Текст книги "Пояс жизни"

Автор книги: Игорь Забелин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 21 страниц)

5

Наконец наступил долгожданный момент: аппаратура астрогеографического института приняла сигнал, подтверждающий, что ракетный астроплан с лабораторией в корпусе встретился в космических пространствах с Марсом. В непосредственной близости от планеты звездолет пересек неширокий пояс радиации, окружающий магнитное поле Марса, и благополучно опустился на поверхность планеты.

Астрогеографический институт оповестил об этом телеграфные агентства, и наутро весь мир узнал о новой победе человека над природой.

Но бурной радости это известие не вызвало, и даже Батыгин находился во власти иных дум: всех беспокоила судьба Джефферса и его экипажа. Буржуазные газеты печатали статьи под крупными заголовками: «Джефферс приближается к Марсу!» «Он будет первым!»

Однако, несмотря на оптимистический тон статей, все понимали, что до победы еще далеко, что, быть может, через несколько дней человечество узнает о трагедии, которая разыграется в пятидесяти миллионах километров от Земли, – там, куда еще не залетали люди…

… В Институте астрогеографии, в зале, предназначенном для демонстрации телепередач с Марса, Виктор после долгого перерыва встретил Костика Курбатова. Тот возился у приемников вместе со старым сподвижником Батыгина, специалистом-радиотехником Станиславом Ильичом Лютовниковым. Виктора удивило, что Костика допустили к управлению сложнейшей аппаратурой, но, очевидно, он этого заслуживал… Костик сильно изменился – это был уже не длинный нескладный юноша, а стройный, со спортивной выправкой молодой человек. Специальная тренировка, усиленные занятия спортом сделали свое дело. Виктор слышал, что особых успехов Костик добился в легкой атлетике; совершив тройной прыжок за семнадцать с половиной метров, он показал результат международного класса… И только хохолок по-прежнему воинственно торчал на макушке у Костика, придавая ему забавный вид…

Но сейчас Виктора больше всего интересовали радиотехнические способности бывшего товарища по тувинской экспедиции. Близилось время, когда на звездолете сработают механизмы, раздвинутся титановые борта, и на поверхность Марса выползет похожий на танк звездоход. Послушный радиосигналам с Земли, он отправится в путешествие по планете, и люди увидят на экране все, что попадет в объективы его приборов… Увидят – если Лютовников и Костик сумеют принять радиосигналы с далекой планеты…

А если не сумеют?.. Виктор неожиданно разволновался, и ему захотелось побежать к Батыгину и спросить у того, верит ли он, что сигналы будут приняты… Но Виктор никуда не побежал. Он просто разыскал глазами Батыгина. Зал имел полукруглую форму, и ряды кресел ступеньками спускались к центру зала, туда, где в первом ряду сидел Батыгин. Виктор видел его широкие застывшие плечи, высоко поднятую, немного откинутую назад голову, большие руки, лежавшие на подлокотниках… И Виктору подумалось, что разум, волю, желания всех сидящих в зале Батыгин сейчас вобрал в себя, что он могуч, как никогда раньше, и все по силам ему… Нет, никакой случайности не произойдет. Пейзажи Марса непременно появятся на экране…

А в зале стояла ничем не нарушаемая напряженная тишина. Ни вздоха, ни скрипа кресел. Все не отрываясь смотрели на темный экран.

Лютовников и Костик застыли у аппаратов. Экран словно вздрогнул, и светлая узкая полоска прошла по нему снизу вверх. Лютовников что-то сказал Костику. Тот молча кивнул. По экрану прошла вторая светлая полоса, потом третья, четвертая, полосы вдруг расплылись, замелькали одна за другой со все возрастающей скоростью, наконец экран посветлел, но затем снова потемнел и принял странный синевато-фиолетовый оттенок. Лютовников и Костик возились с регуляторами, но цвет экрана не изменялся. В зале было нежарко, но с Лютовникова и Костика от волнения градом лил пот. Прошло довольно много времени. Картина не изменялась.

– Не направлены ли объективы телеаппаратов в небо? – спросил Батыгин; он произнес это тихо, для Лютовникова, но услышали все, и вздох облегчения пронесся по залу.

– Конечно! – воскликнул кто-то на задних рядах. – Просто объективы направлены в небо!

Лютовников и Костик одновременно ухватились за регулятор. Тишина стала еще напряженней, еще невыносимей… На экране по-прежнему виднелось синевато-фиолетовое марсианское небо. Но вдруг оно словно поплыло перед глазами зрителей, и на экране, в его левой нижней части, появилось красно-бурое пятно с белыми полосами – поверхность Марса. Как по команде, все зрители сразу наклонились в сторону экрана, и было странно, что крик восторга не потряс стены, что люди не сорвались со своих мест, не бросились вперед…

Виктор сидел, судорожно стиснув кулаки, глотал воздух пересохшим от волнения ртом, хотел и не мог закричать «ура!» Не смея оторваться от экрана, он ощупью нашел чью-то руку и крепко стиснул ее…

А на экране перед зрителями расстилалась равнина с грядами невысоких пологих холмов – заснеженная, безжизненная. Вероятно, звездоход стоял на вершине одного из холмов, и потому так хорошо была видна вся местность.

– Снег, – раздался в абсолютной тишине голос Батыгина; Виктор на секунду отвел глаза от экрана и увидел, что Батыгин сидит теперь, откинувшись на спинку кресла, и плечи его не кажутся больше застывшими.

– В северном полушарии, где приземлился наш звездолет, сейчас лето, – продолжал Батыгин. – Значит, он опустился в районе полюса. Это очень удачно. Мы направим астролабораторию на юг и сможем проследить, как изменяются природные условия. Пусть звездоход повернется вокруг собственной оси, – обратился Батыгин к Лютовникову. – Хотелось бы увидеть с этого холма как можно больше.

… Изображение на экране сдвинулось, и перед глазами зрителей медленно поплыли заснеженные пространства.

– Снег неглубокий, – сказал Батыгин. – Глубина его не больше десяти сантиметров. Обратите внимание – кое-где проступают из-под снега красно-бурые пятна грунта, особенно на южных склонах холмов…

– Никаких признаков жизни! – вздохнул кто-то в зале. – Никаких!

Батыгин узнал голос Светланы и улыбнулся.

– А в Антарктиде много бы вы обнаружили признаков жизни?.. Потерпите, вот спустимся южнее…

Снова стало очень тихо, слышалось только легкое потрескивание аппаратов, автоматически переносивших марсианские пейзажи с экрана на кинопленку.

С негромким щелканьем включился микрофон, и голос астроклиматолога, дежурившего у приемных аппаратов, произнес:

– Получены первые сведения о погоде. Температура два градуса тепла, ветра нет, штиль…

Микрофон выключился.

– А недавно был сильный ветер, – сказал Виктор. – Видите заструги?.. Ветер дул с северо-востока.

Сделав полный оборот, звездоход остановился.

– Начинайте путешествие на юг, – распорядился Батыгин.

Снова на экране медленно поплыли заснеженные пространства. Это продолжалось час, два, три, пять, шесть часов. У наблюдателей затекли спины, до рези устали глаза, но никто не покидал зал, каждый боялся пропустить тот момент, когда на экране покажется что-нибудь неожиданное, живое…

Но, сколько ни вглядывались астрогеографы, на мертвой поверхности планеты не удавалось обнаружить никаких признаков жизни.

Изображение на экране рывком сдвинулось вверх, и сине-фиолетовая полоска неба исчезла.

– Звездоход пошел под уклон, – пояснил Лютовников.

Да, звездоход действительно шел под уклон. Это продолжалось около получаса, а потом он принял горизонтальное положение, но небо так и не появилось на экране.

– Наверное, загораживает противоположный склон! – неожиданно громко сказал Свирилин, геоморфолог, ставший специалистом по рельефоведению – науке о формах поверхности планет. Свирилин тотчас умолк и смущенно потер рукою подбородок.

– Что же вы?.. Продолжайте, – подбодрил Батыгин. – Вам, как говорится, и карты в руки.

– Мне ка-а-жется, – сказал Свирилин, и лоб его страдальчески наморщился, – что звездоход спустился на дно большой тектонической долины. Да, да! – осмелел он. – На склонах видны выходы коренных пород.

На далеком противоположном склоне, наконец появившемся на экране, действительно виднелось что-то, очень напоминающее сильно растрескавшиеся красноватые скалы.

– Ни кустика, ни травинки! – опять вздохнула Светлана.

Включился микрофон.

– Температура опустилась до нуля, – сообщил невидимый астроклиматолог. – Ветра по-прежнему нет. Штиль.

– Наступает ночь, – пояснил Батыгин. – Ночь, конечно, относительная, потому что в это время года в околополюсном районе северного полушария стоит полярный день.

Кто-то в зале не сдержал тяжелого вздоха:

– Н-да, и уйти – не уйдешь, и высидеть – не высидишь. У нас тоже ночь?

– Двенадцатый час. И, пожалуй, нам всем пора отправляться по домам, – сказал Батыгин. – Будет еще много таких напряженных дней, и, надо полагать, самое интересное – впереди. Аппаратура переснимет пейзажи, и потом мы просмотрим кадры…

Свет в зале не зажигали, но все стали понемногу расходиться.

– Я останусь, – сказала Светлана. – А ты? – она тронула за руку сидевшего рядом Виктора.

– И я останусь.

Виктор посмотрел на те места, где сидели Денни Уилкинс и Надя.

– Крестовин ушел. И Надя с ним.

Светлана быстро, предупреждая дальнейшие разговоры, приложила теплую ладонь к губам Виктора. Это было так неожиданно и так хорошо, что Виктор забыл и о Марсе и о марсианских пейзажах. Светлана тотчас убрала руку, но губы еще долго сохраняли это удивительное ощущение – нежное, теплое, и он никак не мог заставить себя сосредоточиться…

6

Придя в институт, Батыгин первым делом спросил, имеются ли вести от Джефферса. Ему ответили, что ничего нового нет.

Батыгин молча прошел в демонстрационный зал. Там еще почти никого не было. Лютовников и Костик стояли у аппарата, но астротелевизор не работал.

– Временно прекратили прием передач и остановили звездоход, – объяснил Лютовников. – Можно настраиваться на прием?

В зал вошла большая группа сотрудников института и среди них Безликов. Сейчас он был настолько увлечен наблюдениями за Марсом, что забыл о философии, хотя его портфель и пополнился новыми справочными изданиями. Безликов сел в первом ряду, солидно положив ногу на ногу.

– Начинайте, – попросил Батыгин, обращаясь к Лютовникову.

Экран еще оставался темным, но в зале послышались странные звуки, напоминающие скрип полозьев по снегу и хруст мерзлого грунта под гусеницами трактора.

– Что за шум? – недовольно спросил кто-то.

– Как что за шум? – обиделся Лютовников. – Нам удалось добиться неплохой слышимости. Вчера вы не обратили внимания, – но мы же не слышали Марса! А это – скрипит снег под гусеницами…

За ночь звездоход прошел большое расстояние, и местность изменилась: снегу стало меньше, и теперь он казался синеватым, крупнозернистым, как на Земле перед таянием; толщина снежного покрова не превышала двух-трех сантиметров.

Включился микрофон, и дежурный астроклиматолог объявил:

– Ночью в районе астролаборатории зафиксирована температура в один градус мороза. Скорость ветра до десяти метров в секунду.

Звездоход снова спускался, и прямо в объектив бежал почти свободный от снега красно-бурый склон. На этот раз звездоход пробыл на дне тектонической долины, как определили ее Безликов и Свирилин, значительно дольше – она оказалась шире первой.

– А не проехать ли нам по дну долины? – спросил Батыгин.

– Она вытянута с северо-востока на юго-запад, – возразил дежурный техник. – Мы уклонимся от заданного курса.

– Ничего, – сказал Батыгин. – Может быть, она повернет на юг…

И долина действительно повернула на юг… Теперь, после того как все привыкли к сменяющимся на экране марсианским пейзажам, и астрогеографы и астроботаники с нетерпением ждали окончательного разрешения вековой загадки – имеется ли на Марсе жизнь и какая… Все книги, все бесчисленные статьи, посвященные марсианской растительности, даже фотографии, – не казались сейчас убедительными… Только своим глазам соглашались верить исследователи.

На дне долины и на пологих участках склонов еще лежал снег, но не он теперь интересовал наблюдателей: какие-то странные низко стелющиеся прутики торчали из грунта… Все пытались получше разглядеть их, и никто не осмеливался первым высказать о них свое мнение…

– Неужели растительность? – прошептал астроботаник Громов.

– Ну конечно! – восторженно прозвенел голос Светланы. – Наконец-то!

Они выглядели жалкими и торчали далеко один от другого, эти прутики, но впервые глаза людей видели жизнь, возникшую и существующую в ином мире, на другой планете! Это уже потом вспомнили об арктических пустынях, уже потом доказывали, что даже там растительность богаче. А в первые мгновения все тянулись к тонким прутикам, как к чему-то родному, близкому, встреченному после долгих ожиданий в космическом далеке…

Когда стихли беспорядочные возгласы, когда улеглось волнение и к ученым вернулась способность спокойно наблюдать, Виктор сказал:

– Мне кажется, что белое – это не только снег. Нельзя приблизить объектив к почве?

Прошло некоторое время, и на экране, увеличиваясь, словно под микроскопом, появился участок грунта. Теперь стало видно, что из-под тонкой снежной кисеи выступают резные голубовато-белые веточки, очень похожие на стебельки земных кустистых лишайников.

– Лишайники! – крикнул астроботаник Громов. – Почти копия нашего «оленьего моха»! Значит, как и на Земле, лишайники на Марсе селятся в самых суровых условиях.

… Звездоход продолжал свое путешествие по долине. Теперь в объектив телеаппарата все чаще попадали низкие, приземистые, очень плотные кустики, темнеющие среди нестаявшего снега. По-прежнему слышалось легкое похрустывание грунта под гусеницами…

– По-моему, мы вышли за пределы полярной зоны, – сказал астроклиматолог, накануне передававший сведения о погоде. – Здесь снег уже наверняка стаивает. Значит, мы достигли умеренной зоны.

– Логично, – согласился Батыгин. – Пожалуй, теперь нам стоит выбраться из этой долины наверх и посмотреть, что делается там.

Звездоход полез на склон. Карабкаться ему пришлось долго – лишь через час он выбрался на ровную поверхность. Теперь, куда бы ни поворачивался объектив телеаппарата, на экране виднелись только плоские, чуть всхолмленные пространства, заснеженные, без всяких признаков растительности. И не верилось, что совсем недавно звездоход был на дне глубокой узкой впадины.

– Ну, конечно! – сказал Батыгин. – Здесь нет растительности! У нас на Земле растительность дальше всего на север проникает по долинам рек. На Марсе мы пока не нашли рек, а вполне вероятно, и не найдем их, но марсианские долины – это и самые защищенные и самые влажные места. Посмотрите на карту, – попросил Батыгин рельефоведа Свирилина, – есть ли в этом районе «каналы»?

– Нет, – сразу же ответил Свирилин. – Я уже смотрел.

– Странно…

Включился микрофон.

– Максимальная дневная температура, отмеченная около часа дня по марсианскому времени, достигала четырех градусов тепла. Зафиксирована на дне долины. На долиноразделе…

– Долинораздел! Великолепно сказано! Это же не водораздел, потому что нет рек! – воскликнул рельефовед Свирилин, но на него зашикали, и он умолк.

… На долиноразделе, – продолжал дежурный астроклиматолог, – в три часа дня отмечена температура в один градус тепла. В долине ветра не было. На долиноразделе скорость ветра достигает восьми метров в секунду.

Долго все сидели молча, а на экране проплывала заснеженная равнина, такая же безжизненная, такая же бесконечная, как вчера.

Снова включился микрофон.

– Температура семь градусов мороза, – сообщил невидимый диктор.

– Близится вечер, – пояснил Батыгин. – Здесь уже должна быть ночь, короткая, но настоящая.

– А в Москве ночь уже давным-давно, – сказал кто-то, и все почувствовали, что очень устали и хотят спать и есть. Скорее даже только спать – прийти домой, лечь, вытянуться, закрыть уставшие глаза…

На экране показалось небо – на этот раз красноватое, с золотистыми бликами. Потом почти сразу стемнело.

– Все, – сказал Батыгин. – Это на Земле сумерки продолжаются долго, потому что атмосфера рассеивает солнечный свет. А на Марсе атмосфера очень разрежена, и сумерки там коротки.

Вспыхнул свет. Люди стали подниматься, устало разминая затекшие спины, ноги.

– Ничего, с завтрашнего дня будет полегче, – Батыгин улыбался, вглядываясь в утомленные, с покрасневшими глазами лица своих товарищей. – Завтра мы достигнем районов, где день и ночь чередуются нормально, как им и положено в умеренных широтах. А сутки на Марсе, к счастью, почти равны земным: всего на сорок минут длиннее. Зато сезоны года в два раза продолжительнее земных. Так что нам повезло, если бы наоборот… – Батыгин засмеялся. – С завтрашнего дня начнем отдыхать нормально. Завтра же нам предстоит сделать интересные наблюдения. Сейчас на Марсе начало лета, отступление снеговой границы наверняка продолжается, и мы узнаем, что это за штука – «эффект темной каймы». Помните?.. Вслед за отступающей снеговой границей по диску планеты движется темная кайма…

Выйдя из демонстрационного зала, Батыгин отправился на радиостанцию узнать, нет ли новых известий от Джефферса.

– Полет продолжается, – ответили ему. – Ничего нового Джефферс не сообщал.

«Продолжается… Сколько времени он будет продолжаться? – думал Батыгин. – Три-четыре дня или целую вечность? Если звездолет выйдет на орбиту Марса раньше, чем планета минует место встречи, то есть еще надежда не проскочить мимо; Джефферс сможет повернуть навстречу Марсу. Но если планета пройдет раньше, чем звездолет выйдет на орбиту, – тогда ее не догонишь… Жаль, что так низка скорость наших звездных кораблей. Вырваться из-под власти земного притяжения мы можем, но как нам далеко до подлинно космических скоростей!..»

7

Виктор провожал Светлану домой. Они шли под руку и, устав от необычных впечатлений, молчали. У входов в кинотеатры стояли толпы народа: демонстрировались последние выпуски киноизвестий, и все стремились увидеть Марс, эту загадочную планету…

– И все-таки я завидую Джефферсу и его жене, – сказала Светлана. – Они первыми ступят на Марс!

– Если ступят! – возразил Виктор.

– Знаешь, я почему-то совершенно убеждена, что мы напрасно беспокоимся. Все кончится благополучно.

– Я тоже почти уверен в этом. Но Батыгин волнуется. Уж я-то его знаю! – очень волнуется…

– Вот заснуть бы и проснуться через пять дней, когда они уже долетят!

Впереди Светлана заметила Крестовина и Надю. Они шли медленно, ни на кого не обращая внимания.

– Догоним? – предложила Светлана.

– Не надо! – Виктор удержал ее. – Вдвоем лучше… Знаешь, о чем я думаю?.. Ведь мы с тобой когда-нибудь сможем полететь так же, как и Джефферс…

– Что значит «так же»?

– Ну, как он… с женой.

– Непонятно, – сказала Светлана. – Что ты имеешь в виду?.. Какая еще жена?..

– Жена – это ты… а я… я…

– А ты – это муж? – безжалостно уточнила Светлана. – А мое условие не говорить на эти темы ты успел забыть?..

– Нет, – сказал Виктор. – А если я нарушу условие?

– Если нарушишь – пеняй на себя! – Светлана попыталась высвободить руку, но он не пустил. – Что же ты молчишь?

– Не хочу… пенять на себя!

Глаза Светланы смеялись, но Виктор этого не заметил…

На следующий день они снова сидели рядом на своих постоянных местах. Виктор думал, что Светлана будет сердиться за вчерашнее, но она, наоборот, была весела и разговорчива.

… Темный экран посветлел, и короткие мутно-сизые сумерки быстро сменились ясным синевато-фиолетовым марсианским днем. Звездоход двинулся в путь, в зале снова послышался характерный скрежет гусениц и хруст мерзлого грунта. Даже за короткую северную ночь поверхность Марса успела остыть до двадцати градусов мороза – наблюдатели узнали об этом от дежурного астроклиматолога.

Звездоход шел быстро и к середине дня достиг снеговой границы, которая также стремительно – со скоростью ста километров в сутки! – смещалась ему навстречу, к полюсу.

– Ну, конечно, – сказал Батыгин. – Вот вам загадочный «эффект темной каймы» – просто грунт, увлажненный талыми водами! Не будем здесь задерживаться. Все-таки больше всего нас интересует проблема жизни на Марсе.

– Да, что-то марсиане долго не дают о себе знать. У нас на Земле народ гостеприимнее! – пошутил кто-то и посоветовал Лютовникову: – Гоните звездоход, Станислав Ильич. Тут не на что смотреть!

– Нет! – запротестовал Свирилин. – А рельеф?

– Какой там рельеф! Ни одной горы, плоская равнина… На Земле веселее.

– Могу дать справку, – сказал Безликов. – Некоторые астрономы давно предполагали, что на Марсе нет сколько-нибудь значительных возвышенностей.

– Астрономы, астрономы! – не сдавался Свирилин. – Они утверждали, что поверхность Марса – идеально ровная и напоминает такыры в пустынях, а мы уже видели долины, скалы, камни на поверхности… И потом – «каналы», вы забыли про «каналы», а их непременно нужно найти!

– Что за вопрос! – поддержал рельефоведа Безликов. – О «каналах» нельзя забывать.

Вскоре звездоход опять пошел вниз, спускаясь в очередную долину.

– Вот теперь мы словно в горах, – сказал Свирилин. – Крутые склоны, большие относительные высоты… Удивительно интересно!

– Обратите внимание на растительность, – посоветовал Батыгин. – Она гуще, чем на долиноразделе, но кусты еще не покрылись листьями. Здесь совсем недавно лежал снег.

– Николай Федорович прав, – поддержал астроботаник Громов. – Можно ожидать, что кустарники вскоре покроются листвою и местность примет иной вид…

– Если так, то при взгляде сверху долина с густой растительностью будет казаться темнее окружающих пространств… – высказал предположение Виктор.

– Мы в «канале»! – неожиданно закричал восторженный Свирилин. – Ура! Мы в «канале»!

– Мы в «канале», мы в «канале»! – подхватил Виктор. – Именно это я и хотел сказать!

Батыгину пришлось наводить порядок.

– Во-первых, мы не в канале – в канале, в лучшем случае, звездоход, – внес он некоторую ясность. – Во-вторых, догадка очень правдоподобна. Что «каналы» – это тектонические трещины, предполагалось давно. Известно также, что летом они видные лучше, чем зимой, когда все засыпано снегом. Вот вам, друзья, тайна марсианских «каналов» – это долины с густой растительностью.

Молодежь, занимавшая последние ряды, разочарованно молчала.

– Может быть… это… все-таки… не каналы? – спросила Светлана.

– Как не каналы? – вознегодовал Свирилин. – Каналы! Каналы! Самые настоящие каналы!.. То есть… наоборот! Вовсе не каналы, а то, что считали каналами!

– Товарищи! У нас еще будет возможность уточнить предположение Свирилина, – призвал к тишине Батыгин. – Давайте следить за экраном.

И действительно, за экраном стоило следить: какое-то странное, похожее на вывернутый пень образование виднелось на склоне долины.

– Направьте туда звездоход, – попросил Батыгин. – Уже не ископаемое ли это дерево?

Скрюченные черные корни медленно наплывали на зрителей. Сомнений быть не могло: вешние воды постепенно вымыли из грунта когда-то погребенное дерево.

– Вот сейчас я жалею, – сказал Батыгин, – что не могу выкопать это дерево, пощупать его своими руками, подвергнуть анализу…

– Может быть, это сделает Джефферс…

– Запишите на всякий случай координаты находки. Придвиньте объектив вплотную к дереву…

В демонстрационном зале стояла тишина. Все молча всматривались в переплетенные корни ископаемого дерева – немого свидетеля иных, более благоприятных условий жизни на Марсе… Находка говорила о многом, но в эти минуты все думали о другом: как ни хороши телепередачи с другой планеты, но заменить экспедиционные исследования они не могут!

И все вспоминали Джефферса…