Текст книги "Символ Веры (СИ)"

Автор книги: Игорь Николаев

Соавторы: Алиса Климова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 23 страниц)

Здесь вообще не было ни одного человека моложе тридцати лет, не водилось ни алкоголя, ни иных возбуждающих средств. Люди, которые могли оплатить услуги «Деспера», давно оставили позади суетные глупости. Они ценили время, высококачественный сервис и уникальные услуги.

Как раз в эти минуты очередная группа охотников загружалась в транспорт – пассажирский бронированный автобус, который сопровождало еще три броневика с охраной. Никаких слуг и прочих излишеств. А еще в багаже охотников не водилось современного оружия, только копья и дульнозарядная классика. Мушкеты, заряжаемые черным порохом, изготовленные вручную итальянскими мастерами по специальным заказам. У жертвы – будь это зверь или человек – должны быть весомые шансы на отпор и даже победу, иначе какой смысл в охоте?.. Заведомая предопределенность – это неспортивно.

Риман мимоходом глянул в окно и, как обычно, ощутил тень довольства собой. Солдаты «Деспера» были все как один – подтянуты и прекрасно снаряжены. Никаких старых винтовок и штампованных пистолетов-пулеметов. Французские «скрипки», то есть автоматы с магазином за рукоятью управления огнем, а также личное оружие по вкусу владельца – контора оплачивала один ствол, любой, по выбору владельца, если он считал, что такое оружие подойдет лучше штатного. Как правило, это касалось снайперов, которые подбирали винтовки строго под себя.

Все кригскнехты – с опытом военной службы, а затем и работы в почтенных частных конторах. Каждый как патрон в магазине, снаряженный, смазанный, безотказный. Это стоило дорого, это потребовало многих лет каторжной работы, но до чего же приятно смотреть на достойный итог всех усилий...

Как обычно же, легким усилием воли Риман отсек самолюбование, обратившись к насущным вопросам и проблемам. Во-первых, следовало озаботиться выплатой жалования для «гвардии», то есть спецсопровождения особо ценных клиентов. Для них Риман нанимал девушек из нубийских племен верховьев Нила, которые были достаточно экзотичны, но в то же время дисциплинированы и служили отличными проводниками на сафари. С почти европейским типом лица, высокие, мускулистые, при этом женственные, с копьями-ассегаями. Работу свою они любили (все ее аспекты), а «игрушек» презирали, поскольку трайбализм в Африке развит до степени, труднопредставимой для европейца. И стоили недешево

А во-вторых...

Впрочем «во-вторых» пришлось отложить, поскольку личный порученец Ицхака доложил, что на посадку заходит авиетка Фрэнка «Скорпиона» Беркли. Само по себе это событие было уже не рядовым и даже, можно сказать, выдающимся – учитывая, как старательно совладельцы «Деспера» избегали общества друг друга. А в сложившихся обстоятельствах обещало лишь проблемы, по меньшей мере, неприятную беседу.

Риман кивком отпустил порученца (слово «секретарь» здесь было не в ходу, как слишком цивильное и противное духу истинного боевого братства). Поднялся из специального кресла с глубокой выемкой на спинке для заплечного ящика. Прошелся по своему кабинету, небольшому, но очень аккуратно и строго обставленному, отчего комната казалась больше, чем на самом деле. Одну стену полностью занимал многоэтажный стеллаж из прозрачного оксирана – хранилище оперативно необходимых документов. Другую – стойка с оружием, шкаф для одежды и дверь в архив. Третья стена с окном, у которого расположился стол командира, а в четвертой дверь и выход на крытый переход, соединявший длинной суставчатой змеей основные административные постройки форпоста «Африка». Именно в эту дверь без приглашений и уведомлений ворвался (технически быстро вошел, но по сути – именно ворвался) Беркли.

Время властно над всеми, однако к некоторым оно относится чуть более милостиво. Фрэнк Этьен Беркли – американец с французскими корнями – относился к таким счастливчикам. Он был на пять лет старше Римана, а выглядел самое меньшее на десять моложе, даже с поправкой на общий нездоровый вид Ицхака. Фрэнк был очень высок, наверное близко к метру девяносто, жилист и не слишком широкоплеч. Фигура не атлета, но солдата. Узкое выразительное лицо с выступающими резкими скулами, гладко выбритое. И белесые от природы волосы, коротко подстриженные и зачесанные без намека на популярные бриолины. Казалось, что Беркли преждевременно поседел, это придавало ему вид не только спортивный, но и весьма благородный.

Отслужив в свое время артиллеристом, Фрэнк выкинул второе имя «Этьен», а также возненавидел армию и форму в любых ее проявлениях. Потому и одет был как обычно – в уже не раз рваные, многократно чиненые штаны от рабочей формы Немецкой Бригады и относительно новую джинсовую рубашку навыпуск. Таким Риман увидел его почти двадцать лет назад в первый раз, таким же неизменно встречал все последующие годы. Ходили упорные слухи, что у «Скорпиона» есть щегольской костюм от лучших неаполитанских портных и даже смокинг, однако никто не мог квалифицированно похвалиться, что видел их воочию.

– Какая приятная встреча, – кисло приветствовал коллегу Ицхак, даже не пытаясь сделать вид, что испытывает положительные эмоции.

– Да, очень, очень рад, – с той же миной отозвался Беркли и бросил за плечо короткую команду по-китайски, приказывая сопровождению ждать снаружи. Три низкорослых азиата качнули головами, как игрушки-болванчики, синхронно и без всякого выражения на одинаковых лицах. Риман как обычно промолчал и как обычно же подумал, что напарника не доведет до добра привычка нанимать местных, а не нормальных белых кригскнехтов. Впрочем у Фрэнка всегда было наготове традиционное объяснение – авиетка вмещала только четверых, считая пилота, чьи задачи выполнял сам Беркли. Поэтому чем легче боец, тем дальше можно улететь на одной заправке.

Щелкнул английский замок на двери. Риман дернул шнурок, свисающий с потолка, переключая вентилятор в ускоренный режим.

Фрэнк стал прямо под вращающимися лопастями, шумно вздохнул и вытер рукавом мокрую от пота шею

– Как ты здесь выдерживаешь... – пробормотал он, крутя головой, подставляясь под воздушный поток. – Может тебе прислать вентиляторный охладитель, из тех, куда лед засыпают?

– Как обычно, – коротко отозвался Риман. – Не нужно, мне хватает.

Фрэнк внимательно посмотрел на совладельца, отметил пожелтевшие белки глаз, одутловатое лицо с избытком влаги под кожей. И батарею новых фильтров в углу, уже вытащенных из коробки, но еще в антисептической пленке. Однако ничего не сказал.

– Здравствуй, друг Ицхак, я очень рад тебя видеть, – пискляво прогнусил Риман, довольно успешно подделывая неповторимый восточнобережный акцент Беркли, происходящий от долгого смешения французского с прочими наречиями Нового Света. И сразу же продолжил, уже своим обычным голосом. – Здравствуй, друг Фрэнк, я тоже рад тебя видеть. Можно считать, что мы закончили с приветствиями. Говори, зачем явился. Наверное, на станции «Азия» все хорошо, и ты решил проведать старого друга?

Риман знал, куда бить, он уязвил старого коллегу и недруга в самое больное место, намекнув на проблемы, которые бешеный капитан Торрес с некоторых пор подбрасывал «Скорпиону», словно камешки в ботинок.

– Ни черта я не рад тебя видеть, – зло ответил Беркли, оценивший укол. – Я прилетел, чтобы кое-что прояснить по поводу последнего Контракта.

Слово «контракт» он выделил с явной большой буквы, четко давая понять, о чем идет речь.

– Есть такое изобретение, называется «телефон» – кисло напомнил Риман. – И другие, «телеграф» и все такое.

– Есть, но они не заменяют живого человеческого общения, – через силу улыбнулся Беркли. – Кроме того твои отписки какие-то слишком короткие и замутные. Надо бы кое-что прояснить.

– Ну, спрашивай, что тебе непонятно, – сказал Риман. – Это должно быть очень важные вопросы, коли ты ради них скакнул через пол-мира.

– Во-первых, я не понял, что у тебя случилось в Шарме, – сразу перешел к делу Беркли.

– С негром из хавалы?

– Нет, позже, с «мара». Слушай, Ицхак, ты совсем сошел с ума от своих лекарств? Завалиться в одиночку к татуированным негодяям? Нет, я не против, если тебя там где-нибудь и пришили бы, но сколько после этого было бы проблем!

– Именно потому я и пошел к ним без лишнего сопровождения, – Риман попытался лучезарно улыбнуться. однако из-за пересохших губ вышло не очень эффектно. – Я верил в тебя. Они, кстати, тоже.

* * *

«Какие все-таки интересные у них имена» – подумал Риман, глядя прямо в дуло громадного револьвера, что наставил на него «муравей» Франсиско Иштлилшочитль, вождь местной банды.

«Индейцы смешались с испанцами и получилось то, что получилось... Хрен выговоришь».

Иштлилшочитль был, как и почти все «мексы», очень худ и походил на скелет, обмотанный тонкой веревочкой – дитя многих поколений, которые никогда не ели досыта. Он явно выбился в командиры не так давно и потому еще не успел нездорово растолстеть, отъедаясь за все лишения короткого детства и нищей юности. Черно-синие, скверно исполненные татуировки покрывали все тело «мекса», обходя лишь область глаз и рта. В основном это были молитвы, исполненные с претензией на «готический» шрифт, а также всевозможные миниатюры, повторяющие в разных вариациях тему распятого Христа и скорбной Девы Марии. Окажись на месте Римана Беркли, американец не сдержал бы иронической ухмылки – за много лет азиатской жизни Фрэнк насмотрелся на действительно мастерскую роспись по телу китайских и японских мастеров. Но Риман сохранял олимпийское спокойствие.

Франсиско в свою очередь смотрел на белого, которого держал под прицелом, и удивлялся. Все люди смертны, и все опасаются Ее. Нет такого, кто не ощутил бы холодок при взгляде на ствол с другой стороны, противоположной рукояти. Но странный europeo не боялся. Вообще. И Франсиско видел такое впервые за все свои двадцать шесть лет. Этот человек с жужжащим ataúd – гробом – за плечами или сумасшедший, или запанибрата с самой Смертью. В любом случае холодное спокойствие лысого ублюдка интриговало и удерживало от выстрела.

– Слышь, cabra, – начал Франсиско, опирая для удобства локоть на шаткий столик. – Давай проясним. Ты заходишь на мою территорию. весь такой растакой. Требуешь со мной встречи. И сейчас снова требуешь! Не просишь, а выставляешь мне, без уважения, словно rey какой-нибудь!

Худой «муравей» вытянул руку, повернув револьвер плашмя и едва ли не тыча Риману в нос.

– А может мне тебя пристрелить, zorra blanca?!

Ицхаку до смерти захотелось сказать что-нибудь наподобие «спили мушку, сынок». Однако вслух он произнес нечто иное.

– Я действительно, видимо, не высказал должного уважения, – все так же хладнокровно и сдержанно сказал белый. – Поэтому и только поэтому я забуду то, что ты сейчас сказал. То, как оскорбил меня. Но я забуду только один раз, поэтому не стоит повторять.

Риман говорил спокойно и размеренно, так что Иштлилшочитль поневоле замер, словно загипнотизированный, внимательно слушая.

– Что касается убийства, то не советую, – порекомендовал Риман. – Это не принесет тебе пользы, один лишь вред. Ты ведь знаешь, кто я.

Франсиско знал, кто перед ним, но знал и то, что звук взводимого курка очень хорошо действует на людей. Сам по себе этот щелчок краток и выразителен, словно поступь Святой Смерти. И наглядно показывает, что теперь лишь одно слабое движение указательного пальца отделяет от гибели. Потому означенное действие «муравей» всегда оставлял напоследок. В этот вечер – тоже.

– И что, из тебя кровь не течет? – осклабился Франсиско, взводя курок никелированного револьвера. – Или ты умеешь останавливать пулю взглядом? Все знают, вы с El Scorpión ненавидите друг друга. Может быть, он скажет мне спасибо? Или выпишет чек?

– Да, он будет очень рад, – сказал Риман. И чуть наклонился, так, что ствол револьвера коснулся его лба, точно под краем шапочки-ермолки. Но он знает то, что знаешь и ты, очень хорошо знает...

– Знаю? – удивился «муравей», он наморщил лоб, и татуировки на лице исказились. – Что я знаю?

– Человек – это его репутация, – тихо сказал Риман. – Человек лишь то, что о нем говорят и думают. О нем самом и его делах. И больше ничего. El Scorpión не любит меня и предпочел бы, чтобы меня не стало. Тогда он станет единственным хозяином «Деспера». Он будет тебе очень благодарен. Но это в душе...

Риман ткнул себя пальцем в область сердца, стараясь, впрочем, делать все размеренно, без резких движений.

– А вот здесь... – все так же плавно палец переместился в область лба. – Ему придется подумать о репутации компании. О том, что подумают и скажут люди. А они подумают, что можно просто так взять и пристрелить одного из офицеров конторы. И затем подумают – может быть стоит попробовать еще раз? А такие мысли это очень плохо для репутации и дела.

Риман откинулся назад и скупо усмехнулся прямо в черное дуло.

– Он будет тебе благодарен. Но все равно убьет тебя самым страшным образом, в назидание. Тебя, всех твоих помощников, всех твоих бойцов, тех, кто случайно оказался этом доме, тех, кто стоял снаружи и просто случайно проходил по улице, без исключения. Сколько бы это ни стоило, и сколько бы солдат не пришлось нанять. Потому что только репутация имеет значение. И только ее мы можем забрать с собой, на тот свет.

Риман перевел дух. «Мекс» молча смотрел на европейца.

– Поэтому ты можешь сделать одну из двух вещей, – перешел к делу Ицхак. – Можешь спустить курок и посмотреть, на что пойдет мой напарник для сохранения репутации «Деспера». Или ты можешь...

Франсиско машинально перехватил рукоять покрепче, ожидая чего-нибудь вроде «ответить на мои вопросы» или иного оскорбления.

– ... Побеседовать со мной ... о разном. И записать в свои должники самого Ицхака Римана. Выбор за тобой.

Татуировки на лице Франсиско жили своей отдельной и самостоятельной жизнью, так что Риман никак не мог определить эмоции собеседника. И только лишь когда револьвер со стуком опустился на целлулоидную столешницу, Ицхак понял, что победил. Снова.

Все-таки хорошо разбираться в людях войны...

– Небольшой бонус, – доверительно сообщил Ицхак. – Не делай так. Если держишь человека под прицелом дольше минуты, острота внушаемого страха притупляется, это уже не так страшно. Лучше так...

Риман приложил правый кулак чуть ниже ребер, развернув пальцами вверх.

– Это называется «мадьярский способ». Рука почти не устает, стрелять легко, и ты всегда попадаешь в направлении разворота корпуса. Очень хорошо для таких вот ... бесед или перестрелки в упор.

Франсиско повторил движение Римана, повернулся так и этак, скорчил рожу. Помолчал и наконец осторожно спустил курок, придерживая его большим пальцем. Отложил револьвер.

– Ты не боишься умереть, – не столько спросил, сколько отметил «мекс».

– Ты знаешь, что у меня за плечами? – а вот Риман как раз спросил.

– Все знают... – неопределенно отозвался «муравей».

– Двадцать лет подряд я знаю, что наступит день, когда оно перестанет помогать, – осклабился Ицхак. – Смерть всегда стоит у меня за спиной, каждую минуту моей жизни. Как ты думаешь, я боюсь Ее?

– Ладно ... amigo ... – развел руками Франсиско. – Будем считать, что мы друг друга не поняли. Ты не держишь на меня зла, я на тебя, и ... ты мой должник.

– Все так, – качнул головой Риман. – Именно так.

– Что ты хотел спросить? Ты ищешь человека?

– Да, я ищу человека. Его зовут Хольг, и он работал на вас несколько месяцев...

* * *

– Значит, этот самый Хольг кинул и паршивых латиносов, – протянул Беркли, уже забыв о «заботе» относительно жизни напарника. – Отработал какое-то время, а потом кинул. Экий талантливый юноша.

– Ну, сначала его кинула хавала, – философски отметил Риман. – Круговорот обмана в природе.

– И что теперь?

– Он двинул на север или северо-восток, иного пути для его ганзы просто нет. Только туда, где нет сальваторцев и прочих латиносов. Я поставил на ноги нашу агентуру и еще закинул денег пинкертонам, те поднимут своих осведомителей. Где бы они ни появились, мне сообщат.

– Нам, – поправил Фрэнк. – Нам сообщат.

– Нам, – согласился Риман. – Ты намерен принять участие в охоте?

– Пожалуй, что так, – мрачно процедил Беркли. – Зависит от того, что ты намерен делать дальше. Это слишком большие деньги, чтобы я остался в стороне.

– Его выпасут на первой же большой остановке. Билеты он покупал, разумеется, не в кассе, но там не так много направлений, куда ходят старые кондиционные «паровики». Сеть раскинуть несложно.

– Если ты угадал с направлением, – уколол Беркли.

– Да, если я угадал, – Риман почувствовал усталость, кроме того в глубине живота все настойчивее проявлялась ... не боль, не покалывание, а скорее легкое ощущение неудобства, будто в хитросплетении кишечника задрожала крошечная мышца – как тревожный звонок. Это чувство хорошо знакомо многим, страдающим почечными хворями, и ничего хорошего не предвещает. Но чувство некоторого неудобства было лишь бледной тенью того, что Ицхаку предстояло испытать в самом скором будущем. Поэтому Риман хотел просто закончить все поскорее.

– Нам сообщат и возьмут под тихое сопровождение. Дальше я вылечу на перехват, побеседую с этим Хольгом и выкуплю у него наш контрактный ... груз. А пока как раз перезаряжу... – Ицхак кивнул в сторону полураспакованных фильтров.

– Может Хольга еще и в зад поцеловать? – зло уточнил Беркли. – Договариваться с этим недоношенным контрабандистом? Да еще лично? Платить ему?!

– Дружище, – скривился Ицхак, потирая набрякшее лицо ладонями. – Ты все пытаешься решить стрельбой... Зачем сразу убивать людей, если можно с ними договориться ко всеобщей пользе, а потом уже убить, если понадобится?.. И с Торресом можно было договориться, но ты предпочел войну, а теперь мы имеем с того сплошной убыток.

«Скорпион» ничего не ответил, лишь заходили желваки на крепко сжатых челюстях.

– Зачем решать проблему громко с пальбой, если все решается тихо и мирно, – продолжил взывать к разуму собеседника Риман. – А Хольга чуть позже похороним со всей его компанией – и все, – Ицхак вздохнул. – Я боюсь лишь одного, что ганза поняла, кого так неудачно подобрала, и наш контракт уже закопали где-нибудь на пустошах в мелкой могиле. Тогда придется искать ту могилу и собирать обгрызенные кости по округе.

– А я никогда не понимал, зачем искать кривые, обходные пути, если проблема решается быстро и технично, – с холодной жесткостью сказал Беркли, и Риман понял, что в этот раз коллега-соперник решил пойти на принцип, до упора.

Ицхак прошелся по кабинету – пару шагов прямо и чуть в сторону, к окну. Охотничий конвой уже отправился, лишь пыльное облачко указывало направление его движения. На плацу штурмовая команда начинала очередную тренировку, изнывая под жарким солнцем в полной выкладке. «Деспер» всегда стремился максимально облегчить службу личному составу, но исходил из того, что солдат должен быть готов ко всему и в любых условиях.

– Хочешь сработать по-своему? – не оборачиваясь, спросил Риман.

– Да.

– Тебе нужны люди?

– Нет, – все так же лаконично ответил Фрэнк. – Со мной четверо, этого хватит. А вот в арсенал я бы заглянул, мне нужен пулемет, еще, наверное, штурмовой «Шоша» под стальную картечь. И что-нибудь классическое для дальних дистанций... У тебя найдется Krag-Jørgensen, патрон шесть и пять сотых?

– Да. Бери все, что нужно, – все так же, не оборачиваясь, вяло отмахнулся Риман. – Но это глупо. Если работать шумно, то все равно нужно все делать наверняка.

– Это жалкие ублюдки, – усмехнулся Беркли. – Они же не бойцы, а шакалы, просто перегонщики грузовиков с товаром. Их потолок – хорошая засада. А здесь охотиться буду я, на них.

– Как знаешь, – негромко отозвался Риман. – Размещайся где обычно, арсенал в твоем распоряжении, все новости будут доставляться к тебе сразу. Если передумаешь, можешь взять кого захочешь из бойцов, только с квартирмейстером оговори, у меня две операции по сопровождению в ближайшем будущем.

– Благодарю, – почти мирно вымолвил Фрэнк, не ожидавший, что все получится настолько легко. – Приму к сведению.

Когда «Скорпион» ушел, все еще недоумевая покладистости заклятого друга, Риман какое-то время пошагал от стены к стене. Снова помассировал лицо, чувствуя под ладонями сухую, грубую кожу, неприятно перекатывающуюся над перенасыщенной водой плотью. Взглянул в зеркало на дверце походного шкафа, отметил усилившийся лимонный оттенок лица. На сторонний взгляд изменения в цвете были незаметны, но Риман жил с этим уже почти двадцать лет.

Что ж, дела подождут, Беркли подождет, а сейчас время для особой процедуры. Той, ради которой даже пришлось прервать процедуру поиска и охоты. Ицхак запер дверь изнутри и щелкнул рычажком, сменив табличку снаружи с «чего надо?» на безапелляционное «занят!». Положил на стол часы и наручный «Миньон» вместе с батареей. Добавил к вещам цепочку с карабинами и кобуру с оружием. Отключил весь блок связи, даже срочную линию.

Риман расстегнул куртку, снял куртку вместе с рубашкой. Теперь гемофильтр за его плечами был виден во всей красе – широкий, даже на вид увесистый контейнер, похожий на плоский ящик для патронов на широких мягких лямках. Стиснув зубы, Ицхак осторожно перекрыл разъемы, глянул в зеркало и удостоверился, что пять сигнальных лампочек на ящике горят желтым. После этого, наконец, скинул ремни и аккуратно снял агрегат.

Портативный гемофильтр уже много лет был для Ицхака бессменными веригами, сопровождавшими круглосуточно, даже во сне. Проклятый ящик (точнее три, один в работе и два запасных), превратил жизнь ветерана в ад, но без фильтра той самой жизни просто не было бы. Мрачно и зло кривясь, Риман сдвинул в сторону хорошо замаскированную панель на стене, открыв приборную доску и блок подключения стационарного аппарата. Рядом скрывался складной шезлонг на каркасе из тонкой и прочной проволоки.

Портативный фильтр позволял владельцу вести почти полноценную жизнь. Конечно, в минусе были стоимость прибора и его обслуживания, постоянное таскание за плечами двадцати килограммов металла, стекла и пластмассы, а так же необходимость регулярной замены рабочих элементов. Но это приемлемая цена за возможность жить тому, у кого фактически не осталось почек. И все же фильтр не было совершенен, так что примерно раз в полтора-два месяца пациенту приходилось проходить дополнительную очистку крови на большом стационарном аппарате. Процедура в целом терпимая, если проводить ее по регламенту, занимающему почти трое суток. И невероятно мучительная, если в экспресс-режиме.

Риман откинул и разложил шезлонг, надел стерильные резиновые перчатки, провел рукой по пояснице, нащупывая вживленный танталовый шунт. Обработал его антисептиком, сменил заглушку-клапан, доставая новую из герметичного стерильного контейнера. После Ицхак снял «ермолку», обнажив бритый череп, на котором блестели четыре контакта.

Ирония судьбы заключалась в том, что Риман презирал наркоманов, но при этом зависел от «электро», самого стильного, эстетского и дорогостоящего способа эскапизма. В отличие от «платиновой» молодежи, жаждущей новых впечатлений, и пресыщенных «архонтов», подстегивающих старую плоть, ветеран искал в «электре» избавления от страданий. Только стимуляция мозга специально подобранными электрическими импульсами позволяла ветерану терпеть боль экспресс-фильтрации и очистки без использования глубокого наркоза.

Считалось, что пациент не может самостоятельно подключиться к стационарной установке и установить все параметры, но Риман проделал привычные манипуляции за три с половиной минуты. Еще минуту заняло подсоединение контактов и включение панели «электро». Теперь три часа блаженных грез, и он снова будет готов к работе. Если только… Впрочем про это «если» даже думать не хотелось.

Один рычажок под желтой целлулоидной крышкой запускал оба агрегата. Гемодиалитическая установка уже тихо гудела электромотором, контакты «электро» на голове приятно холодили кожу. Риман щелкнул рычажком и расслабился в ложементе, приготовившись воспарить к небесам, но вместо сладостных грез перед ним открылась темная беспросветная бездна. Как обычно в таких случаях, Ицхак хотел было остановить процедуру, и как обычно, не успел. Рука со скрюченными в конвульсии пальцами зависла и в воздухе и безвольно упала, на волосок не дотянувшись до переключателя.

Такое случалось, очень редко, из-за старой контузии. Сложные взаимоотношения мозга и электричества сбивались, вместо райского блаженства пациент получал серию страшных галлюцинаций.

Жужжал фильтрационный аппарат, слегка искрил переходной блок стимуляции. Безвольное тело Римана чуть подрагивало в ложементе, сквозь полуприкрытые веки желтели глубоко закатившиеся глаза. Тонкая ниточка слюны стекала по искривленным гримасой губам. Тело ветерана лежало в собственном кабинете, на кушетке-ложементе, в самом сердце главной операционной базы «Африка». Но сознание вернулось далеко назад, в прошлое, которое стало личным адом наемника.

Снова лизали гладкую гальку холодные осенние волны, казавшиеся темными, почти черными. Вновь выбрасывались на берег длинные баржи второй волны черноморского десанта, и по аппарелям скатывались машины бронегруппы Лодзинского. Двадцатилетний мехвод Ицхак Риман вцепился в рычаги, не отрываясь от смотровой щели, и вел сферотанк вперед. Туда, где его уже готовился встретить расчет бронебойщиков во главе с Фрэнком Этьеном Беркли…

Глава 18

Под утро Гильермо все-таки выбрался из купе, отчаянно страдая и с трудом усмиряя дрожь в холодных потных ладонях. Попутно монах вспомнил, что не мылся со времени отельной перестрелки и продолжает носить грязные обноски. Леон пробирался меж спящих, стараясь ни на кого не наступить. Поезд трясло на стыках, и Гильермо регулярно промахивался. Впрочем, для местных это, похоже, было в порядке вещей. Поэтому, в лучшем случае, спящий даже не просыпался, а в худшем – монаха провожали сонной бранью на двунадесяти языках.

Момент посещения вагонной уборной милосердно опустим. Следует лишь отметить, что выйдя, пошатываясь, из этой клоаки Гильермо побледнел еще больше и держался за сердце, дыша часто и неглубоко, как человек получивший удар под дых. Неудачливый понтифик посмотрел вглубь темного вагона, вдохнул тяжелый запах множества немытых тел в старой пропотевшей одежде, которую снимали только, чтобы заштопать. И понял, что это выше его сил. Гильермо требовалось немного чистого воздуха. Или хотя бы не столь зловонного.

К горлу подступил горький комок, рот наполнился кислой вяжущей слюной. К сожалению, за последние часы Леон слишком хорошо познакомился с этими симптомами. Боскэ развернулся к вагонной двери, стекло на которой давно было выбито и заделано вездесущим целлулоидом. Попытался открыть ее и не нашел ручку.

От горечи, казалось, заломило даже зубы, Гильермо тяжело хватал воздух ртом, вслепую дергая и расшатывая дверь, пока случайно не нащупал запор. Самый простой, из веревочной петли. накинутой на гвоздик. Монах вырвался из вагона, аки еврей из фараонова плена и с мучительным стоном повис на ограждении, сдерживая приступ тошноты.

Ритмично стучали колеса, меж вагонами завывал ветер, гремела старая сцепка, лязгая металлом о металл. Внизу мелькала черная земля и гравий насыпи, сливающиеся в один сплошной фон. Сильно и остро пахло мазутом, смазкой, гарью паровозного дыма. Но все это казалось райскими благовониями после тяжелого смрада покинутого вагона.

Горечь отступила, спустилась в пустой желудок и засела там, источая кислоту, как при сильнейшей изжоге. Однако это уже можно было терпеть. Гильермо оперся на ограждение площадки и принял относительно вертикальное положение, привалившись к вагонной стенке. Странно, однако почему-то здесь никого не было. Вдвойне странно, учитывая общую забитость поезда, где кое-кто ехал даже на крыше. Только сейчас монах вспомнил, что не закрыл за собой дверь и, наверное, кто-то обязательно тому возмутится. Но словно в такт его мыслям, дверь хлопнула, закрываясь под крепкой рукой.

– Не спится, поп? – пробасил кто-то сзади и сбоку от Боскэ.

Гильермо обернулся, машинально прикрываясь локтем, словно ожидая тумака. Сначала он не узнал говорившего – темную тень под навесом площадки. И голос показался незнакомым – французский, но с гулким бочкообразным акцентом. На мгновение Леону показалось, что вернулся с того света Андерсен, и монах вцепился в ограждение побелевшими пальцами, ожидая увидеть выходца с того света.

Мимо пронесся фонарь – поезд без остановки проскочил полустанок или переезд. В тусклом сполохе бледного света Гильермо узнал широкую физиономию, поросшую кирпичного цвета щетиной. Из-за въевшегося в кожу загара и небритости лицо казалось смуглым, почти черным. Один из солдат Хольга, кажется Максвелл. Или как правильно стоит именовать его ... спутников? Солдат – это что-то армейское, а у мелкой банды, что нанял Франц, армейского было разве что истрепанное снаряжение. И это еще большой вопрос, кто кого нанял...

– Я говорю, не спится, поп? – повторил рыжий, на сей раз уже с явным раздражением.

– Д-да, – отозвался Гильермо.

– И мне тоже, – вздохнул вполне мирно Максвелл.

– А почему? – неожиданно сам для себя спросил Боскэ.

– Башка болит, – горько вымолвил англичанин. – Да ты присядь, чего торчать зря...

И словно подавая пример, Кирнан Максвелл опустился седалищем прямо на металлическую площадку, привалившись к частой ограде. увенчанной голыми перилами. Деревянные планки с них сняли давным-давно. А судя по глубоким царапинам, пытались спилить и железо.

Гильермо с подозрением посмотрел себе под ноги.

– Слышь, поп, ты и так грязный, как чучело, – хмыкнул Кирнан. – твоими тряпками только пол в борделе мыть. Садись! Как говорит наш босс – в ногах правды нет. Хотя глупо звучит... Но забавно.

Боскэ не хотел садиться на замызганную площадку, однако еще больше опасался вызвать неудовольствие собеседника. Поэтому он последовал рекомендации и даже вытянул ноги, упираясь носками в стенку вагона. Сидеть оказалось на удивление приятно, гораздо лучше, чем внутри, так что Боскэ испытал даже некое подобие благодарности к Максвеллу.

Перестук колес больше не казался настойчивым громыханием, теперь он скорее успокаивал, будто перекатывающиеся на нитке бусины четок. Хотя ночь истекала жаром, ветерок овевал площадку, так что здесь было почти прохладно. И никого рядом, один только рыжий бандит.

– Куришь? – приглашающее движение Максвелла Гильермо скорее угадал, чем заметил. Покачал головой – дескать, нет. Спустя пару мгновений спохватился, что рыжий видит в темноте наверняка не лучше самого Леона и сказал торопливо:

– Нет, благодарю...

– И правильно, – непонятно отозвался Максвелл, чиркая зажигалкой. Скверная, набитая в кустарной мастерской сигарета из самого дешевого табака никак не хотела загораться, так что Кирнану пришлось коптить ее на огне бензиновой «зиппы» секунд пять-шесть. Красноватый огонь высветил лицо англичанина, искаженное нездоровой судорогой, мокрое от пота, несмотря на сквозняк.