских частях была и своя артиллерия, танки. У меня есть данные по одной из двух наших латышских дивизий, включавших: 224-й артиллерийский полк; 148-я отдельная зенитная батарея; 282-й отдельный истребительный противотанковый дивизион; отдельный минометный батальон.

Более того… Просто невозможно пройти мимо такой красивой и яркой страницы:

15 мая 1943 сформирована 24-я отдельная латышская авиаэскадрилья, в которой состояли 132 летчика. А 17 июля 1943 г. родился и латышский авиационный полк: три эскадрильи и резервное звено. 32 самолета По-2. В составе полка было 70 % латышей. В январе 1945-го полк получил модернизированные По-2.

Командир 313-й Бежицкой авиадивизии: « Командование и личный состав полка показали образцы выполнения боевых задач по разгрому немецких захватчиков. В историю освобождения Советской Латвии личный состав полка вписал страницы подвигов, мужества и геройства».

С исключительным мужеством и профессиональным воинским мастерством полк выполнял задачи по оказанию помощи партизанам, уничтожил на вражеских аэродромах более 40 самолетов, 58 артиллерийских батарей, 834 автомашины, много другой техники, вооружения и живой силы противника. 167 воинов авиаполка награждены боевыми орденами и медалями.

Даже человек штатский, легко представит всю степень свободы летчика, и соответственно меру доверия к нему. (Вспомним истории из недавней сугубо мирной жизни: захваты самолетов, авиаторы-перебежчики…). В войну же у летчика была еще одна, как ныне говорят «опция»: взлетев – он мог не только приземлиться, где захотел, но и отбомбить – кого захотел.

Вот и мои вопросы уважаемой « Комиссии историков Латвии» со всеми ее «зарубежными членами».

– О чем, по-вашему, говорит отсутствие у эсэсовских латышей, мобилизованных с… три годакак покоренных территорий, вооружения мощнее автоматов и пулеметов?

– О чем, по-вашему, говорит, наличие в Советской армии отдельных авиаполков, набранных из латышей с 11-месячным«советским стажем»?

В общем, понятно, что я клоню – к доверию. А взять шире – и к восприятию нации (латышской в данном случае) вообще. Далее на этом пути вас ждут еще более ошеломительные примеры. Такие, как длинный список генералов и высших офицеров – латышей в нашем 130-м гвардейском корпусе, и… полная германизация офицерского корпуса в латвийских дивизиях СС (…)

Это уравнивание «двух оккупаций» фактически ведет, и я это еще попробую показать, к большому латышскому национальному унижению.

Советские репрессии. Хорошо еще, что никак и никем пока не отрицается их классовый характер. Да, список « антисоветских элементов, подлежащих…» был весьма растянут и включал кроме «капиталистов, кулаков», чиновников, полицейских, айзсаргов (айзсарги – своего рода латышские казаки; примерно та же добровольность зачисления, некоторая социальная обособленность, схожие функции, приграничная служба и т. д).

Но это все же – «классовый», НЕ национальный подход. Г. Тумулас: « Мы видели, во время советской оккупации, что русские эмигранты (в Латвии) были первые из подвергнувшихся репрессиям». Кроме того, общеизвестно и высокое доверие, продвижение на все посты в СССР – красных латышских стрелков, членов их семей.

А вот пример совсем другого, национального отношения.

Предваряя мемуары ветерана ваффен СС, легионера Петериса Л. (фрагменты будут приведены), доктор исторических наук Оярс Ниедре дает комплексную справку по латышскому легиону (журнал «Родник», № 3,1990 год). Я опускаю военно-статистические подробности, но уж по национальному, немецко-латышскому контексту, добросовестность моего цитирования можно и проверить, фактов противоположного характера в работе Оярса Ниедре – нет.

– В конце января 1943 г. Гитлер… разрешил приступать к созданию латышского легиона. 8 февраля гендиректора принимают решение о призыве лиц 1921–1924 гг. рождения. Представляет интерес высказывание гендиректора Приманиса на состоявшемся в тот день совещании: «Лучше мобилизация, чем нынешний отлов»…

Новобранцы-легионеры весьма отрицательно относились к службе у немцев… 1-й учебный полк, предназначенный для формируемой 19-й дивизии, 1 марта 1944 г. отбыл из Риги на фронт, на участок р. Великой. В полку числилось 3000 человек, в большинстве своем новобранцы. Во время отправки на фронт на территории Латвии сбежало с транспорта более трехсот человек из состава полка. В первой половине 1944 г. дивизией командовал оберфюрер Шульдт, затем штандартенфюрер Бок и бригаденфюрер Штрекенбах. Офицеры латышской национальности командовали подразделениями начиная с полка и ниже. Младшие по чину немецкие офицеры часто командовали старшими по званию латышскими офицерами. Так, в июле 1944 г. командир 2-го гренадерского полка 19-й дивизии полковник Пленснер за неподчинение немецкому оберлейтенанту был предан немецкому военно-полевому суду…

С перенесением военных действий в результате отступления немецкой армии на территорию Латвии, начался процесс стремительного распада легиона. В ходе отступления воинские части хаотично перемешивались, и солдаты, пользуясь неразберихой, стали дезертировать в массовом порядке. 15-я дивизия более не могла продолжать борьбу в качестве дивизии. Ее надо было заново пополнить людьми и полностью перевооружить. В августе дивизию разоружили, вывели в Германию и разместили в Восточной Пруссии. Здесь весь офицерский состав временно был заменен немецкими офицерами.

После отступления немцев в Курземе (Курляндию) в 10-й дивизии проявился моральный кризис, выразившийся во многих случаях дезертирства. Участились случаи перехода бойцов на сторону врага. Внешне дисциплина была образцовой. Однако бойцы потихоньку исчезали, по двое или группками. Из боевых подразделений дивизии подобным образом исчезло около 500 человек, из накопителя пополнения, находившегося в районе Дундаги, число ушедших оценивалось примерно в 2000. Мемуары О. Эглитиса: «Отношение к немцам в ту пору было далеко не благоприятным, скорее почиталось делом чести ненавидеть немцев, особенно там, где не было настоящего контроля за людьми, покидавшими свои части. Так возникало множество трений и даже стычек между немцами и латышами». Как показывают немецкие документы, после боя между немецкими подразделениями и батальоном курельцев под началом лейтенанта Рубениса среди павших «нашлось немало награжденных Железным крестом».

Весь штаб дивизии был целиком под властью немцев, и прикомандированные к нему латышские офицеры в большинстве случаев играли роль переводчиков, выполняя малоответственные обязанности по штабной работе. К концу 1944 г. в составе дивизии насчитывалось 19 тыс. человек. После боев в Пруссии и Померании в ней осталось 8 тыс. штыков. В последний месяц войны германское командование собиралось расформировать дивизию, распределив ее состав по немецким подразделениям. Поражение в войне сорвало этот замысел. Остатки дивизии сдались англо-американским войскам.

Этот обширный документальный и мемуарный материал, касающийся легиона и легионеров, не подтверждает воспоминаний Петериса Л. о высокой боеспособности легионеров, которые якобы никогда не дезертировали, но подтверждает сведения о противоречиях и столкновениях с немцами(…)

Теперь бы перейти и к самим воспоминаниям латышского эсэсовца Петериса Л., но упредительный комментарий все ж необходим. Мне кажется, это невеселое свидетельство станет важным штрихом в моей русско-латвийской главе, несмотря на некоторый парадокс. Каковой (парадокс) состоит в следующем. Вот у меня в распоряжении есть материалы, высказывания: председателя Народного фронта Латвии Дайниса Иванса, «простого латышского эсэсовца» Петериса Л., и допустим… президента Латвии, Вайры Вике-Фрейберги. Поверьте, к России, к русским все трое относятся приблизительно одинаково. И то, что я большую часть места уделяю «простому латышскому эсэсовцу» – вовсе не потому, что он в «простоте» своей как-то принижает позиции латышских националистов, как-нибудь облегчая мне задачу «опровергнуть», «развенчать».

Нет, скажу сразу, не увидел я в этих дышащих неприязнью к России мемуарах, хоть каких либо «проколов», «зацепок», сверх того, что там нашел доктор исторических наук Оярс Ниедре (см. выше). Все эти неточности связаны в основном с явной, просто гомерической переоценкой боеспособности латышских ваффен-СС: «… во второй мировой войне один обученный латышский солдат мог выстоять против 20 русских, или 10 немцев, или 5 финнов».

Но и этому я могу подыскать только дополнительное извиняющее пояснение. Помните, как на Курской дуге маршал подмечал: «… каждому командиру батальона кажется, что главный удар пришелся именно на его участок».

Это своеобразная компенсаторная психическая функция, и парадокс в том, что эта ложь (о собственной боеспособности) – фактически работает на общую достоверность документов. Видно, что говорит вояка, точно прошедший Вторую мировую. (Материал подготовил Имантс Белогрив).

«В легионе я прослужил с первого до последнего дня. И знаю, что это такое, так как призвали меня в 18 лет, в 1942 году. Мобилизацию проводила местная латышская администрация, фактически местное самоуправление. Я сказал бы, большинство этому не сопротивлялось. Но были и такие, кто не хотел идти служить.

Приказ мне прислали на дом. Не пойди я, никто бы меня искать не стал. Но тогда существовала биржа труда, работать был обязан каждый. Точнее, биржа направляла тебя на работу – тунеядствовать не дозволялось: или в легион, или на работу, куда-нибудь прикрепляли. Словом, в повестке, которую я получил, содержался приказ о призыве и предупреждение о том, что за неявку я буду привлечен к суду по законам военного времени. Выходит – принудиловка. Но мне неизвестны случаи, чтобы за уклонение от призыва кого-нибудь судили или расстреляли… С приходом немцев латышские партизаны, скрывавшиеся в лесах, вышли из укрытий, а немцы их разоружили, те очень возмущались. Они же горели желанием воевать с русскими и уже сражались с ними в лесной глуши, но нет, немцы им не доверяли. В качестве организованных подразделений эти партизанские отряды все-таки остались, однако оружие им выдали позднее.

Сама мысль о проведении мобилизации тоже принадлежала местной администрации, конкретно бывшим офицерам Латвийской армии. Зачем понадобился легион? Ситуация могла сложиться по-всякому. Необходим был зародыш новой Латвийской армии. Таков был замысел. Случись что, и он стал бы ядром вооруженных сил – хорошо обученная, мощная воинская часть, которая могла оказать сопротивление обеим сторонам. Настроения в легионе были как антирусские, так и антинемецкие. Вы, наверное, слышали нашу песенку «Побьем сначала вшивых, потом серо-голубых». Бывали и стычки с немцами, но об этом молчали. Я тоже как-то раз попал в передрягу, хотели предать военному суду, но командир полка это дело замял. Бойцы были обозлены и против одних, и против других. Я лично не встречал в легионе никого, кто бы восторгался немцами.

Сначала были организованы батальоны. Создавались они разными путями. Немцы называли их шуцманскими… Фактически, это было воинское подразделение, которое немецкому командованию подчинялось неохотно, по принуждению, несмотря на оказываемое давление. Среди немцев, видимо, не было согласия, куда причислить латышей, – то ли к вермахту, то есть регулярной армии, то ли к полиции или СС. Вначале одно такое подразделение подчинили 8-й танковой дивизии. Выдали вермахтовскую форму. При переходе в другое подчинение начальство менялось, и мундиры тоже. Но бойцы решительно этому противились. Потом был создан полк Вейса. Из 16-го, 17-го и 18-го батальонов. Он был включен в части СС. Бойцы полка всячески пытались скинуть эсэсовские знаки различия, спарывали их эмблемы, пришивали свои, латышские.

Интересна деталь: 60 лет спустя они эти «эсэсовские знаки различия» не спарывают, а наоборот несут гордо и важно перед телекамерами всей Европы. – И.Ш.

В части не было ни одного немца. Мы делали, что хотели. Другое положение было у тех, кто служил в русской армии, – там в частях насчитывалось до 90 % русских.

Еще один самообман, работающий, повторюсь – на общую достоверность документа. Современный политловкач, имитируя подобные «венные мемуары» – наверняка заглянул бы в справочники, увидел цифру (85 % латышей в советских частях) и не выдал бы подобной ерунды. – И.Ш.

А здесь одни латыши. Немцев мы не видали. На официальные мероприятия приходилось, конечно, самоделки снимать и прикреплять положенные эмблемы. Позже, в 43-м, официальный легион создавался из тех, кто были первыми. Тут уж объявили призыв по всем правилам. В общем, первыми в батальоне были те, кто спасся от советских репрессий, – инструкторы, офицеры Латвийской армии. Ситуация в 41-м году была вот какая: многие инструкторы-сверхсрочники, солдаты и офицеры упомянутой армии с началом событий ушли в леса. Все они были при оружии. Разразилась война, и пошла вовсю партизанская борьба в тылу. Регулярным частям Красной армии приходилось воевать на два фронта: с немцами и партизанами. Скажем, при отступлении из Цесиса русские напоролись на встречный огонь, главная улица простреливалась из пулеметов даже со шпиля церкви Св. Иоанна. Еще про Цесис: то ли айзсарги, то ли перконкрустовцы сразу же стали выводить из города евреев. В Цесисе, на улице Лигатнес, жило около 100 евреев. Я видел, как их колонной вели по этой улице, конвоиры были в зеленых мундирах.

Немцы еще не пришли, русские толком еще и не ушли, проходили через город, а евреев уже увели. Никто не знал, почему. Люди говорили, что потом на главной улице вывесили надписи « юденфрай», чтоб немцы, как войдут, сразу увидели. Я считаю, это позор.

Легионеров упрекают в том, что они принимали участие в расстрелах мирных жителей. Это неправда. Легион был чисто армейской воинской частью. В основном мы воевали на фронте. Я был в 16-м Земгальском батальоне. Правда, что там происходило в это время в Латвии, я не знаю, но молва дошла бы, если что. Ведь не все время на фронте торчишь, и в отпусках бываешь. В сентябре 42-го мы прибыли в район Даугавпилса, на учебные занятия, до марта, когда был сформирован первый полк. Отныне мы считались легионом.

Фронт стоял у Холма. Мы числились в 8-й танковой дивизии. Потом были под Ленинградом, у Пулковских высот. Меня отправили в тыл – желтуха. Затем легион перебросили в Волхов. Там меня не было. Довольно долго. Сначала отпуск, после отпуска определили в инструкторскую роту. Затем курсы, юнкерское училище. Так по тылу и слонялся.

С официальным созданием легиона нас зачислили в 19-ю дивизию. Скажу несколько слов о ситуации на фронте. На территории Латвии – это уже было после боев в России – легион противостоял Красной армии, от озера Лубанас до Курземе (Курляндии). Русская разведка не дремала, и когда они узнавали, что против них стоит легион, меняли место наступления. Но и у немцев разведка работала. Узнав про готовящееся наступление русских, они ночью делали рокировку. И красноармейцы напарывались на легионеров. А там, где стоял легион, русская армия продвигалась вперед с большими потерями. Если немцы отходили, приходилось отступать и нам, иначе мы как бы повисали в воздухе, ведь они отходили и справа, и слева.

Так было всякий раз. Вечно они ставили нас в экстремальные обстоятельства. Только русские наступают, немцы сразу в тылу рокируются. Старались использовать нас как пушечное мясо. Но русские делали то же самое. Легионеры же в душе страстно надеялись на то, что главные противники обескровят друг друга, и откроется шанс на восстановление Латвийского государства. Вот какая была идея. Другой и быть не могло. Были это реальные чаяния или пустые надежды? Мы шли в бой под девизом: «Латвия, земля священная, сражаться за тебя – наш долг». А врагами были и немцы, и красные. Вся надежда была на профессионального воина. Профессионал стоит многих призывников. Например, во Второй мировой войне один обученный латышский солдат мог выстоять против 20 русских, или 10 немцев, или 5 финнов. Тыл у нас практически всегда был оголен. Мы располагались в окопах на расстоянии 30–40–50 метров друг от друга. И в тылу никого. Если прорыв, некому остановить врага. Его войска могут дойти до штаба батальона и дальше, пока не наткнутся на отдаленные тыловые резервы. Иногда так и случалось, например, у Берзупе, где выбили с позиций соседнюю седьмую роту. Впоследствии выяснилось, что это сделали… латыши. То есть русские посылали латышей против латышей. В ноябре 44-го. Сами русские ни за что бы эту роту не выбили. Ну, в общем, так случилось, прорыв, отход – и мы остались в промежутке. Русские стали утюжить нас с фланга из противотанковых орудий, танки пошли. И мы отступили, но, перестроившись, бросились в контратаку. Те, что на стороне русских, поняли, видно, что дело плохо, и заорали: «Латыши, не стреляйте, мы латыши!» Мы шли вперед не стреляя. Они отошли просто так, без боя.

Когда мы сталкивались лоб в лоб, то обычно кончалось тем, что бой прекращался. Ну, отступят они, и все, без единого выстрела. Только крикнут нашим, чтобы не открывали огонь. (Опять-таки – очень психологически достоверный момент – это его хвастовство. История-то свидетельствует, что советские латыши разгромили немецких. – И.Ш.)

Русские когда сообразили, принимали меры, чтобы латыши не противостояли друг другу. Мы-то сами предпринять ничего не могли, откуда нам знать, кто на нас идет. А сравнение насчет боеспособности латышского воина, оно имело какое-то научное обоснование для высшего начальства и вытекало из навыков ведения боя. Латыш – он такой: если засел в окопе, не отступит, а сидит до последнего. Редко когда отступает, только если скомандуют. А команды нет, не уходит, замаскируется и сидит, пропуская над собой русских. По сути, дивизия организовалась с мыслью о Латвийской армии. 19-я дивизия должна была стать ядром Латвийской армии. В Курземе уже составлялось т. н. правительство Латвии – из армейских чинов, политиков, сколько уж их там было, бог с ними. Немцы герои, если не встречают сопротивления, иначе они драпают. И еще – немец в лесу, допустим, воевать боится, его на открытую местность тянет. Где угодно, только не в лесу. А нам все равно – в лесу или на открытой местности. Сражались потому, что была надежда. И ненависть. Русские сами ее и вызвали. Именно из-за них был создан легион, против них и воевавший. Мне, скажем, в 41-м удалось избежать высылки. Но в легионе я встречал людей, которые были свидетелями инцидента, допустим, на латвийской границе в 40-м году. Они были злы как черти! У меня в роте был один из тех. Я у него спрашиваю: «Томинь, ты что такой злой?» А он: «Моего отца убили, так что мне с ними тут…» Жив этот парень или нет, не знаю. В последний раз виделся с ним в ноябре 44-го, а потом я из роты попал в больницу. Фамилия его была Томинь, имени не помню.