Текст книги "Повелители иллюзий. Попаданец (СИ)"

Автор книги: Игорь Масленков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 23 страниц)

Глава 4. Ночной гость

Я ищу женщину. Ту, что сорок семь веков назад забрала мою силу и часть воспоминаний, превратила в бесплотный дух, обреченный сгинуть в бесконечности времен и мгле чужих земель.

С потолка высокого подземелья каплями сочилась вода, звонко разбиваясь о гранитные плиты. Факелы чадили, распространяли горьковатый запах копоти. Ароматный дым курильниц щекотал ноздри, рождая темные желания. Алтари парили жертвенной кровью. Статуи химер тонули в полумраке. Чаши и кубки полнились волшебными зельями. Нагие тела жриц пьянили старым вином, обжигали прикосновением плоти. Языки красавиц сплетались в дьявольских поцелуях. Я восседал на троне из человеческих черепов. Краснокожая демоница рядом. Я, повелитель вселенского хаоса, сумрачной бездны, полной бесчисленных звезд. И тут явилась она, сияющая золотом доспехов, наделенная властью верховного божества. Магическое оружие сделало свое дело. Я, перед которым падали ниц народы и царства, низвергнут, изгнан из тьмы! Я жаждал мести. Но где найти ту, что волею богов обрела бессмертие? Сорок семь веков напрасных поисков! Я сменил сотни тел, прожил сотни жизней, но так и не нашел ту, что нареклась… Проклятье! Не могу вспомнить имя!

Жалкий жребий. Порою я вселялся во владык, правил империями и королевствами. К несчастью, смертные недолговечны. Они уходили в иные миры. Я шел по трупам, призывая смерть. И в конце пути меня ждет та, чьи латы выкованы лучшими медниками Угарита.

Диковинные дворцы и звездные небеса утопали во мраке. На плитах черного гранита начертаны тайные заклинания. Шепот, шорохи, стоны… Меня обозначили злым проклятьем. Краснокожая манила в мир иллюзий. Ее соблазнительная улыбка сочилась кровью.

Последний раз меня убили в марте сорок третьего. Помнится, согнали крестьян из ближайшей деревни, а те баграми стащили трупы в окопы, очистили карманы и прикопали. Мне досталась стрелковая ячейка. Я только обрадовался. За сорок семь веков тяга к уединению стала чертой характера. Всю грязную работу сделали семидесятилетний дед с внуком-подростком. Как водится, вывернули мундир наизнанку, забрали часы, консервы, шоколад, зажигалку и сигареты. Soldbuch разорвали в клочья, патроны разбросали по кустам. Хотели стащить сапоги, да я порядком задубел. Запасливый дедушка прихватил с собой сани и топор. Аккуратно отрубил голени и свез домой. Думал отогреть их на печи и снять обувь. Меня же кое-как присыпал мерзлой землей, чтоб летом вонь не сильно шла.

Вскоре в село вернулись мои бывшие боевые товарищи. Жадность сыграла со стариком злую шутку. Его расстреляли в тот же день. Кто-то из своих донес. А парнишка удрал. Да пусть живет. Мне до него нет никакого дела. Я найду себе другого, здорового и сильного.

Пришла весна. Талые воды напитали землю влагой. Мундир взмок, тело набухло словно почка, готовая вот-вот превратиться в нежный листок. Плоть моя почернела. Черви устроили грандиозный пир. От обилия газов китель затрещал по швам, прелые нитки лопались, пуговицы отрывались сами собою. Я слушал эти странные звуки и думал о той, что несколько тысячелетий назад обрекла меня на одиночество. Где она теперь? Какова ее судьба? Нашла ли свою любовь?

Я простил ее. Ненависть покинула меня. Былая страсть перегорела, обратилась в пепел. Гложет лишь сожаление о прожитом, тоска по утопающим во мраке дворцам и по краснокожей красавице. Наверное, я любил ее, или люблю сейчас? Не знаю.

Через год вместе с гнилым мясом исчезли черви. Ушли в поисках новой поживы. Остались только кости. Их омывали дожди, нежно касались корни трав и молодых деревьев. Мышь-землеройка в черепе устроила себе нору. Лесные птицы пели дивные песни, зудели надоедливые комары. Осенью палая листва согревала меня, а снег зимою напоминал о далеком марте сорок третьего.

Когда ночь черным саваном накрывала лес, я вставал из могилы и бродил неприкаянным духом по местам былого побоища. Я купался в пепельном свете звезд и чувствовал чужую смерть. Меня истязали одиночество и боль. Я хотел кричать, но рот мой забит землею. Я терпел эту муку и ждал десятки лет, храня великую тайну. Я верил, что ждут меня дальние страны и новые небеса. Я верил, и я дождался!

Бедный, несчастный юноша. Знал бы ты, в какую историю влип сам того не желая. Но близится полночь, все вокруг спят, не ведая того, что час пробил, древнее проклятие отступило, ослабило хватку. Спи и ты, мой друг, набирайся сил. Они мне пригодятся. Я же трижды славлю тебя, моего спасителя.

Воистину, как непривычен воздух свободы. Кажется, не было вовсе многолетнего заточения. Легкий ветерок ласкает штору, комар одиноко пищит в углу. Прямо как тогда, в лесу. Луна рождает бледные призрачные тени. Они чем-то похожи на меня. Бесплотны, невесомы и свободны. Всматриваюсь в них словно в зеркало. Право, чудно. Я могу видеть, чувствовать запахи. Звуковое многоголосье оглушает. Земля не скрипит на зубах. Искрящимся облаком плыву по квартире, в которой, как кажется, прожил не один год. Все тут знакомо и в то же время до боли ново. Сотни чужих полузабытых жизней, прожитых мною, подобны карточной колоде. Вот и сейчас судьба перетасовала их в очередной раз. Случайность? Едва ли. Я не верю в случайность. Не верю, ведь и сам когда-то распоряжался жизнями и судьбами.

Кто послал тебя, добрый юноша? Чей приказ ты исполнил? Кто ты? Слепое орудие, тайный враг или бескорыстный глупец? Разум твой молчит. Для меня он открытая книга. Но ни одна строка не дает ответа. Вижу лишь белое пятно. Ни единого слова. Память твоя чиста и невинна. Обычные житейские неурядицы, семейные дрязги, жажда богатства… Ну, это не ново. Здесь ты не оригинален. Так всегда было. В том нет ничего предосудительного. Люди остаются верны себе, своей несовершенной природе. Лес? Пожалуй. Да, сильное, весьма необычное чувство. Что-то подобное я встречал среди фанатиков, одержимых, параноиков и психопатов. Но ты не из них. Не припомню подобного. Видать, и мне далеко не все известно. Хотя, может ты и прав. Лес в самом деле стал частью твоей души, ты сросся с ним, изменив собственную сущность. Не в этом ли кроется причина? Теперь я понимаю. Ты избран! Из тысяч выбрали именно тебя. Но кто? Ты сполна отработал деньги, так и не поняв, за что их получил. Тебя послали освободить меня. Интересно, кому я понадобился?

Единственная зацепка – Казимир Карлович. Гнусный тип. Слова его фальшивы, лицо – погребальная маска, служанка – черная колдунья. От этой парочки веет холодом могилы. Так не они ли заказчики? Или кто-то стоит за ними? Роман? Нет, этот слишком мелок. Он всего лишь безымянная пешка в чужой игре. Таким пожертвуют не моргнув глазом. Кстати, он, кажется, пропал. Жена написала заявление в милицию. Правда, Алексей о том еще ничего не знает. Но, это вопрос времени. Один звонок и все станет на свои места, точнее, сойдет с мест своих и жалкий смертный потеряет всякую опору в жизни. Да и жизнь эта ему уже не принадлежит.

Итак, остановимся на Казимире Карловиче. Больше не на ком. Он настойчиво ищет со мной встречи. Ах, прости, Леха. С тобой. Пока еще с тобой. Видишь, мы уже стали единым целым. Покалывание в позвоночнике, легкое головокружение. Вот ведь до чего могут довести частые лесные прогулки.

Стало быть, Казимир Карлович. Но хочу ли этой встречи я? Нет, не Алексей, а именно я? Не знаю. Чувствую скрытую угрозу. А вдруг ловушка? О Казимире Карловиче мне почти ничего не известно. Ясно одно – дело тут не чисто. Силы врага неведомы. Но, с другой стороны, любопытство так и распирает. Могли на этом сыграть. В любом случае, те, кто заварил такую кашу, не остановятся. Если они вытянули меня из безымянной могилы, то возможности их весьма велики. Впрочем, как и решимость довести задуманное до конца.

Но кому, кому понадобилось разыгрывать столь запутанную комбинацию, устраивать весь этот спектакль с ряжеными, безвольными статистами, следопытами, записками и заокеанской валютой? Краснокожей демонице? Или той, чьи латы выкованы лучшими медниками Угарита? А вдруг… все гораздо хуже и тогда исход поединка непредсказуем?!

Ладно, пес с ним, с кукловодом. Ввяжемся в сражение, а там будет видно. Но что же делать потом? Не знаю. Главное – не пытаться опередить события, не делать резких движений, быть на чеку, смотреть по сторонам, готовиться в любой миг отразить нападение. Но, всему свой черед. Будущее, собственная судьба, после сорока семи веков ожидания, кажутся незначительной мелочью, пустым звуком, полнейшей ерундой. Кем бы ни был мой враг, его я увижу лишь завтра, а сегодня самое время насладиться свободой.

Я погружаюсь в ночь как в темные морские воды, чувствую движение воздуха, пепельный свет Луны и мигающих звезд. Предметы вокруг отбрасывают загадочные тени. Несказанная радость наполняет все мое естество. Хочется кричать, но у меня пока нет рта. Хочется коснуться мебели, одежды, кнопок клавиатуры, но у меня нет рук. Я хочу насытиться светом, наполнить легкие пьянящим воздухом, я хочу есть, пить, любить, бежать, упасть в заросли высоких трав и залиться слезами от счастья. Я хочу, но у меня нет ног! Пока нет. Все будет завтра! Я стану тобой, Алексей, а ты мной. Я подарю тебе силу, власть над людьми и так искомое тобою богатство. А ты взамен подаришь мне собственное тело. Пройдет немного времени, и ты уйдешь в иные миры. Я же останусь и буду жить вечно. Надеюсь, мне хватит вечности, что бы найти ту, чьи латы выкованы лучшими медниками Угарита.

Глава 5. Аннитиc

Инара, надсмотрщик, грязно ругался. Солнце закатилось за горизонт, а нерадивые погонщики никак не могли справиться с ослами. Те тревожно кричали и не желали оставаться запертыми в стойле.

– Ну же, пошевеливайтесь, бездельники, – корил Инара работников. – Купцы закрывают конторы, подсчитывают барыши. Пастухи гонят стада в город, торговцы запирают лавки. Того и жди, ночная стража зажжет костры на крепостных стенах, а вы едва ноги переставляете! Давайте, поторапливайтесь! Пожалует сейчас к нам половина карума. Чем удивите почтенных гостей? Песнями, плясками, добрым вином или кучами навоза? Раздери вас львы! Богом грозы заклинаю, вражье отродье! Да ниспошлет он кару небес на вас, нечестивцев!

Аннитис отвлеклась на крики и оставила возню со стряпней. Неожиданно закружилась голова, захотелось выглянуть в узкое окно, глотнуть свежего вечернего воздуха. На мгновенье она испугалась. Уж не беременна ли она? Лахху, хозяин постоялого двора, который месяц не дает ей прохода. А на весенний праздник антахшум старый мерзавец добился своего. Подкараулил ее в подвале и набросился жеребцом. Проклятый боров! Облысел, растерял половину зубов, нажил огромное брюхо, а все туда же! Ладно бы дал мину серебра, а то ведь кроме слюнявых поцелуев от него ничего не дождешься. Хоть бы подох поскорее! Стал богом. Такое сказать про Лахху язык не повернется. Издох бы, как бездомный пес! Но нет же! Никакая зараза его не берет. Все не угомонится, целыми днями чахнет над серебром, бранит челядь и рабов, да липнет к молоденьким девицам. Те в страхе обходят заведение десятой дорогой.

Дурная молва шла о постоялом дворе Лахху не первый год. «Обитель благочестия»… Кому только вздумалось назвать так приют разбойников, грабителей, насильников и лжецов? Едва ли кто из горожан помнил, что более двух веков назад, здесь останавливались паломники со всей страны на пути к местным святыням. Да только многое изменилось с тех пор. Святость нынче не в почете, храмы опустели, жрецы разбежались, а название осталось. Осталось в насмешку над прошлым. «Обителью порока» прозвать бы это злачное место, известное во всем Канише. А уж Каниш видел всякое. Каниш… Царство без царя, убежище торгашей, ростовщиков, проходимцев и авантюристов всего обитаемого мира. Здесь они без устали творят беззакония, превращают свободного в раба, разоряют трудолюбивого, попирают правду, плетут паутину заговоров, закабаляют ссудами и договорами. Иные поговаривают, будто бы не брезгуют они убийствами, откровенным грабежом на большой дороге и контрабандой. Даже владыка цитадели не властен над ними, потому как сам зависит от серебра карума. На взятках кормятся царские чиновники. Исчезнет карум и рухнет Каниш.

Аннитис удивилась сама себе. С чего вдруг в голову лезут столь мрачные мысли? На днях она ходила к колдунье Такити. Отдала ей овцу. Старуха осмотрела девушку, но ничего дурного в ее прошлом не увидела. Ни порчи, ни сглаза, ни злого проклятья. Даже беременности не заметила. А вот о будущем говорить отказалась. Сказала только, что столь высокую цену ей, Аннитис, не осилить. Как понять выжившую из ума Такити? И почему будущее должно обойтись так дорого?

Служанка выглянула в окно. Вместо вечерней прохлады в нос ударил запах ослиной мочи и навоза. От такой вони стошнит любого, не только беременную. Оттого и голова кружится, а вовсе не от предчувствия перемен или проделок похотливого Лахху, чье семя наверняка бесплодно.

Как хотелось ей вздохнуть полной грудью, насытиться ароматом цветущих садов и вечерней прохладой. Да только вместо маленьких радостей ожидал ее скотский дух и кухонный угар. И так второй год кряду. Есть отчего голове идти кругом и рождаться дурным мыслям. Боги забыли о ней, как будто и нет ее имени на скрижалях. Напрасно она приносит жертвы на алтарях и возносит молитвы. Сегодня, как и завтра, ничего не переменится и все пойдет своей чередой. Она будет разрываться между кухней и залом, где среди веселья и хмельных застольных бесед проводят вечера счастливые обладатели серебра.

– Эй, Аннитис! Ты никак заснула? – окрикнул девушку Килла, старший чашник. После Лахху, Килла был третьим, кого Аннитис числила в личных врагах. Почетное второе место в ее списке занимал Каруву, управитель постоялого двора. Килла, хоть и считался ее начальником, никогда не приставал, даже плетью не бил как иную нерадивую рабыню. Лет сорока от роду, старший чашник не питал слабости к женщинам, а горе и озлобление топил в вине. Но уж если напивался, то слуги старались не попадаться ему на дороге. Тощий, со злым, колючим взглядом, он одним своим видом пугал Аннитис. А взгляд тот действовал на нее лучше всякого кнута.

Служанка сорвалась с места и бросилась вон из кухни. Выскочила в коридор и едва не сбила с ног поваренка. Никуда не торопясь, что-то насвистывая себе под нос, он нехотя тащился в зал с каким-то горшком. Пробегая мимо, девушка отпустила огольцу легкий подзатыльник.

– Ты чего? – обиделся малец.

– Не путайся под ногами, ягненок. Не то попадешь на вертел к какому-нибудь любителю нежного молодого мяса, – едва сдерживая смех, двусмысленно ответила Аннитис.

Столкновение с мальчишкой испугало ее и позабавило одновременно. За разбитый кувшин со снедью никто не похвалит. Но, сам того не ведая, маленький Аммуну отвлек девушку от дурных мыслей, никак не желавших убираться прочь. К тому же ей сегодня как никогда не хотелось приниматься за работу. Все валилось из рук. Ее тянуло в загородный сад. Но вместо цветущих яблонь, груш и пения ночных птиц ее вновь ожидали смрад, чужое пьяное веселье, неуклюжее заигрывание, скабрезные шутки, слюнявые губы, потные руки и зловонное дыхание посетителей.

– Аннитис, – басил Каруву, управитель и первый помощник Лахху. – Иди сюда.

– Да, господин.

– Видишь в дальнем углу гостя? Пойди к нему, да разузнай, кто таков, чего желает и много ли у него серебра. Такого нельзя оставлять без внимания. Ну, чего стоишь?

В просторный зал питейного заведения набилось уже человек тридцать, но опытный глаз Каруву сразу выхватил из толпы богатого посетителя.

Слуги зажгли факелы, закрепленные на разрисованных затейливыми геометрическими орнаментами стенах. Сладковатый привкус копоти наполнил плохо проветриваемое помещение. Легкая дымка и полумрак намекали на тайное приключение, да только Аннитис давно наскучили грязные намеки. Обычно все заканчивалось разорванным платьем, пьяной дракой и лужей блевотины. Вот и сейчас чьи-то руки тянулись к ней, послышались непристойные предложения и неуклюжие эпитеты, адресованные девичьим прелестям.

– Вот это баба! А груди, груди-то! Так и рвутся наружу! Я бы такой… Да, по самые… Эй, красавица! Я дам тебе шкуру овцы…  – доносилось до ее ушей.

«Шкуру овцы? Только и всего? Заткни ее себе в … » – мысль Аннитис оборвалась как натянутая струна арфы и со звоном лопнула, отозвалась легкой болью. На мгновенье она забыла зачем шла, но память быстро к ней вернулась.

Нет, не похотливый старец, не зеленый юнец, пускающий слюни при виде полуголой деревенской девки, сидел за столом в самом углу зала. Он не походил на неотесанного погонщика мулов, как и на поденщика, местного торговца или скаредного приказчика. Смуглое лицо старательно выбрито. Большие карие глаза хищно блестели в сумраке. Тонкие, едва поджатые губы, выдавали в нем человека умного, страстного и в то же время весьма расчетливого. Длинные пурпурные одеяния из легкой ткани и широкое оплечье из мелкого разноцветного бисера говорили о состоятельности владельца. Широкий кожаный пояс с золотой пряжкой, массивный кошель, кинжал в золотых ножнах и несколько перстней на тонких и длинных пальцах дополняли картину. Возможно, ему и не светила слава первого кулачного бойца Каниша, но богатством он мог поспорить с самим Идм-Элом.

– Чего желает почтенный господин, – робко произнесла Аннитис. Сама же думала совсем об ином: «Интересно, приставать сразу начнет или после первого кубка?»

– Приятно видеть в забытой богами дыре столь прелестное создание, – гость, как показалось Аннитис, едва усмехнулся уголками губ.

– У нас приличное заведение, почтенный…

– Зови меня Салативаром, – перебил посетитель служанку

– … почтенный Салативар, – не растерялась чашница. Сама же подумала: «Вот еще, создание. Так меня еще никто не обзывал».

– Что ты можешь знать о приличных заведениях, милое дитя? – произнес мечтательно гость, по всему видать иноземец. Но в Канише иноземцем никого не удивить, пусть даже усыпанным золотом с ног до головы. В городе, который контролировал всю торговлю Хатти с Ашшуром и Ниневией и не таких видали.

«Надо же, – подумала Аннитис, – очередной выскочка. Богатенький папаша откупился от сынка, а тот и рад транжирить наследство в кабаках. А еще говорит со мной как с малолетней девчонкой. Самому-то лет двадцать пять, не больше».

– Я прибыл из Каркемиша. Держу там торговую контору. Здесь, в Канише, есть у меня кое-какое дельце. Немного устал с дороги. Хочу поужинать и отдохнуть, – неожиданно отозвался гость на мысли Аннитис.

– Чего пожелает почтенный Салативар? – взяла себя в руки девушка. Начало беседы не вселяло особых надежд.

– Мяса ягненка, кувшин лучшего вина, пшеничную лепешку из печи и два кубка, – загадочно усмехнулся торговец. – Стол мой нуждается в хозяйке. Надеюсь, ты не откажешь в милости одинокому путнику?

«Ну вот, началось. Ничего нового, все как обычно», – загрустила Аннитис, но не подала виду.

– В нашем заведении не кормят бобовой похлебкой. А вечер тебе, почтенный господин, помогут скрасить музыканты и блудницы. Благо, в Канише их в избытке.

– Дерзкая девчонка, – рассмеялся Салативар, обнажая белоснежные зубы. – Определенно, ты мне нравишься. Не бойся. Я и вправду устал и хочу отдохнуть после долгих странствий. Будь моей гостьей. Любованье твоей красотой лучше всякой музыки. Прошу, смилуйся.

Аннитис промолчала. Развернулась и пошла на кухню. Мужчина запал ей в душу. Статный, красивый, богатый. Такого бы заполучить в мужья, да не про нее честь. Эх, опять глупые мечты закончатся зажиманиями в подворотне, испорченным платьем и слезами. И где потом набраться серебра на ткань? Но уж лучше с таким, нежели с Лахху.

– Что скажешь, Аннитис? Кто таков? – принялся допытываться Каруву когда девушка поравнялась с управителем.

– Иноземец. Торговец из Каркемиша, – отстраненно ответила чашница.

– Не больно-то он смахивает на купца из Каркемиша. Те и лицом, и одеждами иные. Чего он тебе наговорил?

– Сказал, хочет взять меня в жены, – зло ответила служанка. Вдруг она почувствовала, как ее голова идет кругом. В глазах плясали факелы и полупьяные рожи посетителей. Еще немного и она расплачется, убежит прочь.

– Да очнись ты! Не спи на ходу! Хватит нести глупости! – прикрикнул на нее Каруву. – Прямо так и в жены? Как бы ни так! А что заказал?

– Просил ягненка, кувшин лучшего вина и пшеничную лепешку из печи, – вымолвила вслух Аннитис, а в мыслях обругала управителя последними словами. – А еще требовал принести два кубка.

– Это зачем? – удивился помощник Лахху. – Ах, старый я осел!

– Точно.

– Молчи! Не то прикажу Килле…

– Он обидится.

– Кто? Килла? Чужеземец?

– И серебра не даст. Или, быть может, пусть Килла сам? А я пойду в хлев. Приберу за скотиной.

– До чего ты вредная девчонка. Ну, погоди! Доберусь до тебя! – притворно заулыбался Каруву. – Ладно, сегодня я тебя отпускаю. Делай что хочешь. Только есть одно условие. Вытащи из него сверх прочего десять сиклей.

– Да как же я…  – Аннитис едва не потеряла дар речи.

– А вот это не мое дело. Мне ли всему тебя учить? Не маленькая. Как-нибудь сообразишь. А как ты хотела? Какой мне резон отпускать служанок развлекаться с гостями? Будь иначе, так вы бы разорили меня давно и все бы прахом пошло. Да, и не ходи на кухню. Сам распоряжусь.

Каруву удалился, а девушка едва не расплакалась от обиды. Как ей заработать проклятые десять сиклей? Пойти за советом к Тесмус, служанке, готовой раздвинуть ноги перед первым встречным и за медное кольцо? Или зарезать какого-нибудь пьяного гуляку? Обокрасть купчишку, соблазнив того плодами юности? Чем она лучше других? Ни она первая, ни она последняя. Честной и праведной не заработать такую сумму и за полгода. Или побираться у храмовых ворот? Все равно Каруву запишет серебро на нее. За неуплату ее отдадут в долговое рабство. Нет, лучше о том и не думать. Но и от управителя не отвертеться. Для него собственная прибыль куда важнее девичьей чести. Почему так несправедливы боги? За что даруют злую судьбу? Да боги ли в том виноваты? Ненасытные Лахху и Каруву! Вот кто за все должен ответить! Нет у нее силы богини. Не то поломала бы она им позвоночники словно тростник, ветром развеяла богатства, распугала, рассеяла как птиц, как пустые горшки разбила бы их дома…

– Да ты и вправду оглохла, – окрик Каруву вывел Аннитис из оцепенения. – Никак плакать надумала? Не смей. Я ведь тебя не в пасть льва отправляю. Неси вино гостю.

И впрямь она едва не разрыдалась. Сквозь пелену набежавших слез с трудом разглядела поваренка с глиняным блюдом и Каруву с кувшином.

– Ну же, иди. Да помни о нашем уговоре.

Девушка дрожащими руками приняла от управителя посудину с темно-красной ароматной жидкостью. Невольно показалось ей, что то вовсе не вино, а жертвенная кровь. Одна слезинка сорвалась со щеки и угодила прямо в кувшин. Аннитис вздрогнула. Она принесла богам жертву и отдала на их милость собственную судьбу.

Ноги не слушались чашницу. Она едва не споткнулась. Перед глазами в безумном хороводе завертелись горящие факелы, столы, слуги, пьяные бородатые лица заезжих купцов и местных богатеев. Хотелось умчаться прочь, обернуться быстрокрылой птицей, раствориться в ночном небе, стать одной из звезд, отправиться к чертогам богов и вымолить у них прощение. Но либо глухи они к мольбам смертных, либо заняты куда более важными делами. Внемлют плачу только те, кто готовит силки, строит западню, промышляет человечьими душами.

Поваренок торопился поставить перед гостем блюдо с ароматным мясом. Суетилась и служанка, не забыв о лепешках и кубках.

– На столе хлеб и вино да будет сладким. Ешь, пей, насыщайся, веселись душою, – молвила Аннитис. Она наполнила один кубок и застыла с кувшином в руках.

Салативар небрежным жестом приказал мальчишке убираться восвояси.

– Второй кубок пуст. А как же моя просьба? – недовольно проговорил чужестранец.

– Как будет угодно светлому господину, – выдавила из себя Аннитис.

– О, да ты смущена? Или опечалена? Не я ли тому виной? Молю тебя, не стой храмовым обелиском. Сжалься, сядь подле меня, – игриво начал застольную беседу Салативар.

Девушка подчинилась и присела на край рубленого табурета. Гость попытался взять инициативу в собственные руки и наполнил второй кубок.

– За что хочешь выпить? – не унимался иноземец. – За удачное разрешение моего дельца? Нет, едва ли оно придется тебе по душе. Лучше выпьем за тебя, за молодость и красоту, за счастливые перемены в судьбе.

– Пусть будет так, – равнодушно ответила девушка.

Кровь ударила ей в виски. «Десять сиклей, десять сиклей… » – проклятая надоедливая мысль едва не разнесла череп, отозвалась нестерпимой болью.

– Верь, так и будет, – Салативар в несколько глотков осушил кубок. – Недурное вино. Такое не подают в придорожных харчевнях. Пей же и ты!

Аннитис подчинилась. Вино и вправду оказалось отменное. Терпкое, с легкой кислинкой, почти черное, как застывшая на алтаре кровь жертвенного быка. Теперь она узнала, чем потчуют толстосумов. Попробовал бы кто-нибудь из прислуги украсть у хозяина на пробу! Засекли бы до полусмерти. Не зря за вином присматривал сам Каруву.

Аннитис сделала всего пару глотков, а покой и умиротворение легкой теплотой разлились по жилам. Собственное будущее более не казалось таким мрачным как рисовалось накануне. Ну и пусть она попадет в долговое рабство! Взамен хоть один вечер проведет как настоящая госпожа. Или, быть может, у нее получится соблазнить чужестранца и заработать. Вдруг не десять сиклей, а все двадцать. Тогда она утрет нос заносчивому Каруву. Пусть вспомнит, как хотел ее высечь. Сильно он о том пожалеет. Еще будет искать ее расположения, в ногах валяться, да только она не услышит мольбы несчастного. А иноземца непременно надо соблазнить. Отчего не соблазнить? Она юна, красива, грудь так и рвет платье. Да и бедра хороши. Она умеет любить. И он ей мил. Не чета местным. Напьется он порядком. Уже опрокинул целый кубок…

– Прошу тебя, угощайся, – глаза Салативара таинственно блестели, в зрачках плясали отблески факелов. – Отведай мяса. Полагаю, оно не хуже вина.

– И отведаю, – бойко ответила девушка. Плевать ей теперь на Каруву, Киллу и самого Лахху. Она живет только раз. Хватит трепетать в страхе.

– Вот это мне определенно нравится, – загадочно улыбнулся Салативар. – О, мясо бесподобно!

– Угу, – кивнула девушка. Сочный кусок так и таял во рту.

– Полагаю, за это следует выпить, – чужеземец наполнил свой кубок и долил Аннитис. – Пусть жизнь твоя будет такой же сладкой как вино и мясо. Но никогда, слышишь, никогда не попадай на место несчастного ягненка! – в голосе Салативара послышалась скрытая угроза.

«Ягненок. Мы еще поглядим, кто из нас ягненок», – хмель ударил в голову. – «Погоди немного. Вот тогда и посмотрим».

– А ты ведь родом не из Каркемиша, – вино развязало девичий язык.

На этот раз Салативар ограничился половиной кубка. Неспешно сделав несколько глотков, он наслаждался дарами виноградной лозы, мало обращая внимания на слова собеседницы.

– Твоей проницательности позавидуют многие, – мужчина оставил кубок и взялся за очередной кусок мяса.

– Не моей. Каруву.

– Ах, вот оно что. Конечно, мог и сам догадаться.

– И я могла. Тут, в Канише, разноплеменного народа в достатке. Кого только не встретишь. Из Каркемиша тоже захаживают. Я и сама поняла, да не придала тому значение.

– Он прав, твой управитель. В Каркемише я держу контору, а родом из иных земель. Да ты о них и не слыхала. Впрочем, оно тебе и не интересно.

– Не держи меня за дуру. Все вы мужчины думаете, если смазливая, то обязательно дура…  – Аннитис не увлекали пустопорожние разговоры. Вино пробудило голод. Только теперь она вспомнила, что целый день почти ничего не ела. Устоять перед аппетитным мясом у нее не хватило сил.

– И вовсе я так не думаю, – Салативар громко рассмеялся.

– Знаю, думаешь.

– Не злись попусту. Мы сидим за одним столом, пьем и едим, а я до сих пор не знаю твоего имени.

– Аннитис. Меня зовут Аннитис. Служу здесь старому Лахху, хозяину этой забегаловки.

– Что так? – удивился Салативар. – Совсем недавно я слышал иное. Приличное заведение…

– А то как же? – девушка без приглашения сделала несколько глотков. – Посмотри вокруг. Собирается здесь всякий сброд. Торговцы, мошенники, беглые преступники… Все дороги ведут в Каниш. Думаешь, царь правит городом? Как бы ни так! Карум! Вот настоящий владыка!

– Ты, как я погляжу, девушка неглупая и наблюдательная, – уже серьезно продолжил Салативар. – Что знаешь о каруме?

– Да что? Как все. Поговаривают, карум выполняет волю Ашшура. Но это истинно лишь отчасти. Ашшуру нужен свинец, медь и серебро. И он получает все сполна. Сюда везут ткани и золото. Тут оно вдвое дороже, – Аннитис чувствовала, что не остановится. Едва ли ей теперь по силам затащить чужеземца в постель. А тот, как назло, ни в одном глазу. Эх, плакали ее десять сиклей. – Ты не смотри, что город заполонили ассирийцы. Хатти здесь тоже хватает. Местные имеют некоторые привилегии и права. Все они, здешние, пришлые, и составляют карум. Во главе стоит совет из сорока восьми самых богатых и знатных. Каждый торговец вносит взнос в казну карума. Без этого никак. В противном случае ты и дня не простоишь на рынке. Карум же тебя защитит от особо ретивых сборщиков пошлины, даст ссуду, а если очень захочешь, то и вооруженную охрану. С глиняной табличкой карума ты спокойно доберешься до любого города Хатти и Ассирии. А если вдруг случится беда, и попадешь под арест, то даст залог за тебя. В суде твое дело беспроигрышное. И это еще что?! Поговаривают, некоторые умники, слишком снижающие цену, исчезают бесследно вместе с товаром и серебром. Или взять железо…

– Железо? Откуда ты все знаешь? – удивился Салативар.

– Ой! – вскрикнула Аннитис и закрыла рот рукой. – Проговорилась!

– Тише! Не то нас услышат. Не бойся и расскажи все как есть. Откуда такие сведения?

– Поневоле наслушаешься. Не знаю, правда ли, но завсегдатаи болтают всякое. Иные поговаривают, якобы карум тайно помогает контрабандистам. А железо, сам знаешь, в сорок раз дороже золота! Так что есть ради чего рисковать.

– Знаю. С кем нужно договориться?

– Я и так наболтала лишнего. А всему виной твоя щедрость.

– Так выпей еще, – Салативар поторопился до краев наполнить кубок Аннитис. Та сделала несколько глотков для храбрости и продолжила:

– Захаживает к нам иногда некий Интил. Торговец он никудышный. Думает только о пиве да женщинах. Но вот его отец, Шулабум…

– Ну же, говори! – сгорал от нетерпения Салативар.

– Отец его, Шулабум, один из богатейших купцов Каниша и уважаемый член совета карума. Вот о нем-то и распускают сплетни злые языки. Но никто ничего наверняка не скажет. Даже не надейся. Жизнь всем дорога. А ты что, хочешь заняться контрабандой?