Текст книги "Повелители иллюзий. Попаданец (СИ)"

Автор книги: Игорь Масленков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 23 страниц)

– Скажем так, есть кое-какие мыслишки, – уклончиво ответил чужеземец.

– Ладно, дело твое. Да только я тебе ничего не говорила, а ты ничего не слышал. Через сынка легко выйти на папашу. Не жалей вина и серебра. Надеюсь, оно водится у тебя?

– А ты впрямь умна и наблюдательна. Серебро водится. Это правда. Спасибо за помощь. Сколько я задолжал твоему хозяину за ужин?

– И это все? – в голосе Аннитис послышались печальные нотки.

– Ты разочарована?

– Нет, но…

– Сколько я задолжал хозяину?

– Пять сиклей.

Салативар извлек из кошеля, висевшего у пояса, несколько металлических слитков.

– Здесь ровно пятнадцать.

– Ты не ошибся?

– Нет, не ошибся. Я хорошо умею считать, – чужеземец встал из-за стола и направился к выходу.

– Салативар! – Аннитис невольно вскрикнула.

– Что еще?

– Мы… никогда… , – спазмы сжали девичье горло, глаза заблестели влагой.

– Теперь всегда. Завтра вечером я вновь окажу честь старому развратнику Лахху. До свидания, Аннитис.

Глаза чужестранца вспыхнули двумя факелами, белоснежные зубы сверкнули в полумраке. Так сверкают драгоценные камни перстней царей и владык в полуденный час. Девушка вздрогнула. Страх и тревога проникли в юное сердце. Мысль о десяти сиклях и последних словах гостя едва не свела ее с ума. Слезы брызнули сами собою. В смятении она вовсе не заметила, как чужеземец махнул на прощание рукой и скрылся в клубящейся ночной тьме.

Глава 6. Крах управителя

– Как прошел ужин? – Каруву распирало от любопытства, хотя он и пытался не подавать виду.

– Чтоб ты лопнул, ненасытный боров! Подавись своими десятью сиклями! – Аннитис зло стрельнула глазами, разжала ладонь и бросила на глиняный пол металлические слитки.

– Хвала небесам! Ай да Аннитис! – управитель подобрал длинные шерстяные одежды и брюхо, нажитое непосильными трудами, кряхтя и охая, опустился на колени и принялся жадно собирать серебро. – Пять, десять, пятнадцать! Эй, Аммуну!

На зов управителя из недр кухни выскочил перепуганный поваренок.

– Помоги подняться.

Мальчишка шустро подлез под руку толстяку. Но вес раскормленного пятидесятилетнего мужчины оказался ему не по силам. Малец краснел от натуги и едва не упал под непомерной тяжестью. Но все же, Каруву кое-как поднялся. Тяжело дыша, утирая пот со лба, он расплылся в довольной улыбке.

– Теперь никто не скажет, что ты нахлебница и сидишь у меня на шее. Вот тебе награда, – Каруву выбрал самый маленький слиток и протянул его девушке. – Бери, не брезгуй. Тебе сгодится. Обменяешь в лавке на какую-нибудь безделушку.

Аннитис медлила. Взять или отказаться? Отчего не взять? Она честно заработала.

– Так и быть, уважу, – она выхватила кусочек металла из толстых потных пальцев и спрятала в складках пояса.

– А ты, Аммуну, чего стоишь? Убирайся на кухню, – прикрикнул распорядитель на поваренка. Тот, не желая испытывать судьбу, шмыгнул носом, окинул всех взглядом затравленного звереныша и проворно скрылся в дверном проеме.

– Но это не все, – продолжил Каруву. – Помни мою доброту. На сегодня ты свободна. До завтрашнего вечера. А сейчас ступай, не мозоль глаза.

Не поблагодарив за невиданные щедроты, Аннитис стрелой вылетела из душного зала. Миновав колоннаду, она оказалась посреди просторного двора, пробежала мимо хлева, гончарной печи, проскочила между вооруженными стражниками, карауливших у массивных ворот кипарисового дерева всеобщий покой, и скрылась в темноте ночных улиц.

Дом Аннитис находился в нескольких кварталах от «Обители благочестия». Но путь тот показался девушке самым длинным в ее короткой жизни. Бежала она что есть сил, да только заветная цель не становилась ближе. Порою ей и вовсе казалось, что ноги не касаются мостовой, а отчаянно месят воздух и летит она среди звезд, а те беззвучно проносятся мимо. Чудилось ей, будто Алалу, Эа, Ану и Энлиль потрясли небесами как платьем, встряхнули их, перемешав людей и светила. Все в мире сдвинулось с привычных мест, потеряло первозданный смысл и значение. И нет более опоры человеческой душе, ведь добро обратилось во зло. Стены рухнули, развалины исчезли. Таблички древних слов разбились. Ветер занес их песком. Те, кто знал прошлых времен дела, ушли вместе с богами. Солнце и вовсе исчезло. И никто не вершит более суд над собакой, над свиньей, над зверем диким и человеком. Сгинули боги, люди обратились в прах. Всюду царствует тьма. И пришел тот, кто день дурной породит. Многоликий и тысячеименный. Никому от него нет пощады и само время не властно над ним. Исполнился срок пророчествам. И в тех пророчествах уготована ей, Аннитис, бедной дочери воина и ткачихи, иная судьба.

Вот и до боли знакомый с детства дом. Руки коснулись деревянной калитки. Та скрипнула, пропуская хозяйку в уютный дворик. Девушка остановилась, перевела дыхание. «Спать, спать, спать» – приказывала она сама себе.

Войдя в комнату, не зажигая светильника, сбросила одежды, на ощупь нашла шерстяную накидку и забралась на лежанку.

Сон долго обходил Аннитис стороною. Ей мерещились странные картины, смысл которых она так и не смогла понять. То она видела себя царицей на железном троне, то нищенкой, ползающей по городской свалке в поисках отбросов. Воображала она себя могущественной воительницей, повелевающей многотысячной армией. Насладившись зрелищем битвы, испив вражеской крови, она неслась среди звезд, пролетая над морской гладью и спящими городами.

Молнии разорвали небеса и те разродились ливнем. Аннитис стояла на вершине горы, мокрая до нитки, и нежилась в холодных потоках. Дожди не могли напоить мертвую землю, и чаншница мчалась дальше, погоняя черную как ночь лошадь.

Всюду в тех видениях девушка чувствовала незримое присутствие загадочного купца из Каркемиша. Салативар не шел у нее из головы. Тонкий нос и губы, карие глаза, прямые волосы до плеч, распаляли фантазию. Да не влюбилась ли она? Подобные мысли Аннитис гнала прочь от себя, ведь нет ничего ужаснее безответной любви. Она ему не пара. Он богат и знатен, а она простолюдинка. Да и что в ней мог найти тот, кто потерял счет серебру? Если он только пожелает, то все девицы Каниша с радостью сбегутся на его зов. Аннитис никак не могла разобраться в собственных желаниях. Она хотела поскорее увидеть Салативара, и в то же время боялась новой встречи. Мечтала о его поцелуе, но страшилась грубого слова. Жаждала уснуть в его объятиях, но опасалась холода и отчуждения.

Ближе к утру, не в силах более сопротивляться сну, она отдалась на милость богам и собственной судьбе. Пусть будет то, что суждено. Пусть небожители скажут свое слово.

Аниитис проспала почти до полудня. Спину ломило, словно кто огрел ее мешком с мукой. Голова гудела. Что послужило тому причиной – выпитое вино или ночные фантазии, выяснять не стала. Мысленно она торопила время, с нетерпением ожидая вечера. Очистившись, взялась за мелкие домашние дела, да только все валилось из рук. Размышлениям своим она не могла придать обычный ход. Все путалось в голове, мечтания чередовались с картинами привычного быта, желания сливались с полуденным зноем и звуками города. Людская речь, крики ослов и погонщиков, змеей заползали в окно, опутывали тело и душили. Все опостылело Аннитис в одночасье. Хотелось бросить дом, работу в «Обители благочестия» и бежать, бежать куда глаза глядят. И только мысль о вечернем свидании удерживала ее от сумасбродного поступка.

Но все в этом мире имеет конец. Ничто не длится вечно. Видимо, в том есть тайный смысл.

Аннитис приготовила лучшее платье. За одну только ткань она отдала заезжему торговцу двадцать сиклей. Натерла тело ароматическим маслом и примерила наряд. Долго рассматривала себя в зеркало, наводила румяны, поправляла непослушные волосы. Шею украсила бусами из стекловидной пасты. На запястье надела серебряные браслеты.

– Теперь пора, – скомандовала сама себе, глянув напоследок в полированную бронзу зеркала. Показалось, что и впрямь в последний раз. Впрочем, она о том нисколько не сожалела.

«Странное дело, – думала Аннитис, направляясь в „Обитель благочестия“ – Откуда Салативар узнал о Лахху? Я ведь ничего такого не рассказывала. Нет, я точно дура. Он мог расспросить прислугу или случайно услышать на рынке. Народ вечно болтает всякую чушь и разносит слухи словно проказу».

Постоялый двор жил привычной жизнью, следуя неписаным правилам, заведенным более двух столетий назад. Пастухи пригнали с пастбища животных, рабы чистили стойла, повара и чашники сновали на кухне, встречали первых посетителей. Каруву, как обычно, свысока наблюдал за суетой и подгонял нерадивых, кого словом, а кого и подзатыльником.

– Приветствую, Аннитис, – расплылся он в довольной улыбке, увидев девушку. – Надеюсь, принесешь и сегодня хороший барыш.

– Ты, верно, шутишь? – брезгливо ответила служанка. – Каждую ночь гну на тебя спину, ублажаю публику, так тебе и того мало. Платишь сущие пустяки. Чего ради должна лезть вон из кожи?

– Ладно, не кипятись. О, смотри, а вот и наш вчерашний гость пожаловал.

Девушка вздрогнула. Сердце судорожно забилось, все внутри похолодело. За столом, в самом углу просторного зала, на прежнем месте, сидел Салативар. Сидел, словно и не уходил никуда.

Едва сдерживая волнение и шаг, Аннитис направилась к чужеземцу. Тот давно ее заприметил и не спускал с нее глаз.

– Приветствую тебя, достойный Салативар, – чашница слегка поклонилась, но не столько из почтения, сколько стараясь скрыть смущение.

– Пусть боги продлят твои дни, светлая Аннитис, – торговец улыбнулся и жестом пригласил ее присесть. Она, недолго думая, приняла приглашение.

Вмиг подбежали слуги, завалили стол фруктами. Вечно перепуганный Аммуну тащил жареного ягненка, а Каруву самолично исполнил роль виночерпия. Слуги трижды склонились в низких поклонах, после чего поспешили ретироваться, оставив Аннитис наедине с уважаемым гостем.

– Как идут дела? – поинтересовалась девушка, пригубив кубок.

– Спасибо, хорошо, – сдержанно ответил Салативар. – Ты была пава. Интил и впрямь оказался гулякой и пьяницей. К тому же он тайно обворовывает отца. Все сокровища родителя тратит на вино, пиво и блудниц. Погряз весь в долгах. Прижать такого не составило труда. За мину серебра он готов продать и собственную мать. С отцом вышло иначе. Старый скряга не привык упускать выгоду. Заломил за содействие заоблачную цену. Плюс взятки тамкарумам и прочие накладные расходы. Вышла круглая сумма. Только железо того стоит. Завтра товар завезут на мой склад и можно отправляться в путь. Да вот незадача. Сделка никак не может состояться. Ни при каких условиях!

– Что так? – едва не поперхнулась от удивления Аннитис.

Салативар рассмеялся каким-то низким, утробным смехом, испугав собеседницу.

– Ты, верно, думала, я выскочка, сынок богатых родителей и заурядный контрабандист? – как ни в чем не бывало, продолжал Салативар, расправляясь с мясом.

– Признаться, не без того, – робко ответила Аннитис.

– Кстати, отменно у вас готовят ягненка. А почему тебе в голову не пришло иное? Например, что я хурритский шпион? Или того хуже – лазутчик из далекой страны Та-Кем?

– Не знаю, как-то не пришло. Наверное, я безнадежно глупа. Мне ли разбираться в царских интригах?

– Зато честная. И это дорогого стоит. Так вот, сделка не состоится. Сегодня ночь я уезжаю и пришел проститься.

– Так внезапно? Что стряслось? – даже румяна не могла скрыть волнение Аннитис. С ужасом она осознала, что все мечты рухнули, растаяли звездами в предрассветном небе. – Разве у тебя кончилось серебро или гонец из Каркемиша принес дурные вести?

– Железо…  – пренебрежительно бросил Салативар и ухмыльнулся. – Железо исполнило роль приманки. Меня интересовал только карум. Ты очень красочно его расписала. Должен признаться, твой рассказ не далек от истины.

– Не вознамерился ли ты бросить вызов каруму?

– Зачем попусту сотрясать воздух? Я уничтожу карум.

От неожиданности Аннитис поперхнулась вином и закашлялась.

– Ты с ума сошел! – едва выдавила из себя девушка.

– Глупая, наивная Аннитис, – рука Салативара коснулась девичьей руки. Чашница встрепенулась. Что-то кольнуло пальцы. Волна ледяного холода окатила тело и все внутри сжалось.

– Теперь понимаешь? – заезжий торговец заглянул в глаза собеседнице.

– Нет.

– Эй, Каруву! – чужеземец встал из-за стола и зычно крикнул на весь зал, да так, что все посетители обернулись в его сторону.

Управитель не заставил себя долго ждать и мигом явился на зов. Боясь навлечь на заведение недовольство богатого гостя, он согнулся в низком поклоне и скорчил подобострастную гримасу.

– Слушаю, господин, – притворно улыбался Каруву.

– Вели послать за Аммуну! – продолжал Салативар.

– Что натворил этот негодяй? – испугался толстяк. – Неужто вам, почтенный господин, подали не прожаренное мясо? Ах, мерзавец! Я прикажу выпороть сопляка! Выпороть как следует!

– Поторопись, поторопись Каруву! – легкая улыбка застыла в уголках губ чужеземца. Происходящее порядком развеселило его. Не прошло и нескольких мгновений, а Каруву уже тащил за ухо зареванного поваренка. Бедняга не ведал своей вины, а его маленькое ухо распухло и горело раскаленной медью.

– Господа купцы! – Салативар стал посреди зала и обратился к гостям. Те оставили выпивку и принялись таращиться на чужестранца, который умудрился перекричать несколько десятков пьяных глоток. – Я обращаюсь к вам, почтенные торговцы страны Хатти и Ашшура. Все мы любим славный Каниш, сердцем преданы каруму и не обделяем вниманием «Обитель благочестия». Но сегодня наш дом посетило несчастье. Умер досточтимый Лахху, наш друг и компаньон. На закате он отправился к богам.

– Умер? Лахху? Как? Да он пьян! – неслось по залу.

– Увы, это чистая правда. Спросите о том гонца. Он сейчас сидит на кухне и пытается стащить кусок мяса из котла.

Возмущенные и удивленные возгласы смолкли. Салативар продолжил в могильной тишине.

– Более тог, гонец доставил завещание безвременно усопшего. Завещание находится у поваренка Аммуну. Ну-ка, Аммуну, подойди ко мне.

Перепуганный мальчишка сделал несколько шагов и остановился, растирая рукой слезы и сопли.

– По малолетству и неграмотности Аммуну не придал завещанию должного значения. А ведь оно здесь, – Салативар ловким движением извлек из-за пояса мальчишки глиняную табличку.

– Читай! Не тяни! – кричали посетители.

– Будь по-вашему. Здесь написано, что новым хозяином «Обители благочестия» становится поваренок Аммуну, а опекуном до его совершеннолетия назначается светлая госпожа Аннитис. Печать досточтимого Лахху прилагается, – Салативар для пущей убедительности покрутил табличкой над головой.

– Как? – только и смог вымолвить Каруву.

– Смотри! – чужестранец брезгливо протянул документ управителю. Тот жадно выхватил его и принялся читать, шевеля блестящими от жира губами. – Убедился? – Салативар выхватил завещание из одеревеневших рук теперь уже бывшего управителя. – Второй экземпляр находится у почтенного Шулабума, члена совета шести. В свидетели призваны и руки свои приложили хорошо известные вам Ина и Идм-Эл. Все желающие могут в том убедиться.

Посетители загудели растревоженным ульем. Хмель вылетел из их голов. Никто из них не ожидал такого поворота событий.

– А что прикажете делать с этим? – Салативар кивнул в сторону Каруву. Тот упал на пол, обнял ногу поваренка и залился слезами.

– Господин, господин… Смилуйся, господин! – рыдал поверженный управитель.

– Если судить по твоему брюху, то ты, Каруву, вел жизнь праздную, не отягощал себя заботами и воздержанием.

– Да гнать в шею, вора! – выкрикнул кто-то из гостей.

– А ведь и то верно, – не унимался Салативар. – Ступай вон. И чтоб духу твоего здесь не было. А вам, почтенные купцы, в честь нового хозяина по кубку лучшего вина за счет заведения!

– За нового хозяина! За Аммуну! – зал утонул в радостных криках. Все, включая погонщиков и пастухов, разливали вино гостям. Те славословили новоиспеченного владельца «Обители благочестия» и светлую госпожу Аннитис. Каруву едва не затоптали. Грязный, униженный, он чудом спасся от верной смерти. Крах его оказался столь неожиданным, сколь и быстро забытым всеми. Некогда грозный управитель сидел в пыли у входа и тихо плакал.

Глава 7. Салативар

– Приветствую тебя, светлая госпожа Аннитис, – чужеземец повернулся к девушке и сгорбился в низком поклоне. – Воистину, теперь ты светлая госпожа. В богатстве ты сравнялась со многими купцами и прочими знатными горожанами. Не побрезгуешь разделить радость в обществе бедного и одинокого странника? – Салативар заискивающе улыбался.

Аннитис молчала. Падение Каруву и внезапное возвышение Аммуну заставили ее забыть все слова на свете. Да и в искренность Салативара она не верила. Только сердце бешено колотилось, прыгало в груди как собака на привязи. Не знала бывшая чашница, радоваться ей или разрыдаться. Но страх, таившийся глубоко в душе, вдруг окреп и вырвался наружу.

– Как могу отказать? – сердце едва не выскочило вон из тела. – Но зачем, зачем ты устроил недостойное представление? Обман скоро откроется и что делать тогда? Бежать из Каниша? Лахху и Каруву никогда не простят позора. За оскорбление ты ответишь кровью.

– Какая скука! Всюду одно и то же, – разочарованно произнес Салативар, вновь усаживаясь за стол. Допив содержимое кубка, он продолжил. – Неужто ты принимаешь меня за уличного фокусника? Думаешь, я подсунул табличку поваренку? Не беспокойся, она настоящая, как и оттиск печати на ней. Никого я не подкупал. Лахху и в самом деле мертв. И ты теперь опекаешь малолетнего Аммуну. Стало быть, распоряжаешься всем состоянием покойного. Чем не подарок судьбы?

– Ты хочешь сказать, все это правда? Все случилось наяву и я не сплю? – Аннитис едва не расплакалась. Она отказывалась верить собственным глазам и ушам.

– Истину говорю, все так и есть. Ну почему вы, люди, столь маловерны?

– Ты сказал «вы, люди»? Что означают твои слова? – удивилась Аннитис

– Прости, высказался не точно. Люди Хатти. Хотя следовало бы сказать женщины. Во всякие глупости вы верите куда охотнее, а вот…

– Глупости? О чем ты? – перебила Аннитис собеседника.

– Например, о том, что шерсть черной собаки может уберечь от дурного глаза. Какой вздор! Скажи, ты веришь в любовь? – легкая улыбка исчезла с уст Салативара, а взгляд его сделался тяжелым и мрачным.

– Не знаю, – робко ответила Аннитис и залилась краской смущения. – «Вот оно, признание… » – подумалось ей. Еще мгновенье и она станет самой счастливой женщиной Каниша.

– А я не верю.

В миг все померкло перед взором Аннитис. Нет, она самая несчастная женщина Хатти!

– Не верю! Я не умею любить. А ты, верно, влюбилась в меня? Боюсь тебя разочаровать. Но я могу подарить иное.

– Дружбу? – слезы брызнули из глаз Аннитис. Она сорвалась с табурета и хотела убежать прочь, да только Салативар цепко схватил ее за руку.

– Погоди. Сердечные страдания не моя стихия. Холодный расчет – в нем залог моего успеха. Но как порою тоскливо все делать одному. И кто оценит твое искусство? Мне нужна жена, спутница, хозяйка, благодарная зрительница, любовница, рабыня… Называйся как хочешь, но будь рядом со мной.

– Я должна дать ответ? – растерялась девушка. Она ожидала всего чего угодно, да только не думала, что все выйдет так нелепо.

– Мне бы хотелось. Понимаю, ты смущена. Выбор твой затруднителен. Да и меня ты толком не знаешь. Но сейчас молчи. Пришло время сбросить маски.

Голова Аннитис пошла кругом. Дурные предчувствия, странные сны, судьба Каруву и Аммуну, говорили о многом. Но кто умеет читать послания богов? Чувствовала она лишь смутную тревогу да неосознанный страх. Она боялась Салативара, опасалась очередной его выходки. И в то же время таинственная неодолимая сила влекла к чужестранцу. Что в нем особенного? Красивые и богатые найдутся и в Канише. Так почему именно он? Нет ответа. Он зовет ее с собой. Куда? Какая разница? Она готова разделить с ним ложе как последняя блудница под первым же кустом, отправиться с ним на край света. А там пусть боги решат за нее.

– Что-то стало душно. Не мешало бы прогуляться, – Салативар окинул тяжелым взглядом веселящуюся публику. Он потерял всякий интерес к праздничной суете.

Который раз Аннитис поймала себя на том, что ее мысли или невысказанные желания открыты взору чужеземца и тот читает их без труда, откликается на них словом или поступком. Вот и сейчас от выпитого вина, чудесных превращений и копоти факелов она едва не падает в обморок. Предложение Салативара пришлось кстати.

– Охотно, – согласилась девушка.

Собеседник не заставил себя долго ждать. Вмиг подхватил ее под руку и повел прочь из харчевни. Они вышли в прохладу ночи никем не замеченными. Повара, чашники и прочая челядь, сбились с ног, разнося угощения. Посетители же столь увлеклись дармовой выпивкой, что на исчезновение одного из гостей, пусть и необычной для Каниша наружности, и новоиспеченной госпожи, никто не обратил внимания.

Смрад и копоть исчезли, двор опустел. Звездное воинство блистало в небесах. Все вокруг полнилось свежестью и прохладой. Душу Аннитис переполняло ожидание неотвратимого, а оттого ужасного и таинственного. Такие ночи созданы для признаний в любви, чародейства и волшебства.

– Не прогуляться ли нам в кипарисовой роще или яблоневом саду? – двусмысленно произнесла Аннитис.

– Где твоя фантазия? – с легкой издевкой в голосе отвечал Салативар. – Ну, не беда. Я тебя научу. Скажи, разве ты никогда не мечтала воспарить птицей над горами, прочь улететь за горизонт, оставить в прошлом свою никчемную жизнь?

– Разве люди умеют летать? Это ли не глупости? – рассмеялась Аннитис. Вдруг она смолкла, испугалась собственного смеха. С опаской оглянулась по сторонам. Никого не было рядом. Все разбежались кто куда. Даже животные в хлеву не издали ни звука.

– Глупости? Да, ты права, – разочарованно ответил Салативар. – Пусть глупости. Но ведь так иногда хочется совершить что-то безумное, противное привычному ходу вещей. Не заключена ли высшая мудрость в том безумстве? Совершив безумство, ты сотворишь куда более важное и значимое. Или ты хочешь провести всю жизнь в этой вонючей норе, именуемой «Обителью благочестия»? Птицами воспарить!? Это ли не безумие? Держись за меня. Держись крепче!

Аннитис инстинктивно повиновалась, но тут же вскрикнула, едва не разжала руку. Она вместе с Салативаром… оторвалась от земли. Девушка закрыла глаза, завизжала, словно кто ее резал.

– Летим! Летим! – прокричал чужеземец.

Аннитис охрипла от крика. Посадив горло, она замолчала. Почувствовала в теле невыразимую легкость. Тяжесть ушла прочь, как и горечь прожитых лет, страх перед будущим. Гори все огнем! Чудо! Разве это не повод для безудержного веселья? Она раскрыла глаза. Где-то там, внизу, во тьме, остался зловонный притон. Кое-где горели костры ночной стражи, лаяли собаки, играла музыка, веселились горожане.

– Лечу! Лечу! Я птица! – Аннитис заливалась безумным смехом и слезами счастья. Теперь она не страшилась упасть и разбиться насмерть. – Салативар! Ты не волшебник, не маг и не чародей! О, что я несу? Я последняя дура! Как могла не догадаться? Ты один из богов!

– Наконец-то, – самодовольно усмехнулся тот, кого нарекли одним из богов.

– Летим! Прочь! Пусть будет проклят ненавистный Каниш, гнусное логово торгашей и разбойников! – ветер трепал платье Аннитис. Глаза ее горели, в волосах запутались звезды. Она растворилась во мраке небес и в душе ее поселилась ночь.

– Как скажешь, – голос Салативара уподобился грому. – Гори, Каниш! Ты болен золотой проказой. Она пожрала твою плоть! Очищение огнем и кровью – вот твое лечение!

– Что ты несешь, Салативар? – Аннитис изнемогала от приступа сумасшедшего хохота. – Какой огонь, какая кровь? Пусть вечно царствуют над Канишем ночь и звезды, пусть никогда более не увидит он света дня!

– Летим! Я покажу тебе, – Салативар увлек Аннитис куда-то в сторону, к холму. Там располагалась цитадель и царский дворец. Девушке казалось, что она все еще видит огни и фигуры стражников, разгуливающих по крепостной стене.

Облетев холм, они унеслись прочь. За соседней горой, огненная река залила долину.

– Что там? – веселье внезапно оставило Аннитис.

– То войско Питханы, владыки соседнего царства, – гремел над землею голос Салативара. – Ночью Каниш падет. Примет он очищение огнем и кровью от страшной болезни, имя которой алчность. Ничто не спасет Каниш. Разведчики и наблюдатели Хатти взяты в плен или перебиты. Нападение будет неожиданным. Никто не уйдет от клинка и копья. Теперь жду твоего слова! Небеса или…

Девушка молчала.

– Так выбирай же! – Салативар терял терпение.

– Но ведь там маленький Аммуну! Ты злой бог! – Аннитс попыталась освободиться от рук Салативара, но тот держал ее крепко.

– Что ты знаешь о добре и зле? Я наказал вора и обидчика, возвысил униженного…

– Останови Питхану! – выкрикнула Аннитис. – Останови! Ведь это в твоей власти! Цена твоей доброты непомерна…

– Предложи больше и я пощажу город.

– Истину говорю, ты не бог, ты обыкновенный лавочник, – теперь Аннитис не боялась взгляда Салативара. Она смотрела ему в глаза с ненавистью, на которую только была способна.

– Чушь! Я не нуждаюсь в золоте. Но сегодня особая, волшебная ночь, когда миром правит темное колдовство. Ты сама можешь сотворить чудо. Но чем готова пожертвовать ради спасения Каниша, смелая и дерзкая женщина?

Аннитис глянула вниз. Показалось ей, что вовсе не летит она, а неподвижно висит над землею, увязла в сиянии звезд, словно муха в паутине или ночной путник в болоте. Огненная река приближается. Вражеские кони бьют копытами, топчут сады, виноградники и посевы на полях, солдаты собирают шатры и готовятся к бою. Они хотят убить маленького Аммуну, с самого рождения терпевшего насмешки и подзатыльники. Аннитис чувствовала обиду на саму себя. И она множила страдания мальчишки. Нет, не со зла, шутя. Да только и шутки порою могут обратиться в пытку. Стыд каленым железом жег тело Аннитис.

– Тогда назначь цену! – со слезами на глазах бросила девушка.

– Ты и твоя душа! – Салативар торжествовал.

– Пусть, но только не жги Каниш!

Демон выхватил кинжал из ножен и ловким движением вогнал его по самую рукоять под левое ребро Аннитис. Она охнула и обмякла. Кровь хлынула из раны, разрослась темным мокрым пятном на платье. Салативар отпустил девичью руку. Мертвое тело неподвижно зависло в воздухе, словно принесли его в жертву ненасытным богам на невидимом алтаре. Руки, ноги и голова свесились вниз. Бледное лицо превратилось в восковую маску. Глаза стекленели и в них застыли звезды и огненная река.

Салативар облетел Аннитис, утопил пальцы в густых волосах недавней спутницы, коснулся губами холодеющего лица, поцеловал бледные губы. И в поцелуе том виделось что-то отвратительное и противоестественное, потому как нет ничего более противного людской природе как поцелуй с мертвецом. Чувствовалось в том неуклюжее извинение за отнятую жизнь и болезненная тяга к чему-то низменному, враждебному самим установлениям богов. Но Салативара менее всего беспокоили условности. Он слился в долгом поцелуе с жертвой, чья кровь еще не остыла в жилах. Он испил остаток жизненной силы, былой человеческой сущности. Насытившись, наполнил опустевший телесный сосуд иным, новым содержимым. Магия преисподней не обещала беспредельного могущества. Она не могла подарить бессмертие живому, но давала видимость жизни мертвому, превращала покойника в верного слугу и слепого исполнителя воли некроманта.

Аннитис открыла глаза. И не было в них более звезд и огненной реки. Только лицо Салативара.

– Ты меня зарезал? Я жива? – она чувствовала легкий холод, словно лежала голой на каменной плите.

– Счет твой оплачен. Каниш спасен. Штурм будет внезапным. Но все обойдется без огня и крови. Питхана в бесконечной милости своей объявит горожан братьями и сестрами, отцами и матерями. Ассирийцы уйдут сами. Карум умрет. Мое маленькое дельце решено. Нам пора.

– Куда?

– Твой новый дом истосковался по хозяйке. Тебя ждет Вечность.