Текст книги "ПЕРПЕНДИКУЛЯР"

Автор книги: Игорь Астафьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)

Игорь Астафьев Перпендикуляр

XI

* Синдром малой нужды * Нецензурное па-де-де из выступления депутата Госдумы Фифософского * Мир минуты * Марш в тело ! * Страна бюджетников * Бесплатная медицина, испорченная платным квартирным вопросом *
Шахматные меньшинства

Увидев меня, Галактион от неожиданности поначалу потерял дар мысли, и даже виртуально прослезился. Когда встречаешься с кем-нибудь долгожданным после продолжительной и тягостной разлуки, всегда испытывается синдром малой нужды в незнакомом присутственном месте. То есть ощущается тяжесть накопленных эмоций и ожиданий, от которых невозможно избавиться сразу.

А хочется. И начинается томительная суета. Не знаешь, куда усадить, чем накормить и с чего начать. Хочется выплеснуть все сразу, а никак.

Сначала от долгого воздержания начинается выход эмоций по капельке, потом тонкой струйкой, и так далее по полной аналогии. Трудный процесс.

И даже в конце точно такое же ощущение не спокойного облегчения, а черт-те знает чего, что можно примерно выразить словами: "Фу ты, блин!.."

Так и здесь.

Ну как ты?– пошла первая капля.

Да ничего, как видишь. Жив.

Трудно было?

Да как сказать...

Ну ты молодец!

Старался...

Ну ладно,– вмешался «Степаныч»,– обменялись междометиями – и будет для начала. Давайте-ка все-таки отлетим куда-нибудь подальше, да там и поговорим. А то придется снова честь отдавать...

Мы отлетели слегка и там Галактион представил меня спутникам, а их мне.

Прилетел "Фигарыч" и передал нам ответную мыслеграмму Клуба: "Спасибо. Удовлетворены."

Когда мы с Галактионом вновь пришли в себя, я рассказал обо всем, что пришлось повидать. Клубовцы только успевали охать и поражаться. А "Фигарович" даже ахать иногда не успевал от удивления, поэтому периодически ахал за двоих.

И все равно никак невозможно передать словами то, что можно наблюдать лишь будучи очевидцем (свидетелем) или участником (потерпевшим). Хотя все же лучше свидетелем. А иначе это напоминает попытку словесного пересказа музыки, вкуса пищи или балет.

Я никогда не мог переносить балет и долго не мог понять почему. Вроде все на месте – и мастерство, и труд, и красота, а смотреть более трех минут не могу. А потом понял почему. Ведь балет (особенно классический) – это все равно, что пытаться пусть красивыми, пусть изысканными но только жестами, например, картину Ван Гога, Левитана или тем паче Дали. Бог, конечно, в помощь! Но танец он и есть танец. И может быть, не стоит титаническими усилиями делать из него ни прозу, ни живопись, ни котлету по-киевски... Впрочем, это сугубо мое, астральное, мнение.

А кстати, неплохо было бы ввести в нашей Государственной Думе язык балета как единственный метод дебатов! Куча пользы!!!

во-первых, все депутаты, а то и президенты, были бы воплощением стройности, красоты и здоровья;

во-вторых, все речи стали бы славиться невиданной лаконичностью, никакого регламента не надо (тело-то не казенное...);

в-третьих, никто бы из посторонних ничего не понял, а придраться журналистам было бы абсолютно не к чему, даже если кто-нибудь станцует матерное фуэте.

В этом случае думский спикер, наверное не сказал бы «Отключите микрофон, я лишаю Вас слова!», а в изящном прыжке вылил бы на выступающего графин с трибуны и не больно связал бы его микрофонными шнурами. Со стороны это выглядело бы всего лишь как антитеррористическая операция, а не драка среди депутатов.

Дарю идею.

К сожалению, мое богатое событиями приключение ничего не смогло добавить к нашим познаниям о душах и месте их пребывания. К тому же члены Клуба не могли остаться равнодушными к проблеме бедного Семеныча, томящегося в застенках.

Однако надо было вспомнить и о моем собственном физическом теле, оставшемся на Земле. Тут уж Галактиону было о чем рассказать, что он и сделал весьма подробно.

Мы решили на время прервать экспедицию, чтобы проведать мою материальную земную оболочку. А то ведь кто знает, на какое время рассчитан мой образ...

Спасатели и я (Галактион впереди) полетели к Земле. По пути я рассказывал клубовцам о Семеныче, его удивительных открытиях и о том, что, наверное, как много еще неизвестных человечеству Семенычей живет и прозябает невостребованными и не известными науке, и как еще мало полетов мысли у нас на Земле.

Так незаметно мы подлетели к нашей планете. Глядя на этот удивительный шарик в голубоватой оболочке, висящий посреди космической черноты, я вдруг подумал о том, что наша Вселенная напоминает колоссальный черный бархат, по которому там и сям разбросаны камешки. Драгоценные и не очень.

В этой связи наша Земля – безусловно бриллиант. Крошечный, но именно бриллиант с бесконечным множеством цветов-миров внутри.

Каждый человек – свой мир-цвет;

Каждая страна;

Каждый дом;

Каждое дерево;

Каждая книга;

Каждый город;

Каждая прожитая минута;

Каждое окно, особенно вечернее и ночное...

И весь этот концентрат миров-цветов плавает в абсолютной черноте космического вакуума. Кто же держит эту бархатную коробочку в руках?

Оказавшись на Земле, мы сразу же направились в психбольницу. (Символично, черт возьми!)

Галактион первым делом выяснил у дремавшего вахтера, какое сегодня число и время (прикинувшись персонажем из его сна, естественно). Оказалось, что наше путешествие длилось в земном исчислении около недели. Всего около недели. Целую неделю!

За это время я, как ни странно, успел поправиться, Впрочем, ничего удивительного: кормят с ложки, лежачий образ жизни. Так что тем, кто хочет поправиться – рекомендую.

Галактион вернулся к клебовцам, которые тихонько висели в больничном сквере на скамеечке и доложил, что, к счастью, никаких глобальных катаклизмов не произошло (не считая смены трех правительств). И что я по-земному жив, здоров и даже довольно упитан.

Давай-ка, возвращайся к земной жизни, а то, небось, соскучился?

Не соскучился, а отвык. И по Семенычу скучаю.

Не забыл еще кто ты есть? Ну-ка, скажи.

Как кто? Потомственный вредитель, естественно.

Так, у нас проблемы. Ну-ка ты, вредительское потомство, перестань притворяться! Насколько я представляю, с рассудком у тебя пока еще все в порядке.

Ладно, пошутил. Помнить-то я все помню, только отвык я уже от материального-то мира малость.

Понятно, к хорошему быстро привыкаешь. Однако учти, что мыслеобразы еще совершенно не изучены. И ты все-таки на самом деле пока еще не разумный электрон, а человек. Хотя и в образе. Смотри, как бы чего не случилось с твоим безнадзорным телом, а то как бы и тебе не стало худо. Ишь, раззадорился! То в образ было не вогнать, то из образа не выгнать! Марш в тело!

Послушай-ка, а как? Боюсь я что-то...

А как ты был когда-то квадратным шариком?

Так тогда я сидел на диване и как бы на мгновение отключился. А сейчас, после Дыры, я как бы отделился от тела. Ведь, обрати внимание, органы моих материальных чувств были отключены целую неделю. И я тела-то чвоего не чувствую, а существую как бы автономно.

То-то и оно, что «как бы»! Всё! Данный полет мысли объявляю законченным. С прибытием Вас на родную землю, коллега! Давай-ка, представь... Да и представлять-то нечего – так оно и было!,– что тебе приснилось удивительное путешествие, во время которого ты был без сознания. А теперь сознание возвращается.

Что-то не выходит. Эх, скорости в движении не будет!..

Эй-эй! Тебе таракан в нос ползет! Ну-ка, смахни его,– закричал Галактион.

Я дернул рукой, чихнул и ощутил себя лежащим на кровати. Хитрость Галактиона удалась, и я вновь стал самим собой.

Слияние было довольно болезненным. Мозг выдавал мне разом накопленные за неделю материальные ощущения. Болела голова. На космические впечатления накладывались какие-то странные воспоминания о пинках под зад (земной зад, материальный!), заталкивании в рот каких-то таблеток, уколах и других нескромно-медицинских прикосновениях к моему телу.

В палату вошли две медсестры.

Боже, как меня утомил этот мужик!– говорила одна,– Вот смотри, как надо устраиваться в жизни! Урчал себе раньше на своей скуднооплачиваемой работе, как мы. Надоело, поди, и вот раз!– прикинулся дураком, и все. И накормят тебя, и уложат, и все такое...

...И уколов вколют, и дряни всякой насуют,– продолжила другая,– ходить под себя... Нет, не хвали. Я бы так не смогла.

А вообще-то он в нормальном состоянии был бы, наверное, неплохой парниша,– продолжила первая,

Так бери, пользуйся,– полусерьезно предложила вторая,– а я на стреме у двери постою.

Та задумалась, но тут, посмотрев на меня, остолбенела.

Гляди-ка,– крикнула она,– он покраснел! Здесь что-то не то. Доктора сюда давай, живо!

Пришел врач. Посмотрел на меня и сразу понял, что ко мне вернулось сознание. Это же по глазам сразу видно.

Здравствуйте, уважаемый!– Приветствовал меня доктор,– С возвращением вас! А я ваш лечащий врач. Меня зовут Сергей Акакиевич.

Я заметно вздрогнул.

Ну-ну, батенька, не надо так волноваться. Что Вас так напугало?

Здравствуйте, полковник,– медленно, с трудом проговорил я (язык после недельного бездействия шевелился с трудом).

Теперь передернуло врача.

Прошу прощения, доктор. Насчет полковника я слегка пошутил. Сон мне был, армия снилась.

Ну вот и хорошо,– сказал доктор,– Пациент уже шутит. Это очень хороший симптом. Значит, дело идет на поправку.

А что, собственно, со мной было и почему я здесь?

С Вами ничего страшного. Скажем так. Временное расстройство памяти (желудок в порядке). Это, видимо, из-за нарушения мозгового кровообращения. Это сейчас бывает часто, особенно у бюджетников.

Сейчас в России все бюджетники,– вставил Галактион.

Да-да, в каком-то смысле,– согласился врач, не заметив, правда, что я ничего не говорил.

Что же дальше?– спросил я,– Когда меня отпустят?

Да как Вам сказать... Все относительно. В каком-то смысле Вы уже свободны, а в каком-то – не освободят уже никогда.

Домой-то меня отпустят?– уточнил я.

Ну, батенька, это Вы хватили! Пять минут как пришли в себя и уже домой! Надо Вас еще хорошенько обследовать, вдруг это временное улучшение? А там посмотрим. (К тому же в Вашей бывшей квартире уже живут...)– уже тихонько, про себя закончил врач.

А как же мои дела, работа?

Об этом не беспокойтесь. Незаменимых людей нет, работа – не волк, и так далее. Да и к тому же, чем Вам у нас-то плохо? Отдельная пала... то есть номер, питание, общение, телевизор, радио поставим: живи – не хочу!

«Так... Влип капитально»,– понял я, а вслух сказал:

Ну что ж, всё ясно. Что-то устал я немного от разговоров. Вздремнуть бы мне, если медицина не против.

Отчего же, отчего же! От сна еще никто не умирал, только польза. Спи спокойно, дорогой товарищ!,– странно пошутил он и все вышли.

Остался только я и члены клуба. И если троица астралов ничего из нашего разговора не поняла, то Галактиону, как и мне, все стало ясно. Что, освободившись от проблем, так сказать, космических, я порядком увяз в земных.

Похоже, сударь, что Вы снова в дыре,– сказал Галактион,– что будем делать?

Думаю, что для начала неплохо было бы освободить Семеныча.

Я рассказал клубовцам про моего «образного» друга и напарника по ЧД Семеныча и почему его обязательно надо освободить.

"Такими людьми не бросаются!"– согласились клубовцы, я уже привычно вскочил в свой образ поправил шапочку и мы помчались на Гаваи.

Вошедший через часик ко мне в палату врач не без удовлетворения констатировал, что просветление было временным и недолгим.

Чудес не бывает, коллеги,– потирая руки, сказал он,– Хотя поди ж ты, во сне... Итак, умственные болезни, хотя и не передаются ни воздушно-капельным, ни иным путем (кроме как по наследству), но зато действуют необратимо. Почти всегда. Медицина у нас в основном бесплатна, а квартиры – наоборот, платные. Так что будем лечить!

Что (кого) именно лечить, пациентов, госсистему или себя самих, он, правда, не уточнил. А переспрашивать мы не стали, потому как находились уже в пути.

Долететь до Гаваев нам было недолго. Где-то секунды две-три. Сложнее было найти само место назначения – шахматную школу Семеныча. По его рассказам она называлась "Шахмать", находилась на самом берегу голубой оагуны ("полупрудья" как говорил Семеныч), неподалеку от нудистского пляжа. Больше про нее нам ничего не было известно. А подробнее я как-то не догадался уточнить.

Теперь пришлось компенсировать это упущение беспорядочным метанием по Гавайским островам. "Дурная голова хвостам покоя не дает!"– проворчал Галактион. Пришлось клубовцам и мне рассредоточиваться по островам для ускорения поисков.

Стремительный "Фигарыч", не успев еще толком подлететь к "своему" острову еще издали закричал:

Проблем не будет! На этом острове вижу кучу машин с шахматными досками по бокам и даже на крышах!

Пришлось его разочаровывать разницей между такси и древней игрой.

"Степанычу" тоже не удалось наткнуться с ходу на гавайских картежников-шахматистов.

Вижу,– говорит,– только двух картежников на пляже, сидящих на шахматных досках, так это не то...

А вот «Петровичу» повезло. Он прилетел как раз туда, куда нужно. Поскольку он, конечно, не знал земного русского языка, и прочитать довольно крупную вывеску «ШАХМАТЬ», естественно, не мог (а то бы поиски закончились едва начавшись), «Петрович» был вынужден использовать дедуктивный метод.

Роскошный дворец Семеныча на берегу лагуны был украшен рекламой, на которой были изображены в обнимку шесть голых королей (два шахматных и четыре карточных), в двух лестницах к парадным входам было по 32 или 64 ступенек (по числу карт и шахматных фигур).

К тому же территория усадьбы составляла ровно 64 гектара. Все эти факты говорили только об одном. Что это тут. "Петрович" так и крикнул нам: "Здесь!"

А нудистский пляж оказался частью семенычевого игрового комплекса, куда после игры с ним очень уместно вписывались его клиенты.

Кроме пляжа в комплексе были еще "Парк самоубийц" (через каждые пятьдесят метров будка санитара), одежно-обувной супермаркет Семеныча "Second Hand" (проигранная одежда с чисто символической наценкой), клуб любителей поддавков ("шахматных меньшинств" как называл их Семеныч) и другие подсобные заведения.

Дело, судя по всему, было процветающим.

Однако мы с Галактионом не могли не заметить некоторых деталей, говорящих о долгом отсутствии хозяина клуба. Во-первых, одежда и обувь в супермаркете в основном была по парижской моде двух-трехнедельной дакности, а новых поступлений практически не было.

Во-вторых, на воротах было мелом написано (почему-то по-русски) "Пожалуйста, заплатите налоги!"

В-третьих, в главном игровом зале игры в "похер" стол № 1 был закрыт "на учет по техническим причинам".

Знаем мы эти «технические причины»,– проворчал Галактион,– давай искать тело.

Господи!!– зажал я рот рукой (тьфу, не рот и не рукой, короче, ясно...) Только бы его уже не похоронили!

Галактион среагировал мгновенно.

Быстро все на кладбище! «Фигарыч», ищи кладбище! Тьфу ты, пока объясняешь тебе, что это такое, сам быстрее найдешь!

Но Галактион не оценил «Фигарыча», который от последних событий резко пополнил свой багаж знаний. Через пару секунд он уже кричал откуда-то сбоку: «Нашел! Хоронют кого-то!»

Да. Все так и было. Хоронили Семеныча. В гробу лежал связанный "покойник", за гробом шла молодая смазливая мулатка – будущая богатая вдова – рыдающая от близости счастья. Несли венки.

От одесских шулеров: "Спи спокойно, дорогой коллега!" От служащих казино: "На кого ты нас оставляешь!" От российского правительства: "Помни, что ты русский! Мы то помним!" И от жены: "Спасибо!"

Бедный Семеныч. Мы подоспели как раз вовремя. Но как вернуть его сознание в тело именно сейчас?

Семеныч дернулся и что-то промычал. Вдова закрыла ему рот рукой. Это привело меня в бешенство. "Фигарыч!"– завопил я,– либо ты, либо никто!"

Конечно я,– сказал «Фигарыч».

Дуй к Дыре! Найди того курьера и скажи, что ты от Десятого. Да честь отдать не забудь!

Есть! Пусть берут!

И потребуй немедленно выдать потомственного вредителя Бляхера!

Мотив?

Для расстрела с пожизненным заключением! Ты еще здесь?!

Уже к Марсу подлетаю...– донеслось издалека.

Тем временем церемония похорон проходила своим чередом по обычаям местного племени (к которому принадлежала последняя жена Семеныча), щедро сдобренным реалиями современной жизни.

Провожающие сплясали несколько танцев, спели песню под условным названием "Ты ушел, а мы остались, в этом мы не сомневались".

"Фигарыча" не было.

Следующая церемония состояла из пляски должников шахматного клуба и лично Семеныча, которые проиграли в несколько раз больше, чем имели. Их танец напоминал смесь лезгинки с гопаком. Солировал бывший шахматный гроссмейстер, проигравший все, не сделав ни одного хода.

"Фигарыча" все не было.

Наконец приступили собственно к захоронению тела. Мы с клубовцами тщетно метались вокруг, вопя всякие глупости. Но никто ничего не слышал. Да и не хотел слышать.

Но когда гроб уже закрывали крышкой, Семеныч вдруг громко сказал:

Немедленно развяжите меня для дальнейших следственных действий! На допрос хочу!

Вот тут-то и начались у гавайцев настоящие похороны. Жену сразу унесли, должников прослабило, а кладбищенские гавайцы ругались русским матом.

Плясал только один. "Фигарович". Плясал и пел, что в общем-то для клубовца вовсе не характерно.

Игорь Астафьев Перпендикуляр

XII

* «Хорошие люди должны сидеть в тюрьме !» * Тушеные финики * Чем можно надраться электрону * Тараканы, бегающие строем * Осторожность при стирке носков

События, непосредственно последовавшие за воскрешением к жизни Семеныча, мы опустим, как представляющие интерес исключительно для знатоков и исследователей семейных сцен и уличного мордобоя. Сугубо материальные вещи.

Мы дали Семенычу несколько дней для адаптации и приведения в поорядок своих земных дел. Все это время мы праздно болтались по Земле, поражаясь обилию и разнообразию жизни на ней. Клубовцы разок даже нырнули в океан. Я, правда, не рискнул. Не смог преодолеть земного инстинкта самосохранения.

Вдруг, думаю, затянет меня в себя какая-нибудь океанская молекула на предмет совместной жизни.

Это вам не ЧД, это похлеще будет. Никакой Галактион не найдет. Может, напрасно боялся, а может, и нет, кто знает.

Через неделю мы, как и обещали, прилетели обратно к Семенычу. Как бы в гости. Дела в "Шахмати" (или "Шахматери") наладились. Вернее, их, конечно же, наладил Семеныч. И шли по-прежнему неплохо.

Совсеми своими женами, настоящими и мнимыми, Семеныч развелся и выделил им в собственность по участку в "Парке самоубийц".

Все бы хорошо, да только за эту неделю Семеныч уже успел слегка заскучать. А как не заскучать, когда некому с ним ни сыграть в морской бой, ни в названия, ни на допросы сходить.

А тут и мы прилетели. Семеныч был мне так рад, что приказал накрыть роскошный стол, забыв, что всем его гостям есть-то и нечем, да и незачем. Растрогавшегося Семеныча больше всего огорчало, что нам опять, как и в Черной Дыре, нельзя ни обняться, ни расцеловаться, ни даже руки пожать.

Клубовцы начали знакомиться с Семенычем. С "Фигарычем" они уже были знакомы. Познакомились при освобождении и по дороге на Землю. Остальных же, в том числе и Галактиона, он слышал впервые.

Для начала Семеныч рассказал нам про процесс его освобождения. Особенно ему запомнился прощальный знаковый разговор с начальником тюрьмы полковником Григорием Акакиевичем Григорьевым. Он все уговаривал Семеныча, не останетсяли тот в их заведении, не посидит ли по собственному желанию еще парочку лет.

Семеныч благодарил и отказывался.

"Ничего Вы, Бляхер, не понимаете!– говорил полковник,– Вредитель и есть вредитель... Как Вы не можете уразуметь, что в тюрьме должны обязательно сидеть хорошие люди!!!"

"?!"

"Да, да! Вы не ослышались! И особенно в русской тюрьме! Ну представьте-ка себе, что что в русской тюрьме сидят одни подонки! Мы ведь, российские бюджетники, не в состоянии, как на предренном Западе, предоставить каждому зэку, отдельную однокомнатную камеру со всеми удобствами. А это значит, что они вынуждены жить в заключении все вместе.

И что будет, если туда попадет случайно пара хороших людей?! Ведь сожрут же их в буквальном смысле! Больше, больше хороших людей надо сажать! Чтобы один подонок приходился на пять-шесть нормальных мужиков! Тогда будет и порядок, и перевоспитание.

Опять же наши сотрудники станут тоньше, лучше, интеллигентнее, образованнее...

Несознательный Вы, Бляхер, мужик! Ладно, блин... Выметайтесь! Передумаете – возвращайтесь. Место для хороших людей у нас завсегда найдется."

Вот так тепло прощались в Дыре с Семенычем. Странное свойство русской души: три тонны плохого готовы забыть, если после них ему дадут пять граммов хорошего. Или просто лишний раз по башке не дадут.

Так что с освобождением Семеныча одним хорошим человеком в русской тюрьме стало меньше. По этому поводу мы с Семенычем и клубовцы устроили хорошую попойку.

Её, конечно же, стоит описать подробно, ибо фактически (с земной точки зрения) пил только один Семеныч. Местную пальмовую водку, закусывая тушеными финиками и жареными ананасами. Остальные собутыльники, включая меня, были с самого начала попойки не вполне материальны и потому пришлось здорово повозиться, подбирая для них достойную выпивку и закуску.

То есть на выпивку требовался кич самого высокого пошиба и в достаточном количестве. А на закуску – общедоступное высокое искусство.

В качестве крепленого винца для астралов Семеныч выставил колоду хулиганско-эротических карт, где в качестве королей и тузов выступали известные политические и государственные деятели (естественно, в обнаженном виде). А на закуску для их и себя предложил действительно замечательный вид на океан из окна своего замка. Надо сказать, действительно неплохая закусь.

Правда, для меня, привычного к таким вещам, да к тому же в образе бесполого электрона, эта выпивка была абсолютно безалкогольна.

Требовалось что-нибудь другое, покрепче.

И Семеныч не был бы Семенычем, если бы не нашел. Он показал мне свою коллекцию актов Российского Законодательства и случаи из его правоприменительной практики, вырезанные из газет.

От одного только взгляда на наши законы мне сразу шибко захорошело. Поэтому Семеныч наливал (читал) мне постепенно. Сначала жилищное законодательство, затем налоговое. После правовых актов о браке и семье я почувствовал, что мне уже хватит.

Захмелевшие клубовцы пытались раскладывать пасьянс из вышеописанной колоды, стараясь, чтобы короли с тузами покрывали именно тех дам (валетов), которые стали объектами их сексуальных скандалов.

В общем, вечер удался на славу. Семеныч с клубовцами под утро уснули, а я, не имея такой возможности, будучи электроном, все думал и думал о том, как бы убрать сивуху из наших законов. Как сделать так, чтобы ими можно было даже закусывать выступления наших руководителей, от которых косеют все подряд.

Думал-думал, да так ничего и не придумал. Видимо, слишком много выпил.

Утром, пока клубовцы опохмурялись очередным мексиканским телесерью..., то есть, телесериалом, я решил поговорить с Семенычем об очень серьезном деле. Самый для русского человека подходящий момент. Я решил предложить ему подумать о том, чтобы перейти, как и я, в состояние мыслеобраза и присоединиться к нам. Может быть, навсегда.

Здесь надо оговориться, что мое земное положение и положение Семеныча очень существенно различались.

Фактически меня к этому решению уже давно подготовила жизнь никому не нужного и всем мешающего русского псевдоинтеллигента-неудачника конца XX века.

Семеныч же был по сути преуспевающим эмигрантом последней волны, и ему было что терять, в отличие от меня. Но Семеныч неожиданно к этой идее очень заинтересованно.

Почему бы и нет,– сказал он после долгого (не меньше минуты) размышления,– Только как же быть с моей мечтой?

А у тебя есть мечта, которую ты еще не купил? И какая же?

Мечтаю когда-нибудь стать хотя бы шахматным перворазрядником... Настоящим! Да и к тому же, если меня не будет, кто же закончит опыты с моими мошками?

Оказалось, дело в том, что Семеныч, уже давно мысленно открывший на кончике пера существование класса ужасно полезных насекомых, проводил на Гаваях практические опыты по его теоретическому описанию, а также пополнению за счет вредных насекомых.

Он под условием страшной тайны рассказал, что уже вывел породу оздоровляющих гавайских комаров, кусающих человека исключительно в биологически активные точки, декоративных тараканов, умеющих маршировать строем под гимн Гавайских островов.

А еще, оказывается, были у Семеныча им же выведенные уникальные аквариумные рыбки-прачки. Засыплешь им в аквариум мыла или порошка, опустишь бельишко или носовые платки, четыре-пять раз сменишь воду, и всё. Рыбки все постирают и прополощут (только вот отжать и просушить не смогут – Семеныч думает над этим).

"С носками только поосторожней,– говорил Семеныч,– не больше одного-двух за раз, а то рыбкам может стать дурно."

Так что Семеныч после моего предложения находился перед сложным выбором. Ему приходилось выбирать между хорошо налаженным бытом смертного человека и совершенно незнакомым ему тонким миром с чуждым земным проблемами.

Ну, во-первых, какое-то время спустя еще не поздно будет вернуться,– успокаивал я Семеныча,– во-вторых, здесь ты уже практически всего достиг.

А шахматы?

Перестань! Это частности. Шахматы – всего лишь одна из множества земных игр.

Мудрая...

Ну одна из множества мудрых игр.Самых мудрых, если хочешь.

Хочу!..

Да земных, земных игр! Нигде, кроме Земли, в шахматы не играют! На других планетах есть другие мудрые игры, все не освоишь. И вообще это не лучший способ самоутверждения.

Да не самоутверждение это, а мечта.

Да Бог с ней! А там – открыты границы бесконечности! Вечный покой, безграничная мудрость, освобожденная от всяких материальных катаклизмов, которые ты, однако, сможешь наблюдать, но со стороны, как бы свысока. Опять же общество абсолютно материально независимых, высокоинтеллектуальных приятелей. Друзей даже, мможно сказать. При практически полном отсутствии возможных поводов для ссор. Ни женщин, ни футбола...

...ни шахмат...

О Господи! Ни денег, ни квартир, ни карьер...

Вот видишь, ничего-то там нет!

Так и проблем соответствующих тоже нет. Единственное, из-за чего можно слегка повздорить, так это из-за различных теоретических воззрений на какую-нибудь проблему.

Так ведь это и есть довольно веская причина для мордобоя. И к тому же ты только что говорил, что там нет никаких проблем. Тогда непонятно: проблем нет, а теоретические воззрения на них – есть.

Нету у них морд! Нету! И рук тоже нету, которыми бить. Это тебе не парламент! А проблемы там сугубо интеллектуальные, и вообще не лови на слове. Бывший сокамерник (а это как родственник) предлагает тебе верное дело, не имеющее аналогов в мире, а ты раздумываешь!

Послушай,– после долгого молчания тихо сказал Семеныч,– Я, наверное, еще не готов присоединиться к вам. Прости, но я пока не могу расстаться со своими земными русско-гавайскими привычками. Все вы мне очень симпатичны, я прекрасно понимаю и догадываюсь о преимуществах этой астральной жизни. Но ведь это уже другая жизнь... Величие бесконечности – это прекрасно, кто спорит. Но... Погладить любимого кота, посидеть в мягком кресле, ощутить аромат кофе, вдохнуть запах моря. А свежий хлеб, а розы? А поплавать в море и поваляться в песке? А лес?! Ведь этого может больше никогда не быть!

И через несколько земных лет (миг по вселенским масштабам) умереть? И потерять вообще все ощущения?

Но ведь, возможно, на этом кончится не все. И потом, я, наверное, смогу еще раз сделать попытку уйти в ваш ...мир-клуб еще до моей физической кончины.

Может быть. Как знать...

А вы ведь будете меня навещать, правда? Адрес знаете: Наше измерение, Солнечная система, планетка Земля, Гаваи, Семенычу.

Нам стало совсем грустно.

Да и правильно, Семеныч,– раздался голос неслышно подлетевшего Галактиона,– во всяком случае, после любой отсидки в тюрьме, да еще космической, любому человеку по меньшей мере нужен отпуск. Да и к тому же не больно то слушай всяких там электронов. Совершил всего лишь первое большое путешествие, залетев при этом в черную дыру, чудом спасся, а туда же – других с собой подбивать. Куда ж я с двумя-то денусь?!

Галактион говорил разумные, логичные вещи, но по его тону я понимал, что ему тоже, как и мне, было жаль расставаться с Семенычем. Да и Семеныч-то чуть не плакал.

Но как бы то ни было, нам пора было улетать.

Клубовцы на прощание пожелали Семенычу крепкого гавайского здоровья, ясного ума и твердой памяти, а "Фигарыч" даже подарил ему виртуальный букетик фиалок.

Никогда не слышал такого чудного аромата,– сказал Семеныч, и все-таки прослезился.

А мы полетели в сторону Клуба.

Открытый космос уже давно не пугал меня, я привычно летел в окружении клубовцев, постоянно чувствуя каждого из них, мы спокойно беседовали на отвлеченные темы, и на этот раз я довольно уверенно перелетел в другое измерение. Правда, на этот раз мы все-таки воспользовались другой черной дырой (для верности).

Меня так и подмывало заглянуть туда, но я отогнал от себя эти мысли. В конце концов там может быть всего лишь один момент времени. Пусть даже хорошего, но только один статичный момент.

А составить представление об окружающем мире можно только перемещаясь во времени. Растрачивая или, вернее, утрачивая его. Это неизбежная жертва познанию. К сожалению, этот мир устроен так, что обязательно нужно приносить какие-то жертвы. Большие или поменьше, но обязательно жертвы. Всегда и за все надо платить.

Какая-то товарно-рыночная Вселенная. Может, в других измерениях по-иному?