Текст книги "Мировые загадки сегодня"
Автор книги: Игорь Адабашев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 22 страниц)
«Ученые» толкователи православия, католицизма, ислама по-разному обосновывают дату «сотворения мира». Но, как правило, она всегда крошечно мала по сравнению с действительным периодом существования планеты. При этом интересна та необыкновенная, прямо-таки анекдотичная «точность», которая получается у них из произвольных толкований Библии и других церковных книг. (В самой Библии о дате сотворения мира ничего не сказано.) В этой связи интересно вспомнить, что вице-канцлер Кембриджского университета Лайтфут как-то установил при помощи подобных «расчетов», что бог сотворил Адама 23 октября 4004 года до нашей эры, в… 9 часов утра! В Библии нет ни одной строки о том, что после Адама и Евы появлялись какие-либо новые животные, изменялся лик планеты или совершенствовался «сотворенный» в первые шесть дней мир. При этом вся религиозная история планеты, поскольку в ней все время присутствует сложно-организованная жизнь, соответствует фактически последнему, фанерозойскому эону – «очевидному периоду». Каменные страницы этих глав планетарной истории сохранились достаточно хорошо. В данном случае «каменные страницы» надо понимать буквально, ибо ученые располагают десятками тысяч различных окаменелостей, осадочных отложений и прочих материальных памятников, позволяющих последовательно и тщательно проследить эту эпоху. Разумеется, такой, какова она есть в действительности, Земля стала в нашем сознании не в один день. Парусные суда Колумба и Васко да Гамы, Беринга, Тасмана, Кука и других путешественников, выполняя социальный заказ становящейся на ноги буржуазии, которой были необходимы рынки и источники сырья, бороздили океаны и моря. К середине XVIII века географические карты земных полушарий получили почти такие же очертания, которые они имеют сегодня во всех атласах. «Мир, – писал Ф. Энгельс, – сразу сделался почти в десять раз больше; вместо четверти одного полушария перед взором западноевропейцев теперь предстал весь земной шар, и они спешили завладеть остальными семью четвертями. И вместе со старинными барьерами, ограничивавшими человека рамками его родины, пали также и тысячелетние рамки традиционного средневекового способа мышления. Внешнему и внутреннему взору человека открылся бесконечно более широкий горизонт»[15]15
Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. – T. 21.– С. 83.
[Закрыть].
Уже никто из ученых не думает, что Земля плоская и покоится на трех китах. Известны работы Бруно, Галилея, Коперника, Кеплера и Ньютона. Земля в представлении людей стала, наконец, шарообразной. Правда, церковь все еще упрямо не признавала ее шарообразности. И, в особенности, «рядового» положения Земли, вращающейся вокруг Солнца. Только в 1822 году римский папа Пий VII был вынужден признать Коперника и исключить его книгу из индекса запрещенных трудов.
Наконец было подсчитано, что 71 процент земной поверхности занимает вода. Сложилась географическая карта мира, на которую нанесли очертания материков, островов и основных горных хребтов. Были (хотя и не точно) определены районы, в которых наиболее часто случаются землетрясения, а также места расположения действующих и потухших вулканов. Люди уже знали, что лик нашей планеты не всегда оставался таким, каким они его видят. На суше, иногда очень далеко от берегов, порой на вершинах гор находили раковины и окаменелости, неопровержимо доказывающие, что когда-то здесь было морское дно. Рыбаки порой замечали в прибрежных водах развалины таинственных древних городов и различных сооружений.
Когда и почему древние моря покинули свои берега, суша опустилась в морские пучины, планета приобрела современные очертания? Это сложный вопрос, и надо сказать, что ответ, который пытались дать на него многие ученые начала XVIII века, вполне удовлетворял духовенство.
В переполненном, душном от множества горящих свечей зале 6 сентября 1757 года М. В. Ломоносов произносит свое знаменитое «Слово о рождении металлов от трясения Земли». В напряженном внимании застыли слушатели. Хотя естественнонаучные работы Канта и Бюффона к этому времени уже показали несостоятельность метафизического способа мышления, но в новых работах великого русского ученого есть от чего прийти в удивление! Ломоносов отрицал сам принцип неизменности природы и утверждал, что «лик земной» постоянно изменяется благодаря непрерывно совершающимся геологическим процессам. Медленно опускается или поднимается морское дно, сжимаются и сдавливаются «земные слои», глубоко под земной поверхностью образуются трещины и расселины. Земная кора не застыла в неизменности: она живет своей сложной, напряженной жизнью, а землетрясения – результат движения земной коры.
Интересно, как двойственно и взаимно противоречиво воспринимали церковники и ученые, находившиеся еще под гнетущим влиянием библейских мифов и средневековой схоластики, все более бесспорные свидетельства изменчивости земной коры и жизни в прошлых веках. С одной стороны, они упрямо твердили о полной неизменности мира. Но одновременно факты находок на вершинах гор ископаемых морских раковин пытались выдать как доказательство… всемирного потопа! Их не смущало то, что по Библии потоп произошел катастрофически быстро – за 40 дней, а смена на больших территориях суши водой, наоборот, протекает многие тысячелетия. Характерно, что Ломоносов не побоялся всесильной в его время церкви и выступил с любопытным опровержением библейской легенды мирового потопа. В своем труде «О слоях земных» великий ученый писал: «Прибывание воды морской не может поднять к верху раковин ради их большой тягости… 2) потопляющая при Ное вода нисходила сильным дождем: следовательно, сливаясь с высот, стремилась навстречу раковинам и их не допускала в гору, 3) невозможно и того положить, что черепокожные всползли на горы во время 150 дней, когда вода стояла над землею, затем что сих животных движение весьма коснительно… Наконец, 4) натуре противно, чтобы оне поднялись на горы искать себе неведомого селения и пищи, оставив природные».
Великий русский ученый, правильно предугадав основы эволюционного развития планеты, логически должен был прийти к выводу о больших отрезках времени, требующихся для изменения «лика Земли». Поэтому он был одним из первых ученых, указавших на абсурдность церковного исчисления времени существования планеты. Он, в частности, писал: «Долгота времени и множество веков, требуемых на обращение дел и произведение их в натуре, больше, нежели как принятое у нас церковное исчисление».
Примерно в это же время пытается научно определить возраст Земли знаменитый французский биолог и физик Жорж Луи Леклерк Бюффон, много сделавший для объяснения единства живого мира и эволюционной преемственности. В своей книге «Эпохи природы» он определил общий возраст планеты в 75 тысяч лет. И хотя его подсчеты неправильны, но они были прогрессивной попыткой обосновать длительность истории Земли. И не случайно церковь так резко обрушилась на Бюффона – он осмелился одним из первых перейти окаменелый рубеж религиозного летоисчисления, сразу удесятерив продолжительность календаря.
Не надо думать, что научные споры и хлопоты вокруг идей последовательной эволюции и застывшего, окостенелого мира, а в дальнейшем внезапных, катастрофических изменений – пройденный этап, имеющий лишь историческую ценность.
Дело далеко не так. Здесь очень много нерешенных вопросов и в конечном итоге кроется одна из «мировых загадок» XX века. Но давайте предварительно ознакомимся хотя бы с некоторыми фактами.
В Крыму, вблизи Севастополя, в так называемых эоценовых известняках очень много полусантиметровых кружочков небольших раковинок, напоминающих желтоватую копейку. Это остатки давным-давно вымерших нуммулитов. Их миллионы, миллиарды, но нигде позже эоценовых слоев они не встречаются. Нет у них и потомков. Нуммулиты вымерли на Земле повсеместно и полностью.
В отложениях мелового периода, завершающего мезозойскую эру, отделенного от нас примерно 100 миллионами лет, попадаются двухстворчатые раковины с большим «зубом» на одной из створок, входящим в углубление другой створки. Раковины несколько отличаются размерами и формой, принадлежа к разнообразной группе моллюсков-рудистов. Но вот что интересно: до и после мелового периода вы не найдете таких раковин или хотя бы приближенных форм, позволяющих сблизить их с рудистами.
Другая судьба у головоногих моллюсков, снабженных спирально закрученным домиком, похожим на раковину современной улитки. В угольных пластах часто встречаются раковины наутилусов – наиболее древних моллюсков этой группы. Они прослеживаются весь палеозой и мезозой, в конце которого одна ветвь – аммониты совершенно вымирает, а другая – обратите внимание, более древняя – продолжается до настоящего времени.
Когда говорят о мире ископаемых животных, то первым делом в памяти возникают различные динозавры и ихтиозавры. И это понятно, ибо ни один из отрядов животного царства не был в ископаемом состоянии так разнообразен по размерам, по образу жизни, строению тела, как пресмыкающиеся, или, точнее говоря, рептилии. Для них золотым веком был мезозой, который ученые иногда даже называют «веком рептилий».
Рептилии царствовали на суше, воде и в воздухе. Постепенно разные виды и роды рептилий приспосабливались к определенной пище, рельефу и климату. Они заселили весь земной шар и господствовали в живом мире более 135 миллионов лет. И вдруг в конце верхнемелового периода быстро вымерли. Ныне живущие ящерицы и змеи, крокодилы, черепахи и первоящеры-гаттерии происходят от форм, очень далеко отстоящих от гигантских чудовищ мезозоя. Это их родственники, но не прямые: их связывают прапрадедушки. Самые первые рептилии, появившиеся в палеозойской эре, были одновременно предками современных рептилий и чудовищ мезозоя, вымерших в меловой период.
Характерно, что из 16 огромных отрядов рептилий, царствующих в мезозое, сохранились пять отрядов, которые мы только что перечисляли. Начался великий «переход» от мезозойского периода рептилий к кайнозойской эре млекопитающих.
Наконец, несколько слов о непосредственных родственниках человека и предках окружающих теперь нас животных. Первые теплокровные млекопитающие появились очень давно, еще в триасовом периоде мезозойской эры, то есть более 200 миллионов лет тому назад. Долгие миллионы лет млекопитающие жили с рептилиями бок о бок, медленно совершенствовались, но почти не увеличивались количественно. В геологических пластах триаса, юры и мела, густо нашпигованных огромными костями рептилий, почти не встречаются остатки млекопитающих. Картина резко меняется в палеогене – в первом периоде после верхнемелового, когда вымерли рептильные чудовища.
Палеоген – первый период кайнозойской эры, продолжающийся по сегодняшний день, эры развития и господства млекопитающих животных. К началу нашего четвертичного периода заканчивается прогрессивное развитие подавляющего числа млекопитающих. После этого они или вымирают или доходят до нашего времени в определенном числе родов и видов.
Рассмотрим некоторые странности эволюции. В верхнем эоцене, в одном из периодов нашей эры, появились амблиподы. Это были громадные животные, по размерам не уступающие слонам, с толстыми пятипалыми лапами и устрашающей головой, вооруженной двумя парами рогов и колоссальными верхними клыками. Прошло всего 15–20 миллионов лет – в геологическом и эволюционном значении очень короткий отрезок времени, – и уже в следующем, олигоценовом периоде эти животные, столь стремительно появившиеся, так же стремительно вымирают. Таких примеров можно приводить очень много. Широко известно, что вымерли мамонты, волосатые носороги, гигантские олени и саблезубые тигры. Но почему это произошло? Подождите делать выводы.
Ученые называют холоднокровных животных (такими являются рептилии) пойкилотермными, то есть животными с «пестрым жаром». Температура их тела зависит от окружающей среды. Припечет солнышко – все эти гигантские динозавры стремительно двигаются, добывают пищу. Но вот потянуло холодком, скрылось солнце, и они становятся вялыми, полусонными.
Гигантские рептилии вымерли. Одной из причин этого считается, что они не смогли приспособиться к изменившимся условиям среды и не выдержали борьбы с более высокоорганизованными животными – млекопитающими. Преимущество млекопитающих в том, что они гомойотермные – теплокровные животные. Температура тела у них постоянна и не зависит от окружающей среды.
Чем сложнее организм животного, тем более необходимо постоянство внутренней температуры. Любая химическая или физическая реакция меняет скорость при изменении температуры. А ведь в организме животного одновременно совершаются сотни и тысячи различных реакций. И еще: большинство биологических реакций, по крайней мере тех, которые происходят в живых организмах и связаны с действием органических катализаторов (ферментов), с увеличением температуры ускоряются, но по-разному, одни быстрее, другие медленнее. Все усложняется с развитием центральной нервной системы, головного мозга, в котором сосредоточивается управление, координация многих биологических процессов.
Как же управлять реакциями, если они идут с различными скоростями? Выход может быть только один: внутри организма должна поддерживаться какая-то одна постоянная температура, определившаяся в течение многих тысяч лет развития животного в конкретных условиях географической среды. И. П. Павлов говорил, что вся жизнь от простейших до сложнейших организмов, включая, конечно, и человека, есть длинный ряд все усложняющихся до высшей степени уравновешиваний организмов и внешней среды.
У всех теплокровных животных температура глубинных частей тела примерно одинакова. У слона она 36°, у птиц – 41°. У человека она колеблется в чрезвычайно узких границах – между 36,4 и 37°.
Гомойотермные животные должны поддерживать постоянство внутренней температуры, регулировать отдачу тепла окружающему воздуху и теплообразование внутри организма в зависимости от изменения температуры окружающей среды. Соответствующие расчеты показывают, что устойчивость температурной регуляции наступает, когда температура тела животного равна 35–38°, а средняя температура окружающего воздуха – примерно 25°. И это, конечно, не случайно. Теплокровные животные, так же как и человек, возникли и развились в конкретных условиях земной среды, при определенной среднегодовой температуре.
Теплокровные животные, а значительно позднее и первые очаги человеческой цивилизации зародились в Центральной Индии, Южном Китае, Северной Африке, на Аравийском полуострове и в Иране, в северной части Центральной Африки, Северной Австралии, Чили, Аргентине, Южной Бразилии и Перу. Все эти области лежат в районах земного шара, где средняя годовая температура колеблется между 21–26°, то есть близка к идеальным для температурной регуляции организма условиям, а значит, и наиболее благоприятна для жизни. Перечисленные области составляют огромный пояс вблизи линии, соединяющей на географической карте точки с одинаковой средней температурой в 21°. Изотерма в 21° пересекает, в частности, реки Тигр и Евфрат, места, где согласно одной из библейских легенд находился рай. Люди в своем воображении поместили рай в местность, богатую дарами природы и наиболее приспособленную для безмятежной жизни.
Теперь, когда мы отметили некоторые основные общие сведения о ходе развития и вымирания животных в прошедших геологических эпохах, самое время поговорить о Жорже Кювье. Это был великий ученый, труды которого наряду с работой Чарлза Дарвина сделали, пожалуй, очень много для торжества материалистического эволюционного учения и в то же время имели роковое влияние на развитие эволюционных идей.
Детство Кювье протекало в последней четверти XVIII века. Жорж был вундеркиндом. Четырех лет он научился свободно читать, а в десять – тщательно проштудировал «Естественную историю» Ж. Бюффона. Книга выдающегося биолога и физика предрешила жизненный путь Кювье. Интересное совпадение: молодой Кювье, как и молодой Геккель, очень увлекался живописью и поэтому тоже колебался в выборе призвания. Его альбомы были заполнены отлично сделанными рисунками насекомых и… машин. В детстве он почему-то очень любил рисовать машины, хотя никогда не увлекался механикой. Впрочем, вскоре шестеренки и рычаги уступают место птицам, крабам, морским звездам, скелетам и различным органам животных.
С альбомами связана история, имевшая в судьбе Жоржа важное значение. Юноша жил в Нормандии.
Работал домашним учителем в семье графа Эриса. Он успел блестяще окончить гимназию и Карлинскую академию в Штутгарте. Это был очень скромный, неразговорчивый, но порывистый молодой человек, блиставший в моменты редкого, но резкого оживления ярким и острым юмором. Хилый, болезненный, внешне неинтересный – тщедушный, близорукий, с веснушчатым лицом и копной рыжих волос, – он обладал железной волей и колоссальной работоспособностью. Кювье, живя в провинции, умудрялся доставать все основные научные труды из разных стран мира, переписывался со многими учеными и институтскими однокашниками.
Как-то у приходского кюре, где по субботам за стаканчиком сидра собиралась местная интеллигенция, незнакомый господин с редкой бородкой и небольшими седыми усами прочел лекцию по сугубо научному вопросу. Никто ничего не понял. Каково же было удивление присутствующих, когда рыжий молодой человек назвал его академиком Тесье и принялся горячо спорить по частным вопросам доклада.
Это действительно был Тесье, и ужас его нетрудно понять, ибо ученый по политическим мотивам бежал от властей и, отрастив бороду и усы, скрывался в нормандских деревушках. Жорж раньше никогда не видел Тесье, но так хорошо был знаком с научной литературой своего времени, что по высказанным взглядам легко определил, кто был докладчиком. Тесье поразили эрудированность и острота мышления домашнего учителя. Но окончательно старый ученый был сражен, просмотрев альбомы Жоржа. Великолепные, четкие и точные рисунки неопровержимо свидетельствовали об исключительной наблюдательности их автора. Тесье нашел в этих рисунках несколько важных зоологических открытий, о которых, кстати, сам Кювье и не подозревал.
Тесье, хотя и находился в политической эмиграции, но, пользуясь своими широкими знакомствами в научном мире, добился перевода Кювье в Париж. Он познакомил его с выдающимися учеными и устроил работать в Музей естественной истории. Вскоре у Кювье уже была профессура в Коллеж де Франс, а 13 декабря 1795 года Жорж Кювье в возрасте 26 лет становится «бессмертным» – действительным членом знаменитой Парижской Академии наук.
На долю Ж. Кювье выпало почти невероятное: он один стал общепризнанным основателем трех наук. Во-первых, он создал сравнительную анатомию. До Кювье было много описательного материала, но не было научно объединенной картины строения всех органов тела животного: он намечает каждому органу его место среди других и прослеживает их изменения через все разделы животного мира. В скелетах от общих сравнений Кювье перешел к детальному изучению отдельных костей и их отношений между собой. Он первым в мире дал научную возможность по малейшим частям организма определять строение целого.
Приложив точно установленные им на современных животных закономерности к изучению ископаемых позвоночных животных, он положил основание второй науке – палеонтологии. Сам Кювье не выделяет палеонтологию в отдельную науку, для него эти исследования были лишь развитием сравнительной анатомии. И наконец, в-третьих, при помощи методов палеонтологии он заложил основы определения различных пластов земной коры, характеризуемые как раз связями определенных ископаемых остатков между собой и с горными породами, обосновав историческую геологию.
Накапливался материал, богатели коллекции музеев, в которых скелеты ископаемых чудовищ порой были воссозданы Кювье по двум-трем костям. Из мрака далекого прошлого, захороненного под многометровыми толщами горных пород и отдаленного от нас миллионами лет, вставала своя, такая своеобразная жизнь. Для Кювье становилось ясным, что на планете в разные периоды ее истории жили организмы, отличающиеся и от предшественников и от последователей. Каждому геологическому периоду соответствует своя флора и фауна.
Вот тут-то и родилась теория катастроф, за которую ухватились христианские богословы. Эта теория утверждает, что в истории Земли периодически повторялись грандиозные перевороты.
Всемирные катастрофы и катаклизмы якобы время от времени внезапно изменяли весь рельеф и характер земной поверхности. При этом уничтожалось и все население планеты. Новые животные и растения, учили сторонники этой теории, возникают каждый раз в своей завершенной, окончательной форме путем внезапного «творческого акта» всевышней силы. После очередной катастрофы обновленная поверхность Земли и вновь созданные животные и растения остаются в основных чертах неизменными до следующей катастрофы.
Более умные и дальновидные священники не спорили с проповедниками теории катастроф. Они понимали: изменчивость лика Земли, бесспорность существования в прошлом совершенно других форм животных и растений столь очевидна, что просто отрицать это невозможно. Надо дать какое-то свое объяснение. Надо отстаивать неизменность мира, создаваемого актом божественной силы, поскольку это записано в Библии, одновременно признав катастрофизм. Это фактически тоже уступка эволюционному учению и, используя выражение богослова В. Зеньковского, «чудовищное построение», ибо приходится признать, что Земля и все живое «сотворились» богом не единожды, а многократно.
Но что поделаешь, это хоть как-то объясняет наличие следов прошлой жизни планеты.
Да, начали говорить клерикалы, последней катастрофой был всемирный потоп, посланный за грехи человеческие, после которого и возникли существующие сейчас формы животного и растительного мира и рельеф земной поверхности.
Надо сказать, что сомнительный якорь спасения теологам бросил не Жорж Кювье, хотя клерикалы всегда ссылаются на его авторитет. «Крайняя» теория катастроф, проповедующая периодическое уничтожение всего живого и зарождение в результате сверхъестественного акта новых, не связанных с предыдущими организмов, была выдвинута слишком ретивыми, но, к сожалению, не слишком талантливыми последователями великого ученого. Сам Кювье просто констатировал факт, что определенные виды животных расцветают, широко расселяются, а затем вымирают в определенные геологические периоды. Следует особо подчеркнуть, что Кювье никогда не говорил о новом божьем «творении» из ничего. Более того, он писал: «Отдельные расы могли сохраниться в каких-нибудь отдельных участках моря, и из них могли снова развиться новые формы после успокоения моря». Он предугадывал возможность геологических подъемов суши «на месте мелких проливов. Они открыли бы дорогу… животным, которые пришли бы в страну, где они не существовали раньше».
Столь приятный богословам фантастический миф о новом творении всего живого после смены каждого геологического периода придумали в середине XIX века Орбиньи и, в особенности, известный швейцарский ученый Агассис. С последним научная судьба сыграла злую шутку. Много сил он потратил на разработку… отдельной ошибки великого Кювье! Обобщение закономерностей строения органов и гармонии между ними позволило Кювье проводить изумительные реставрации целых животных из сохранившихся частностей. Но здесь же скрывалась и принципиальная ошибка. Обобщенность закономерностей анатомии должна быть ограничена рамками некоторых общих положений. Дальнейшее обобщение становилось научно неверным, ибо в мелочах даже близкие виды животных имеют отличительные признаки. В этом-то как раз и выражается изменчивость, обеспечивающая разнообразие эволюционирующего мира. Кювье находил только большие, общие закономерности, рисовал, так сказать, крупными мазками, и его многие обобщения были научно правильны. Агассис хотел пойти дальше, рисовал «мелкими мазками» и делал обобщения, не основанные на реальности. Агассис воспринял свой научный провал как доказательство непроходимой пропасти между разными животными и сделал вывод, что бог создавал их каждый раз заново в завершенной форме.
Одновременно с Кювье жил итальянский ученый Джиованни Броки. Он не имел такой громкой славы, не оставил особо глубоких следов в мировой науке, но мы с уважением вспоминаем его имя за одни лишь смутные предположения, которые оказались пророческими.
Броки отвергал катастрофизм, но соглашался с тем, что лик Земли постепенно меняется. Вымирание животных он объяснял тем, что каждый род и вид животных имеют свой «предельный срок» существования на планете, так же как человек и любые отдельно взятые животные имеют определенную продолжительность жизни. Бабочка живет 2–3 дня, лошадь – 20 лет, человек 70—100. Броки считал, что индивидуальный организм «изнашивается», устает. Наступает старость, которая приводит к смерти. Но это он относил и к целым видам. И бабочки, и лошади, и люди потихоньку, из века в век, стареют и должны уступать свое место другим, «молодым» видам животного мира. Слоны еще живут, мамонты уже «состарились» и вымерли.
Старость, во всем разнообразии этой сложнейшей проблемы, еще и сегодня остается одной из величайших проблем человечества.
Факты, с которыми мы успели познакомиться в этой главе, упрямо топорщатся и не желают «влезать» в узкие рамки «закона Броки». Действительно, почему нуммулиты и зубатые раковины рудистов расплодились и вымерли в один геологический период, а головоногие моллюски только частично вымерли и прямые родственники наиболее древней ветви этих организмов продолжают жить? Почему рептилии после 160 миллионов лет господства вымерли на грани верхнемелового периода и палеогена, а современные змеи, ящерицы и крокодилы процветают и вымирать не собираются?
Действительно, почему? Это нельзя объяснить только старением вида или рода животных. Получается, что одна ветвь головоногих моллюсков подвержена старению и постепенному вымиранию, а другая (и при этом более древняя!) не стареет и не вымирает.
Джиованни Броки задумался, конечно, над этими вопросами, ибо факты, о которых мы говорим, уже были известны в его время. Итальянский ученый высказал простое предположение. Он первым ввел понятие живучести организмов. Одни организмы отличаются малыми запросами к окружающей среде и удачным приспособлением к ней, другие – более широкими запросами и меньшей, приспособляемостью. Ясно, что выживают первые, а вторые обречены на вымирание.
За полтора века, отделяющие нас от работ Броки, был найден целый ряд «живых ископаемых». Да, не удивляйтесь, оказывается, в нашем поразительном мире бывает и такое. В Новой Зеландии, например, можно встретить греющуюся на солнышке странную ящерицу с тремя глазами – гаттерию. Это мало изменившийся потомок чрезвычайно древних рептилий. У гаттерий двояковогнутые позвонки с еще не вполне окостеневшей хордой. Останки ее предков можно обнаружить в сланцах и углях.
Чарльз Дарвин сделал свои великие обобщения, раскрыв научный смысл расплывчатой брокиевской «живучести». На огромном, тщательно отобранном и проанализированном материале Дарвин показал, что исчезновение многих видов животных объясняется напряженной и острой борьбой за существование. При этом погибают формы, неспособные приспособиться к изменившимся условиям, в которых им приходится жить. Изменение климата и связанная с этим смена форм растительности, а также появление грозных хищников ведет в первую очередь к систематическому голоду и гибели крупных животных.
Это понятно. Конечно, какая-нибудь маленькая ящерица, которой достаточно на день нескольких граммов пищи, а любая ямка под камнем служит надежной защитой от врага, может легче выжить по сравнению с гигантом. Большому динозавру нужно в сутки 4–5 тонн листьев и травы, и скрыться от непогоды или хищника животному, равному по весу 15 слонам, не так-то просто. Чарльз Дарвин считал, что именно это послужило главной причиной вымирания крупных пресмыкающихся в конце мелового периода и гигантских млекопитающих, вроде упоминавшихся нами амблиподов, в начале третичного периода нашей эры.
В этом месте можно привести некую мысленную границу. Все, что мы сейчас говорили об эволюции и выживаемости животных, в той или иной мере рассматривалось Э. Геккелем в его «Мировых загадках». Он отстаивал в основном правильную точку – зрения, хотя, надо признать, недооценивал один из важнейших законов диалектики – переход количественных изменений в качественные, а поэтому во многом видел только упрощенные количественные отношения. Это, помимо прочего, объяснялось тем, что определенные вопросы эволюции, и в первую очередь связанные с наследственными изменениями, были не решены. В наш век сделан существенный шаг в дальнейшем развитии теории эволюционной наследственности. В частности, как мы уже писали, удалось доказать, что элементарная «единица наследственности» – ген (то есть нуклеотидная «ступенька» нашей условной «лестницы» – сверхсложной молекулы ДНК) является делимой структурой. Изменение строения гена или перемена местоположения его на «винтовой лестнице» ДНК вызывает изменение того или иного признака свойств организма.
Такие скачкообразные (в первую очередь качественные) изменения могут быть мутационными (от латинского – перемена, изменение) и вызываться, в частности, воздействием на молекулы ДНК разных видов ионизирующих излучений, в том числе постоянно проникающих из космоса к земной поверхности. Мутационные изменения генов могут случайно оказаться полезными для организма. Но в большинстве случаев – примерно в 1000 раз чаще – они вредны. Это неудивительно, ибо трудно вслепую удачно изменить сложившийся организм, совершенствовавшийся миллионы лет. Однако полезные мутации «замечаются» организмом и закрепляются в последующих поколениях. Теперь доказано, что даже очень незначительное преимущество в приспособленности у данного типа организмов при их взаимном сложении может привести к значительному накоплению положительных мутантов уже за несколько поколений.
Почему сразу (конечно, исторически «сразу» – несколько сот или даже тысяч лет), какими-то периодами или волнами вымирают многочисленные роды и виды животных? Изменяется окружающая среда, условия жизни, враги… Да, безусловно, да. Но почему все же изменения совершаются явно прослеживаемыми периодами? И вообще, почему должна изменяться среда? Как, в какие сроки?
Читателя, ожидающего ответа на эти волнующие вопросы, ждет разочарование. Ибо это опять вопросы из той категории, которые легче поставить, чем дать на них ответ. И все же ответы потихоньку «созревают», хотя в них еще очень многое спорно.
