Текст книги "Лето в Жемчужине"

Автор книги: Игорь Минутко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц)

Игорь Александрович Минутко
Лето в Жемчужине

1. Хорошее утро

В это утро Витя Сметанин, тринадцатилетний мальчик, проснулся и, еще не открыв глаза, почувствовал, что ему хорошо и празднично.

«Что случилось?» – удивился Витя. И вспомнил: «Сегодня первый день каникул».

Не надрывается отвратительный звонок будильника. Не надо никуда спешить, думать о несделанных уроках. Можно спать до самого обеда. Пожалуйста, лежи себе хоть на спине, хоть на животе и спи. Начнут сниться всякие сны, потому что, если утром проснуться и опять заснуть, обязательно будут сниться сны. В минувшее воскресное утро Вите приснилось – вот чудно! – что он милиционер, стоит на перекрестке Гоголевской и Трудовой и регулирует движение. Белые перчатки, полосатый жезл, скрипучий широкий ремень. Рука вверх – и послушно замер поток машин. Кажется, с тротуара удивленно, с восторгом смотрели знакомые девчонки, и среди них была Зоя.

Витя крепче сжал веки, стало совсем темно, и в темноте засверкали розовые черточки. Но спать не хотелось, и Витя открыл глаза.

В комнате было солнце, и край подушки от него стал горячим. В открытую форточку влетал ветер и пузырем надувал штору.

– Альт! – крикнул Витя.

Послышался цокот, скрипнула дверь, и в комнате появился Альт, немецкая овчарка с карими глазами. Альт подошел к кровати, жарко задышал, отвалив в сторону язык, загнутый по краям совочком. Пес яростно крутил хвостом, в его глазах смешались доброжелательство и преданность; было ясно: у Альта тоже отличное настроение.

– С сегодняшнего дня, – сказал Витя, – я семиклассник. Понял?

Альт все понял и закрутил хвостом еще сильнее. Витин папа говорил, что родители Альта служили на границе, были поисковыми собаками.

«Конечно, – подумал Витя, – хорошо бы поймать шпиона. Но где его возьмешь в нашем городе? И вообще шпионы и всякие бандиты бывают только в кино и книжках».

Стало немного грустно.

Витя спрыгнул на пол, хотел сделать зарядку, но передумал. В конце концов, не каждый же день делать зарядку. Мышцам, к вашему сведению, нужен отдых. А вместо зарядки можно пять раз быстро подняться по лестнице вверх-вниз до последнего этажа и, пожалуйста: тренировка и сердца, и легких, и мускульной системы.

Но бегать по лестнице тоже не хотелось. Еще соседи подумают: «Дурак какой-то».

В ванной Витя снял майку и, прежде чем мыться, стал рассматривать себя в зеркало. В зеркале отражалось худощавое лицо с выпирающими скулами, хитрыми глазами и спутанной челкой на лбу. Нос был длинный. Даже, пожалуй, слишком длинный. Витя себе не очень понравился, и настроение слегка испортилось. Зато мышцы груди и бицепсы на руках были хороши. Витя напружинился, сделал боксерскую стойку.

– Ага! – сказал он себе. – То-то!

Ведь всем известно: мужчину украшают сила и мужественность.

Витя сделал гордое выражение лица. Потом показал себе язык.

«С завтрашнего дня займусь гантелями», – подумал он с некоторым вызовом, будто угрожал кому-то.

Он уже много раз собирался заняться гантелями, но все как-то не получалось.

На кухне Витя сварил яйцо, подогрел чай. Хорошо, когда родители на работе. Никто тебе не смотрит в рот. Никто не учит: «Витя, как ты держишь нож? Витя, жуй бесшумно».

Легко сказать – жуй бесшумно. Так и задохнуться недолго.

Перед Витей сидел Альт и на лету ловил куски хлеба.

«Эх, на границу бы махнуть с Альтом».

О прозрачную сетку, которой было заделано окно, бились мухи. Со двора доносились детские голоса, удары по мячу; шелестели ветки тополя, росшего под самым окном.

Витя вышел на балкон и сразу попал в жаркое солнце, в тепло, наполненное запахом горячих тополиных листьев. Слышнее стали голоса ребят, удары по мячу; где-то сердито кричала женщина:

– Оля, не лезь в водичку! Не лезь, говорю!

«А если ребенку в водичке приятно», – подумал Витя и перегнулся через перила.

Так и есть! Репа забивал голы, а в воротах, между двумя кирпичами, стоял Колька Фитиль.

– Репа! – крикнул Витя.

Репа задрал голову. Даже с третьего этажа были видны веснушки на его круглом лице.

– Долго дрыхнешь, – крикнул Репа. – Спускайся! Не забыл, что сегодня?

– Не забыл! Я скоро!

– Вынеси чего-нибудь пожевать, – уже негромко сказал Репа.

– Ладно.

Витя походил по комнатам, обдумывая свои дела. Следом цокал по паркету Альт и часто дышал. Ему было жарко.

В своей комнате Витя выдвинул ящик стола и вынул дневник. Нет, не школьный дневник с отметками и расписанием уроков. А совсем другой. В который записывают всякие мысли и события дня. Никто не знал, что Витя Сметанин, ученик шестого класса; нет, простите, теперь уже седьмого класса, ведет дневник. Как известно, подобные дневники есть только у девчонок. Это знал и Витя, и поэтому он держал свой дневник в страшной тайне. О нем не знала даже Зоя Чернышева. А о родителях и говорить нечего.

Дневник представлял собой толстую общую тетрадь в клеенчатом сером переплете. На первой странице стоял эпиграф: «Мой друг! Отчизне посвятим души прекрасные порывы (А. С. Пушкин)».

Витя раскрыл дневник и написал:

«24 мая. Среда».

И задумался.

В это время в передней зазвонил телефон.

Это, конечно, была Зоя.

– Здравствуй, Витя, – сказал в трубке Зоин голос.

– Привет, – ответил Витя.

– Ты не забыл, что у меня сегодня день рождения?

– Нет, Зоя, я помню.

– Так смотри, не опаздывай. В пять часов.

– Я постараюсь.

– Ты не постарайся, а не опаздывай, – капризно сказала Зоя.

Витя, сопровождаемый Альтом, вернулся в свою комнату. Он опять сел за дневник, но никак не мог сосредоточиться.

Альт сидел рядом и крутил хвостом.

– Перестань, – сказал ему Витя.

Альт обиделся и ушел в переднюю на свою подстилку.

Витя записал в дневнике:

«Сегодня первый день каникул. Я уже семиклассник. На дворе жарко. Сейчас поедем с Репой на толчок, он мне покажет, как делать бизнес. Бизнес – это значит заработать деньги. Сегодня у Зои день рождения. Ей исполняется тринадцать лет. Надо купить Зое подарок. С завтрашнего дня займусь гантелями».

Витя задумался, посмотрел в окно. Он видел плоскую крышу соседнего дома с целым лесом антенн, синее небо, в небе было одно-единственное облако с лохматыми краями, похожее на неуклюжего щенка.

Витя, наморщив лоб, стал писать дальше:

«В моей жизни ни разу не было ничего необыкновенного. Зоя очень хорошая девочка. У нее печальные глаза».

Потом он зачеркнул «печальные» и написал «грустные».

И самому Вите стало слегка грустно, непонятно отчего.

На кухне он завернул в газету бутерброд с толстым куском колбасы и с неудовольствием прочитал записку мамы.

Мама писала:

«Купи два кило картошки, большую бутылку молока. Не забывай выключать газ. На подарок Зое истрать не больше 3 р.».

На записке лежала пятерка.

«А если подарок будет стоить три рубля пятнадцать копеек?» – подумал Витя и немного рассердился на маму.

Витя надел белую рубашку, отглаженные брюки, кеды.

«Может быть, поиграем в футбол», – подумал он.

На этот раз Витя Сметанин понравился себе в зеркале. А что, в самом деле? Стройный, подтянутый. И взгляд открытый. Вот еще немного бы в нем презрения. Витя нахмурился, подкатил глаза кверху, но презрения все-таки не получилось.

«Ладно, так сойдет», – подумал он.

У двери засуетился, заскулил Альт.

– Спокойно, – сказал Витя. – Вернусь, пойдем гулять.

Тут надо сказать, что Альт – ученая собака. Когда он был совсем маленьким, считайте младенцем, и лапы его разъезжались на паркете, Витя начал учить щенка всяким штукам. И теперь Альт умеет таскать в зубах сумку из магазина, прыгать по команде через палку, понимает слова: «лежать!», «сидеть!», «ко мне!». А если потребуется, он будет защищать Витю в схватке с любым врагом до последнего вздоха – так он любит своего хозяина.

Итак, Витя не взял с собой Альта, и пес совсем впал в тоску.

Щелкнул замок двери. Витя легко побежал вниз, прыгая через две ступеньки.

2. Репа, толчок и бизнес

Репа уже не забивал голы, а сидел на скамейке и скучно ковырял ногтем правый разбитый ботинок.

Вообще-то он никакой не Репа, а Славка Репин. Репа – это прозвище. И очень подходящее. Славка рыжий, на круглых щеках веснушки и глаза под белыми бровями тоже – вот удивительно! – рыжие.

Репа и Витя Сметанин одногодки. Но сейчас Репа перешел только в пятый класс, он два раза оставался на второй год. Репа говорит, что учиться не любит, потому что от книг болит голова. Он собирается стать моряком, чтобы плавать вокруг света. У Репы есть тельняшка, которую он надевает по самым торжественным случаям. Например, когда с соседним двором был финальный футбольный матч, Репа, вратарь, стоял в воротах в тельняшке. Не вратарь он, а настоящий зверь. В тот раз разбили стекло только в одном окне.

Во дворе среди своих сверстников Репа – вожак, потому что бесстрашный и справедливый. А с Витей они дружат, хотя Репа и относится к товарищу немного свысока – считает его маменькиным сынком. И это, если хотите знать, очень несправедливо.

– Совсем ботинки дошли, – озабоченно сказал Репа. – Забежим ко мне, я сандалии обую.

Жил Репа вдвоем с матерью, в полуподвальной комнате. Мать Репы, тетя Роза, работала официанткой в каком-то ресторане. Ее почти никогда не было дома, и Репа был сам себе хозяин.

По правде говоря, Витя немного побаивался тети Розы. Была она шумной, быстрой, пронзительно и насмешливо смотрели серые горячие глаза, сверкали тяжелые золотые серьги в ушах; когда она бывала дома, все в комнате звенело, мелькало, двигалось; тетя Роза высоким голосом пела песни, готовила обед или ужин, и в таких случаях Витю усаживали за стол, даже насильно, если он не хотел. И была вкусная, обильная, разнообразная еда. Однажды Репа и Витя в один присест съели целую коробку шоколадных конфет. Тетя Роза смотрела, как мальчики едят, смотрела пристально.

Она говорила Репе вроде бы даже со злостью:

– И в кого ты такой прожорливый?

Но готовила обеды и ужины тетя Роза редко – все у нее не было времени, все она пропадала на работе или у подруг. И Репа был предоставлен самому себе, даже часто не накормлен, а в комнате царил веселый беспорядок.

Вот и сейчас…

После солнечного света комната казалась совсем темной, а когда глаза привыкли, Витя увидел, что стол завален немытой посудой, кровать с пестрыми подушками не накрыта, и в складках одеяла спал, свернувшись клубком, серый кот. На стуле была пепельница, полная окурков, и мундштуки аккуратно сжаты на каждом. Витя хотел спросить, кто же у них курит? Ведь не станет Репа курить дома и оставлять окурки. Но не спросил – постеснялся.

Репа спит на сундуке в углу, и над сундуком висит карта Тихого океана, специальная карта для моряков, на которой обозначены маршруты кораблей, морские течения, рифы, порты и всякие условные знаки, в которых Репа здорово разбирается. Мыс Доброй Надежды на самом конце Африки обведен красным карандашом, и рукой Репы написано: «Здесь я буду».

Каждый раз, когда Витя смотрит на эту карту, ему непонятно отчего хочется куда-то ехать, плыть на фрегате под парусами, и чтобы в лицо летели соленые брызги, а впереди качался таинственный, ускользающий горизонт.

– С колбасой, да? – спросил Репа, развертывая газету.

– С колбасой, – сказал Витя и вдруг смутился. – Ты ешь.

– Съем, не волнуйся.

Репа налил в стакан воды из-под крана и стал есть бутерброд с колбасой, запивая его водой. У него были редкие белые зубы, и жевал он очень сосредоточенно.

– А что мы будет делать на толчке? – спросил Витя.

– Бизнес, – отрезал Репа.

– Я понимаю…

– Ничего ты не понимаешь, – усмехнулся Репа. – Скажи, тебе деньги нужны?

Витя вспомнил о пятерке на кухне, о маминой записке, и сказал хмуро:

– Ну, нужны.

– Вот и порядок, – сказал Репа.

– Меня интересует, как мы будем делать бизнес?

– Узнаешь, – опять отрезал Репа. И добавил озабоченно: – Только бы Гвоздь оказался на месте.

– Какой Гвоздь? – не понял Витя. И снова Репа сказал, как отрубил:

– Узнаешь.

Он переобулся в старые сандалии, причесал густые темно-рыжие волосы перед тусклым зеркальцем у водопроводной раковины, сказал:

– Пошли. Мелочь на всякий случай есть?

Витя загремел в кармане мелочью.

Во дворе по-прежнему было жарко и сейчас совсем пусто. Только несколько ребятишек ковырялись в песочнице, да сонный пенсионер на скамейке клевал носом газету.

Репа был немного ниже Вити, но коренастый, крепче, на нем как-то особенно ладно сидели застиранная ковбойка и зеленые бриджи с нашивными карманами. Походка у Репы была независимой, и весь его вид говорил: «Я сам по себе. Понятно?» Мальчики прошли через двор, под высокой аркой темных и прохладных ворот, где стояли железные ящики для мусора. На улице было людно, шумно, по мостовой вереницей катились машины, автобусы, троллейбусы; пахло бензином и горячим камнем. На середине перекрестка стоял молоденький милиционер в белых перчатках и размахивал полосатым жезлом. На автобусной остановке Репа сказал:

– Нам восьмой.

Подъехала «восьмерка». Витя ринулся к дверям. Репа попридержал его за локоть:

– Не суетись. Подождем без кондуктора. В автобус без кондуктора Репа вошел первый и независимо сказал:

– Проездной!

Ехали очень долго, молчали. За окном уже была окраина – маленькие дома со ставнями за высокими заборами.

Витя нервничал. Он боялся, что вот сейчас войдет контролер. Ему казалось, что все знают: эти двое – безбилетники. Он даже вспотел и думал: «Нехорошо ездить без билетов».

А Репа чувствовал себя прекрасно. Он невозмутимо смотрел в окно, даже что-то насвистывал.

Наконец, репродуктор сказал хрипло:

– Конечная остановка!

Все пассажиры заспешили к выходу.

Витя Сметанин никогда раньше не был на толчке, на так называемой барахолке, и сейчас ему было ужасно интересно.

Через густую шумную толпу они прошли в ворота, и у Вити мгновенно разбежались глаза. Сначала он не увидел, что здесь продают – его поразили люди, их лица, их одежда. Платки – низко на лоб; бороды; грязные кирзовые сапоги; широкие юбки; пиджаки с высокими ватными плечами. Лица были энергичные, хитрые, плутоватые. И – совсем непривычные. Таких людей Витя не встречал на улицах своего города, в парках, в трамваях. А если они попадались, то, наверное, в одиночку и на них не задерживалось внимание. Здесь были только такие люди. И все о чем-то спорили, ругались, предлагали свой товар, хватали покупателей за локти.

«Ну и ну!» – подумал Витя.

Он не знал, что такие базары еще существуют. Он их видел только в кино, в фильмах о революции и гражданской войне, и сейчас его удивлению не было предела.

– Что, обалдел? – засмеялся Репа. – Давай искать Гвоздя.

И он потянул Витю в гущу барахолки.

Чего здесь только не продавали!

Всякие рубашки, брюки, галстуки, ботинки, шапки, платки.

Целый угол базарной площади занимала всевозможная мебель: шкафы, крашеные табуретки, тумбочки, подставки, этажерки, зеркала.

Продавали фикусы в кадках, герань, какие-то еще комнатные цветы в глиняных горшках. Ни такой мебели, ни таких цветов Витя никогда не видел в квартирах своих знакомых.

«Да кто же все это покупает?» – думал он.

– Смотри, цыганки! – сказал Репа. И правда! Три цыганки, молодые, в длинных пестрых юбках обступили растерянного парня и что-то доказывали ему.

– Пойдем, послушаем! – предложил Витя. Они протолкались к цыганкам.

– Позолоти ручку, молодой-красивый! – говорила одна из них, с быстрыми черными глазами и золотым браслетом на смуглой руке. – Всю судьбу определю, путь свой знать будешь, легче проживешь.

Неожиданно в толпе появился милиционер, и цыганки исчезли – будто их вовсе не было.

– Как в кино, – сказал Витя.

– В кино придумывают, – сказал Репа, – а тут, сам видишь. – И вздохнул: – Нет Гвоздя. Или не пришел? Может, замели?

Витя ничего не понял, но спросить не решился.

– Десять копеек – и вся судьба известна! Десять копеек – и предсказание без ошибки! – выкрикивал кто-то рядом.

Витя оглянулся – сквозь толпу медленно шел старик в ватнике – это летом-то! Через плечо у него был перекинут ремень от деревянного ящика. В ящике были полочки с белыми фантиками, а на перекладине сидела сонная морская свинка.

– Десять копеек за предсказание!

Женщина с пацаном, у которого было надутое, обиженное лицо, – наверное, ему надоело таскаться по базару – дала старику монетку, старик сунул монетку под нос морской свинке, та понюхала монетку, оживилась, задергала носом и, подумав, вытащила зубами фантик. Старик отдал фантик женщине.

– Десять копеек – и вся судьба известна!

– Давай погадаем! – предложил Витя. Репа пожал плечами.

Витя выбрал из горсти мелочи десять копеек. Понюхав монетку, морская свинка вытащила фантик.

– Прими, молодой человек, – сказал старик, и Вите показалось, что его глаза под кустистыми бровями насмешливо блеснули.

Мальчики отошли к зеленой будке, в которой продавали газированную воду, развернули фантик и стали читать. На замызганном листке фиолетовыми чернилами было написано: «Ждет тебя счастье в преклонных годах; дом – полная чаша и верный друг до гробовой доски. Опасайся быстрых друзей, зеленого змия и промолчи там, где враг твой рассыпает слова бисером. Не носи наряда синего цвета – в нем твоя погибель».

– Что за быстрые друзья такие? – удивился Витя.

– Брехня, – безразлично сказал Репа. – Плакали десять копеечек. Пошли!

…Продавали самовары самых разных размеров, деревянные ложки, раскрашенные ярко-ярко («И кому они нужны?» – подумал Витя), серые ворохи шерсти, дубленые кожи, кучи немыслимого тряпья, всякие свистульки, чертики, которые, если в них дуть, кричат «Уди! Уди!»

В одном углу, под старой липой, мальчишки и старики продавали голубей в клетках, всевозможных певчих птиц; и стоял тут птичий гам – ворковали голуби, пели на все лады канарейки; в одной высокой клетке висел вниз головой зеленый попугай с красной головкой и говорил очень сердито:

– Мда-а…

Один дед продавал маленьких кроликов. Они сидели в корзине, свернувшись клубками, и вздрагивали длинными ушами. Еще продавали щенят разных пород – и бестолковых дворняг, которые, ни на кого не обращая внимания, играли между собой, и строгих овчарок, и даже двух маленьких бульдогов, очень грустных и молчаливых.

Вите не хотелось уходить из-под старой липы – он любил животных.

И как раз Репа возбужденно шепнул ему на ухо:

– Вот он, Гвоздь!

У забора стояли два парня и о чем-то весело разговаривали. Один был толстяк и уже почти лысый, старые брюки съехали с живота, зеленый пиджак был расстегнут и под ним не оказалось рубашки, а сразу розовая грязная майка; он скалил редкие зубы и слегка подергивался.

«Чудной», – подумал Витя.

Второй парень и правда походил на гвоздь: высокий, щуплый, в темном костюме, который сидел на нем неуклюже, и вообще в парне было что-то негородское, угловатое; а лицо у него немного сплюснутое, и глаза были очень широко расставлены; нижняя губа чуть отвисала. Сходство с гвоздем усиливала плоская кепка с коротким козырьком – как шляпка. Ударь по ней, например, молотом, – и парень вобьется в землю.

– Идем, – сказал Репа.

Они приблизились к парням, тоже встали у забора и Репа бросил:

– Привет!

– Привет, – безразлично сказал Гвоздь и быстро взглянул на Витю. Витя перехватил его взгляд и увидел, что глаза у Гвоздя какие-то жутко пустые и цепкие. – Что за хлопец? – спросил он.

– Витька, кореш мой, – сказал Репа. – Свой в доску.

– В городе Николаеве фарфоровый завод, – неожиданно запел толстяк и доброжелательно покосился на Витю. Голос у него был густой и хриплый.

– Видный оголец, – сказал Гвоздь.

– Я ж говорю – свой парень. – Репа разглядывал гудящую толпу.

Разговор происходил странно: все стояли у забора, не смотрели друг на друга, а созерцали толпу и лениво перебрасывались словами.

– Под твою ответственность, – процедил Гвоздь. – Сегодня плавки нейлоновые, бразильские, и чулки-эластик, франсе. Понял?

– Понял, – сказал Репа.

– Действуйте, – Гвоздь щелкнул портсигаром, и Витя увидел, что у него очень большие руки с короткими пальцами. Толстяк пропел:

– В городе Николаеве девчоночка живе-ет!.. Мальчики затерялись в толпе и, когда забор остался далеко, Репа спросил:

– Все засек?

– Ничего не засек, – признался Витя.

– Слушай. Будем искать покупателей. Я беру на себя чулки, а ты плавки.

– Это как? – разинул рот Витя.

– Ты что, вчера родился? Будешь предлагать плавки. Как кто клюнет, веди к Гвоздю. Дальше – не твое дело.

– А почему он сам не продает?

– Чудак! Он же король черного рынка! Его все оперы знают. Только и ждут, чтобы замести.

– Почему… замести?

– Надоел ты мне, – рассердился Репа. – За спекуляцию у нас не милуют.

– Репа, а этот второй, кто он?

– Пузырь! Тоже деятель – лучше не оглядывайся. Вите стало жутковато.

– Репа, я не умею предлагать плавки.

– Чего тут уметь! Выбирай молодых ребят, кто пофасонистей, и предлагай. Только осторожно. Вот, смотри!

Репа подошел к парню в узких, книзу расширенных брюках и спросил тихо:

– Слышь, плавки нужны? Нейлоновые, из Бразилии.

– Где? – шепотом спросил парень и оживился.

– Пошли.

Они привели парня к забору, где по-прежнему стояли Гвоздь и Пузырь и весело беседовали.

– Плавки, – безразлично сказал Репа. Гвоздь взглянул на парня, Пузырь тоже взглянул и кивнул Гвоздю.

– Прогуляемся, – сказал Пузырь и куда-то пошел вразвалочку, напевая: – В городе Николаеве фарфоровый завод…

Парень суетливо семенил за ним. Гвоздь подмигнул мальчикам пустым глазом.

– Засек? – спросил Репа.

– Засек, – сказал Витя.

– Теперь разойдемся. Ты ищи своих клиентов, я – своих.

Репа исчез в толпе.

«Вот он, бизнес», – с холодком в груди подумал Витя. И новое, неведомое раньше, острое чувство запретного и нарушаемого охватило его. Это чувство будоражило, подталкивало, превратило Витю Сметанина в быстрого, юркого, осторожного, и он думал, испытывая нервную дрожь:

«Как здорово! Как интересно!»

– Слышь, – сказал он парню в прозрачной рубашке, так, что была видна волосатая грудь. – Плавки нужны? Из Бразилии, нейл…

– Топай дальше, – парень отвернулся. Но следующий клиент клюнул:

– Покажи! – сказал молодой мужчина с усиками. Витя привел усача к забору.

А потом клиенты стали клевать один за другим. Бизнес оказалось делать легко и даже, пожалуй, увлекательно.

– Плавки нужны? Нейлоновые, бразильские. – Витя уже понимал, на ходу чуял, кому предлагать товар.

Он видел несколько раз, как Репа приводил к забору девушек, и Пузырь удалялся с ними, мурлыча себе под нос:

– Чулочки – люкс, франсе. Прямо с Елисеевских Полей. Останетесь довольны.

Барахолка постепенно начала пустеть. Все четверо собрались у забора.

– Финиш, – сказал Пузырь, безразлично поглядывая на уже редкую толпу. – Огольцы трудились на славу. До среды, Репа.

– Приходите вместе, – Гвоздь опять подмигнул Вите пустым глазом.

Потом Гвоздь стал смотреть на небо, в котором собирались, громоздились тучи. И Витя очень удивился: лицо Гвоздя стало совсем другим. Вроде, подобрело, не было таким напряженным и резким, и в глазах была теперь не пустота, а, похоже, задумчивость. И даже печаль.

– Дождь будет, – сказал Гвоздь. – Теплый, грибной. После такого дождя боровики первые пойдут. Не долгие, дней на пять. И все. Потом жди их в августе. – Он вздохнул, посмотрел на Витю, и опять лицо его стало хмурым, глаза наполнились пустотой. Странной такой пустотой, будто бы стеклянной.

«Чудной», – опять подумал Витя.

– Корешочки! – поманил мальчиков Пузырь и пошел вперед приплясывающей походкой. – В городе Николаеве фарфоровый завод…

В грязном углу за какой-то будкой Пузырь вручил Вите и Репе по пятерке.

– Гуляйте, корешочки. – Он потрепал Репу по подбородку. – Мамочке привет. Адью! – И ушел.

Непонятно! Это же потрясающе! Заработать пять рублей, считайте, за так, за здорово живешь! Никогда у Вити Сметанина не было сразу столько денег. Можно пятьдесят раз сходить в кино. Можно купить тридцать порций мороженого! И вообще – это же целое состояние.

– В следующую среду опять придем? – спросил Витя. Он взглянул на Репу и очень удивился: лицо у Репы было расстроенное.

– Посмотрим, – сердито сказал Репа. – Айда закусим. Здесь рядом забегаловка дешевая.

Забегаловка почему-то называлась «Чайная». Чая в меню не было вовсе, зато продавали пиво, и у буфетной стойки толпились мужчины.

– Тебе стакан или кружку? – спросил Репа.

– Чего? – робко спросил Витя.

– Известно чего – пива.

– Пива?.. Тогда стакан.

А что, в самом деле? Честно заработали. Почему бы не выпить пива? Пиво – это – вы же не будете спорить – не водка, правда? И даже не вино.

Но все равно Витя воровато огляделся. Никто на них не обращал внимания.

Репа ушел к стойке и скоро вернулся с подносом, на котором стояло пиво в кружке и в стакане с белыми пенными шапками, сосиски с капустой в алюминиевых тарелках и черный хлеб.

Репа все быстро поставил на стол. Получалось у него легко, непринужденно. Он ни капельки не стеснялся, и Витя завидовал ему.

– Рубай, – сказал Репа. – С тебя девяносто две копейки.

– Ага. Я сейчас…

– Да не суетись. Потом отдашь.

Никогда не было так вкусно, и даже пиво не казалось горьким.

Чайная возбужденно шумела голосами, звоном посуды; везде беседовали мужчины, обсуждали свои дела. Репа и Витя тоже беседовали.

– Как раз в рубль уложился, – сказал Репа. – Больше нельзя тратить ни копейки.

– Почему? – удивился Витя.

Репа внимательно посмотрел на Витю; его веснушчатое лицо было серьезно и задумчиво.

– Ладно, скажу. Как другу. Только, если трепанешь…

– Репа, да ты что!

– Понимаешь, матери на платье откладываю. Хочу подарок сделать. Дарят ей всякие… А я – сын родной, – Витя увидел, что глаза Репы стали очень взрослыми.

– А она знает? – спросил Витя.

– Что ты! Секрет. Сюрприз будет. У нее в июне день рождения. Думаешь, я с этими бандюгами связался бы?

– Они бандиты? – прошептал Витя и огляделся по сторонам.

– Натуральные, – безразлично сказал Репа. – Гвоздь за хулиганство, вроде, сидел. А Пузырь… Он у них главный.

– Репа! Зачем же ты с ними?

– Заскулил, – перебил Репа. – Не нравится – катись. Ну, не маменькин ты сынок, да?

Витя промолчал, и темная обида стала заполнять его.

– Ты ничего не понимаешь! А я хотел… – Витин голос стал тонким и очень не понравился ему. – Хорошо, Репа, я ничего… Знаешь, возьми мои деньги. Мне ведь не очень нужно.

И Репа сказал просто:

– Спасибо, я возьму.

Между тем круглые часы, которые висят над дверью, показывали десять минут четвертого.

– Репа! – ахнул Витя. – У меня же еще столько дел! И подарок Зое…

– И у меня тоже дел хватает, – сказал Репа. – Поехали.

Витя встал и почувствовал, что у него немного кружится голова.

«Вот чудеса!»