Текст книги "Черные стрелы 2 (СИ)"

Автор книги: Игорь Конычев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц)

– Но почему...

– Потому! – резко оборвал Нирта капитан, не дав тому договорить. – Это приказ, понял?! Если ты не выполнишь – сам прирежу! Ты или с нами или нет! Уяснил?!

– Уяснил, – отступив под напором мужчины, Нирт попятился и потупился, когда его лопатки уткнулись в борт телеги.

– А ты? – Тул перевел взгляд на охотника и тот безразлично кивнул.

– Добро, – немного успокоился старый пехотинец. – Оружие снимайте и идите. Мы и так опаздываем.

– Меч нужно оставить? – Нирт вцепился в рукоять оружия так, будто оно могло защитить его ото всех напастей на свете.

– Придется, парень. Уговор такой был – без оружия. Да не дрейфь! Покупатели тоже без клинков явится. К тому же, мы привезли наэрские побрякушки, так что за ними приедет какой-нибудь богатенький коллекционер, – Тул по слогам произнес непривычное слово и цокнул языком.

 Нирт хотел было поупрямиться, но, покосившись на Тенро, увидел, как тот беспрекословно снимает с себя вооружение и последовал его примеру. Охотник скинул перевязь с мечами, колчан и лук, заботливо завернул все это в свой плащ и, отойдя в сторону, спрятал в кустах.

– Ты зачем это сделал? – приподняв одну бровь, спросил Тул, внимательно наблюдавший за действиями охотника. – Не заберем мы твоих пожиток. Вернем сразу, как все закончится.

– Мне так спокойнее, – просто ответил Тенро.

– Как знаешь, – не стал спорить Тул и, когда двое мужчин взяли сундук за резные ручки, скомандовал:

– По местам, ребятки. Быстрее начнем – быстрее закончим ... и станем богаче!

 Команда “Счастливчика” быстро разделилась на две части – одна, подхватив луки и арбалеты, поспешила к леску, чтобы занять выгодную для стрельбы по холму позицию, а другая – вскочила в седла, заранее обнажив мечи.

 Тенро легко пошел вперед и Нирту, державшему сундук с другой стороны, не оставалось ничего другого, кроме как последовать за ним. Ноша оказалась не то что весомой, но, отчего-то, тяготила юношу. Казалось бы, легкий сундук тянул его к земле, а пальцы сами разжимались так, что приходилось прилагать усилия, чтобы удержать прохладную рукоятку.

 Когда они почти вышли из леса, Нирт обернулся и встретился взглядом с Тулом.

– Давай, парень, докажи, что ты мужчина! – приободрил юношу бывший пехотинец.

 Нирт, сквозь зубы, послал капитана куда подальше с его напутствиями и мысленно пообещал сам себе больше не ввязываться ни во что подобное. Все-таки его дело – пасти коз, а не учувствовать в таких опасных делах. Именно сейчас Нирт ощутил свое предназначение особенно остро, тщетно пытаясь унять разыгравшуюся в коленках дрожь.

 Шагающий рядом охотник выглядел спокойно и уверенно, чем приободрил спутника гораздо больше фальшивых напутствий Тула.

– Вот ведь ублюдок, этот Тул, – зло прошептал Нирт, глядя на медленно приближающийся холм. – Тварь та еще. Сам боится своей шкурой рисковать, так послал нас. Урод...

– Ты можешь вернуться, – безразлично произнес Тенро, но его молодой спутник дернул головой:

– Нет. Я сам согласился на все это и вот мое наказание. Отец говорил, что мужчина должен держать слово, вот сейчас я сдержу, но потом... десять раз думать буду, прежде чем рот свой разевать!   Злость придала юноше храбрости и его понесло: – Может, будете смотреть на меня, когда я с вами разговариваю?! – выпалил он.

– Сейчас не время, – коротко бросил Тенро, неотрывно глядя на холм.

– Время! – Щеки Нирта вспыхнули, и он дернул рукоятку сундука на себя, вынуждая спутника остановиться. – Все постоянно относятся ко мне, как к ребенку! Мне это надоело! Я мужчина и требую к себе такого же отношения, слышите?!

– Успокойся, – Тенро, все-таки, повернулся к юноше и наткнулся на его полные обиды глаза.

– Не желаю до самой смерти быть на побегушках! Не умереть бы только, а там уж я больше глупостей делать не стану. – Кажется, сам себе пообещал Нирт. – Да еще сон этот... говорят, такое к смерти снится и!..

 Ослепительно сверкнула молния.

 – Этого еще не хватало, – сокрушенно буркнул Нирт.  Вдруг он заметил, как впереди на холме, между редких деревьев, кажется, что-то блеснуло. Юноша замер в нерешительности.

– Берегись! – крикнул Тенро, чьи слова растворились в грохоте грома.  Но охотник опоздал.

– Что это... – пораженный Нирт, коснулся арбалетного болта, торчавшего из его груди и в этот же миг второй, точно такой же, пробил его руку насквозь, пригвоздив ладонь к сердцу парня.

  На побледневших губах Нирта выступила кровь, и он с досадой взглянул на замершего рядом охотника. Перед тем, как жизнь покинула юношу и его глаза навсегда закрылись, он увидел, как арбалетные болты, словно рассерженные пчелы, врезаются в тело охотника.

*          *`         *

 Когда Тенро упал на траву, он уже не дышал. Два арбалетных болта пробили его грудь, один вошел в живот и еще один пробил бок навылет. Кольчуга не смогла защитить тело – ее звенья лопнули под острыми стальными жалами, засевшими глубоко в человеческой плоти, пробившими сердце и вдоволь напившимися свежей крови.

 Боль была жуткой, ослепительной, с металлическим привкусом и безумным жжением. Потом тело Тенро ударилось о землю, отчего по пропитанному болью телу пробежала судорога, после которой сердце охотника остановилось.

 Застывшими глазами он уставился на пасмурное небо, роняющее на его лицо холодные капли дождя, казавшиеся алыми. Он умирал в крови и грязи, и это показалось знакомым.

 А потом наступила тьма. Она окутала Тенро своим саваном, заключив в ледяные и колкие объятья так, как уже делала это раньше. Он уже умирал и теперь вспомнил это.

 Мысль об очередной смерти стала для Тенро последней.

 Охотник не слышал шума боя, доносящегося с той стороны, откуда он шел. Он не узнал, что Тул, вместе со всеми своими людьми погиб вскоре после него самого. Не видел он и неспешно идущих к его телу мужчин...

 Их было чуть меньше двух десятков. Каждый хорошо вооружен и, судя по повадкам, не понаслышке знающий, с какой стороны браться за меч и арбалет. Словно стая волков, они окружили своих жертв, но даже не взглянули на мертвые тела – их интересовал только сундук.

– Как детей, чес слово... – хмыкнул один из мужчин, шмыгнув кривым носом.

– Деревенщины, чего ты хотел-то? – с нескрываемым презрением ответил другой, пнув лежавший неподалеку труп совсем юного парня, с двумя болтами в груди.

– Ага, только один из этих деревенщин ночью отправил Муга на тот свет. – Возразил первый. – Стрелой точно сердце! Это с такого-то расстояния!

 – Муг сам виноват! Нечего было шуметь. Я ж за ним прямо стоял, так меня чуть этой же стрелой не прошило. Еще и утаскивать его пришлось.

– А Тигнир и Алиндр? Этот старик порешил их...

– Надо было расстрелять из арбалетов, а не идти на него врукопашную. Он же бывший пехотинец, я сразу татуировку приметил. Да и ладно теперь. Подумаешь, пятеро трупов – больше наши доли. А так, говорил же – дело плевое! Сейчас и денежки поделим...

– А что хозяину скажем? – недоверчиво прозвучал третий голос. – А если еще и Леон прознает, как быть тогда?

– Скажем, что отдали дуракам деньги, да и отпустили, как договаривались. Барону этого хватит. А Леон... этот бы и сам пустил им кровь, если бы не дела в монастыре.

– Мы сейчас к нему? – В голосе неизвестного прозвучало опасение и явное нежелание, куда-либо ехать.

– Угу. Он сказал, что если до нашего прихода не получит то, что нужно хозяину – монастырю конец. Так что давайте поспешим. Глядишь, найдем пару миленьких маленьких и кротких монашек! – Говоривший расхохотался и остальные поддержали его.

– Может эта, поглядим, чего у этих осталось?

– На что ты тут будешь глядеть-то, Гарка? Они ж с деревни. Вон, на оружие глянь – разве что не ржавое, но тупое, что твоя башка! Кошели срезали, и будет, да и в сундуке добра хватает.

– Дык кто ж знает, что Леон с сундука-то заберет? А если все возьмет? Может, хоть лошадей поймаем? – взмолился бандит, но товарищ вновь отказал ему:

– По дороге к монастырю сбыть животин некуда, а коли с собой лишних приведем, так барон может чего и заподозрить. Да и возиться с ними – морока лишняя. К тому же мы взяли деньги, а это главное. Все, седлайте коней, да поспешим к монастырю, а то Леону все веселье достанется, уж больно нетерпеливый он, когда дело доходит до крови.

– Твоя правда, – уже более охотно согласился один из бандитов, тот самый, что поначалу не хотел ехать в монастырь. – Гарка, подсоби-ка с сундуком. И, взяли!..

 Звук шагов отдалялся и, со временем, стих, точно так же, как стихли и голоса убийц, растворившиеся в шуме дождя.

 Потом наступила тишина. Пугающая, траурная, она раскатилась над холмом, раскинув неосязаемые крылья над мертвыми телами, словно оберегая их вечный сон. Пусть не скоро, но ее прогнали. Захлопали черные крылья и вороны, падальщики, одержимые предвкушением нового пира, начали слетаться к месту бойни. Здесь людей забили, словно скот и сам воздух уже пропитался смертью и отчаянием.

 Поначалу падальщики кружили над мертвецами, медленно снижаясь, осторожно ступая по мокрой от дождя и крови земле. Сверкая черными бусинками глаз, они равнодушно взирали на безжизненные тела. Черными пятнами птицы сновали по сгущающемуся туману, подбираясь все ближе и ближе к заветной цели и вот, наконец, крупный самец первым запрыгнул на грудь одного из мертвецов. Клюнув его в бледную, впавшую щеку ворон хриплым криком оповестил сородичей, что пир начался.

 Одна из птиц, взмахнув черными, как ночь крыльями, спрыгнула с торчавшего из груди мертвеца арбалетного болта на его шею, дважды щелкнув крепким клювом перед остекленевшими зелеными глазами, будто примеряясь к одному из них.

 Склонив голову набок, ворон дважды моргнул, нетерпеливо переступив с ноги на ногу. Он уже был готов полакомиться, когда что-то с поразительной скоростью метнувшееся откуда-то снизу, сдавило его горло стальными тесками.

 Ворон забил крыльями, заставив своих сородичей беспокойно взмыть вверх, но сам не смог улететь с ними – пальцы, сжимавшие его шею, напряглись и птица, поперхнувшись своим криком, обмякла.

 Чужое сознание хлынуло в разум человека неудержимым потоком. Он увидел свое собственное лицо, свои горящие зеленым огнем глаза, но со стороны. Будто смотрел на себя глазами недавно бьющейся в его руке птицы.   Время обернулось вспять, пальцы выпустили ворона и тот, спустя несколько мгновений, спиной вперед запрыгнул на арбалетный болт, с которого взмыл в серое небо, начав кружить над трупами задом наперед.

 Все вокруг закружилось, и в поле зрения попал большой отряд конников, мчащихся куда-то вдаль по узкой тропе. Затем краски потемнели, картинка расплылась и рассыпалась на части осколками битого стекла.

 Зеленые глаза моргнули, и начавшая затягивать их пленка пропала. Зрачок растекся, заняв все пространство, потом резким рывком вернулся в свое обычное состояние.

  Глаза мертвеца ярко вспыхнули. Судорожно, будто только что вынырнул из непроглядного омута, Тенро вдохнул.

 Выпустив труп птицы, мужчина зашарил дрожащими руками по собственному телу. Наткнувшись на торчавшие из него арбалетные болты, Тенро вцепился в них пальцами и вырвал, вместе с кусками собственной плоти.

 Боль пронзила все тело, но сразу же откатила, оставив после себя только холод и привкус горечи на плотно сжатых губах. Избавившись от засевших в теле болтов, охотник растянулся на траве, глядя на круживших над ним воронов, хрипло и гневно каркающих в пасмурном небе.

 Он не понимал, что с ним происходит, но знал одно – люди не воскресают после смертельных ран. И еще этот ворон... Тенро будто видел все, что случилось с ним до смерти, чувствовал тоже, что и он.

– До смерти, – рывком сев, охотник задрал кольчугу и плотную рубаху, обнажив бледную кожу.

 Прямо на его глазах, вытекшая из тела кровь вместе с легкой туманной дымкой втягивалась обратно в рану. Капля за каплей, не оставляя после себя и следа, кровь Тенро, чуть более темная  чем обычная, исчезла с его тела, а раны быстро затянулись, превратившись в белые полоски шрамов. С каждым ударом сердца боль отступала, и вскоре охотник с удивлением обнаружил, что может встать на ноги.

 Поднявшись, он несколько раз глубоко вдохнул, сжал пальцы на руках – тело слушалось превосходно – в нем не было и следа усталости или боли. Потрясенно покачав головой, Тенро замер – его взгляд наткнулся на замершего рядом мертвеца.  Нирт лежал на спине и смотрел на Тенро остекленевшими, погасшими глазами. Одна рука молодого человека была плотно прижата к сердцу пробившим ее насквозь арбалетным болтом. Стекавшая из уголка приоткрытого рта кровь, уже начала густеть и теперь темной полосой выделялась на белоснежном лице.

– Нирт, – опустившись рядом с телом юноши на колени, охотник ощутил горечь потери. Она показалась ему знакомой, значит, он уже терял кого-то и не раз.

 Прикрыв глаза, Тенро заглянул в свою память и та, будто сжалившись над ним, показала охотнику перевернутую телегу, неподалеку от которой лежало тело молодого парня, ровесника Нирта. Его тело покрывали ужасные рваные раны, а пальцы все еще сжимали рукоять меча, погруженного в шею одному из противников –  незнакомому человеку с изъеденным гнилью лицом.  Рядом валялись два больших обезглавленных волка с черным косматым мехом, так же, умерших от ударов клинка. За спиной парня замерли еще два тела – немолодая женщина и совсем еще юная девушка.

– Атар... – имя пришло охотнику из темного уголка памяти, и Тенро вспомнил улыбчивого парнишку, которого когда-то знал.  Теперь тот был мертв, так же, как и Нирт.

 Со вздохом, Тенро коснулся бледной щеки мертвого юноши и снова, как и в случае с птицей, чужое сознание ледяной рекой влилось в разум охотника. Время обернулось вспять и потекло задом наперед.  Охотник увидел стрелу, торчащую из груди, потом самого себя, несшего сундук, услышал слова Нирта, будто говорил их сам и почувствовал злость юноши на то, что к нему относятся, словно к ребенку.  Вздрогнув, Тенро отдернул руку от холодного лица Нирта, чувствуя, как на его спине и лбу выступил холодный пот.

– Кто... что же я такое?.. – потрясено, прошептал охотник.

 Мысли и надежды Нирта все еще слышались слабыми отголосками в его разуме и Тенро почувствовал горечь от того, что им уже не обратиться в реальность. Сам Нирт уже никогда не вернется в родную деревню, и не будет пасти коз. Он не повзрослеет... никогда, а его убийцы сейчас где-то далеко. Они остались совершенно безнаказанными за то, что отняли чужую жизнь. Отняли подло, ради собственной выгоды, втоптав в грязь невинные детские мечты и стремления.

  Тенро резко выпрямился, сжав кулаки и стиснув зубы. Он же видел их! Видел глазами ворона, как группа всадников мчится прочь по дороге.  Повернувшись, Тенро быстро нашел взглядом то место, куда поскакали всадники. Его легко было узнать по двум раскидистым деревьям, росшим по правую руку от холма. Он видел их с высоты птичьего полета, но узнал сразу же. Следы такого количества лошадей отыщет даже ребенок.

 Жажда мести жадно запульсировала в крови охотника, забилась в его сердце, застучала в висках, едва не затмив рассудок. Отогнав от себя это наваждение, Тенро вновь склонился над Ниртом. С опаской он коснулся тела юноши, но больше ничего не произошло – охотник по-прежнему оставался самим собой.  Подняв Нирта, Тенро быстро понес его к тому месту, где Тул и его люди планировали дождаться их возвращения.

 Еще на подходе охотник почувствовал резкий и неприятный запах крови, поэтому не удивился, когда увидел мертвые, иссеченные мечами и пронзенные арбалетными болтами тела. Команде “Счастливчика” не повезло – их буквально уничтожили за считанные мгновения.  Неизвестные напали быстро и стремительно, словно ураган, сметая все на своем пути. У людей Тула не было никаких шансов, так же как и у него самого – бывший пехотинец сидел, прислонившись спиной к дереву, пронзенный стрелами, а рядом с ним в собственной крови лежала пара нападавших. Одному Тул распорол живот и рассек горло, другом пронзил сердце.  Кто бы ни напал на команду “Счастливчика”, они бросили тела собственных товарищей вместе с трупами своих жертв.

 Пройдя мимо мертвецов, Тенро донес Нирта до неглубокой впадины. Воспользовавшись чьим-то брошенным широким мечом, он углубил ее, срезав края и выбросив дерн. Аккуратно положив тело юноши на дно ямы, охотник присыпал его землей и камнями. В изголовье он воткнул тот самый клинок, которым и копал могилу.  Тенро не знал молитв, поэтому просто немного постоял рядом, с грустью глядя на свежую землю. Злость вновь начала медленно подкатывать к охотнику и на этот раз он не стал ее сдерживать.

 Отвернувшись от последнего пристанища Нирта, Тенро быстро подошел к телу Тула и коснулся пальцами его сникшей головы.  Перед глазами охотника развернулся скоротечный бой, в котором бывший пехотинец сразил двух противников и пал от стрел их подельников. Тул дрался отчаянно, но нападавших было в два раза больше чем его людей, которые гибли один за другим. Кто бы ни стоял за этой атакой, они явно спланировали все заранее, к тому же нападавшие оказались более искусны во владении оружием, чем команда “Счастливчика” – исход боя был предрешен даже до его начала.

 Пальцами, закрыв глаза бывшего пехотинца, Тенро вложил в его руки выпавший из них старый меч. Пусть он и узнал из мыслей Тула, что тот хотел убить его, но, все же, этот человек кого-то напоминал охотнику. Кого-то, кто заслуживал уважения.

 В очередной раз, взглянув на татуировку пехотинца, Тенро озадаченно моргнул. Неожиданно память подбросила ему образ пожилого мужчины с одной рукой, который добро улыбался, хотя в его теплом взгляде, отчего-то, проскальзывала грусть.

 Еще одно потерянно воспоминание. Еще один из тех, кого Тенро больше не сможет увидеть и не сможет ему ничего сказать.

 Оставив Тула на месте кончины, Тенро наклонился и ухватил одного из нападавших за волосы. Рывком приподняв голову мертвеца, он взглянул на произошедшее здесь глазами убийцы.  Охотник увидел меч, торчащий из своей груди и соскальзывающего по стволу дерева Тула, в чье тело одна за другой вонзались стрелы.   Время быстро потекло вспять, и нападавший оказался в седле лошади, поскакав обратно в лес. Тенро почувствовал, как дернулся в его руках арбалет, выплевывая болт прямо в лицо одному из матросов “Счастливчика”. Потом увидел оскаленные в хищных ухмылках лица незнакомых мужчин, ожидающих в засаде в лесу.  Тенро запомнил их перед тем, как воспоминания мертвеца рассыпались осколками битого стекла и он вернулся в свое собственное сознание.

 Перед глазами охотника до сих пор стояли довольные лица нападавших и, глядя на них, он чувствовал бушующую в душе жажду мести.  Сорвавшись с места, Тенро подбежал туда, где оставил свое оружие. Быстро надев перевязь с клинками, закинув за спину колчан со стрелами и лук, он вдруг услышал тихое тревожное ржание. Последовав по направлению звука, охотник увидел зацепившуюся поводьями за колючий кустарник лошадь.  Хищно улыбнувшись своей удаче, Тенро решительно пошел к животному, уже предвкушая месть и ощущая в душе нарастающую жажду. Жажду крови. Вместе с ней пришло и еще одно воспоминание: он был на краю гибели, израненный и обезображенный, тщетно пытающийся ухватиться за ускользающую жизнь и повторяющий одни и те же слова – “Никогда не сдаваться”.

 Он думал лишь об одной алой нити в своем сознании, за которую всегда держался, и которая давала ему силы продолжать бороться.  Пусть в прошлом Тенро уже свершил свою месть, но его жажда не была утолена и тогда тысячи голосов, звучавших из тумана, спросили его, хочет ли он жить. И он ответил, что хочет. Тогда они спросили, готов ли он проливать кровь в обмен на свою жизнь. Хочет ли он получить силу, чтобы жить ради мести.  И он согласился.

– Настала пора выполнить свою часть договора, – в зеленых глазах Тенро всколыхнулось яркое пламя.

Глава 5. Перекресток

  Работа в саду оказалась куда сложнее, чем представляла Элисса. Одни и те же действия изо дня в день сводил девушку с ума. Проклятые, нежелающие кончаться сорняки, подобно сказочной гидре, за ночь выращивали вместо одной оторванной головы две, а то и три. Ненасытные цветы постоянно требовали воды, и поливать их следовало даже после дождя. А о нуждающемся в каждодневной стрижке кустарнике, девушка и думать не желала.

 Пусть она провела в монастыре всего четыре дня, они показались месяцами, если не годами. Один и тот же скучнейший распорядок – подъем до рассвета, молитва, завтрак, работы в саду, молитва, обед, снова работы, опять молитва и ужин, потом длинная служба в местной часовне и долгожданный сон.

 Несмотря на то, что ложились монахини рано, задолго до того, как в каком-нибудь из крупных городов начиналась ночная жизнь, Элисса, привыкшая к ней, попросту валилась с ног. Единственный способ хоть как-то отвлечься от монотонной и скучной жизни в Скелосовой пустыни – забыться сном.   Благо еще, что главная настоятельница пока никак не могла выкроить время для беседы с гостьей монастыря, иначе уныние этих стен значительно приумножилось бы для девушки.

 Элисса даже прониклась уважением к Хэли – как только у бедной девочки хватало выдержки безмолвно терпеть бесчисленные наставления старших сестер и кропотливо выполнять любую взваленную на ее хрупкие плечи работу.  Пару раз воровка даже хотела вступиться за юную монахиню, но, вспоминая о своей роли, продолжала разыгрывать кроткую овечку. Это было просто – следовало всего лишь смерить гордыню, сделать трогательные глазки и скорбно потупившись, разглядывать обшарпанный пол, изредка кивая и делая вид, что внимательно слушаешь все, что тебе говорят.

 Но не молитвы, на которых можно было вздремнуть, и не монотонные речи монахинь, пропускаемые воровкой мимо ушей, были ее главной головной болью и проблемой.  Сад! Вот что она возненавидела всей душой за три дня, что провела, копаясь в земле кверху задом. Поддерживать красоту в многочисленных цветах оказалось удручающе тяжело  – привыкшая к действию и опасности воровка вынуждена была кропотливо пропалывать клумбы, бережно подстригать растения, поливать их, удобрять и едва ли не целовать каждый листочек отдельно. Это сводило Элиссу с ума и вгоняло в такую меланхолию, что она превращалась в капризную куклу.  Если бы не Хэли, то Элисса точно свихнулась бы. Юная монахиня просто лучилась энергией и добротой, каждый раз поражая воровку своей любовью ко всему, что ее окружает, будь то назойливые сестры или какой-нибудь, по мнению Элиссы, мерзкий паук.  Хэли не могла раздавить даже букашку. Вместо этого она бережно снимала ее с цветка и сажала в глиняный горшочек, накрытый платком. Девочка постоянно бегала к воротам, чтобы вытряхнуть скопившихся жуков за стены и позволить им лететь куда пожелают. Чаще всего неблагодарные твари возвращались, так что Хэли снова и снова приходилось проделывать одну и ту же работу, но она не унывала.

 Помимо юной монахини Элисса познакомилась и с другими сестрами. Они были приветливы и милы, но в них не ощущалось того чистого, безупречного и нестерпимо яркого луча душевной доброты, что сиял в Хэли.

 Воровка, вопреки своим планам подружилась с юной монахиней. Ей вообще начало казаться, что в мире не существует такого человека, к которому Хэли не нашла бы подход. Она никогда не повышала голос, всегда улыбалась и принимала чужие проблемы, как свои собственные. Элисса даже подумала, что расскажи она Хэли о том, зачем здесь на самом деле, то та не стала бы осуждать ее или рассказывать все сестрам.

 Узнай девочка, что всем здесь грозит опасность – сама бы принесла Элиссе эту злополучную фигурку. Но воровка не желала никого вмешивать в свои дела.

 За то время, что она провела в монастыре, Элисса хорошо изучила расположение комнат и распорядок дня монахинь. Она успела побывать практически везде, но нигде не находила и намека на расположение фигурки.

 Повод наведаться в подвалы монастыря  вовсе представился лишь однажды. Прознав у Хэли, что именно там хранятся запасные садовые инструменты, Элисса сразу же сломала ножницы, мотыгу и, для верности, еще и грабли с лопатой. С последней, кстати, пришлось повозиться: Элисса дождалась, когда на крыше монастыря начнет гулко бить колокол, собиравший монахинь на молитву. В такт его ударам девушка колотила лопатой по большому валуну, пока у бедного инструмента не треснул черенок.

  Когда же Элисса показала дело рук своих уже собиравшейся в часовню Хэли то та, поначалу, перепугалась и взволнованно начала расспрашивать у воровки – не поранилась ли та. Причины, по которым инструменты пришли в негодность абсолютно не интересовали монахиню, а вот пустяковую занозу, что Элисса получила, пока ломала лопату, она обработала, будто рану от настоящего меча.

 В результате, воровка добилась того, чего хотела – сразу после общей молитвы, она напросилась в подвал вместе с Хэли, якобы с бескорыстной целью отблагодарить ее за доброту и помочь донести новый садовый инвентарь. Монахиня пыталась убедить Элиссу, что справится сама, но воровка видела, что Хэли рада. У девочки вообще все эмоции были написаны на лице – она абсолютно не умела лгать и притворяться.

 Подземелье монастыря выглядело именно так, как и должно выглядеть: голые каменные стены, темнота и спертый воздух. Не на что смотреть, если бы не одно ответвление прямого коридора, в конце которого горел крохотный огонек.  На вопрос Элиссы, ее спутница сразу же и без утайки сказала, что там, под надзором помощницы сестры-хозяйки Вирты, хранятся подношения монастырю. И не только. Эта самая Вирта заведовала всем, что хранится внизу – следила за сохранностью инструментов, точила косы, топоры и лопаты, заботилась о подвалах и вообще проводила здесь почти все свое время.  Жила эта женщина в келье здесь же, внизу, неподалеку от подвала с подношениями, так как пожертвований было много, и монахиня постоянно вела их учет, прерываясь лишь на сон, еду и молитвы.

– Подношения очень важны для нас, – сказала Хэли, чуть выше поднимая лампу, от которой исходил приятный теплый свет. – Их добровольно приносят люди, и мы бережно храним их, пуская на нужды монастыря или же отсылая в храмы Альтоса.

– А если кому-то извне понадобится что-то из этих вещей? – как бы невзначай поинтересовалась Элисса, разглядывая паутину под потолком.

– У главной настоятельницы свои принципы – она никогда не отдаст и не продаст ради собственной выгоды то, что человек от чистого сердца пожертвовал монастырю.

Собственно говоря, это было все, что интересовало Элиссу, поэтому она, не задавая больше вопросов, прошла следом за Хэли дальше. Вскоре они добрались до крохотной кладовки, под завязку набитой всяческой садовой утварью, начиная с серпов и заканчивая топорами для рубки леса. Последние, кстати, выглядели весьма внушительно – Элисса не смогла представить ни одной из увиденных ею монахинь, размахивающей подобной штуковиной.

– С этим может управляться только сестра Вирта, – явно гордясь способностями той, что сторожила подношения, поведала Хэли. – Говорят, она раньше была кузнецом, а потом служила в ополчении. Воистину непостижимы пути Альтоса, что приводят стопы наши в это священное место! У сестры Вирты была тяжелая судьба...

– Надо же, бедняжка,  – с притворным сожалением посочувствовала нелегкой судьбе Вирты Элисса, про себя отметив, что со стражницей местных сокровищ могут возникнуть проблемы.

 Судя по словам Хэли и размерам топора – на хрупкую монашку эта Вирта никак не тянет. Но Элиссе было не в первой “работать” с теми, кто крупнее и сильнее ее самой. Воровка пусть и имела миловидную внешность и хрупкое, чувственное тело, во владении кинжалом могла многим дать фору.

 Разумеется, Элисса не любила доводить дело до драки. Это, по ее мнению, было  непрофессионально, а сама воровка слишком гордилась своими навыками, чтобы пренебрегать ими в пользу грубой силы. Так что стоит придумать, как быть с Виртой и, желательно, сделать это быстро – неизвестно, когда явиться этот посланник барона Гирса и что будет на уме у этого жуткого типа. Как там его? Леон, кажется.

 Весь остаток дня Элисса провела работая в саду и раздумывая над своими дальнейшими действиями. Ей следовало поспешить, но при этом есть риск наломать дров.

 Главный урок, который извлекла и усвоила Элисса из своей воровской практики – спешка крайне редко идет на пользу, а ошибок сейчас допускать нельзя. Значит, придется действовать наверняка.

 Возвращаясь в комнату после вечерней службы, Элисса в очередной раз для себя отмечала, какая из монахинь в какой келье живет. Это вряд ли поможет ей, но вполне подходит, как способ отвлечься. В пол уха слушая неназойливое и даже милое щебетание Хэли, воровка время от времени кивала ей.

 Когда они подошли к двери во временное пристанище Элиссы, та заметила, что Хэли ведет себя как-то странно – мнется у двери и, кажется, не хочет уходить. Боится чего-то.

– В чем дело? – спросила воровка, заглядывая в беспокойные голубые глаза монахини. – Тебя что-то беспокоит?

 Хэли вздрогнула и, натянув на лицо виноватую улыбку, замотала головой:

– Нет, все в порядке.

– Тогда, спокойной ночи, – Элисса как раз собиралась закрыть дверь, когда юная монахиня тихо спросила:

– Мила, а вам снятся кошмары?

– Бывает, – не стала лгать воровка, про себя подумав, что иногда они еще и являются к ней наяву.

– А у меня не было, – голос монахини звучал озадаченно и немного напугано. – Раньше не было. Около месяца назад меня начали мучить скверные сны. Страшные, словно это была явь. Я видела ворона, залитый кровью сад, мертвых сестер и человека в черном, который пришел из дождя и тумана. Он склонился надо мной, и на его руках была кровь. Кажется... моя кровь.

– Да уж, жуткий сон, – услышав подобное откровение, Элисса сразу же вспомнила подручного барона Гирса. Хэли стояла так, что девушка никак не могла закрыть дверь, да и тревога, плескавшаяся в голубых глазах монашки, тронула воровку. – Не переживай, – она погладила Хэли по голове. – Все обойдется.

– Все уже обошлось и мне... мне кажется, это случилось благодаря вам.

– Мне? – удивилась Элисса.

– Вам. Кошмары кончились, как только мы с вами познакомились. Поэтому я хотела бы сказать вам спасибо! Не знаю как, но вы, кажется, отвели беду от нашего дома. Спасибо вам, Мила, – проникновенно заглянув в глаза Элиссе, Хэли сжала ее ладонь своими мягкими и теплыми руками. – Да сохранит вас Альтос и да продлит Он ваши годы. Спокойной ночи!

 Юная монахиня выпустила ладонь Элиссы и, коротко поклонившись, поспешила в свою комнату, оставив воровку наедине со своими размышлениями. А подумать было над чем. Неужели у этой девочки был пророческий дар?