Текст книги "Смерть ей к лицу"

Автор книги: Игорь Солнцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 21 страниц)

Глава 2. Лора Лемеш

1

Я стою в аэропорту. Передо мной интересная компашка. А в руках у меня оружие. Но до этого…

2

До этого был карьер. И в меня целился Лазутин – через ночную мглу.

Я нащупала туфелькой опору на сползающем вниз склоне карьера и успела сделать то, что хотела. В конце концов, не зря же я сюда приезжала накануне и осматривала эту проклятую, наполненную известью пропасть. Пусть думает ублюдочный банкиришка, что я тупая, безмозглая сыщица, которая готова подставить свою башку под любую пулю.

Фиг тебе, майн фройнд.

Я упала животом на склон как раз в ту минуту, когда темноту прорвала, как грозовая молния осветила, вспышка, и тут же кожей почувствовала, как просвистело чуть повыше моей головы. Я ойкнула, совсем натурально, будто кусочек свинца угодил мне в грудь, и сбросила с ног туфельки – сначала одну, потом другую (пришлось расстаться, да и неудобно было в них, такие заразы, на каблуках, достаточно, что сумочка болталась на плече, сковывая движение, но с ней расстаться – никак нельзя), – туфли полетели вниз и гулко шлепнулись сперва о железный верх машины, а затем слабо хлюпнули, угодив в негашеную известь. Получилось неплохо. Девица полетела вниз – и делу конец.

Урод. Ах же ты, ублюдок недорезанный. Ну погоди, ну погоди, дай мне только отсюда выбраться.

Мои ноги опустились по склону еще ниже, так что голова оказалась почти на уровне берега, и уперлись в очередной твердый выступ. Не отрывая туловища от поверхности склона, чтобы тот, кто стрелял, не мог видеть моих телодвижений, я стала осторожно, вспоминая, как, где и что расположено на покатом склоне карьера, продвигаться вправо.

Я услышала шаги. Лазутин подходил к берегу карьера. Захотел, сволота, убедиться – достигла ли пуля цели. Давай, давай, попробуй посмотри.

Я продвинулась ещё немного, затем опустилась пониже. Кажется, здесь. Точно. Небольшая ниша, где-то в полуметре от края спуска в карьер. Ее я подметила ещё раньше. И именно к ней тащила свое тело.

Оп-па. Я нырнула в нишу и затаила дыхание, прислушиваясь к сердцебиению. Ох же ты, мое сердечко, стучит, хорошее, стучит, значит, жива, значит, пока еще дышу.

Шаги наверху затихли. И в следующее мгновение темноту рассёк луч фонаря. Я прижалась всем телом к задней стене ниши, затаилась как мышь: это укрытие – мой последний шанс. И Лазутину теперь отступать дальше некуда…

Луч фонаря прошелся по пологому спуску и задержался внизу, там, где торчал из извести зад багажника машины.

Световое пятно сместилось и застыло в другом месте. Известь, словно трясина болота, в этом месте как-то странно пузырилась, словно заглатывала свою добычу. Наверняка именно туда угодили мои туфельки.

Интересно, о чем думает банкиришка? Радуется, что это надо мной сомкнулась едкая, пожирающая плоть масса? Или всё ещё не верит, опасается.

Что ж, поди проверь. Спустись, покопайся в извести. Что, слабо?

Слабо…

Луч фонаря еще раз прошелся по склону, упал вновь на дно, а затем исчез.

Я услышала удаляющиеся шаги. Лазутин уходил. Он решил, что сделал всё так, как задумал. И вышел победителем.

Я уже перевела дух, но вновь услышала шаги. Чёрт побери! Неужели он решил вернуться?

Да, он решил, но не просто вернуться. Я поняла – зачем. До меня донесся характерный шум, свидетельствовавший о том, что кто-то подметал место расправы. Молодец, банкиришка. Всё делает так, как я ему велела. Заметает за собой следы.

Затем шаги Лазутина вновь удалились и смолкли окончательно.

Я сидела и ждала. Я не решалась вот так сразу вылезти из укрытия. Я боялась, что эта сволочь все же решил немножко выждать, а вдруг что-то показалось ему подозрительным?

Не знаю, сколько прошло времени, но наконец я сказала себе: хватит, старушка, так ты тут, чего доброго, рассвет встретишь, в этой замечательной нише. А еще, чего доброго, приволокутся ребятки Лазутина, которые думают, что это ты, красавица, – то бишь платиновая блондинка – прихлопнула их хозяина в мотеле.

И я стала выкарабкиваться наверх.

Лазутина не было. Он не стал выжидать. По всей видимости, сам боялся, что долгое стояние здесь может привести к нежелательным последствиям. Да и посчитал, что, без сомнения, попал в цель и счастливо отвязался от единственного свидетеля своей «смерти».

Я не стала ничего осматривать у карьера, решив, в свою очередь, что задерживаться здесь не стоит. Попадешь в руки бойцов Лазутина, разорвут на части – ничем не склеишь.

И я потопала, взяв направление на близлежащую железнодорожную станцию.

Проклиная на чём свет стоит банкира, которому до последней минуты всё же доверяла. И нахваливая себя – какая все же умница, успела укрыться в нишке. Слава богу, вспомнила о ней в нужный момент.

Камешки резали ступни, и я морщилась, словно в кожу мне впивались раскаленные гвозди.

Не было фонарика, и приходилось ориентироваться лишь по луне, блеклый свет которой освещал пространство.

Шумели где-то неподалеку деревья. А я продвигалась вперед. По траве, потом по выщербленной колее, потом по тропинке, которая петляла между оврагами.

Станцию я приметила еще издали. Неказистое одноэтажное здание выделялось в темноте черным пятном. И когда я подходила к этому строению, послышался шум приближающейся электрички.

Я обошла станцию стороной, электричка мне была не нужна. Я не могла в таком виде войти в вагон.

Перебравшись через рельсы, я двинулась к расположенному рядом посёлку.

«Ауди», конечно, на месте не было. Смешно было думать, что банкиришка зачем-то задержится здесь.

Наверняка он уже далеко. Смоется, сделает пластическую операцию, заживет, сволота, в своё удовольствие, чувствуя, что провел всех, как несмышленых детей.

Ну, посмотрим, пообещала я умнику.

Я медленно двигалась по поселку, пока не наткнулась возле одного из домов на сиротливо торчащую у забора машину.

Не слишком долго раздумывая, я достала из сумочки перчатки, натянула их на руки, затем высадила булыжником боковое окно «тройки», забралась внутрь и выдернула проводки из-под приборной доски.

Буду угонщицей, ничего не попишешь.

Короче, тачку завела и кружными путями, петляя и заметая следы, добралась до столицы. Где и бросила машину, не доехав до своего дома нескольких кварталов; крадучись, стараясь не показываться на открытой местности, прошлёпала до дома, поднялась на свой этаж, влетела в квартиру, не забыла закрыться понадёжней, и дисциплинированно плюхнулась на кровать.

Спать. Только спать. Ничего иного пока не дано. Всё!

3

Утром я проснулась новым человеком – жестким, знающим, что нужно делать.

В первую очередь я приняла ванну, освободилась от гадостной косметики. Платье, парик и даже очки, скомкав и изломав, положила в пакет, а пакет выбросила в мусоропровод. Ничего не должно напоминать о той платиновой блондинке. Нет её – и всё тут.

Поела. Даже с аппетитом. И стала обдумывать сложившуюся ситуацию.

Решение пришло довольно быстро.

Я не знала, где найти банкира, желание увидеть которого было ох как велико. Но я знала другое.

Я знала, где смогу увидеть его бывшую супругу. Которая наверняка что-нибудь да сможет сказать о тех местах, которые нравились ее муженьку, пусть и бывшему. Местах, в которых он мог объявиться.

4

Я приехала в аэропорт Шереметьево за несколько часов до вылета самолета, на котором собирались упорхнуть две сестрички.

К своему удивлению, я обнаружила, что Марина уже там. Вот так да! Какого черта она тут делает в такую рань? Или договорилась с Раисой встретиться заранее?

Ну и ну. Желание тут же подойти к Марине, похлопать её эдак ненавязчиво по плечу и с издевочкой предложить, а не пройти ли тебе, детка, со мной, потому как я знаю очень многое о тебе, твоем бывшем супруге и кое-что о сестричке, я в себе переборола.

Подождём-ка «близняшку». И пусть уж они вдвоём мне расскажут – что и как. Пусть всё объяснят. Насчёт Лазутина. Ведь за каким-то чертом и одна, и вторая проникали в дом банкира. Чего-то там искали. Вот пусть и объяснят. А я потом решу, что мне делать и как поступить дальше, чтобы при этом не навредить ни своей жизни, ни здоровью. И желательно увидеться с негодником банкиром. В конце концов, он не рассчитался до конца со мной, жмот чертов.

Людей в здании аэровокзала было немного.

Марина нервничала и часто поглядывала на часы. Она ходила по залу ожидания! Останавливалась возле киосков, ничего не покупала, только смотрела и бесцельно двигалась дальше.

Наконец она вышла наружу и стала прохаживаться возле автостоянок.

Где-то минут за сорок до вылета самолета Марина окончательно вышла из себя. Понятное дело. Сейчас прекратится регистрация, и тогда – все. Никуда не улететь.

Впрочем, вы, пташки, и так не улетите. Уж я постараюсь. Приложу максимум усилий.

Распахнув плащ, она двинулась по дорожке, ведущей с территории аэропорта. Уйти, что ли, хочет? Тогда почему пешком? Почему не на машине?

И тут я увидела остановившуюся «Тойоту», а затем высунувшуюся из заднего окошка руку.

Ну вот и дождалась.

А дальше все было очень странно. Во всяком случае, такого я не предвидела.

В машине находилась Раиса, но, кроме неё, – ещё люди. С самой Раисой, судя по её голосу, который раздался из салона, что-то случилось.

Я тенью скользнула за спину Марины и проделала всё как положено.

Уперев ствол в висок бывшей супруги банкира, я сказала те самые слова, адресованные пассажирам «Тойоты»:

– Всём – не дёргаться! Особенно вам, сучки-«близняшки»…

5

Я услышала, как Раиса застонала. Как человек, который устал от подобных передряг.

– Брось оружие. А то я твоей сестренке нечаянно башку могу продырявить.

Сидящая в машине женщина несколько секунд сидела неподвижно, а затем разжала ладонь, выпуская пистолет. Металл тяжело стукнулся об пол салона.

Я переместила ствол с головы Марины, ткнув им в поясницу. Так надежнее – оружие было не на виду. А то мало ли… Вроде бы пока посторонних не видно. Но машины нет-нет да и проезжают, и какой-нибудь глазастый водитель заметит и поймёт мои намерения в отношении девицы, ступором застывшей у иномарки.

Сидящий за рулем человек вдруг хохотнул. Я с трудом оторвала взгляд от Раисы. Иначе не оторвешь – она выглядела не просто плохо, а ужасно плохо, пожалуй, даже хуже, чем я, когда выбралась из карьера. Одежда на ней была в грязи и крови. Кровь на рукаве, на голове, запеклась на щеках. А перевязка – какая-то самоделка, словно женщину вытаскивали с поля боя.

Я даже на миг забыла, что собиралась делать дальше, настолько была поражена.

Но смех человека за рулем отрезвил.

Я посмотрела на водилу и едва не вскрикнула. Лицо этого человека мне было знакомо. Я не могла его забыть.

Человек, не боясь моих угроз и не смущаясь тем, что в моей руке было оружие, открыл дверцу машины и легко выскочил наружу.

После этого он снял автомат с шеи, положил его на сиденье, спокойненько поднял пистолет, уроненный Раисой, и бросил его туда же, на сиденье. Мне кажется, что если бы сюда сейчас подкатил взвод милиции, его бы и это не смутило.

А затем он улыбнулся мне, правда, несколько вымученной улыбкой. Улыбкой человека, который зверски устал и больше всего на свете хочет, чтобы его оставили в покое. Его комбинезон был не менее грязен, чем у Раисы. Где, интересно, эти люди ошивались? С автоматом и пистолетом?

Мимо проехала машина. Он проводил её взглядом, после чего разжал свои запекшиеся губы:

– Привет, капитан…

Он меня узнал. Впрочем, иного и быть не могло.

Передо мной стоял майор ФСБ Кондратьев.

6

Я не думала, что когда-нибудь еще увижу его. Во-первых, я уже не состою в этой организации. Во-вторых, с областным городком, где служил Кондратьев, у меня были связаны отнюдь не лучшие воспоминания; о них, будь моя воля, я бы и вовсе постаралась забыть на веки вечные. И хотя Кондратьев в тех событиях сыграл положительную роль, а для меня даже спасительную, потому что отчасти благодаря ему я выкарабкалась из грязи, куда меня пытались втоптать, всё же… Я потеряла тогда своего боевого товарища. Даже мысленно не желаю возвращаться к тем перипетиям. К черту! Иначе можно тронуться. Начинаю себя корить, отыскивая свои погрешности и промахи… Не хочу!

Я не думала его увидеть. Однако судьба распорядилась иначе.

Кондратьев стоял передо мной. И, как тогда, положение было отвратительным…

Он был все тот же. Здоровый, могучий, уверенный в себе и в своих силах мужик. И в то же время…

Я его запомнила в костюме, этаким чистюлей, даже чуть-чуть пижоном. Теперь передо мной стоял человек в комбезе – грязь на одежде, лице, руки в царапинах. И от него несло какой-то непонятной гадостью. Словно он только что искупался в дерьме.

Я не видела, сколько еще людей находилось в салоне «Тойоты», но по тому, в каком виде были и Раиса, и Кондратьев, я не сомневалась, что сколько бы людей еще там ни находилось, вряд ли они выглядели как-то иначе.

А он после первых слов приветствия продолжал:

– Может, опустишь оружие? А то как бы девчонка не обделалась.

Он заявил это довольно резко, как бы меня в чем-то обвиняя. Словно я виновата в каких-то грехах, от которых страдал и он.

Я не сделала того, о чем он просил. Я не служила больше в ФСБ. И не собиралась никому подчиняться. Из этой службы – уж точно. Если только меня не скрутят и не застегнут на запястьях наручники. Тогда да. Только силой. А иначе – фиг вам. Почему-то в эту минуту, когда я смотрела на майора, у меня появилась страшная ненависть к той организации, которую я сама недавно представляла. Не знаю, почему она возникла. Люди везде разные. Человек, если он рожден им, даже в дерьме останется человеком. А если сукой рожден, куда его ни помести, хоть в самые растепличные условия, – сукой он и будет. Кондратьев был человеком. Тогда откуда же у меня это чувство?

– Может, свалим отсюда? – видя, что я не очень внемлю его словам, вновь заговорил Кондратьев. – И поговорим где-нибудь без свидетелей. Вижу, что наши пути-дорожки вновь сошлись… Если, конечно, не хочешь шума.

И он кивнул куда-то в сторону, не оглядываясь. Интересно, на висках у него, что ли, ещё пара глаз расположена? Или так боковое зрение развито?

Там, куда он кивнул, на самом деле что-то начало происходить. А именно: какая-та дамочка выволокла из здания аэровокзала постового и начала что-то яростно объяснять тому, тыча пальцем в нашу сторону. По всей видимости, эта особа подметила нездоровую, мягко говоря, обстановку у «Тойоты» и поспешила оповестить о ней стража порядка.

Шума я не хотела.

– Мы поместимся в твою тачку?

– Сдвинемся, – хмыкнул Кондратьев.

Я засунула пистолет за пояс джинсов и подтолкнула к машине Марину. Да, пути-дорожки наши вновь пересеклись. И очень хотелось бы понять – почему, отчего и зачем.

В салоне машины сидели еще два человека. Тяжело дышавшая, терявшая последние силы Раиса не в счет. Скорчившись, она полулежала на заднем сиденье.

Кондратьев приказал Витьку – тому, кто находился на заднем сиденье, пухлячок этакий, – чтобы он подвинулся и положил к себе на колени голову Раисы. Потом села Марина. Она сразу же обхватила руками свою сестричку по отцовской линии и нежно прижала к себе; затем стала гладить ее по волосам, успокаивающе, не обращая ни на кого внимания. Я только тут заметила, как побледнела Марина. Когда держала ее под дулом пистолета, лица её я не видела. По тому, как она говорила с сестрой, я поняла: она любит её. Они были до странности похожи. Впитав в себя лишь отцовские гены и напрочь, еще в утробе, отбросив материнские, словно бы заранее отвергая своих матерей и не желая походить на них.

Я втиснулась последней, хлопнув дверцей. Витьку пришлось сидеть едва ли не боком.

Кондратьев сбросил оружие себе под ноги, лихо развернулся и направил машину прочь из аэропорта.

– Пожалуйста, ей нужно срочно в больницу, – не удержалась Марина, обращаясь к человеку за рулем, когда мы отъехали не более ста метров.

Кондратьев ничего не ответил, словно бы и не слышал. Словно ему было наплевать на умиравшую женщину. А в том, что она умирала, не было никаких сомнений.

Раиса лишь слабо стонала. Странно было даже, как эта амазонка еще несколько минут назад с оружием в руках пыталась повелевать из машины. Она полностью выложилась. Отдала последние силы, чтобы увидеть сестру и шагнуть ей навстречу. Мне так казалось. Она хотела увидеть Марину. Может, перед смертью. Кто знает точно, что у нее творится в душе. И вообще, ради чего она подвергала себя смертельному риску.

Но то, что она стремилась увидеть Марину, тут я попала в точку. Потому что когда Кондратьев выехал на трассу, Раиса неожиданно разлепила губы, посмотрела на свою «двойняшку» прощальным взглядом и выдохнула, как отрезала:

– Не получилось у нас, Мариша… Извини…

Глаза её так и остались открытыми. А на лице застыла мертвенно-бледная маска. Мне даже показалось, что я заметила, как небольшой сгусток энергии выпорхнул из полураскрытых уст и устремился прочь из пропитавшегося дрянью салона куда-то ввысь, где ярко, свободно и легко дышится.

Кондратьев приостановил машину и оглянулся. Он будто что почуял.

– Не нужно больницы, – тихо произнесла Марина.

И он всё понял. Правда, никакого сожаления ни во взгляде, ни в позе я не прочитала. Он не произнёс ни слова.

Просто вновь повернулся к рулю и погнал машину на предельной скорости.

Только не в город. А в лесок. Отыскав полянку, он остановился. Чтобы, как я решила, наконец во всём разобраться и поставить точку. Впрочем, я ошиблась. До окончательной точки было ещё далеко.

7

Солнце клонилось к горизонту. Ветерок приятно щекотал лицо, монотонно шумела листва, убаюкивая своим шелестом.

Девственный лес, нетронутый погрязшим в грехах человеком.

И вот в эту чистоту приехали люди. То есть мы. Со своим оружием и со своими проблемами.

На этой поляне росли пестрые цветы и зеленая трава. Теперь на ней вырастало еще кое-что – небольшая могилка. Которую приказал соорудить Кондратьев двоим из своих «подельников». Имя одного я уже слышала в машине – Витек. Второго он называл Герой или чаще – проводником. Почему так, я не знала и не спешила со своими расспросами.

Двое не стали даже оспаривать распоряжение Кондратьева. Словно уже давно были согласны с его руководящей ролью.

Рыть было нечем. В багажнике «Тойоты» оказались лишь домкрат да небольшой набор ключей.

– Ничего, – заявил Кондратьев, держа в руке автомат и пистолет, – отыщите палок покрепче и расковыряйте землю. Глубоко не нужно. Лишь прикрыть тело.

Хотя бы так. От стенаний Марины, что все же следует похоронить по-человечески, он отмахнулся, заявив, что к погибшей особе по большому счёту не питает особых симпатий, а сложись всё по-иному, то она его вообще не укрыла бы даже горсткой земли, а оставила валяться на закуску вонючим навозным червям.

Витёк и Гера торопливо расковыряли на полметра мягкую почву, уложили на дно тело Раисы, накрыли его валежником и сверху присыпали землей, соорудив что-то вроде могилки: холмик, а сверху – перевязанные крест-накрест два прутика.

– Ну-с, – произнес после этого Кондратьев. – А теперь, Витёк, тащи сюда кейс и «ноутбук». Да живо.

А сам сел возле могильного холмика, положил рядом автомат, пистолет и неторопливо обвел всех цепким взглядом человека, владеющего ситуацией.

– Садись. Разговор будет долгим.

Марина уже сидела возле холмика и что-то шептала побелевшими губами. Наверное, прощалась с сестрой.

Гера плюхнулся неподалеку. Метрах в двух от него расположился Витек с двумя чемоданчиками.

– Начнем с тебя, капитан, – повелительно начал Кондратьев. – Хочу знать, каким боком ты к этому делу.

– А может, с вас начать? – хмыкнула я. – А, Павел Никодимович? Кажется, я тебя правильно величаю, товарищ майор, не забыла?

– Угу. Не забыла. Только не майор. А подполковник.

– Поздравляю. В отличие от тебя, я повышением похвалиться не могу. Потому как меня попёрли из ФСБ. Так что я сейчас сама по себе. И никому на хрен не подчиняюсь.

Моя грубость его позабавила. Он открыл было рот, чтобы ответить в тон мне, но тут вмешался Гера. С явной брезгливостью бросив в нашу сторону:

– Павел? Подполковник? Так-с. Значит, имечко Руслан было туфтой. Всё туфта. Вот кто, оказывается, среди нас был чужак. Ха-ха…

Он как-то нервно забулькал горлом, попытался громко засмеяться, но тут же надрывно, словно подавился, закашлялся.

– Закрой фантан, проводничок. О тебе речь пойдёт позже. И кто бы я ни был, дух из тебя вышибить я смогу в любом случае. А ты уже давно на это напрашиваешься.

Не знаю, на что намекал подполковник, но Гера не стал больше задираться. А, поджав губы, молча уставился в землю, как человек, которому все по барабану.

Витёк как молчал до этого, так и продолжал помалкивать. А Марина на нас даже не смотрела, словно нас и не было. Так, призраки, не имеющие к ней никакого касательства.

– Вот что, капитан или как там теперь тебя – сама по себе, давай не торговаться. Пусть ты уже и не в ФСБ, но помимо службы у тебя должна остаться элементарная вежливость.

Ишь ты, на чувство бьёт. Нехорошо, Павел. Впрочем, чего уж теперь, ведь это я ему обязана. По старой памяти.

– Я обещаю, – продолжал Кондратьев, – после твоего объяснения я выложу все начистоту. Мне, как и тебе, нужна полная ясность. Лады?

Я пожала плечами и, секунду поколебавшись, заявила:

– Лады. Кому-то все равно нужно начинать.

Это уж точно. Не сидеть же, глядя друг на друга, как противоборствующие стороны, которые никак не могут найти модный ныне «консенсус». Пока нам с подполковником делить вроде нечего. Мне был нужен не он. Мне был нужен банкир. Сволочь из сволочей Лазутин. А Кондратьев мне что-нибудь объяснит. Ведь не просто так он оказался вместе в Раисой, «близняшкой», которая интересовалась бывшим мужем своей сестренки Марины.

И я начала свой рассказ. С того момента, когда моими услугами решил воспользоваться Лазутин.

Кондратьев слушал меня не перебивая. Остальные мужики – тоже, и всё смотрели на меня так, словно пытались на ходу мою историю связать со своей, и получался, наверное, довольно занимательный сюжетец. Для них. Но не для меня. Потому что их одиссеи я ещё не знала. И связать то, что произошло со мной, пока было не с чем.

– Вот оно как! – довольно проговорил Кондратьев, когда я закончила.

– Ну и «как»? – передразнила я его. – Вас что, тоже интересовал этот банкир?

– Интересное кино получается, – игнорируя мои вопросы, протянул он и характерным жестом погладил подбородок. – Н-да… Весьма занимательное.

Никто его не поддержал.

– Банкир? – До него словно только что дошло, о чём я спрашивала. Он посмотрел на меня и отрицательно замотал головой. – Нет, банкир нас не интересовал. Нас интересовало то, что он скрывал у себя в банке. И относительно Раисы ты верно угадала. Всё толково сложила, что с тобой произошло. Именно благодаря ей мы опять встретились. И ещё – её сестре. Не будь Раисы, ты меня бы не увидела. А не будь Марины, я тебя. Каламбурчик, да? Но именно благодаря тому, что две сестры стремились одна к другой, – мы с тобой здесь, капитан. Тьфу ты… Сыщик. Просто сыщик, который сам по себе.

– Кончай воду лить, – огрызнулась я. – Вижу, ты можешь многое прояснить. Так что давай. Твоя очередь.

– Угу, – протянул он. – Могу. Теперь могу. После твоего рассказа можно уже строить цельную картинку… «Эльфабанк», – начал он, – был учреждён двумя людьми. Поначалу Лазутиным, известным в своих кругах финансистом. И Мостовым – гендиректором консорциума «Нефтегазпром». Денежные потоки «Нефтегазпрома» на первых порах и являлись основными в деятельности банка. До прихода Смыслова, который был очень скоро включен в соучредители.

– У меня сведения, что банк создавался сразу тремя этими людьми, – решила вмешаться я, отчего-то не желая подвергать сомнению слов Михалыча, своего бывшего начальника.

– Может быть, и существовала видимость того, что банк создавался тремя этими славными товарищами, – осадил меня Кондратьев. – Но на самом деле всё было так, как я только что сказал. Смыслов занял место соучредителя спустя три месяца после того, как банк начал работать.

– И почему же его включили?

– Информация. Он владел информацией. Самым ходовым товаром всех времен.

– О двух своих соучредителях? – догадалась я.

– Не только. Хотя и о них тоже. Он знал обо всех скрытых финансовых потоках консорциума. Зарубежные счета, суммы, фиктивные фирмы. Но в то же время он владел и иной информацией.

– Криминал?

– Ну-у, сыщик, – с укором протянул Кондратьев. – Что уж ты сразу-то… Насчёт Смыслова у тебя правильные сведения. Он работал когда-то на Лубянке. И успел за время своей службы собрать хорошее досье. По различным людям, партиям. Как, что и откуда финансировалось. С главой консорциума у него были старые связи. И когда тот, совместно с Лазутиным, создал банк, Смыслов вынырнул и предложил свои услуги. Которые и были приняты. Я даже думаю, с воодушевлением. Во-первых, благодаря досье Смыслова появлялась возможность заполучить новых клиентов. А значит, дополнительные финпотоки шли через их банк. Во-вторых, гэбэшная «крыша» – это было очень даже неплохо. И, можно сказать, надежно. Смыслов имел крепкие связи во многих кругах и сплотил вокруг себя тёртых ребят – бывших офицеров спецслужб.

– Значит, шантаж. С помощью его «Эльфабанк» заполучал в качестве клиентов нужных людей.

– Я бы сказал по-другому: Смыслов произвёл передел. А вернее, перегруппировку сил, в результате которой образовался новый альянс, во главе которого стали он, Лазутин и Мостовой. Да, с помощью информации, которой владел Смыслов, удалось это провернуть. И привлечь на свою сторону некоторых влиятельных людей, тем самым укрепить свои позиции и заявить о появлении новой силы, требующей к себе, ну, скажем так, – уважения.

– И что же случилось дальше?

– А дальше произошел кризис. Часть капитала мудрая тройка альянса успела перегнать в западные банки. Но часть… Часть всё-таки не удалось уберечь. Банк оказался в списках банкротов. С этого момента и начинается самое интересное. Влиятельные товарищи, естественно, всполошились. Денежки-то их тю-тю. Свое, однако, не дядино. Ну и, понятное дело, потребовали возврата. Досье – оно конечно, а бабки надо возвращать. О потерях таких сумм никто не договаривался. Но Смыслов неожиданно передвинулся в тройке на первые роли и нагло заявил, что, мол, ребятки, – кризис на дворе, он – для всех, так что забудьте о деньгах и не выпендривайтесь. А начинайте снова – то бишь продолжайте вести финансовые операций через наше учреждение. Не то – кое-кто кое-что узнает, и тогда – вам не поздоровится. Смыслов, в общем, обнаглел. Остатки денег, которые сохранились на западных счетах, он решил не возвращать. Более того, у него появилась мания величия. Он стал зондировать почву в некоторых партиях на предмет выдвижения своей кандидатуры на руководящую роль. Тут уж влиятельные товарищи не выдержали. И сделали свой первый ход, решив приструнить зарвавшийся альянс.

– Они наняли киллера. И убрали Смыслова.

– Точно. Решив, что без бывшего гэбэшника остальные соучредители «Эльфабанка» присмиреют.

– Но не тут-то было, так?

– Ну, в общем, да. Мания величия стала не по карману двойке. Однако возвращать денежки и она не стала. Тяжело расставаться с ними, даже если они не твои.

– И клиенты «Эльфабанка» совсем рассвирепели, – поддакнула я.

– Вот это в яблочко. Следом за Смысловым ушёл в мир иной Мостовой. Казалось, что следующая цель ясна – Лазутин. И тому нужно не дергаться, а быстренько исправлять положение. То бишь идти на попятную. Распродавать все что можно, как угодно, но вернуть суммы – иначе со здоровьем может быть не все в порядке. Да его может совсем не стать. Не он первый… Но ничего такого не произошло. Лазутин не спешил рассчитываться с могучей клиентурой. А эта самая клиентура неожиданно затихла.

– Досье? – смекнула я.

– Кое-что просто появилось в газете. Закамуфлированно, обтекаемо, но те, кому нужно, поняли: информация, которой стращал их Смыслов, продолжает существовать. И она теперь у того, кто из бывшего альянса остался в живых – у Лазутина. Наступила некая передышка. Которая, конечно же, долго не могла продержаться. Деньги следовало вернуть. Но, прежде чем заставить банкира сделать это, требовалось выбить из его рук козырь, с помощью которого он держался на поверхности и не спешил идти на попятную. Требовалось заполучить носители информации, а затем уже заняться банкиром.

– И что им помешало?

– В стане самих клиентов банка произошел тихий раскол. Неожиданно кое-кто из товарищей смекнул, что, имея такое досье, можно самому влиять на коллег.

– Замкнутый круг, – вздохнула я. – Группа людей разъединяется, и каждый самолично хочет заполучить ценную вещь. И она будет переходить из рук в руки, как эстафетная палочка, пока не останется в живых тех, кому она нужна.

– Хм. – Кондратьев удовлетворенно кивнул. – Ты верно подметила. В общем, с этого момента наши с тобой дорожки и пересеклись. Лазутин ищет пути остаться в живых, понимая, что его жизнь отныне висит на тонкой нити. А некоторые ребята пытаются опередить один другого. Деньги для них уже отходят на второй план.

– Лазутин нанимает меня. А тебя-то кто?

– Никто, – пожимает плечами Кондратьев. – Мой случай несколько отличен от твоего. Ты следила за Мариной. И вышла на Раису. Которая подсаживалась в «Форд», который, как потом ты узнала, состоял на балансе Главного управления внутренних дел. Не будем влезать в дебри, остановимся лишь на том, что именно через Раису была предпринята попытка заполучить то, что осталось у Лазутина от Смыслова. Кто конкретно стоял за Раисой? Только обойдемся без конкретики – иногда не стоит задаваться лишними вопросами. Как говорит один мой товарищ, делай своё дело и просто двигайся дальше.

– Ты так и поступаешь? Не задумываешься, делаешь дело и двигаешься дальше? – Мне почему-то не хотелось в это верить.

– С некоторых пор – именно так. – Кондратьев перевёл дух. – Делаю дело. И двигаюсь дальше. Иначе не получается. Иначе тупик.

– Остановимся на Раисе, – согласилась я.

– Она оказалась в связке с одними из тех, кто же лал заполучить наследство Смыслова. И она оказалась очень ценным звеном в этой связке. Потому что имела доступ к Лазутину. Вернее, не она сама, а её сестра Марина.

Все мужчины, внимательно слушавшие до этого «Руслана», повернули головы к Лазутиной. Марина продолжала сидеть возле могилки своей сестры ни на кого не глядя, лишь пропускала землю между пальцев, которую машинально черпала, беря с холмика, когда та заканчивалась. Казалось, то, что говорилось на поляне, ее нисколько не интересовало. И не касалось.

– К-хм, – откашлялся Кондратьев. – Из твоего рассказа выходит, сыщик, да это мы и сейчас наблюдаем, что сестрички любили друг друга…

– Ух, какой же ты умный, – процедила сквозь зубы Марина. Едва слышно, но внятно. И Кондратьев умолк на полуслове. – Какие вы все умные, прямо обалдеть, – продолжала Марина. – Любили… Мы были одно целое. Она обещала, что после всего мы вместе уедем… далеко-далеко.