Текст книги "Пояс жизни"

Автор книги: Игорь Забелин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 21 страниц)

– Несколько десятков человек.

– Н-да, чтобы все они долгое время хранили тайну!

– Они сохранят ее.

– Если среди них не окажется предателя или врага.

– Я сам буду отбирать людей и уже проверил многих.

– Будьте осторожны. Теперь я тоже могу сообщить вам кое-что, чего не мог доверить письмам. У меня был руководитель специального отдела нашей Компании, некто Герберштейн, человек умный и настойчивый. Он не верит, что вы ограничитесь изучением Марса. Почему – не знаю. Говорит – интуиция. Сегодня я убедился, что интуиция у него действительно великолепная. Я отказался разговаривать с ним о вас. Но он наверняка следит за вами. И он постарается кого-нибудь устроить в вашу экспедицию. Мне не хотелось бы, чтоб какой-нибудь негодяй сорвал великий замысел…

– Спасибо, – сказал Батыгин.

– Мне остается еще раз пожелать вам успеха. Я счастлив, дорогой коллега, что вы считаете меня своим другом.

– Разве нам нужны такие слова, Джефферс?.. Разве их говорят друзьям?..

– Сегодня нужны, – возразил Джефферс. – Сегодня их нужно было сказать. Быть может, мы равны в науке, быть может, я сумел бы опередить вас и первым посадить астроплан на Марс. Но подобный замысел не по мне. Видимо, я иначе относился к людям, меньше, чем вы, их любил и теперь начинаю жалеть об этом… Я никогда не додумался бы до социальной проблемы такого масштаба, тут я пасую… У нас с женой будет к вам просьба.

– С радостью выполню ее…

– Пригласите нас к себе или приезжайте к нам, когда все мы возвратимся на Землю.

– Обещаю, – сказал Батыгин. – Охотно обещаю.

– Значит – до свидания.

– До свидания.

Джефферс с женою ушли, а Батыгин еще долго сидел на веранде, прислушивался к шуму вечернего города, всматривался в ночь. Ни один огонек не вспыхивал в океане. Взгляд увязал в густом мраке тропической ночи, и не верилось, что у океана есть берега, – казалось, что он такой же беспредельный и так же не имеет границ, как сама вселенная, покорить которую задумали люди…

2

Виктор и Денни Уилкинс вернулись в Москву весной, когда Батыгин был еще в Рио-де-Жанейро. Маленький «Коралл» доставил в Советский Союз герметически закрытые ящики с семенами водных растений, злаков, теплолюбивых хвойных – араукарий, тиса, а также особые, из полимерного стекла цистерны с постоянным кислородным питанием, в которых хранились живые планктонные и бентосные водоросли, собранные в реках, озерах и солоноватых морских лагунах.

Ко времени возвращения экспедиции в Москву в Институте астрогеографии уже получили и упаковали семена ветроопыляемых растений умеренных широт – ржи, овса, ячменя, пшеницы и пшенично-пырейного гибрида, кукурузы (часть из них была передана Институтом Стимуляторов роста), конопли, ивы, ольхи, лещины, вяза, березы, бука, дуба. Из Китая, в подарок от Академии наук, прислали различные сорта бамбука – злака, обладающего колоссальной силой и скоростью роста.

Виктор и Денни Уилкинс давно оправились от пережитых волнений, и однажды у них произошел такой разговор. Денни Уилкинс сказал Виктору:

– Помнишь, когда мы плыли на плоту, я говорил тебе, что не хочу лететь на Марс и вообще заниматься астрогеографией?..

Виктор все отлично помнил.

– Давай забудем об этом!.. Я сам не могу понять, что происходило тогда со мной…

– Можно и забыть, – согласился Виктор. – Ерунды ты в самом деле наговорил порядочно. Но ты уверен, что тебе обязательно нужно заниматься астрогеографией?.. В конце концов на вкус и цвет товарища нет…

– Да, я совершенно уверен, что мне обязательно нужно заниматься астрогеографией, – подтвердил Денни Уилкинс. – И я обещаю, что впредь, в какую бы переделку мы ни попали, буду держать себя как подобает…

Денни Уилкинс протянул руку, и Виктор пожал ее.

Домой Виктор не рискнул поехать сразу. Первую ночь он провел у Денни Уилкинса, а на следующий день прилетел Батыгин. И тогда произошло небывалое: Батыгин распорядился, чтобы Виктора Строганова пропустили к нему в кабинет в любое время, когда бы тот ни пришел, – даже утром.

Виктор пришел в десятом часу, и его тотчас позвали к Батыгину.

– Здоров, – говорил Батыгин, ласково ощупывая плечи, спину Виктора, – здоров и невредим! Вырос, окреп, возмужал!.. Если б ты мог представить, сколько я пережил тут из-за тебя!.. Я и сам-то места себе не находил, а тут еще родители твои строчили жалобы в высокие инстанции, закатывали мне сцены, чуть ли не убийцей называли… Ты у них живешь?.. Нет?.. Вот как. И еще не заходил к ним?.. Это зря. Они ведь любят тебя. Не стоит лишать людей радости, и если свидание может принести эту радость – доставь ее старикам. Кстати, тебе придется срочно бежать на свидание не только с родителями. Нагоняй мне был и еще от одного очень и очень симпатичного человека…

– Не может быть, – сказал Виктор и почувствовал, что краснеет.

– Не может? Было, уже было. Но это такие дела, в которых ты должен разобраться сам. Или уже разобрался?

Виктор покачал головой.

– Не виделся с ней?

Виктор снова покачал головой:

– Еще нет.

Он хмурился, и Батыгин, засмеявшись, заговорил о другом – о том, что подготовительные работы подходят к концу и наступает пора активных действий.

– Да, не позднее, чем через неделю, мы отправим на Марс подвижную астролабораторию – наш звездоход, а примерно через три месяца ландшафты Марса появятся на экранах астротелевизора в демонстрационном зале института… И Джефферс тоже должен вылететь через неделю. Видишь, какие события назревают, Виктор… Я был у Джефферса в институте и видел его астроплан. Это нечто великолепное! Нашему он, конечно, ни в чем не уступает. Просто сердце замирает от восторга, когда думаешь, какая техника теперь в руках у людей!.. С такой техникой чудеса творить можно, и мы будем творить эти самые чудеса!

– На Земле? – Виктор спросил это сухо, почти зло.

– Нет, не на Земле. И я должен огорчить тебя: у нас, будет очень мало времени, чтобы любоваться пейзажами Марса. Самое большее – неделю, две. А потом мы тоже покинем Землю и полетим на Венеру… Вот все, что я могу сказать тебе сейчас и то под большим секретом. Никому, – ни любимой девушке, ни самому лучшему другу, – ты не имеешь права говорить, куда мы полетим. Пункт назначения я объявлю участникам экспедиции во время полета. Если тайна эта станет достоянием всех, – полет на Венеру все равно состоится, но нечто иное, неизмеримо более важное станет невозможным или почти невозможным, а я рисковать не хочу. Ведь то, что я делаю сейчас, – это мое последнее большое дело… Да, – подтвердил он, заметив протестующий жест Виктора. – Я себя знаю. Годы уже не те, да и самочувствие порою прескверное. До Венеры я еще долечу. На нервах. А потом… если я вернусь, то полнейшей развалиной… И тебе, именно тебе, Виктор, придется продолжать, придется довести до конца задуманное мною. Я не сомневаюсь в твоих силах и убежден, что ты выполнишь мое завещание.

– Выполню, – сказал Виктор. – Все выполню.

– И поэтому я хочу, чтобы ты уже сейчас чувствовал себя моим помощником, чтобы ты во все вникал и, главное, приглядывался к людям, особенно к молодежи. Когда меня не станет, тебе придется вместе с ними продолжать наше общее дело, и это должны быть такие люди, которые сумеют в течение многих лет сохранять наш замысел в тайне. Если тебе кто-нибудь кажется ненадежным, если какой-нибудь поступок, – именно поступок, ведь не по анкетам же судить о людях! – вызвал у тебя подозрение, скажи мне, и мы вместе решим, брать ли нам этого человека с собой. Хороших людей много на свете, гораздо больше, чем это кажется.

– Я присмотрюсь, – сказал Виктор, он думал о Денни Уилкинсе: брать его или не брать?..

– И немедленно приступай к специальной тренировке перед полетом. Все, кроме вас двоих, уже проходят ее, – добавил Батыгин.

… Вечером они сидели на веранде, на даче Батыгина. Майские вечера прохладны, и Батыгин кутался в теплую пижамную куртку. Сирень еще не зацветала, и черемуха едва успела выбросить зеленые кисти бутонов: весна бережет черемуху, как самое дорогое, напоследок, к буйному заключительному торжеству в канун лета; весна приходит к нам по чуть посиневшему в ростепель снегу, а уходит по лугам, заметенным черемуховой порошею…

Было тихо, очень тихо. И, как много дней назад, светлый и чистый голос нарушил тишину:

 
Ой, рябина кудрявая,
Белые цветы,
Ой, рябина-рябинушка,
Что взгрустнула ты?..
 

Этот голос невозможно было не узнать.

– Я пойду, – сказал Виктор, вставая. – Пойду туда.

– Иди.

Виктор вышел. Проскрипел песок у него под ногами, негромко хлопнула калитка.

3

Через неделю миллионы людей, приникнув к экранам телевизоров, наблюдали, как уходил с астродрома в космическое путешествие астроплан со звездоходом в корпусе… На следующий день в газетах появилось официальное сообщение, что Советский Союз пошлет вскоре в космос экспедицию сверх программы МКГ. Возглавить эту экспедицию поручалось Батыгину. О ее целях и ее достижениях будет сообщено лишь после завершения всего цикла намеченных исследований и работ. Весть об этом облетела мир и стихла: все ждали, когда вылетит Джефферс.

А Джефферс задерживался. И каждый день, проведенный на Земле, делал его путешествие все более и более рискованным.

Батыгин дни и ночи проводил в Институте астрогеографии, который имел радиотелефонную связь со всеми Академиями наук мира. Он не звонил и не телеграфировал Джефферсу, понимая, что тому сейчас не до благих советов. Но наступил такой момент, когда пассивно ждать событий стало немыслимо. Ведь это не так-то просто – попасть на несущееся с колоссальной скоростью небесное тело, вылетев с другого небесного тела, тоже несущегося с колоссальной скоростью в мировом пространстве. Тут нужен точнейший расчет, нужно, чтобы звездолет в строго определенное время встретился с Марсом на его пути, вышел на марсианскую орбиту. Если же этого не случится, если звездолет и Марс разминутся в мировом пространстве, – обратно не повернешь и Землю не догонишь: астроплан будет лететь и лететь до тех пор, пока не попадет в зону притяжения какой-нибудь звезды, тогда он изменит свой первоначальный курс и начнет вращаться вокруг нее… И пассажиры звездолета, отважные астронавты, будут лететь, пока живы, и будут лететь, после того как умрут, исчерпав запасы кислорода, воды, продуктов. Лететь, лететь, лететь…

И Батыгин в конце концов послал телеграмму:

«Настоятельно советую отложить вылет на Марс. Риск неоправданно велик. Думайте о себе и людях».

Но телеграмма Батыгина не застала Джефферса на Земле: его астроплан покинул Землю…

– Он погибнет? – спрашивал Виктор, вглядываясь в осунувшееся от бессонницы лицо Батыгина. – Погибнет?

– Будем надеяться, что нет, – ответил Батыгин. – Шансы встретиться с Марсом у них есть, но все-таки риск очень велик…

– Я верю, что все кончится благополучно, – сказал Виктор. – Не может быть, чтобы кончилось плохо!

– Будем надеяться, будем надеяться, – повторил Батыгин. – Только ждать придется очень долго. Сотни миллионов километров не пролетишь за один час!

– А как же мы? – спросил Денни Уилкинс. – Мы и подавно упустим все сроки!

– Нет, не упустим, – возразил Батыгин. – Наш полет строится на совершенно иных расчетах. А если все-таки опоздаем – не полетим. Зря рисковать не будем.

Земные радиостанции через определенные промежутки времени принимали сигналы со звездных кораблей, летящих к Марсу. Бюллетени о их местонахождении каждый день публиковались в газетах. Миллионы людей во всем мире следили за полетом, желали успеха отважным, и каждый по-своему доказывал, что оба звездных корабля должны обязательно встретиться с Марсом, с таинственной планетой, над загадками которой вот уже несколько столетий бьется человеческий ум…

В Институте астрогеографии готовились к приему радио– и телепередач с Марса. Давно уже институт не жил такой напряженной жизнью, давно не возникало в его стенах таких жарких споров о проблемах астрогеографии, о Марсе. Особенно горячилась молодежь, не скупившаяся на самые невероятные догадки.

Вечерами теперь никто не уходил домой. И солидные ученые и более молодые их коллеги проводили время в залах и коридорах института. Близились великие события – разгадка марсианских тайн!

И конечно же в эти дни вспоминались смелые, но далекие от истины гипотезы, рассказы о фантастических путешествиях на иные миры, сочиненные писателями прошлых веков.

– Да, уж чего только не написано на эту тему, – говорил как-то Батыгин собравшейся вокруг него молодежи. – Фантазия писателей населяла людьми даже Луну, на которой нет и намека на жизнь. Знаменитый поэт и бретер семнадцатого столетия Сирано де Бержерак сочинил роман под названием: «Иной свет, или империи и государства Луны», в котором описал свое путешествие туда, якобы совершенное чудесным образом. Между прочим, он поместил на Луне тот самый земной рай, из которого, по библейскому преданию, был изгнан Адам.

Поэту не повезло: его тоже изгнали из рая, и он перенес множество неприятностей, попав к четвероногим обитателям Луны… Очень характерно, что Сирано поместил на Луне земной рай: многие мечтали найти на каком-нибудь небесном теле более легкую, устроенную лучше и разумней, чем на Земле, жизнь. Это особенно наивное заблуждение. Если мы когда-нибудь высадимся на другой планете, то попадем в условия, более трудные и суровые, чем на Земле, породившей нас. А если мы пожелаем, чтобы жизнь там стала лучше, разумней, – нам самим придется сделать ее такой.»

– А вдруг все-таки люди встретятся на Марсе с мыслящими существами? – сказала Светлана. – Как вы думаете, Николай Федорович?

– Какая вы нетерпеливая, – засмеялся Батыгин. – Человечество уже несколько столетий пытается предугадать это, а вы не хотите подождать какой-нибудь месяц… Ведь всего месяц осталось ждать разгадки! Это же само по себе фантастично, почти невероятно!

– Но вы же думали об этом, Николай Федорович? – не унималась Светлана.

– Думал, конечно. И уж если вам так хочется, давайте поговорим…

В дни, предшествовавшие высадке на Марс, даже самые нелюбопытные не удержались бы от соблазна выслушать мнение такого крупного специалиста, как Батыгин.

– Мы уже с вами установили, – начал Батыгин, – что биогеносферы – явления космические в том смысле, что они имеются на множестве планет, разбросанных в различных системах мироздания, и в том числе на трех планетах солнечной системы. Но должны ли мы ожидать, что биогеносферы всех планет достигнут точно такого же уровня развития, как земная?.. Было бы глубочайшим заблуждением думать так! Один из основных методологических принципов, принцип неравномерности, требует совершенно иного подхода. В зависимости от окружающих планеты космических условий, а также от свойств самих планет биогеносферы могут развиться, например, только до появления атмосферы или примитивной жизни, а потом погибнуть. Да, погибнуть, потому что биогеносферы, как и все в мире, «смертны». И земная биогеносфера тоже когда-нибудь начнет разрушаться, и жизнь на Земле угаснет. Это случится так нескоро, что об этом нет нужды размышлять, это может произойти лишь через несколько миллиардолетий, люди же появились на Земле всего миллион лет назад.

Итак, если довериться принципу неравномерности, – продолжал Батыгин, – то заранее можно заключить, что в пределах солнечной системы биогеносферы, а значит и жизнь, находятся на разных ступенях развития. Мы знаем, что Марс – планета угасающая, Земля – находится в расцвете, а на Венере едва занимается заря жизни… А до какого уровня развилась жизнь на Марсе – об этом можно только догадываться. Я, например, глубоко убежден, что развитие жизни находится в зависимости от размеров планеты. На маленькой планете жизнь не может бурно развиться, потому что пространственный фактор – далеко не последний по значению фактор эволюции. И я считаю, – а правильно это или нет, мы скоро узнаем, – что на Марсе не могли возникнуть мыслящие, подобные человеку существа. В самом деле, площадь поверхности Марса составляет всего лишь около трех десятых поверхности Земли. Марс слишком мал для возникновения высокоорганизованной жизни.

– Жаль, – сказала Светлана. – Так хочется, чтобы там были люди!

Все засмеялись, потому что втайне разделяли мечту Светланы. Разве не замечательно было бы увидеть на экране астротелевизоров умных красивых марсиан и вступить с ними в переговоры?! Засмеялся и Батыгин.

– Мне тоже хочется этого, – признался он. – Но природа не очень считается с нашими желаниями! Мы с вами не фантазеры, мы – ученые. Но я готов сегодня считать этот вопрос открытым, готов даже признать, что знаменитые марсианские «каналы» действительно сделаны марсианами и служат для распределения воды, которой там мало!.. Посмотрим! По-смо-трим! Какое великолепное слово, не правда ли?.. Для астрогеографа оно звучит по-новому, как будто его только что придумали, – посмотреть своими глазами!

– Ну хорошо, – Светлана перебралась вперед и теперь сидела рядом с Батыгиным. – Вы считаете, что Марс – нечто вроде недоразвитой Земли…

Все снова засмеялись, но Светлана даже не улыбнулась.

– А есть такие биогеносферы, которые обогнали земную, где жизнь развилась сильнее, чем на Земле, достигла более высокого уровня?

– Я убежден, что существуют и такие.

– А кто живет там – люди или какие-нибудь сверхлюди?.. Вот мы говорим – «человек – венец творенья». Хорошо, допустим, что так. А дальше что? Ведь не исчерпала же себя природа, создав человека, и не может она остановиться в своем развитии. Она должна где-нибудь породить и более высокоорганизованные существа. Если же мы решим, что сложней людей ничего быть не может, значит, развитие кончилось, значит, теперь возможно только повторение пройденного!..

– Вот что вас интересует! – Батыгин улыбнулся и покачал головой. – Н-да, нелегкий вопрос. Как вы знаете, вселенная бесконечна во времени и пространстве, она находится в постоянном движении, изменении, но у нее нет единого процесса развития. Развиваются, то есть усложняются, становятся более высокоорганизованными только отдельные «куски» вселенной, и прежде всего планетные системы. «Пояс жизни», о котором мы с вами уже говорили, это лишь один из таких очагов, вероятно рядовой очаг, так сказать, «на среднем уровне». Что делается в других, более ярких – не знаю. Просто не знаю. Но мы с вами диалектики, философия для нас не всеобъемлющая схема, а метод познания природы, и, если быть последовательными, с позиций нашего диалектического метода мы обязаны признать, что возможны и более высокоорганизованные существа, чем люди…

– По принципу неравномерности тоже должно быть так, – это сказал Виктор, которому очень хотелось поддержать Светлану.

– Верно, – согласился Батыгин. – Но где обитают эти существа, каковы они – понятия не имею. Вспомните, когда-то люди думали, что Земля – центр мироздания. Не будем уподобляться нашим не слишком просвещенным предкам и не станем считать себя превыше всех. В пределах солнечной системы во всяком случае такие существа не встретятся. Когда-нибудь эволюционное учение о вселенной ответит на эти вопросы исчерпывающе. Но чтобы окончательно решить их, ученым придется отправиться в иные районы нашей Галактики…

– И они отправятся, – сказала Светлана.

– Отправятся, – согласился Батыгин. – Но не так скоро. Нам с вами не придется дожить до решения этой проблемы.

– Но люди решат ее, – сказала Светлана.

– Решат, – согласился Батыгин.

4

Батыгин заканчивал подбор участников экспедиции. Помогал ему Георгий Сергеевич Травин. Принять участие в экспедиции стремились не только специалисты-астрогеографы, астрогеофизики, планетологи, астрогеохимики, не только астронавигаторы, радисты, пилоты, техники, механики, но и люди самых далеких, ничего общего не имеющих с космическими исследованиями профессий. В институт непрерывно шли письма из разных городов. Москвичи, ленинградцы, рязанцы, туляки предпочитали являться лично. И весь этот поток сдерживал Травин, пропуская к Батыгину лишь тех, кого тот вызывал.

Все участники экспедиции, уже отобранные Батыгиным и прошедшие тренировочные сборы, проходили дополнительную проверку в различных врачебных комиссиях.

Немалая работа в эти дни выпала на долю врача-психиатра Нилина: он еще раз, после тренировки, обследовал всех кандидатов в экспедицию, и к его заключениям Батыгин прислушивался очень внимательно.

Здоровяку Безликову, к его немалому неудовольствию, пришлось вновь встретиться с Нилиным. Он помнил его первое, не очень-то благоприятное заключение и поэтому невольно волновался. Едва переступив порог кабинета, он воинственно спросил:

– Ну что, опять вы мне насчет к’айностей начнете толковать? Прошу обойтись без шуток!

– Какие там шутки! – маленький подвижный Нилин резво подбежал к Безликову, взял его за руку и подвел к креслу с высокой спинкой. – Усаживайтесь поудобнее, не волнуйтесь. Постарайтесь думать о чем-нибудь постороннем…

– Тоже мне – тео’етик! – картавя, возразил Безликов. – Думать о посто’оннем! Кто же это сможет!

Нилин, не отвечая, склонился над прибором, а Безликов почувствовал, что его начинает бить мелкой дрожью. Нилин словно ничего не замечал, и в эти минуты Безликов люто ненавидел его.

– Ско’о вы, что ли? – нетерпеливо спросил он и дернулся в кресле.

– Не надо, не надо волноваться, – ласково увещевал Нилин, не глядя на своего пациента. – Зачем же волноваться?

Заключение врач вынес прежнее: экспедиция не противопоказана, но в поведении пациента возможны и крайности.

– Я бы вас в резерв зачислил, – безжалостно добавил Нилин. Безликов, утратив от негодования дар речи, выскочил из кабинета.

Он помчался напрямик к Батыгину, чтобы поведать тому о несправедливости врача, и Батыгин его немного успокоил – сказал, что заключение врача не так уж категорично, и надо надеяться, что все разрешится благополучно.

Безликов собрался уже уходить от Батыгина, когда на пороге его кабинета появился Травин и сказал:

– Николай Федорович, к вам философ Якушин.

– Философ?.. Просите, – Батыгин удивленно пожал плечами.

В кабинет вошел высокий, средних лет мужчина в темно-сером, в красную искру костюме.

Батыгин поднялся ему навстречу.

– Мой визит, наверное, вас немного озадачил?

– Не скрою…

– Между тем все очень просто. Мне хотелось бы принять участие в вашей экспедиции.

Удивительно ясные, почти прозрачные глаза Якушина выжидающе остановились на Батыгине.

– Но с какой целью?

– Я мог бы оказать вам серьезную помощь при обобщении материала…

– Вы занимались раньше астрогеографией?

– Нет, и сознаю, что мне придется немало поработать. Но философия, имея дело с самыми общими закономерностями, спасает конкретные науки от ползучего эмпиризма…

– Видите ли, при всем моем уважении к философии я не вижу оснований брать в экспедицию философа… Вы говорите – обобщать. Допустим. Но чтобы обобщать – не обязательно лететь с нами. Вы сможете заняться этим, когда мы вернемся на Землю… Иное дело – будь у вас вторая, необходимая в экспедиции специальность… Я охотно взял бы в экспедицию специалиста геолога или геофизика, обладающего широкими философскими познаниями… Но в данном случае… Прошу извинить меня, но ничем помочь не могу…

Когда удрученный отказом Якушин удалился, Батыгин, развивая свою мысль, сказал Травину и Безликову:

– Нам в экспедиции действительно не помешал бы философ. Еще сто лет назад Маркс писал, что философы лишь различным образом объясняли мир, а дело заключается в том, чтобы его изменить… Преобразование природы планет – вот чем предстоит заниматься науке. И философам найдется, где приложить свои знания и силы…

– Все это верно, – отозвался Травин. – Но состав участников экспедиции так ограничен…

Разговор Батыгина с Якушиным, свидетелем которого Безликов оказался совершенно случайно, глубоко запал ему в душу. «Философия! – думал Безликов. – Вот что он противопоставит доктору Нилину и его скверному аппарату». Правда, раньше Безликов никогда специально не интересовался философией, но ему казалось, что он легко наверстает упущенное. И если он в дополнение к своим обширнейшим знаниям прибавит еще философию – Батыгин непременно возьмет его в экспедицию!..